Текст книги "Дорогами мечты"

Автор книги: Барбара Хэдворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 12

Спеша в клинику к Фионе, Фред вспомнил, что прошло уже три недели, как ей сделали операцию. Горничная, открывшая ему дверь, сообщила, что, прежде чем он увидится с мисс Бартон, с ним хочет поговорить директриса.

Размышляя, что это может значить, Фред последовал за девушкой в кабинет директрисы.

– Ах, мистер Гардинер… – привстала из-за своего опрятного стола высокая, полная женщина лет пятидесяти, с румяным лицом, обрамленным седеющими волосами. – Присаживайтесь.

Она указала ему на стул, обитый кремовой кожей. Взяла сигарету из красивой белой жадеитовой коробочки, затем подвинула ее Фреду. Оба закурили.

– Вы, наверное, догадались, что я хотела увидеть вас, чтобы поговорить о мисс Бартон.

– А я надеялся, что вы просто хотели увидеть меня. – Улыбка Фреда тут же угасла, он спросил: – Врачи уже что-то знают?

– Боюсь, нет.

– Это плохой знак?

– Необязательно. В каждом отдельном случае все происходит по-разному. Могут пройти месяцы, прежде чем окончательно угаснет надежда.

– Бедная Фиона! – выдохнул он.

– Она прекрасно выдерживает это испытание. Но вы и сами знаете. Я хотела вас видеть, мистер Гардинер, вот в связи с чем. Доктор Лоррингэм и доктор Грейнджер решили, что для мисс Бартон будет лучше покинуть наше заведение и вновь зажить нормальной жизнью.

– Вряд ли можно назвать нормальной жизнь того, кто лишен зрения, – мрачно ухмыльнулся Фред.

Я хотела сказать, лучше, если с ней перестанут обращаться как с инвалидом. Трудность в том – куда она направится? Судя по количеству людей, навещающих ее, по цветам и корзинкам с фруктами, у нее уйма знакомых, но я не обнаружила среди них того, кто мог бы считаться ее близким другом, того, с кем она могла бы поселиться, когда уйдет отсюда.

– У девушки с такой прорвой денег не может быть близких друзей, – цинично усмехнулся Фред.

– Ее мать, миссис Шультц, жива, так я понимаю. Но они с Фионой не слишком дружны. Если честно, пациентка призналась мне, что так и не рассказала матери об операции.

– Верю. – Фред припомнил патетическую историю Фионы о маленькой девочке, которая обнаружила, что мать ненавидит ее из-за денег.

– Есть у нее другие родственники, вы не знаете?

– Я никогда о них не слышал. У нее была бабушка, которую Фиона любила, но та умерла.

– Мы обязаны передать пациентку на руки тому, кто хорошо знает ее, во-первых, а во-вторых, обладает бесконечным терпением. Доктор Лоррингэм и доктор Грейнджер решительно возражают против ее проживания в роскошных отелях с оплачиваемой компаньонкой. Как жаль, что у мисс Бартон нет дома или хотя бы квартиры и надежной служанки, которая могла бы ухаживать за ней. – Будучи счастливой обладательницей уютного маленького коттеджа на границе Суррея и Сассекса, директриса не могла представить себе, что девушка с таким богатством не имеет собственного угла.

– Я хочу помочь. – Фред выпустил струйку дыма. – Но постойте! Это сумасшедшая идея, но она может сработать… – Он вскочил. – Послушайте, вы не возражаете, если я сначала поговорю с Фионой, а затем с вами?

– Просто скажите сестре, когда вы будете готовы побеседовать со мной. Полагаю, – вкрадчиво проговорила директриса, – вы хотя бы намекнете…

– Глупо делать из этого тайну, – улыбнулся Фред. – Я имел в виду, что Фиона могла бы остановиться у моей тети. Она живет в нескольких милях от Волверхэмптона. Тетя вдова и вполне преуспевает, – поспешил добавить Фред, опасаясь, что директриса заподозрит, будто он стремится заполучить хорошо оплачиваемую квартирантку для своей родственницы. – Фиона как-то встречалась с ней, и, кажется, они понравились друг другу. Она живет одна, не считая незамужней дочери, увлеченной религией.

