Текст книги "Дитя Феникса. Часть 2"
Автор книги: Барбара Эрскин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)
– Это ваша дочь?
– Да, это моя дочь Джоанна… – Она спохватилась, но поздно. – Имя уже было произнесено.
Глаза королевы потемнели, – это было имя первой жены Александра.
– Она была названа в честь моей матери, Джоанны, – смиренно ответила Элейн. Она чувствовала беспокойство девочки, которая почувствовала нависшее напряжение.
– Полагаю, у вас нет сыновей. – Королева словно повернула клинок в зияющей ране.
– Нет сыновей, ваша милость, – ответила Элейн твердым голосом. – Сыновей, которые бы выжили, у меня нет.
– Так, так. – Мари снова улыбнулась. – Я намерена задержать вас здесь, моя милая, пока ваш муж не поправится и не сможет ехать с вами дальше на юг. – Она заметила, как пошатнулась в ужасе Элейн, и по ее лицу скользнула торжествующая улыбка. – Вы будете очень желанной гостьей у нас, уверяю вас. – Повернувшись к Томасу, она продолжала: – Кстати, здесь ваш отец, сэр Томас. Эта встреча вас несомненно порадует. К нам прибыли также лорд Файф с сэром Аланом Дервардом. Так что сегодня вечером здесь будет очень весело.
Элейн шагнула к королеве:
– Вы в самом деле желаете держать нас здесь, ваша милость? – спросила она с вызовом. – Вряд ли мое присутствие здесь вызовет у вас приятные воспоминания.
Королева дернулась, словно Элейн ударила ее. В смятении она не знала что ответить, но потом произнесла:
– Да, миледи. Я желаю, чтобы вы здесь остались; более того, я желаю своими собственными глазами видеть, как вас передадут вашему мужу.
XIX
Малкольм Файф нашел Элейн в одной из галерей замка. За то время, что они не видели друг друга, он немного поседел, и на щеке у него появился безобразный шрам – след недавнего падения с лошади. Но это не убавило ему обаяния.
– Вы должны помочь мне увезти отсюда Джоанну. – Элейн, не тратя времени, пошла ва-банк. – Я чувствую себя здесь ее пленницей, которую она держит для собственной потехи.
Малкольм кивнул.
– Боюсь, что так оно и есть. Ей известно, что Роберт увез Джоанну против вашей воли. Он открыто хвалился, рассказывая, что не только увез дочку, но и сильно побил вас. Наша милостивая королева не делает тайны из того, что ненавидит вас. И будет вредить вам и изводить вас изо всех своих сил. Вы слишком многого ее лишили.
Элейн отвернулась.
– Это она меня многого лишила. – Ее голос был полон боли.
Он насупился.
– Я могу отвезти вас с ребенком в Фолкленд. Это риск, но я готов пойти на этот риск ради вас, – сказал он смущенно. – Я смогу защитить вас и побороться с вашим мужем.
Элейн колебалась. Поехать с Малкольмом означало попасть из одной ловушки в другую. Но был ли у нее выбор? Ведь она просила о помощи. Он дружелюбно усмехнулся.
– Конечно, исключая всех прочих, я являюсь наименьшим злом.
Она громко засмеялась:
– Возможно, так оно и есть, милорд. Но у меня нет никакого желания возвращаться на север. Мой дом теперь в Англии.
– С Робертом де Куинси?
– Я сама себе хозяйка. Если он появится, я отправлюсь к своим племянникам в Уэльс. Роберт никогда не найдет меня, если я укроюсь в горах Эрири, и никто меня там не найдет.
– Я найду вас там. – Он смотрел на нее с нескрываемым вожделением. – Когда-нибудь вы все равно будете моей, Элейн. Зачем сопротивляться этому? Почему вы не хотите позволить мне увезти вас от вашего скота мужа? Я сделаю так, что вам будет хорошо со мной. У вас будут сыновья от меня.
Ее передернуло.
– Я не хочу никаких сыновей.
– Чепуха. Все женщины хотят сыновей. Элейн, короля больше нет. Забудьте его.
– Я никогда его не забуду! – обрушилась она на него. – Как вы можете просить меня об этом! – Она с трудом владела собой. Ну почему они не оставят ее в покое, наедине с ее воспоминаниями? Почему они преследуют ее? – Простите, милорд, но я не смогу поехать с вами.
