Текст книги "Охотник за приданым"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– У меня и не было намерений просить их об этом, – резко ответил граф и повернулся к камердинеру. – Заплатите за все, что вы купите, Джим.

– Слушаю, милорд.

После ухода Джима Прунеллу не переставал занимать вопрос о том, откуда у слуги возьмутся деньги. Ей показалось странным, что камердинер не попросил их у своего хозяина, и не означало ли это, что он будет тратить свои собственные средства, пока граф не продаст что-либо из дома и не рассчитается с ним. Прунелла опять почувствовала боль при мысли о расставании с сокровищами, которые она знала и любила с детства.

Когда с началом войны жизнь в графстве практически замерла, так как лошади были реквизированы армией, и визиты соседей друг к другу почти прекратились, а молодые люди либо воевали под командованием генерала Веллингтона или прожигали жизнь в столице при веселом дворе регента, старый граф затосковал в своем поместье. Он предлагал Прунелле пользоваться его библиотекой, чтобы она могла пополнить свои знания, но на самом деле ему просто нравилось беседовать с девочкой, ведь никто, кроме слуг, не приходил в его замок. Граф мог бы многое рассказать ей о картинах или о предметах антиквариата, украшавших его дом, но, поскольку был одержим семейными преданиями, его истории чаще касались предков, которые были солдатами, политиками, открывателями новых земель, игроками и повесами. И теперь, думала Прунелла, еще один повеса вернулся домой, чтобы разорить сокровищницу, которая была для нее частью истории и даже в каком-то смысле частью ее самой.

Они подошли к библиотеке, и граф остановился у двери, пропуская ее вперед. Непонятно почему, но ей показалось, что в его галантном обращении сквозила насмешка. Когда они вошли, Прунелле вдруг бросилось в глаза, насколько убого выглядела библиотека. Она никогда не замечала этого раньше, но теперь увидела все новыми глазами: протертый до основы ковер, выцветшие чехлы на креслах, обтрепавшуюся подкладку портьер, которую невозможно больше штопать... Прунелле неприятна была сама мысль, что граф посчитает, будто в его отсутствие порядком в доме пренебрегали. Она села в кресло у камина, в то время как граф остался стоять, облокотившись о книжный шкаф, сунув руки в карманы сюртука и насмешливо глядя на нее.

– Итак, я вас слушаю.

Все это время с момента появления в Уинслоу-холле Прунелла держала в руке записную книжку. Теперь она положила книжку на колени и заговорила:

– Мне... Мне кажется, что я должна первым делом приветствовать ваше возвращение в родной дом, хотя и несколько неожиданное... Однако лучше поздно, чем никогда!

– Не ошибаюсь ли я, улавливая оттенок неодобрения в вашем приветствии, мисс Браутон? – осведомился граф.

– Вам следует понять, милорд, что после кончины вашего отца положение сложилось непростое...

– Отчего же?

– Во-первых, никто не знал, где вы, а во-вторых, не было никого, кто мог бы следить за поместьем.

– Что же случилось с Эндрюсом? Я всегда считал его идеальным управляющим.

– Четырнадцать лет назад так и было, – ответила Прунелла, – но вот уже полтора года он прикован к постели, да и до этого последние несколько лет у него уже не было сил объезжать имение даже в коляске. Граф некоторое время усваивал услышанное, а затем с презрительной улыбкой сказал:

– Безусловно, на его место наняли кого-то другого.

– И чем бы ему стали платить? – спросила Прунелла.

Последовало продолжительное молчание. Затем граф спросил:

– Вы что же, хотите мне сказать, что на это не было денег?

– Если говорить откровенно, милорд, то именно об этом я и хочу вам сказать.

–Но как же так? Я представлял себе... Я всегда считал отца богатым человеком.

– Так и было, когда вы уезжали. Но либо его капитал был не так велик, как вы думали, либо деньги были плохо помещены, в любом случае, милорд, многих разорила война, и такие имения, как Уинслоу-холл, перестали приносить доход.

– Но почему же? – спросил граф. – Как могло подобное произойти?

