Текст книги "Нежность в хрустальных туфельках (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава тридцать седьмая: Варя

Мне невыносимо стыдно приглашать его в свою съемную квартиру, но Ленский нее дает ни единого шанса: сам несет пакет с выпечкой, открывает дверь подъезда и уверенно поднимается за мной по лестнице. Я немного мнусь у двери, но все-таки сдаюсь.

– Извини, тут немного тесновато. – Пытаюсь не смотреть ему в глаза.

И правда, как будто мне шестнадцать.

Ленский ставит пакет на тумбочку, быстро снимает обувь и помогает мне раздеться. Наклоняюсь, чтобы снять сапоги, но не успеваю: Даня прижимает меня к двери, укладывает ладони на талию, сжимая достаточно сильно, чтобы я почувствовала себя пером в надежном кулаке: не раздавит, но в обиду не даст.

– Завтра суббота, – шепчет куда-то мне в шею. Не целует, только горячо дышит на кожу, и у меня голова кружится, как от молодого вина. – У тебя нет никаких факультативов? Ничего такого, из-за чего ты побежишь утром на работу?

– Нет, – не очень понимаю, к чему он клонит, но голова просто перестает работать, когда он вот так близко, и воздух, который я глотаю, обжигающе холодный от мяты. – Но есть работа дома…

Ленский распрямляется, широко улыбается и, вздернув бровь, огорошивает:

– Я на ночь остаюсь, Колючка.

Сглатываю, пытаясь переварить его слова. Он серьезно?

– Я серьезно, – как будто прочитав мои мысли, с нажимом говорит он.

– Но твои родители, наверное, будут волноваться?

– Я не собираюсь выключать телефон и буду на связи.

– А что ты скажешь о том, где и с кем проводишь ночь?

Даня снисходительно вздыхает, подхватывает мой подбородок двумя пальцами, задирает голову так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. Это нормально, что у меня сердце перестает биться, когда я вижу эту брутальную царапину у него на скуле?

– Я скажу, что проведу ночь с самой сексуальной училкой на свете, – говорит тихо, выуживая из меня смущенный вздох в ответ. – Скажу, что буду трахаться с ней, пока у нее не заболят ноги, потому что я буду между ними, и потому что ей придется широко их раздвигать, чтобы сесть сверху. И, как нормальный мужчина, после всего этого я просто обязан буду приготовить ей завтрак, так что, – он подмигивает мне, и это вообще самое сексуальное, что я видела в жизни, – я остаюсь на ночь.

– Ты умеешь готовить? – сглатываю я.

– Колючка, я только что сказал, что собираюсь заниматься с тобой сексом всю ночь, а ты думаешь о желудке!

У него такой заразительный смех, и то, как он это делает – чистый секс. Немного запрокидывает голову назад, морщит нос и его щеки слегка краснеют. Щеки с ямочками.

– Отца часто не бывает дома, – Даня перестает смеяться и в его взгляде мелькает злость. – Мать болезненно на это реагирует. Кто-то должен быть рядом, чтобы она не думала, что потратила жизнь на двух неблагодарных мужиков. Иногда у нее случается депрессия, но когда я что-то ей готовлю… Ну, знаешь, – он неловко чешет затылок, – вроде как присматриваю за ней.

Я понимаю, что он хочет сказать. Сама была такой же: пока присматривала за младшими, пропустила детство, стала маленькой старушкой. Но понимаю я это только теперь, рядом с Даней, который называет меня «деткой».

Я пытаюсь представить себе его мать. Сколько ей лет? Почему-то кажется. Что Даня на нее совсем не похож и, глядя на своего сына, который повторяет своего отца один к одному, она чувствует себя в ловушке. Примерно так же мать до сих пор смотрит на моего брата Вовку, потому что он – практически точная копия нашего с ним отца, который слишком рано лег в могилу.

– Эй, Колючка? – Даня привлекает мое внимание. – Все хорошо?

Я встряхиваюсь и быстро снимаю сапоги. На улице гололед, так что я выбрала те, что на маленьком каблуке, но даже без него я становлюсь мгновенно еще меньше рядом с Ленским, и это странно волнует. Он явно чувствует мое замешательство и подливает масла в огонь: изображая взрослого дядю треплет меня по голове, как малышку, которая расстроилась из-за сломанной куклы. В ответ «дарю» ему рассерженный взгляд, но он только триумфально улыбается и начинает с интересом осматриваться. А я чувствую себя ужасно глупо, потому что вдруг вспоминаю, что утром оставила на кухне чашку с недопитым кофе.