Он поднял брови.
– В таком случае, я ничем не могу вам помочь. Вам придется здесь остаться. – Он поклонился. – Но когда-нибудь вы придете ко мне, – вы все равно придете ко мне, Элейн. Обещаю вам это. И очень скоро.
XX
Ронвен, Джоанна и Энни были отправлены в детские покои, в которых когда-то подрастал молодой король.
Элейн же тем вечером снова должна была предстать перед королевой. Мари улыбалась, глядя, как через весь зал легкой походкой к ней идет ее пленница. Элейн шла, высоко подняв голову, с горечью сознавая, какое жалкое зрелище она являет – в грязном, помятом платье, без свиты, – к удовольствию ненавистников и злобных сплетников. Она присела перед королевским троном, троном Александра, и, взглянув на королеву, увидела торжествующий огонек в глазах соперницы.
– У меня для вас сюрприз, леди Честер, – ласковым голосом произнесла Мари. – Я послала людей узнать, где ваш муж, а он уже ехал на юг, за вами. Ну не славно ли получилось, что мы смогли оповестить его о вашем местонахождении? Сэр Роберт? – Она повернулась и знаком приказала Роберту выйти из-за занавески позади трона.
Супруги впились друг в друга глазами; они даже не замечали, как все, кто был в огромном зале, смолкли. Наступила полная тишина. Рубашка на Роберте была испачкана, его роскошное, расшитое золотом платье порвано. Глаза его были налиты кровью, а лицо опухло от выпивки.
– Так. – Одним этим словом ему удалось передать чувства, переполнявшие его, – тут прозвучали упрек, обвинение, торжество над ней и угроза. Он слегка задыхался.
– Так, – ледяным тоном отозвалась она.
– Где она?
– В надежном месте.
В тот момент между нею и Робертом прошли несколько придворных, появившихся в зале, – ни Элейн, ни Роберт их не заметили.
– Мы возвращаемся в Лох-Ливен, – сказал он. – Собери ее.
– Нет. – Элейн сжала кулаки, понимая, как наслаждается ее унижением Мари, у которой это было написано на лице. – Гостеприимство Файфа не бесконечно, и это пора усвоить. Тебя там не ждут.
– Еще бы. – Роберт боролся с икотой. – Тогда мы поедем еще куда-нибудь.
В это время в дверях показались еще несколько мужчин. Элейн с замиранием сердца узнала в одном из них брата Роберта, Роджера, констебля Шотландии. Роджер де Куинси сурово покосился на своего брата. Постояв некоторое время как будто в глубокой задумчивости, Роджер де Куинси решительно направился к трону и опустился перед королевой на колени.
– Мне неприятно видеть моего брата в таком состоянии перед лицом вашей милости. Я даже сперва не поверил, что он осмелился поехать вслед за своей женой и дочкой в Роксбург. Я имею приказ короля Генриха, повелевающий ему и леди Честер вернуться в Англию. В случае, если кто-либо из них не подчинится приказу, их ребенок, Джоанна, попадет под опеку короля.
В зале повисла напряженная тишина. Королева нахмурилась:
– У короля Генриха нет права повелевать в моем королевстве.
– Разумеется, мадам, но мой брат и его жена являются подданными короля Генриха, – возразил Роджер твердо.
– Они также подданные и моего сына, – сказала она, но уже не так уверенно.
– Думаю, вам следует отпустить их, ваша милость. – Роджер улыбнулся ей профессиональной улыбкой опытного придворного. – Шотландии не стоит вооружать против себя Генриха из-за такого пустяка. Я сам сопровожу их на юг.
Королева, несомненно, уважала его мнение. Как констебль Шотландии, он был одним из ближайших ее советников. Но до этого дня Мари даже не понимала, как сильно она ненавидит эту женщину. Видеть, как та трепещет перед этим пьяным скотом, ее мужем, – вот чего она так страстно желала. Она уже предвкушала наслаждение, которое эта парочка ей доставит. Но восстанавливать против себя Генриха Английского она не смела.
– Хорошо, – наконец согласилась она, – сопроводите их.