– Похоже, это отличный выход, – одобрила директриса.

– Зависит от того, согласится ли Фиона.

– Это зависит от вас, сумеете ли вы убедить ее, – решительно объявила директриса. Она потушила сигарету и встала из-за стола.

– Сделаю все, что могу. – Фред направился к дверям. – Но ничего не обещаю.

– Удачи!

Фред понял, что удача ему необходима, как только переступил порог комнаты Фионы. Он понял, что несчастная женщина находится в депрессии.

Прежде всего он позволил ей выговориться. Она ненавидит еду, которую здесь готовят. Если сестра не перестанет быть такой веселой по утрам, она не отвечает за свои поступки! Синтия Вейн снова приходила и пыталась заставить ее заказать одежду у своего любимца, Карлтона Грея, и пусть ее не беспокоит вопрос примерок. Дамочка явно считает, что Фиона все равно никогда не увидит этих новых платьев.

– Перестань ворчать и послушай меня, – наконец скомандовал Фред. – У меня новости.

– Они… они ничего не знают…

Ее худенькое тело напряглось под пушистым одеялом.

– Они пока ничего не знают, как обстоят дела с твоими глазами. Но они решили выпустить тебя отсюда.

– Я не могу вернуться в «Ритц» – в таком виде!

– Позволь сказать. Разумеется, ты не можешь вернуться в отель и жить там самостоятельно.

– Я не могу положиться на друзей, если ты к этому ведешь.

– Не надо гримас, Фиона. Ты помнишь мою тетю Розу?

– Очень хорошо. Я нахожу ее очень милой. Но я не понимаю, к чему ты клонишь?

– Скоро поймешь. У нее прекрасная резиденция в викторианском стиле, неподалеку от Волверхэмптона. Ее любимый сын давно погиб. Другие дети женаты и живут вдалеке от нее, кроме незамужней дочери, которая ударилась в религию. Почему бы тебе не пожить с ней немного и не подбодрить ее?

– Я как раз тот человек, который может взбодрить любого, – пробормотала Фиона.

– Не разыгрывай драму, детка! Как ты относишься к идее отправиться к тете Розе и пожить с ней недельку-другую?

– Как к полному безумию, – раздраженно ответила Фиона. – Твоя тетя, миссис Дюран – не так ли? – видела меня только один раз.

– Это была просто идея. Тебе вовсе не нужно немедленно принимать решение. Может, у тебя есть другие планы. – Он нарочно не хотел казаться настойчивым.

– Другие планы! – Фиона скривилась.

Она могла бы вернуться в «Ритц», нанять компаньонку, может, собаку-поводыря. Или исчезнуть в какой-нибудь отдаленной деревеньке в Англии или на континенте. Но как и предполагала директриса, из множества людей, которых Фиона знала достаточно близко, она не могла назвать ни одного, кто бы мог принять ее в том беспомощном виде, в каком она находилась сейчас.

Она спросила резким тоном:

– Откуда ты знаешь, что твоя тетка примет меня?

– Я знаю мою тетю, – ухмыльнулся Фред. – И я знаю тебя.

– Мне понадобится кто-то, кто будет ухаживать за мной. Я понятия не имею, какого размера дом миссис Дюран. Может, у нее не найдется свободной комнаты для няни или компаньонки, которая мне необходима.

– Не будь такой высокомерной, хорошо? Тетя Роза сможет разместить целую команду прислуги, если надо. Но тебе никто не понадобится, если ты согласишься отправиться к ней.

– Я не понимаю, как я могу навязываться. Может, она в чем-то нуждается…

Фред тут же оборвал ее:

– Тете Розе не нужны твои щедрые дары. Она просто хочет увидеть тебя. И очень сильно хочет, если я вообще ее знаю.

– Больше похоже на то, что она примет меня из сочувствия или чтобы тебя ублажить.

– Чепуха! – вскричал Фред. – Послушай, если мое предложение тебя устраивает, почему бы не позвонить ей прямо отсюда?

Он назвал номер телефона тетушки оператору на линии, и уже через несколько минут на другом конце провода раздался голос миссис Дюран.

– Это Фред, тетушка. Ты помнишь Фиону Бартон?

