Текст книги "Бэйсд (ЛП)"

Автор книги: Б. Б. Хамел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– В чём дело, Джулс?

– Я знаю, ты согласилась помочь мне с мероприятиями, и я, наконец, нашла для тебя работу.

Я понимала, что рано или поздно это произойдёт. Джулс хоть и глупая, но никогда не забывала обещания.

– Рада помочь, – солгала я.

– Это так мило с твоей стороны. Ну, у нас состоится небольшой раут, что-то вроде небольшого собрания, но есть проблемы с местом проведения. Мне нужно, чтобы ты нашла, где собрать триста человек.

Я моргнула.

– Триста человек?

– Ну, скорее, ближе к четырёмстам. Чтобы не прогадать.

Я вздохнула.

– Ладно, я найду что-нибудь подходящее. – А про себя подумала, что наши понятия о маленьком мероприятии не совпадают.

– Замечательно, – радостно сказала она. – Я отправлю тебе по почте всю необходимую информацию.

– Отлично.

Она широко мне улыбнулась.

– Ну, а как у вас дела с Линкольном?

Я пожала плечами и отвела взгляд.

– Относительно неплохо. Мы редко видимся.

– Сделайте усилие и сможете быть друзьями. Я знаю, он высокого мнения о тебе.

Я моргнула от удивления и снова посмотрела на нее.

– Неужели? Я этого не знала.

– О, ну, конечно. Он всегда спрашивал о тебе, до несчастного случая.

– Правда?

– Конечно. Даже хотел навестить, кода вышел из тюрьмы. Но он этого не сделал.

– Нет, не сделал.

– Ну, – сказала она, похлопав меня по ноге, – ещё раз спасибо, дорогая. Я пойду, мне нужно сделать несколько звонков.

Джулс встала.

– Да, конечно. Без проблем.

– Увидимся позже! – прокричала она, направившись к дому.

Я даже не поняла, как мачеха ушла. Линкольн постоянно спрашивал обо мне? Почему она не упоминала об этом? Я осознала, что, наверно, потому, что, закончив школу, я не особо общалась с Джулс. Нахмурившись, я пообещала себе, что постараюсь проводить с ней больше времени, пока нахожусь дома.

Намного шокирующей, однако, оказалась новость о том, что Линкольн был высокого мнения обо мне. Что происходило с этим парнем? В одну секунду он выводил меня из себя перед камерами, а в другую – говорил о том, что нам вообще не следовало обсуждать произошедшее между нами. Я не знала, что и думать. Ко всему прочему, Бэйсд спрашивал обо мне, будто ему было дело до моей жизни. Каждый раз, узнавая Картера с новой для себя стороны, я чувствовала себя всё более растерянной и всё сильнее хотела находиться рядом с ним. Хотела изучать его, узнать, что же скрывалось за его татушками, хромотой и бравадой, которую Линкольн напускал на себя.

«Я не должна так думать», – повторяла я себе это тысячи раз. – «Он мой сводный брат. Мне не нужно ничего знать о нём».

Однако, он всё ещё мой должник. Я не задумывалась над этим всерьёз, но это могло сыграть мне на руку. Может, мне удастся заставить его сделать такое, что смутит Картера, например, надеть платье на сеанс физиотерапии, но это слишком по-детски. Или, может, спихнуть ему часть моей работы. Телефон по-прежнему молчал, и по-прежнему никого из друзей не было дома.

Я встряхнула головой, совершенно не зная, что делать дальше. Я так многого хотела от него; например, хотела бы, чтобы он находился без рубашки у меня в спальне в течение недели. Но, с другой стороны, я хотела бы, чтобы Линкольн больше не дразнил меня.

А он даже не пояснил, какую услугу имел в виду. Предполагалось, что я попрошу что-нибудь мне купить или что-нибудь более пошлое?

И почему я всё время представляла его без рубашки?

Как всё запутано. Я встала, потянулась и направилась прямо к дому, надеясь, что Линкольн до сих пор на сеансе физиотерапии. Открыла дверь в кухню и резко остановилась, когда увидела, кто стоял у холодильника. Даже находясь дома, я не ожидала встретить его.

– Папа, – позвала я.

Он повернулся, удивлённый не меньше меня. У него ушла секунда, на то, чтобы как-то отреагировать. И реакцией стала широченная улыбка, затем он засмеялся.

– Обри? Что ты здесь делаешь?