– Арендаторы постарели и не могут больше хорошо вести хозяйство, они также не могут себе позволить нанять достаточное количество людей, даже если бы такие люди нашлись. Многие мужчины вернулись с войны калеками, и это тоже ухудшает дело. Такие новости привели графа в шоковое состояние, и Прунелла поняла по выражению его лица, что все это было совершенно неожиданно для него: он нахмурился, и его губы плотно сжались. Затем граф снова спросил:

– Я готов поверить вашему рассказу, но хотел бы все же узнать, какое отношение ко всему этому имеете вы сами, мисс Браутон?

Прунелла посмотрела вниз на свою книжку, лежащую на коленях, как бы обращаясь к ней за помощью, и ответила:

– Когда мой отец был жив, он помогал вашему... так или иначе.

– Не хотите ли вы сказать, что мой отец занимал у вашего деньги? – осведомился Джеральд Уинслоу.

Прунелла кивнула.

– Я хотел бы узнать размер долга. Не беспокойтесь, мисс Браутон, я полностью возмещу его.

– Не нужно этого делать. Это был скорее подарок, а не заем.

– Я предпочитаю рассматривать это как долг! – В голосе графа послышалась непреклонность. Поскольку Прунелла ничего не отвечала, графу показалось, что он был груб с девушкой, и он быстро добавил: – Поверьте, я искренне благодарен сэру Родерику за поддержку. Просто я удивлен, что моему отцу пришлось обращаться за помощью в таком вопросе.

– Что беспокоит меня, –  заметила Прунелла, – это то, что будет в вашем имении в настоящее время.

– Что вы имеете в виду?

– В имении живут старики и инвалиды, единственным средством существования которых является скромный пенсион; если им не платить, то они умрут с голоду, потому что больны, не могут работать и им некуда идти.

– Кто же платил этим людям до моего приезда? Последовало молчание, затем граф сказал еще требовательней:

– Я желаю знать правду, мисс Браутон!

– После смерти моего отца я... – отвечала она.

Прунелла наконец осмелилась поднять на него глаза и проговорила:

– Я не вмешиваюсь в ваши дела... просто этих людей я знаю всю свою жизнь... Те, кто еще может, работают здесь в доме, правда, совсем немного, но это спасает их от голодной смерти, а я не могу равнодушно смотреть, как все здесь ветшает, разрушается и приходит в упадок.

– Таким образом, вы платите моим служащим, чтобы держать мой дом в порядке? – холодно уточнил граф.

– Я понимаю, что это выглядит очень странно, – сказала Прунелла, – но я так часто приходила сюда, когда ваш отец был жив, и я всегда любила Уинслоу-холл, а он для меня значил не меньше, чем мой родной дом...

–И что же еще вы делали?

– Я записывала все в эту книжку, – просто ответила девушка. – Всех, кто получал небольшие суммы каждую неделю, чтобы не умереть с голоду. И тех, кто может работать и немного зарабатывать, в меру своих сил. И ренту, которая поступает более или менее регулярно. Прунелла бросила быстрый взгляд на лицо графа и неуверенно добавила:

– В некоторых случаях... Я совсем отменяла плату за аренду ферм...

– И почему вы это делали?

– Вы не понимаете... – ответила Прунелла, и ее голос зазвучал чуть громче. – После окончания войны цены на продукты ужасно упали. И если бы только это! За последний год многие банки графства обанкротились и люди лишились сбережений всей своей жизни.

Граф молчал, и девушка продолжила:

– Это настоящая трагедия: тысячи людей уволены из армии и флота без всякой пенсии и компенсации за увечья, в то время как стоимость жизни так выросла, а найти работу практически невозможно. Я должна была взять на себя заботу о людях этого имения – ведь больше некому было о них позаботиться! Граф подошел к окну и посмотрел на озеро и парк, окружавший его.

– Примите мои искренние выражения благодарности, мисс Браутон, – сказал он. – Меня только удивляет подобная щедрость с вашей стороны.