XXI
За два дня их трудного, затяжного пути Роберт ни разу не заговорил с ней. Он ехал позади всех, нарочито сторонясь брата и то и дело бросая злобные взгляды на Ронвен. Она отвечала ему не менее злыми, угрожающими взглядами. Время от времени он доставал из-под седла мех с вином, откупоривал его и, обнимая его рукой, щедро угощался из него.
На третью ночь они остановились в доме для гостей маленького аббатства, одиноко высившегося среди йоркширских болот. Их всех поместили в одну небольшую комнату под сводчатой каменной крышей. Они спали, завернувшись в плащи. Сопровождавший их отряд устроился во дворе, вместе с лошадьми.
Элейн лежала, подложив под голову переметные сумы, глядела в темный потолок и прислушивалась к звукам вокруг нее. Роберт громко храпел, пустой мех из-под вина валялся рядом. За ним спал его брат, завернувшись в плащ. Джоанна спала, прижавшись к Ронвен, которой пока что благополучно удавалось избегать встречи с Робертом. Элейн беспокойно зашевелилась. Спать на полу было жестко, огонь в очаге догорал, и, несмотря на теплые плащи, было холодно.
Элейн медленно поднялась. Осторожно, чтобы никого не разбудить, пошарила в сумке. Там на дне лежал ее талисман, феникс, завернутый в шелковый платок. Элейн спрятала его там, чтобы Роберт не увидел его на ее шее. Она достала подвеску и поднесла к глазам; потом долго смотрела, как играют грани даже при слабом свете угасающего огня, а затем надела цепочку на шею и опустила подвеску за лиф под платье, чтобы феникс покоился у нее между грудей – так она чувствовала, что Александр близко, он с ней.
Элейн сидела, обняв колени, и смотрела в открытую дверь. Перед ней черным силуэтом на звездном небе высилась церковь. Она ощущала сладкий аромат прохладной летней ночи, перебивавший запахи пота и пыли, которые исходили от лежавших рядом человеческих тел. Элейн неслышно поднялась и на цыпочках направилась к двери. Стражник пошевелился, но узнал ее и кивнул. Трава была холодная как лед и мокрая от росы. Элейн шла по ней, оставив позади дом для приезжих, направляясь к большой темной тени монастырского амбара. Позади нее, в доме, в объятиях крепких рук Ронвен, спала маленькая Джоанна. Теперь ей ничто не грозило, но что будет, когда они приедут к королю? Какие он отдаст повеления, когда оба де Куинси предстанут перед ним? Роджер уже строго наказал своему брату протрезветь, прежде чем явиться к королю, и Роберт улыбнулся и кивнул, давая понять, что так и сделает. Его цирюльник подстрижет ему бороду и волосы, его отмоют и умастят ароматными маслами; на него наденут новые одежды, – он уже заранее отдал распоряжения, чтобы все было готово к его приезду. Таким он предстанет перед королем – воплощением мужского достоинства, добропорядочным семьянином.
Так рассуждала Элейн. У нее оставался теперь только один способ избавиться от мужа. Она уедет из Фозерингея, вместе с детьми сбежит в Уэльс и укроется в горах. Роберт никогда ее там не найдет. Она потеряет все: доходы, собственность, титул, но она будет свободна, ее никогда больше не будут мучить бесконечные кошмары при мысли о том, что Роберт с ней сделает, как он с ней расправится, или о том, что он в пьяном исступлении вытворит со своими собственными дочерьми. Она закрыла глаза и замерла, вдыхая свежий ночной воздух.
Стоя в дверях дома, Роберт следил, как его жена удаляется в темноту. Руки его были сложены на груди, спиной он опирался о косяк, его пошатывало. Отлепившись от косяка, он зашел за угол дома и там облегчился, а потом последовал за Элейн. Роберт не старался шагать бесшумно, но она не слышала его. Он шел, утопая в высокой траве, ощущая, как холодная влага проникает под подол его плаща. Элейн, погрузившись в свои мысли, брела все медленнее. Перед глазами у нее было не бархатное йоркширское небо, а покрытые снегом вершины Ир-Виддфа. Там она будет жить; Оуэйн с Ливелином помогут ей укрыться в одном из горных замков, построенных ее отцом; там ее дочери будут расти на воле и ничего не будут бояться.