Он подошёл и заключил меня в объятия. Я тоже обняла его немного робко и неуверенно. Папа очень эмоциональный мужчина и никогда не стесняется выражать свои чувства, но я долго не видела его. Правда заключалась в том, что в детстве я редко видела папу, и росла сама по себе после смерти мамы. Мне тогда было двенадцать.

– Джулс заставила меня приехать домой, – сказала я.

Он сделал шаг назад и улыбнулся.

– Очень похоже на неё.

Отец постарел. Я не видела его около года, хотя мы общались по телефону настолько часто, насколько позволяло его расписание. Похудел на несколько фунтов, а волосы отросли и поседели, но было ещё что-то. Может, больше морщинок у уголков рта и глаз, а может, здоровый загар. В любом случае, выглядел он утомлённым.

– Где ты был?

Папа вздохнул и подошёл к холодильнику, взял содовую и закрыл дверь.

– В Лос-Анджелесе по работе. Искал новые места. Ты когда-нибудь была в Долине Смерти?

Я засмеялась.

– Нет, папа. Я почти всё время была в Индиане.

– Что ж, по-моему, тебе следует съездить туда. Может показаться, что там нет ничего особенного, но столько красоты скрывается под кучей пыли и песка. Восхитительное место.

Я снова засмеялась.

– Конечно. Обязательно съезжу.

– Так как же Джулс заставила тебя приехать? Впервые, по-моему, за три года?

– Ага, три года. Она попросила помочь с организацией нескольких мероприятий. А ещё сказала, что ты скучаешь по мне.

– Понятно, – кивнул он. – Классический родительский приём. Вынужден признать, что не мог ничего с этим поделать. Но я, правда, рад, что ты здесь.

– Спасибо, папа.

– Что нового? Удачно окончила семестр?

– Да, спасибо. Я рассказывала тебе о новом проекте, которым занимаюсь в лаборатории. Думаю, с результатами экзаменов всё в порядке, но с высшей химией нельзя быть полностью уверенным.

– Высшая химия. Боль всей моей жизни.

Я засмеялась.

– О, понимаю. – Я замолчала и посмотрела в сторону комнаты, откуда, по моему мнению, исходили стоны. Возможно, Линкольн пытался произвести впечатление на симпатичную девушку-физиотерапевта. – Ты знал, что Линкольн дома?

– Разумеется.

– И что?

Он на секунду задумался.

– Ну, ты же слышала о несчастном случае. Ему нужно было место, где он мог бы восстановиться после травмы, подальше от всякого дерьма, ты понимаешь. Я и предложил ему приехать сюда.

Я приподняла бровь.

– Подальше от дерьма? И, само собой, ты решил всё снимать.

Папа неуверенно улыбнулся.

– Что мне ответить, милая. Когда есть возможность, я её использую.

Я облокотилась на барную стойку и вздохнула.

– Как долго он здесь пробудет?

– Столько, сколько продлиться его лечение, наверно. А что, съёмочная группа мешает тебе?

– Нет, ничуть. А вообще да, немного.

– Чем конкретно? Я могу поговорить с Джесс, если хочешь.

– Нет, правда, не нужно. Я просто не привыкла, что меня окружают камеры.

– Понятно. А почему бы тебе не принять участие в съёмках?

– Не знаю. Съёмки – это не моя история.

– Ты моя дочь. Разумеется, это твоя история.

– Но вся эта дребедень с «Бэйсдом» Линкольном не мой стиль.

– Даже если и так, вы теперь брат и сестра. Тебе пойдёт на пользу, если проведёшь с ним время.

– Просто потому, что это выгодно тебе я должна принимать участие в съемках.

Он засмеялся.

– Нет, правда, если не хочешь, можешь не участвовать в этом, я скажу Джесс, чтобы она вырезала все эпизоды с тобой. Просто мне кажется, что вам с Линкольном это пойдёт на пользу.

– Да, может быть, – неуверенно сказала я.

Он подошёл и положил руки мне на плечи.

– Слушай, я не заставляю тебя делать то, чего ты не хочешь. Но Линкольн постоянно будет рядом, и было бы неплохо вам подружиться.

Я вскинула голову.

– Постой, что? Он будет рядом постоянно?

– Абсолютно точно. Он не вернётся в Европу.

Я этого не знала. Линкольн не говорил ничего о том, что не собирается уезжать, и я сделала вывод, что он находится дома временно, пока не встанет на ноги.