– Пойдем чай пить? – не тушуется Ленский, берет пакет, свободной рукой – мою ладонь и запросто, будто это его квартира, идет в кухню.

Я как могла, привела ее в порядок, но здесь все равно довольно скромно: старенький громкий холодильник, мойка с двумя черными пятнами сколов на эмали, поцарапанная плита. Зато я постирала шторы и даже купила на распродаже пару комнатных растений. А еще из окна хороший вид на парк.

Пока Даня ставит пакет на стол, я быстро убираю чашку в раковину и ставлю чайник.

– Кофе или чай? – Украдкой слежу, как он исследует шкафчики в поисках тарелки. Находит плетеную корзинку и начинает выкладывать выпечку.

– Кофе, несладкий.

Кофе у меня самый простой, растворимый. Точно не вкусный из «Старбакса», к которому он наверняка привык. Насыпаю его в две разнокалиберные чашки, но ложка с громким «дзыньк!» валится на столешницу. Это все из-за трясущихся рук. Можно подумать, что я пригласила в гости мужчину своей мечты, и от того, понравится ли ему дешевый пережаренный кофе из супермаркета, зависит судьба наших отношений.

Даня становится за моей спиной, обнимает за талию, и громко дышит в ухо.

– Не волнуйся, зайка, я тебя не съем. – Клацает зубами и я, наконец, расслабленно хихикаю. Точно как школьница.

Чайник закипает, я разливаю кипяток по чашкам, и мы усаживаемся за стол.

– Расскажи, как у тебя в школе, – брякаю первое, что приходит на ум, потому что даже короткая пауза тишины невероятно нервирует.

– Тема школы – табу, – спокойно и четко говорит Даня. – Извини, Колючка, но я не собираюсь показывать тебе тетради, давать домашку на проверку и каяться, что продрых всю историю и биологию.

– Но ты же и правда вечно спишь, – прищуриваюсь я.

– Это потому что я сова, – усмехается он.

– Очень красивая сова, – не задумываясь, отвечаю я, и Даня усмехается.

– Ты на меня запала, детка. – Сцапывает из корзинки булочку с джемом, к которой я как раз тянулась, чтобы заткнуть себе рот едой и перестать говорить глупости, откусывает и слизывает с губ сахарную пудру. Думает о чем-то, переклоняется через стол и тянет мне оставшееся. – Кусай.

– Ешь, я не хочу, – сглатываю волнение.

– Что я говорил насчет вранья?

Я оторопело смотрю, как Ленский встает из-за стола с совершенно каменным лицом, кладет булочку обратно в корзинку и надвигается на меня всем своим немаленьким телом. Пока думаю, что это с ним, успевает взять меня за плечи, поставить на ноги, несильно шлепнув по заднице, задает направление в сторону комнаты.

– Я…

– Ты идешь в комнату, – безапелляционно заявляет он. Немного хмурится и уточняет: – Буду отучать тебя врать старшим, Колючка.

Наверное, это идет вразрез любой логике, но мне нравится его командный тон и постоянные напоминания о том, какая я незрелая. Даже если это просто часть игры, но только благодаря этим словам, я не чувствую себя так ужасно из-за нашей разницы в возрасте.

Глава тридцать восьмая: Варя

Едва мы переступаем порог комнаты, и мои колени превращаются в точки, которыми сама вселенная рисует восьмерки бесконечности, Даня вдруг подхватывает меня за талию и роняет на диван. Я даже пискнуть не успеваю, потому что он хищно нависает сверху, ведет пальцами вверх по моим ребрам, практически лишая способности дышать. Я слишком выразительно втягиваю воздух ртом, чувствуя себя неуклюжей рыбой. Его темные глаза светятся обещанием меня проучить.

– Ленский, светло на улице… – Зачем я сказала это вслух?!

Он вдруг останавливается, садится на корточки на пол и смотрит на меня так, будто я вдруг заговорила на китайском.

У меня никогда не было секса днем. Ни разу в жизни. Потому что муж всегда приходил поздно, мы ложились в постель, он «очень ответственно» исполнял супружеский долг, получал свою порцию снотворного и спокойно засыпал. Для меня секс днем – это та еще экзотика. И вот сейчас мне уже по-настоящему стыдно, потому что для Дани больше не секрет, что ему досталась не резвая раскованная женщина, а бревнышко.

– Вообще я собирался защекотать тебя до криков «Пощади!», – выдает он свой коварный план, и я прикрываю лицо ладонью. – Потом бы мы посмотрели что-то по телеку, занялись тем, что обычно делают парочки, а потом уже был бы секс. Но не потому, что на улице еще не темно, а потому что мне хочется именно такую последовательность.