И вдруг Элейн увидела Роберта. Он стоял совсем близко от нее, уперев в бока руки, и улыбался, как ему казалось, обезоруживающе приятной улыбкой. Бежать было поздно.
– Наконец-то, – сказал он медленно и четко. – Наконец-то мы одни. Мне не хотелось переспать со своей женой у всех на глазах, это сковывает и портит удовольствие. – Он схватил ее за руку.
Она вырвалась:
– Пусти меня!
– Почему же? Ты моя жена. Перед Господом и законом ты принадлежишь мне.
– Нет. – Она попятилась, чтобы он не трогал ее. – Я никому не принадлежу, никому, никому.
– Теперь, когда твой шотландский король покинул тебя… – Роберт рванулся к ней, и ему удалось схватить ее за край плаща. Она попыталась вырваться, но потеряла равновесие. К тому же Роберт успел протрезветь, пока шел по холодной, влажной траве. Он обхватил ее и стал искать губами ее рот.
– Надо бы связать тебе руки, чтобы ты у нас сделалась послушной, так ведь? – пробормотал он, мусоля губами ее лицо. Его губы были мокрые и горячие, а дыхание отдавало прокисшим вином. – Надо бы напомнить моей прекрасной женушке, кто у нас хозяин. Тут у меня кое-что есть. Веревка, специально для тебя, чтобы ты была смирной. Тогда нам обоим будет хорошо.
Одной рукой он ее держал, а другой развязывал на себе кушак. Она билась и боролась в тихой ярости. Ее ногти вцепились ему в лицо, но он уже затянул толстую тесьму на ее кисти и, заломив ей руку назад, потянулся за второй рукой.
Внезапно в ночной тишине взметнулся холодный, пронизывающий до костей вихрь и разметал их в разные стороны. Роберт, лежа на траве, всматривался в темноту – там что-то было, что-то стояло между ним и Элейн. Какая-то фигура. Роберт дико закричал и бросился на нее, но промахнулся. Его кулак попал в пустоту. Там ничего не было, кроме ночной тени под яркими звездами. Оцепенение прошло, и Роберт опять рванулся вслед за Элейн. Ухватившись за веревку, которая волочилась за ней по земле, он с силой рванул ее к ceбe. Конечно, это все проклятое вино, вот и чудятся призраки, подумал он.
– Роберт!
Голос брата прозвучал, как громовой раскат. И громовым ударом показалась Роберту оплеуха, которую тот закатил ему с такой силой, что у него челюсти затрещали. Роберт зашатался и упал как подкошенный. Он лежал и не шевелился.
Элейн тоже долго стояла недвижимая и не могла прийти в себя. Затем она подняла голову и огляделась. Появление Роджера де Куинси было очень кстати. Но что это было там, до того, как он появился, там, в леденящей душу темноте? Голова у нее шла кругом, она терялась в догадках – что это было? Что или кто напал на ее мужа из темноты? Но что бы это ни было, именно это спасло Элейн.
Ее вернуло на землю легкое прикосновение к плечу – рядом с ней стоял ее деверь.
– Я благодарна вам, – улыбнулась она ему. Роджер отвязал веревку, впившуюся ей в руку. Его лицо было сурово, губы решительно сжаты.
– Я виноват перед вами. Но знайте: я дал королю обещание, что впредь Роберт будет обращаться с вами, как подобает рыцарю.
Запахиваясь в плащ, Элейн сжала рукой талисман у себя на груди и посмотрела на мужа, мешком лежавшего без чувств.
– Хорошо бы все так и было. – Ее голос после пережитого звучал чуть с хрипотцой.
Роджер улыбнулся. Всякий раз, когда ему доводилось встречаться с невесткой, она поражала его своей красотой и достоинством. Но в этот раз он увидел в ней нечто новое, чего раньше никогда не замечал. Элейн смотрела мимо него, в ночь, и в этот момент в ней было что-то дикое, недоступное. Она была похожа на неприрученного сокола.
– Роберт действительно будет рыцарем, мадам, – уверил он ее. – Мужчины всего христианского мира поднимают мечи в защиту Креста Господня в ответ на призыв короля Франции. Король Генрих решил, что ваш муж отправится в крестовый поход в Святую землю.
