Текст книги "Макамы"
Автор книги: Бади аз-Заман ал-Хамадани
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
АРМЯНСКАЯ МАКАМА
(тридцать шестая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Мы возвращались из Армении, закончив торговые дела, и вдруг пустыня нас к детям своим привела. Разбойники остановили наших верблюдов там, где одни лишь страусы бродят, очистили наши тюки, так что вьюки стали для наших верблюдов совсем легки. Нас ремнями крепко связали, животных наших угнали. В руках у злодеев оставались мы целый день, когда же землю укрыла тень, когда ночь распустила свои хвосты и звезды свои веревки протянули к нам с высоты, злодеи покинули нас в пустыне в полном унынии.
А когда заря отодвинула покрывало стыдливости, и ее румянцем был небосвод озарен, и меч утра был из ножен тьмы извлечен, осветило нас солнце, друг на друга похожих – покрытых лишь волосами да собственной кожей. Долго мы по пустыне блуждали, опасности нас окружали, и наконец – о великое благо! – приютил нас город Мерага. Мы смогли там немного отдохнуть и отправились в путь, каждый своей дорогой, но, охваченные тревогой, старались кого-нибудь в попутчики взять, чтобы друг друга защищать.
Со мною отправился юноша, с виду униженный, судьбою обиженный, в ветхой одежде, а звался он Абу-л-Фатх Александриец. Мы решили сначала поискать еды и увидели недалеко от дороги печь, разожженную ветками гады [138]138
Ветками гады– Гада – кустарник, ветки которого дают при сжигании сильный огонь; угли его долго сохраняют жар.
[Закрыть], в которой пеклись лепешки. Александриец попросил у кого-то горсть соли, потом подошел к печке и сказал хлебопеку:
– Дай мне поближе подойти, я очень озяб в пути!
Протиснувшись к топке, он сразу стал рассказывать людям о своих невзгодах и бедствиях и об их печальных последствиях, сам же тихонько из-под полы в топку время от времени соль подсыпал, так что огонь от нее трещал и беспокойство у людей вызывал. Наконец хлебопек на него закричал:
– Подбери свой подол, бродяга паршивый, ты испортил нам хлеб своей одеждой грязной и вшивой!
Потом вытащил из печки две крайние лепешки и швырнул на пол. Абу-л-Фатх подобрал лепешки без лишних слов – и был таков.
Я поспешил за ним, восхищенный, его хитростью пораженный. Он сказал:
– Это неудивительно, ведь хитрость при бедности простительна. Потерпи ты еще немножко, право, я к этому хлебу добуду приправу.
Направился он к торговцу, где стояли рядком кувшины с кислым молоком, поклонился и о цене осведомился, потом попросил у торговца разрешения попробовать, и тот ответил:
– Попробуй!
Тогда Александриец опустил палец в кувшин, немного там поболтал, словно что-то потерянное искал, и сказал:
– Нет у меня с собой денег, чтоб заплатить, зато я могу тебе кровь пустить.
Торговец возмутился:
– Да изуродует Бог твое лицо! Ты что, цирюльник?
– Да.
Торговец начал его ругать, молоко из сосуда выливать, но Александриец закричал:
– Зачем? Лучше мне, чем шайтану отдать!
– Возьми, да не будет оно для тебя благословенно!
Мы с Абу-л-Фатхом уединились и хорошенько подкрепились, потом отправились дальше. На другой день пришли в какую-то деревню и попросили у людей чего-нибудь поесть. Тут один юноша прямиком бросился к себе в дом и принес нам большую миску, до краев полную кислым молоком. Миску мы потихоньку опустошили и хлеба у них попросили, но они отказались дать нам его бесплатно. Александриец сказал:
– Что ж вы так расщедрились на молоко и вам жаль поделиться хлеба куском?
Юноша объяснил:
– Да в чан с молоком у нас крыса упала и больше не выплывала. Когда путники есть попросят, им этого молока и выносят.
Александриец сказал:
– Все мы принадлежим Богу, – потом взял миску и разбил ее.
Юноша закричал:
– Смотрите, какой позор! Какой убыток! Какой разор!
Все у нас внутри содрогнулось, все в желудке перевернулось, и съеденное назад вернулось. Я сказал:
– Это нам расплата за вчерашнее!
Но Абу-л-Фатх Александриец продекламировал:
Поверь, тошноты не знают
Бесстыдного века братья.
И жир принимай, и кости,
Не шли никому проклятья:
Порою шелка наденешь,
Порою – рваное платье.
ЗВЕЗДОЧЕТСКАЯ МАКАМА
(тридцать седьмая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Проводил я ночь в благородной компании своих товарищей; мы в красноречии изощрялись, превзойти друг друга старались. Не успели мы кончить разговор, как услышали: кто-то стучится в наши ворота. Я спросил: «Кто там?» – и услышал в ответ:
– Ночи темной посланник, голода злого изгнанник. Он страдает и мучится, устала его верблюдица, и так далек его дом – пустыни бескрайние меж ним и его гнездом. Легка его тень, потому что много ему не надо: лепешка – достаточная награда. Кто из вас примет гостя?
Опережая друг друга, мы бросились открывать ворота, пришедшего наперебой приглашали, верблюдицу его расседлали и сказали:
– Добро пожаловать, гость дорогой, считай, что пришел ты к себе домой, друг желанный, родственник долгожданный!
