Текст книги "Макамы"
Автор книги: Бади аз-Заман ал-Хамадани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
БАСРИЙСКАЯ МАКАМА
(тринадцатая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Я приехал в Басру зеленым юнцом, щеголял своим йеменским расшитым плащом, овец и коров у меня было целое стадо и денег сколько мне надо.
Пришел я в Мирбад [47]47
Мирбад (Дар ал-Мирбад) – пригород Басры, где устраивались ярмарки и состязания поэтов, наподобие Укказа близ Мекки.
[Закрыть]в компании, привлекающей взоры, мы прошли по зеленым лугам к цветущим садам. Одно местечко нас привлекло, мы там уселись и, улыбаясь друг другу, чашу веселья пустили по кругу, отбросив скромность, потому что меж нами были только свои. Но тут же увидели: кто-то издали к нам приближается, то в низины спускается, то на холмы поднимается. Мы поняли, что он направляется к нам, и стали приглядываться к нему. Наконец он приблизился, как мусульманам положено, приветствовал нас и ответ подобающий получил тотчас. Потом он обвел нас взглядом и сказал:
– О люди! Все вы смотрите на меня косо и обо мне задаете себе вопросы. Но скажите, кто, верность правде храня, вам об этом поведает лучше меня. Я хочу вам открыться: я из Александрии, с андалусской границы. Благородство мне путь облегчало, жизнь меня улыбкой встречала, племя знатное меня опекало. Но судьба меня богатства лишила, по белу свету бродить пустила. Птенцы мои чередою тянутся вслед за мною, жалкие и несчастные, зобы у них от голода красные.
К ним подойдешь – они тебя укусят,
Как змеи жертву жалят смертным ядом.
Птенцы гурьбою ждут моей добычи,
Раскрывши рот, блестя голодным взглядом.
Когда же в путь отправимся – кто едет
На мне верхом, кто ковыляет рядом.
Восстают против нас белые, не слушаются нас желтые, кусают нас черные, разбивают нас красные [48]48
Согласно толкованию Мухаммада 'Абдо, белые – это серебряные дирхемы, желтые – золотые динары, черные – темные холодные ночи; красные – засушливые годы ( Ал-Хамадāнӣ, Абӯ-л-Фадл.Ал-Макāмāт / Каддама лахā ва шараха гавāмидахā... Мухаммад 'Абдо. Бейрут, 1973. – 65, примеч. 1—3).
[Закрыть]. Схватил нас Абу Малик [49]49
Абу Малик – голод ( Ал-Хамадāнӣ… -примеч. 4).
[Закрыть], а Абу Джабир [50]50
А6у Джабир – хлеб ( Ал-Хамадāнӣ…– примеч. 5).
[Закрыть]встречается нам только тогда, когда мы настолько слабы, что не можем его принять.
Вода в этой Басре голод у всех возбуждает, а голодный бедняк – это первый, кого съедают. Одинокий может найти себе пропитание и улучшить свое состояние, а каково тому,
Кто всюду бродит, отдыха не зная,
Оставив позади гнездо с птенцами,
Голодными, одетыми в лохмотья,
Растрепанными, с тощими животами.
С утра они следят за отцом – живым мертвецом, глазами кругом обводят свой дом, что совсем не похож на дом, руки ломают, просьбы горькие повторяют, рыданья им грудь разрывают, потоки слез они проливают, печали друг другу поверяют.
Знай, что бедность – честности верный знак,
Когда подлецы в мире власть берут.
Если честный просит униженно —
Это значит: близится Страшный суд.
Свой выбор вы сделаете без труда: звезды счастья меня привели сюда. Клянусь, вы достойные люди, к нам спасенье от вас прибудет. Найду ли я среди вас героя, кто накормит их ужином и укроет? Найдутся ли мужи благородные, что их оденут и не оставят голодными?