– Разумеется, я читала о ее болезни в газетах. Бедная девочка! Мне так ее жаль. Она поправится, как думаешь, Фред? Но к чему ты спросил о ней? Ты ведь не просто хотел узнать, помню ли я Фиону Бартон?

– Ты впервые права, – похвалил ее Фред. – Фиона через несколько дней уезжает из клиники, и ей нужно тихое местечко, где она могла бы остановиться. Я предложил отправиться к тебе.

– Как мило с твоей стороны, – замурлыкала тетушка. – Я была бы в восторге принять ее в своем доме.

– Именно это я и говорил ей. Может, тебе лучше самой поговорить с Фионой?

– Я позвоню ей сегодня вечером, если ты дашь ее номер телефона.

– Это необязательно, – засмеялся Фред. – Она рядом со мной. Я звоню из ее палаты в клинике.

– Ты – что? – бормотала миссис Дюран.

Фред поднес трубку к уху Фионы:

– Она в восторге. Хочет сказать это тебе самой.

Фиона ничего не понимала. Выслушивая уверения тети Фреда в том, как она будет рада принять милую Фиону в своем доме и постарается сделать все, чтобы та ни в чем не нуждалась, молодая женщина думала: «Впервые в жизни кто-то предлагает мне сделать что-то для меня и не просит ничего взамен».

Но когда она повторила свои сомнения Фреду, тот поддразнил ее:

– Не будь так уверена в этом! Ты будешь удивлена, как поднимется престиж тетушки после того, как она расскажет своим подружкам, что сама знаменитая Фиона Бартон остановилась под ее крышей.

Фиона поняла, что он шутит, еще до того, как он пояснил:

– Я шучу, Фиона. Тетя Роза полюбила бы тебя независимо от того, кто ты такая. Для нее счастье кого-то опекать.

– Это совершенно новое ощущение для меня, – горько заметила Фиона.

Когда медсестра, как обычно перед обедом, выпроводила Фреда из палаты Фионы, он вернулся в кабинет директрисы.

– Фиона поедет, – с триумфом возвестил журналист. – Более того, я поговорил с тетей, она умирает от желания приютить бедняжку.

– Отличная работа, мистер Гардинер. Я свяжусь с доктором Лоррингэмом завтра утром…

Фред ни секунды не сомневался в своих действиях. Он верил, что пребывание Фионы у тетушки пойдет только на пользу молодой женщине. К тому же если тетя Роза не сможет несколько очеловечить Фиону, то этого уже не сможет никто. Вернувшись домой, он еще раз позвонил миссис Дюран.

– Тетя, ты же понимаешь, я не мог разговаривать свободно в присутствии Фионы. У нее мужество львицы, но с ней совсем нелегко, ведь она несет на своих плечах груз, который не многим по силам.

– Кому было бы легко, – с негодованием возразила тетя, – в ее положении. Я поняла, что она до сих пор не знает, успешно ли прошла операция, иначе ты бы сказал мне.

– Она все еще ждет. Но дело не только в этом. Она заложница своих денег, в самом худшем смысле этого слова. Она считает, что люди общаются с ней только из-за денег, включая мужчин…

– Глупая девчонка! С ее-то внешностью она могла бы заполучить всех красавчиков, каких пожелала, не имея гроша в кармане, – возмутилась миссис Дюран.

– Именно об этом я и говорил ей. Но, дорогая, если и ты об этом упомянешь, будет только польза.

На следующий день, едва он переступил порог комнаты, Фиона выпалила:

– Доктор Лоррингэм сказал, что я могу уехать отсюда, когда пожелаю. Я сказала, что уеду в понедельник.

– Есть какие-нибудь особые причины, почему ты выбрала именно этот день?

– В общем, да. Я разговаривала с твоей тетушкой по телефону после того, как побеседовала с доктором Лоррингэмом, и она предложила этот день. Миссис Дюран объяснила, что у тебя выходной в понедельник и ты сможешь сопровождать меня. – Легкая краска смущения коснулась восковых щек Фионы.

– Я не виделся с тетей Розой довольно долго. Почему бы не воспользоваться бесплатной поездкой? – Фред намеренно грубил, сам не зная почему.

