Текст книги "Во власти мечты"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
19
Энн полулежала в кресле в саду. Нежное дуновение морского ветра ласкало ее лицо. Она чувствовала умиротворение. Небо радовало чистой синевой. Утренний туман над морем развеялся, яркое солнце, внезапно появившись из-за облаков, пригревало, тучи исчезли, словно по волшебству.
Энн сидела спиной к дому, некрасивому, но такому родному, ее отчему дому. Как странно все происходит в мире, думала она. Что-то важное случается тогда, когда меньше всего этого ждешь. Ей с трудом верилось, что они снова оказались в своем родном доме. Все та же зеленая лужайка – такая же заросшая, как и прежде, – дуб, на который они частенько забирались и, бывало, рвали платьица и обдирали коленки. А в кустах рододендронов они когда-то играли в индейцев. За кустами находился теннисный корт, поросший сорняками: ни у кого никогда не хватало времени на его прополку. Но все это было такое родное и дорогое…
Снова дома. Энн удивлялась, да уезжали ли они отсюда? Лондон казался чем-то далеким и нереальным, как их мечты о будущем. Какими жизнерадостными и беззаботными они были в тот вечер, когда говорили о предполагаемых мужьях! Энн отчетливо помнила, как заявила, что хочет выйти замуж за герцога. Ну что ж, на самом деле Мэриголд куда больше пристало носить герцогский титул. Энн теперь понимала, что герцогская корона вовсе не сулит умиротворения и защищенности. Это раньше она думала, что спокойная и счастливая жизнь достается титулованным особам по особому праву и в соответствии с традициями. Энн вспомнила старую герцогиню, продажу фамильных драгоценностей, семейные собрания, которые заканчивались земельными спорами и взаимными обидами.
Да, теперь Энн знала, что жизнь аристократов мало похожа на ту, что она рисовала в своем воображении. Но она знала, что Лондон принес ей не только разочарования.
Всю жизнь Энн старалась избегать даже упоминаний о болезнях, страданиях, душевных муках. Оказавшись в общей палате, она сначала старалась не смотреть на других больных. Они казались ей отвратительными, она почти ненавидела их.
Но мало-помалу Энн научилась смотреть на этих людей с интересом. У женщины на соседней койке оба сына погибли на войне, а сама она перенесла тяжелую операцию, но держалась всегда бодро.
– Я жива! – сказала она Энн. – Это уже кое-что, не так ли? Я часто повторяю себе: «Ну, старушка, по крайней мере ты жива».
Отчаянное, упрямое мужество этой женщины казалось невероятным. Иногда Энн готова была расплакаться, глядя на нее. А девушка с койки напротив была приблизительно ее ровесницей. Однажды субботним вечером ее сбил автобус, когда она спешила на свидание к «своему парню».
– Я первый раз надела новый костюм в тот вечер, – рассказывала она. – И надо же такому случиться! Теперь на юбке огромная дыра. А я копила на этот костюм три месяца.
Она даже не думала о сложных переломах, этот костюм казался ей важнее! И Энн поймала себя на мысли о том, как бы помочь этой девушке купить новый костюм взамен испорченного.
Постепенно она стала слушать рассказы других пациенток об их жизни, хотя раньше старательно избегала этого. Теперь ей было стыдно за себя, потому что все эти люди казались куда мужественнее, чем она сама. Все в палате будто стали одной большой семьей, – вот что вдруг осознала Энн. Она больше ни от кого не отворачивалась, ее не раздражали разговоры о чужих болячках. Эти люди стали нравиться ей, она научилась любить их всех. Как-то ночью, когда ночная медсестра с фонариком обходила палату, лучик света упал на фигурку младенца Христа у кровати Энн. В этот миг на нее словно снизошло откровение. Она поняла, что значит «любовь», поняла, какому идеалу ее отец посвятил всю свою жизнь и что помогает Салли повсюду находить друзей.
Теперь ей хотелось протянуть руки ко всему миру, отдать свою любовь и ощутить тепло любви других людей.
Когда в шесть утра медсестра пришла измерять температуру, Энн крепко спала с фигуркой младенца Христа в руке. Медсестра потом рассказывала:
– Она была такой красивой, что мне показалось, это святая передо мной.
