Текст книги "Дитя Феникса. Часть 2"

Автор книги: Барбара Эрскин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Алекс встретил Элейн с радостью.

– Тетя Элейн, я хочу, чтобы вы посмотрели мою новую лошадь. – Он заговорщически ухмыльнулся и подмигнул ей. – Вы знаете о лошадях больше, чем все мои советники, вместе взятые.

– Мне льстит, что вы так думаете обо мне, сир, – рассмеялась она.

– Леди Файф. – Королева Маргарет, положив руку на плечо мужа, потянулась к Элейн. Она была хорошенькой, изящной, веселой, еще совсем девочкой рядом с возмужавшим Александром; к лошадям она была равнодушна и относилась к ним исключительно как к способу передвижения. – Мы обязательно посетим конюшни, это успеется, но прежде я хочу представить вам моего последнего воздыхателя. – Хихикая, она указала на юношу, сидевшего у ее ног. – Дональд, это леди Файф.

Сын графа Мара был, как и его отец, высок, черноволос и необыкновенно красив. С безотчетным восхищением Элейн следила, как молодой человек со статью горного оленя медленно поднялся на ноги и склонился перед ней, поцеловав ей руку.

– Если вы завоюете его сердце, тетя Элейн, он напишет вам стишок, – добродушно хохотнул король. – Он засыпал мою жену своими творениями.

Кинув беглый взгляд на сердитое лицо графа Мара, стоявшего за спиной короля, Элейн улыбнулась молодому человеку. Дональд был на год или два старше короля, и она заметила, что он пользуется особым вниманием у большей части придворных дам.

– В таком случае мне придется безотлагательно заняться завоеванием его сердца, – рассеянно сказала Элейн. – Я люблю стихи, а мне уже давно никто их не писал.

Дональд смущенно поглядел на нее.

– Мое сердце принадлежит всецело королеве, миледи, – ответил он с достоинством. – Но если она позволит, я напишу вам самое прекрасное стихотворение на свете.

Элейн была заинтригована. В голосе юноши была сила, а спокойная уверенность, с которой он произнес эти слова, говорила о том, что перед ней вполне зрелый мужчина.

Маргарет засмеялась:

– Напиши, Дональд, прошу тебя. Я разрешаю тебе посвятить следующую сотню стихотворений леди Файф. У меня их уже слишком много. – Она поднялась, оживленно поглядывая вокруг, не замечая огорчения на лице молодого поэта. – Пойдемте в конюшни, мне надоела эта болтовня.

Когда свита последовала за королем Александром Третьим, граф Map подошел к своему сыну. Он знал, что Дональд пользуется особым расположением у дам двора, поощрял его дружбу с молодым королем и королевой и благосклонно относился к его успехам, но, увидев, как он склонился, чтобы поцеловать руку Элейн, он стал мрачен. Граф Map, отозвав сына в сторону, тихо пробормотал ему на ухо:

– Держись подальше от Элейн Файф, мой мальчик. Где бы она ни появлялась, от нее исходят одни несчастья.

– Я только предложил написать для нее стихотворение, отец. Вы же знаете, я служу королеве.

Уильям Map поднял глаза к небу, и стоявший рядом с ним лорд Бакан сочувственно улыбнулся ему. Мальчика уж слишком увлекала эта придворная игра в кавалеров и дам. Ничего, пусть потешится. Несколько месяцев в холодных северных горах с мечом в руке под ледяным дождем, хлещущим в лицо, быстро выбьют из него дурь.

VI

Элейн сидела в нише окна покоев, отведенных им в королевском дворце в Данфермлайне, и смотрела на серебристые воды протекающей внизу реки Форт. Малкольм был снова на совете у короля, где споры между Ментисом, Маром и Дервардом с каждым днем становились все ожесточеннее и упрямее. В эти часы ей полагалось находиться при королеве и дамах ее свиты, но в тот день она осталась в своих покоях, сославшись на головную боль. Элейн очень соскучилась по своим детям, оставшимся в Фолкленде. Колбану было уже три года, а маленькому Макдаффу только три месяца; он был вверен заботам кормилицы и Ронвен. Настроения при дворе за последнее время сильно изменились. К молодым королю и королеве присоединилась королева Мари вместе со своим новым мужем из Франции, и в воздухе повеяло холодом. Не было уже никаких ухаживаний, игривого хихиканья и шуток. Во дворце воцарились торжественность и церемонность. Как только Элейн появлялась перед королевой, ей казалось, что всюду за нею следуют недружелюбные, косые взгляды.