Он почти испугался, когда Фиона попеняла ему:

– Ты такой колючий человек, Фред.

– Это тебя не касается!

– Ты всегда укоряешь меня за то, что я слишком большое значение придаю деньгам. Но ты денежный сноб наоборот. Ведь если бы я попросила отвезти меня в Волверхэмптон третьим классом, ты бы сделал это без малейшего возражения.

Она в чем-то права. Ему также пришло в голову, что, задолго до того, как встретился с ней лично, он негодовал по поводу ее сверхъестественного богатства. Но почему? Только потому, что ее глаза напоминали ему Лиз, даже на фотографиях, и потому, что его Лиз была так бедна?

Глаза Лиз навсегда закрылись для этого мира двенадцать лет назад, а Фиона может остаться слепой до конца своей жизни! Лиз повезло, что она умерла в нетронутом очаровании юности, а не прошла всю жизнь – слепой! Он почувствовал внезапную нежность к Фионе.

– Прости, что я был так колюч, как ты выразилась, – примирительно начал Фред. – Я рад, что ты выбрала день, когда я свободен. Я отвезу тебя в Волверхэмптон.

Кроме того, он предложил избавить ее от хлопот и самому связаться с ее шофером и обговорить с ним детали поездки.

– Если мы отравимся после раннего ленча, то к чаю уже будем в Кодлингшелле.

– Я попрошу приготовить ленч здесь.

– Именно об этом и я подумал, – ответил он с полным пониманием. Хотя на смену повязкам появились темные очки, ей все же не хотелось показываться в публичном месте, например в ресторане.

– Мне нужна одежда, – вспомнила Фиона, и Фред, вытащив ручку и записную книжку, составил под ее диктовку список вещей, которые должна упаковать горничная отеля.

В понедельник, когда Фред подъехал, чтобы забрать Фиону, ее «роллс-ройс» уже поджидал возле больницы. Он остановился предупредить Финдена.

– Ради бога, только не предлагай свою помощь! Постарайся вести себя, как ни в чем не бывало.

– Постараюсь, сэр. Неужели это правда, будто мисс Бартон может остаться слепой?

– По-прежнему есть надежда, что все наладится, – резко ответил Фред и взбежал по ступенькам.

Фиона ждала его в приемной. Хотя на дворе стоял апрель, день был пронзительно холодным, поэтому поверх строгого серого костюма она набросила норковое манто.

– Как хорошо ты выглядишь. – Фред подумал, что ее немощность еще больше бросается в глаза сейчас, когда Фиона на ногах и одета, чем в то время, когда она лежала в кровати. – Пойдем, – быстро бросил он.

– Я готова.

Он деликатно взял ее под руку, так что со стороны, глядя, как они идут к дверям и спускаются по ступенькам, можно было предположить, что с его стороны это простая вежливость, а не трагическая необходимость.

Уважение к Фионе резко возросло, когда Фред услышал, как непринужденно она приветствует Финдена, словно собралась на увеселительную прогулку. Чем нельзя было не восхищаться, так это ее неоспоримым мужеством!

Они не слишком разговаривали во время долгого пути. Но Фред многое бы дал за то, чтобы узнать, что творится у нее в голове. Испытывала ли она дополнительную боль, оттого что внешний мир закрылся от нее темнотой, или облегчение, что вырвалась из гнетущей атмосферы клиники?

Несколько раз он закрывал глаза, чтобы таким образом приблизиться к ее ощущениям. Он чувствовал вину за то, что стоило ему лишь открыть глаза – и он снова мог наслаждаться весенним пейзажем за окном. Почки на деревьях раскрылись в сверкающие зеленые листочки, а белые кисти боярышника напоминали охапки снега, разбросанные по живым изгородям. Густо цвели примулы, здесь и там он замечал пурпурные всполохи фиалок. Низкие облака весь день закрывали небо, но как только они выехали из Волверхэмптона на дорогу, ведущую в Кодлингшелл, внезапно появилось бледное солнце, окрасив окрестности в мягкий лимонно-желтый свет.

