Текст книги "Страх любви"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Настоятельница была заранее извещена о приезде герцога. Как только кучер назвал имя хозяина кареты, дубовые двери распахнулись.
Земли вокруг монастыря поддерживались в идеальном порядке. Повсюду были разбиты клумбы с чудными цветами. Монастырь построили еще в пятнадцатом веке, и он являл собой строгое, величественное сооружение. Под тенью раскидистых деревьев герцог заметил стайку молоденьких девушек. Они оживленно говорили о чем-то. Повсюду царила мирная, безмятежная атмосфера, располагавшая к духовным занятиям. Именно в такой школе и должна была учиться его племянница.
Карета остановилась у входа в дом настоятельницы монастыря, где герцога ждала пожилая монахиня. Она повела гостя внутрь по крутой галерее мимо уютных маленьких келий и указала на комнату настоятельницы. На старых каменных стенах не висело никаких картин и украшений, обстановка была простой и строгой, все вокруг дышало покоем и умиротворением.
Монахиня сама постучала в дверь и прошла в комнату.
– Приехал месье герцог, матушка, – доложила она.
Герцог вошел в светлую, скромно обставленную комнату. Настоятельница, что-то писавшая за столом, поднялась навстречу гостю. Она была одета во все белое, на груди висело большое распятие. Ее постаревшее лицо носило следы былой красоты.
Герцог вспомнил, что рассказывал ему Рэмсджил о настоятельнице монастыря. В молодости она действительно была очень хороша собой. Родители ее принадлежали к одной из благороднейших семей Франции. Ходили слухи, что ей не разрешили выйти замуж за любимого человека. Девушка ушла в монастырь, постриглась в монахини, а впоследствии заслужила такой высокий сан.
Настоятельница протянула герцогу руку.
– Благодарю, ваша светлость, что вы соблаговолили приехать сюда.
Она говорила на прекрасном английском, и хотя герцог сам в совершенстве владел французским, он был вынужден отвечать на родном языке.
– По правде сказать, преподобная матушка, я боялся услышать выговор с вашей стороны в мой адрес. Ведь я за все эти годы ни разу не навестил свою племянницу.
Настоятельница едва заметно улыбнулась, давая понять, что принимает подобные извинения.
– Будьте добры, садитесь, ваша светлость. У нас впереди долгий разговор.
Герцог сел и приготовился слушать настоятельницу. Она опустилась в высокое кресло с широкими подлокотниками и резной спинкой. Настоятельница выглядела очень величественно, и герцог невольно подумал, что она достойна кисти хорошего живописца.
– Позвольте мне сказать пару слов, преподобная матушка, – начал герцог. – Я не имел ни малейшего понятия о смерти мистера Дарла, пока не получил ваше письмо. Я также не знал, что Фелиция получила такое состояние и стала богатой наследницей. Вам, я полагаю, это уже известно?
– О смерти отца Фелиции мне тоже сообщили не сразу, – ответила настоятельница. В ее голосе Дарлингтону послышался упрек.
– Отец Фелиции доводился мне, как вы знаете, кузеном. В тот день, когда мне пришлось увезти девочку из дома, – принялся объяснять герцог, – я окончательно порвал все отношения с ним. Более того, с тех пор я ни разу не видел кузена, ни разу с того дня, когда я вышел из его дома, унося на руках несчастную Фелицию.
– Когда Фелиция приехала к нам, на ее спине еще виднелись следы побоев, – кивнула настоятельница. – Девочка всем рассказывала, что это вы спасли ее.
– Все произошло случайно. Кузен не ожидал моего появления. Я и сам не предполагал оказаться в его доме. В пути моя лошадь поранила ногу, пришлось заехать к мистеру Дарлу и просить о помощи, – объяснял герцог. – Мне просто повезло, я оказался в нужном месте в нужное время. Страшно представить, какая судьба ожидала бы Фелицию, не заверни я случайно в их дом.
– Ну, теперь-то все хорошо, – успокоила настоятельница. – Могу заверить вас, что в последние годы она была счастлива. Фелиция многому научилась, ваша светлость, и превратилась в чрезвычайно умную девушку.
