Текст книги "Макамы"
Автор книги: Бади аз-Заман ал-Хамадани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
ДИНАРСКАЯ МАКАМА
(сорок третья)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Однажды я дал обет пожертвовать динар самому искусному попрошайке в Багдаде. Я стал расспрашивать, как найти такого, и мне указали на Абу-л-Фатха Александрийца. Отправился я его поискать, чтобы этот динар ему отдать. Гляжу – собрались бродяги в кружок, а между ними и наш дружок. Я сказал:
– Эй, дети Сасана [184]184
Дети Сасана– По легенде, это прозвище восходит к имени родоначальника 4-й династии персидских царей – Сасанидов. Согласно этой легенде, Сасан в юности был изгнан его отцом Бахманом, ушел в горы к курдам, где собирались бездомные бродяги, стал их предводителем и некоторое время прожил среди них.
[Закрыть]! У кого из вас побогаче запас? Кто ремесло свое знает лучше – этот динар от меня получит.
Александриец воскликнул: «Это я!»; другой же из этой компании возразил: «Нет, я!»
Они поспорили и побранились, чуть не зубами друг в друга вцепились. Тогда я сказал:
– Пусть каждый из вас обругает своего товарища: одолевший – награду заслужит, потерпевший – пускай не тужит.
Александриец заговорил:
– Эй ты, старухины холода [185]185
Старухины холода– последние сильные зимние холода (в конце февраля – начале марта). Они называются так потому, что слово «конец, задняя часть» ('аджуз) и «старуха» ('аджӯз) восходят к одному корню.
[Закрыть], июльская духота, кувшин паршивый, дирхем фальшивый, болтовня певцов вместо пения! Ты – засуха на года, злосчастнейшая звезда, видение жуткое, несваренье желудка! Ты ящерица зловонная, глаза воспаленные, миг разлучения, влюбленных разъединение, смерти явление, святого Хусейна убиение [186]186
Святого Хусейна убиение. – Хусейн ибн 'Али – сын последнего праведного халифа, свергнутого Омейядами. Хусейн был убит в 680 г. при попытке поднять восстание против Омейядского халифа Йазида I. У сторонников 'Али Хусейн считается великомучеником, день его смерти отмечается ими ежегодно как день великой скорби. Хусейна чтут и остальные мусульмане, поскольку он был родственником Пророка.
[Закрыть]!
Ты тяжкое бремя должника, позором клейменная щека, несчастия вестник, греха наместник, похлебка вонючая, чума неминучая, пустыня, где только заккум [187]187
3аккум – адское дерево, плоды которого служат пищей грешникам (Коран, 37:60—64; 44:43—45). Это же название носит дерево с горькими плодами, произрастающее в Тихаме.
[Закрыть]растет, скупец, который ничего никому не дает, закон, осуждающий любого, языками затасканное слово, более отвратительный, чем грамматическая ошибка, чем вражья улыбка! Червяк ты из ямы выгребной, тяжелая шуба в летний зной! Ты «Ох!», когда хозяин вздыхает, если гость лепешку ломает! Ты икание пьяницы и рыгание, хищной птицы смердящее дыхание, забивание шершавых колов, подставка для грязных котлов, день невозвратный, проигрыш досадный!
Эх ты, моча скопца, обед слепца, нытье без конца, оборванца заступничество, ребятишкам субботнее мученичество [188]188
Ребятишкам субботнее мученичество. – Суббота – первый день мусульманской недели, когда детям нужно идти в школу после свободного дня.
[Закрыть], ты письмá с соболезнованием хуже, нечистот огромная лужа, ахвазское скупердяйство, рейское разгильдяйство! Клянусь Богом, если бы ты поставил одну ногу на Аравенд, другую на Думавенд, взял бы радугу в руку и стал бы чесать облака на одежду ангелов, ты все равно был бы только жалким чесальщиком хлопка!
И сказал второй спорщик:
– Эй ты, артист-обезьянщик, еврейский обманщик, отвратная вонь из львиной пасти, бывшие и небывшие напасти, собачья грызня во дворе, обезьяна, пляшущая на ковре, тыква с бобами, ничтожество, затоптанное ногами, дым нефтяной, из-под мышек запах дурной! Ты хуже, чем тот, кто объявляет развод и брачный дар обратно берет!