В замке было тихо; кроме Элейн, в покоях никого не было. Она отпустила слуг, а своих дам отправила в зал, к королеве. Впервые за долгое время Элейн осталась одна.

Оглянувшись, она поглядела в глубь притихшей комнаты; у нее перехватило дыхание. Это был он, Александр, ее Александр, он был рядом. Оказываясь в Данфермлайне, она всегда чувствовала, что там она ближе к нему, чем где-либо еще. Но именно тут он еще ни разу не приходил к ней. И вот теперь он здесь. Она ощущала его дыхание на своей щеке, легкое прикосновение к своей груди, его еле слышные, ласковые слова доносились до нее из полумрака. Немного сонная, разморенная от осенней жары, она послушно встала, подошла к кровати и стала расстегивать платье.

Элейн сочла тихий стук в дверь не чем иным, как продолжением своего полусна. Она лениво обвела глазами комнату и улыбнулась.

Второй раз стук раздался громче. И она уже не чувствовала присутствия Александра – он исчез так же внезапно, как появился. Элейн снова была одна. Быстро оправив платье, она позволила стучавшему войти.

Дверь отворилась, и из-за нее выглянул Дональд Map.

– Миледи Элейн? Мне сообщили, что вы нездоровы. Королева велела отнести вам мое стихотворение… – Он зарделся от смущения; его рука все еще лежала на кольце дверной ручки.

Раздражение, которое испытала Элейн с его появлением, мгновенно улетучилось. Улыбаясь, она жестом пригласила его войти. Александр, ее малютка Александр, был бы уже юношей такого же возраста, что и Дональд, если бы не умер во младенчестве.

– Как видите, я одна, и мне скучно. Я бы хотела, сэр, чтобы вы прочли мне свое стихотворение. – Ее призрачный возлюбленный был тут же забыт. Она не ощущала ни его присутствия, ни его боли, ни дуновения холода в покоях, всегда сопровождавшего его появление, когда так смело предложила молодому человеку сесть; ей даже не пришло в голову позвать компаньонку.

Дональд Map вошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь. За поясом у него был пергаментный свиток, но, вытащив его, читать по нему он не стал – он помнил свое творение наизусть.

Элейн слушала. У него был проникновенный и богатый интонациями голос, а в словах были сила и красота. Она слушала, взволнованная и тронутая до глубины души, не зная того, что ее свидание с возлюбленным призраком прибавило блеска ее огромным глазам, что она словно светилась изнутри; кожа ее порозовела. При взгляде на нее Дональду на ум пришло сравнение с нежной дикой розой, раскрывающей навстречу солнцу свою дотоле скрытую прелестную сердцевину.

Он замолчал. Настала долгая тишина. Стихотворение в каких-то местах было слишком подражательным, кое-где не рифмовалось. Однако оно возбудило в обоих чувственное волнение, и у Элейн замерло сердце.

– Вы настоящий поэт, Дональд, – сказала она наконец. – Такие певцы пользуются отменной славой в моей стране.

Он мрачно улыбнулся.

– Поэтов почитают и в Шотландии, леди Элейн, но только если поэт не является старшим сыном графа. – Горечь, с которой он это произнес, никак не сочеталась с его красивым обликом и ясными светлыми глазами.

– Вашему отцу не нравится, что его сын поэт? – удивленно спросила она.

– Не в этом дело. Оруженосцам положено слагать стихи и поклоняться прекрасной даме. Только вот…

– Только им не следует писать слишком хорошо, не так ли? – подсказала она.

Он засмеялся немного растерянно, но удовлетворенно.

– Я не люблю турниров и состязаний в стрельбе из лука и поэтому могу вам показаться женоподобным, ведь вы сами ездите верхом лучше, чем большинство мужчин, – застенчиво произнес он.

