Текст книги "Во власти мечты"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

6

Энн познакомилась с герцогом Чейнским, но, к своему великому сожалению, была разочарована. В душе Энн была неисправимым романтиком. Она была спокойнее своих сестер и крайне сдержанна во всем, что касалось ее лично, поэтому при поверхностном знакомстве ее можно было принять за обычную не блистающую умом красотку. На самом деле все было не так просто. Энн была даже более способной к учебе, чем ее сестры; только, к сожалению, Бог не наградил ее ни умением подать себя, как Мэриголд, ни открытостью, как Салли, что помогало младшей сестре повсюду заводить друзей. Энн была похожа на тихий прозрачный ручеек, что бежит по лугам и мечтает о чем-то несбыточном. Все романтические представления Энн зачастую казались ей такими правдоподобными, что девушка будто жила в своем собственном особом мире, который не имел ничего общего с действительностью.

Она уже давно придумала свою будущую жизнь, и желание выйти замуж за герцога, высказанное вроде бы в шутку, на самом деле отражало ее стремление к воображаемому романтическому миру.

Артур Гранвилл посвятил почти всю свою жизнь изучению истории и обычаев Корнуолла. Но поскольку она была связана с историей многих других стран, с разными эпохами, библиотека в доме викария собралась весьма обширная. Девочкам с ранних лет разрешалось читать все, что они хотели, и Энн полюбила романы, в которых действие разворачивалось при дворе французских королей или описывались любовные интриги при испанском дворе.

В мире, в котором жила Энн, всегда царили уважение, мир, безопасность.

Современные романы, которые тоже имелись в библиотеке викария, Энн считала ужасными, потому что в них изображались поверхностные, пошлые чувства, измены и предательство. Любовные интрижки, длившиеся от вечеринки с коктейлями до дискотеки в ночном клубе, случайные связи пугали девушку и вызывали отвращение.

Энн считала, что в мире, где мужчины и женщины – просто добрые товарищи, а поцелуи легко раздаются при каждой встрече, нет и не может быть ни красоты, ни гармонии.

Она мечтала о настоящей любви со всеми романтическими атрибутами: залитой лунным светом террасой в большом роскошном доме, где изящно танцуют при свете канделябров красиво одетые люди и звучит волшебное пение скрипки. Энн мечтала услышать слова любви и отдать свое сердце тому, кто сочтет ее, Энн, идеалом женщины. В мечтах она видела себя хозяйкой великолепного старинного особняка, прежние обитатели которого увенчали семью славой. Там, абсолютно счастливая, она могла бы жить, обожаемая мужем, даря ему свою любовь и уважение. У них были бы дети, и вся семья счастливо жила бы вдали от суетного города и снующих людей, жаждущих денег и дешевых развлечений. Энн полагала, что любовь для многих это и есть развлечение, забава. Но она мыслила любовь только как полное душевное единение с тем, кто достоин твоей любви, с кем можно прожить до самой смерти.

Неудивительно, что Энн, попав в дом герцогини, тут же вообразила, что именно здесь она сможет встретить человека, соответствующего ее представлениям о любви и жизни вообще. К сожалению, она очень скоро узнала, что содержать особняк и поместье, которые она рисовала в своем воображении, не так уж легко. Именно старая герцогиня развеяла ее иллюзии, когда примерно через неделю после начала службы Энн, в конце месяца принесли счета, которые нужно было оплатить. Герцогиня, сидя в кровати, перебирала их пальцами, унизанными бриллиантами, и недовольно бормотала:

– Безобразие! Безобразие!

– А что такое? – спросила Энн.

– Счета, – ответила герцогиня. – Ты только посмотри на расходы за этот месяц! Посмотри, сколько дерут за овощи. До войны наши счета были вполовину меньше, чем за последние три месяца.

Энн немало изумилась, увидев, что герцогиня осведомлена обо всех ценах, но на этом жалобы не кончились.