Фред обернулся к Фионе:

– Мы в миле от дома тети Розы, и солнце наконец прорвалось сквозь облака, чтобы поприветствовать нас. Я вообще-то не суеверный, но считаю, что это хорошее предзнаменование. Фиона ответила испуганно:

– Если бы только знал, как я боялась…

– Боялась чего, Фиона?

– Что кто-то будет мне рассказывать, какая сейчас погода…

Вскоре показался солидный квадратный тетушкин дом из красного кирпича, стоящий в отдалении от дороги на легком косогоре.

– Мы почти приехали, Фиона, – осторожно произнес Фред.

Глава 13

Сидя у окна в глубоком кресле, Фиона чувствовала, как по лицу струится мягкий апрельский свет. Она ненавидела его точно так же, как тяжелый, сладкий запах гиацинтов, с любовью выращенных миссис Дюран и расставленных повсюду в светло-кремовых вазах. Она ненавидела все, что не могла увидеть!

Но, вероятно, больше всего молодая женщина ненавидела себя в этот первый по-настоящему теплый день в году. Прошло чуть больше недели с тех пор, как Фред привез ее в Кодлингшелл, и она старалась, старалась изо всех сил вести себя хорошо и выказывать благодарность за доброту, которой буквально осыпали гостью миссис Дюран и ее дочь Конни. Но какой толк? Фиона не могла приучить себя к жизни в вечной темноте. На самом деле она пришла к критической черте, когда больше и не пыталась это делать.

Например, Конни время от времени с завидным терпением водила ее по комнате, заставляя дотрагиваться до каждой вещи, каждого острого угла, чтобы Фиона могла с легкостью сама включить радио или найти дверь без страха удариться обо что-нибудь. Но она не хотела вставать с кресла до тех пор, пока в комнате кто-нибудь не появится. И хотя вполне могла есть без посторонней помощи, если пища нарезана на кусочки, по-прежнему предпочитала обедать в одиночестве, чтобы никто не видел, как она проносит мимо рта мясо или рыбу.

Проснувшись, Фиона еще долго оставалась в кровати, в страхе предвидя все ежедневные испытания: сначала кто-то отводил ее в ванную, затем она неумело одевалась сама. Молодая женщина знала, что придется дожидаться миссис Дюран или Конни, которые спросят, что она хочет надеть, и достанут нужное платье или юбку из шкафа, свитер из ящика; а ей нужно будет представлять, подойдет ли клубнично-розовый жакет к бежевому платью, или вспоминать, не подарила ли она канареечно-желтый свитер горничной из отеля, так как они никак не могли его найти?

Конни не одобряла макияж, но миссис Дюран всегда хвалила Фиону за то, как умело она пользовалась помадой – сначала припудривала губы, затем наносила легкий слой. Но Фиона признавалась себе с горьким реализмом: «Она говорила бы то же самое, если бы я даже размазывала помаду по подбородку, а лицо выглядело так, словно я упала в мешок с мукой».

Она ни за что бы не призналась им, как часто в последнее время ей хотелось вновь укрыться в клинике. Там, по крайней мере, были другие больные, такие же беспомощные, как и она. И там не приходилось испытывать каждодневную агонию страха из-за того, ровно ли лежит шов на чулках? Не нужно ли погладить юбку? Действительно ли манжеты и воротничок из белого органди безупречно чистые и накрахмаленные – они так шли к ее любимому черному шерстяному платью. Ведь теперь ей приходилось поручать такие важные мелочи посторонним людям.

Ей пришло в голову нанять личную горничную, но тогда это бы выглядело так, словно она не доверяет миссис Дюран и Конни.

Конни была единственной, кто мог вывести Фиону из апатии, куда она намеренно себя погружала, настаивая на том, что ее ничто и никто больше не беспокоит.

Она знала, что Конни около тридцати пяти. Она была бы довольно хорошенькой, если бы, как замечала ее мать, уделяла больше внимания своей внешности. Ее красивые глаза необходимо было подчеркнуть тенями, светлые ресницы – слегка подкрасить… И если бы Конни не отказывалась использовать губную помаду, то все обратили бы внимание на ее изумительную розовато-кремовую кожу. По легкой походке девушки Фиона поняла, что она среднего роста и худенькая. Так почему же Конни отвергала все земные удовольствия и сосредотачивалась только на том, что находилось за пределами земного бытия?