Эх ты, нарушенье поста, крушенье моста, грязь дорожная, обещание ложное, лихорадка, кости сжигающая, снадобье послабляющее, налет на зубах, сера в ушах! Ты привязчивей, чем веревка, дешевле фельса [189]189
Фельс – мелкая медная монета.
[Закрыть]дешевка, слезы позорней, иглы непокорней, место, откуда ноги растут, откуда руки начало берут! Ты противней, чем крыша протекающая, чем речь, ничего не означающая! Клянусь Богом, если бы ты под зад себе звезды подложил и ноги в земные пределы спустил, в Сириус бы обулся, Плеядами, словно плащом, обернулся, небесную твердь как станок бы взял и одежду из воздуха соткал, основой ткани сделал бы звезду Альтаир и сплел бы ее с вращающимся небосводом, – ты оставался бы всего лишь подлым ткачом!
Г оворит Иса ибн Хишам:
Богом клянусь, я не знал, кого из них предпочесть: оба они ремесло свое знали, друг друга затейливо ругали, напористо нападали. И так не решив, кто сильнее из них, я оставил им динар на двоих, ушел – и не знаю, что сделала с ними судьба.
ПОЭТИЧЕСКАЯ МАКАМА
(сорок четвертая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
– Как-то в Сирии собрал я компанию – славных адибов [190]190
Адиб – человек, владеющий адабом,то есть совокупностью разнообразных (в первую очередь – филологических) знаний, красноречия, норм морали и поведения, которые считались необходимыми для каждого образованного человека.
[Закрыть]собрание. Мы стихи вспоминали, тонкости их разбирали и загадки друг другу о смысле их задавали. Тут появился среди нас некий юноша: он слушал, как будто все понимал, но молчал, словно воли себе не давал. Я сказал:
– Эй, парень, нам не нравится, что ты тут стоишь. С нами сядь посиди, а не то уходи!
Он ответил:
– Я должен покинуть вас ненадолго, потому не сажусь, но я очень скоро вернусь. Вы меня подождите, отсюда не уходите!
Мы согласились, он исчез, но вскоре вернулся и обратился к нам с такими словами:
– Ну что за речи о стихах вы ведете, какие загадки задаете! Вы меня спросите о них!
И о каком стихе мы бы его ни спрашивали, он отвечал, о каком бы хитром значении вопроса ни задавали – сразу в цель попадал. Когда же мы колчаны свои опустошили и казну свою распотрошили, он сам стал загадки нам задавать и вопросами нас атаковать [191]191
Стал загадки нам задавать...– Большая часть приводимых далее вопросов оставлена в макаме без ответа. Мухаммад 'Абдо замечает в комментарии, что подходящие строки можно найти в любом поэтическом диване и что он не считает необходимым тратить время на разрешение всех предложенных загадок, однако приводит в примечаниях примеры собственных ответов на вопросы Александрийца*. Мы ограничиваемся лишь теми ответами, которые приводятся в самом тексте макамы, и отсылаем читателя к Иракской макаме (№ 28), в которой часть загадок совпадает с вопросами, включенными в Поэтическую макаму.
*( Аа-Хамадāнӣ, Абӯ-л-Фадл.Ал-Макāмāт / Каддама лахā ва шараха гавāмидахā... Мухаммад 'Абдо. Бейрут, 1973. – 223—226, примеч. 3.
англ, пер.: The Māqāmat of Badī' al-Zamān al-Hamadhānī / Translated from the Arabic with an introduction and notes… by W.J.Prendergast. London; Dublin, 1973. – 171—172, примеч.)
[Закрыть]. Он спрашивал:
– Скажите мне, в каком стихе половина его возвышает, половина же – вниз толкает? И какой стих пощечиной награждает?
Половина какого стиха возмущается, а половина – развлекается? А какой стих весь шелудивый?
В каком стихе первое полустишие нападает, второе же – приближает? А какой стих целиком состоит из скорпионов?
У какого стиха содержание неприлично, зато он скроен отлично? У какого стиха слезы не иссякают? А какой стих целиком исчезает и только ногу одну оставляет? И у какого стиха предмет неизвестен?
Какой стих длиннее себе подобных, словно они по размеру несходны? Какой стих нельзя разрушить, а почву его – вскопать?