Г оворит Иса ибн Хишам:
Клянусь Богом, никогда не просили разрешения проникнуть сквозь завесу моих ушей слова более удивительные, более тонкие и поразительные, чем те, что я услышал от него. И конечно мы опустошили свои кошельки, вытрясли рукава и вывернули карманы. Я снял с себя плащ и отдал ему, а остальные последовали моему примеру, говоря: «Иди к своим детям!»
И ушел он от нас, восхваляя огромность наших щедрот и благодарностью наполняя свой рот.
ФАЗАРИЙСКАЯ МАКАМА
(четырнадцатая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Как-то раз в тех местах, где кочует племя Фазара, проезжал я на верблюдице отменной и вел в поводу для нее верблюдицу сменную, и они по очереди плавно несли меня. Я задумал отправиться на родину, и на пути домой меня не пугали ни мрак ночной, ни пустыни своей длиной. Сбивал я палкой пути листья с деревьев дня, а ноги моих животных в моря ночей погружали меня. Однажды, в такую темную ночь, когда нетопырь, ничего не видя, кружит в тревоге и птицы ката [51]51
Ката – небольшие птицы из семейства куропаток, живущие в пустыне. Они отличаются быстротой полета и вошедшей в пословицу способностью хорошо ориентироваться в пустыне.
[Закрыть]в гнездо не найдут дороги, несла меня верная верблюдица, словно поток воды. Посмотришь направо – только львы там рычат, посмотришь налево – одни лишь гиены визжат. Но вдруг в отдалении появился всадник в полном вооружении. Расстоянье меж нами все сокращалось, дорога, как лента, свивалась. Я был безоружным и испугался, но сдержался и крикнул всаднику:
– Здесь тебе не пройти: колючки копий и острый меч пред тобой на пути. И сильный противник двинуться дальше не даст – пылкий и храбрый, как воин из племени азд [52]52
...храбрый, как воин из племени азд.– По преданию, племя азд славилось многими сильными и храбрыми воинами.
[Закрыть]. Захочешь – пойду на тебя войной, захочешь – обойду стороной. Отвечай мне, кто ты такой?
Он сказал:
– Войны не хочу я, нет!
Я отозвался:
– Хороший ответ! Но кто ты?
Он сказал:
– Я могу советчиком быть полезным, могу – собеседником любезным. На имя мое завеса упала, никакие намеки не сдвинут с него покрывала.
Я спросил:
– А чем ты кормишься?
Он ответил:
– Я брожу по странам, пока не найду щедрого человека, чтобы он выставил мне еду. Язык мой и сердце между собою дружат, а красноречию пальцы служат. Цель моя – встретить благородного человека, который для меня вьюк с верблюда своего снимет и мешок свой дорожный скинет, – как сын благородной, который вчера на рассвете, как солнце, явился, ушел на закате, но не забылся. Память о нем меня повсюду сопровождает, а то, что на мне надето, лучше всего о нем сообщает. – И он указал на свою одежду.
Я подумал: «Примечай-ка! Клянусь господином Каабы [53]53
Кааба (Ка'ба) – главная святыня мусульман, храм в Мекке, в сторону которого мусульмане обращаются во время молитвы. Господин Каабы – Аллах.
[Закрыть], он опытный попрошайка, до предела освоивший свое дело. Такому никак не откажешь: хочешь не хочешь, а милость окажешь». Я сказал ему:
– Ушам приятен речей твоих звон. А в стихах ты так же силен?
Он ответил:
– До моих стихов далеко моим самым звонким речам. Если хочешь – сейчас убедишься сам.
И заговорил он голосом львиным, заполнившим всю долину:
О всадник достойнейший, тебя привели ко мне
Пустыня, и ночь, и конь, как вздохи, взлетающий.
Огонь твоих доблестей струит благовонный дым,
О знатности родичей твоих возвещающий.
Я деньги твои пытался выманить – выманил!
И дар получил я, твой карман облегчающий.