– А жалованье! – воскликнула пожилая дама, когда Энн подала ей чек, на котором требовалась подпись герцогини. – Когда я вышла замуж в первый раз, горничные были рады служить за восемь фунтов в год. К нашим услугам было сколько угодно молодых девиц. Если мы кем-то были недовольны, находилась дюжина желающих занять это место. Восемь фунтов в год! А теперь каждая четырнадцатилетняя девчонка ждет, что ей будут платить пять фунтов в неделю! Не знаю, куда катится этот мир!

Сначала Энн показалось, что герцогиня просто скупа и поэтому так придирчиво изучает счета, но скоро она поняла, что под бременем нынешних налогов подобные семьи скоро прекратят свое существование. С грустью Энн узнала, что Чейн-Холл, родовое поместье герцогов Чейнских на протяжении пяти веков, стоит запертым.

– Мы не можем себе позволить жить там, – с горечью говорила герцогиня. – Нам нужно продать и этот дом, и мои дети так и поступят, как только я умру. Хорошо, что мой зять платит ренту. Хвала Господу, у одной из моих дочерей хватило ума выйти замуж за коммерсанта. Он пивовар, и я бы хотела, чтобы в нашей семье появилась еще парочка практичных людей.

– А герцог? Он где живет? – рискнула спросить Энн. Ей доводилось слышать о старшем сыне герцогини, но еще ни разу она его не видела.

– О, Стебби! У него квартира в Вестминстере [7]7
  Вестминстер – район в центральной части Лондона, где находится здание парламента.


[Закрыть]: маленькая, гадкая и неудобная, но Стебби она устраивает. Впрочем, он и в Лондоне мало бывает. Кстати, он придет завтра к чаю. Он приходит иногда выпить чашку чаю со мной. Надо предупредить повара. Он всегда печет для Стебби удивительно вкусные булочки с изюмом.

Энн немного заволновалась.

– Полагаю, герцог – единственный в семье, с кем я еще не встречалась, – сказала девушка. – Есть леди Элизабет, леди Кэтрин и лорд Генри. Правильно?

– Да, это мои дети, оставшиеся в живых, – подтвердила герцогиня. – Мой третий ребенок родился мертвым, Адриан и его жена погибли в автокатастрофе десять лет назад, а Джон, самый младший, упал с пони и разбился, когда был совсем маленьким. О Боже, как время летит! Если бы Джон был жив, в этом году ему бы исполнилось сорок. Даже странно думать об этом.

– А сколько лет герцогу? – спросила Энн.

– Сорок девять. Он уже стареет. Я всегда напоминаю ему об этом при встрече, а он не обращает внимания. Бедняжка Стебби, мы никогда не думали, что он постареет.

Герцогиня тяжело вздохнула. Энн хотелось спросить еще кое о чем, но она почувствовала, что это будет неуместно. Мысли о герцоге не давали ей покоя до следующего утра, а когда она увидела его, то все поняла.

Он появился после обеда. Энн в этот момент отправилась в библиотеку, чтобы взять новые книги для герцогини, а когда возвращалась, услышала голоса в гостиной. После обеда герцогиню обычно усаживали в шезлонг у окна. Так она могла наслаждаться солнечным светом, наблюдать за прохожими и проезжающими автомобилями. Когда приходили гости, подавался чай на небольшом столике. В обязанности Энн входило разливать чай и угощать гостей.

Сейчас, прежде чем войти в комнату, Энн быстро оглядела себя в старинном зеркале в золоченой раме. Зеркало было совсем древнее и немного искажало черты лица, но скрыть золотой блеск волос и сияющие глаза не могло. В комнату Энн вошла с легкой улыбкой на губах.

– А вот и вы, мисс Гранвилл, – резко сказала герцогиня. – Мы ждем вас разливать чай.

– Простите за опоздание, – тихо ответила Энн, – но на Пиккадилли [8]8
  Пиккадилли – одна из главных улиц центральной части Лондона.


[Закрыть]мне пришлось долго ждать автобус.

Проходя по комнате, она заметила, что кто-то сидит рядом с герцогиней на стуле с высокой гнутой спинкой.

– Стебби, это мисс Гранвилл, – представила девушку герцогиня. – Она мирится со мной последние три недели. Мисс Гранвилл – это мой сын.

На секунду Энн удивилась, почему он не встал, но тут же увидела искалеченные ноги, костыли и изможденное лицо с выражением неизбывной застывшей боли.