В первой части какого стиха совершенство его проявляется, тогда как вторая часть притворяется? В каком стихе невозможен счет? Какой стих тебе радость несет?
Известен ли стих, который в мировой простор не вмещается? У какого стиха половина смеется, половина терзается? В каком стихе если ветку качнешь, его красоту убьешь? А какой стих когда сочинится, то смысла лишится?
Какой стих, если дать ему ускользнуть, неверный выберет путь? Мед какого стиха в себе заключает отраву? В каком стихе хвала приносит дурную славу?
В каком стихе сладость слова источают, а то, что под ними, – огорчает? Что за стих, где развязка в завязку превращается и наличность в нем проверяется? Что за стих, половина которого – удлинение, половина другая – отклонение? А стих, половина которого – возвышение, возвышение же его – оскорбление?
Что за стих, который читается как хвала, а если с конца – как порочащая молва? Какой стих за молитву может сойти, когда ты на опасном пути? А какой стих овцы съедят, когда захотят? Какой стих если в голову попадает, то зубы передние раздробляет?
Какой стих тело свое подымает, тут же падает и засыпает? Какой стих, если кто его растягивать станет, на шесть ратлей потянет? А какой уменьшиться хочет, но разрастается, а какой удалиться готов, но возвращается? Какой стих разрушил Ирак, а какой – завоевал Басру?
Какой стих тает, оттого что страдает? Какой стих предстает уже седым, прежде чем станет молодым? А какой стих возвращается до того, как положенный срок кончается? Какой стих узлы распускает, а потом исчезает? А какому стиху дают проход, тогда он и движется вперед? Какой стих исправить стараются, пока он не выпрямляется? Какой стих проворнее, чем стрела ат-Тириммаха [192]192
Ат-Тириммах (ум. ок. 720) – поэт, в творчестве которого нашли отражение хариджитские* тенденции: он прославляет мусульманский пуританизм, порицает земные радости, воспевает героизм хариджитских воинов. С этой последней темой, может быть, и связан вопрос о стреле.
* Хариджиты – так называемые мусульманские пуритане, религиозно-политическое течение в исламе, возникшее в VII в. Его сторонники требовали строго придерживаться заветов Пророка и признавали только первых двух праведных халифов – Абу Бекра и 'Омара.
[Закрыть]?
Какой стих узким считается, но им весь горизонт заполняется? А какого стиха повторение вызывает мучения? Половина какого стиха – украшение, остальная же часть – прегрешение? В каком стихе половина затемнена, а другая полна вина? В каком стихе подлежащее превращается в дополнение, а его постигающий – в постижение? Какой стих целиком состоит из запретного? А какие два стиха подобны каравану верблюдов?
Какой стих с высоты спускается, а в каком стихе дурное предзнаменование в хорошее обращается? В каком стихе конец скрывается, а начало поймать его старается? Начало какого стиха одаряет, а конец – подаренное отнимает?
Г оворит Иса ибн Хишам:
Речи его неслыханные вызвали удивление, и мы попросили разъяснения, а когда отказ от него получили, то решили, что все это – словесные узоры, без всякого смысла разговоры. Тогда он предложил:
– Выберите из этих вопросов пять, чтобы я разъяснил их вам, а над остальными потрудитесь подольше – авось ваш сосуд увлажнится и ваша мысль расщедрится. А если у вас не получится, то встретимся снова, и я объясню вам все от слова до слова.
Г оворит Иса ибн Хишам:
Среди того, что мы выбрали, был стих, у которого содержание неприлично, зато он скроен отлично, и спросили его о нем. Он сказал:
– Это слова Абу Нуваса:
Всю ночь пировали мы беспутной компанией,
Бесстыдно влачили мы подолы неверия.
Мы спросили:
– А стих, в котором развязка в завязку превращается и наличность в нем проверяется?
– Это стих ал-Аши:
Среди наших дирхемов нету фальшивых,
Их вес проверять – только время терять!
Развязка здесь в том, что, по его словам, все их дирхемы хороши, однако этим утверждением он не избавляется от их взвешивания.
– А бейт, половина которого – удлинение?
– Слова ал-Бекри:
Прими динар полновесный
(Хоть в нем половины нету)
От самых великодушных
(Душой лишь и родом подлых).