Иногда Энн хотелось поговорить с кем-нибудь о своих ощущениях, но ей трудно было описать словами пережитое той ночью. Просто теперь ей открылся истинный смысл слов, которые они с детства слышали от отца:
– Дети, любите друг друга.
Энн посмотрела на их старый дом. Сейчас он казался ей символом всего, что она научилась понимать. Люди, жившие в нем, наполняли его любовью. Так и красоту обычных людей можно увидеть, только заглянув в глубину их души.
Из дома вышла Салли со стаканом молока.
– Это тебе, дорогая.
– Еще один стакан! Да что же это такое! – запротестовала Энн. – Я скоро растолстею, если так пойдет и дальше.
– Но врачи сказали, что тебе и нужно набрать вес. Так что будь хорошей девочкой и делай, что велено.
– Мне сейчас лень спорить, – улыбнулась Энн. – Я вот лежала и думала о том, как хорошо снова оказаться дома!
Лицо Салли вдруг осветилось изнутри.
– И я думала об этом. Мы снова дома, мы все! – И добавила: – Так много произошло с момента нашего отъезда.
– Правда? А я все не могу понять, уезжали ли мы отсюда вообще?
– А помнишь, как Мэриголд предложила поехать в Лондон? Какой чудесной и волнующей нам тогда казалась эта поездка.
– Мы тогда не знали, насколько непростой окажется жизнь в столице и как много придется трудиться.
– Для Мэриголд все закончилось великолепно. Я только что получила телеграмму от Питера. Они, вероятно, приедут в половине седьмого. На машине.
– Значит, им пришлось выехать очень рано.
– Для Питера это несложно, а Мэриголд поспит в дороге.
– Вот она удивится, когда найдет нас в нашем старом доме!
Салли рассмеялась:
– Хотела бы я увидеть ее лицо. Знаешь, я как раз пишу письмо викарию. Хочу поблагодарить его за то, что он позволил нам пожить в нашем доме. Очень любезно с его стороны. – Салли окинула дом взглядом, полным любви. – Милый дом, ты почти совсем не изменился, слава Богу.
– Я вчера вечером подумала, что их мебель такая же безобразная, как наша.
– О, Энн! – полушутя возмутилась Салли. – Я всегда считала, что у нас очень хорошие вещи.
– Не сомневаюсь, ты сентиментальна до глупости, сестричка.
– А разве это сентиментальность – любить свой дом? Когда вчера викарий предложил нам пожить в этом доме, пока они с женой будут в отпуске, я едва удержалась, чтобы не расцеловать его.
– О, Салли, он был бы просто ошарашен!
– Не думаю. Он прекрасно понял мои чувства, хотя я стояла, онемев от изумления, с открытым ртом и круглыми глазами. «Мы с женой слышали о болезни вашей сестры, – сказал он, – и мы подумали, что, возможно, она захочет посидеть в саду. Кроме того, вы знаете все об этом доме и лучше, чем кто-то чужой, справитесь с ним». – Салли рассмеялась снова. – От счастья я даже не смогла сразу ответить, промямлила что-то нечленораздельное.
– Думаю, они поступили очень благородно, – сказала Энн. – Ты поселишь Мэриголд в ее старой комнате?
– Конечно, а Питер может занять гостевую. Папа всегда размещал гостей там.
Энн допила молоко, и Салли взяла у нее стакан.
– Ладно, хватит сплетничать, – сказала она. – Мне еще много готовить сегодня. Элейн вызвалась мне помогать. Ей еще никогда не позволяли что-нибудь делать в кухне.
– Бедная маленькая богатая девочка! – улыбнулась Энн. – Очень скоро она научится готовить, если останется здесь подольше.
– Я считаю, что это тоже часть ее образования. Сейчас она готовит что-то специально для тебя к чаю, так что непременно вырази удивление, когда увидишь сюрприз.
– Я буду в восторге от всего, только бы этого не было слишком много. Ты заставила меня столько съесть за обедом, что мне кажется, я больше никогда не смогу даже взглянуть ни на одно блюдо.
– К чаю проголодаешься. – Салли направилась к дому, но вдруг остановилась и заметила: – Кстати, Энн, не помню, говорила ли я тебе: сегодня во второй половине дня приедет отец Элейн.
– Мистер Данстен? – изумленно воскликнула Энн. – О Господи, а зачем он приезжает?