Когда мы сошлись, мою ты речь похвалил и стал
Стихами испытывать талант мой блистающий
И понял, что я побью любого противника,
Как меч полированный, секущий, сверкающий.
И ты, и твой быстрый конь – кровей благороднейших,
Звездою отмечены, как солнце, сияющей.
Я сказал ему:
– Выбирай, что понравится – себе забирай.
Он сказал:
– Дорожный мешок и то, что внутри, беру наудачу.
Я добавил:
– И верблюдицу, ту, что его несет, – в придачу.
Затем я ухватился за него всей пятерней и сказал:
– Нет, клянусь тем, кто конец руки на пять разделил и этой пятерке осязание подарил, ты не ускользнешь от меня, пока я не узнаю, кто ты.
Он отодвинул покрывало с лица, и оказалось, что это наш шейх Абу-л-Фатх Александриец. И я тут же сказал:
О Абу-л-Фатх, нацепивший меч,
Поверь, в мече тебе проку нет!
Ведь ты не воин и не герой,
Прими-ка добрый мой совет:
Из украшений того меча
Отлей ты себе ножной браслет!
ДЖАХИЗОВСКАЯ МАКАМА
(пятнадцатая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Однажды меня позвали с друзьями на пир, и я, согласно известному хадису [54]54
Xадис – предание о словах пророка Мухаммада и его ближайших сподвижников по тому или иному поводу или об их поступках в той или иной конкретной ситуации (подробнее см.: Бойко К. А.Хадӣс// Ислам: Энциклопедический словарь. М., 1991.).
[Закрыть]Посланника Божьего, да благословит его Бог и да приветствует, откликнулся на приглашение: «Если б меня пригласили на трапезу из берцовой бараньей кости, я бы согласился; если б мне подали кость от предплечья, я бы принял».
И пришли мы в некий дом —
С красотой наедине он оставлен,
Все, что хочет, из нее выбирает.
Но добавить просит он постоянно,
Ибо всех он красотой одаряет.
Полы в этом доме были устланы коврами, подушки разложены рядами и угощение расставлено. У гостей глаза прохлаждались, ароматом рейхана и роз они услаждались, и под звуки ная и уда [55]55
Най – разновидность флейты: тростниковая трубка с шестью отверстиями. Уд – лютня с девятью двойными струнами.
[Закрыть]истекали кровью золотые сосуды.
Хозяева вышли нам навстречу, и войдя, мы не могли уж отойти от столов, пестревших, точно весенний луг, уселись в круг, в ряд стояли блюда несметные, лежали яства на них разноцветные – черные, словно уголь, белые, словно лед, красные, словно рубин, желтые, словно мед. Вместе с нами сидел незнакомец, рука его по столу путешествие совершала и спор разноцветья разрешала, румяные щеки лепешек хватала, глаза у тарелок выдирала и пальцы свои по земле соседей пастись пускала. Она взад и вперед по тарелкам ходила, словно ладья по шахматным клеткам бродила, так что кусок вытеснял кусок, а глоток подгонял глоток. И при этом он не говорил ни слова, а мы вели разговор и среди этого разговора помянули ал-Джахиза [56]56
Ал-Джахиз (775—868) – один из наиболее значительных литераторов арабского средневековья, философ, теолог, критик, ученый, автор ряда назидательных сочинений, славился красивым и ясным литературным стилем.
(подробнее о нем см.: Фильштинский И. М.История арабской литературы. Кн.I. М., 1985. – 428—446)
[Закрыть]и его речения, Ибн ал-Мукаффу [57]57
Ибн ал-Мукаффа' (ок. 720—ок. 756) – известный литератор, ученый, автор и переводчик со среднеперсидского языка многих книг, в том числе назидательно-развлекательного сочинения «Калила и Димна», получившего мировую известность.