– Но мне, увы, не приходилось выступать на турнирах, – пошутила она. – Да и состязания мне не по нутру. Лучше почитайте еще какое-нибудь стихотворение.

– Вы этого в самом деле желаете? – Он не хотел, чтобы она заметила его волнение.

– В самом деле, – настаивала она.

После этого он стал часто к ней захаживать. Он без конца писал стихи в ее честь, не давая ей передохнуть, а затем начал с застенчивым видом баловать ее подарками – то подарит розу, то ленту, то золотое кольцо, то украшение из жемчуга.

Малкольм хохотал во все горло:

– Ты вскружила щенку голову! Но берегись, моя дорогая, королева может приревновать. Знаешь, он ведь перестал сочинять стишки в ее честь! Да он теперь на нее почти не глядит.

К огромному своему удивлению, Элейн, услышав это, покраснела. Дональд вовсе не был щенком. Да, он был юношей, но уже и мужчиной, и чувства, которые он пробуждал в ней, пугали и волновали ее. Она испытывала к нему неодолимое влечение, и чем чаще они виделись, тем труднее ей становилось противиться его обаянию.

– Мальчик – поэт, – сказала она, оправдываясь. – Он с удовольствием будет читать стихи любому, кто готов его слушать, а королева слишком занята.

– А ты – нет.

Они молча глядели друг на друга: между ними была пропасть, ставшая уже привычной. Малкольм отвел глаза первый.

– Когда двор переедет в Стирлинг, я вернусь в Фолкленд, – сказал он вдруг. – Там есть дела, требующие моего присутствия. Король и королева просили тебя остаться с ними. Без сомнения, они хотят, чтобы ты написала принцу Ливелину или поговорила с его послом, который, насколько я знаю, уже в пути. Так что оставляю тебя с твоим поэтом. – Он зло захохотал. – Пожалей его, дорогая. Помни, что он еще мальчишка.

Давясь от смеха, он вскочил на коня и уехал.

VII

Дональд нашел ее в большом зале дворца. Двор уже обосновался в Стерлинге. Как всегда, вокруг короля толпились придворные; среди них был и граф Map. Элейн заметила взгляд, который он бросил на сына и на нее, – лицо его было задумчивым.

– Вашего мужа нет пока в Стирлинге? – В голосе Дональда слышалась надежда: ему не нравилось, что Малкольм над ним подтрунивает.

Элейн отрицательно повела головой.

– А вы не поедете к нему? – спросил Дональд; тон, которым он задал этот вопрос, выдал его с головой. Тревога, которую Элейн прочла в его глазах, стала ей понятна.

Она безотчетно коснулась рукой его рукава.

– Нет, я остаюсь здесь. Я не хочу разлучаться с моим поэтом. – Неожиданно Элейн поняла, что она вовсе не шутит: молодой человек всерьез начинал ей нравиться. Для нее в этом юноше было сосредоточено все то, по чему истосковалась ее душа: он олицетворял собой поэзию, был благороден, полон обаяния. К тому же он был молод и обладал романтической душой. Какая женщина была бы в силах противостоять такому набору достоинств после многих лет супружества с Робертом, а потом с Малкольмом? – Я повелеваю вам верно мне служить и исполнять каждый мой каприз, – желая подшутить над ним, произнесла она нарочито строгим голосом, – завтра, когда мы все поедем с королем и королевой на пикник в лесу, я хотела бы, чтобы вы сопровождали меня в качестве кавалера.

Лицо Дональда просветлело. Он низко поклонился и сделал витиеватый жест рукой:

– Я весь к вашим услугам, миледи.

Пикник затеяли для того, чтобы отвлечь короля и королеву от скучных, утомительных заседаний совета с бесконечными распрями между ведущими его членами. Для праздника выбрали лужайку в королевском парке, расстелили там скатерти и притащили корзины с яствами и вином. Заранее поблизости устроили жаровни и разожгли на них огонь. Вокруг, за деревьями, уже толпились музыканты, акробаты, трубадуры и менестрели в ожидании появления высокородных гостей во всей красе их праздничных одеяний.