– Но почему?

Папа отошёл и скорчил гримасу.

– Ты не знаешь об этом.

– Не знаю о чём?

Он вздохнул.

– Я не думаю, что Линкольн хочет, чтобы люди знали, но ты его семья. Врачи сказали, что он никогда больше не сможет прыгать. Любое неудачное приземление чревато для него серьёзными последствиями.

У меня отвисла челюсть.

– Да ладно?

– Да, я был там, когда ему сообщили эту новость.

– Но бэйсджампинг – это его жизнь.

– Да, милая. Так и было.

– А как же терапия?

– Она поможет ему снова самостоятельно ходить не испытывая сильной боли. Он, в самом деле, очень неудачно приземлился, Бри.

Я не могла поверить в то, что слышала. Вся жизнь Линкольна, должно быть, разлетелась на кусочки; пострадали не только ноги, но и его дальнейшая карьера. Но он даже вида не подал, что ему не наплевать на это. Несмотря ни на что, Картер надрывал свой зад, чтобы прийти в форму. Не удивительно, что он немного раздражён.

– Ладно, мне нужно распаковать чемоданы. Оставим то, что я сказал, между нами, договорились? Не хочу, чтобы бедняга ещё больше расстраивался.

– Конечно, папа.

Он снова улыбнулся.

– Был рад тебя увидеть, милая.

– Я тоже.

Он повернулся и ушёл, поднявшись вверх по лестнице.

Я подумала про себя, что даже представить не могла, насколько Линкольну было тяжело. Большую часть жизни он провёл, прыгая со зданий, рискуя собой по непонятным мне причинам, и всё это, что так много для него значило, потерял в одночасье. Я понимала, ему повезло, что он остался в живых, но я только и думала о том, как же парень себя чувствует, осознавая всё это.

Я увидела его в совершенно другом свете. Он был таким дерзким и великолепным, моим сводным братом, а ещё был совершенно разбит. И мы понятия не имели, удастся ли ему собрать себя снова по кусочкам.

Совершенно растерянная, я подошла к лестнице, чтобы подняться, принять душ и переодеться. Я всё время думала о Линкольне, о татушках, обвивающих его руки, о том, как при малейшем движении перекатывались его мускулы, о том, как он притворялся, что ему не больно, когда садился рядом со мной.

Что-то неведомое мне заставляло его двигаться вперёд, несмотря ни на что.

Глава 6

Линкольн

Я прижался к её спине, крепко, наши тела, блестевшие от пота, разделяли какие-то миллиметры. Я мычал от удовольствия смешанного с болью и задвигался ещё сильнее, ещё ближе, настолько, что чувствовал её дыхание на шее. Мне показалось, что я услышал стон, но не был в этом уверен. Наши тела переплелись, и я не мог понять, где заканчивается моё тело и начинается её.

Я продолжал двигаться. Я хотел достичь своей цели. Хотел пройти весь путь и дойти до конца.

– Это всё, на что ты способен? – спросила она.

– Чёрт, ничего подобного, – простонал я.

– Давай же. Двигайся сильнее.

– Я двигаюсь, чёрт возьми.

– Сильнее.

Я протянул руку, схватил её ступни и потом свалился на спину, задыхаясь. Трейси, мой физиотерапевт, настоящая садистка, встала и рассмеялась надо мной.

– Ты большой ребёнок. Мы просто немного растянули тебя.

Я хотел было сорваться на неё, но камеры были рядом. И, честно говоря, я был слишком утомлён, чтобы придумать достойный ответ, который не походил бы на детское нытье.

– Длинный день, – вместо этого проворчал я.

– И, правда. Ты молодец.

Она протянула руку, и я ухватился за неё, чтобы встать. Мои ноги тряслись, но я не распластался на полу, что, несомненно, было большим достижением. Точнее болезненным, шатким, но всё же шагом вперед.

Женщина вернула мне трость, и я опёрся на неё, моя белая футболка пропиталась потом.

– Завтра в это же время? – спросила она.

– Будто ты не знаешь.

– Ты отлично справляешься, Линкольн. Правда. Большинство моих пациентов и вполовину так усердно не трудились, и никто не достиг таких успехов, как ты.

– Спасибо, Трейси.