(подробнее о нем см.:
Фильштинский И. М.История арабской литературы. Кн.I. М., 1985. – 341 – 358;
Ибн аль-Мукаффа.Калила и Димна / Пер., предисл. и коммент. Б.Шидфар. М., 1986. – 3-20)
[Закрыть]и его остроумные поучения, и так случилось, что этого разговора начало с окончанием пира совпало.
Тогда наш сосед спросил:
– На чем вы остановились в разговоре?
Тут мы стали слова ал-Джахиза повторять и пути его красноречия восхвалять.
Он сказал:
– О люди! Для каждого дела есть свои исполнители, для каждой темы – свои сочинители, для каждого дома – подходящие жители и для каждого времени – свой ал-Джахиз. И если бы вы не жалели силы на размышления, ясно увидели бы свои заблуждения.
Тут каждый из нас обнажил клыки своего неодобрения и шмыгнул носом, выражая презрение. Я не мог понять на ходу, что он имел в виду, а потому улыбнулся и сказал:
– Продолжай, не тяни, мысль свою поясни.
Он сказал:
– Поистине, ал-Джахиз одной ногой вперед бежит, а другой – на месте стоит. Пусть каждый из вас поймет: красноречивым считается тот, чья поэзия прозу не затмевает, а проза поэзию не унижает. Вы встречали у ал-Джахиза блестящие стихи?
Мы ответили:
– Нет.
Он сказал:
– Обратите внимание на его речи: глубокие мысли простыми словами он излагает, к иносказаниям не прибегает. Он не любит запутанных выражений, смысла неясных отражений. Попадались ли вам у него реченья туманные, слова неестественные и странные?
Мы ответили:
– Нет.
Тогда он обратился ко мне:
– А хочешь услышать речь – облегчение твоих плеч и раскрытие тайн твоей руки, даже если они велики?
Я ответил:
– Да, клянусь Богом.
Он сказал:
– В знак благодарности раскрой ладонь и щедрости разожги огонь.
Я отдал ему свой плащ, и он сказал:
Клянусь тем, кто сбросил с плеч свой плащ, чтоб одеть меня, —
Тот плащ начинен сполна величьем и славою.
Скажу: проиграл он плащ своим добродетелям —
Не в мейсир [58]58
Мейсир – старинная арабская азартная игра типа лотереи.
[Закрыть], не в нарды, нет, не в игры лукавые.
Еще раз подумай о бедняге, которого
Судьба напоить готова горькой отравою.
Друзья твои явятся, как солнышко яркое,
А если в ночи – укажут сторону правую,
И щедрости смочат глотку даром нескаредным,
И денег поток прольют расплавленной лавою.
Г оворит Иса ибн Хишам:
Стихи его слушателей привлекли, дары к нему так и потекли. Мы с ним почувствовали друг к другу симпатию, и я спросил:
– Где же место восхода этой луны?
И он ответил:
СЛЕПЦОВСКАЯ МАКАМА
(шестнадцатая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Ездил я по городам Ахваза, стараясь побольше улавливать слов красивых и пополнять запас выражений красноречивых. В каком-то городе на одной из площадей я увидел толпу людей, собравшихся вокруг некоего человека. Они к чему-то прислушивались; я подошел и увидел, что этот человек ударяет палкой о землю, и из мерных ударов получается музыка. Мне захотелось эту мелодию уловить, а быть может, и редкостных слов раздобыть, и я врезался в толпу – одного оттолкнул, другого отпихнул, добрался наконец до музыканта и вижу: коротышка, толстяк, на жука похожий, совсем слепой, в грубой одежде шерстяной, вертится, как шальной. Бурнус на нем длинный, с чужого плеча, а палка увешана колокольчиками, и когда он ею о землю стучит – мелодия нежная звучит. Сам же он в такт стихи распевает, грудь свою надрывает:
Согнулась от долгов спина,
И денег требует жена.
Ушло богатство, пуст котел,
И ночь в пустыне холодна.