День был жарким и безветренным. Деревья все еще бросали густую тень на траву, хотя на выжженной солнцем траве уже лежали сухие осенние листья. Хлынувшие из дворца придворные рассаживались на их золотом ковре вокруг заставленных угощениями скатертей. Всюду раздавались громкие голоса, смех, а вскоре из-за деревьев послышались веселые звуки дудочки, застучал барабан, заиграла арфа, запела скрипка.

Элейн поглядывала на Дональда, отмечая про себя, что еще несколько пар томных глаз следят, не отрываясь, за красивым сыном графа Мара. Ее забавляло, что юноша, старательно ухаживая за ней, укладывал ей на лепешку все больше и больше еды, отбирая с подносов самые вкусные, сочные кусочки. На нем было новое одеяние из темно-зеленой ткани, его стан был перехвачен простым кожаным поясом, тщательно расчесанные волосы блестели; бородка, хоть и редкая, была тем не менее аккуратно подстрижена, а сумка у пояса была явно не пуста: Элейн догадалась, что ей не избежать очередного подарка. Она знала, что не должна была поощрять его ухаживаний, знала, что играет с огнем, но не могла остановиться.

Большинство дам при дворе короля Англии играли в любовные игры. У них были свои воздыхатели, которые писали им стихи; дамы поощряли их и принимали от них подарки. Они открыто флиртовали, пели любовные куплеты, шутили и смеялись со своими ухажерами, а на турнирах сидели разряженные, в драгоценностях, дарованных им их кавалерами. Это ровно ничего не значило. Мужья не обращали на эти игры никакого внимания, – так было принято.

Само собой разумеется, что и в Шотландии было то же самое, хотя той легкости, свойственной Англии, тут не было. Вот уже лет десять в королевском совете шла острая борьба за власть между двумя партиями, и это накладывало мрачный отпечаток на всю придворную жизнь. Все это крайне огорчало маленькую королеву и ее отца, короля Генриха, которому стало известно о происходившей борьбе вокруг шотландского трона. Праздник в парке был задуман лордами Ментисом и Маром, желавшими разрядить напряженную обстановку и порадовать юных короля и королеву. Элейн посмотрела на супружескую чету – те сидели в креслах под дубом, над ними был устроен балдахин с гербами и королевскими регалиями наверху. Королева Мари занимала место рядом с ними, а ее муж сидел отдельно, с гостями. Элейн заметила, что маленькая королева похудела и ее бледное личико было напряжено. Глядя на нее, Элейн стало как-то не по себе.

Она почувствовала легкое прикосновение к своей руке и отвела глаза от королевской четы. Длинные, красивые пальцы Дональда на секунду легли на ее пальцы, затем он быстро убрал руку.

– Ваша еда, миледи, – сказал он тихо. – Мясо остывает.

– Простите.

– Вы так смотрели на королеву, как будто увидели привидение, – продолжал Дональд. Он заметил, как при этих словах Элейн побледнела.

Она поспешила его разуверить:

– Мои мысли были заняты совсем другими вещами. Ну-ка, развлеките меня. Прежде прочтите мне стихотворение, и тогда я разрешу вам приступить к трапезе.

Он читал стихотворение, а она слушала его, как зачарованная, не сводя с него глаз и почти не дотрагиваясь до еды. Черты его красивого лица еще не приобрели законченных линий взрослого мужчины, и щеки над бородкой сохраняли детскую округлость и свежесть; на них не было следов прыщей, часто сопровождающих созревание. Ей вдруг захотелось погладить его по нежной щеке.

Закончив декламацию, Дональд рухнул у ее ног на коврик и потянулся за едой. При всем своем романтизме он не страдал отсутствием аппетита и ел внушительными порциями, с удовольствием поглощая еду. Элейн, пряча улыбку, подвинула к нему и свою порцию. Ей жалко было оставлять сочные кусочки мяса, которые он так старательно выбрал для нее.

Когда трапеза была закончена, многие решили подремать в тени под убаюкивающие мелодии арфиста. Но Элейн была возбуждена, и отдыхать ей не хотелось. Вскочив на ноги, она протянула ему руку.