Может, виновата несчастная любовь?

«Хотя, должна признаться, я никогда не считала, что мне поможет религия, когда мы с Полем расстались», – честно признавалась себе Фиона.

Она не успела пробыть в Кодлингшелле и нескольких часов, как миссис Дюран предупредила ее:

– Конни будет лезть из кожи вон, чтобы сделать тебя такой же религиозной фанатичкой, как и она. Просто скажи, чтобы она заткнулась, едва начнет свою религиозную пропаганду.

Но, к своему удивлению, Фиона поняла, что сама заставляет Конни говорить о вере. Это не означало, что она искала утешения в церкви, как не пыталась это сделать после мучительного разрыва с Полем де Мари. Что поразило ее больше всего – то счастье, которое Конни находила в религии.

Конни выглядит такой непреклонной иногда, раздумывала Фиона. Пусть обрушится мир на голову, даже это не поколеблет ее убеждения, что, как только она расстанется с жизнью, ее ждет царство небесное; и с каждой жертвой, с каждым добрым поступком в этом мире ее небесное облако будет все более мягким и розовым. Конни даже была рада оказаться слепой, поскольку это поможет ей наверняка войти в Царство Божие. Что ж, если бы мы могли поменяться местами, я бы с радостью променяла свое облако, если оно вообще существует, на зрение Конни в этой жизни.

Но сегодня она так упала духом, что даже мысли о дочери миссис Дюран и ее религиозной лихорадке не могли развеять тоску Фионы. Конни ушла сразу после ленча к жене викария, чтобы помочь той сортировать подношения для благотворительной распродажи. Миссис Дюран, которая вела себя мудро, словно Фиона не была ни гостьей, требующей развлекать ее, и ни инвалидом, которому нужно постоянное внимание, ушла к соседям играть в бридж. Ни ту, ни другую не ждали до чая, поэтому одна из приходящих служанок, Герти, пообещала, что принесет Фионе поднос с едой перед тем, как уйти.

– Сегодня днем по радио пьеса и танцевальная музыка, – жизнерадостно заявила миссис Дюран перед уходом. – Я настроила радио на нужную станцию. Все, что тебе нужно, – лишь включить его, Фиона, голубушка.

Но Фиона намеревалась сидеть в большом, обитом ситцем кресле до тех пор, пока не вернутся миссис Дюран или Конни, упрямо отказываясь бороться с недугом. Она не хочет больше слышать фальшивых похвал тому, как отлично она себя держит. Если слепота отныне ее удел, она и пальцем не шевельнет, чтобы помочь себе сделать сносной жизнь.

Доктор Лоррингэм написал личному врачу миссис Дюран и ее старинному другу в Волверхэмптон, подробно рассказав о болезни Фионы. Однажды он навестил ее. Но был упрямо неразговорчив о шансах на возвращение зрения. Подражая Лоррингэму, он твердил, что только время покажет истину. А тем временем Фионе не нужно слишком беспокоиться. Фиона успела возненавидеть его мидлендский акцент с твердым «г».

«Я не обязана оставаться здесь, – твердила она себе, испытывая ностальгию по своей безликой палате в клинике – такой, как она помнила ее, с бледными стенами, гигиенической мебелью из светлого дерева и высокой больничной кроватью. – Это была последняя комната, которую я видела, и я хочу вернуться туда».

Чтобы не оскорбить миссис Дюран, которая так добра к ней, Фиона должна убедить доктора Лоррингэма, чтобы тот написал или позвонил и сказал, что пациентка нужна ему для обследования, или придумал что-нибудь в этом роде.

«Я должна позвонить ему, когда дома никого не будет», – планировала Фиона. Но потом поняла, что, хотя знала о двух телефонах в доме – одном в спальне миссис Дюран, а другом в холле, – она понятия не имела, где именно они располагаются. Фиона пользовалась телефоном только один раз, когда звонила Фреду на следующий день после его возвращения в Лондон. Тогда она позволила Конни подвести себя к аппарату, не пытаясь запомнить место его расположения. У нее началась паника, похолодело в груди.