Найдется ли достойный муж,
Чья помощь бедняку нужна?
Терпенье кончилось мое,
И всем беда моя видна.
Где золото, где серебро?
Нужда все выгребла до дна.
Ючусь в лачуге, всем чужой,
Одежда – рвань, еда скудна.
Ах, был бы добр ко мне Господь,
Была бы помощь мне дана.
О, кто из вас поможет мне,
Господь воздаст тому сполна,
Коль благодарность от меня
Ему покажется бедна.
Г оворит Иса ибн Хишам:
Клянусь Богом, сердце мое смягчилось и глаза мои утонули в слезах. Я дал ему золотую монету – динар, который был у меня в кошельке. И он тут же сказал:
Красавец, словно солнцем осиянный,
И тонкий он, и круглый, и чеканный!
Ты скажешь: сок его вот-вот закаплет,
Он – плод высоких помыслов желанный
Души, в которой поселилась щедрость,
Распоряжаясь ею постоянно.
О славный муж! В сравнении с тобою
Ничтожен дождь похвал благоуханный,
Но Божья милость снизойдет нежданно.
Пусть щедро Бог того наградит, кто красавца одинокого подкрепит – с братом соединит.
Люди дали ему кто сколько мог, и он ушел от них, а я последовал за ним, уверенный, что он только притворяется слепым – уж слишком быстро он распознал динар, который я ему дал. Когда мы остались одни, я схватил его за руку и сказал:
– Тайну свою мне открой, а не то выдам тебя с головой.
Он тут же раскрыл глаза – здоровые, как пара крепких миндальных зернышек, а я сдернул покрывало с его лица – и вот, клянусь Богом, это был наш шейх Абу-л-Фатх Александриец! Я воскликнул:
– Ты Абу-л-Фатх?
Он ответил:
Нет, Абу Хамелеон я,
Все время я цвет меняю.
Я нищий и о доходах
Высоких не помышляю.
Судьбу толкай осторожно —
Ослица она тупая.
Разумный совет отвергни,
Ведь разум – глупость большая!
БУХАРСКАЯ МАКАМА
(семнадцатая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Однажды в Бухаре я пришел в соборную мечеть вместе с друзьями – мы были словно звезды Плеяд, нанизанные на одну нить. Когда мечеть наполнилась народом, к нам подошел какой-то человек, одетый в рубище, пустой котомкой он плечи свои прикрыл, мальчишку голого за собою тащил. По виду он бедами был изможден, холодом удручен; от стужи и дрожи не имел он защиты, кроме собственной кожи. Остановившись перед нами, он сказал:
– Пусть на этого мальчика взглянет тот, кто блага от Бога ждет! Пусть его нищету пожалеет, кто за своих детей болеет. О вы, счастливой долей согретые, в золотые платья одетые! Владельцы роскошных домов и высоких дворцов! Может судьба против вас обернуться, да и наследники всегда найдутся. Спешите творить добро, пока вы в силах, пока судьба вас горем не поразила! Богом клянусь, бывало, угощались и мы на пирах, гарцевали на лучших скакунах, расхаживали в парче и в шелках, по цветущим садам гуляли, на подушках вечером возлежали. Но коварный рок пошел против нас войной и свои щит повернул к нам наружною стороной. Взамен скакунов появились клячи у нас колченогие, взамен шелков – лохмотья убогие. И так продолжалось, пока я не дошел до того состояния и того одеяния, какое вы видите. Мы сосём иссохшую грудь судьбы и едем верхом на черной спине нужды, протягиваем руки должника – как противна заимодавцу эта рука! Найдется ли человек благородный, кто рассеет потемки этих несчастий и зазубрит клинок этих злобных напастей?
Затем он сел на возвышение и сказал ребенку:
– Скажи теперь ты о себе и своих делах!