– А стих, который овцы съедят, когда захотят?
РазЛУКа – оТРАВА жизни, горше оТРАВЫ нет,
ОТРАВА разлучная, разЛУКа оТРАВная!
– А какой стих, если кто его растягивать станет, на шесть ратлей потянет?
– Стих Ибн ар-Руми:
Когда начинает он дарить, то без удержу,
И просит меня сказать «Помедли!» его душе.
Г оворит Иса ибн Хишам:
Мы поняли, что эти вопросы – не просто бездумные украшения и красивые ухищрения, и стали стараться до их смысла добраться. Какие решенья нашли, какие – из памяти извлекли. И я сказал ему вслед, когда он убегал:
По знаньям люди различны,
Хоть внешне они похожи.
Я думал, что я – как Радва [193]193
Радва – это название носят несколько гор в Аравии. Вероятно, здесь имеется в виду гора близ Медины, которая чаще других упоминается в аналогичных сравнениях.
[Закрыть]
Умом и адабом тоже.
Но где мне с тобой сравниться —
Не стоит и лезть из кожи!
ЦАРСКАЯ МАКАМА
(сорок пятая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Из Йемена возвращаясь, в родные края направляясь, ехал я ночью дорогой пустынной: слева одни лишь гиены кричали, справа одни лишь львы рычали. Когда же утро обнажило наконец свой клинок и светильником солнца озарился восток, заметил я в некотором отдалении всадника в полном вооружении. Охватил меня страх, и дрожь началась в ногах, но я собрался с духом и крикнул ему:
– Ни с места, да лишишься ты матери! Если ты нападешь на меня, знай: я хорошо вооружен, силой удара защищен и пыла аздитского не лишен! Но так уж и быть – если хочешь, я мир готов сохранить. Кто ты?
Он ответил:
– Если ты с миром ко мне идешь, товарища доброго себе найдешь.
Я сказал:
– Хорошо ты ответил, моим товарищем будь!
И мы продолжали путь. Приглядевшись к нему поближе и послушав его подольше, я понял, что это – Абу-л-Фатх Александриец. Он спросил меня, кого я знаю из самых щедрых владык. Я помянул иракских царей – тех, кто из них пощедрей, египетских, йеменских властителей благородных и множество дел их богоугодных, правителей аравийских, государей сирийских, эмиров земель хорасанских и прочих владык мусульманских, а под конец Сейфу ад-Даула [194]194
Сейф ад-Даула – Сейф ад-Даула ибн Хамдан (945—968). – Династия Хамданидов царствовала в Халебе (Алеппо) с 905 по 1004 гг. Сейф ад-Даула был самым значительным из правителей этой династии и прославился как меценат.
[Закрыть]хвалу произнес и премного его превознес. Тогда мой спутник сказал такие стихи:
О кто по звездам искал свой путь в ночи – не спеши!
Увидишь солнце – поймешь, куда направить стопы!
Ты воспеваешь ручьи – знать, моря ты не видал;
Ужель не слышал о нем ты разговоров толпы?
Ты жемчуг чистый морской сравнишь ли с камнем простым?
Так рядом с Халафом [195]195
Xалаф – Халаф ибн Ахмад, сиджистанский правитель из династии Саффаридов (963—1003), у которого в 990-х гг. служил ал-Хамадани (см. предисловие).
[Закрыть]все нехороши и глупы.
Четыре качества есть особенных у него,
Взгляни – прекрасны они, его натуры столпы:
Блестяще время его, лицо его – как луна,
Его дары – словно дождь, приказ – решенье судьбы.
О, сколько я воспевал земных великих царей,
Но перед ним все они – презреннейшие рабы!
Я спросил:
– Кто же этот царь, превосходный и благородный?
Он сказал:
– Как вообразить то, чего не бывает, как высказать то, чего ум не воспринимает? Найдется ли царь, презирающий тех, кто, дирхемы раздавая, хочет снискать успех? Ведь он сам лишь золотом одаряет, не менее тысячи – и всем хватает! Динары он раздает с любовью, его огорчает только злословье! Как же такие дары казну его не разрушают, если один лишь миль [196]196
Миль – небольшая палочка сурьмы, употребляемая для подкрашивания бровей и век.