Удивительно, что диван подо мной до сих пор не плавится, потому что теперь я горю вся.

– Все, Колючка, поднимай свою симпатичную попку – мы идем гулять.

Я, не отрывая ладоней от лица, киваю и практически вслепую иду к шкафу, чтобы взять удобные ежедневные вещи. Прячусь в ванной, переодеваюсь. Когда выхожу, то натыкаюсь на звуки льющейся воды. Застаю Ленского за мытьем чашек. Он оценивает мой вид и присвистывает. Кажется, он впервые видит меня не в костюме, а в джинсах и простом свитере под горло.

И мы в самом деле идем гулять. Я живу в прямом смысле у черта на рогах, а в шапке с большим помпоном, которую точно не одеваю на каждый день, даже сама себя не узнаю в зеркале. Даня уверенно берет меня за руку, и мы просто идем по дорожке, подбрасывая снег ногами. Потом заглядываем в супермаркет, и Даня важно интересуется, что бы я хотела на ужин. Чувствую себя дикаркой, которую вывезли в мир Настоящих мужчин с Острова под названием «Все всегда сама». Говорю, что мне без разницы и по довольному лицу Ленского видно, что ему нравится решать самому. Книгоед.нет

Пару раз мне кажется, что на нас оглядываются случайные покупатели, но это все совершенно незнакомые люди. Не то, чтобы я совсем расслабилась, но пытаюсь получить немножко удовольствия от простых вещей. Незаметно для себя, все время поглядываю на Даню: как он хмурится, когда выбирает сливки, как хитро щурит глаза, выбирая из корзинки мандарины.

Потом мы, как две улитки, идем домой. Даня рассказывает, что собирается поступать на финансы, учится на индивидуальном и с первого курса быть на стажировке у отца. Даже с гордостью говорит, что его возьмут на самую рядовую должность. Для него важно доказать отцу, что он может. Я пытаюсь гнать от себя мысли, в которых его родители узнают о связи сына со взрослой женщиной, потому что заранее ненавижу себя за все последствия.

Дома мы по очереди идем в душ, потом Ленский командует:

– Я готовлю ужин, ты – делаешь свою работу. – А когда приношу свои тетради и письменные принадлежности, озадаченно хмурится: – Почему не на ноуте? Снова что-то не работает?

– Ноут остался у му… – Я очень вовремя сжимаю губы, мысленно перевожу дыхание, и исправляю: – В общем, ноута нет.

Даня снова хмурится, пытается что-то сказать, но я успеваю его остановить:

– Давай не будем. Пожалуйста.

Ему эта идея явно не по душе, но он все-таки соглашается.

Пока я пишу конспекты и готовлю макет презентации (я смогу сделать ее в компьютерном классе), Ленский готовит салат, пасту и даже грибы в сливочно-сырном соусе. Наверное, у меня слишком огромные глаза в тот момент, когда он выставляет все это на стол, потому что мой шеф-повар снова громко хохочет.

Мы ужинам и как-то незаметно начинаем делать то, что делают все парочки, когда им хорошо вдвоем: кормим друг друга с ложки, воруем еду, устраиваем рыцарский турнир за последний гриб.

Когда у Дани звонит телефон и он отвечает: «Привет, ма», я сглатываю. Порываюсь уйти, чтобы не мешать его разговору, но он укладывает ладонь мне на колено, практически прижимая к стулу. Говорит, что у него все в порядке, что он не придет ночевать домой, но твердо говорит: «Это мое личное дело где и с кем». Тянет меня за руку, вынуждает встать рядом, удерживая телефон плечом. Заводит обе ладони мне на ягодицы, выразительно дает понять, что хочет, чтобы я села на стол перед ним.

«Ленский!» – беззвучно, одними губами возмущаюсь я.

– Я позвоню утром, ма, – говорит он, одновременно практически силой сажая меня перед собой. Заводит корпус между моими раздвинутыми ногами и плотоядно улыбается, в ответ на мои попытки вырваться на свободу. – Не переживай, я в хорошей компании.

Отключает разговор, небрежно бросает телефон на стол и смотрит на меня теперь уже снизу-вверх.

– Заметь, Колючка, я не сказал ни слова неправды. – Сжимает пальцы у меня на коленях, не торопясь скользит ладонями вверх, и останавливается только когда подбирается к развилке у меня между ног.

Я слишком громко вздыхаю.

Он еще ничего не сделал, а у меня сердце колотится, словно его поместили между медными тарелками механического зайца.