– Повидаться с Элейн, полагаю. Ты уж развлеки его, если я буду занята.
– Постараюсь. Он, конечно, остановится не у нас?
– О нет. Я присмотрела для него комнату в Сент-Айвсе. Не думаю, что он задержится надолго, но поужинать сегодня с нами, надеюсь, сможет.
– Похоже, соберется целая компания. Скажешь мне, когда он приедет?
– Обязательно. – Салли поспешила в дом.
Энн прикрыла глаза. К солоноватому морскому воздуху примешивался аромат цветов; листья на деревьях тихо шелестели, будто напевая ей колыбельную, и она действительно уснула.
Проснулась Энн с ощущением, что кто-то находится рядом, и увидела Роберта Данстена, который сидел на траве около ее кресла. В первое мгновение Энн с трудом узнала его, настолько он показался ей другим, чем в Лондоне. Сначала она не поняла, что изменилось в нем, а затем припомнила, что всегда видела его только в строгом темном костюме. Сейчас на нем был твидовый пиджак, но без жилета, а цветной галстук смотрелся щегольски. Роберт Данстен глядел куда-то в сад, погруженный в свои мысли, и Энн смогла рассмотреть его. Он был моложе, чем она думала. Его лицо, обычно жесткое и суровое, сейчас казалось нежным, смягченным. Вдруг он обернулся и увидел, что девушка смотрит на него.
– Это ведь не я разбудил тебя, правда? – тихо спросил он.
– Ты давно здесь?
– Не знаю. Твоя сестра сказала, что я найду тебя в саду. Я и нашел, но ты спала.
– Извини.
– За что ты извиняешься? Мне здесь так хорошо. Я с удовольствием ждал, когда ты проснешься.
– Здесь красиво, правда? Салли сказала тебе, что в этом доме мы и жили до отъезда в Лондон?
– Даже не знаю, как вы могли здесь жить?
Он произнес это так просто, что Энн и не подумала обидеться. Она не сомневалась, что Роберт Данстен понимает, в чем ценность настоящего дома.
– Мы очень хотели уехать отсюда, – негромко проговорила Энн, – а теперь так же сильно хотим вернуться.
– Я понимаю, – ответил Роберт. – У меня тоже есть дом, и я бы хотел показать его тебе. Он никогда не был домом в полном смысле этого слова, но однажды, я надеюсь, станет таким.
– Ты купил его?
– Можно рассказать тебе об этом?
– Да, пожалуйста.
– Однажды я ехал на машине. Я был очень несчастлив тогда, и мне хотелось убежать от всех сложностей моей жизни. Я уехал из города, не думая, куда еду. Хотел просто полюбоваться окрестностями. Прошло уже часа полтора, когда я вдруг понял, какая красота вокруг. Я ехал по узкой дорожке, а ветки деревьев, что росли по обочинам, почти смыкались над ней. Дорожка поднималась на холм, там был небольшой лесок, а за поворотом я уперся прямо в железные ворота. Рядом стояла табличка с надписью «продается». Я свернул и проехал в ворота. По дорожке, казалось, уже много лет никто не ездил. И вот в конце ее я увидел дом.
Роберт Данстен глубоко вздохнул. Энн внимательно слушала, чувствуя, что это очень важно, хотя не знала почему.
– Дом был очень старый, – продолжал Роберт, – но построен в настоящем тюдоровском стиле. Там требовался значительный ремонт, но мне вдруг показалось, что когда-нибудь он принесет мне счастье. У меня появилось необыкновенное ощущение, что я знаю каждый поворот узких коридоров, что мне знакома каждая лестница, каждая комната. Я уехал с чувством, что должен обязательно купить этот дом. Он был выставлен на продажу уже в течение нескольких лет, сделка не заняла много времени. Других желающих вложить деньги в реконструкцию и обновление не нашлось. Так «Четыре Башни» стали моими.
– Этот дом так называется? Привлекательное название!
– Он так называется уже не одно столетие, и на протяжении всего времени, думаю, все в этом доме были счастливы, а сейчас он пустует в ожидании.
– Ты там не живешь?
– Еще не наступил подходящий момент.
– А что значит «подходящий момент»?
– Вот об этом я и хочу рассказать тебе. В глубине души я всегда знал, что не смогу жить там один. Этот дом предназначен для двоих, которые желают построить в его стенах счастливую жизнь.