Она улыбнулась и пошла к своим вещам, чтобы обтереться полотенцем и выпить воды. Я мгновение наблюдал за ней, но быстро отвернулся, не заинтересовавшись. Безусловно, то, что она стройная блондинка с шикарными сиськами – это плюс, но было в ней что-то обыденное. Осознал я и то, что неделю назад так не думал.

Обри всё изменила.

Я не мог выбросить из головы свою чёртову сводную сестру.

Я взглянул на Джесс и пошёл к своим вещам, вытерся полотенцем, выпил воды и переоделся. Само собой, это всё снимали камеры, потому что они для этого и находились в доме. Но почему-то они меня раздражали, и мне хотелось хотя бы одну гребаную секунду перевести дыхание не притворяясь, что я не испытываю мучительную боль каждую секунду.

– Джесс, ты не возражаешь?

– О чём ты, Линкольн?

Я посмотрел на неё.

– Я спросил, ты не возражаешь оставить меня одного ненадолго?

Она вскинула голову.

– В чём дело?

– Я устал. Просто хочу побыть недолго без камер.

Я знал, что мне просто следовало замолчать и не обращать на них внимания. Я знал, что они, скорее всего, вырежут это или выставят как мои эмоциональные переживания и внутреннюю борьбу. Но не мог ничего с собой поделать. Я человек, и мне свойственны человеческие чувства. Я был раздражён. В конце концов, я же не отказался от этого дерьма совсем.

– Это тоже должно быть в кадре, Линкольн.

– Знаю, просто дай мне несколько секунд.

Она вздохнула.

– Ладно, сделаем перерыв.

Я кивнул ей, когда команда выключила камеры и куда-то исчезла, наверно, чтобы покурить или заняться чем-нибудь ещё. Джесс осталась и подошла ко мне.

– В чём дело? Обычно ты спокойнее.

– Всё нормально. Просто плохой день.

Она нахмурилась и подошла ближе.

– Я могу чём-нибудь помочь?

Я приподнял бровь. Этот тон я слышал множество раз от множества других женщин и сразу распознал его. Это был тон «позволь мне трахнуть тебя и ты забудешь о боли», и, обычно, ответ был положительный.

Но у меня, в самом деле, не было настроения.

– Нет, я в порядке. Хочу принять душ. А после сам найду парней.

– Ладно. Уверен, что тебе не нужна помощь?

Я начал её рассматривать. Она призывно раскрыла губы. Хотя Джесс напыщенная и высокомерная, но, несомненно, красивая. Длинные чёрные волосы, блестящие голубые глаза, которые женщина скрывала за очками, и только слегка приоткрытая ложбинка. Но всё это не производило на меня впечатления.

– Абсолютно.

Я поковылял из комнаты так быстро, как только мог, даже не потрудившись оглянуться на неё.

У меня в запасе было минут пятнадцать, в лучшем случае двадцать. Я поднялся наверх, потеряв несколько минут на лестнице, и пошёл по длинному залу к дальнему концу второго этажа. Открыл самую крайнюю дверь слева и вошёл в комнату.

Она была практически пуста, с паркетным полом и кабинетным роялем, который стоял в самом центре. Когда-то давно, это, наверно, была музыкальная и танцевальная комната, но, видимо, ей больше не пользовались в этих целях. Я присел на скамью возле рояля, открыл крышку и начал играть.

Мне заметно полегчало. После несчастного случая только музыка помогала мне успокоиться. Музыка и выбивание дури из пинбольных автоматов, которые стояли внизу. Я не лучший музыкант на свете, но в детстве брал уроки и возобновил их, когда несколько месяцев жил в Хельсинки. Там у меня был друг, очень талантливый альпинист, который также давал уроки игры на рояле, чтобы подработать. Он многому меня научил, по крайней мере, я стал уверенным в своих силах настолько, что мог играть перед публикой.

Но в тот момент я никого не хотел видеть. Всё, что мне было нужно – это музыка, льющаяся из-под клавиш, темп и нойз, мои ноги, нажимающие на педали, несмотря на боль.

Это было моё утешение, и я тщательно скрывал его от камер. Я не мог себе представить, чтобы эти два мира смешались. Они засекли меня, когда я играл в пинбол, но я не собирался позволить им засечь меня за игрой на рояле.

Когда я закончил играть простой концерт, которому меня научил Сорен, дверь с треском распахнулась. Я сразу остановился и развернулся.

– Линкольн?