[Закрыть]гору сурьмы уменьшает?! Скажи, ты когда-нибудь падал ниц пред тем, чья щедрость не знает границ, чьи мысли – над мудростью превосходство, чьи нравы – сплошное благородство, кто происходит от предков достойных и потомков оставляет пристойных, кто праведной вере беззаветно привержен, кем противник во прах повержен?!
О, если б знал я, куда стремится тот человек,
Кто эти свойства обрел и тем вознесся до звезд!
ЖЕЛТАЯ МАКАМА
(сорок шестая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Когда я возвращался домой из хаджжа, ко мне подошел какой-то юноша и сказал:
– У меня есть мужчина, которого воспитала чужбина. К семье желтолицых он себя причисляет, к неверию призывает, танцем на пальцах забавляет [197]197
К семье желтолицых...– имеется в виду динар (золотой).
[Закрыть]. К тебе привело меня соображение представить тебе его положение: этот мой желтолицый сватает у тебя девицу [198]198
Сватает у тебя девицу– имеется в виду другая золотая монета, которая составила бы с «желтолицым» пару.
[Закрыть], вызывающую у всех восхищение и вожделение. Если ты согласишься, у них появится отпрыск [199]199
У них появится отпрыск. – Под «отпрыском» этой пары подразумевается добрая слава о щедрости дарителя.
[Закрыть], который заполонит все страны, все стихии морские, все уши людские. Когда же ты покрывало дороги скатаешь и нитку пути до конца смотаешь, увидишь: тебя он опередил! Ну, какого ответа я заслужил – у себя оставляешь девицу или рука твоя увлажнится?
Г оворит Иса ибн Хишам:
Искусной речи его я подивился и выполнить просьбу согласился. Он взял монету из моих рук и продекламировал:
Обманута слава рукою скупой,
А щедрая – славу влечет за собой,
Чтоб слава сияла звездой золотой.
САРИЙСКАЯ МАКАМА
(сорок седьмая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Когда в Сарийе [200]200
Сарийя – город в Табаристане.
[Закрыть]мы были в доме вали [201]201
Вали – лицо, осуществляющее светскую власть в городе или в провинции.
[Закрыть], вошел к нему юноша, распространявший вокруг себя аромат шафрана. Все бывшие в зале сразу вскочили, на почетное место его усадили, а спросить его имя мне помешала робость. Юноша заговорил, обращаясь к вали:
– Ну как, приложил ты старание, чтобы выполнить вчерашнее обещание, или оставил его забытым, забвенным?
Вали ответил:
– Упаси меня Боже о нем забыть, но мне помешала в этом деле причина, которую нельзя объяснить и рану которой не излечить.
Юноша возмутился:
– Послушай-ка, слишком ты это дело затянул! Я вижу, твое «завтра» все равно что «сегодня», а «сегодня» все равно что «вчера». Словно дерево ал-хилаф [202]202
Ал-хилаф – вид ивы.
[Закрыть]твой ответ: цветы красивы, а плодов-то и нет!
Тут я прервал его:
– Да сохранит тебя Бог! Не Александриец ли ты?
Он ответил:
– Пусть Бог и тебя сохранит и твою отменную догадливость укрепит!
Я обрадовался:
– Добро пожаловать, повелитель красноречивых, предмет желаний всех благородных, учтивых! Я тебя повсюду искал, наконец нашел – за крыло поймал!
И мы отправились из ас-Сарийи и шли вместе, пока меня плоскогорье не поманило, а его низина не поглотила. Настал расставанья нашего срок: пошел он на запад, я – на восток. И сказал я ему вслед:
Ах, узнать бы мне, как живет мой друг,
Чья огромна слава, да мал карман.
Вчера со мною он ночь провел,
А где приют ему нынче дан?
Проклятье бедности злой: она
На него накинула свой аркан.
Пусть назначит Халаф [203]203
Xалаф – Халаф ибн Ахмад, сиджистанский правитель из династии Саффаридов (963—1003), у которого в 990-х гг. служил ал-Хамадани (см. предисловие).
[Закрыть]царя над ней
И покончит с нею его фирман [204]204
Фирман – указ.
[Закрыть]!
ТАМИМСКАЯ МАКАМА
(сорок восьмая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Меня назначили управлять одним из вилайетов [205]205
Вилайет – провинция, область.