Уже после ухода герцога она услышала о том, что он заболел детским параличом в 1918 году. Врачи спасли ему жизнь, но большего сделать не смогли. Беспомощный инвалид, он мог передвигаться только при помощи костылей и в кресле-каталке.

Энн еще предстояло узнать, что в искалеченном, измученном теле был заключен блестящий ум, твердый несгибаемый дух. Но сейчас она могла думать только о крушении своей мечты. В воображении она представляла молодого красавца, и теперь сердце ее переполняло разочарование.

Что поделаешь? Каждая девушка лелеет в своем сердце надежду на счастье.

– Неужели ничего нельзя сделать? – с горячим участием спросила Энн.

– Мы перепробовали все, что только можно, – ответила герцогиня и добавила: – Иногда, видя, как он страдает, я думаю, лучше бы он умер.

Слезы подступили к глазам Энн.

– Он был таким красивым ребенком, – тихо продолжала герцогиня. – Мы с мужем очень хотели сына. Помню, как я лежала в Чейн-Холле, а по всему поместью разносился звон колоколов. Тогда устроили большой праздник с фейерверком, всем показали новорожденного Стебби, произносили речи в честь наследника, желали счастья, говорили о будущем, о том, что он унаследует поместье, а потом – его сыновья. Но те дни ушли безвозвратно. Теперь нечего наследовать, по крайней мере очень мало что осталось. Половину поместья придется продать, чтобы оплатить расходы на похороны, а когда умрет Стебби, Генри достанется только дом.

– А у лорда Генри есть сыновья?

– Шесть дочерей! – сказала герцогиня и неожиданно попросила: – Дайте мне книги, что вы принесли из библиотеки, мисс Гранвилл. Надеюсь, на этот раз вы принесли что-нибудь интересное.

Энн знала, что герцогиня больше говорить не станет. Она любила посплетничать о семье и делала это с удовольствием. Дом, семейные традиции, – все это составляло ее жизнь, и теперь мало что кроме этого интересовало ее. Годы унесли ее подруг одну за другой; дети выросли и завели свои семьи; налоги лишили ее многого, без чего раньше герцогиня и не представляла себе жизни. Достигнув весьма преклонного возраста, она лишилась почти всего, остались лишь воспоминания.

– Могу я сделать для вас еще что-нибудь? – спросила Энн, подумав, что герцогиня кажется утомленной.

– Ничего не нужно, дорогая. Спасибо, – последовал ответ.

Энн отправилась домой. Она пошла через Грин-Парк [9]9
  Грин-Парк (в нем одна зелень без цветов) тянется вдоль улицы Пиккадилли.


[Закрыть]к вокзалу Виктория [10]10
  Виктория – большой лондонский вокзал, соединяет столицу с портами на южном побережье Англии; также пересадочный узел метро.


[Закрыть], потому что там было легче сесть в автобус в час пик. По дороге она думала о герцоге. Он оказался невероятно интересным собеседником, но Энн заметила, как временами боль искажала его лицо. А когда он собрался уходить и, тяжело опираясь на костыли, неловко направился к выходу, ее душа внезапно восстала против жестокости и страданий. Ну почему в жизни не может быть все таким, каким она представляла в мечтах: красивым и радостным? Почему болезни и ужасы войны уродуют людей, разрушают их морально и физически, лишают мира и счастья?

– Ты что такая серьезная? – спросила Салли, когда Энн пришла домой и села, слушая разговор Мэриголд с Салли, но сама не вставляя ни слова.

Энн хотелось бы рассказать обо всем, но слова не шли с языка. Всю жизнь она стремилась избежать всего неприятного, некрасивого. Даже никогда не стремилась навещать больных и страждущих, потому что не хотела слушать их жалобы и видеть их нищету.

Энн подошла к окну и стала смотреть на крыши.

– Что со мной происходит? – спрашивала себя девушка. – Я не жажду денег, как Мэриголд, но боюсь всего жалкого и убогого.

Вдруг она почувствовала, как ей на плечо легла рука Салли и мягкий голос младшей сестры спросил:

– В чем дело, дорогая? Чем ты так расстроена?