Прямо в дверном проёме стояла Обри с влажными после душа волосами. На ней был обтягивающий чёрный топ на бретельках и короткие джинсовые шорты, и я мог видеть лямку лифчика, выглядывающего из-под топа. Чёрного кружевного лифчика. Я чувствовал, как напрягался мой член, когда я представил её только в чёрном лифчике и таких же трусиках.

– Привет, Бри, детка, – сказал я.

– Что ты делаешь?

– Мастурбирую.

Она скорчила гримасу.

– Какая гадость.

Я пожал плечами.

– Ты сама спросила.

– Ну, серьезно, это ты играл?

Я кивнул, немного смущённый, хотя и не понимал почему.

– Да, я.

Бри зашла в комнату, скрестив руки на груди.

– Я не знала, что ты умеешь играть.

– Я просто любитель. А что, игра на рояле не подходит образу «Бэйсда» Картера?

– Я не это имела в виду. Просто удивилась.

Я улыбнулся, радуясь тому, как легко её смутить. Она нахмурилась.

– Расслабься, я просто дразню тебя.

Я снова повернулся к роялю, немного нервничая. Я очень давно не нервничал. И чувствовал затылком, что она смотрела на меня, когда я заиграл мелодию.

– Очень красиво, – сказала Бри и подошла ко мне.

Я помахал ей и предложил присесть рядом.

Она села, а я продолжил играть.

– Что это?

– Песня Ника Кейва, называется «Ко мне в руки».

– Любовная песня?

– Да, что-то типа того.

– Она со словами?

– Конечно.

Девушка улыбнулась.

– Спой для меня.

Я засмеялся.

– Ты уверена, что хочешь этого?

– Пожалуйста?

– Это будет считаться услугой?

– Нет, просто хочу услышать эту песню.

Я вздохнул. Когда музыка подошла к припеву, я запел:

О, не касайся своих волос

Оставь всё как есть

Если он посчитает нужным, то направит тебя

Тогда он направит тебя прямо ко мне в руки

Ко мне в руки, о Боже

Ко мне в руки, о Боже

Ко мне в руки, о Боже

Ко мне в руки, о Боже.

Я остановился, внезапно почувствовав себя слишком смущённым, чтобы продолжать. Бри пристально смотрела на меня каким-то странным взглядом, её чертовски сексуальный ротик наполовину приоткрылся, а тело тесно прижалось к моему на узкой скамейке. Я ощущал тепло и нежную кожу ноги Бри, прижатой к моей ноге. Я не знал, о чём она думала, но представлял, как странно я должно быть выглядел.

– Это всё? – спросила она.

– Нет, она намного длиннее.

– Спой до конца.

– Не могу, – сказал я. – Забыл слова.

Бри нахмурилась.

– Она, правда, очень красивая.

Я засмеялся.

– Что ж, послушай как-нибудь оригинал.

– Ник Кейв?

– Ага. Тёмный Принц рок-н-ролла.

– Странный псевдоним для парня, пишущего песни о любви.

– Послушай что-нибудь ещё у него.

Бри засмеялась, а я заиграл ещё один простой концерт.

– Так что же ты делаешь здесь, Бри?

– А что, мне нельзя поговорить с тобой?

– Конечно можно. Просто ты избегала меня несколько дней. Я думал, ты ещё злишься из-за интервью.

– Да, я злюсь. То есть, я пытаюсь успокоиться.

– Хорошо. Много думала о том, что я говорил?

Она задумалась.

– Ты знал, что папа приехал?

Я внезапно остановился. Никто не сказал мне, что Клифф вернулся. Он определённо был последним человеком на земле, кого я хотел бы видеть, особенно учитывая то, что из-за него я должен сниматься в чёртовом низкосортном документальном фильме.

– Нет, я не слышал об этом.

– Да, я видела его внизу.

– Отлично.

Она снова замолчала, но, казалось, хотела добавить что-то ещё, но я снова заиграл. Сбитая с толку, Бри смотрела на меня. Я сделал несколько ошибок, но мне показалось, девушка не заметила. Я никогда не был настолько смущён, но было что-то такое в её взгляде и в том, как тело Бри действовало на меня, что сконцентрироваться на музыке было чертовски нелегко.

Это не приносило покой, наоборот, возбуждало. В конце концов, песня закончилась, и я откинулся на спинку.

– Ты неподражаем, – сказала она.