– Я не удивляюсь этому, – сказал герцог, – ее мать отличалась завидным умом. Никогда не понимал, зачем она вышла замуж за моего кузена.
На самом деле причина этого замужества была прекрасно известна Дарлингтону. Мать Фелиции осталась сиротой. Когда Эдмунд познакомился с девушкой, она сильно переживала потерю родных. Дарлу не составило большого труда уговорить ее выйти за него замуж. Он удачно воспользовался подавленным состоянием девушки.
Ее родственники были только рады отделаться от лишнего рта. Девушка не успела даже опомниться, как стала женой совершенно ничтожного человека. Эдмунд пил, сначала тайно, потом в открытую. Но она ничего уже не могла изменить.
– Полагаю, – сказал герцог вслух, – что Фелицию давно пора забирать из школы. Я отнесся к этому без должного внимания.
– Да, время уже подошло, – подтвердила мать-настоятельница. – Большинство девочек ее возраста уехали в начале года. Ваша светлость, надеюсь, знает, что на прошлой неделе Фелиции исполнилось восемнадцать лет.
Герцог, не желая выдавать своего неведения, кивнул. Настоятельница продолжала:
– Я хотела предложить Фелиции остаться здесь до конца семестра и собиралась писать вашей светлости по этому поводу. Но меня напугало случившееся, и я вызвала вас раньше.
– Так что же произошло? – спросил герцог.
– Сначала, – объяснила настоятельница, – в монастырь стали наведываться какие-то странные мужчины, все они хотели встретиться с Фелицией или просили разрешения свозить девушку на завтрак. За все время, что Фелиция жила у нас, такого никогда не случалось. Я была удивлена и даже встревожена настойчивостью посетителей и их количеством.
– Вы дали им разрешение видеть девочку? – спросил Дарлингтон.
– Конечно, нет, ваша светлость! В нашей школе очень строгие правила. Воспитанницам не позволено встречаться с посторонними людьми, если у них нет на то письменного разрешения от родителей или опекунов.
– Вы хотите сказать, преподобная матушка, – удивился герцог, – что Фелиция ни разу не покидала пределы монастыря? Нигде не была с того времени, как приехала сюда из Англии?
Настоятельница улыбнулась:
– Это было бы слишком строго. У нас здесь все-таки школа, а не тюрьма. Фелиция и остальные девочки, конечно же, ездили в Париж и в другие города, расположенные поблизости, но их всегда и всюду сопровождали монахини.
Казалось, все это не убедило герцога. Он по-прежнему считал, что девочек в монастыре держали в излишней строгости. И чтобы окончательно вывести его из заблуждения, настоятельница добавила:
– Они посещают театр. Я выбираю для них те пьесы и оперы, которые, на мой взгляд, научат их чему-нибудь полезному и расширят кругозор. Мы очень заботимся об их образовании. Девочки часто посещают музеи и художественные галереи и, конечно, бывают во всех прекрасных соборах Парижа. А вы знаете, их в городе такое множество.
– Уверен, это пошло им только на пользу, – пробормотал герцог. – Однако мы отвлеклись. Пожалуйста, преподобная матушка, расскажите мне пообстоятельнее об этих странных посетителях. Что было дальше?
– Как я уже говорила, я отказала им в разрешении видеть Фелицию, – продолжала настоятельница. – Но вскоре, когда Фелиция вышла на прогулку, кто-то сунул ей в руку записку. Еще одну записку девушка получила в Нотр-Дам, где она и другие ученицы были на мессе.
– Ей передавали записки?
– Она ничего не могла предпринять от неожиданности, – сказала настоятельница. – Фелиция честно призналась, что не имела ни малейшего представления о том, как они каждый раз попадали ей в руки.
– Вы видели эти записки? Знаете их содержание?
– Как и полагается благоразумной девушке, Фелиция сразу же передала их мне, – ответила настоятельница. – Вот они. Я сохранила их, чтобы ваша светлость могли убедиться лично.
С этими словами она протянула герцогу два аккуратно сложенных листка бумаги. Герцог развернул первую записку и сначала взглянул на подпись. Она принадлежала его дальнему родственнику, молодому человеку, репутация которого легла черным пятном на все семейство Дарлингтон. Он спустил все свое состояние в игорных домах и принялся тратить деньги отца.