В его тоне не слышалось искренней признательности, а похвала совсем не напоминала комплимент, однако Прунелла ответила:

– Если вы действительно благодарны мне... Мне бы хотелось вас кое о чем попросить.

Граф повернулся к ней, и теперь на его лице была улыбка.

– Значит, вы все-таки человеческое существо! – воскликнул он. – Я уже начинал считать вас загадочной филантропкой, которая делает добро во имя спасения если не своей души, то моей, но раз у вас есть человеческие слабости, я готов, в конце концов, поверить в вашу реальность. Прунелла смотрела на него, онемев от удивления. Затем она начала довольно резко:

– Уверяю вас, я совершенно реальна милорд, и одолжение, о котором я прощу, поможет мне избавиться от вполне реальной заботы.

– Я весь внимание, – сказал граф. И снова Прунелле показалось, что он, непонятно почему, смеется над ней.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Граф сел в кресло по другую сторону камина, напротив Прунеллы. Он облокотился на спинку, закинул ногу за ногу и смотрел на нее, как ей казалось, с легкой улыбкой. Так как Прунелла чувствовала себя неловко во время этого визита в Уинслоу-холл, она стеснялась открыто смотреть на графа. Теперь она отметила проницательный взгляд его глаз, таких выразительных на темном от загара лице, обратила внимание на легкое движение губ, придававших ему время от времени циничное выражение. В этом поведении было что-то неуловимое, вызывающее у нее протест. Прунелла подумала, что ничего другого она и не могла бы чувствовать по отношению к человеку, который сбежал из дома при таких недостойных обстоятельствах и вернулся, чтобы критиковать все, что делалось в его отсутствие. После небольшого молчания граф повторил с насмешливой ноткой в голосе:

– Я жду, мисс Прунелла. Вы можете быть уверены, что, будучи обязанным вам, я постараюсь исполнить любую вашу просьбу, если только это в моих силах. Прунелле захотелось ответить на скрытую насмешку, но, подавив свое желание, она просто сказала:

– Я хотела бы попросить вас, милорд, запретить вашему племяннику ухаживать за моей сестрой.

Граф в недоумении поднял брови, и Прунелла поняла, что он не ожидал услышать ничего подобного.

– Моему племяннику? – переспросил он.

– Речь идет о Паско Лоуэсе, старшем сыне вашей сестры, леди Лоуэстофт.

Граф улыбнулся.

– Боюсь, я и забыл о его существовании, – ответил граф. – Как вам, наверное, известно, во время моего пребывания за границей родственники не поддерживали со мной никаких отношений. Однако мне хотелось бы знать, отчего мой племянник, если он действительно имеет такое намерение, не должен оказывать внимание вашей сестре. Спина Прунеллы напряженно выпрямилась, а голос стал жестким:

– Я буду с вами откровенна, милорд. Паско Лоуэс имеет репутацию охотника за приданым, и я имею основания полагать, что это совершенно заслуженно. Кроме того, он настоящий денди!

Прунелла произнесла последнюю фразу пренебрежительным тоном, но, к ее изумлению, граф рассмеялся.

– Видимо, он не нашел к вам подхода, мисс Прунелла. Если честно, мне его искренне жаль.

– Вам незачем его жалеть, – резко сказала девушка. – Речь идет о моей сестре, которой всего семнадцать лет. Она очень молода и впечатлительна.

– Но где же она встретила моего племянника?

– В Лондоне. Год назад умер мой отец, а в марте закончился траур, и я организовала представление Нанетт ко двору.

– Вы организовали это? – удивился граф. – Я вижу, мисс Прунелла, что вы ведете очень напряженную и деятельную жизнь. Вы занимаетесь не только моими делами, но и делами своей сестры. Безусловно, вам кто-нибудь помогает?

– После смерти отца мы с сестрой живем в Мэноре уединенно, – объяснила Прунелла, – а поскольку мы живем очень тихо и скромно, то ни в ком не нуждаемся.