Мальчик откликнулся:
– Что я могу сказать? От слов, которые люди слышали, замерзло бы море и скала раскололась бы в горе. Сердце, которое не обожжено тем, что уже сказано, – сырое мясо. О люди, вы нынче узнали то, чего до сих пор не слыхали. Кто за своих детей боится, пусть руки заставит расщедриться – ведь завтра и с вами может такое случиться. Поддержите меня – я вас поддержу, одарите меня – я вам угожу.
Г оворит Иса ибн Хишам:
У меня с собой не было денег – единственным спутником моим был перстень, который я и надел мальчику на мизинец, а он тут же стал описывать этот перстень в стихах:
Он словно пояс из ярких звезд —
Сестер в созвездии Близнецов!
Как с любимым в тесном объятье слит,
Он не может сбросить любви оков.
Он чужого племени – но всегда
От превратностей защитить готов.
Хоть в глазах людей он высок ценой,
Но дарящий выше своих даров!
Клянусь, людская хвала – слова,
А ты поистине сущность слов!
Все дали просящему сколько у них было с собой, и он пошел прочь, громко восхваляя нас, а я последовал за ним. Наконец уединение позволило ему открыть лицо – и оказалось, что это, клянусь Богом, наш шейх Абу-л-Фатх Александриец, а этот газеленок – его отпрыск. Тогда я спросил его:
Старик Абу-л-Фатх, отчего ты молчишь,
Ни слова приветствия не говоришь?
Он ответил:
Любезен, как друг, я в гостях у друзей,
Зато на дороге я тих, словно мышь.
И я понял, что он не хочет со мною разговаривать, отстал от него и удалился.
КАЗВИНСКАЯ МАКАМА
(восемнадцатая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
К границам Казвина вместе с другими отправился я в поход, шел тогда семьдесят пятый год [60]60
Семьдесят пятый год [хиджры] – 694 г.н.э. В это время Казвин был одной из крайних точек мусульманского государства. Однако герои макам живут в другую эпоху. По мнению Прендергаста (78)*, в виду имеется 375 г.х. (985 н.э.). Эта дата подходит по времени, хотя в этот год ни одного похода к северо-восточным пределам халифата не было.
* The Māqāmat of Badī' al-Zamān al-Hamadhānī / Translated from the Arabic with an introduction and notes… by W.J.Prendergast. London; Dublin, 1973.
[Закрыть]. Дорога то подымала нас на вершину, то опускала в низину, пока наконец не привела в одно селенье. Полуденный зной заставил нас укрыться в тени кустов тамариска, где протекал ручей – словно лента блестящей парчи, чистый, как язычок свечи; он по камням струился, змейкой вился. Мы поели сколько могли, в тени устроились и отдохнуть прилегли. Но не успел овладеть нами сон, как мы услышали голос противней, чем крик осленка, и шорох шагов легче шагов верблюжонка, а вслед за этим раздались звуки барабана громкие, словно львиный рык, – тут уж все встрепенулись и проснулись.
Я широко раскрыл глаза, стараясь разглядеть пришельца, но его скрывали от меня деревья. Я прислушался – и вот какие стихи произносил он в такт барабанному бою:
Я прибегаю к помощи Аллаха,
И к области обширной, плодородной,
И к райскому возвышенному саду,
Где спелые плоды висят свободно.
О люди! Я неверие отринул
И бросил край, Аллаху неугодный.
А сколько дней я был далек от веры,
Как я грешил, язычник сумасбродный!
Я пил вино, я жадно ел свинину [61]61
Я пил вино, я жадно ел свинину.– Как известно, и то и другое в исламе строго запрещено.
[Закрыть],
Был чревом сыт, но дух мой был голодный.
И Бог меня на верный путь направил
И прочь увел из пустоши бесплодной.
Читал тайком от родичей молитвы,
Стараясь жизнь вести богоугодно.
К Каабе не решался повернуться —
Боялся разбудить я гнев народный.
