Текст книги "Нежность в хрустальных туфельках (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Глава сорок девятая: Варя
Я возвращаюсь на работу и потихоньку, стараясь не привлекать внимания, на всякий случай убираю в ящике своего стола. Если завтра меня попросят на выход, я по крайней мере не буду собирать вещи под осуждающими взглядами коллег. А в том, что они будут, можно не сомневаться: сплетни о связи учительницы и ученика, пусть и бывшего, расползутся со скоростью звука. В человеческой природе заложена ненормальная тяга перебирать чужое грязное белье.
В начало пятого, когда я еле держу себя в руках, чтобы не разреветься от отчаяния, звонит телефон. Я даже боюсь смотреть на экране, чтобы не разочароваться, но когда вижу имя «Даня», слишком громко выдыхаю, нарываясь на любопытные взгляды коллег.
Выбегаю в коридор, плотно прикладываю трубку к уху.
– Колючка? – слышу его вопрос, слишком поздно соображая, что не могу произнести ни звука. – Эй, детка, ты там?
– Даня, – говорю, чуть не плача. Облегчение сходит лавиной, практически валит с ног. – Ты не писал, я не знала, что и думать.
– Был занят, Колючка. Выходи, жду тебя у «Хрума».
Собираюсь, кажется, за секунду, выбегаю даже не застегнув пальто. По пути неосторожно подворачиваю ногу, падаю прямо в снег.
Даня ждет меня у машины и я сразу понимаю, что что-то не так. Он старается выглядеть непринужденным, опираясь бедрами о капот машины, но в капюшоне под меховой оторочкой модной «парки» хорошо видны пара свежих синяков у него на лице. Подхожу ближе, упираюсь руками ему в грудь, когда пытается меня поцеловать, стаскиваю капюшон и не могу сдержать вздох.
Его нижняя губа разбита, переносица припухла, правая сторона лба заклеена лейкопластырем.
– Даня, что… – Понятия не имею, о чем спрашивать. Почему-то в голову лезут слова его матери об отцовских угрозах. Он сделал все это с ним? С моим Даней?!
– Кто он-то? – хмурится Даня, и так я понимаю, что произнесла эти мысли вслух. – Колючка, что такое?
Голос Дани хриплый, и на щеках заметная алая дымка. Прикладываю ладонь к его лбу.
– У тебя температура! Ты сел за руль с температурой?! И что с твоим лицом?
– Все нормально. – Перехватывает мою руку, забрасывает себе на плечо и крепок обнимает, зарываясь носом мне в волосы на макушке. – Я люблю тебя, детка.
Обнимаю его за шею, а у самой горло сводит от желания просто кричать обо всем сразу: о том, что я не хочу портить ему жизнь, но уже просто не представляю нас врозь, о том, что его мать, хоть и говорила грубо, но ее слова совершенно заслуженны, о том, что у него и правда целый мир возможностей и более подходящих женщин без паршивого прошлого.
– Я встречалась с твоей мамой, – говорю шепотом. Даня хмыкает мне в волосы: наверное, успел догадаться. – Она сказала о стажировке.
– В жопу стажировку, Варя, – зло бросает Даня, и практически оборачивает вокруг меня крепкие руки. – Я всегда могу подать резюме наравне со всеми. И поступлю сам – не идиот. Вдвоем справимся, Колючка. Я обещал, что ты теперь со мной, помнишь?
Господи, как душат слезы.
Комкаю в кулаках края его куртки, поднимаюсь на носочки и зарываюсь носом в его плечо. Теперь там будет мокрое пятно моих слез.
– Я люблю тебя, Даня, – так глупо, так быстро, так невозможно… и так невыносимо сильно и искренне, что вот-вот задохнусь в собственных чувствах. – Ты молчал. Я … так сильно… испугалась, что…
Вместо ответа он немного разворачивается и, наклоняясь к моему уху, тычет в сторону своей машины. Из раскрытого окна торчит перетянутая защитной сеткой верхушка живой елки. Кажется, дерево просто огромное!
– Еле выбрал, – хвастается Даня. – Новый год на носу, а мы без елки.
Молчу и продолжаю глотать слезы.
– Только, Колючка. Давай украшать конфетами и мандаринками?
– Нам понадобится лестница, чтобы прицепить звезду.
– Пффф, – Даня легонько прикусывает меня за ухо, и хвастливо говорит: – Чем тебе мои плечи не угодили, детка? Подсажу.
Еще несколько минут мы просто стоим возле машины: обнимаемся и молча смотрим на елку. Нам даже не нужно разговаривать, чтобы понять – мы думаем примерно об одном и том же.
– Поехали ставить елку. Колючка.
Даня помогает мне сесть в машины, усаживается за руль, и я замечаю, как он морщится от боли. Приходится до боли сжать кулаки на коленях и не приставить с расспросами прямо сейчас, чтобы не отвлекать от дороги. И все же – не мог отец избить его до такой степени. Из-под пластыря на лбу виден свежий шрам.
Мы поднимаемся в квартиру, Даня заносит елку, потом спускается вниз за треногой (ее он тоже купил, оказывается). Пока его нет, раздеваюсь, вставлю чайник, достаю из холодильника ужин: кое-что на сковороду, кое-что в микроволновку. Хочу приготовить Ленскому что-то свежее, но у нас не так много времени, а с елкой он точно провозится минимум час. Не представляю, как справится, но под руку лезть точно не буду.
Когда захожу в гостиную, Даня уже разделся и спокойно, уверенно, ставить елку в треногу.
– У дерева никаких шансов, – говорю с улыбкой.
Он поворачивается, стряхивает с волос иголки, улыбается – и тут же жмурится от боли.
– Даня, что с тобой? Тебя отец избил?
Ленский снова жмурится, но на этот раз не от боли. Сует руки в передние карманы джинсов и смотрит на меня исподлобья, как будто раздумывает, что сказать.
– Это не отец, колючка. Точнее, – он ухмыляется, потирает разбитую губу, – не все это – его рук дело.
По моему позвоночнику ползет холодок. В голову лезут мысли о бандитах, нападениях, гангстерах из фильмов про итальянскую мафию. Он же ездит на такой дорогой машине, мало ли что кому в голову взбредет!
Я прихожу в себя только когда понимаю, что крепко, изо всех сил, обнимаю его за талию и прижимаюсь лбом к его груди.
– Все хорошо, Колючка. Давай сядем, расскажу тебе кое-что.
Глава пятидесятая: Даня
Она первая, кому я рассказываю о том, как зарабатываю на карманные расходы. Стараюсь не грузить колючку подробностями, хоть с каждым моим словом ее глаза становятся все больше и все круглее. Потом она зажимает рот ладонью, потом очень неумело сдерживает слезы. Приходится обнять ее и успокаивать точно, как маленькую.
Я узнал о том, что многие мужики из секции «подрабатывают» на стороне вот таким способом: просто выставляясь на подпольных боях. Само собой, все это незаконно. Связь через одноразовые сообщества, где никто никого не знает по имени и отчеству. У бойцов – клички, у участников – ставки. Хочешь – впрягайся, никто за уши не тянет и паспорт не спрашивает. От парней постарше слышал, что пару раз были сливы и место накрывали, поэтому теперь место озвучивается буквально за несколько часов до начала: собрались, повеселили толпу – и разбежались. За глаза нас всех называют «псами», но мне вообще плевать, главное, у меня есть очень неплохие деньги.
Во вчерашней «клетке» я вообще не собирался участвовать, но после разговора с родителями просто укрыло намертво. Понял, что в колючке в таком состоянии ехать нельзя, а что делать с дурной башкой, кроме выколачивания дури кулаками, так и не придумал. В итоге злость сыграла на руку. Варя этого никогда не узнает, но обычно я куда сильнее «в хлам», потому что, пусть и переросток, но все равно самый мелкий среди обычных участников.
– Даня, ты больше не…
Я знаю, что она хочет сказать, поэтому на всякий случай прижимаю ее голову к своему плечу, гашу непроизнесенные слова.
Конечно, «клетка» – не то, чем я собираюсь заниматься всю жизнь, и в профессиональный спорт меня тоже не тянет, хоть тренер говорит, что у меня «олимпийское будущее». До вчерашнего дня у меня был совершенно ясный и четкий план на ближайшее будущее: учеба, стажировка, натаскивание отцом моего финансового нюха и, в далекой перспективе, его место во главе семейного бизнеса. Почему-то хотелось верить, что после разговора с родителями, мне никто не будет ставить ультиматумы, не похоронит во мне сына под штабелями угроз. Наверное, потому, что простодушный наивный дурак.
Можно сказать, вчера я окончательно повзрослел, потому что вдруг понял – я остался один.
– Все будет хорошо, Колючка, – дышу ей в волосы.
Уже днем, когда в моей голове немного прояснилось и боль вытравила поганое настроение, мне вдруг стало не по себе от того, что мои родители вполне могли устроить колючке «сладкую» жизнь: мать все время названивала, отец позвонил только раз и сказал, чтобы я не дурил и возвращался. Я не вернулся, я просто гулял по городу и пытался выстроить новый план на будущее: мое и моей женщины.
Если бы Варя ушла из моей жизни, я бы, наверное, сдох.
Потому что это было бы еще хуже, чем предательство родителей. Это было бы предательство нас. И если бы она начала говорить что-то в духе: «Так будет лучше для тебя», я бы сдурел. Поэтому и молчал, как пень, боялся, что все это может случится и тогда мне точно пиздец.
– Даня? – Она все-таки выкручивается из моих рук, смотрит зареванными глазами. – С родителями совсем плохо?
– Ты это спрашиваешь после разговора с моей матерью? – Меня разбирает злость за то, что Варя могла услышать в свой адрес, если даже при мне родители не очень стеснялись в выражениях.
Так, кажется, пришло время сказать то, что я реально боюсь сказать.
– Если вернусь к ним, это будет значить, что я проиграл нас. Ты понимаешь?
Она уверенно кивает, втягивает губы в рот, а потом снова прижимается ко мне и говорит:
– Пошли ужинать?
Глава пятьдесят первая: Варя
– Я помогу убрать со стола, – говорит Даня, когда наши тарелки пустеют.
До сих пор пытаюсь переварить все, что произошло и уцепится за ветку, пока меня не смыло потоком этих стремительных отношений. Но ведь пару дней назад Даня правильно сказал: у нас, в нашем теперешнем положении, совсем уж нормальных отношений пока просто не может быть. Ни свиданий, ни поцелуев. Даже за руки на людях не взяться.
И вот теперь мы вроде как… будем вместе жить?
– Что у тебя снова в голове? – спрашивает Даня, деловито споласкивая тарелку под проточной водой, пока я самым бессовестным образом вижу на кухонном диванчике и пью чай с печеньем.
– Нам нужен список, – озвучиваю свои мысли. – Для конфет, мандаринок и праздничного стола. И бенгальские огни. И мишуру.
Даня вытирает руки полотенцем, присаживается передо мной на корточки и прежде, чем я успеваю что-то сделать, откусывает приличный кусок от моего печенья. Энергично жует и делает очень серьезное лицо.
– Хочу одну цыпочку на праздничном столе, можно в подарочном бантике.
Понятия не имею, сколько еще пройдет времени, пока я привыкну к его внезапным пошлым намекам, но не уверена, что так уж сильно хочу привыкать. В особенности, когда Ленский забирает чашку из моих рук и стаскивает футболку через голову.
У него и на ребрах синяки: большие кровоподтеки, от вида которых все внутри сжимается, словно это меня прямо сейчас немилосердно бьют чем-то тяжелым. Вот тебе и «мальчик». Почему-то в голову лезут те мысли, которые я носила целый день, после разглядывания его спины: за ним как за каменной стеной.
Потихоньку, стараясь вообще ни о чем не думать, прижимаюсь губами к месту над синяком. Даня вздрагивает, словно его ударило током, и прижимается ко мне, запуская одну руку в волосы, осторожно массируя пальцами затылок.
Не верю, что я это говорю, но в друг вспоминаю наш вчерашний разговор, и губы сами шепчут:
– Сексуальная фантазия номер один, да?
Он прикусывает губы, на щеках появляется алая дымка возбуждения, и хриплый голос в ответ:
– Да, детка, пожалуйста… да…
Я вспоминаю попытки мужа заставить меня сделать с ним это, но каждый раз меня скручивали непонятные спазмы, природу которым я никак не могла объяснить. Только брезгливостью и нежеланием делать то, что казалось… недостаточно откровенным для наших отношений. Звучит смешно, потому что его попытки склонить меня к оральному сексу в его пользу начались примерно через пару месяцев после брака, а это и так самый высокий уровень близости. Когда я попросила помочь мне «настроится» аналогичным способом, он только скривился и сказал что-то о том, что не мужское это дело – бабу лизать, и что-то еще о физиологии, от чего я пулей выбежала в туалет и меня стошнило всем, что я съела за прошедшие сутки. После этого тему этой стороны нашей интимной жизни он поднимал еще несколько раз, даже пытался заставить, но в итоге сдался, потому что я даже не могла разжать челюсть, а когда он сделал это силой, меня снова подвернуло. Последнее, что я помню: его очередное оскорбительное «ты просто бревно» и новенькое «не жалуйся потом, что у меня появилась баба на стороне». В тот момент мне хотелось мысленно поблагодарить эту спасительницу за то, что справляется с похотью моего мужа.
И вот теперь, я сижу на приземистом диванчике, рядом стоит мой Даня, и все мои мысли фанатичной мошкарой вертятся вокруг его упругого рельефного живота, влажного следа от моего поцелуя над пупком и острой потребности поскорее стащить с Дани джинсы.
Он не дает мне это сделать: одной рукой немного нервно дергает пряжку ремня, другой продолжает массировать мой затылок, пока я снова прижимаюсь губами к редкой дорожке его волос, убегающей за ремень. Нет ни тени отвращения, рот странно наполняется слюной, когда вспоминаю его голого. Прикусываю губы от нетерпения и стыда, и еще немного паникую, потому что для меня это будет впервые, а Даня, кажется, на всех фронтах интимной жизни уже успел взять медаль ветерана.
– Все в порядке? – Он отвлекается от своего занятия, приподнимает мою голову за подбородок и, наклоняясь, немного нервно выдыхает мне в губы: – Не нужно совсем до конца, Колючка или, если хочешь, давай совсем остановимся.
И тут вдруг во мне выскакивает чертик из табакерки, подначивает сыграть с моим Ленским по тем же правилам, что и он играл со мной, и я не раздумывая поддаюсь на провокацию: осторожно прикусываю Данин живот прямо над кромкой низко сидящих на бедрах джинсов. Ленский вздрагивает, втягивает живот так сильно, что я начинаю переживать – хватит ли ему сил сделать новый вдох.
– Сам учишь меня говорить правду, – ловлю его лихорадочный темный взгляд. – А тебе разве хочется услышать сейчас мое «нет»?
– Ты и правда меня прикончишь, Колючка, – нервно смеется он и тут же снова вздрагивает, потому что я твердо берусь за «собачку» молнии и тяну ее вниз.
Это очень странно, но только сейчас я как будто начинаю понимать и пробовать вкус настоящего секса.
Глава пятьдесят вторая: Даня
Ни один мужчина не откажется от того, что мы все безумно фанатеем от ощущения женского рта вокруг своего стояка. Я – не исключение. И у меня было много опыта в этом деле: от совсем слюнявых девчонок, которые думали, что просто полизать для полноценного оргазма уже «норм», до настоящих профи, заглатывающих почти по самые яйца. Иногда это было никак, иногда это было супер.
Но самый космос случился у меня в голове, когда я думал о Колючке после нашего поцелуя и мечтал, что когда-нибудь, возможно, я почувствую ее рот ниже пояса. Воображение подкидывало в топку возбуждения такие охеренные кадры, что после этого порно собственного производства, я чувствовал себя больным извращенцем.
И вот теперь моя фантазия ожила, но, к счастью, реальность оказалась в тысячу раз лучше моего воображения. Как будто все это время я смотрел интересное шоу с минимальной яркостью на черно-белом экране, а потом кто-то разобрался с настройками и…
Короче, Варя еще только возится с моими джинсами, я уже готов спустить все в штаны, потому что позвоночник наполняется таким офигенным теплом, что хоть подохни – а я должен куда-то деть свой на хрен окаменевший член. Ее рот – идеальное для этого место.
– Можно… я не буду их снимать до конца? – Колючка поднимает на меня взволнованный зеленый взгляд.
Вспоминаю ее слова о том, то в прошлый раз ей понравилось, что из джинсов торчала только часть моей задницы. Кажется, у Колючки прорезаются интересные сексуальные пристрастия, и меня распирает от радости, что они появились только благодаря мне.
– Можешь делать со мной все, что захочешь, – прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку, когда она пробегает кончиком языка по нижней губе, увлажняя ее. Мне нужна бочка выдержки, чтобы пережить ее губы на своем члене – и не сдуреть.
Колючка немного стаскивает с меня джинсы вместе с трусами, вздрагивает, когда мой член оказывается на уровне ее глаз. Меня прошибает насквозь только от осознания того, что сейчас я весь укутан ее горячим дыханием, но и это все равно совсем ничто в сравнении с тем, как вскипает кровь у меня в венах, как только Колючка обхватывает меня двумя ладошками.
Я с шипением пропускаю воздух сквозь сжатые зубы, задираю головы, чтобы успокоится. Смотреть на нее в эту минуту – отдельный сорт удовольствия. Мысленно считаю до трех, желаю себе не опозориться, кончив ей в руки, и все-таки смотрю вниз.
Бля, бля, бля!
Она наклоняется ко мне, раскрывает рот, мягко обхватывает губами. Осторожно, как будто боится сделать мне больно. Сглатываю и мое сердце начинает биться с частотой сто ударов в секунду, потому что внутри ее рта слишком горячо и влажно. Совершенно точно, что мое терпение уже беспомощно машет белым флагом и готово капитулировать.
Варя на миг выпускает меня, проводит ладонью до самого основания, ищет мой взгляд в поисках поддержки. Что ей сказать? Что у меня есть больная фантазия о том, что я хочу кончить в ее припухшие влажные и жадные губы?
– У меня сейчас яйца лопнут, – вместо этого говорю я, и поздно соображаю, что это так себе альтернатива пошлятине в моем мозгу.
Колючка сверкает глазами, вздыхает и на этот раз жадно втягивает меня в рот.
– Твою мать… – выдыхаю я, и следующие несколько секунд, пока она сжимает вокруг меня губы, это единственные слова, которые вырываются из моего горла. Потом немного подталкиваю ее затылок, и когда ее рот вбирает мене еще глубже, я просто дурею: – Да, детка, да…
Она перехватывает мою руку, которой я играю с ее волосами и недвусмысленно тянет, отдавая мне контроль. Это все, о чем я мог мечтать. Мы на миг сталкиваемся взглядами, и в глазах моей девочки один сплошной секс.
Я веду ее: показываю глубину и скорость, сам не замечая, что начинаю в ответ толкаться бедрами. Голова кругом, мир растекается разноцветными кляксами. В какой-то момент Варя вдруг втягивает меня почти до самого конца, и огонь поджигает мои вены. Кажется, я немного груб, когда оттаскиваю от себя ее голову.
– Что-то не так? – Растерянность в ее взгляде напополам с желанием – это как «Отвертка» на голодный желудок: клинит и мгновенно бьет в башку.
– Я просто слишком сильно хочу кончить, детка.
Она мотает головой, поглаживает меня ладонью и теперь это скользкое энергичное трение. Черт, я стал фанатом ее рук. Ее взгляд кричит: «Все хорошо, давай» и кто я такой, чтобы отказываться от десерта?
Оргазм подкатывает мгновенно, как только ее губы снова сжимают мою головку, а язык чертит контуры на туго наполненных кровью венах. Я ни хрена вообще не остыл. Мне нужно всего два толчка навстречу ее рту, скользкое горячее небо, в которое я упираюсь – и все, я на хуй в хлам.
Меня буквально рвет. Кончаю так сильно, что за закрытыми веками искрит высокое напряжение. Горячо и влажно. Просто убийственно. Я задерживаюсь в ее горле на несколько секунд и меня потряхивает бесконтрольными волнами.
Понятия не имею как и когда, но оказываюсь перед ней на коленях, тяжело дышу в сгиб ее шеи и бормочу хрен знает что. Переворачиваюсь, прижимаюсь спиной к дивану и тяну на себя Колючку.
– Ты моя Снегурочка, – звучит как бред сумасшедшего, но мой мозг неспособен на высокопарный слог. – А теперь садись на меня, детка.
Глава пятьдесят третья: Варя
Меня до сих пор бьет крупная дрожь от одного вида моего Дани, когда она такой: напряженный, тугой и натянутый, как струна. И весь мой. И я вся его.
Мысли светлячками кружат в голове, ведут мои желания направленными точками света. Я больше не чувствую себя ни скованной, ни зажатой. Во мне столько потребностей и желаний, что хочется вслух попросить их притормозить и не навалиться всем разом, иначе я просто не выдержу.
Даня быстро и ловко расстегивает мои брюки, спускает вниз по бедрам и дает руку, чтобы я могла вышагнуть из них. Потом слишком медленно, нарочно издеваясь, проводит пальцами по влажным трусикам у меня между ног, ухмыляется какой-то дьявольской улыбкой и в один рывок стаскивает и их тоже.
– Садись, детка, пока я не тронулся окончательно. – Обхватывает себя у самого основания, направляет меня навстречу.
Я медленно вбираю его в себя сантиметр за сантиметром. Слишком много и остро, и приходится брать паузы, каждая из которых превращает лицо Дани в гримасу мучительного удовольствия. В конце концов, он стонет и, надрывно извиняясь, шепчет:
– Прости, детка, не могу… правда… ни хера не могу в тебе держаться…
Его ладони крепко сжимаются у меня на ягодицах, фиксируют в одном положении – и мой Ленский одним ударом вколачивается в меня сразу целиком. Мы в унисон громко стонем, сперва распадаемся, словно расколотая надвое чашка, а потом лихорадочно цепляемся друг в друга, наощупь находим губы, сплетаемся языками. Двигаемся в рваном ритме, и каждый его толчок отдается сладкой болью в животе, от которой расходятся волны до пупка и выше. Моя грудь такая болезненно твердая, что Даня без труда нащупывает соски под тканью и трет их большими пальцами, продолжая таранить меня мерными тяжелыми покачиваниями. Приходится вцепится в его плечи, чтобы не потерять опору в стремительно штормящем мире.
– Даня… я… я…
Хочу сказать, что во мне уже что-то вроде атомного взрыва внутрь, но не успеваю.
Он толкает меня на спину: горячо и жестко, без нежностей. Вгрызается в шею, одной рукой забрасывая мои ноги себе на локти.
– Так хочу кончить в тебя… – В его голосе почти отчаяние.
Я чувствую себя полностью покоренной и прирученной, и такой наполненной, что, кажется, больше не смогу принять ни сантиметра. Но мой Ленский доказывает обратное – наваливается бедрами и под таким углом я чувствую его где-то у самого пупка.
Кричу.
Мотаю головой по полу, пока он, словно поршень, накачивает меня собой.
Меня словно вынули из собственного тела, окунули в сладкую вату – и вручили этому мужчине в вечное владение.
Я пришла к тому, с кем должна была быть, с кем совпадаю, словно две половинки.
Мое тело еще дрожит от сладких судорог, а Даня, сделав последнее движение, выходит из меня, берет член в кулак и судорожно толкается в собственные пальцы.
– Можно? – спрашивает хрипло, тяжело дыша открытыми губами.
Вместо ответа я приподнимаюсь на локтях и жадно ловлю каждое его движение, пока Даня, со стоном облегчения, рвано кончает мне на живот. В эту минуту у меня случается второй оргазм – в моей голове.
Мы лежим на полу еще несколько долгих минут: восстанавливаем дыхание, нежно целуемся, чувствуем друг друга влажной кожей. Мне кажется, что теперь эта квартира навсегда пропахнет нами, и в этом есть что-то странно приятное. Как будто в будущем, что бы не случилось, на земле точно будет хотя бы одно место, запомнившее нас таких, как сейчас: жадных друг до друга, открытых, откровенных и решительных.
Потом Даня поднимается, знакомым уже жестом подтягивает джинсы до талии, в одно движение берет меня на руки и несет в душ. Откручивает вентиль и медленно раздевает, а потом заносит прямо под воду. Я задыхаюсь от того, он все еще в джинсах, а вся моя одежда сейчас – мурашки по телу и капли воды россыпью. Но Ленский прижимает меня к теплому пластику, снова целует и я, теперь уже не стесняясь, стаскиваю с него одежду. На этот раз – всю.
А когда примерно через полчаса мы все-таки добираемся до постели, и я совершенно выбилась из сил, Даня доказывает, что и это – совсем не предел моего организма.
Когда он, наконец, засыпает, скручиваясь вокруг меня, словно оберег, я контролирую собственное дыхание, чтобы вслушиваться в каждый удар его сердца. Завтра будет новый день и новые заботы. Завтра я снова уйду с работы своей мечты, потому что лучше уволиться самой, чем уходить с позором и осуждающим шепотом в спину. Вряд ли родители Дани передумают меня линчевать: для них я просто «недостойная женщина, загубившая будущее их сыну». И я изо всех сил стараюсь не думать о том, что когда-нибудь, возможно, настанет день, когда и Даня подумает об упущенных из-за меня возможностях.
Утром я успеваю приготовить завтрак, оставить на столе листок с примерным списком всего, что нам нужно купить к Новому году и под чертой пишу: «Дописывай остальное. Люблю. Твоя Колючка».
Целую его в щеку и убегаю на работу до того, как он проснется.