Мы улыбались ему навстречу, приветствовали его, предложили ему то, чего он искал, и дали ему поесть, пока он не насытился, и стали беседовать с ним, пока он не разговорился. Тогда мы спросили:
– Где же взошла звезда, блеском нас ослепившая, откуда туча пришла, нас красноречием затопившая?
Он ответил:
– Прочность палки только зубами вы сможете испытать. Знайте, известен я тем, что умею по звездам гадать. С судьбою водил я дружбу, многое повидал, из ее столетий сок выжимал. Чтобы людей познать, я испытывал их – и толстых пробовал, и худых, испытал и чужбину, чтоб ощутить ее вкус. Едва какая-нибудь земля взор на меня бросала, как моя верблюдица глаз у нее вырывала [139]139
Моя верблюдица глаз у нее вырывала– то есть моя верблюдица тотчас ступала на эту землю и проходила ее до конца.
[Закрыть]. Едва собиралась какая-нибудь компания, как я проникал в нее и привлекал внимание. На Востоке меня поминают, на Западе меня знают. Ни одного царя не найдется, на чьи ковры я бы не ступал, ни одного серьезного дела, чью завесу я бы не разрывал, и ни одна война не заканчивалась миром без моего участия. И благоденствием, и несчастием судьба меня угощала, то мрачный, то радостный лик свой ко мне обращала.
Превратности времени всегда меня мучили,
Сгибали мне спину их удары тяжелые.
Но вот я попал теперь в места благодатные,
Настанет для нас отныне время веселое.
Мы сказали:
– Бог сохранит твои уста, подобные речи произносившие! Прекрасен ты и племя, тебя породившее! Если заговоришь ты, следует всем замолчать, только речи твоей внимать. Где же место восхода твоего и место заката? Какая надежда манит тебя и зовет, какая цель гонит тебя вперед?
Он ответил:
– Йемен – мои родные края, дождь – надежда моя, гонит меня нищета, лихая нужда.
Мы предложили:
– Если бы ты остался в наших местах, ты разделил бы с нами нашу жизнь и все прочее. В твоих руках были бы все дожди, обильно здесь выпадающие, и ливни неиссякающие.
Он откликнулся:
– Столь просторен и щедр ваш двор, что друзей иных не нужно мне с этих пор. Но ваши дожди – вода, а вода не напоит жаждущих.
Мы спросили:
– А какие дожди напоят тебя досыта?
Он ответил:
– Халафский дождь.
Верблюдица, ты в Сиджистан поспеши,
Преграды, препоны в пути сокруши!
Ведь Халаф [140]140
Xалаф – имеется в виду Халаф ибн Ахмад, сиджистанский правитель из династии Саффаридов (963—1003), у которого в 990-х гг. служил ал-Хамадани (см. предисловие).
[Закрыть]– как море: к его берегам
Стекаются реки желаний души.
В Арджане дарами осыпят тебя,
Ты скромною просьбой людей не смеши!
Он славою Ибн ал-Амида [141]141
Ибн ал-'Амид (ум. 970) – вазир буидского эмира Рукн ад-Даула в Рее, знаток литературы, философии и точных наук, мастер эпистолярного жанра, известный меценат.
[Закрыть]затмил,
Как всех бахилитов затмит корейшит [142]142
Как всех бахилитов затмит корейшит.– Племя корейш (курайш) считается самым уважаемым среди арабских племен, поскольку из него вышел пророк Мухаммад; племя бāхила традиционно считается самым презренным среди них.
[Закрыть]!
Г оворит Иса ибн Хишам:
Он вышел, и, попрощавшись с ним, мы долго потом без него тосковали, о разлуке с ним горевали.
В один из облачных дней, когда мы сидели компанией, подобной нанизанным звездам Плеяд, вдруг видим: верблюды с грузом идут, и сменные – в поводу, и неожиданно от них к нам устремился некий человек. Мы спросили: «Кто там идет?» Смотрим – а это наш шейх-звездочет, гордый, не то что прежде, влачит подол богатой одежды. Мы бросились его обнимать и спросили:
– Что за тобою, о Исам [143]143
Что за тобою, о Исам?– арабская поговорка, употребляемая в значении «С чем ты пришел?» или «Что ты можешь сообщить?». Объяснения происхождения ее даются разные. По одной версии, 'Исам – имя приближенного слуги хирского князя VI в. Ну'мана ибн Мунзира, которому задал этот вопрос поэт ан-Набига (о нем см. примеч. к макаме № 1), справлявшийся о здоровье больного князя. По другой версии, 'Исам – женщина, которой вождь племени Кинда ал-Харис ибн 'Амр поручил сосватать ему красивую девушку из их племени.
[Закрыть]?
Он ответил:
– Верблюды, товарами нагруженные, и мулы, тюками отягощенные.
И продекламировал:
Пороки Халаф все отверг, сказал им твердо:
«Нет!» Все добродетели собрал, какие видел свет.
И жаждущие благ земных текут к нему толпой.
Он скажет каждому: «Бери!» – «Давай!» звучит в ответ.
Открыли славные дела свой ясный белый лик,
А Халаф – родинка на нем, предвестник их побед.