– У меня был хороший учитель. В Хельсинки.

– Хельсинки? Ты там жил?

– Какое-то время.

– Какой клёвый парень, «Бэйсд» Картер. – Бри засмеялась.

Я улыбнулся ей.

– Чертовски верно сказано. Только я могу сделать так, чтобы трость выглядела сексуально.

– Я не была бы в этом так уверена.

Я подсел к ней ближе и улыбнулся.

– Ты не стреляешь в меня глазками каждый раз, когда я прохожу мимо?

– Определённо нет. – Девушка покраснела и отвела глаза.

– Уверен, что нет, Бри, детка. Не захотела бы поступить неправильно.

Она резко повернулась. Нас разделяли какие-то дюймы.

– Что это должно значить?

– Точно то, что я сказал.

Бри явно боролась со своим темпераментом.

– Не будь засранцем, Линкольн. Я уже хотела рассказать тебе, что папа заставил меня участвовать в ещё одном интервью.

Я удивлённо моргнул.

– Правда?

– Вроде да.

– Джесс сойдёт с ума. Ты уверена, что хочешь этого?

– Да. То есть, нет, совсем не уверена. Но папа привёл неоспоримые доводы, и ты тоже, и, в общем, я не знаю. – Она замолчала. – Я снимусь в ещё одном интервью.

Я засмеялся, удивлённый тем, что Бри так быстро меняла свои решения. Она отодвинулась и встала, снова скрестив свои руки, и посмотрела на меня.

– Но ты должен пообещать – не дразнить меня, как в прошлый раз.

Я невинно улыбнулся.

– Что-то не припомню такого.

– Ты знаешь, о чём я.

Я засмеялся.

– Что, не хочешь, чтобы я злил тебя?

Она уставилась на меня.

– Да, мудак. Именно.

– Но тебя так легко разозлить.

– Ты хочешь, чтобы я снялась в интервью?

– Можешь делать, что хочешь, правда.

Она покачала головой.

– Ты невозможен.

– Ладно, не буду доводить тебя.

– Обещаешь?

– Обещаю, без подвохов.

Бри пристально посмотрела на меня, а мне захотелось посадить её на колени и спрятать лицо в пышной груди. Я хотел прикусить девичью губу и чувствовать влагу между её ног. Я мечтал отыметь Бри на рояле, и плевать, если бы он не выдержал и рухнул, когда я заставил бы её кончить.

Вместо этого я промолчал, а она согласно кивнула.

– Хорошо. Дай мне знать, когда оно состоится.

– Посмотрим, что скажет Джесс.

Она повернулась и пошла к выходу. Я уставился на её совершенную попу.

– Пойду дальше помогать Джулс. Не скатись с лестницы, когда будешь хромать вниз.

Я засмеялся.

– Не позволяй иметь над собой власть.

«Я бы тебя поимел», – подумал я про себя, но промолчал.

Она помахала мне и ушла.

Я пялился на дверь ещё секунду, прежде чем взглянул на часы. Прошло уже двадцать минуть с тех пор, как я ушёл принимать душ, и я был уверен, что скоро Джесс взлетит по лестнице, чтобы вытащить меня.

Лучше пойти в душ, прежде чем она раскроет мой маленький грязный рояльный секрет.

Будучи всё ещё возбуждённым от близкого присутствия Обри, испытывая боль, я прошёл по холлу и начал принимать душ. Спустя две минуты, как будто по сигналу, Джесс стала барабанить в дверь и требовать, чтобы я вышел и готовился к съёмкам.

Этому не было конца. Но, по крайней мере, Обри была рядом.

Я улыбался, пока стоял под струями воды и устранял свой стояк.

Глава 7

Обри

Потолочный вентилятор у меня в комнате был сломан, поэтому я всю ночь ворочалась, пытаясь уснуть, несмотря на жару. Я совершенно вымокла от пота, что было просто омерзительно, но утешала себя мыслью, что утром, когда этот ужас закончится, я смогу искупаться.

Вместе с тем, я не переставала думать о Линкольне. Думала об улыбке моего сводного брата, о теле и о непроницаемой таинственности, которая стояла за его поступками. На первый взгляд он был дерзким, беззаботным и счастливым, но я стала замечать, что за всем, что Картер говорил или делал, скрывалось что-то ещё. Хуже всего было то, что он заставлял меня чувствовать, когда я находилась рядом с ним: стеснение в груди, возбуждение, пробегающее вдоль позвоночника.