[Закрыть]Сирии, а вазиром туда назначен был Сад ибн Бадр из племени фазара, что зря не растратит ни динара; начальником почты – Ахмад ибн Валид, он своей честностью знаменит; жалобы разбирал Халаф ибн Салим, которого мы за справедливость хвалим; назначили в диван переписки араба из племени саваба, сирийца поставили над казной, чтобы оплошности не допустил ни одной.
И стал этот вилайет средоточием людей благородных и местом, где они останавливаются. Прибывали они туда один за другим, так что в глазах рябило и в сердце не хватало места для всех.
Среди прибывших туда был Абу-н-Нада ат-Тамими, но ничьи глаза на нем не остановились и ничьи сердца ему не открылись. Вошел он однажды ко мне, и я по заслугам его оценил, в центре зала его усадил и затем спросил, на что устаз [206]206
Устаз – обращение к наставнику, учителю, ученому, вообще – к человеку уважаемому.
[Закрыть]уповает и как его жизнь протекает.
Он огляделся вокруг и сказал:
– Среди утрат, в унижении, среди низких, в презрении – так моя жизнь течет, а люди вокруг – словно ослиный помет: удача понюхает их – они смердят, хочет помочь им – а они не хотят. Клянусь Богом, поглядел я на них – и что же? Только лицом и одеждой они на людей похожи!
И закончил такими стихами:
О мой Сиджистан, ты лучшее в мире место,
Пусть милость Божья дождем на тебя прольется!
И если мне суждено тебя вновь увидеть
И в дальнем пути верблюдица не споткнется —
Найдется ли замена тому, кто умер,
И жизни былой, которая не вернется?
ВИННАЯ МАКАМА
(сорок девятая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Был я в молодости кроток нравом и поведением, тверд в суждениях и не заслуживал осуждения. Весы своего ума я держал в равновесии, знал, когда оставаться серьезным, а когда куролесить. Завел я себе друзей, одних – для сердечного общения, других же – для развлечения. Дни я для дела предназначал, а ночи за чашей коротал.
Однажды вечером собрались у меня друзья закадычные, к беседе привычные, острословы отличные. Звезды чаш мы по кругу пустили, пили и все кувшины опустошили. И тогда подумалось нам: надо кровь отворить большим бурдюкам. Мы выпустили душу одного из них, и он остался словно раковина, жемчужины лишенная, или город, от жителей опустошенный. Когда обнаружили мы подобное положение, потянули нас злонамеренные побуждения в дом торговки вином.
Ночь одета была зеленым парчовым плащом, волны мрака перекатывались кругом. Мы пустились в плаванье по этому морю, но призыв к молитве услышали вскоре. Тут поклонники дьявола отступили и на зов муэдзина поспешили. Встали мы в первый ряд, куда становятся праведники, когда молитву творят, как люди солидные и достойные, с движеньями взвешенными и спокойными. Ведь любому товару место свое назначается и любому делу время определяется.
Имам наш усердно кланялся и поднимался, и каждый из нас ему подражать старался, хоть он так задерживал все поклоны и все стояния, что его подтолкнуть появлялось желание. Наконец он остановился, присел в углу своего михраба [207]207
Михраб – ниша в стене мечети, указывающая направление в сторону Мекки, куда люди должны обращать взор во время молитвы.
[Закрыть]и к пастве лицом обратился, молчание затянул, несколько раз носом воздух втянул, потом возгласил:
– О люди! Кто явился в этот священный дом, будучи опоганен грязным грехом, пусть возвращается вспять, дабы наше дыхание не осквернять! Ибо я чувствую: исходит из чьих-то ртов запах матери всех великих грехов. Ждет возмездие Божие тех, кто ночь шайтану служил, а наутро в священный дом поспешил. Уничтожить этих злодеев Всевышний Бог разрешил.
Тут имам указал на нас рукой, и все прихожане бросились к нам толпой, порвали одежду нам, крепко побили, затылки раскровянили. Мы едва ускользнули от них – беда! И поклялись, что больше не вернемся туда. Впрочем, жестокость мы им простили, злобы на них не затаили и у прохожих мальчишек спросили:
– Скажите-ка, кто в этой деревне имам?
Они ответили:
– Истый благочестивец по имени Абу-л-Фатх Александриец.