Я выкуплю своим отцом великого царя,
Чье мановение руки – спасение от бед.
Ты полагаешь, он таков по милости судьбы,
А я уверен: это он судьбе дает совет!
Г оворит Иса ибн Хишам:
Мы просили Бога его сохранить и новые встречи с ним подарить. Звездочет провел у нас несколько дней, развлекая нас речью узорной своей, но о чем бы он с нами ни говорил – все за милости Халафа благодарил, и его красноречивые излияния восхваляли царевы благодеяния.
ХАЛАФСКАЯ МАКАМА
(тридцать восьмая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Когда на меня возложили управление Басрой, туда из столицы вниз по Тигру пришлось мне спуститься. На корабле был со мной юноша, казавшийся воплощением здоровья и красоты. Он обратился ко мне с такими словами:
– Хоть я неизвестен в дальних краях, но когда речь заходит о серьезных делах, я один равен тысяче, говорят, и могу заменить собой целый отряд. Я хотел бы слугой твоим доверенным стать и во всем тебе помогать, но для поддержки просьбы моей нет у меня благодетеля, покровителя и радетеля.
Я сказал:
– Твой ум и твои добродетели – лучшие за тебя радетели, а твои достоинства сильнее любого воинства. Хочу я, чтоб ты товарищем мне служил, со мною и радость и горе делил.
И мы поплыли дальше, а когда прибыли в Басру, он вдруг исчез на несколько дней. Очень горько я о нем горевал, повсюду его искал, а найдя, спросил:
– Друг мой, куда же ты сгинул, что тебе не понравилось, отчего ты меня покинул?
Он ответил:
– Обида, как огниво, высекла огонь в моей груди. Если тушишь пламя – оно слабеет и угасает, а оставишь – взметывает и все вокруг поджигает. Если одна за другой капают капли в сосуд – в конце концов они через край перельют. А упреки, что сыплются со всех концов, яйца откладывают и выводят птенцов. Кроме даров, есть ли силки – благородного удержать? Кроме грубости, есть ли бич, чтобы его прогнать? Во всяком случае, мы смотрим на благородного одобрительно, на негодного смотрим презрительно. Если мы длинный нос от кого-нибудь встретим, слоновьим хоботом сразу ответим. В ком неприязненность углядим, того задешево продадим. Для того ль ты меня растил, как цветок, чтобы твой слуга с корнем выдернуть мог? Для того ли я куплен по цене дорогой, чтобы проданным быть твоим же слугой? Познается книга по заглавию своему, человек же – по тем, кто служит ему. Если слуга грубил мне по твоему приказу, то чем заслужил я? Ответь мне сразу! А если ты об этом не знаешь – значит, челядью не управляешь!
Г оворит Иса ибн Хишам:
Затем он пошел прочь, а я последовал за ним, стараясь склонить его на свою сторону, разговаривал с ним любезно и заставил его вернуться. Правда, сначала он поклялся:
– Я не пойду на водопой вместе с тем, чье общество мне неприятно!
И тогда я обещал ему полное уважение.
НИШАПУРСКАЯ МАКАМА
(тридцать девятая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Однажды в Нишапуре я присутствовал на пятничной молитве. Когда она закончилась, мимо меня прошел человек в судейской шапочке и суннитской чалме [145]145
В судейской шапочке и суннитской чалме. – Судейская шапочка (данния, от слова данн– кувшин) имеет форму перевернутого сосуда для вина. Суннитская чалма – чалма, концы которой завязаны под подбородком, согласно одному из хадисов, восходящих к пророку Мухаммаду (The Māqāmat of Badī' al-Zamān al-Hamadhānī / Translated from the Arabic with an introduction and notes… by W.J.Prendergast. London; Dublin, 1973. – 150, примеч. 4).
[Закрыть]. Я спросил у одного из молившихся рядом:
– Кто это?
И услышал в ответ:
– Это моль, что одежду сирот пожирает, саранча, что на чужие поля нападает. Это вор, на вакфы [146]146
Вакф – неотчуждаемое имущество, передаваемое дарителем отдельному лицу или группе определенных лиц либо предназначенное на благотворительные цели. Нередко вакфы становились основным источником существования мечетей.
[Закрыть]нацеленный, курд, в победе над слабым уверенный [147]147
Курд, в победе над слабым уверенный– в этом высказывании отражено традиционно отрицательное отношение арабского населения к курдскому. Мухаммад 'Абдо замечает в своем комментарии*, что «натуре курдов свойственна склонность к воровству и грабежу, но нападают они только на слабых из-за своей трусости и низости», однако тут же добавляет, что это отнюдь не общее для всех курдов качество и среди них есть люди, известные своей храбростью и доблестью.
* Аа-Хамадāнӣ, Абӯ-л-Фадл.Ал-Макāмāт / Каддама лахā ва шараха гавāмидахā... Мухаммад 'Абдо. Бейрут, 1973. – 199, примеч. 6.
[Закрыть]. Это волк, что бросается на людей, пока они молятся и бьют поклоны, это грабитель, который использует свидетелей и законы. Напялил он шапку судейскую, а веру принял злодейскую. Ходит он в тайласане [148]148
Тайласан – шарф, который надевают поверх чалмы или остроконечной шапочки (калансӯвы) и оборачивают вокруг шеи так, что один конец спускается на грудь, а другой – на спину; тайласан носили обычно мусульманские шейхи и ученые.