– Вы говорите о «тихой и скромной» жизни, – произнес граф, – это меня удивляет. В нашем графстве всегда было очень весело, здесь так много богатых домов и гостеприимных хозяев. Он говорил как бы для себя, вспоминая прошлое, и ответ Прунеллы прозвучал для него неожиданно.

– Я уверена, что теперь, после окончания войны, вы, милорд, без особого труда найдете много людей, с которыми можно весело провести время. Прунелла имела в виду, что неженатый граф Уинслоу, даже если он не сможет вновь сделать гостеприимным свой дом, вызовет большой интерес в округе, и многие соседи, особенно обладатели дочерей на выданье, будут стремиться увидеть его у себя.

– Вы хотите сказать, мисс Прунелла, что я смогу развлекаться, в то время как вы лишены такой возможности? – заметил граф.

Прунеллу смутила его проницательность, после продолжительной паузы она объяснила:

– В течение года я носила траур по отцу.

– А до этого?

– Мне бы не хотелось обсуждать мою личную жизнь, милорд, – сдержанно ответила Прунелла.

– Это ' поразительно! – воскликнул граф. – Вы вникаете в мои личные дела, вы управляете моим домом и даже моим поместьем, а как только я проявляю интерес к вам, захлопываете дверь перед моим носом. Прунелла чувствовала, что только ее нежелание говорить о себе задело Джеральда. Он явно не был удовлетворен ходом разговора, и все же она попыталась вернуться к интересующей ее теме:

– Я хотела поговорить о вашем племяннике, милорд.

– Я это уже понял. В то же время я бы хотел воссоздать общую картину происходящего, но, к сожалению, мисс Браутон, вы отказываетесь помочь мне в этом.

– Уверена, – быстро сказала Прунелла, – что теперь, когда вы вернулись, ваш племянник обратится к вам за финансовой поддержкой.

– Почему вы в этом так уверены?

– Во-первых, он является вашим наследником и, кроме того... – Она смутилась и замолкла.

– А во-вторых? – Ему хотелось полной ясности.

Прунелла не ответила, и граф продолжил:

– Вы совершите ошибку, если не выскажетесь откровенно и скроете от меня что-либо.

– Хорошо, – согласилась Прунелла. – Вчера я узнала, что неделю назад, когда мистер Лоуэс гостил в нашем графстве, он нанес визит адвокатам вашего отца. Он пытался выяснить, какие шаги можно предпринять, чтобы вас признали умершим ввиду вашего многолетнего отсутствия, а он, в свою очередь, мог бы предъявить тогда права на дом со всем имуществом, что в нем находится. Граф не проронил ни слова, выслушивая ее, и Прунелла продолжила:

– Вы, безусловно, понимаете, это означает, что все пошло бы с молотка. У него нет ни малейшего желания жить здесь, он явно предпочитает Лондон, и в любом случае ему это не по карману... И портреты кисти великого Ван Дейка покинут эти стены первыми! В ее голосе было столько горячности и боли, что одержимость девушки даже позабавила его. Граф проговорил, почти растягивая слова:

– Я вижу, мои картины очень много значат для вас, мисс Браутон, однако это всего лишь картины.

– Как вы можете это говорить, ведь они двести лет переходили в вашем роду от отца к сыну? Ведь на многих полотнах изображены ваши предки, а галерею для них построил сам Иниго Джонс?

– Вы, безусловно, прекрасно информированы, мисс Браутон.

В реплике графа звучал сарказм, но Прунеллу уже ничто не могло остановить.

– Как и ваш отец, я рассматриваю эти портреты как святыню, передаваемую потомкам, а не как полотна, пусть даже имеющие огромную художественную ценность, которыми может распорядиться любой искатель приключений, нуждающийся в деньгах на игру и женщин! Ее голос звенел от возмущения, но граф опять рассмеялся.