Измученный дневною суетою,
Молился я тогда в ночи холодной:
«О Боже, забери меня отсюда,
Я им чужой, ни с кем из них не сходный!»
От них бежал я ночью, а со мною —
Одна решимость да мешок походный.
Младенцы поседели бы от страха
Там, где я шел пустынею безводной.
И наконец обрел покой душевный —
Я прибыл в царство веры благородной!
Теперь я возношу хвалу усердно:
Прозренье – дар от Бога превосходный.
О люди! Не любовь земная сюда меня привела, не бедность меня доняла, нет, я покинул виноградники и сады, и дев удивительной красоты, и родню, и верных рабов, объезженных скакунов, шелка разноцветные, богатства несметные – все оставил, что прежде любил, руку правую с левой соединил [62]62
Руку правую с левой соединил– иносказательное выражение, которому Мухаммад 'Абдо* дает два возможных толкования: а) ушел с пустыми руками (так как в противном случае их соединить невозможно), б) собрал все свои силы.
* Ал-Хамадāнӣ, Абӯ-л-Фадл.Ал-Макāмāт / Каддама лахā ва шараха гавāмидахā... Мухаммад 'Абдо. Бейрут, 1973. – 89, примеч. 9.
[Закрыть], ушел незаметно, как змея из норы выползает, как птица из гнезда вылетает. Предпочел я веру благам земным и в пути дневной переход сочетал с ночным.
О, если бы искры костра могли его загасить, а камни города нечестивого могли его развалить! В походе на Византию мне помогите и по мере сил поддержите. К лишним тратам себя не принуждайте, сколько можете, столько и дайте. Если кто из праведников богат и даст мне тысячу или десять тысяч динаров, я буду рад, но приму и даник [63]63
Даник – мелкая монета, равная 1/6 дирхема.
[Закрыть], не отвергну и финик. Для каждого из вас у меня будет две стрелы: одну из них я приберегу для встречи с Господом, у другой же я кончик заострю, древко расщеплю, лук молитвы во тьме ночной натяну и, в небо пуская стрелу, каждого из вас помяну.
Г оворит Иса ибн Хишам:
Его удивительные слова взволновали меня, я покровы сна с себя стряхнул и к остальным примкнул. Пригляделся – и, клянусь Богом, это наш шейх Абу-л-Фатх Александриец стоит и размахивает обнаженным мечом! Правда, внешность свою ухитрился он так поменять, что его очень трудно было узнать. Увидев меня, он подмигнул и сказал:
– Да снизойдет милость Божья на того, кто от длинного шлейфа нам кое-что уделил и нас по возможностям своим одарил.
Затем он взял то, что ему было дано, и ушел, я – за ним, а когда мы остались наедине, спросил:
– Ты набатейского рода [64]64
Ты набатейского рода? – Набатеи (ан-набӣт)– так средневековые арабы называли оседлых сельских жителей, населявших, в частности, низменность ал-Батих между Васитом и Басрой, воспринимая их как чужаков-иноплеменцев.
[Закрыть]?
Он ответил:
Все зависит от времени —
Неужель до сих пор не знал?
По его повелению
Я свой род на другой сменял.
Набатеем был с вечера,
А наутро арабом стал.
САСАНСКАЯ МАКАМА
(девятнадцатая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Любовь к путешествиям меня привела в Дамаск. Вот как-то раз подхожу я к дому – и вдруг предо мной люди из Бану Сасан [65]65
Бану Сасан («Дети Сасана») – По легенде, это прозвище восходит к имени родоначальника 4-й династии персидских царей – Сасанидов. Согласно этой легенде, Сасан в юности был изгнан его отцом Бахманом, ушел в горы к курдам, где собирались бездомные бродяги, стал их предводителем и некоторое время прожил среди них.