[Закрыть], на праведника похожий, а язык и руки испачкал ложью. Усы он укоротил [149]149
Усы он укоротил. – Короткие и редкие усы считались признаком благочестия.
[Закрыть], а силки свои удлинил. Для красивых речей он рот раскрывает, а за речами дурные мысли скрывает. Побелела у него борода, лицо же – сплошная чернота. Свое благочестие выставляет он напоказ, но любая просьба у него встречает отказ.
Я сказал:
– Да проклянет его Бог. А ты кто?
– Меня прозывают Александрийцем.
– Речи твои – совершенство, слушать тебя – блаженство. Да напоит Бог землю, тебя взрастившую, и племя, тебя вскормившее. Куда ты направляешься?
– К Каабе [150]150
Кааба – главная святыня мусульман, храм в Мекке, в сторону которого мусульмане обращаются во время молитвы.
[Закрыть].
Я воскликнул:
– Вот совпадение! Значит, и дальше ждет меня угощение! Ведь нам с тобой по пути!
Он возразил:
– Не может этого быть, ведь я подымаюсь к Хорасану, а ты идешь вниз, к Ираку.
Я удивился:
– Как это ты собираешься идти в Мекку через Хорасан?
Он ответил:
– К той Каабе, куда я иду, не паломники направляются – к ней бедняки стекаются; идут они не в священные города, а туда, где готова для них еда. В этот дом не животных ведут на заклание – там голодным оказывают внимание. Не с молитвою к кибле [151]151
Кибла – направление в сторону священного города Мекки, куда должен обращаться лицом мусульманин во время молитвы.
[Закрыть]той обращаются, а щедрых даров дожидаются. Эта Мина [152]152
Мина – небольшая вытянутая с запада на восток долина в Аравии, близ Мекки, в которой совершается один из обрядов хаджжа: паломники бросают семь камешков, подобранных в соседней долине, в столб, символизирующий Иблиса (дьявола).
[Закрыть]не та, где паломники собираются, а Мина, в которую гости съезжаются.
Я спросил:
– А где же находится такое замечательное место?
И он продекламировал в ответ:
На той земле, где вера и власть могучи,
Где солнце щедрости для всех сияет,
Цветы надежды там никогда не вянут,
Где Халаф ибн Ахмад [153]153
Xалаф ибн Ахмад – сиджистанский правитель из династии Саффаридов (963—1003), у которого в 990-х гг. служил ал-Хамадани (см. предисловие).
[Закрыть]облако заменяет.
НАУЧНАЯ МАКАМА
(сороковая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Во время странствий по чужим краям услышал я как-то разговор двух людей. Один из них спросил:
– Как ты приобрел знания?
А другой отвечал:
– Давно я к знаниям стал стремиться и понял, что их нелегко добиться: стрелой их не подстрелить, не выиграть и не купить, во сне их не ухватить, уздой не остановить, в наследство не получить, у щедрого не одолжить. В поисках знаний на голой земле я спал, под голову камни клал, отчаянью воли не давал, верблюда опасности седлал, бессоннице предавался, по городам скитался, все вокруг наблюдал, обо всем размышлял.
Я убедился: чтобы знаний росток погибнуть не мог, надо лелеять его в душе, как цветок. Это дичь, которая попадается редко, и лишь сердце твое – для нее надежная клетка. Эту птицу заманишь только словами, и только память удержит ее своими силками. Знание нес я в груди и во взоре; деньги я расточал, не хранил, а знания в сердце своем копил. От накопления и постижения я перешел к рассмотрению, от рассмотрения – к изысканию, от изыскания – к толкованию и в этом на Господа возлагал упования.
Г оворит Иса ибн Хишам:
Я услышал речи, которые пронзили мои уши, проникли вглубь и запали в душу. Я спросил:
– Скажи, юноша, где же взошло такое солнце?
И он ответил:
Увы, покинул я давно
Александрию, край родной!
В Дамаске день я проведу —
В Багдаде встречу мрак ночной.
ЗАВЕЩАТЕЛЬНАЯ МАКАМА
(сорок первая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Когда Абу-л-Фатх Александриец задумал подготовить своего сына к торговому делу, он усадил его перед собой и стал поучать. Сначала Абу-л-Фатх восхвалил Бога, восславил его и призвал благословение на его пророка Мухаммада – да благословит его Бог и да приветствует! – а потом начал речь:
– О сынок, хоть я в чистоте твоего корня уверен и ум твой на деле мною проверен, но я о тебе беспокоюсь, ведь о ком заботишься, о том и беспокоишься. Я боюсь, что заманит тебя душа и будешь ты в ее власти, шайтан внушит тебе страсти и от них пойдут все напасти. Чтобы их избежать, соблюдай закон: днем – пост, ночью – сон; и эта одежда – голод с лица, сон с изнанки – защитит тебя от любой приманки. Даже лев когда в нее облачается, то ярость его смягчается. Хорошо ли ты понял меня, сын порочной женщины?