Невозможно даже просто позвонить без посторонней помощи! Она попала в ловушку, словно ее заперли в холодном темном склепе. Фиона начала судорожно подсчитывать, сколько времени прошло с того дня, когда Бобби расстался с ней на пороге клиники. Почти месяц! Точно она не могла сказать, так как не знала, какое сегодня число. Она припомнила, как раньше, если кто-нибудь звонил ей и приглашал куда-нибудь, она говорила: «Подождите минутку. Я должна посмотреть, что у меня записано на сегодня. Какое сегодня число? Никогда не запоминаю». Затем, сверившись по записной книжке, весело отвечала: «Двадцатого? Кажется, я буду свободна».

Вот еще одна вещь, о которой нужно думать, если ты слепой: спрашивать каждое утро, какое сегодня число, а затем стараться не забыть, поскольку ты не сможешь просто свериться с газетой или дневником! Ты не сможешь ничего увидеть!

Ее уши, уже чутко откликающиеся на каждый звук, уловили какие-то шорохи в холле. Возможно, это женщина, которая должна принести чай. Фиона напустила на себя вежливый вид, хотя втайне молила, чтобы Герти не сочла своим долгом остаться с ней и поболтать!

Фиона не знала, что у Герти сестра, слепая от рождения. Женщина лишь поставила поднос на удобном расстоянии и коротко сказала:

– Я налила вам чай, мисс, здесь также тосты и пирог. Через некоторое время я вернусь, чтобы налить вам еще чашечку.

Без всякого аппетита покусывая свой тост, Фиона на это раз почувствовала потребность в компании. Когда Герти вернулась и вновь наполнила ей чашку ароматным напитком, она стала задавать вопросы, которые до болезни ей бы и в голову не пришло задавать незнакомой женщине, не говоря уже о чужих слугах.

– Ты замужем, Герти? – спросила она, и, когда Герти ответила, что да, замужем, Фионе захотелось узнать, есть ли у нее дети. И какого возраста. По голосу Герти она поняла, что это женщина средних лет.

– У меня три дочери, мисс, – гордо ответила Герти. – Все счастливы замужем, могу с радостью сказать.

– А твой муж еще жив? – поинтересовалась Фиона.

– О да, мисс. Но с ним большие проблемы. Видите ли, он упал и сильно повредил спину – он работал на стройке – пятнадцать лет назад и с тех пор не ходит, кроме того, беднягу мучают сильные боли, – вздохнула Герти.

Фиона почувствовала, что завидует бедняге. С какой радостью она обменяла бы свои ноги в обмен на зрение! Вслух же ослепшая молодая женщина проговорила самым своим надменно-снисходительным тоном, как называл это Фред:

– Мне жаль слышать такое, Герти. Должно быть, это очень усложнило твою жизнь.

– О, мы неплохо справляемся, – бодро возразила Герти. – Пока я здорова и сильна, чтобы ходить на работу, ни он, ни я не будем обузой для дочек. Я могу еще что-нибудь сделать для вас, мисс?

– Нет, ничего. Чай был замечательный.

– Но вы не притронулись к пирогу, мисс. А мисс Конни приготовила его специально для вас.

– Я редко ем пироги.

– Ну что ж, просто позвоните мне, если вам что-нибудь понадобится, мисс.

Миссис Дюран поставила рядом с Фионой серебряный колокольчик. Но та уже поклялась, что скорее умрет, чем воспользуется им.

Герти вышла из комнаты, а уже через несколько минут хлопнула входная дверь. Конни дома, догадалась Фиона. Действительно, вскоре та вошла в комнату.

– О, Фиона, в этом году люди так щедры! – заявила она в своем обычном восторженном тоне бойскаута. – Какие замечательные вещи нам прислали! Я не могу представить, как они решились расстаться с ними.

– В чью пользу будет устроен благотворительный базар? – спросила Фиона.

– Языческой миссии в Западной Африке. Разве я не говорила тебе? Они проводят такую полезную работу.

– Теперь вспомнила. Но скажи мне, Конни, неужели ты на самом деле веришь, что все эти аборигены станут лучше, если будут поклоняться твоему богу, а не своим собственным?