– Замечательно сказано, мисс Браутон! Я вас прекрасно понял, поскольку в свои молодые годы тысячи раз выслушивал подобные тирады, пока уже не смог этого больше выносить и не уехал из Англии, чтобы их не слышать. Прунелла почувствовала, что мужество ее покинуло. Какой смысл продолжать разговор с этим человеком? Все, что говорили о графе, скорее всего было правдой, и сейчас он ничуть не лучше, чем был, когда бросил отца и увез чужую жену. Прунелла решила, что самое лучшее в этой ситуации – достойно уйти и оставить графа поступать как ему заблагорассудится. Но она помнила, сколько людей зависит от нее. Привратники, живущие в сторожках у ворот, которые были так слабы, что зимой ей приходилось самой доставлять им продукты. Арендаторы, которым хватало продуктов только для собственного пропитания. У большинства из них не было средств ни на ремонт дома, ни на починку обветшалых хозяйственных построек. И многие другие. Даже Картеры уже совсем старые, но, поскольку для них нет; свободного коттеджа, они пока остаются я Уинслоу-холле и делают что могут, чтобы поддерживать в нем порядок.

Пока эти мысли пробегали в ее голове, граф наблюдал за ней с насмешливой улыбкой, которая так ее раздражала.

– Продолжим нашу беседу, – сказал он через некоторое время. – Вы негативно говорили о моем племяннике и совершенно ясно дали понять, что не потерпите его в качестве своего зятя. Я правильно вас понял, мисс Браутон?

– Я сделаю все, чтобы предотвратить это, милорд!

– Вы даже обратились за помощью ко мне, хотя и уверены, что мы с ним «одного поля ягоды», как говорила моя нянька.

Прунелла подумала, что это абсолютно верно отражает ситуацию, и не знала, что ответить. Она просто ждала, глядя графу в глаза.

– Из ваших слов я делаю вывод, что ваша сестра богатая наследница, как и вы сами, – наконец произнес он с задумчивым видом.

– Нет, милорд. – Нет?

–Моей сестре была оставлена значительная сумма денег...

Она поколебалась и закончила:

– ...моей матерью.

– Я, кажется, помню вашу мать, – сказал граф. – Да, я помню ее, она была очень красива. Как жаль, что ее больше нет.

Прунелла ничего не ответила, и когда он посмотрел на нее, то заметил, что девушка опустила глаза и плотно сжала губы.

– Я сказал, что сожалею о смерти вашей матери, – с искренним сочувствием повторил он.

– Я слышала это, милорд.

– Где она умерла?

– Мне это неизвестно, – сухо ответила Прунелла.

– Вы должны понимать, что возбуждаете мое любопытство, мисс Браутон, – заметил граф.

– Я не желаю говорить об этом, милорд.

Я обратилась к вам в связи с Нанетт и вашим племянником.

–Это может подождать, –  ответил граф. – Что это за тайна, связанная с вашей матерью?

Прунелла поднялась с кресла и подошла к окну, так же как это сделал граф некоторое время назад. Она смотрела в сад, а граф с интересом рассматривал ее стройную изящную фигуру, освещенную сейчас лучами солнца, которую до этого скрывало унылое серое платье. Через некоторое время, которое понадобилось ей, чтобы принять решение, Прунелла сказала, не поворачиваясь к графу лицом:

– Я полагаю, что, раньше или позже, вы все равно узнаете об этом, так что пусть это случится сейчас. Граф услышал, как она перевела дыхание и продолжила:

– Моя мать... сбежала из дому... шесть лет... назад.

– Похоже, это довольно распространенное развлечение в наших краях, – заметил граф.

– Я не собираюсь над этим смеяться, милорд, и теперь, когда вы узнали, что хотели, я буду вам очень признательна, если мы оставим эту тему. Имя моей матери не    упоминалось в нашем доме после ее исчезновения. Последовало продолжительное молчание. Прунелла отошла от окна и снова села в кресло.

– Очевидно, что так же, как и я сам, ваша мать не могла более мириться с окружающей ее атмосферой, – сказал граф. – Вы скучаете по ней?

– Я не хочу говорить о моей матери, милорд, – отрезала Прунелла.