– Ты должна мне свой вид без лифчика, Колючка. – Озорство напрочь испаряется из его голоса. Интонации становятся тягучими, низкими, с выразительными приказными нотками. – Подними руки.

И я послушно делаю, как он хочет.

Глава тридцать девятая: Даня

Теперь я знаю, что предвкушение секса очень даже может свести с ума.

Я не хотел торопиться, а это вообще на меня нее похоже. Обычно, если девочка не ломается и у нас все по взаимному, то нет смысла иметь друг другу мозг – можно сразу переходить к делу.

Но после того, как Колючка испугалась, что мы можем устроить секс посреди бела дня, я кое-что начал понимать. Например, что хоть она старше и замужем (была!), и по всей логике вещей должна быть опытной, это ни фига не так.

И это настолько классно, что удержаться от секса и не взять ее прямо в тот момент – это просто подвиг моего терпения.

Следующим после ужина в моем личном списке был фильм и долгая прелюдия, чтобы она расслабилась. Но пока я говорю с матерью по телефону, Колючка так выразительно краснеет и испуганно сопит, что мой несчастный член практически в полный голос орет, чтобы я перестал травить нас обоих. Ну и на «сладкое»: я прошу поднять руки – и Варя слушается.

Я не романтик, но это просто выше пределов всякого терпения – ее розовые щеки, когда стаскиваю с нее домашнюю футболку с длинными рукавами, и она остается в одном белом лифчике. Дергается, чтобы прикрыться руками, но я быстрее – сжимаю ее запястья и мягко, но настойчиво завожу их ей за спину, прижимая к столу.

– Круче, чем фотка, – озвучиваю самую приличную из множества мыслей.

На самом деле я готов кончить только от вида ее небольших холмиков под простыми полумесяцами белого хлопка. И с моей выдержкой совсем туго, когда Колючка замечает мой взгляд и начинает часто дышать.

– Держись за стол, детка. – Отпускаю ее запястья и несколько секунд жду утвердительного кивка.

Цепляю пальцами бретели, спускаю по ее узким плечам. Колючка сидит на столе и сейчас ее грудь прямо на уровне моих глаз. Притрагиваюсь губами к ямке под шеей, с трудом сдерживаюсь, чтобы не пометить засосом кожу с капельками веснушек. В другой раз – обязательно.

Колючка расслабляется, потому что это едва ли не чистое целомудрие, и я коварно пользуюсь моментом: рывком тяну лифчик вниз. Она охает, я тяжело сглатываю:

– Блядь…

У нее красивая маленькая грудь с тугими и припухшими вишневыми сосками. Рот наполняется слюной от желания, а мурашки у нее на коже вдребезги разбивают остатки терпения. Накрываю ее грудь ладонями, поглаживаю большими пальцами колючки сосков.

– Даня…

Закрывает глаза, не выдерживая моего взгляда. Очевидно, там огромными буквами написаны все подробности, в которых я собираюсь засадить ей по самые яйца. Концентрированная порнография – так бы я это назвал.

Поднимаюсь, нависаю над ней, вынуждая откинуться назад.

– Нет, не ложись, – удерживаю от падения на столешницу. – Хочу взять их в рот, Колючка. С того самого дня – просто пиздец, как хочу.

– Ленский… – теперь тихо, почти сладко.

Беру ее за бедро, рывком тяну к себе, надавливаю на копчик, чтобы ее промежность была практически приклеена к моему бугру в джинсах. Трусь об нее пару раз, и мы оба рвано дышим, словно в комнате заканчивается кислород.

Я обхватываю губами ее сосок, мягко посасываю, перекатываю во рту языком. Колючка перестает дышать. Прикусываю его, немного оттягиваю и снова облизываю, как шоколадный шарик.

– Даня… – шепчет мое имя таким голосом, что – черт! – я еще сильнее вдавливаю ее в себя.

– Потрись об меня, Колючка.

Она делает одно неуверенное движение.

Мотаю головой. Слишком много одежды: приподнимаю ее бедра и, кажется, тяну их вниз вместе с пуговицей. Сам не понимаю, как получается, но через секунду Колючка уже в одних трусиках, и лифчике, который болтается у нее на талии. Поглаживаю двумя пальцами влажный тонкий хлопок – трусики у нее тоже белые, простые и совершенно крышесносные. Она пытается свести вместе ноги, но я мрачно усмехаюсь:

– Нет, детка.

– Даня… Стол же…

– Да, стол.