– Нет, я так не считаю, – откровенно призналась Конни. – Но я чувствую, что наш долг – тех, кому была дарована привилегия истинной веры, – распространять ее так широко, как только возможно.

– До каких пределов? – спорила Фиона. – Я хочу сказать, ты веришь в то, что твои язычники станут счастливее, если будут приняты в лоно Англиканской церкви, чем если бы они молились деревянным и каменным божкам своих предков?

– Никто не может быть счастливее тех, кто начинает постигать Истину, – яростно защищалась Конни. Она жадно уставилась на вишневый пирог, покрытый глазурью, который сама приготовила этим утром, чтобы разбудить аппетит Фионы. Она все еще постилась, поэтому за весь день съела только несколько сухих хлебцев и выпила два стакана молока.

– Пасха наступит меньше чем через неделю, – громко напомнила она самой себе.

«Пасха. Что же я делала на Пасху в прошлом году?» – мысли Фионы устремились в прошлое.

Она припомнила модную вечеринку в Париже, куда не хотела идти, так как прошел слух, что там будет Поль. Нищий испанский маркиз сделал ей предложение за ленчем, после чего занял у нее десять тысяч франков. Она отравилась рыбой, поэтому пришлось остаться в своей комнате в гостинице «Плаза Афина» на весь день. Ее ярости не было предела, поскольку какие-то американцы как раз давали бал в ту ночь, а Фиона не могла пойти. Казалось, прошло уже тысяча лет.

– Я так хочу, чтобы ты смогла пойти на воскресную пасхальную службу в церковь, Фиона, – прервала Конни ее размышления. – Ты бы могла тихонько посидеть в углу. Пасхальные гимны так красивы! Уверена, тебе бы понравилось.

– Не старайся, моя дорогая, – твердо ответила Фиона.

– Это просто предположение, – немного печально произнесла Конни. – Я должна идти и прибраться, а то мама разбушуется. Ты не будешь слушать шестичасовые новости? – Она подошла к радио, чтобы включить его, но Фиона заявила:

– Меня не очень интересуют дела в мире.

– Я включу тихо, может, ты передумаешь.

Фиона не обращала внимания на то, что говорит диктор, хотя и не пыталась выключить радио. Шесть часов! Стемнело на улице? В какое время становится темно в середине апреля? Она никак не могла вспомнить. Хотя какое это теперь имеет значение. Еще один день подходил к концу. И он приближал ее к неутешительному вердикту, который, наверное, готовили ей доктора. Придется ли ей увидеть еще один рассвет?

Диктор перешел к новостям спорта, когда в комнату вплыла миссис Дюран. Она бросила быстрый взгляд на бледное, искаженное горем лицо Фионы, поняла, что та не слушает радио, и выключила его.

– Дорогая, я выиграла семь пенсов, – радостно сообщила она.

– Должно быть, вы блестяще сыграли, – улыбнулась Фиона, которая знала, какие ставки у миссис Дюран и ее подружек по бриджу.

Миссис Дюран отбросила свою норковую накидку на стул и, присев, начала разборку своей игры. Слегка оживившись, Фиона заявила, что никогда бы не сбросила короля, не зная заранее, какие козыри на руках у противников. Какие же глупые противники были у миссис Дюран, если и не подозревали о том, что у нее на руках большой шлем? Разборка карточной игры осталась для Фионы одним из немногих развлечений, и, зная об этом, миссис Дюран старалась изо всех сил.

Ужиная, как обычно, в одиночестве в гостиной, Фиона услышала, как зазвонил телефон. Она продолжала беззаботно есть телячьи потроха, зная, что никому не открылась, куда уезжает после клиники. Директрисе же дала указания на все расспросы отвечать, что живет в деревне с друзьями и не оставляла своего адреса. Поэтому звонок никак ее не касался.

Через несколько минут она услышала, как открылась дверь и Конни взволнованно прокричала:

– Фиона, угадай, кто звонит и хочет поговорить с тобой?

– Понятия не имею, – равнодушно заявила Фиона.

– Это Фред!

– Мне необходимо говорить с ним? – Фиона едва могла признаться себе, как расстроена тем, что он позвонил только однажды после того, как оставил ее в Кодлингшелле.