А еще я боюсь, что нападут на тебя двое разбойников, которые всегда проявляют проворство: один из них – щедрость, другой – обжорство, берегись и того и другого! Щедрости верх над тобой одержать не позволь: она имущество проедает, как моль. И еще намотай себе на ус: обжорство зловреднее, чем старуха Басус [154]154
Зловреднее, чем старуха Басус– арабская поговорка. С именем Басус связывают начало сорокалетней войны между племенами бакр и таглиб (VI в.). По преданию, вождь таглибитов Кулейб убил верблюдицу, принадлежавшую старухе Басус, которая находилась под покровительством племени бакр, родственник же Басус в отместку за оскорбление убил Кулейба, и это послужило поводом к войне.
[Закрыть]. Не повторяй мне известные слова: «Поистине, Бог щедр», ими обманешь только ребенка, когда он просит молока. Да, действительно, Бог щедр, но щедрость его пользы нам прибавляет, ему же вреда не причиняет. Кто таким свойством обладает, пусть себе щедрость и проявляет. Но если щедрость пользы тебе не принесет, пока у меня не возьмет, и стрелу твою не оперит, если мою не обдерет, то это – щедрость неприбыльная, потеря гибельная. Хорошо ли ты понял меня, сын неудачницы?
Конечно, торговля идет в любую погоду и может из камня выжать воду. Однако запомни: между двумя приемами пищи пусть ветер словно на море свищет, а расстояние между ними пусть будет пути до Китая равно, хоть тебя и не гонит с места оно. Неужели ты будешь деньги на ветер бросать, чтобы потом потерянное искать? Хорошо ли ты понял меня – да лишишься ты матери!
Деньги тратить без выгоды остерегайся, хлебом с солью питайся; если хочешь, лук или уксус время от времени добавляй, но их не соединяй. Мясо же – все равно что твое собственное, не будешь ты его есть. Ну а сладостями лакомится только тот, кому все равно, на какой он бок упадет. Помни, праведники едят только раз в день!
Пусть еда твоя будет от нужды избавлением, голода утолением. Ведь пресыщение не от истощения спасает, а смерть к тебе призывает. С людьми держи себя, как игрок в шахматы: бери все, что есть у них, и сохраняй все, что есть у тебя.
Сынок, я тебе высказал свои мысли и довел их до тебя. Кроме Бога тебе защитник не нужен, если речь мою ты воспримешь, но Бог накажет тебя сурово, если ее отринешь. И да благословит он нашего господина Мухаммада, и весь род его, и сподвижников.
САЙМАРИЙСКАЯ МАКАМА
(сорок вторая)
Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Говорил Мухаммад ибн Исхак, известный под именем Абу-л-Анбас ас-Саймари [155]155
Абу-л-'Анб ас ас-Саймари (828—888) —поэт и ученый-астролог, известный также как острослов и прекрасный рассказчик. Саймара – город близ Басры.
[Закрыть]:
От друзей, которых я сам себе наметил, облюбовал и выбрал, рассчитывая на их помощь в трудную минуту, я встретил немало неприятностей, и в этом – поучение и назидание для тех, кто способен воспринимать наставления и увещевания. А дело было так: я приехал из ас-Саймары в Город мира с мешком динаров и с таким обилием пожитков и утвари, что хватило бы на многих. Со мной водили компанию люди знатные и богатые, зажиточные и тороватые, владельцы широких дворов, высоких домов, красивых дворцов – приятели, которых я выбрал себе, чтобы вместе весело есть и пить и поддержку у них в беде находить.
Мы пировали с утра до вечера, ели сочное мясо ягненка, и табахиджу [156]156
Табахиджа – мясо, порезанное ломтями и зажаренное с яйцом и луком.
[Закрыть]персидскую, и мудаккаку ибрахимскую [157]157
Мудаккака – мясо, нарезанное маленькими кусочками и зажаренное; по преданию, это было излюбленным блюдом Ибрахима ибн Махди, брата Харуна ар-Рашида.
[Закрыть], и жаркое с приправами, и кабаб из баранины рашидский [158]158
Кабаб из баранины рашидский – кусочки мяса, жаренные на вертеле; назван по имени Харуна ар-Рашида, будто бы очень любившего это блюдо.
[Закрыть], пили медовый набиз [159]159
Набиз – настойка из фиников или изюма; может означать и любой хмельной напиток.
[Закрыть]и слушали искуснейших певиц, известных повсюду, на сладкое был миндаль, сахар и табарзад [160]160
Табарзад – твердый белый сахарный леденец.
[Закрыть]– каждый подобному угощению рад. Душистые розы на столы перед нами ложились, в курильницах благовонья курились. Я был для своих гостей умнее, чем Абдаллах ибн Аббас [161]161
'Абдаллах ибн 'Аббас (619—687) —двоюродный брат пророка Мухаммада, один из первых комментаторов Корана; славился своими знаниями, проницательностью и необыкновенной памятью.
[Закрыть], остроумней, чем Абу Нувас [162]162
Абу Нувас (762—813) —придворный поэт Харуна ар-Рашида, особенно прославился стихами, воспевающими вино и плотские радости. Герой множества анекдотов, в которых предстает человеком весьма остроумным.
[Закрыть], щедрее, чем Хатим [163]163
Хатим ат-Та'и (ум. ок. 605) – арабский поэт, прославившийся храбростью и особенно щедростью, которая вошла в пословицу.