– Печально думать о доме, который все еще ждет, – сказала Энн и взглянула на Роберта. Было что-то в выражении его лица, что заставило слова замереть на ее губах, а сердце забиться чаще.
Он ничего не сказал, но Энн стало казаться, что она тоже ждет чего-то, как тот таинственный дом. Роберт Данстен встал. Теперь он казался очень высоким. Затем он подошел и опустился на траву у ее ног. Вдруг Энн охватило такое волнение, что она вся напряглась и крепко сжала руки. Роберт Данстен медленно склонился к ней и взял за руку.
– Энн, – начал он глубоким тихим голосом, от которого девушку охватила дрожь. – Я боюсь.
– Боишься? – переспросила она, с трудом шевеля губами.
– Да, боюсь. Мне довелось пережить много горестных минут в жизни, и я стал думать, что ничего хорошего уже не произойдет. А теперь я как человек, который очень долго пробыл в темноте и не смеет открыть глаза навстречу солнечному свету.
Энн лежала не шелохнувшись.
– Я довольно скучная, унылая личность, Энн, – продолжал он и, заметив, что она пытается возразить, добавил: – Да, это так. Я знаю себя. Единственное, в чем я разбираюсь, – это деньги. Но деньги сами по себе невероятно скучны, если их не с кем делить.
Наступило долгое молчание. Потом он крепче сжал ее руку и сказал необыкновенно мягко:
– Ты такая красивая. Я боюсь, что скажу что-нибудь не то, и ты прогонишь меня.
Внезапно Энн испытала почти материнскую нежность к нему. Урок, который она извлекла из пребывания в больнице Святого Антония, не прошел даром. Благодаря своим страданиям Энн поняла, как могут страдать другие люди. Ей хотелось обнять Роберта Данстена, помочь ему забыть обо всех прошлых горестях, подарить надежду на будущее. Но она была так робка, что только крепче сжала его руку, будто стараясь преодолеть собственную неуверенность.
Они опять замолчали, и Энн изо всех сил старалась найти подходящие слова утешения. Роберт не поднимал на нее глаз с того момента, как начал свой рассказ.
А когда он все же взглянул на Энн, то увидел, что ее глаза полны слез, а губы дрожат от волнения.
– О Господи, – испуганно воскликнул он. – Чем я обидел тебя, Энн?
– Ты не обидел меня, – прошептала она. – Мне просто очень тебя жаль. Я очень хочу… хочу сделать тебя счастливым.
Роберт даже не сразу поверил в то, что услышал. Потом бережно поднес ее руку к губам и нежно поцеловал.
По щекам Энн медленно катились слезы, и она не пыталась смахнуть их. Роберт Данстен достал из кармана платок и сам стер слезы с ее лица.
– Все это слишком тяжело для тебя сейчас, – мягко сказал он. – Мы поговорим об этом позже. Если, конечно, ты захочешь выслушать меня.
Он словно уговаривал Энн, но она сама доверчиво вложила свою руку в его ладонь.
– Я хочу выслушать. Сейчас, – сказала она.
20
Питер встал, держа бокал шампанского.
– Мне кажется, что данная ситуация требует тоста, – сказал он, окидывая взглядом стол: Мэриголд с сияющими глазами, раскрасневшуюся очаровательную Энн, серьезного Роберта и Салли, сидевшую во главе стола. – За нас всех. Пусть мы все будем счастливы, а особенно Салли, потому что мы очень ее любим!
Все посмотрели на Салли и, подняв бокалы, хором сказали:
– За Салли!
Щеки девушки залил яркий румянец, а в глазах блеснули слезы.
– Спасибо, мои дорогие, но не стоит произносить сегодня тосты в мою честь.
– Как же не стоит, – в порыве чувств воскликнула Мэриголд. – Если бы не ты, я бы никогда не встретила Питера.
– Мы можем сказать то же самое, не так ли? – произнес Роберт.
– Конечно, конечно, – подхватила Энн. – Мы все обязаны тебе, Салли. Спасибо!
Салли вскочила со стула.
– Я сейчас расплачусь! – сказала она. – Давайте уберем со стола и отнесем тарелки в кухню, но мыть их необязательно. Миссис Баркус – просто ангел! Она обещала прийти завтра и все убрать.