Мы сказали:
– Слава Богу! Быть может, заблудший ныне истину зрит и в Бога уверовал ифрит [208]208
Ифрит – в мусульманской мифологии то же, что джинн (дух), часто злой, отличающийся особой силой.
[Закрыть]! Хвала тому, кто в лоно веры его возвратил, – видно, и нам Бог раскаяться не запретил.
Мы весь день говорили о его благочестии и возвышенном духе, удивлялись при этом: ведь о его распутстве до нас давно доходили слухи. И когда день стал издавать предсмертные хрипы или был близок к этому, вдруг мы увидели флажки винных лавок, подобные звездам в темной ночи. И мы пошли, друг друга подбадривая и направляя, пирушку славную предвкушая, самую большую лавку нашли (собаки самые крупные ее стерегли). Тут нашим имамом стал динар, а верой – страстей распаленный жар. И вот перед нами хозяйка, кокетливая и стройная, с тонкой талией, описания поэта достойная, взгляды ее убивают, слова – оживляют. Она радушно нас принимала, наши руки и головы целовала; черный слуга ее не зевал – мигом наших верблюдов расседлал. Мы спросили ее, какое у нее вино, и она ответила:
По сладости – как мои уста,
А кто пьет его – тому беда:
Даже тот, кто самым разумным слыл,
Потеряет разум навсегда!
Словно предки мои давным-давно из моей щеки выжали это вино, а затем покрасили его смолой, черной, как мой уход и отказ. Векам оставили его на хранение в карманах увеселения. Добрые люди в наследство друг другу его передают, силу свою день и ночь от него берут. Вино чистейшее – аромат и свет, плоти другой у него уже нет, оно обжигает жаром своим, и солнце соперничает с ним. Оно – как девушка, украшения надевающая, как старуха, чрезмерную любовь проявляющая, кровь оно пламенем зажигает, глотку прохладным ветерком обдувает. Светильник мыслей – вино, от яда превратностей противоядием служит оно. Вино умирающего подкрепляет и оживляет, от него слепой прозревает.
Мы сказали:
– Ну и грешница, заблудшая вконец! А есть ли у тебя в лавке певец? Или ты сама гостей привлекаешь, влагой уст вино свое разбавляешь?
Она ответила:
– Есть тут у меня один шейх: повадки его приятные, речи складные. В Дар ал-Мирбад [209]209
Дар ал-Мирбад – пригород Басры, где устраивались ярмарки и состязания поэтов, наподобие Укказа близ Мекки.
[Закрыть]он проходил в одно воскресенье и своим красноречием вызвал у меня восхищенье – так началось наше дружеское общенье. Потом он часто стал ко мне приходить, своими шутками веселить. Он рассказывал мне, как честь свою бережет, какую славу снискал его род. Я свою благосклонность к нему обратила и сердце свое для него открыла. Между вами тоже дружба завяжется: вы от нее не откажетесь и он не откажется.
Она позвала шейха, и оказалось, что это наш Абу-л-Фатх Александриец!
Я воскликнул:
– О Абу-л-Фатх! Богом клянусь, словно бы о тебе и от твоего имени сложены эти стихи:
Я имел когда-то веру
И глубокие познанья,
Но в обмен на фикх [210]210
Фикх – мусульманское законоведение и мусульманское право в широком смысле (подробнее см.: Сюкияйнен А.Р.Ал-Фикх // Ислам: Энциклопедический словарь. М., 1991.).
[Закрыть]купил я
Ремесло кровопусканья.
Если Бог продлит нам сроки,
Пусть простит мои блужданья!
Он присвистнул от удивления, закричал и вытаращил глаза, засмеялся и захохотал. Затем сказал:
– Неужели о таком, как я, люди рассказывают и пословицы складывают?
Ах, дружок, оставь упреки,
Я хитрец, не знаю срама,
Я везде найду знакомых,
Будь то Йемен иль Тихама,
И пристанище найдется
Мне в любой земле ислама:
То сижу я в винной лавке,
То стою в михрабе храма.
Так разумный поступает —
Только глупый метит прямо!
Г оворит Иса ибн Хишам:
Я попросил для него у Бога прощения за такие суждения, занятый мыслью одной: почему подобных ему хлеб насущный обходит стороной? Мы провели с ним прекрасную неделю, а потом уехали.