– Но мне это интересно, – настаивал граф, не желая проявить душевной чуткости и сострадания. – Теперь я вспомнил, какой она была красавицей и насколько старше ее был ваш отец. Он фактически был ровесником моего отца, которому было уже около пятидесяти, когда я родился. Прунелла ничего не ответила, и граф насмешливо продолжил:

– Значит, прекрасная леди Браутон последовала моему примеру и сменила нудную респектабельность на то, что все ханжи называют «жизнь во грехе»!

Он увидел, что Прунелла изменилась в лице, и закончил:

– Безусловно, за это положено наказаные, адский огонь и вечное проклятие, но я думаю, что даже оно намного приятнее и уж во всяком случае веселее, чем то, от чего и я, и ваша матушка сбежали.

– Я не должна выслушивать все это, милорд.

– Но вы выслушаете меня, потому что я так хочу, – ответил граф. – Совершенно ясно, что вы приговорили вашу мать к вечному проклятию, как, впрочем, и меня, и моего племянника, но мне было бы интересно узнать, по какому праву вы позво-ляете себе судить нас.

– Я никого не сужу, милорд, – возразила Прунелла. – Я просто прошу вас понять то положение, в каком вы оказались, возвратившись домой, и стараюсь объяс– нить, почему после смерти вашего отца я пыталась помогать людям, страдающим безо всякой вины.

– Весьма похвально! – воскликнул граф, но это не прозвучало как комплимент.

– Ваша личная жизнь совершенно меня не касается.

– Но вас возмущает то, что вы о ней знаете или предполагаете, что знаете, – настаивал граф. – Так же, как вас возмутил поступок собственной матери.  На это она не смогла не ответить:

– Конечно, я была возмущена... Возмущена, испугана и шокирована. Как может женщина бросить своего мужа и свою...  свою семью?

– Свою семью, – тихо повторил граф. – Удобное слово, не так ли? Вы хотели сказать, что она бросила вас! Он увидел боль, промелькнувшую в глазах Прунеллы, и добавил уже другим тоном:

– Когда вы будете в моем возрасте, мисс Браутон, вы поймете, что для каждого поступка существуют смягчающие обстоятельства и человек с добрым сердцем и тонким умом всегда сможет найти и понять их. Теперь наступила ее очередь удивляться. Прунелла внимательно посмотрела на него и проговорила:

– Возможно, вы... правы. Возможно, я воспринимала все только со своей стороны... И мне казалось, что это чудовищный эгоизм!

– Ваша мать уехала одна? Прунелла снова потупилась, и в его

душу закралась жалость к этой девушке. Она еле слышно прошептала: – Нет.

– Я думаю, она была влюблена, – сказал граф. – А любовь, дорогая мисс Браутон, – это чувство, которому невозможно противиться, хотя впоследствии можно испытать разочарование. То, как он это говорил, заставило Прунеллу вспомнить о его любви к женщине, с которой он бежал. Рассказывали, что она была очень красива и сначала они тайно встречались на прогулках верхом, а затем вместе исчезли, шокировав и возмутив своим поступком всю округу. Теперь Прунелла поняла, что не только ненависть к отцу заставила Джеральда спешно покинуть Уинслоу-холл, но и неукротимая любовь к женщине, такой же несчастной в своей семье, каким он был в своей. И она подумала, что то же самое наверняка случилось с ее матерью, которая действительно была намного моложе мужа: она вышла замуж, как только закончила свое образование, и скорее всего не испытывала нежных чувств к своему супругу. Отец Прунеллы на свой лад любил жену, но, видимо, никто не понимал, насколько несчастна и разочарована была ее мать, пока она не встретила... Прунелла остановилась. Она поклялась никогда больше не думать об этом человеке, которого безоговорочно осудила за то, что он соблазнил мать и отнял ее у семьи. Он всегда был очень мил и внимателен с Прунеллой, и она сама, будучи в то время подростком, влюбилась в него. Она считала его идеалом джентльмена, считала лучшей на свете его манеру ездить верхом, он говорил ей первые в жизни комплименты, и Прунелла бережно хранила их в сердце, а в ожидании его приезда серьезно занималась своей внешностью. А он предал не только отца, но и ее, убежав с матерью. Это было настолько ужасно, так непростительно, что Прунелла возненавидела не только его, но и мать, причем с такой яростью, что временами желала им смерти. Когда ее отец умер, она сказала: «Это мама убила его!», хотя хорошо знала, что он заболел задолго до ее побега. Правда, возможно, из-за этого он и не пытался выздороветь и потерял желание жить. Прунёлла знала, что отец сделал ее своей опорой, пытаясь заменить предавшую его жену. Она так стремилась загладить преступление матери, что ее преданность отцу изумляла всех, даже докторов. Но в глубине души девушка знала, что ею в первую очередь двигала не любовь к отцу, а ненависть к матери.  Теперь же этот граф, который вел такую недостойную жизнь, предлагает ей не только простить, но, что еще труднее, понять мотивы, которые двигали ее матерью и им самим.

Так как Прунелла почувствовала, что он своими словами создал хаос в ее сознания и она не может ясно мыслить, девушка предпочла перейти к той теме, ради которой и приехала:

– Мне бы хотелось, милорд, вернуться к разговору о вашем племяннике. Вы обещали с сочувствием выслушать мою про сьбу, а я весьма обеспокоена его ухажива нием за Нанетт.

– Я готов побеседовать о Паско, – ска зал граф, – но сначала хотел бы выяснить одну вещь: ваша мать оставила наследство, и, насколько я понимаю, это значительное состояние, вашей сестре, обойдя вас?

– Мне непонятно, каким образом это может вас касаться, милорд, – резко ответила Прунелла, – однако могу вам сообщить, что она разделила его между нами поровну и каждая из нас должна была бы получить его, когда ей исполнится двадцать один год. Она замолчала, и тогда граф высказал свое предположение:

– И когда вы достигли совершеннолетия, то передали свою часть сестре.

– Да.

– Но у вас все еще достаточно собственных денег, чтобы тратить их на мое имение и моих слуг?

– Достаточно, милорд. Однако Нанетт всего лишь семнадцать лет, и богатство в этом возрасте – не только большая ответственность, оно может таить опасность.

– Вы имеете в виду такую ситуацию, когда молодой человек, похожий на моего племянника, заинтересуется вашей сестрой с корыстными намерениями?

– Именно так, милорд.

– Я полагаю, деньги находятся под присмотром опекунов?

– Опекуном был мой покойный отец совместно с адвокатами, которые также занимаются и вашим имением. Но как только Нанетт выйдет замуж, деньги по закону будут полностью переданы в распоряжение ее мужа.

– А она хотела бы выйти за моего племянника?

– Как я уже говорила вам, – продолжала Прунелла с заметным раздражением в голосе, – Нанетт очень молода и абсолютно неопытна. Ваш племянник считается необыкновенно интересным мужчиной. Он ведет себя весьма экстравагантно: посылает букеты и письма с почтовым дилижансом и делает ей такие изощренные и витиеватые комплименты, которые, на мой взгляд, никак не могут быть искренними.

– А вы, конечно, можете быть авторитетным судьей, когда речь идет о поведении влюбленного мужчины, – усмехнулся ее собеседник.

Граф снова подшучивал над ней. «Я его ненавижу», – сказала себе Прунелла.

Но так как на карту было поставлено много больше, чем ее личное отношение к графу, она продолжила:

– Прошу вас, милорд, взгляните на ситуацию с разумной точки зрения и помогите мне, если сможете.

– Я считаю, что гораздо важнее посмотреть с точки зрения вашей сестры, – сказал граф. – Если вы не будете возражать, мисс Браутон, я желал бы иметь удовольствие в ближайшее время навестить вас – как для того, чтобы обсудить проблемы вашей сестры и встретиться с ней, так и для того, чтобы заняться и моими собственными делами. Он протянул руку и попросил: – Не дадите ли вы мне вашу записную книжку, в которой, как вы сказали, учтены расходы, касающиеся моего имения? Я ознакомлюсь со всем этим на досуге, если, конечно, мне удастся разобраться в ваших записях, а позже мне, безусловно, понадобятся пояснения. Прунелла могла бы передать книжку, протянув руку, однако она встала и подошла к нему. Граф, не поднимаясь с кресла, взял книжку, открыл ее и увидел записанные ее изящным почерком имена старых слуг, а также место проживания каждого и характер его службы до ухода на покой. Здесь же указывалась сумма, которую получал пенсионер, и даты выплат.

Граф молча переворачивал страницы, и Прунелла забеспокоилась:

– Я боюсь, что сумма покажется вам довольно значительной, милорд. Именно поэтому я составила список предметов, которые можно... продать, – нерешительно закончила она.

– Хотя вам и жаль, что они покинут Уинслоу-холл?

– Да, конечно, но я понимаю, что дом требует серьезного ремонта, а для этого также понадобятся деньги.

– К моему удивлению, все, что я видел до сих пор, было в прекрасном состоянии, – возразил граф.

– Нам пришлось вставить много стекол после весенних штормов, – ответила Прунелла, – кроме того, в прошлом месяце обвалился потолок третьего этажа.

– Я желаю иметь полный отчет о сделанных вами расходах, мисс Браутон.

– Да, конечно, но гораздо важнее продолжить выплату пенсий.

Граф снова обратился к записной книжке, и Прунелла неуверенно добавила:

– Многие из выплат предстоят на следующей неделе, и я думала, что вы, может быть, не сможете так быстро найти средства и тогда я могла бы... вам их одолжить... Граф поднял на нее глаза, но она побоялась посмотреть ему в лицо.

– Как я понимаю, мисс Браутон, вы абсолютно убеждены, что я не могу самостоятельно справляться со своими делами.

Прунелла молчала, и, подождав немного, граф продолжил:

– Поскольку вы относитесь ко мне с таким очевидным неодобрением – я чувствую, как вы его излучаете, – мне совершенно непонятно, почему бы вам не позволить мне идти в ад своей собственной дорогой. Прунелла снова почувствовала, что он смеется над ней, и почти против своей воли парировала его выпад:

– Я не собираюсь мешать вам отправляться в ад, милорд, или куда вам будет угодно, но я не могу стоять в стороне и наблюдать, как вы захватите туда с собой ни в чем не повинных людей! Граф резко захлопнул книжку. – Должен признаться, – заметил он, поднимаясь с кресла, – что когда я вернулся вчера домой, то не ожидал, что так быстро наступит Судный день. Все почти так же, как при отце, мисс Браутон. Он всегда готов был бранить меня за все, что бы я ни сделал. Прунелла вздохнула: – Я не хотела этого, милорд. Я только боялась, что когда вы вернетесь домой, то неправильно поймете мотивы моих поступков. Я делала то, что мне казалось наилучшим.

– Неужели вы верили в мое возвращение?

– Вашему отцу сообщили пять лет назад, что вы живы и вас видели в Индии, – пояснила Прунелла.

– Какова была его реакция?

– Я думаю, хотя и не могу быть уверена, – ответила Прунелла, – что он обрадовался этому известию. Он был очень одинок в последние годы войны, когда мой отец был слишком болен, чтобы навещать его, и никто не приезжал в Уинслоу-холл.

– Значит, вы считаете, что он был бы рад даже моему возвращению? – Прунелле показалось, что она уловила волнение в голосе графа.

– Я так думаю, и мне кажется, что он был бы рад помириться с вами перед смертью.

Прунелла немного помолчала и добавила:

– Когда я приезжала сюда навестить его, мы часто вместе ходили по этому дому, и он рассказывал о вас и о том времени, когда вы были еще ребенком. Однажды мы даже заходили в детскую и смотрели ваши игрушки.

– По-видимому, вы рассказываете мне об этом, чтобы я устыдился и раскаялся, – предположил граф. Прунелла ничего не ответила.

– Если бы не война, я, может быть, вернулся домой раньше, – сказал граф. – Я не уверен в этом, но так или иначе эта дорога была открыта только для армии.