[Закрыть]шумной толпой встали стеной, у всех одежда окрашена охрой, голова обвита чалмой. Они под мышкой камни держали и оттуда их доставали, когда принимались милостыню просить, чтобы в грудь себя ими бить. А когда предводитель их к ним обращался, каждый в лад ему откликался. Он взывал – и каждый ему отвечал. Увидев меня, предводитель сказал:
Хочу я лепешку свежую,
Как следует пропеченную,
К лепешке – зелень отборную,
И соль, хорошо измельченную,
И уксус, крепко настоенный,
А с ним – и мяса вареного:
Ягненка или козленочка,
От груди едва отлученного.
И дай мне воды холодной
В красивом кубке точеном,
Кувшин вина принеси мне —
Хочу уснуть опьяненным.
И нужен мне виночерпий —
Красавец, радость влюбленному.
Хочу я рубаху с джуббой [66]66
Джубба – широкая верхняя одежда.
[Закрыть]
И с чалмой удлиненною,
Хочу я сандалии прочные —
Ходить в места отдаленные,
Хочу я гребень, и бритву,
И ковш, и мочалку крученую.
Иль стань хозяином щедрым,
А я – к тебе приглашенным.
Мне хватит – разве я буду
Попрошайкой бесцеремонным?
Я ему дирхем дал и сказал:
– Вот тебе наше приглашение, а нам предстоит подготовиться и собрать снаряжение, поусердствовать и укрепить положение. Мы дали тебе обещание, а этот дирхем пусть послужит напоминанием. Прими его как подношение и ожидай исполнения обещанного решения.
Он принял дирхем и поспешил навстречу другому прохожему. Я подумал, что он сейчас обратится к нему с той же речью. Но он заговорил так:
О славный, стройный, как пальма,
Чьи ветви тянутся в небо!
Возжаждали зубы мяса —
Но с них довольно и хлеба.
Хоть что-нибудь дай, не скупись,
Но с даром поторопись.
Ты милость мне окажи
И кошелек развяжи.
Прижми свою руку к боку [67]67
Прижми свою руку к боку* – цитата из Корана (20:23), слова Бога, обращенные к Моисею (Мӯсе). Полностью этот стих звучит так: «Прижми свою руку к боку: она выйдет белой без всякого вреда, как другое знамение». То, что рука Моисея становится белой, комментаторами объясняется по-разному: то ли Моисей был негром (Коран (К)**, 547, примеч. 41), то ли рука его была наделена особой белизной в знак его пророческой миссии (Коран (О)***, 461, примеч. 56), то ли она была очищена от проказы (ас-Санани, II, 16****; ср.: Библия, Исх. 4:6, 7). Герой макамы, приводя эту неполную цитату, намекает на расхожее употребление эпитета «белая» (рука) в значении «щедрая».
*Здесь и далее цитаты из Корана приводятся в переводе И.Ю.Крачковского.
** Коран / Пер. и коммент. И.Ю.Крачковского. М., 1986.
*** Коран / Пер. с араб. и коммент. М.-Н.О.Османова. М., 1995.
**** Ас-Сан'āнӣ, 'Абд ар-Раззāк.Тафсӣр ал-Кур'āн / Тахкӣк Мустафā Муслим Мухаммад. I—III. Ар-Рийад, 1989.
[Закрыть],
Как сказано было Пророку.
Г оворит Иса ибн Хишам:
Слова эти поразили мой слух, и я понял, что он далеко еще не исчерпал запасы своего красноречия. Тогда я вслед за ними пустился, возле дома их очутился и незаметно там притаился. Тут хозяева сняли с лиц своих покрывала, и теперь уж ничто не скрывало – Абу-л-Фатх Александриец был у них запевалой. Я взглянул на него и воскликнул:
– Горе тебе! Что это за хитрость такая?
А он ответил стихами:
Наши дни – сплошное злополучие,
Беды их и точат нас, и мучают.
Глупость нынче на почетном месте,
Ум считается пороком и бесчестьем.
А богатство – призрачная птица,
Лишь над недостойными кружится.