А когда он заиграл ту песню, громко, чувственно и грустно подпевая слова, казалось, что они предназначались мне. Я понимала, что это глупо, потому что песня была о любви, а кто поёт подобные песни сводной сестре?

Но почему-то, мне показалось, что за этим что-то было...

Я снова перевернулась, раздражённая, и схватила телефон: два часа ночи.

– Чёрт, – выругалась я в темноте и села. Я больше не могла спать. И решила пойти выпить воды и почитать какую-нибудь книгу, пока меня не смотрит сон.

Я выбралась из постели и надела лёгкие хлопковые шорты и футболку. Мне нравилось спать обнажённой, ну, или полуобнажённой, и, по привычке, я ходила в таком виде по квартире, поэтому чуть не вышла без одежды. Мне приходилось быть начеку.

Выйдя в холл, я направилась на кухню, но внезапно остановилась. Я застыла в кромешной темноте в центре лестничной площадки и прислушалась, стараясь разобрать шум вдалеке. На мгновение мне показалось, что я сходила с ума, но затем шум возобновился.

Сомнений не осталось. Кто-то снова играл на рояле.

«Какого чёрта Линкольн делает?» – думала я про себя, пробираясь к музыкальной комнате. Я стояла за слегка приоткрытой дверью и слушала его игру. Осторожно открыла дверь шире и увидела Картера, сидящего на скамье без рубашки, освещённого лишь слабым светом настольной лампы, его пальцы легко бегали по клавишам.

Я была абсолютно заворожена. Как часто он вставал по ночам, чтобы играть? Я думала, что игра на рояле – редкое явление, но, может, он в большей степени был увлечён музыкой, чем показывал. Я не могла оторвать глаз от его накаченного торса, татушек, покрывающих тело, а ещё меня поражало мастерство, с которым парень играл. Было почти нереально: Линкольн, сидящий в одиночестве в слабо освещённой комнате, и мне вдруг стало не по себе от того, что я пялилась на него. То, что он делал, было слишком личным, а я снова ворвалась к нему.

Как только я собралась отойти от двери, игра прервалась.

– Ты могла бы войти.

Я застыла, по спине побежали мурашки. Он повернулся и улыбнулся мне. Я нерешительно сделала шаг.

– Извини. Я не могла уснуть.

– Я знал, что это ты.

– Что ты делаешь?

– Играю. Тоже не мог уснуть.

Я сделала ещё шаг.

– Слишком жарко в комнате?

Он покачал головой.

– На самом деле нет. Просто... – он на секунду умолк, решая можно ли мне доверять. – Я просто вижу чёртовы кошмары после несчастного случая.

– Мне жаль.

Он засмеялся.

– Ты войдёшь или так и будешь стоять, будто воришка?

Секунду я колебалась. Находиться наедине с Линкольном посреди ночи, особенно когда на нём не было рубашки, да и я была не совсем одета, было, скорее всего, довольно небезопасно. И без того я с трудом сдерживалась, чтобы не пялиться на его мускулистую грудь и совершенные губы. Но что-то в его взгляде вынудило меня согласиться, и я сделала ещё несколько шагов, закрыв за собой дверь, а затем села рядом с ним на скамью.

– Что сегодня ты играешь? – спросила я.

– Есть какие-нибудь пожелания?

– Пианист.

Он засмеялся.

– Ни за что. Слишком банально.

– Ты просто не умеешь, ведь так?

– Ага, и это тоже.

Я тоже засмеялась.

– Что же. Тогда удиви меня.

– Как насчёт вот этого, может, ты слышала раньше.

Он заиграл что-то жизнерадостное, и я не поняла сразу, что это, пока Бэйсд не дошёл до припева. Я понятия не имела, как называлась композиция, но это было что-то классическое, какой-то старомодный мотив, который я слышала миллионы раз. Я не могла сдержаться и засмеялась над тем, как он играл её. Было что-то несовместимое между засранцем, мускулистым парнем, покрытым татушками и занимающимся бэйсджампингом, и старомодной рояльной музыкой, которую Картер исполнял. Наконец, спустя минуту, композиция закончилась.

Мы вместе засмеялись.

– Мне очень нравится эта мелодия. Всегда угождает зрителям.

– Как она называется? Я слышала её миллионы раз.

– «Артист эстрады» Джоплина. Я забыл его имя.