[Закрыть], храбрее, чем Амр [164]164
Амр ибн Ма'дикариб (ум. 641) – один из героев ранних арабских завоеваний, участник битвы при Кадесии (Иран).
[Закрыть], красноречивее, чем Сахбан [165]165
Сахбан (VI в.) – прославленный красноречивый оратор из племени ва'ил.
[Закрыть]из племени ваил, хитрей, чем Касир [166]166
Касир – герой предания о гибели знаменитой пальмирской царицы Зенобии. Касир, слуга 'Амра ибн ал-'Ади, врага Зенобии, погубил ее с помощью хитрости. Отрезав себе нос и уши, он явился к Зенобии и, пожаловавшись на хозяина, который так жестоко обошелся с ним без вины, попросился к ней на службу. Войдя в доверие к Зенобии, Касир тайком впустил в ее крепость вражеское войско, и все защитники крепости были перебиты.
Перевод этой легенды см.: Восходы лун на стоянках веселья / Пер. с араб., сост., предисл., примеч. А.Долининой. Л., 1983. – 53—57.
[Закрыть], искусней в поэзии, чем Джарир [167]167
Джарир (ок.653—732) – панегирист иракского наместника ал-Хаджжаджа и омейядских (дамасских) халифов; особенно прославился как мастер сатиры.
[Закрыть], слаще, чем воды Евфрата, и дороже, чем здоровье, потому что я щедро всех угощал, деньги без счета расточал.
Когда же достаток мой истощился, парус мой опустился, похудел мой денежный мешок – друзья от меня бросились наутек, понимая, что плохи дела и что добыча ушла, и назвали они меня «бурса» [168]168
Бурса – пустынное место в песках, где нет никакой растительности, обиталище джиннов.
[Закрыть]. Они разбежались в разные стороны от меня, как сыплются искры от огня; струйка за струйкой они растекались и со мною больше не знались – разошлись кто налево, а кто направо; поползла обо мне дурная слава, я остался один в четырех стенах, из-за бывших друзей утопал в слезах. Забыты были мои яства и розы, я стал для них – как кусок навоза, одинокий, покинутый, как зловещая птица сова. Поникла моя голова, ложился я и вставал, словно никогда не бывал в прежнем блестящем положении, и в наследство осталось мне одно сожаление. Я раскаялся, когда уже не было пользы в раскаянии.
Пришла в запустение окружавшая меня красота, охватила меня глухота более отвратительная, чем глухота Рахты-глашатая [169]169
Рахта – по преданию, арабский глашатай, страдавший глухотой.
[Закрыть]. Я стал одиноким, как хирский монах, ушло богатство, остались насмешки и страх, козий хвост оказался в моих руках [170]170
Козий хвост оказался в моих руках– поговорка: хвост козы короткий и сухой, от него нет никакой пользы.
[Закрыть]. Сидел я дома один, с расколотым сердцем, в слезах, и от слез появлялись язвы у меня на щеках. Стерлись следы моего жилища, я их сам различить не мог, и остатки его уничтожил поток. Стало место пустынным – казалось, у самой двери ходят-бродят дикие звери. Обрушилось мое высокое положение, терпел я лишения, бедность меня одолела, спокойствие улетело, сотрапезники меня покинули, друзья мои прежние сгинули, глаза мои не поднимались, люди со мной не считались.
Стал я ничтожней, чем повар Бази или веревочник Разин [171]171
Повар Бази или веревочник Разин– вошедшие в пословицу имена двух низких и подлых людей.
[Закрыть], по берегу я шатался, гусиному пастуху уподоблялся, бродил босиком там, где нет никого кругом, горели глаза мои воспаленные, душа страдала стесненная. Я был как помешанный, который от всех бежит, как осел, что в своей загородке кружит, печалился больше, чем ал-Ханса [172]172
Ал-Ханса (575?—669?) – бедуинская поэтесса, знаменитая многочисленными элегиями на смерть своих братьев, Сахра и Му'авии, героев племени сулейм.
Русский перевод нескольких ее элегий см.: Аравийская старина: Из древней арабской поэзии и прозы / Пер. с араб. А.А.Долининой и Вл.В.Полосина. М., 1983. – 81-83.
[Закрыть]о Сахре, сильнее, чем Хинд [173]173
Хинд – мать хирского князя 'Амра (554—570), который был убит поэтом 'Амром ибн Кулсумом* за то, что Хинд оскорбила мать поэта Лейлу.
Пересказ этого предания см.: Фильштинский И. М.История арабской литературы. Кн. I. М., 1985. – 1, 83).
*'Амр ибн Кулсум (2-я пол. VI в.) – известный поэт, автор одной из му'аллак, прославлявшей его племя – таглиб.
[Закрыть]об Амре. Ум помутился, здоровье пропало, денег осталось мало, сбежал мой слуга, ночь казалась долга, просыпался я весь в тревогах, рано, стал похож на живущего в доме джинна или шайтана: появлялся я ночью, а днем скрывался, зловещим, словно могильщик, казался, от рассвета прятался до заката, тяжелее был, чем квартирная плата, глупей, чем Тити-белильщик, тупей, чем Дауд-давильщик [174]174
Тити-белильщик... Дауд-давильщик– вошедшие в пословицу легендарные глупцы.