– Вот и отлично! – радостно воскликнула Мэриголд.
– Разве ты не любишь мыть посуду? – спросил Питер с иронией.
– Ненавижу!
– О боги! – театрально-драматическим тоном воскликнул Питер. – Я так и знал, что женюсь не на той девушке!
На лице Мэриголд появилась гримаска.
– Я знаю, ты хотел бы, чтобы я была счастлива мыть посуду и стирать для тебя, но решительно отказываюсь делать это! Чем скорее ты разбогатеешь, чтобы иметь средства на прислугу, тем лучше!
– Ну, вероятно, мы сможем позволить себе одну служанку.
– Вот она и будет мыть посуду. Все-таки лучше, чем ничего.
Салли улыбнулась, слушая их перепалку. По секрету Питер сказал ей, что жизнь у них с Мэриголд будет не такой тяжкой, как она ожидает.
– Вообще-то дедушка собирается подарить нам довольно симпатичный домик в двадцати милях от Глазго, это уже почти настоящая деревня. Мэриголд будет счастлива там. В округе неподалеку живет много моих друзей, и ей не придется скучать.
Салли не возражала против небольшого обмана. Она была уверена, что Питер знает, как справиться с Мэриголд. Он всегда будет настоящим хозяином в доме, а жена будет обожать его. Неплохо, если кто-то сумеет разумно управлять ее страстями, а Питер, видимо, знает, как это сделать. Можно не сомневаться, что предложи Питер отправиться босиком в Тибет, Мэриголд не задумываясь пошла бы за ним.
Салли радовалась и за Энн с Робертом. Старшая из сестер никогда бы не увлеклась заурядным человеком. Ей всегда хотелось чего-то большего, отличного от других. Все, что ей нужно, она найдет в Роберте, а для него закончатся несчастливые годы одиночества. Он будет поклоняться и почитать Энн со всей силой нерастраченных чувств человека, вынужденного долгое время скрывать их. А нежность, скромность, мягкость Энн раскроют все самые лучшие свойства его натуры.
Да, она очень радовалась за сестер, но оставался еще Дэвид, чья судьба очень беспокоила Салли.
Тем временем все дружно отнесли посуду в кухню и составили ее в раковину.
– Мне лень заниматься мытьем, – с улыбкой сказала Салли. – Кроме того, я боюсь испортить платье.
– Да уж, обращайся с ним осторожно, – предупредила Мэриголд. – Не забудь, ты наденешь его на мою свадьбу!
Платье было действительно очень красивое. Мэриголд купила его еще несколько недель назад в Доме моделей Майкла Сорреля, когда манекенщицам разрешили приобрести со скидкой все, что они захотят, из летней коллекции. Мэриголд выбрала вечернее платье из бледно-голубого шифона с короткими рукавами-фонариками и широкой летящей юбкой. Придя домой, она поняла, что этот наряд ей не подходит. Платье оказалось коротковато. Мэриголд уже начала сокрушаться о потраченных впустую деньгах, но Энн предложила дать его примерить Салли.
Когда Салли надела платье, сестры изумились. Цвет его очень шел к темным волосам Салли и придавал ее коже матовую белизну.
– Ты выглядишь чудесно, Салли! – воскликнула Мэриголд. – Майкл Соррель не смог бы создать ничего более подходящего для тебя!
– Но куда я его буду носить? – возразила Салли.
– О, скоро представится случай, – неопределенно ответила Мэриголд. – Кроме того, оно невероятно дешевое.
– Ладно, тогда я оставлю его себе, – согласилась Салли. – Только, боюсь, оно так и провесит в шкафу в ожидании бала, на который меня никогда не пригласят.
Теперь, конечно, было решено, что Салли наденет это платье на свадьбу Мэриголд, которой очень хотелось раздобыть платье такого же цвета для Энн.
– Я знаю, что моя свадьба будет очень простой, но я хочу, чтобы церемония прошла идеально. В конце концов, я в последний раз окажусь главным действующим лицом спектакля, а затем Питер запрет меня за высоким забором.
– Не сомневайся, так и будет, – подтвердил Питер, – но я собираюсь стать крупным корабелом, и ты еще будешь гордиться тем, что сумела поймать меня в свои сети.