– Не пройтись ли нам под деревьями? В лесу прохладнее. У меня нет никакого желания слушать, как люди около нас рыгают, насытившись, а потом храпят что есть силы.

Элейн быстро пошла вперед, не сомневаясь в том, что он последует за ней. Она мгновенно оказалась под прохладной сенью густого леса, куда не доносилась музыка. Тишина дня в его зените подавляла; в ней была какая-то волшебная сила. Все живое в природе спало. Приподняв рукой убранные в сетку тяжелые волосы, чтобы освежить шею сзади, она повернулась к Дональду, шедшему за ней по пятам, и улыбнулась ему. Подвеску с фениксом она заблаговременно оставила в своих покоях, спрятав на самое дно сундука.

– Думаю, вам было бы сейчас куда приятнее плавать, раздевшись, в речке, чем гулять со мной. – Привалившись спиной к дереву, она чувствовала, как от жары увлажнилась кожа у нее под грудью.

– Нет, я хочу быть только здесь, и больше нигде. – Он шагнул к ней. – Миледи Элейн…

– Нет, Дональд. – Уловив особое выражение на его лице, она выставила вперед руку, словно защищаясь. Страсть в глазах молодого человека испугала ее.

Что бы ты стала делать, если бы твой возлюбленный в одну прекрасную ночь позвал тебя на свидание и поцеловал бы в тени деревьев под луной? Или выманил бы тебя прокатиться верхом, и ты оказалась бы с ним наедине…

Из глубин памяти вдруг прозвучали у нее в голове слова матери, и она вспомнила, как много лет назад Джоанна рассказывала ей об Уильяме де Броуз; теперь Элейн понимала, какую муку должна была тогда испытывать ее мать. Да, теперь-то она ее понимала.

– Элейн, пожалуйста. – Голос Дональда прервал ее печальные воспоминания. – Я так люблю вас, неужели вы не позволите мне хоть раз поцеловать вас?

– Нет, Дональд! – сказала она. Ей хотелось убежать от него. – Нет, – уже тише молвила она. Это уже не было игрой в кавалеров и дам, это было всерьез. – Нам нельзя увлекаться, это было бы ошибкой. Я уже стара и гожусь вам в матери. – Никому из них не пришло в голову, что преградой их любви мог быть ее муж.

Оторвавшись от дерева, Элейн проскользнула мимо Дональда и направилась к заросшей травой тропинке.

– Вы никогда не будете старой для меня, миледи, – крикнул ей в спину Дональд. – Даже когда вам будет сто лет, для меня вы будете, как еще не распустившаяся роза, и я буду целовать ваши глаза и губы, и они будут такими же бархатными и свежими, как лепестки розы на заре.

Элейн подавила улыбку. Надо было прекратить это немедленно, иначе она могла обидеть его резким словом.

– Дональд… – начала она.

Он упрямо помотал головой:

– Всего один поцелуй, миледи, единственный поцелуй, умоляю. Неужели вы мне откажете?

Элейн хорошо понимала: как бы ни были милы ее сердцу его общество, его подарки, стихи и комплименты и как бы ни было приятно принимать его ухаживания, вздохи, поклонение и искреннее восхищение ею, каким бы он красавцем ей ни казался, она должна была сейчас же, здесь же положить всему этому конец.

– Нет, Дональд, пора возвращаться к остальным.

– Еще немного. – Он стоял, преграждая ей дорогу к лужайке, где проходило пиршество. – Сначала я потребую вознаграждение за то, что покажу кратчайший путь. – Он как будто шутил, но, когда шагнул к ней, его глаза смотрели серьезно.

– Дональд, – пролепетала она.

– Тсс! – Взяв Элейн за плечи, он притянул ее к себе. – Одно маленькое вознаграждение.

Его губы были прохладными и твердыми на ее губах. В нем уже не осталось ничего мальчишеского, никакой робости. Руки, державшие ее, были руками взрослого мужчины. Пораженная, она внезапно ощутила неистовое желание; ею овладело искушение тотчас же отдаться ему. Оттолкнув его, Элейн сказала:

– Зачем вы это сделали, Дональд? Пойдемте к гостям. – Она вся дрожала.