Герцог прочел записку.
Молодой человек изысканным языком расписывал, как он мечтал встретиться с Фелицией. Он якобы видел, как девушка в сопровождении своих подруг вышла на прогулку, и без памяти влюбился в нее. Он умолял Фелицию перебросить в сад через стену монастыря записку и написать в ней, где они могли бы встретиться. По его собственному выражению, сердце его трепетало от радости при одной мысли о встрече с обожаемой Фелицией.
В глазах герцога вспыхнул злой огонек. Дарлингтон сурово сжал губы, дочитывая первую записку. Этот наглец и повеса надеялся вскружить голову юной, неопытной девочке. Ничего не скажешь, тон восторженного влюбленного был выбран очень удачно.
Герцог потянулся ко второй записке. Он на минуту задумался над подписью. Имя Арлен ничего не говорило ему. Но тут герцога осенило. Дочь одной из сестер его отца вышла замуж за человека по фамилии Арлен. Автором записки, верно, был ее сын. Стиль и тон его послания кардинально отличались от письма первого юного обольстителя. Вот что в нем было:
«Внимательно прочитайте это письмо. В нем я сообщу вам нечто интересное и важное. Это касается вас, а потому дочитайте его до конца. То, что здесь сказано, изменит вашу жизнь.
Завтра по дороге в церковь вы встретите попрошайку. Она будет стоять у Восточных ворот монастыря. Эта старая женщина встретит вас с протянутой рукой, умоляя о милостыне. Подайте ей монету, но сперва приклейте к ней маленькую бумажку, в которой вы опишете, где и когда мы можем встретиться. Я приду, куда вы скажете, и подожду вас, если понадобится. Но знайте, если вы не ответите мне, я заставлю вас сожалеть об этом до конца дней своих.
Денис Арлен».
– Это переходит все границы! – возмутился герцог.
Настоятельница сделала знак рукой, и герцог замолчал, готовый слушать ее дальше.
– Этим все не кончилось, ваша светлость, – сказала она. – В прошлое воскресенье я велела Фелиции остаться в монастыре и не ходить на мессу. Я не хотела ставить девочку в неловкое положение, ведь нищенка наверняка бы последовала за ней. По возвращении монахини и ученицы, бывшие на службе, рассказали мне нечто из ряда вон выходящее. На это уже нельзя закрывать глаза.
– Что же произошло? – спросил герцог с нетерпением.
– Нищенка ждала их у Восточных ворот, как мы и ожидали. Но это еще не все. После окончания мессы, когда все ученицы уже вышли из собора, монахини заметили закрытую коляску, шторы которой были задернуты. Рядом стояли трое подозрительных мужчин. Коляска подкатила к часовне, мимо которой лежал их путь, и перекрыла выход. Сестре Агнессе очень не понравилось, как мужчины разглядывали девочек.
Герцог напряженно слушал. На его лице отражались беспокойство и возмущение.
– Вы предполагаете, преподобная матушка… – начал было он.
– Я ничего не предполагаю, ваша светлость, – прервала его она. – Я просто излагаю вам все, как есть. Случившееся настолько встревожило меня, что я сочла нужным немедленно написать мистеру Рэмсджилу. Я и раньше переписывалась с ним.
– Вы поступили совершенно правильно, – согласился герцог. – И я поспешил сюда, чтобы подобное не повторилось. Когда вы передадите Фелицию на мое попечение?
Настоятельница улыбнулась:
– Я надеялась услышать эти слова, ваша светлость. Никто лучше вас не сможет следить за девушкой.
Герцог даже удивился ее чрезмерной радости.
– Но есть еще один неприятный момент, ваша светлость, – сказала вдруг настоятельница.
– Что же это? – насторожился герцог.
Его вдруг охватили нехорошие предчувствия, хотя Дарлингтон даже не мог представить, о чем сейчас может идти речь. Для него ударом стало уже то, что его подопечная тайком получала письма от алчных родственников, а один из проходимцев чуть было не похитил девочку.
– Я знаю Фелицию уже достаточно долгое время, ваша светлость. Вы отдали девочку в мое полное распоряжение, и я много общалась с ней, многое поняла и узнала, – сказала настоятельница. – А потому считаю нужным открыть вам кое-какие свои наблюдения о Фелиции.
Подозрения герцога усиливались с каждой минутой.
– О чем идет речь? Что с ней не так, преподобная матушка?
Настоятельница долго подбирала слова и никак не решалась сказать их. Наконец она собралась с духом. В данной ситуации лучше ничего не скрывать и сказать правду.
– Девочка много пережила и сильно страдала до приезда к нам. Перенесенные травмы тяжело отразились на ее психике. Фелиция боится мужчин.
Некоторое время стояла напряженная тишина.
Затем герцог неуверенно переспросил:
– Боится мужчин? В чем это выражается?
– Она вся съеживается при виде мужчин, убегает, замыкается в себе. Она не хочет с ними говорить, даже старается не оставаться рядом просто потому, что они мужчины.
– Но для ее возраста это весьма странно, – предположил герцог.
Он силился вспомнить хотя бы один подобный случай. Но нет, на его веку не встретилось ни одной такой женщины, тем более в возрасте Фелиции, которая боялась бы мужчин. Как раз наоборот, женщины с завидной настойчивостью преследовали мужчин, старались быть у них на виду, заманивали и кокетничали, недолюбливая при этом всех остальных особ женского пола, видя в них соперниц.
– Когда Фелиция только переехала сюда, было видно, что пережитое не прошло бесследно, – продолжала между тем настоятельница. – Я предполагала, что она будет бояться мужчин, отождествляя их с отцом. Но была уверена, что со временем это пройдет, боль и обида забудутся.
– Я правильно понял, – перебил герцог, – что она все еще боится, ничего не забылось и не прошло?
– К сожалению, это так, – ответила настоятельница. – Боюсь, с годами страх только усилился. Признаюсь, ваша светлость, что жизнь в женском обществе не способствовала улучшению ее состояния… Здесь редко бывают мужчины, да и те в основном монахи. Такая среда не может помочь Фелиции привыкнуть к внешнему миру. А ведь ее, как вашу племянницу, ждет высший свет, иная жизнь.
– Я действительно собирался вывести ее в свет, – согласился герцог. – Теперь я не знаю, как подействовать на нее, как убедить, что мужчины играют важную роль в жизни каждой девушки. Мне просто необходимо приучить Фелицию к этой мысли, ведь искать девушке мужа буду я.
– Уверена, ваша светлость, что Фелиция выйдет замуж. Более того, возьмитесь за поиск мужа для нее как можно скорее. Фелиция уже раз заговаривала о своем желании стать монахиней, но ей не подходит такой образ жизни. Монашки из нее не получится.
– Почему? – спросил герцог.
Дарлингтону не терпелось услышать ответ.
Настоятельница была на удивление категорична.
– Хотя бы потому, что Фелиция слишком умна и жизнелюбива, – объяснила она. – Посвятить себя простой монашеской жизни с ее-то умом и способностями – противоестественно. Есть и другая причина. Вам будет достаточно только взглянуть на нее, чтобы понять, о чем я говорю. По-моему, она просто создана для роли супруги, а впоследствии и матери.
Герцог оставил последнее замечание без внимания.
Настоятельница встала, показывая, что разговор подошел к концу.
– Я пришлю Фелицию к вам, – сказала она. – И раз уж вы решили увезти племянницу с собой, я прослежу, чтобы ее вещи собрали и отнесли в вашу карету.
Герцог поднялся вслед за ней.
– Спасибо, преподобная матушка. Позвольте поблагодарить вас за то, что вы с такой добротой и заботой относились к моей племяннице целых пять лет. Я считаю уместным и нужным сделать благодарственное пожертвование. Я уверен, вы найдете этим деньгам достойное применение. Выберите любой вид благотворительности или используйте на нужды обители. Я оставляю эти деньги вам, заранее уверенный в правильности вашего решения.
– Вы бесконечно добры, ваша светлость. Я неоднократно слышала о вашей щедрости, многие в городе благодарны вам. Верьте, однажды вам воздастся сторицей.
Герцог едва сдержался от насмешливой улыбки.
В Париже он редко вспоминал о щедрости и милосердии. Он был щедр только по отношению к себе. Красавчик пользовался репутацией повесы и распутника, но никак не филантропа.
Дарлингтон, правда, умел быть щедрым и справедливым, умел отдавать и делиться с ближним, но только когда считал это необходимым. Однако ему было приятно, что настоятельница осталась о нем хорошего мнения. Ее благосклонность к герцогу была важна для Фелиции.
Герцог открыл настоятельнице дверь, и она вышла из комнаты. Дарлингтон остался ждать. Судя по размерам монастыря, ожидание могло затянуться. Чтобы чем-нибудь занять себя до прихода Фелиции, герцог взял записки, полученные девушкой.
До сих пор они лежали на маленьком столике рядом с его креслом.
Герцог внимательно перечитал послания.
– Как смеет Роланд Дарл писать ей о подобных вещах!
Этот молодой человек не понравился герцогу в первый же день их знакомства. Дарлингтона привела в бешенство мысль о том, что Роланд прикрывался родством с ним и использовал имя дальнего незнакомого родственника для собственных целей, скорее всего низменных.
«Я преподам этому проходимцу урок вежливости при следующей встрече», – решил герцог.
То же касалось и Дениса Арлена. Ему не мешало бы поучиться вежливости. Склонять неопытную школьницу к тайным встречам было в высшей степени неприлично.
«Если память мне не изменяет, – подумал герцог, – Арлену уже за тридцать».
И верно, Арлен был его ровесником, но так и не преуспел в жизни. Вечный неудачник, он едва сводил концы с концами и тянул деньги у своей многострадальной семьи.
И что это за история с закрытой коляской и подозрительного вида мужчинами, которые чересчур внимательно разглядывали воспитанниц школы, возвращавшихся из церкви? Возможно, монахиня возвела на них напраслину, ошиблась, преувеличила событие. Может быть, в их намерения вовсе не входило похитить Фелицию. С другой стороны, настоятельница правильно поступила, поделившись с герцогом своими подозрениями.
«Я отвезу девочку в Англию, приставлю к ней благоразумную строгую даму, которая не допустит повторения подобного», – решил для себя герцог.
В это время ручка двери медленно повернулась. Последовала длительная пауза, и наконец на пороге появилась Фелиция.
Сперва герцог не поверил своим глазам. В его памяти прочно сохранился образ жалкой заплаканной девочки, которую он спас от жестокого отца. Ему было трудно представить Фелицию другой, а уж такой удивительной перемены он и ожидать не мог.
Перед герцогом стояла прелестная юная девушка и робко глядела на него. Она по-прежнему казалась маленькой и хрупкой, но все же подросла и округлилась в нужных местах. Ее фигурка осталась такой же тонкой, но это была фигура взрослой девушки, а не инфантильного подростка. Ее лицо невозможно было узнать, оно изменилось и перестало быть похожим на заплаканное личико испуганной девочки. Герцог про себя отметил, что оно не похоже и на лица других знакомых ему женщин.
В нем было разительное отличие, неповторимое и редкостное. Взять хотя бы ее глаза: огромные, широко расставленные, они приковывали к себе внимание. Они буквально заполняли все ее личико. Глаза были не голубые, как у многих людей со светлыми волосами, а темно-серые. Солнечный золотистый свет играл в ее волнистых волосах, которые были убраны в изящный пучок. Ее носик, который герцог помнил красным от слез, стал прямым и аккуратным, нежно-розовые губки пленительно изгибались.
Фелиция была прелестна… прекрасна, очаровательна!
Теперь герцог окончательно понял, почему настоятельница сочла преступлением, – она, правда, назвала это другим словом, – оставить Фелицию в монастыре до конца жизни.
– Вы… здесь?
Она едва слышно произнесла эти слова, но герцог различил их.
– Да, как видишь, – ответил он.
– Я так рада… так рада.
Фелиция подбежала к нему, и герцогу показалось, что ее лицо излучало солнечный свет. Сияние и свет шли откуда-то изнутри.