Мэриголд запустила в него подушкой, а Салли отправилась наверх посмотреть, действительно ли платье годится для такого торжественного случая. Сестры снова пришли в восторг, а Мэриголд попросила:
– Надень его сегодня вечером! Мы тоже принарядимся. Я привезла с собой все свои платья, так что и Энн есть из чего выбирать. Все-таки это наша помолвка.
– Энн нужно рано ложиться, – заметила Салли, но сама Энн пропустила ее замечание мимо ушей.
– Я хорошо себя чувствую, – сказала она, и Салли вынуждена была признать, что она выглядит совсем по-другому. Ощущение счастья вернуло ей и нравственные, и физические силы.
Сестры сообщили мужчинам о предстоящем торжественном ужине, поэтому Питер отправился ловить омаров, а Роберт настоял на том, чтобы откупорить бутылку шампанского.
– Новый викарий сильно удивился бы, узнай он, какие страсти обуревают постояльцев этого дома, – рассмеялась Мэриголд.
– Думаю, он бы порадовался, – сказала Салли. – Он весьма понимающий человек. – Она замолчала на секунду, поставив тарелки на стол. – Я все время будто слышу голос отца, – тихо произнесла она. – А проходя мимо кабинета, все время жду, что дверь откроется и папа спросит: «Салли, куда я положил свои очки?» Помнишь, он все время терял их.
– Как бы я хотела, чтобы он венчал нас, – вздохнула Мэриголд. – Но все-таки я рада, что новый викарий пустил нас в дом, а сам уехал. А то нужно было бы просить его провести церемонию. Теперь мы можем пригласить старого друга отца из Сент-Айвса.
– Да, – согласилась Салли. – Похоже, все к лучшему. Как странно все происходит в жизни. Если бы Элейн не довела мисс Харрис до отчаяния, я бы никогда не получила эту работу, а Энн никогда не встретила бы Роберта, и… Боже, да так можно продолжать бесконечно. Видимо, жизнь и есть цепочка таких мелких событий, которые ведут к чему-то значительному.
– Ты вспомни, как вышла опустить письмо в почтовый ящик и натолкнулась на Питера! – с воодушевлением продолжила Мэриголд. – О, Салли! А если бы ты вышла минутой позже или раньше и упустила его!
Голос Мэриголд прозвучал так трагично, что Салли рассмеялась.
– Но я же не упустила его, успокойся.
Она на минуту замолчала и посмотрела на дверь, которая вела в кухню. Они были одни. Мужчины в столовой накрывали на стол.
– Мэриголд, а как же Дэвид? – тихо спросила Салли.
– А что такое с Дэвидом? – с вызовом спросила Мэриголд.
– Я очень переживаю за него.
Мэриголд пожала плечами:
– Бедняга Дэвид! Это безнадежно. Он знал об этом с самого начала.
– Ты знаешь, что он приедет завтра?
– Да, и очень жаль. Как это ему удалось устроить себе каникулы именно сейчас?
– Я позвонила ему перед отъездом из Лондона. Я должна была рассказать ему о твоем замужестве. Ты и Питер были так счастливы и поглощены собой… Но я была уверена, что кто-то должен сказать об этом Дэвиду рано или поздно, тем более что он собирался приехать сюда. Я позвонила ему с вокзала. Он очень обрадовался и сказал, что у него потрясающие новости. Оказывается, сэра Хьюберта пригласил Институт имени Рузвельта в Америку, а он в свою очередь пригласил Дэвида поехать туда и затем остаться в Америке в качестве представителя Великобритании. Конечно, это великолепно для его карьеры, и я поздравила Дэвида от души. Но он заявил, что поздравлять его еще рано, что он хочет сперва посоветоваться с отцом и поэтому приедет сюда на недельку. Он так быстро повесил трубку, что я ничего больше не успела сказать.
Мэриголд пожала плечами:
– Ну что ж, раз Дэвид едет в Америку, значит, он не будет переживать из-за моей свадьбы.
– Я в этом не уверена, – мягко возразила Салли.
– Ничем не смогу ему помочь, – немного раздраженно сказала Мэриголд. – Салли, дорогая, расскажи ему сама о нас с Питером, хорошо? Я не перенесу его упреки и обвинения.
Салли ничего не сказала, а Мэриголд приняла ее молчание за согласие.
– Спасибо, дорогая. – Она с улыбкой вышла из комнаты.