Вдруг в лесу стало холодно. Солнце скрылось, и по земле вьюнком побежал злой ветерок, который поднял и закружил упавшие осенние листья вместе с высохшей землей; что-то вроде пыльной бури пронеслось между деревьями. Элейн с опаской огляделась. Мгновенный, как вспышка молнии, этот мимолетный вихрь напугал ее: угрозой и гневом был напоен сам воздух.

– Дональд, мы с вами любезничали, вы писали мне прекрасные стихи, и это мне льстило, – сказала она. – Но дальше нам заходить не следует. – Элейн старалась говорить как можно мягче, чтобы он не понял, как это ранит ее. – Будьте благоразумны, это опасно. Женитесь на ком-нибудь. – У нее чуть не вырвалось: на девушке ваших лет, но слова сами застряли в горле. Отвернувшись от него, она направилась к лужайке, чувствуя, как сгущается лесной мрак.

– Элейн. – Дональд не сдвинулся с места, он даже не пытался говорить громче. – Настанет день, когда вы измените свое решение.

Она не оглянулась.

На следующий день, испросив разрешения у короля, она отбыла в Фолкленд.

VIII

Замок Фолкленд. Октябрь 1257

Свет луны, проникая в узкое окно, падал на постель. Элейн в полусне глядела на лунную дорожку, прислушиваясь к ровному дыханию мужа, спавшему рядом с ней. Малкольма побеспокоил лунный свет, он застонал и стал ворочаться, словно сопротивляясь боли, и попытался натянуть на себя воображаемое покрывало. Элейн лежала не шевелясь и ждала, когда он снова успокоится.

– Александр… – беззвучно позвала она любимого. – Александр, где ты?

Элейн пошевелилась и запустила руку под подушку, где лежал ее феникс. Она чувствовала, как всю ее заливают лунные лучи, соблазнительные, тайно проникающие в ее тело, наполняющие его жаром желания.

– Александр.

Но из тени никто не являлся. Там его не было.

IX

Ноябрь 1257

Спустя неделю в Фолкленд прибыл Роберт Брюс. Унаследовавший от отца титул лорда Аннандейла, он, когда умерла его мать, стал к тому же значительно богаче, так как ему отошла большая доля владений Честеров.

– Тетя Элейн! – Он нежно поцеловал ее; он оставался все таким же заразительно веселым и сохранил былую живость и темперамент. – Как ты? Чем занимаешься? – Он успел заметить усталость и бледность на ее лице.

– Выхожу замуж, рожаю детей, старею, вот и все, дорогой племянник, – ответила она едко.

У него поднялась бровь.

– Опять новый муж? Тебе надоел бедный старина Малкольм?

Элейн невольно рассмеялась:

– Мой новый муж – все тот же бедный старина Малкольм. Я вышла за него вторично. – Она вздохнула. Эта история не получила огласки. В Шотландии смерть Роберта де Куинси осталась незамеченной. Слухи, разнесшиеся по Лондону вскоре после его чудовищной смерти от руки убийцы, миновали Элейн, лишь чуть позже сюда дошли свежие сплетни, не имевшие к этому делу никакого отношения. – Ну хватит, Роб, это долгий разговор. Расскажи мне, как ты? Как твоя красавица жена?

Роберт был женат на Изабель, дочери графа Клэра и Глостера и племяннице графа-маршала. Через пятнадцать месяцев после их свадьбы, состоявшейся в 1240 году, она произвела на свет сына. И мать, и ее сын были предметом гордости Роберта и его тетки.

– Она здорова, и Робби растет крепышом, хотя неплохо было бы, если бы он был поживее и повеселее характером. Ты должна приехать погостить у нас в Лохмэйдене, тетя Элейн. Они будут рады повидаться с тобой, уверен. – Он помолчал. – Ты ведь не была там с тех пор, как умерла мама, правда? Тебе, наверное, ее не хватает.

Элейн грустно улыбнулась.

– Я очень любила твою маму. – Она лукаво склонила голову набок. – А ты лет до семидесяти будешь называть меня «тетя Элейн», да, Роб?