Ее зеленые глаза стали огромными на бледном лице.
– В Святую землю?
Он кивнул:
– Ваш муж еще очень долго не потревожит ни вас, ни вашу семью, моя дорогая. Он поедет в Иерусалим.
Позади них, над безлюдными болотами, ночной ветерок начал понемногу теплеть, и небо неожиданно прояснилось.
Книга четвертая
1253–1270
Глава девятнадцатая
I
Поместье Сакли. Июнь 1253
Утренний воздух был ласков и свеж, на траве еще сверкала роса. Элейн, мягко осадив молоденького жеребца, перешла на шаг и улыбнулась ехавшему рядом с ней всаднику.
– Он хорош. Ты можешь уже с завтрашнего дня объезжать его.
– Одно удовольствие ездить на нем, миледи. – Жмуря глаза от солнца, Майкл смотрел, как за жеребцом по пятам бегут две огромных собаки-волкодава. Молодой конь был приучен к собакам; он их знал с тех пор, как ожеребилась его мать. Его хозяйка жить не могла без собак; они бегали за ней хвостом, как и ее девочки, маленькие дочки.
Соскочив с лошади, Майкл нырнул под ее голову, чтобы успеть подать руку миледи, но она всегда опережала его, легко и грациозно, как танцовщица, скользнув по седлу, уже была на земле и стояла, посмеиваясь. Ей было забавно, что ее старший конюх так расстраивается из-за этого.
С той поры, как ее муж уплыл под парусами во Францию, откуда рыцари шли крестовым походом в Святую землю, Элейн перенесла все свое хозяйство из Фозерингея в свой родовой замок в Молверн-Хиллс, дарованный ей отцом по случаю брака с Джоном. Теперь это старое каменное, растянувшееся по усадьбе сооружение, которое она называла своим домом, стояло у них за спиной. Его стены нежно-персикового цвета освещало солнце. Замок утопал в садах и парках. Вокруг простирались поля и виднелись постройки ферм богатых земельных владений Элейн. Она вела хозяйство с размахом, по-королевски. Все слуги большого дома, конюхи при огромных конюшнях, селяне, возделывавшие поля и сады, славили хозяйку, при которой в этих местах царили благополучие и мир.
От Роберта она получила два письма. Последнее ей привезли два года назад, и с тех пор он молчал. Майклу тоже было чем помянуть де Куинси. Когда он, Майкл, был еще мальчишкой и состоял при лошадях, тот в пьяном угаре едва не забил его до смерти. А при графине Честер он дослужился до положения главного конюха над всеми конюшнями, в которых разводили лошадей самых чистых кровей.
– Мне надо домой, Майкл. – Элейн улыбнулась ему своей медленной, прекрасной улыбкой, от которой у мужчин млело все внутри; иногда Майклу чудилось: а вдруг… Но нет, конечно, ничего такого. Она совсем не обращала внимания на мужчин. В свои тридцать пять лет она была великолепной хозяйкой и матерью; любила своих детей, превосходно вела дела в своих владениях и, насколько ему было известно, спала одна, проводя ночи в покое и благочестии. Правда, ходили всякие слухи, и он тоже был наслышан, как и все. Поговаривали, будто у миледи любовником был призрак, что в сумерках рядом с ней видели его высокую фигуру рядом с ней. Но кто этому верил?
Он взял жеребца за поводья и долго смотрел, как она идет к дому, а по пятам за ней бегут собаки. Ему еще не доводилось слышать, чтобы какая-нибудь знатная дама выезжала одна, без сопровождения, и так вольно и бесстрашно объезжала свои земли, как это часто делала леди Честер. Возможно, сопровождающими ей служили собаки. Усмехнувшись, он проводил их глазами. Лиулф и Энкрет, трехлетние псы на высоких лапах, с серыми боками, были потомками старого Доннета, подаренного графине, по слухам, самим королем Шотландии.
Когда Элейн подошла к дому, обе собаки улеглись в тени у дверей, ожидая ее команды. Только тогда женщины, прислуживавшие в доме, могли приблизиться к хозяйке со своими вопросами. Старшей над служанками была леди Ронвен, которая держала их в ежовых рукавицах, так же как и двух девочек, которые иначе, дай Элейн им волю, бегали бы по дому босиком и растрепанные, как дети простых крестьян, трудившихся на ее земле. Майкл видел, как из дома выскочила и бросилась к матери на шею маленькая Хавиза, крепкая, низкорослая девочка с упрямым подбородком, темноволосая и симпатичная, похожая на отца. Ухмыляясь про себя, Майкл повел лошадей в стойла. Если Хавиза завладеет матерью надолго, Майкл не увидит свою хозяйку до завтра.
– Нам сошьют новые платья к летнему празднику, – звонко щебетала Хавиза, спрыгивая с рук матери.
Элейн нежно посмотрела на дочку.
– Расскажи, какие они будут. – Но одновременно она мыслями была в конюшне, где стоял ее лучший жеребец с сильно пораненной ногой. Это был единственный сын Непобедимого, очень похожий на своего покойного отца, и ее любимец. Она решительно вернулась мыслями к ребенку и, наклонившись к Хавизе, обняла ее. Та продолжала щебетать.
– Мое будет желтым, с бантиками здесь, здесь и здесь. – Руки маленькой девочки летали вокруг ее маленькой фигурки. – А у Джоанны будет красное. А у Энкрет и Лиулфа тоже будут ленты на шеях, завязанные бантами, – у одной красный бант, а у другого – желтый.
Элейн засмеялась от восторга.
– Им это понравится, они очень тщеславные собаки.
Последнее время Элейн вела уединенный образ жизни.
Только однажды она выезжала в Абер, на похороны своей сестры Гвладус. Кончина сестры опечалила ее, но они со старшей сестрой не были близки – слишком уж велика была разница в возрасте. Элейн провела несколько дней у Маргарет и Ангхарад и в грустном настроении вернулась домой. Один или два раза она все-таки выезжала на празднества ко двору, и однажды – это было года два назад – она совсем не по своей воле побывала в Йорке, на свадьбе своего десятилетнего крестника, Александра, сочетавшегося браком с ее кузиной Маргарет, младшей дочерью короля Генриха. Там ее приняли холодно. Шотландская королева изводила Элейн издевками, и ее примеру следовали ее придворные дамы; к тому же она уставала от чрезмерного внимания и ухаживаний Малкольма, графа Файфа. Она вернулась домой, чувствуя себя одинокой и несчастной, и постаралась всех их забыть.
Теперь Элейн совсем не думала о Шотландии. Она запретила Ронвен предаваться воспоминаниям, а будущее ее не интересовало. Ей хватало настоящего. Она еще никогда не была так спокойна и довольна своим существованием. Пустота в ее сердце, которое раньше целиком занимал Александр, теперь почти исчезла, но все же осталась там, где-то в глубине, за глухой стеной. У нее были дети, лошади, собаки, – чего ей еще не хватало? Но то было днем, на людях. Иногда, ночами, во сне, Элейн позволяла этой стенке рухнуть и начинала воображать, что Александр с ней и он смотрит на нее, спящую. Но это была ее тайна, которую она не поверяла никому.
Одно в ее жизни осталось неизменным: она до сих пор больше всего ценила уединение. Элейн проезжала одна верхом на лошади многие мили, и только собаки служили ей защитой; она упорно спала в своих покоях одна, и ее приближенные женщины давно перестали этому удивляться. Им даже нравились ее чудачества. Она была их госпожой, графиней, а когда-то принцессой, и это они понимали; кроме того, она выращивала лучших лошадей на все десять графств королевства!
Элейн закрыла за собой дверь и, облегченно вздохнув, с наслаждением потянулась, подняв руки над головой. День был утомительный, но принес ей много радости. Рана на ноге ее любимого жеребца заживала, и приготовления к празднику были почти закончены, – за день они многое успели сделать. Она улыбнулась. Девочки от возбуждения были как в лихорадке. Их платьица были готовы, и она заказала у серебряных дел мастера в Уорчестере две серебряные браслетки с изящной гравировкой – подарки им к празднику.
Она подошла к окну и легла грудью на подоконник. Был великолепный июньский вечер, полный волшебных запахов лета – свежескошенного сена, запаха роз и жимолости, что исходил от живой изгороди внизу; и еще к ней долетал еле уловимый, тонкий аромат диких трав, слежавшихся вокруг холмов, которые немного напоминали ей воздух Уэльса.