Салли думала о Дэвиде, а все остальные, смеясь и весело болтая, отправились в гостиную. Мэриголд подождала Питера, а он, когда подошел, обнял ее за талию, будто боялся потерять.
– Бедный Дэвид, – прошептала Салли и быстро поднялась наверх, чтобы пожелать спокойной ночи Элейн. Салли думала, что девочка еще не спит, потому что она никак не хотела ложиться спать так рано. Но день выдался такой долгий, Элейн устала, проведя много времени на пляже и купаясь, поэтому уже крепко спала. Одеяло сползло на пол, и Салли потихоньку прикрыла ее, прислушалась к мерному дыханию девочки, поцеловала ее в лоб и спустилась вниз. Сначала она хотела присоединиться к остальным, но потом распахнула входную дверь и вышла в сад.
Ветер совсем стих. На небо выплыла луна, и все вокруг показалось Салли похожим на сказку. Она прошла через сад и вышла на тропинку, которая вела к берегу. Девушка шла, словно завороженная. Вот и залив. Море было спокойно, по воде протянулась лунная дорожка. Волны плавно накатывали на берег. Мягкие, полупрозрачные сумерки делали все вокруг невероятно прекрасным. Наконец-то она дома, в том мире, где все ей знакомо и так любимо. Салли пошла к скалам. Они высились над ней до самого неба, усыпанного звездами. Сколько раз она приходила сюда в любую погоду! Зимой, когда волны с грохотом обрушивались на камни и брызги разлетались во все стороны; летом, когда вода была такой прозрачной, что было видно дно. Этому миру она принадлежала.
Вздохнув, Салли присела, расправив широкую юбку. Лунный свет отражался в воде. Скоро весь залив станет серебряным. До чего красиво! Салли казалось, что сердце ее вот-вот выскочит из груди от переполнявших ее чувств. Это самое чудесное место на земле! Ах, если бы рядом был отец! И как только она подумала об этом, она почувствовала его присутствие, почти физически ощутила, что отец рядом.
«Ты рад за своих дочек, папа?» – мысленно спросила она и не сомневалась, что рад.
Неожиданно ей показалось, что она слышит его голос: «А ты, дорогая?»
Что она могла ответить? Ее пугала мысль о будущем одиночестве, о жизни без Энн и Мэриголд. Что ей делать? Куда идти?
– Папа, помоги мне! – прошептала она, но поняла, что его больше нет рядом. Вдруг Салли заметила, что кто-то приближается к ней.
Она решила, что это Роберт или Питер пошли искать ее. Помахала рукой и с удивлением узнала Дэвида.
Он подходил все ближе. Салли улыбнулась старому другу и в лунном свете заметила странное выражение на его лице. Салли подумала, что кто-то уже рассказал ему о Мэриголд.
– А мы ждали тебя завтра, – проговорила она.
– Да, знаю, но один друг предложил полететь вместе с ним, так что я избавился от длительного путешествия поездом в жару.
– Как ты узнал, что я здесь?
– Миссис Баркус сказала, что вы остановились в доме викария. Я позвонил в дверь, но никто не ответил. Я прошел через сад, как бывало раньше, и в окно увидел всех, кроме тебя. Я сразу догадался, где ты можешь быть.
– Ты ни с кем не говорил? – спросила Салли.
Дэвид покачал головой. Салли глубоко вздохнула. Значит, ей самой придется сообщить ему обо всем. А так не хотелось говорить об этом сейчас, когда кругом царила дивная красота. Она словно оторвалась от всего остального мира, от всех забот и переживаний, мучений и печалей.
– Садись, Дэвид, – пригласила она. – Я хочу поговорить с тобой.
Дэвид не двинулся с места.
– Ты какая-то другая, Салли. Мне даже показалось, что ты ненастоящая, словно сошла со страниц сказок твоего отца.
– Такой я себя и ощущаю сегодня. Но все равно нам нужно поговорить, Дэвид.
Дэвид сел чуть ниже, чем Салли, чтобы видеть ее лицо. Силуэт девушки выделялся на фоне темного неба, а лунный свет освещал ее серьезное личико.
– Я должна сказать тебе… – начала она неуверенно.
– Да?
– Это касается Мэриголд.