– Обязательно, а ты меня – «племянник», и всегда будешь дарить мне пенни на день рождения. – Он вздохнул. – А теперь перейдем к делу. Я приехал сюда по делу: привез Малкольму послание от короля. С тех пор как вы оба, удалившись от двора, похоронили себя в деревне, там многое переменилось. – Он насмешливо посмотрел на нее. – Вообрази себе, лорды двух разных партий снова вцепились друг другу в глотки. На этот раз граф Map и граф Ментис более или менее взяли верх и подмяли под себя короля. Дервард утратил свою власть.

– Когда это случилось? – Элейн твердо подавила в себе приятные воспоминания, возникшие при упоминании знакомой фамилии. Она запретила себе думать о нем. – Но почему мы ничего об этом не слышали? – Известие потрясло ее.

– Это случилось месяц назад.

– Малкольм будет не в восторге.

– Да. – Роберт лукаво сощурил глаза. Все, что касалось возни вокруг престола, крайне его интересовало. После рождения его двоюродных братьев Хью и Джона Баллиоля, сыновей Дерворгиллы, он уже не имел права претендовать на шотландский трон. Мальчики были внуками старшей сестры его матери. И все же в глубине его души жили честолюбивые мечты. Он слишком близко подобрался к трону, чтобы теперь выпускать его из виду, тем более что Александр пока оставался бездетным, и вообще, мало ли что могло случиться.

Как и следовало ожидать, эти известия разозлили Малкольма, но у него не было другого выхода, кроме как смириться с положением дел; точно так же до него повел себя и сам лорд Дервард. Никого из них не было с королем, когда Map и Ментис нанесли свой удар. Если бы они присутствовали в тот момент, возможно, этого бы не случилось. Всю зиму Малкольм носил в душе ярость. Однако он немного смягчился, когда лорд Ментис вдруг пожаловал к ним в гости в Фолкленд. Правда, Малкольм сначала не знал, чем объяснялся его визит.

– Король Англии повелел своим баронам из северных земель идти на нас войной, – кратко начал свою речь лорд Ментис. – Он снова хочет вмешаться в дела нашего государства, оправдывая свои действия тем, что его дочь у нас несчастна. Но ничего подобного, – поправился он. – С моей точки зрения, он вряд ли решится на этот шаг, у него хватает хлопот и на юге. Но по желанию короля Александра – а это исключительно его желание – мы должны заключить союз с нашими соседями в Уэльсе. Мы начинаем переговоры с вашим племянником принцем Ливелином, миледи. – Когда он обратился с этими словами к Элейн, истинная цель его приезда стала всем ясна. – И хотя ваш муж не сторонник нашего правления, я знаю, что вы оба верные подданные нашего короля Александра. Согласны ли вы написать письмо принцу, вашему племяннику, и со своей стороны посоветовать ему поддержать начинание нашего короля? – Он внимательно вглядывался в нее; у миледи было усталое лицо, но красота ее не увяла, та самая красота, что в свое время покорила короля. Он слышал, что она когда-то была страстной поборницей независимости Уэльса, и, если ему удастся привлечь ее на свою сторону, они получат мощную поддержку.

Элейн выдержала его взгляд. Лорд Ментис был высокий, худой человек с угрюмым лицом. Он не пытался действовать на нее мужским обаянием и сделать таким образом своей сторонницей. Элейн даже подозревала, что он был в числе тех, кто отговорил Александра от брака с ней. Однако она сочла, что его просьба поддержать союз Шотландии и Уэльса имела смысл, и кивнула.

– Я напишу ему и изложу ваш интерес, лорд Ментис. Подобный союз получит мое полное благословение.

Ментис склонил голову в ответ.

– Король Александр будет благодарен вам за помощь, миледи. Он… – Ментис помедлил, как бы подыскивая правильные слова. – Несмотря на то что ему только шестнадцать, он быстро становится самостоятельным, и выше всего для него сейчас объединение всех партий в нашей стране.

X

Замок Роксбург. Декабрь 1257

Когда король вызвал Малкольма на совет в Роксбург, Элейн поехала с ним, снова оставив мальчиков на попечение Ронвен.