Элейн нахмурилась. Казалось, это был момент настоящего блаженства, полного счастья, и все же на какую-то долю секунды она ощутила необъяснимую тревогу. Она смотрела вниз в темноту с горящими звездами над головой и слушала, слушала… Но, кроме обычных ночных звуков, не услышала ничего. Уняв дрожь, Элейн отвернулась от окна. Прежде чем позвать служанок, чтобы они расшнуровали платье и расчесали ей волосы, ей предстояло завершить еще одно незаконченное дело. Она подошла к письменному столу и взяла в руки письмо, которое там лежало. Оно было от Изабеллы. Это письмо затворнице удалось передать паломникам, остановившимся в монастыре по дороге в Кентербери; они благополучно доставили его, куда их попросили.
«… если вы попросите короля даровать мне свободу, он снизойдет к вашей просьбе. Он всегда благоволил к вам. Умоляю, ради любви Пресвятой Девы, помогите мне. Я погибаю в этой дыре…»
Элейн вздохнула. Наверное, сладкие ароматы июньской ночи с ее шепотами и шорохами проникают и сквозь узкие бойницы монастырских келий в Годстоу. Она напишет королю, это совсем нетрудно, и Изабелле тоже. «По крайней мере, это вселит в нее некоторую надежду», – решила Элейн. Она много раз до этого перечитывала письмо Изабеллы и размышляла над ним. Зная, что ей придется предложить несчастной кров и что ничего, кроме беспокойства, из этого не выйдет, она долгое время колебалась. Но ее долг – помочь этой женщине, и откладывать дело она уже не могла.
Свеча почти догорела, когда письма были закончены. Элейн позвала Несту.
– Отдай это Сэму, пусть скачет с ними сегодня вечером, сначала в Годстоу, потом в Лондон.
– Сегодня вечером? – Неста смотрела на нее во все глаза. – Миледи, да уже почти полночь!
– Да, сегодня вечером, – повторила Элейн.
Она подошла к окну и там ждала, когда вернется Неста. Перегнувшись через широкий подоконник, она смотрела вниз. Ею снова овладело странное беспокойство. Она напрягла слух. С пастбищ, где со своими жеребятами паслись кобылы, к ней долетали крики сов. Но к ним примешивались еще какие-то звуки, непонятные, новые. Тревога была в самом воздухе. Элейн уже давно такого не испытывала.
Ей захотелось убежать от окна, зарыться лицом в подушку, с головой спрятаться под одеяла. Элейн посмотрела на собак: обе они спали на отведенных им местах у очага, где догорал скупой летний огонек, оставляя кучку золы и пепла. Собаки ничего не чуяли. Элейн подошла к ним. Мурашки бегали по ее спине от страха; Лиулф поднял голову и посмотрел на хозяйку. Он почувствовал ее беспокойство и сразу же вскочил на ноги. Шерсть у него на загривке поднялась; в недоумении он вертел головой, ища источник опасности, угрожавший его любимой хозяйке.
Когда Неста вернулась, Элейн стояла рядом с собаками, ее руки лежали на их головах. Похоже было, что они прислушиваются к какому-то отдаленному шуму.
– Миледи?
Элейн помотала головой.
– Нет, ничего. Просто послышалось.
Она жестом приказала собакам лечь на место у очага и села, чтобы Неста расчесала ей волосы.
– Где дети?
– Спят, миледи. Где же им еще быть? – «Почему это стало так важно для нее именно сейчас», – подумала служанка. – Вы целовали их тысячу раз, с утра до вечера! – Неста взяла гребень и начала расплетать косы Элейн. – Девочки пробудятся на рассвете от нетерпения, ведь праздник же завтра! Но ваша воля. Уже и костры зажгли на холмах. С башни их видно.
В ночь перед Ивановым днем всегда жгли костры, чтобы отпугнуть злых духов. Считалось, что в эту единственную ночь в году со всех сторон собирались духи и бродили вольно среди людей. Не их ли она почуяла? Может, это злые духи? Или к ней опять явился Эинион со своими лживыми предсказаниями? Элейн помрачнела.