Мэриголд в этот момент пошла зачем-то вниз, и Энн без лишних подробностей рассказала Салли о герцоге.

– Бедняга! – воскликнула та. – Как это ужасно и для него, и для его матери! Может быть, ты сможешь помочь ему, дорогая?

Энн, волнуясь, взглянула на сестру и спросила:

– Как? И знаешь, скажу тебе откровенно: я не хочу. Ужасно сознаваться в этом, Салли, но я не такая, как ты. Мне не хочется быть с больными и немощными. И не надо убеждать меня, что это плохо и неправильно, потому что мне самой стыдно за себя, но такова правда. Я хочу жить в мире, где все здоровы, счастливы и богаты.

Салли рассмеялась:

– Дорогая Энн, это уже будет не жизнь на земле, а рай на небесах, но поскольку мы не можем оказаться там прямо сейчас, нужно здесь, на земле, делать все, от нас зависящее, чтобы украсить жизнь. Помнишь, что говорил папа? Люди не могут быть совершенными, но пытаться может всякий.

– Папа – это другое дело, – упавшим голосом произнесла Энн. – Он был не такой, как мы. Он умел повсюду находить красоту, все в мире для него было чудесным.

– Да, знаю, – вздохнула Салли. – Жаль, что мы не такие, как он.

– Ты-то как раз такая, – сказала Энн, целуя Салли в щеку. – Но не волнуйся за меня, сестричка: я никогда не получу то, что хочу, но все равно буду надеяться.

Салли ничего не сказала и только крепко обняла Энн за плечи. Через секунду дверь распахнулась, и появилась Мэриголд с кувшином молока в руке в сопровождении Питера.

– Посмотрите, кого я обнаружила на крыльце, – весело сказала она. – Он пригласил меня на ужин, и я с радостью согласилась. Мне до смерти надоели чечевичные котлеты в нашем ресторанчике. Подожди, Питер, я надену шляпку.

Мэриголд исчезла за шторой. Салли повернулась к Питеру, собираясь поздороваться, и сразу заметила, что он выглядит как-то иначе. Потом Салли поняла, что на нем вместо обычных вельветовых брюк и свитера на этот раз был прекрасно сшитый фланелевый костюм и рубашка с галстуком.

– Вот это вид! – воскликнула Салли.

Питер усмехнулся:

– Это комплимент?

Салли кивнула:

– Ты выглядишь совсем по-другому, и мне это нравится. Даже не думала, что ты такой красавец!

– Ну, ради такой похвалы стоит претерпеть все неудобства из-за галстука, – со смехом сказал Питер.

«Да, – думала Салли, – так он выглядит абсолютно другим человеком, и ему это очень идет».

Ей никогда не нравилась небрежная одежда, которую он обычно носил; может, так и было принято среди богемы, но, по мнению Салли, выглядело чудаковато, будто нарочито. Питер, высокий и широкоплечий, в классическом строгом костюме выглядел прекрасно.

Вернулась Мэриголд. На голове у нее была очень маленькая шляпка, украшенная белыми маргаритками. Девушка вся сияла.

– Идем, Питер! Давай отправимся в какое-нибудь интересное местечко. Считаешь, что ты достаточно богат сегодня?

– Достаточно богат, чтобы накормить тебя хорошим ужином.

– Прекрасно.

Они попрощались с Салли и Энн и вышли на залитую закатным солнцем улицу. Мэриголд уже собралась свернуть за угол, но Питер остановил ее.

– Я на машине.

– На машине? Я и не знала, что у тебя есть машина.

– Она была в ремонте.

Автомобиль оказался низким, длинным, как стрела. Мэриголд залюбовалась им.

– Подумать только, и ты молчал, – прощебетала она. – Мы гонялись за автобусом, а ты молчал. Почему ты скрывал его от нас?

– По личным причинам, – улыбнулся Питер.

Мэриголд пожала плечами:

– Ну… Если хочешь быть загадочным… А куда мы направляемся?

– В «Беркли-Гриль».

Мэриголд посмотрела на него с удивлением, но ничего не сказала.

Ужин оказался отменным, а Питер всячески старался развлечь Мэриголд. Ей было весело, уютно, нравилось внимание официантов. Нравилось чувствовать себя красавицей, у которой такой достойный и представительный спутник.

Когда они вышли из ресторана, уже смеркалось. Они сели в машину и Питер, не говоря ни слова, мягко тронул с места. Мимо плавно поплыли пустеющие улицы Сити.

– Куда мы едем? – спросила Мэриголд минут через двадцать, нарушив затянувшееся молчание.

– В одно тихое место, – ответил Питер. – Я хочу поговорить с тобой.

Они проехали еще немного и остановились на вершине холма. Внизу раскинулась долина, поросшая лесом. Ее пересекала небольшая речушка. Уже показалась луна, но в летних сумерках еще можно было разглядеть друг друга и чудесный пейзаж.

Питер вышел, открыл капот автомобиля и вернулся в салон. Было тихо, только шорох прошлогодних листьев нарушал покой. Оба молчали, наконец Мэриголд не выдержала.

– Зачем ты привез меня сюда?

– Поговорить.

– О чем?

– О нас.

Мэриголд нетерпеливым жестом сняла шляпку и бросила ее на заднее сиденье.

– В чем дело? – спросила она.

Питер положил руку на спинку сиденья Мэриголд.

– Посмотри на меня, Мэриголд, – настойчиво проговорил он.

Девушка слегка, словно не решаясь ослушаться, повернула голову к нему, но потом резко отвернулась.

– Нет, Питер, нет!

– Ты боишься!

Она нервно рассмеялась.

– Поедем обратно. Мне понравилась прогулка, но завтра нужно рано вставать, я хочу пораньше лечь. Едем, Питер.

Он покачал головой:

– Нет, ты еще не выслушала меня.

Мэриголд испугалась.

– Нет, Питер, не говори так! Я не хочу ничего слышать!

– Значит, ты знаешь, что я хочу сказать!

– Догадываюсь.

Вдруг Питер взял девушку за руки и крепко сжал их.

– Послушай, Мэриголд, я люблю тебя, люблю всем сердцем и уверен, что ты тоже любишь меня.

Мэриголд попыталась высвободить руки.

– Нет, это не так, Питер! Пусти!

– Не пущу! Я никогда не отпущу тебя, Мэриголд. Я хочу жениться на тебе.

– Это абсурд!

В голосе Мэриголд не было насмешки, только мольба.

– Это вовсе не абсурд, и ты знаешь это. Я люблю тебя и почти не сомневаюсь, что и ты меня любишь.

– Не люблю! Не люблю! – выкрикнула Мэриголд.

С минуту Питер молчал, удерживая руки Мэриголд, а затем тихим чувственным голосом почти приказал:

– Хорошо, я отпущу тебя, но при одном условии: глядя прямо мне в глаза, ты повторишь, что не любишь меня. Скажешь, я отвезу тебя домой и больше не побеспокою.

– Сначала отпусти меня.

– Хорошо.

Питер выпустил руки Мэриголд.

– Ты сделал мне больно! – пожаловалась она, как капризный ребенок, и потерла кисти.

– Мэриголд, так скажи то, что я попросил тебя сказать. – Питер был очень спокоен, но потихоньку приближался к ней, и Мэриголд чувствовала, как он напряжен.

– Ладно, раз ты настаиваешь.

Она резко повернулась к Питеру, посмотрела ему в глаза, и слова, которые она хотела произнести, замерли у нее на губах. Секунду они смотрели друг на друга, осознавая, какое влечение испытывают оба. Их сердца бились в унисон, охваченные пылкой страстью. И вдруг этот огонь вырвался наружу.

– О, Питер!

Их губы слились в поцелуе. Он крепко обнял ее, и Мэриголд отдалась во власть нахлынувших на нее чувств. Ей казалось, что она вложила в этот поцелуй всю душу, но вдруг девушка с силой оттолкнула Питера.

– Нет, Питер, нет!

– Ты любишь меня! – ликующе произнес Питер.

– Нет, говорю тебе, нет!

Питер рассмеялся:

– Дорогая, ты не умеешь лгать. И твои губы выдают тебя.