Дональд Map вместе со своим отцом был в королевском замке. Он присутствовал на всех заседаниях совета, был серьезен, внимательно прислушивался к доводам выступавших; он опять ухаживал за королевой. Молодой человек стал повыше ростом, раздался в плечах, и бородка, когда-то реденькая, теперь густой порослью обрамляла его подбородок, усиливая его линию и придавая лицу мужественное выражение. Элейн исподтишка наблюдала за ним. Она была в смятении, но в то же время ее немного забавляло то обстоятельство, что при виде Дональда ее сердце начинает бешено биться. Он не подавал виду, что заметил ее появление, но в тот вечер, когда она сидела с другими дамами и вышивала, слушая песни французского трубадура, кто-то сунул в ее руку записку:

«В саду королевы, в час, когда зажгутся звезды». Подписи не было.

Дональд в это время стоял к ней спиной, оживленно беседуя с лордом Баканом. Она спрятала записку за лиф платья. Колебания были излишни.

XI

– Вы пришли, – послышался тихий голос у нее за спиной.

Сначала она подумала, что в саду никого нет. Посыпанные гравием дорожки казались отполированными в лунном свете; стена замка бросала косую тень на аккуратные газоны… с зеленью и цветами.

Она медленно повернулась:

– Пришла.

– Я знал, что так и будет. Лорд Файф, конечно, не знает об этом?

– Конечно, нет, – ответила Элейн. У нее упало сердце: что она делает здесь и как можно доверяться этому юнцу, под луной, в саду?

Последние месяцы Элейн старалась выбросить Дональда из головы, но воспоминания о поцелуе то и дело тревожили ее воображение. А ведь она сожгла его записку – и все равно пришла. Что влекло ее сюда? Знакомое волнение, сопротивляться которому она была не в силах? Или желание вкусить запретного плода? Или ее в самом деле захватил этот юноша, с его обаянием, красотой, внимательностью к ней, нежностью, – и потому она никак не может забыть тот первый поцелуй?

Дональд громко перевел дыхание. Он шагнул к ней, и она увидела в руке у него белую, еще не раскрывшуюся розу.

– Это вам. – Он протянул цветок, и она с улыбкой взяла его.

Дональд смотрел на розу. Он собирался сказать Элейн, что она самое совершенное создание на свете; что женщины прекраснее ее он еще не встречал; что она так великодушна, добра, очаровательна; что она вовсе лишена недостатков и ее даже не портят следы ожогов на лице и на руках. Ему хотелось поцеловать ее, ощутить прикосновение своих губ к ее коже. В ней было столько естественной чувственности, что с ней не могла сравниться ни одна молодая девушка из тех, что были во множестве предоставлены ему на выбор из самых лучших семей. Все они были холодные и чопорные. А что касается придворных дам, то эти разбитные хохотушки только и делали, что строили ему глазки, жеманились и шушукались между собой. Пресвятая Дева, как он желал ее!

Дональд поник, чувствуя, что больше не вынесет этого. Нет, ему не следует, он не смеет думать о ней таким образом. Ведь она была прекрасной женой, благочестивой и чистой, матерью двух маленьких сыновей. И все же она здесь, перед ним, в залитом лунным светом саду. Покорность Элейн его зову побуждала его к действиям. Сжав руки в кулаки, он опустил глаза.

– Это безумие, – произнесла Элейн. Она вдруг почувствована, что он пришел, тот, другой; он рядом, ее любовник-призрак, и гневается. От его холодной, беспомощной ярости стыл воздух.

Дональд улыбнулся и кивнул, соглашаясь с ней. Он протянул к ней руки.

– Я хочу вас, – признался он робко.

Элейн чуть не кинулась к нему на грудь, но остановилась, не в силах двинуться.

– Дональд…

– Простите. – Он невероятным усилием заставил себя сдержаться. – Я не имел права, я виноват.

– Прощать вас не за что, вы не виноваты, – улыбнулась она. – Да разве может женщина на вас сердиться?

Привстав на цыпочки, она запечатлела на его щеке легкий поцелуй и, повернувшись, убежала.

XII

Уильям Map в раздражении ходил взад-вперед по комнате, когда появился Дональд. Резко обернувшись, он набросился на сына: