Текст книги "А. Азимов, Г. Уэллс"
Автор книги: Айзек Азимов
Соавторы: Герберт Джордж Уэллс
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 64 страниц)
Бейли стоял как в столбняке, когда к нему подбежала Джесси и прижалась к нему, обхватив его за плечи. Его побелевшие губы беззвучно произнесли:
– Бентли?
Джесси посмотрела на него и затрясла головой так, что взметнулись ее каштановые волосы.
– С ним все в порядке.
– Так что же ты…
Джесси вдруг разразилась слезами и прерывающимся, чуть слышным голосом сказала:
– Я больше не могу, Лайдж. Я этого не выдержу. Я не ем и не сплю… Я должна тебе все рассказать…
– Не говори ничего, – сказал Бейли с болью в голосе. – Ради бога, не сейчас…
– Я должна. Я такое натворила. Ужасно, Лайдж… – Из-за рыданий ее совсем нельзя было понять.
– Мы здесь не одни, – сказал Бейли безнадежно.
Он поднял голову и безучастно взглянул на Р. Дэниела. Вполне возможно, что из-за потоков слез, струившихся из ее глаз, она вообще не различала, кто стоит перед ней.
– Добрый день, Джесси, – негромко сказал Р. Дэниел.
Она задохнулась от изумления:
– Это тот… робот?
Джесси провела по глазам тыльной стороной ладони и освободилась от обнимавшей за плечи руки мужа. Она глубоко вздохнула, и на какое-то мгновение на ее глазах возникла дрожащая улыбка.
– Так это вы, да?
– Да, Джесси.
– Вы ведь не против, что я называю вас роботом?
– Нет, Джесси. Я ведь и есть робот.
– А меня можно называть дурой, идиоткой и… и… подрывным агентом. Потому что так оно и есть.
– Джесси! – простонал Бейли.
– Не надо, Лайдж, – сказала она. – Он твой партнер, так что пусть знает. Я больше не могу. Я чуть с ума не сошла со вчерашнего дня. Пусть меня бросят в тюрьму. Пусть отправят в самый низ и посадят на сырые дрожжи и воду. Мне безразлично… Ты защитишь меня, Лайдж, правда? Ты не дашь им расправиться со мной? Я боюсь. Я так боюсь…
Она снова громко разрыдалась. Бейли погладил ее по плечу и сказал, обращаясь к Р. Дэниелу:
– Она нездорова. Ее надо увезти отсюда. Который час?
– Четырнадцать сорок пять, – ответил робот, не глядя на часы.
– Комиссар может вернуться в любую минуту. Вызовите служебную машину. Мы поговорим в туннеле по дороге домой.
Джесси резко вскинула голову:
– В туннеле? О, не надо, Лайдж?
Он старался говорить как можно мягче и успокаивающе:
– Слушай, Джесси, не надо капризничать. Ведь в таком виде тебе просто нельзя появиться на экспрессе. Будь паинькой и успокойся, а то даже через общую комнату неудобно идти. Я принесу тебе воды.
Она вытерла лицо влажным носовым платком и сказала тоскливо:
– О, посмотри на мой грим…
– Не волнуйся ты о гриме, – сказал Бейли. – Дэниел, как с машиной?
– Машина ждет нас, партнер Илайдж.
– Пошли, Джесси.
– Подожди. Одну минутку, Лайдж. Мне что-то надо сделать с лицом.
– Да не важно это…
– Ну, прошу тебя, – упорствовала она. – Я не могу в таком виде идти через общую комнату. Это займет буквально секунду.
Человек и робот стали ждать: человек при этом нервно сжимал и разжимал кулаки, робот же был бесстрастен.
Джесси рылась в своей сумочке в поисках нужных ей принадлежностей. (Бейли однажды торжественно заявил, что если и есть на свете нечто такое, что не поддалось усовершенствованию с медиевальных времен, то это дамская сумочка. Потерпела неудача даже попытка заменить металлическую застежку магнитным замком.) Джесси вынула небольшое зеркальце и косметический набор в серебряной оправе, который Бейли подарил ей на день рождения три года назад.
В наборе было три миниатюрных распылителя, и она по очереди воспользовалась каждым. Содержимое первых двух было незаметным для глаз. Она обращалась с ними с таким изяществом и ловкостью, которыми природа наделила только женщину и которые, казалось, не изменяют ей даже в самые тяжелые минуты.
Первым кладется ровный слой основы, от которой кожа становится матовой и гладкой, с легким золотистым оттенком, именно таким – Джесси по опыту знала это, – который больше всего идет естественному цвету ее волос и глаз. Затем налет загара на лоб и подбородок, мягкое прикосновение румян на обе щеки и изящный мазок голубизны на верхнее веко и на мочку уха. Наконец, на губы ровным слоем ложится кармин. Это и есть то единственное видимое облачко нежно-розового цвета, которые влажно поблескивает в воздухе, но высыхает и темнеет от прикосновения к губам.
– Ну, вот теперь все, – сказала Джесси, несколькими ловкими движениями взбив волосы и изобразив крайнее неудовлетворение свои видом. – Пожалуй, так сойдет…
Джесси, конечно, не уложилась в обещанную секунду, но вся эта процедура заняла менее четверти минуты. Однако Бейли казалось, что ей конца не будет.
– Пошли, – сказал он.
Она едва успела убрать в сумочку свою косметику, как он тут же подтолкнул ее к двери.
По обе стороны дороги лежала жесткая, плотная тишина.
– Ну так что, Джесси? – сказал Бейли.
Ее лицо, отчужденно застывшее с тех пор, как они покинули кабинет Эндерби, начало постепенно оживать. Она молча беспомощно переводила взгляд с мужа на робота.
– Ну что же ты, Джесси? Прошу тебя. Ты совершила преступление? Настоящее преступление?
– Преступление? – Она неуверенно покачала головой.
– Возьми себя в руки, Джесси. Не надо истерик. Скажи только «да» или «нет». Ты… – он заколебался, – убила кого-нибудь?
– Ты что, Лайдж Бейли! – Выражение лица Джесси стало возмущенным.
– Да или нет, Джесси?
– Нет, конечно, нет!
У него отлегло от сердца.
– Ты украла что-нибудь? Подделала талон для питания? Кого-нибудь оскорбила? Причинила ущерб городу? Говори же, Джесси!
– Я не сделала ничего особенного. То есть не то, что ты думаешь. – Она оглянулась. – Лайдж, почему мы стоим здесь?
– Мы не тронемся с места, пока ты все не расскажешь. Ну, начинай. Зачем ты пришла к нам?
Бейли встретился со взглядом Р. Дэниела, устремленным на него поверх головы Джесси.
Джесси заговорила тихим голосом, который становился все громче и уверенней по мере того, как продолжался ее рассказ.
– Всему виной эти медиевисты. Ты-то их знаешь, Лайдж. Они всегда тут как тут и все время болтают. Так было, еще когда я работала помощником диетолога. Помнишь Элизабет Торнбау? Помнишь наши разговоры? А она ссылалась на эти ролики книгофильмов, что до сих пор ходят по рукам. Ну, знаешь, вроде «Позора городов» того парня… Как тем его имя?
– Оргински, – рассеянно сказал Бейли.
– Вот, вот, только большинство из них намного хуже. А когда мы с тобой поженились, она стала страшно ехидничать. Бывало, говорит: «Уж коли ты вышла замуж за полицейского, так станешь, наверное, настоящей городской дамой». Она стала меньше со мной разговаривать, а потом я ушла с работы, и на этом все кончилось. Она рассказывала мне всякую всячину и, наверное, хотела меня поразить, или ей нравилось казаться эффектной и таинственной. Понимаешь, она была старой девой и так никогда и не вышла замуж. Многие из этих медиевистов просто-напросто неудачники. Помнишь, ты как-то говорил, Лайдж, что иногда люди сваливают собственные неудачи на общество и требуют переделать города, потому что не могут переделать сами себя.
Бейли вспомнил, но теперь эти самые слова прозвучали для него как пустая болтовня.
– Пожалуйста, ближе к делу, Джесси, – ласково сказал он.
– В общем, – продолжала она, – Лиззи всегда твердила, что придет день и люди объединятся. Мол, всему виной космониты, потому что они хотят, чтобы Земля всегда оставалась слабой и деградировала. Это было ее любимое словечко – «деградировать». Посмотрит, бывало, на меню, которые я составила на неделю, поморщится и скажет: «Деградируем, деградируем». Мы в поварской со смеху умирали, когда Джейн Майерс принималась ее передразнивать. Она говорила – Элизабет, конечно, – что в один прекрасный день мы разделаемся с городами и станем жить на свободе, а заодно и рассчитаемся с космонитами, которые стараются всучить нам роботов, чтобы навсегда связать нас с городами. Только она тогда не говорила «роботы»: она называла их – простите меня, Дэниел – «бездушными чудищами».
– Я не понимаю значения прилагаемого, Джесси, – сказал робот, – но тем не менее принимаю ваше извинение. Пожалуйста, продолжайте.
Бейли заерзал на месте. Вот так с ней всегда! Будет ходить вокруг да около, что бы тут ни случилось, каким бы критическим не было положение.
– Элизабет любила говорить намеками, чтобы создать впечатление, будто у нее много единомышленников. Бывало, начнет: «На прошлом собрании…», потом остановится и посмотрит на меня так, словно ей и хочется, чтобы я ее порасспрашивала, да боится, как бы не попасть из-за меня в беду. Я конечно, ни о чем не спрашивала. Не хотелось доставлять ей удовольствия. Короче говоря, когда мы поженились, Лайдж, все это прекратилось, пока…
Она замолчала.
– Продолжай же, Джесси, – подгонял ее Бейли.
– Помнишь, Лайдж, как мы с тобой повздорили? Ну, из-за Джезебел?
– Ну и что? – Он даже не сразу сообразил, что Джесси имеет ввиду свое имя, а не говорит о ком-то другом.
Он повернулся к Р. Дэниелу и стал машинально оправдываться:
– Джезебел – полное имя Джесси. Она его не любит и не пользуется им.
Р. Дэниел серьезно кивнул, а Бейли подумал: «Господи, и это еще на мою голову».
– Меня это здорово взволновало, Лайдж, – продолжала Джесси. – В самом деле. Может, это и глупо, но твои слова не выходили у меня из головы. Ты сказал, что Джезебел была просто консервативной и отстаивала обычаи своих предков против странных обычаем пришельцев. В конце концов, меня тоже звали Джезебел, и я всегда…
Она замялась, подыскивая нужное слово, и Бейли подсказал ей:
– Отождествляла себя с ней?
– Вот-вот, – сказала она, но тут же замотала головой и опустила глаза.
– Вернее, нет. Не в прямом смысле. В общем, ты помнишь, за кого я ее принимала. Я такой не была.
– Я знаю, Джесси. Не глупи.
– Я ломала над этим голову и решила, что сейчас все происходит так же, как было когда-то. То есть у нас, землян, были свои старые обычаи, но вот пришли космониты с массой новых обычаев и стали поддерживать то новое, до чего мы как-то добрели сами. Может быть, медиевисты все-таки правы. Может, нам и в самом деле стоит вернуться к старым добрым обычаям… Вот я вернулась и нашла Элизабет.
– Ну, продолжай…
– Она сказала, что не знает, о чем я говорю, и что к тому же я – жена полицейского. Я возражала, что это, мол, к делу не относится, и наконец, она согласилась поговорить с кем-то. А через месяц подошла ко мне и говорит, что все, мол, улажено и меня приняли. С тех пор и хожу на их собрания.
Бейли грустно смотрел на нее.
– И ты не сказала мне ни слова.
– Прости меня, Лайдж, – дрожащим голосом сказал Джесси.
– Слезами горю не поможешь. Расскажи мне о собраниях. Прежде всего, где они проводились?
Им овладело какое-то тупое безразличие. Как ни старался он скрыть его от себя, горькая правда предстала перед ним во всей полноте. В каком-то смысле даже лучше, что с неопределенностью покончено.
– Здесь, – ответила Джесси.
– Здесь? В туннеле? Да ты что?
– Да, в туннеле. Поэтому мне не так хотелось сюда ехать. Правда, для встреч здесь идеальное место. Мы приходили…
– Сколько вас было?
– Трудно сказать. Человек шестьдесят-семьдесят. Сюда приносили раскладные стулья, напитки, еду, кто-нибудь произносил речь, чаще о том, как хорошо жилось прежде и как мы разделаемся с чудищами, то есть с роботами, да и космонитами тоже. И так каждый раз. Всем было скучно, но мы чувствовали себя ужасно важными. Мы давали разные клятвы, выдумывали тайные приветствия.
– И вас ни разу не прерывали? Ни служебные машины, ни пожарники?
– Ни разу.
– Это необычно, Илайдж? – вмешался Р. Дэниел.
– Пожалуй, нет, – задумчиво сказал Бейли. – Некоторыми боковыми проездами давно уже не пользуются. Правда, найти их мудреная штука… И это все, чем вы занимались на собраниях? Произносили речи и строили из себя конспираторов?
– Иногда еще пели песни. И, конечно, закусывали сандвичами, сок пили…
– В таком случае, – зло произнес Бейли, – чего ты устроила истерику?
Джесси заморгала глазами.
– Не сердись, Лайдж.
– Пожалуйста, – с необычайным терпением настаивал Бейли, – ответь на мой вопрос. Если все так безобидно, как ты говоришь, почему ты вдруг ударилась в панику?
– Я боялась за тебя, Лайдж. Почему ты не хочешь меня понять? Ведь я объяснила тебе…
– Нет, Джесси. Пока ты еще ничего не объяснила. Ты рассказала о ваших секретных сборищах с болтовней и песнопениями. А открытые демонстрации вы устраивали? Учиняли расправу над роботами? Устраивали беспорядки? Убивали людей?
– Никогда! Лайдж, да я бы сразу порвала с ними, как ты не понимаешь!
– В чем же тогда твое преступление? Почему ты завела речь о тюрьме?
– Дело в том… В общем, нам говорили, что когда-нибудь мы окажем давление на правительство. Мы организуем огромные забастовки, прекратим работать и вынудим правительство запретить роботов, а космонитов заставим убраться восвояси. Я думала, что дальше заговора дело не зайдет, но потом произошла эта история с тобой и Р. Дэниелом. И вот теперь в туалетной я услышала: «Пора переходить к действиям», и еще: «Надо проучить их как следует, надо сейчас же остановить вторжение роботов». Они не знали, что речь идет о тебе. А я сразу это поняла.
Ее голос прервался.
– Ну, успокойся, – сказал Бейли уже не так строго, – ты же видишь: ничего не произошло. Все это одна болтовня.
– Я так ис… испугалась. Я подумала, что если начнут убивать и громить, то могут убить тебя с Бентли. И все это из-за меня, а поэтому меня надо посадить в тюрьму.
Бейли дал ей выплакаться. Он нежно прижал ее к себе, стиснув зубы, вызывающе посмотрел на Р. Дэниела, который ответил ему невозмутимым взглядом.
– Ну, а теперь, Джесси, постарайся вспомнить, кто был во главе вашей группы?
Она понемногу приходила в себя и время от времени прикладывала к глазам мокрый от слез носовой платок.
– Его зовут Джозеф Клемин. Он очень маленького роста и ничего собой не представляет. Совершенно затюканный, безобидный человек. Ты ведь не арестуешь его, правда, Лайдж? Только потому, что я сказала? – Она виновато посмотрела на мужа.
– Пока я не собираюсь никого арестовывать. Как он получал инструкции?
– Не знаю.
– На собраниях появлялись какие-нибудь незнакомые люди? Я имею в виду ваших деятелей из Центра?
– Иногда, раз или два в год, но их никогда не называли по имени. Просто говорили, это, мол, один из наших, и все.
– Ясно. Дэниел!
– Да, Илайдж? – отозвался Р. Дэниел.
– Опиши людей, которых вы подозреваете. Может быть, Джесси узнает кого-нибудь.
По мере того как Р. Дэниел с присущим ему педантизмом перечислял подозреваемых, подробно характеризуя каждого из них, на лице Джесси все отчетливее появлялось выражение отчаяния. Наконец она замотала головой:
– Не надо, хватит. Не помню я никого! Ни одного…
Она немного помолчала, будто задумавшись. Потом спросила:
– Вы сказали, что один из них работает на дрожжевой ферме?
– Фрэнсис Клусарр, – ответил Р. Дэниел, – служащий «Нью-Йорк Йист».
– Понимаете, однажды я сидела в первом ряду. И от выступавшего на меня пахнуло запахом сырых дрожжей. Я запомнила это потому, что чувствовала себя неважно, а тут мне чуть не стало плохо. Пришлось даже перейти на задние ряды. Было так неловко. Может, это и есть тот человек? Ведь когда работаешь с дрожжами постоянно, их запах насквозь пропитывает одежду.
– А ты не помнишь его лицо? – спросил Лайдж.
– Нет, – без колебания ответила Джесси.
– Ну хорошо. Сейчас, Джесси, я отвезу тебя к твоей матери. Бентли уже там. Без моего ведома никуда не отлучайтесь. Бен пусть пока не ходит в школу. Я договорюсь, чтобы вам приносили еду на дом. Все подступы к квартире будут под наблюдением полиции.
– А как ты? – заволновалась Джесси.
– Я буду в безопасном месте.
– Долго это будет продолжаться?
– Не знаю. Может, день или два. – Он почувствовал, как неубедительно прозвучали его слова.
Бейли и Р. Дэниел снова ехали по автотуннелю, но на этот раз без Джесси.
– Мне кажется, – прервал Бейли свои невеселые мысли, – что структура этой организации такова: внизу – основная масса ее членов. У них нет никакой программы; главная их задача – поддержать переворот, когда придет время. Ими руководит немногочисленная верхушка, имеющая четко выработанную программу действий. Ее-то мы и должны обнаружить. Опереточными заговорщиками, о которых говорила Джесси, можно пренебречь.
– Это звучит логично, – заметил Р. Дэниел, – если принять на веру то, что рассказала Джесси.
– Я думаю, что в правдивости ее рассказа сомневаться не приходится, – жестко сказал Бейли.
– Возможно. Мозговые импульсы Джесси не указывают на наличие у нее патологической склонности ко лжи.
Бейли бросил на робота оскорбленный взгляд.
– Этого еще не хватало! И вообще в рапортах не следует упоминать ее имя. Вы меня поняли?
– Если вам так угодно, партнер Илайдж, – спокойно сказал Р. Дэниел, – но тогда наш рапорт не будет ни точным, ни полным.
– Ну и что из того? Она пришла к нам по своей воле и откровенно все рассказала. Если мы о ней напишем, она будет на учете полиции, а мне бы этого совсем не хотелось.
– Хорошо, я согласен, при условии, что нам не нужно больше ничего выяснять.
– Что касается ее – ничего. Ручаюсь.
– В таком случае не объясните ли вы, почему слово «Джезебел», почему сочетание этих звуков, заставило ее забыть свои прежние убеждения ради новых? Не ясна мотивировка.
Они медленно ехали по пустому, извилистому туннелю.
– Это трудно объяснить. Джезебел – редкое имя. Когда-то оно принадлежало женщине с очень плохой репутацией. Моя жена весьма дорожила этим. Это имя как бы бросало на нее тень порочности и вознаграждало за всю ее добропорядочную жизнь.
– Зачем уважающей закон женщине чувствовать себя порочной?
Бейли едва не улыбнулся.
– Женщина есть женщина, Дэниел. В общем, я поступил очень глупо. Я вышел из себя и стал доказывать, что библейская Джезебел вовсе не была такой уж порочной и что, пожалуй, она была хорошей женой. Я никогда себе этого не прощу. Джесси ужасно расстроилась, – продолжал он. – Сам того не сознавая, я погубил то, что было ей очень дорого. И она, вероятно, решила отплатить мне. У нее, видимо, появилось желание сделать что-то назло мне, и она вступила в эту организацию. Я бы не сказал, что ее желание было осознанным.
– Может ли желание быть неосознанным? Нет ли здесь противоречия в терминах?
Бейли молча смотрел на Р. Дэниела, даже не пытаясь объяснить ему, что такое подсознательное мышление. Затем он сказал:
– К тому же на ум и чувства человека очень влияет библия.
– Что такое библия?
Бейли было удивился, но затем вспомнил, что космониты исповедуют механистическую философию, а Р. Дэниел может знать только то, что знают они, ни слова больше.
Он сказал отрывисто:
– Это священная книга у почти половины населения Земли.
– Я не понимаю значение прилагательного в этой фразе.
– Это значит, что ее высоко чтут. Различные ее части при правильном толковании содержат в себе правила поведения. Многие считают, что, следуя им, человечество достигнет всеобщего счастья.
Р. Дэниел, казалось, задумался над этим:
– Входят ли эти правила в ваши законы?
– Боюсь, что нет. Их нельзя насаждать законодательным порядком. Каждый человек сам по себе должен чувствовать сильную внутреннюю потребность соблюдать их. В каком-то смысле они стоят над любым законом.
– Над законом? Нет ли здесь противоречия в терминах?
Бейли криво улыбнулся.
– Хотите, я расскажу вам кое-что из библии? Думаю, вам будет интересно.
– Пожалуйста.
Машина медленно катилась по инерции и наконец остановилась. Некоторое время Бейли сидел с закрытыми глазами, вспоминая притчу.
Он рассказал библейскую притчу об Иисусе Христе и виновной женщине, которую хотели побить камнями. На вопрос о том, как поступить с этой женщиной, Христос ответил обвинителям: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Никто не мог это сделать, и все разошлись.
Притча заканчивалась следующими словами:
«Иисус, не видя никого, кроме женщины, спросил: „Женщина! Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?»
Она отвечала: «Никто».
Он сказал: «И я не осуждаю тебя; иди и впредь нет греши».
Р. Дэниел внимательно слушал.
– И та женщина была виновной?
– Да, была.
– Тогда почему же ее не побили камнями?
– После слов Иисуса никто из обвинителей не мог решиться на это. Смысл рассказа в том, чтобы показать, что существует нечто даже более возвышенное, чем понятия справедливости, которые ты усвоил. Например, человеческое побуждение, называемое жалостью; человеческий поступок, называемый прощением.
– Я не знаком с этими понятиями, Илайдж.
– Я знаю, – проворчал Бейли. – Я знаю.
Он рывком тронул машину с места, и она с бешеной скоростью понеслась вперед. Бейли прижало к подушкам сидения.
– Куда мы едем? – спросил Р. Дэниел.
– В Йист-таун – Дрожжевой город, – бросил Бейли. – Чтобы вытрясти правду из этого заговорщика Фрэнсиса Клусарра.
– Вы сумеете это сделать, Илайдж?
– А я и не собираюсь. Это сделаете вы, Дэниел. Причем весьма просто.
Машина прибавила скорость.