Она остановилась рядом с ним и сбивчиво заговорила:
– Матушка сказала, что написала вам… и вот я молилась, каждый вечер молилась и просила о том… чтобы вы ответили на письмо… но даже когда мне передали, что вы уже в пути… я не поверила.
Она еще не верила своему счастью, и это глубоко тронуло герцога и очень польстило ему.
– Но я приехал, я действительно здесь, с тобой, – успокаивал девушку герцог, – я позабочусь о тебе, и все будет хорошо. Ни тебе, ни преподобной матушке не надо ни о чем волноваться. Поводов для тревоги больше нет.
– Но было так страшно, так неспокойно, – сказала Фелиция. – Я не понимаю… зачем эти мужчины писали мне. Что им нужно?
Про себя герцог подумал, что одна внешность Фелиции могла заставить любого мужчину добиваться ее, а не только охотников за ее состоянием. Вслух он сказал:
– Наверное, матушка уже говорила, что после смерти отца к тебе переходит довольно большое состояние.
Глаза Фелиции стали еще больше от удивления.
– Я узнала о папиной смерти, – пролепетала она, – только два дня назад из письма мистера Рэмсджила, и в нем он как раз сообщал о вашем приезде в Париж. Но я даже понятия не имела, что папа оставил мне наследство.
Герцог не успел сказать и слова, как на лице Фелиции уже засияла радостная улыбка, которая осветила все вокруг.
– Я так рада! Какое счастье! Я боялась, что мне придется просить у вас денег, жить за ваш счет. А это, на мой взгляд, некрасиво и неприлично.
– Отчего же неприлично? – насмешливо спросил герцог.
– Вы мне столько уже дали, – отвечала Фелиция. – Мне было так стыдно за счета, которые вы получали по окончании каждого семестра. Но матушка настаивала, чтобы я не отказывала себе ни в чем и имела не меньше того, что имеют другие девочки.
– Ты уже закончила школу, Фелиция, – сказал герцог немного торжественно. – Тебе восемнадцать лет, а значит, настала пора покинуть монастырь и выйти в мир. Ты уже готова к отъезду? Тогда я предложу отложить все разговоры о твоем будущем. Мы вернемся к обсуждению дальнейших планов, когда уже приедем в мой дом в Париже.
– У вас есть там дом?
– Да. Чудный дом на Елисейских Полях.
– Вот бы мне знать об этом раньше.
– Зачем?
– Я смогла бы смотреть на него, когда мы ездили на Елисейские Поля. Нас иногда возили туда на прогулки. Мне было бы так приятно знать, что там находится ваш дом. Только не смейтесь. Вы, верно, и не вспомнили обо мне ни разу за эти пять лет, а я думала о вас… думала каждый день, – сказала Фелиция порывисто. – Я все время прошу Бога благословить вас, потому что вы спасли меня.
Герцог снова удивился выразительности ее глаз. Они говорили сами за себя и открывали ему больше, чем любые слова.
– Я в жизни не забуду того странного чувства, когда вы взяли меня на руки и унесли оттуда… Тогда я поняла, что вы уносите меня прочь от отца и его побоев.
– Забудь об этом, – сказал герцог. – Сходи лучше за своей шляпкой. Ты начинаешь совершенно новую жизнь; надеюсь, теперь ты будешь довольна ею. Впереди тебя ждет только радость.
Фелиция направилась к двери, но остановилась на полпути. Она обернулась, на лице ее была написана тревога.
– В чем дело? – спросил Дарлингтон.
– Если я уеду из монастыря, – сказала она тихо, – значит ли, что я буду с вами?
– Ты все время будешь со мной, – заверил ее герцог. – Скажу больше, в Париж я приехал один, а потому никто не помешает нашим беседам о твоем будущем.
Фелиция засияла от радости.
– Я буду с вами! Все время, везде! Как это прекрасно!
Прямо перед дверью она обернулась еще раз и широко улыбнулась герцогу.
Дарлингтон остался в комнате и, не отрывая глаз, смотрел вслед удаляющейся фигурке, словно не верил в ее существование. И тут его буквально пронзила мысль, что тревоги по поводу Фелиции и ее судьбы только начинаются.