– Хочешь сказать, что она выходит за Питера Эрда? Я их видел только что. Вряд ли ты ожидала, что я очень удивлюсь, Салли.
– Я боялась, что ты расстроишься, Дэвид, но она любит его, а он – ее. Они поженятся на днях.
– Хорошо. Отличная новость!
Салли была удивлена искренней радостью, которая прозвучала в его голосе.
– Но, Дэвид…
– Да, знаю, что ты хочешь сказать, – улыбнулся Дэвид. – Моя дорогая, ты ужасно старомодна. С этим давно покончено. По крайней мере, все это кажется таким далеким, будто ничего и не было.
– Значит, ты не против? О, Дэвид, я так рада! Я так волновалась за тебя.
– Правда? Почему?
– Потому что я не хочу видеть тебя несчастным. Я всегда знала, что Мэриголд не подходит тебе, но ты любил ее, и я надеялась, что она когда-нибудь оценит это.
– Ты когда-нибудь перестаешь думать о других? – неожиданно спросил Дэвид.
– А зачем? Особенно, когда дело касается тех, кого я люблю.
Дэвид взял Салли за руку.
– Послушай, Салли, думаю, я обязан все объяснить тебе. С самого раннего детства вы были частью моей жизни. Я рос вместе с вами и воспринимал вас как нечто само собой разумеющееся. Ты всегда значила очень много для меня, я просто не представлял свою жизнь без тебя. А потом, когда мы выросли, я вообразил, что влюблен в Мэриголд. Сейчас я понимаю, что это потому, что она меньше всех интересовалась мной. Когда она начала осознавать силу своих чар, я стал для нее скучен. Я не говорил ей льстивых комплиментов, как другие парни. Мои чувства были более глубокими, но Мэриголд не понимала моих робких попыток объясниться с ней. Она вообще не принимала меня всерьез. А поскольку я очень упрям, когда дело касается женщин, то, обнаружив, как мало я значу для Мэриголд, я вообразил, что люблю ее. Меня влекло к ней, ее равнодушие ко мне интриговало, и я принял все это за любовь.
Салли шевельнулась, будто желая высвободить свою руку, но Дэвид только крепче сжал ее.
– Я рассказываю все это, Салли, потому что хочу, чтобы ты многое поняла. Когда я все еще думал, что влюблен в Мэриголд, я говорил с тобой о ней. Странное это было время для меня. Жизнь моя менялась во всех отношениях.
Я пережил немало волнений из-за моей новой работы и вообще моего будущего, и в этот весьма нелегкий период я все еще считал, что то чувство, которое никак не покидало мое сердце, – любовь. Но потом как-то вдруг я начал понимать, что происходит на самом деле. Я поймал себя на том, что думаю не о Мэриголд, а о тебе. Когда попадался сложный случай, я часто задавал себе вопрос: а как бы Салли отнеслась к этому человеку? А как бы Салли утешила этого ребенка или вернула этому человеку желание жить? Всякий раз, когда нужно было принимать трудное решение, рядом со мной в мыслях была ты, Салли. Тогда я понял, что ты всегда была частью моей жизни. Я всегда доверял тебе. Конечно, это глупое объяснение, но я был слишком молод, чтобы понять все это раньше. Но это правда. Ты такая необыкновенная, встреча с тобой – самое главное событие в жизни любого человека, но я был слишком юн, чтобы по достоинству оценить и понять тебя.
Салли смотрела на море, и Дэвид видел ее нежный профиль, маленький, чуть вздернутый носик, полураскрытые губы.
– Ты наверняка хочешь спросить, почему я не сказал обо всем раньше, – продолжал Дэвид, – но как-то не представилось подходящего случая. Я понял все до конца перед тем, как заболела Энн, но говорить с тобой в тот день о своих чувствах было бы неуместно. Тогда я уже знал, что ты – вся моя жизнь. Я уже не представлял своего существования без тебя. Ты всегда была в моих мыслях, но поскольку все люди слепы и глухи, когда речь идет о жизненно важных вещах, то я никогда не задумывался над тем, что произойдет, если тебя не будет рядом. Когда наконец на меня снизошло озарение, и я окончательно уразумел, что ты значишь для меня, думаю, именно тогда я повзрослел и стал мужчиной… Мужчиной, который желает, чтобы ты была всегда рядом, и желает этого больше всего на свете.