[Закрыть]. Заключила со мной союз нужда, хватали за руки унижение и беда, оказался я вне общины ислама, без имама. Был я когда-то Абу-л-Анбас [175]175
Был я когда-то Абу-л-'Анбас.– 'Анбас означает «лев, обращающий в бегство всех остальных львов» (Lane E.W. An Arabic-English Lexicon. Parts 1—8. Beirut ,1968. – V, 2168).
[Закрыть], стал теперь Абу Афаллас и Абу Факас [176]176
Стал теперь Абу 'Афаллас и Абу Фак'ас. – 'Афаллас – то, что не имеет корня; фак'ас – то, в основе чего лежит глупость (коммент. Мухаммада 'Абдо: Аа-Хамадāнӣ, Абӯ-л-Фадл.Ал-Макāмāт / Каддама лахā ва шараха гавāмидахā... Мухаммад 'Абдо. Бейрут, 1973. – 211, примеч. 5).
[Закрыть]. Заблудился я на широкой дороге и был сам виноват – не туда повели меня ноги. И друзей и помощников лишенный, я остался, до дна опустошенный.
И когда я понял, что тону в этом мраке, а дни бросаются на меня, словно бешеные собаки, я стал искать дирхемы и увидел, что они то ли в просторах звездных полей, то ли в месте слияния двух морей. Тогда пустился я странствовать, как Иса-пророк [177]177
Иса-пророк – Иисус Христос.
[Закрыть], сил своих не берег, ходил я по городам и по пустынным местам, обошел Хорасан, оттуда направился в Керман, в Сиджистан и в Гилян, оттуда – в Табаристан и Оман, а потом в Хинд и Синд, в Нубию и Египет, в Йемен, Хиджаз, Мекку и Таиф. По степям отдаленным я бродил, в пустыне огонь разводил, в ослином загоне ночи я проводил. Почернело от странствий мое лицо и усохло мужское естество, но зато я собрал много рассказов занимательных, повестей назидательных, сведении полезных и примечательных – то, что предками свято сохранялось и из уст в уста передавалось. Запомнил я стихи шутников, проделки весельчаков, истории о счастливых влюбленных и о страдальцах, любовью сраженных, мудрых философов изречения, досточтимых людей поучения, остроумные выдумки воров, ловкие козни хитрецов, сотрапезников застольные разговоры, предсказания звездочетов, их приговоры, ухищрения шарлатанов, которые жизни людские губят, уловки тех, кто мальчиков любит, изворотливых плутов обманы, проделки шайтана. И перед всем этим были бы бессильны фетвы аш-Шаби [178]178
Были бы бессильны фетвы аш-Шаби. – Фетва (фатва) – богословско-правовое заключение, сделанное для разъяснения и практического применения того или иного предписания мусульманского закона. Аш-Шаби Абу 'Амир ибн Шарахил (642—728) – ученый-богослов, знаток Корана и мусульманского предания, советник халифов.
[Закрыть], память ад-Дабби [179]179
Ад-Дабби (Мухаммад ибн ал-Муфаддал, ум. 920) – известный мусульманский ученый-богослов (по коммент. Прендергаста*). Может быть, в виду имеется Муфаддал ад-Дабби (ум. 780), филолог и поэт, знаток арабского поэтического наследия, составитель большой поэтической антологии «Ал-Муфаддалийят».
* The Māqāmat of Badī' al-Zamān al-Hamadhānī / Translated from the Arabic with an introduction and notes… by W.J.Prendergast. London; Dublin, 1973. – 160, примеч. 6.
[Закрыть]и знания ал-Калби [180]180
Ал-Калби (ум. 819) – историк, автор сочинений по генеалогии арабских племен, арабскому язычеству и др. Русский перевод: Ибн ал-Калби.Книга об идолах. М., 1984.
[Закрыть].
Я поддержки искал, помощи ожидал, кланялся и просил, высмеивал и льстил – и так собрал себе огромное богатство. Я завел себе мечи индийские и йеменские, кольчуги сабурские, щиты тиббатийские, копья хаттийские, лошадей благородных арабских, мулов армянских, ослов миррийских, одежды из шелка сусского и парчи румийской [181]181
Кольчуги сабурские...– Название «сабурские» связано или с именем персидского царя Шапура (IV в.), или с названием местности в Ширазе.
Копья хаттийские– крепчайшие копья; название их связано с портом Хатт в Бахрейне, куда их привозили из Индии.
Ослы миррийские– по названию провинции в Египте, славящейся разводимыми там ослами и мулами.
Шелк сусский– по названию области ас-Сус в Ахвазе.
Парча румийская– по арабскому названию Византии – ар-Рум.
[Закрыть], редкости и безделушки, диковинные игрушки красоты невиданной, ценности неслыханной.
Когда я приехал в Багдад и люди узнали о моем возвращении и увидели мое прочное положение, они обрадовались моему прибытию и все потянулись ко мне жаловаться на то, как они без меня скучали, мучились и страдали, вздыхали и тосковали, как им утешиться – не знали, и каждый из них извинялся за то, что сделал, и выражал раскаяние в том, как со мной поступил. Я их заставил поверить в то, что я их простил и обиды за прежнее не таил. И возрадовались их души и успокоились сердца, на этом они разошлись, а на другой день вернулись.