– Пришли ко мне Ронвен, – оттолкнув руки Несты, велела она. – Быстро, мне надо поговорить с ней.
Встав, она подошла к ларцу с драгоценностями, который стоял на комоде у ее постели. Ее рука потянулась к крышке ларца, но на мгновение застыла в воздухе. Затем Элейн решительно подняла крышку и взяла подвеску, завернутую в шелковую ткань. Она долго смотрела, как алмазный феникс играл на ее ладони. Александр всегда был с ней, когда она вот так держала талисман в руке; она чувствовала его и сейчас, совсем близко от нее, совсем рядом. По ночам она вынимала его дар из ларца и клала под подушку, и тогда ей очень легко было вообразить, что он рядом, в темноте. Но когда это чувство становилось невыносимым, она доставала подвеску из-под подушки и прятала обратно в ларец. Оставь Элейн ее под подушкой – и она, возможно, сошла бы с ума. Дверь открылась, и Элейн с виноватым видом быстро положила подвеску на стол.
Ронвен уже спала, когда за ней прибежала Неста.
– Что случилось, милая? – спросила она, войдя в комнату Элейн.
– Слушай! – Элейн подняла руку. – Ты что-нибудь слышишь?
Неста вошла к миледи вслед за Ронвен, и теперь они обе прислушивались. В очаге тихо потрескивали угольки, и во сне вздыхал пес.
– Что-то происходит. Может быть, это Эинион?
Ронвен с удивлением произнесла:
– Ты уже давно не вспоминала о нем. Я думала, ты перестала ему верить.
– В его предсказания я не верю! И как можно им верить? – с горечью ответила Элейн. – Но он все еще преследует меня, вот в чем дело.
– Нет, милая. Что бы это ни было, это не он, и это не здесь. – Ронвен присела на край постели. У нее также были свои подозрения. До нее дошли слухи, что Элейн временами одолевают призраки. Ронвен улыбнулась про себя. Ее дитя всегда окружали призраки, но теперь остался всего один, который присматривал за ней. И если это был тот, о ком она, Ронвен, думала, то да будет с ними ее благословение. Любовь Элейн и ее короля была предсказана богами. С их благословения таких влюбленных не может разлучить даже смерть.
– Все тихо. Почему ты не ложишься спать? Твои девочки поднимут меня с первыми лучами солнца, я их знаю. – Она улыбнулась доброй улыбкой.
Собаки первые услышали шаги в зале, а затем кто-то стал громко стучаться в дверь. Женщины растерялись. Прежде чем Неста успела подбежать к двери, в зал ворвался Хол Лонгшафт. Он был явно в тревоге.
– Миледи, на дороге вооруженные всадники.
Вооруженные всадники, вот в чем дело, подумала они. Ночь таила угрозу, но она шла от живых людей, а не от призраков. Роберт! Должно быть, это Роберт возвращался из похода. А она так надеялась, что больше его не увидит. Внутри у Элейн все похолодело от ужаса.
– Их видел Хью Флетчер, миледи. Он хотел немного проехать верхом вместе с Сэмом, но, заметив этих людей, повернул назад, чтобы предупредить нас. Я велел всем быть наготове и выставил двойную стражу у ворот. Хью не узнал человека, который ведет их сюда. Говорит, гербовые знаки у них скрыты под темными плащами. Только он точно знает, что это не сэр Роберт, миледи.
Он как будто прочел ее мысли.
– Раздайте всем мужчинам оружие, – спокойно сказал Элейн. – И молитесь.
Однако едва ли ее верные слуги могли противостоять хорошо вооруженным воинам. У нее не было ни гарнизона, ни телохранителей. Если это разбойники и воры, скопища которых водились в диких лесах и болотах на границе герцогства, то обитатели замка противостоять им не смогут. Хол поспешил выполнять ее распоряжения. Элейн в недоумении обратилась к Ронвен:
– Как это я не почуяла опасность раньше?
– Твои чувства притупились, милая. – Ронвен покачала головой. – Немудрено, в таком спокойном месте. Не упрекай себя, тебе предначертана другая участь. Те, кто живет в согласии с собой, не пытаются смотреть в будущее. Может, и опасности нет никакой, – уговаривала она Элейн. – Может, они обыкновенные всадники, просто едут по дороге.