– Что ещё ты можешь сыграть?

Он снова начал играть. Сразу я узнала мелодию: «К Элизе» Бетховена.

– Мне нравится, – сказала я.

– Да, замечательная, – ответил Линкольн, продолжая играть. – Очень простая, но, в то же время, производит впечатление. Я где-то читал, что Бетховен в своё время, скорее всего, написал её, чтобы снимать тёлок. Может, называл своё произведение «К Линде» или «К Тэмми», или как там называли девушек в те времена. Он мог играть одной рукой, пока в другой была выпивка.

– Это не может быть правдой, – смеясь, сказала я.

– Не знаю, – Бэйсд придвинулся ближе ко мне, не прерывая игры, и дерзко улыбнулся. – Я назову её «К Бри детке». Насколько ты уже влажная?

Я скорчила рожу и засмеялась.

– Я вся потекла. Ты неподражаем.

– Это всё Бетховен. Он знал, что нужно девушкам.

Я опять засмеялась, а Линкольн доиграл мелодию и выпрямился. Я не могла оторвать от него глаз, когда он сделал это, и ощутила трепет. Я отмечала про себя каждую деталь его облика, татушек и мускулов, а также заметила несколько шрамов. Он мог быть весёлым и талантливым, но не переставал быть опасным и великолепным.

Я ни за что не собиралась признаваться ему, что становилась влажной, думая о том, что он мог бы сделать своими ловкими пальцами с моим телом.

– Откуда у тебя эти шрамы? – спросила я. Слова вырвались прежде, чем мысли о том, как тело Линкольна накрывает моё, вырвались из-под контроля.

Он осмотрел себя.

– Я и забыл о них.

– Выглядят как шрамы от операции.

Картер показал тот, который был рядом с рёбрами.

– Да, этот от операции. – Он обвёл пальцем другой шрам, рядом с прессом. Накаченным прессом. – Этот остался на память от лобового стекла. Вообще, все шрамы в основном от стекла.

– Наверно, это было ужасно, – сказала я, оглядываясь.

– Честно говоря, я отключился довольно быстро. Неизвестность была страшнее всего.

– Что ты имеешь в виду?

– Врачей. – Он заиграл снова, но медленно. – Они твердили сначала одно, потом совершенно противоположное. Вначале мне обещали, что я не смогу больше ходить.

– Я не могу даже представить, что чувствуешь, услышав это.

– Ты бы удивилась, зная, сколько можешь выдержать, когда нет выбора.

Я прищурилась, удивляясь его серьёзному выражению лица, но это длилось недолго. Несколько секунд спустя Бэйсд снова дерзко улыбнулся.

– Мне помогала горячая медсестра, – сказал он.

Я закатила глаза.

– Я ожидала чего-то подобного.

– Я знал. Не могу заставлять фанатов ждать.

Я ненадолго замолчала.

– Не пойми меня неправильно, но просто я удивлена. Почему ты снимаешь фильм и восстанавливаешься именно в этом доме?

– Странно, не так ли?

– Да. Имею в виду, я совсем не возражаю, что ты здесь. Или, ну, то есть я хочу сказать, что терпеть не могу камеры, но ты ведь знаешь, о чем я. – Я замолчала, осознавая, что несу чушь.

Он улыбнулся.

– В самом деле. Знаю, ты любишь, когда я рядом. Однако, правда, менее приглядна.

– В чём она заключается? Папа шантажировал тебя или что-то в этом роде? – в шутку спросила я.

– Что-то в этом роде, ага.

– Ты шутишь?

– Всё очень сложно, Бри. И вообще, какое тебе дело?

– Просто интересно. И что же сделал папа?

– Ничего такого. Прыгать с того здания было незаконно. Мы нелегально пробрались на его вершину. Меня арестовали и чуть снова не посадили, но твой отец нарисовался во время заседания и выпросил снисхождение. Сказал, что посадит под домашний арест, присмотрит за мной. Судья дал мне испытательный срок с условием, что я буду жить здесь до его истечения.

– Я и не знала.

Я не могла поверить, что папа сделал это и, даже не сказал мне. Он не потрудился упомянуть об этом, хотя то, что отец приютил моего раненого сводного брата, было огромным поступком с его стороны. Так похоже на мою семью. Если нет необходимости говорить о чём-то, об этом не станут даже упоминать, неважно, насколько важно это может быть.