Я не отпустил их от себя и послал своего доверенного слугу на рынок и велел купить все, что ему будут предлагать. А у нас была искусная стряпуха, которой я велел приготовить жареного мяса двадцать сортов, сластей разных цветов и множество других редкостных блюд. Мы поели и перешли в комнату для питья, и нам принесли не один кувшин старых вин, сверкающих, вкусных, привели певиц красивых, искусных. Они занялись своим делом, а мы пили и провели чудеснейший в нашей жизни день.
А я заранее готовил по их числу пятнадцать огромных корзин, в которых носят баклажаны, каждая с четырьмя ручками. Мой слуга нанял носильщиков, каждому обещал по два дирхема, показал им дома моих гостей и попросил их прибыть к завтрашнему ужину. Я приказал своему слуге – а он был хитрюга – дать моим гостям выпить вина, по ратлю или по два, а сам стал окуривать их благовониями – наддом, удом и амброй. Не прошло и часа, как они были мертвецки пьяны и ничего не соображали.
На закате пришли слуги – каждый с лошадью, ослом или мулом. Я сказал им, что хозяева их проведут эту ночь у меня, и слуги ушли, а я отправился к Билялю, брадобрею, привел его, подал ему еду, а когда он поел, я напоил его кутруббульским вином, и он захмелел. Я сунул ему в рот два золотых динара и сказал:
– Твоя работа – эти люди.
Он сбрил за час пятнадцать бород, и стали они безбородыми, с голыми лицами, как юноши – обитатели рая. Каждому я завязал его бороду в полу одежды вместе с запиской: «Того, кто друга своего предает и верность ему нарушает, такая расплата ожидает». Потом каждого из них я положил в баклажанную корзину, а к назначенному сроку пришли носильщики и разнесли моих гостей по домам. Таково было их позорное возвращение людям на удивление.
Наутро они увидели, какая великая беда их постигла, и в свою лавку не вышел ни один купец, и в свой диван – ни один писец, и никто из них не показался своим друзьям. После этого каждый день приходило к моему дому множество людей из их окружения – женщины, мальчики, мужчины, – ругали меня и поносили, требовали у Бога, чтобы он наказал меня, но я молчал, ничего им не отвечал, не обращая внимания на их речи. А по Багдаду стал распространяться рассказ о том, что я с ними сделал; слухи росли и дошли до вазира ал-Касима ибн Убейдаллаха [182]182
Дошли до вазира ал-Касима ибн 'Убейдаллаха. – По справедливому мнению Прендергаста* (163, примеч. 1), речь должна идти об отце ал-Касима – 'Убейдаллахе ибн Сулеймане ибн Вахбе, вазире аббасидских халифов ал-Му'тамида (870—892) и ал-Му'тадида (892—902), ибо ал-Касим стал вазиром только в 901 г., когда Абу-л-'Анбаса ас-Саймари (828—888) уже не было на свете.
* The Māqāmat of Badī' al-Zamān al-Hamadhānī / Translated from the Arabic with an introduction and notes… by W.J.Prendergast. London; Dublin, 1973.
[Закрыть]. А дело было так: он потребовал к себе писца и нигде не мог его найти, и ему сказали, что писец у себя дома и не может выйти. Он спросил:
– Почему?
Ему ответили:
– Из-за того, что сделал Абу-л-Анбас в отместку за то, что претерпел от своих товарищей и сотрапезников.
Вазир так смеялся, что едва не намочил шаровары, а может быть, и намочил, Бог знает об этом лучше. Потом он сказал:
– Клянусь Богом, этот человек поступил правильно и не ошибся в том, что сделал. Не трогайте его, ведь он лучше всех знает их.
Затем вазир отправил мне в награду почетное платье, велел привести мне лошадь с повозкой и пожаловал пятьдесят тысяч дирхемов в знак того, что он одобряет мой поступок. Я не выходил из дома два месяца: тратил, ел и пил, а потом появился перед людьми. И некоторые из тех, кому я отомстил, помирились со мной, зная, как наградил меня вазир. Другие же поклялись тройным разводом и освобождением рабов и рабынь, что они никогда не будут разговаривать со мною лично и что порукой им будут великие деяния Господни. Я не обращал на это внимания, не слушал, не чесались у меня от этого уши и живот не болел. Это мне не вредило, наоборот – веселило. Таково было последнее желание в душе Иакуба [183]183
Последнее желание в душе Иа'куба– намек на 12-ю суру Корана, которая содержит мусульманский вариант библейской истории Иосифа Прекрасного. По Корану, когда сыновья Иа'кӯба (Иакова) второй раз отправляются в Египет, взяв с собой младшего брата, отец велит им входить в город через разные ворота во избежание дурного глаза. «И когда они вошли там, где велел им отец их, это не избавило их от Аллаха ни в чем, а только [удовлетворило] желание в душе Иа'кӯба» (12:68).
[Закрыть], которое и исполнилось.
Я рассказал эту историю и обратил на нее внимание людей, чтобы они относились с осторожностью к сынам нашего времени и не доверяли бы друзьям низким и недостойным, такому-то переписчику, сплетнику, который любит приврать, не признает права литераторов и не уважает их, книги у них берет и обратно не отдает.
У Бога мы помощи просим, на него опираемся и молитвы ему возносим.