Мэриголд сжалась, словно испуганный ребенок.

– Не заставляй меня влюбляться, Питер! Неужели ты не понимаешь, что это невозможно? Я не могу выйти замуж за тебя! Не могу выйти замуж за человека без средств! Я должна стать богатой, должна получить все, что хочу. Если ты заставишь меня влюбиться сейчас, потом я возненавижу тебя. Отпусти меня, Питер, отпусти!

Питер сначала сидел неподвижно, а затем очень тихо сказал:

– Хорошо, ты свободна.

Мэриголд вздрогнула и закрыла лицо руками.

– Ну зачем ты поцеловал меня?

– Ты маленькая глупая девочка!

В голосе Питера прозвучало сочувствие и понимание. Он снова обнял девушку.

– Я поцеловал тебя, потому что ты этого хотела, потому что ты любишь меня, Мэриголд, как бы ты ни пыталась обмануть и меня, и себя. А я люблю тебя с самого первого момента, как увидел тебя. Я хотел тебя, а потом понял, что и ты хочешь меня.

– Но это невозможно, Питер. Ты должен меня понять. Я не могу полюбить тебя.

– Почему?

– Ты знаешь.

– Только из-за денег?

Мэриголд кивнула:

– Да! Ты не знаешь, что это такое – быть бедной. Я всю жизнь ненавидела бедность. Ненавидела платья, которые приходилось носить, ненавидела пищу, которую приходилось есть. Да, по-своему мы были счастливы, но мне всегда хотелось большего. Я чувствовала себя птицей в клетке. Другие дети могли путешествовать во время каникул, а мы не могли позволить себе этого. У других девочек были красивые платья, собственный пони, праздники, – тысяча разных вещей, о которых мы могли только мечтать. А теперь я стала взрослой, и у меня появилась надежда, хоть и маленькая, встретить состоятельного человека, который даст все, чего мне так хочется.

– И ты считаешь, что любовь не имеет значения?

– Ну, конечно, имеет, но неужели ты не понимаешь, Питер? Неужели ты не видишь, что если я выйду замуж за тебя, то буду всегда обижаться на то, что ты не можешь мне многого дать. Со временем я просто возненавижу тебя. Ну зачем осознанно вступать в нищую, жалкую жизнь?

Мэриголд говорила все тише, а голос ее становился обиженным и несчастным. Ночь накрыла всю округу, почти ничего не было видно. Вдруг Питер притянул Мэриголд к себе.

– Ты маленькая глупышка! – мягко сказал он. – Неужели ты думаешь, что за деньги можно купить все?

Он положил ее голову себе на плечо и поцеловал. Он целовал ее страстно, почти грубо, но устоять против его привлекательности было невозможно. Сначала Мэриголд противилась, а потом стала отвечать на его поцелуи. Мир, казалось, закружился вокруг них. Мэриголд затрепетала в его руках… Но внезапно Питер отпустил ее.

– Вот мой ответ, Мэриголд, – сказал он и, не говоря ни слова, повернул ключ зажигания и погнал машину с такой скоростью, что девушке не на шутку стало страшно.

Автомобиль резко затормозил у «Головы сарацина».

– Спокойной ночи, Мэриголд.

Ей показалось, что Питер попрощался с некоторой иронией. Автоматически девушка потянулась за шляпкой, лежавшей на заднем сиденье. Затем взяла сумочку и посмотрела Питеру прямо в глаза.

– Спокойной ночи, Питер, – сказала Мэриголд и спросила: – А что ты собираешься теперь делать?

– Жениться на тебе. Разве я не сказал?

Мэриголд быстро вышла из машины, будто хотела освободиться от заклятия, которое он наложил на нее. Хлопнув дверцей, она пошла к дому, достала ключ из сумочки, открыла входную дверь, обернулась. К удивлению Мэриголд, Питер не вышел из салона, а продолжал сидеть, глядя ей вслед. Мэриголд заколебалась, а затем с вызовом сказала:

– Ждать тебе придется долго!

Уже войдя в холл, она услышала ответ Питера:

– Нет, дорогая, ты обязательно согласишься.

Через секунду послышался шум отъезжающего автомобиля.