Надавливаю пальцем на ее складки, потираю, нарочно проталкивая ткань трусиков между ними – и буквально охуеваю от того, как отзывчиво и громко она стонет в ответ. Нажимаю сильнее – клитор вжимается в подушечку пальца твердой горошиной. Даже сквозь хлопок такой чертовски чувствительный, что впалый животик колючки дрожит и покрывается россыпью мурашек.

Наклоняюсь к ее уху, и она тут же пользуется моментом – цепляется пальцами мне в плечо, сгребет ногтями, и это именно та порция боли, которая нужна мне, чтобы немного протрезветь и не выебать ее прямо тут.

– Хочешь, сначала языком? – спрашиваю, прикусывая ее за ухо.

– Ленский! – Вскипает – и тут же снова громко стонет, потому что я отодвигаю ткань в сторону, развожу складки двумя пальцами.

– У тебя так не было? – Нажимаю на ее клитор, немного распределяя влагу. – Никто не трахал тебя языком, детка?

Она может только беспомощно мотать головой.

Отстраняюсь, заглядываю в ее темные от желания глаза – и медленно опускаюсь на колени, забрасывая ее ногу себе на плечо.

– Готовься слетать в другую Галактику, Колючка.

Мне нравится, как она выглядит там: теплая мягкая кожа, сливочная снаружи и светло-розовая влажная внутри. Приходится приложить немного усилий, что отвести ее вторую ногу в сторону. Колючка сопротивляется, дрожит, стесняясь и в какой-то момент мне кажется, что у нее краснеют даже колени. Очень милые круглые колени, гладкие и узкие. Не могу удержаться, чтобы не прикусить кожу на правой коленке: Колючка вздрагивает, и я слышу, как ее ногти скребут по столешнице. Очень хочу посмотреть на нее, но боюсь, что тогда у меня точно не хватит терпения довести начатое до конца.

Я – один из тех баранов, которым нравится быть первым для своих женщин. Хоть в чем-то. Только я узнал об этом минуту назад, и теперь меня переполняет желание показать своей малышке, какой горячей и раскованной она может быть, когда я рядом.

Она постанывает, когда я оставляю дорожку поцелуев на той ноге, которая сейчас лежит у меня на плече. Крепко держу ее под коленом, и вжимаю губы в теплую кожу на внутренней стороне бедра. Выше и выше, пока Колючка не приподнимет задницу, опуская ее на стол с выразительным шлепком. Черт, надеюсь эта старая мебель не сломается, пока я с ней закончу. А там хоть трава не расти.

Мне нравится, что она голая, но до сих пор в трусиках. Круто, что они маленькие и их можно запросто отодвинуть в сторону. Круто, что они пахнут цветочным кондиционером для белья и какой-то сладостью, от которой у меня кружится голова.

Прижимаюсь губами к ее промежности. Просто целую немного припухшие складки. Как там говорила географичка? Открываю неизведанную землю маленькими шагами.

Варя мотает головой, бессвязно и неубедительно просит остановиться. В какой-то момент мне хочется, чтобы она перестала смущаться, вцепилась мне в волосы и задвинула мое лицо себе между ног, но зачем торопиться? Уверен, что когда-нибудь она осмелеет настолько, что трахнет мой рот сверху, и тогда я точно стану тем парнем из порноролика, который кончил с членом в трусах и руками под подушкой.

Я провожу языком вдоль тонкой полоски между ее складками, медленно ныряю внутрь, пробуя ее на вкус. Непроизвольно издаю такой звук, как будто я на ринге и мне прилетело в солнечное сплетение: вздох и хрип, два в одном. Варя отзывается чем-то похожим на хныканье.

Обвожу языком клитор, быстрее и быстрее, пока он не становится немного больше на кончике моего языка. Ее охуенный вкус наполняет мой рот. В следующий раз когда буду иметь ее языком, она будет лежать на постели, на спине и я ее, на хуй, сожру.

Мне нравится, что она пытается произнести мое имя, и не может, срываясь каждый раз, когда я и втягиваю ее клитор в рот и посасываю, словно таблетку экстези.

Ладно, я окончательно помешан, но я должен сказать это, глядя ей в глаза. Должен засмущать мою Колючку до самого предела возможно – а потом трахнуть как минимум трижды. У меня такой зашквар с тестостероном, что просто странно, почему я до сих пор не покрылся волосами с ног до головы, как Снежный человек.

Отрываю губы от ее промежности, смотрю снизу-вверх и вижу, что Колючка тоже смотрит на меня.

– Вкусная киска, детка. Хочу трахать ее до красноты.

Она беспомощно стонет мою фамилию, откидывает голову назад – и я снова вхожу в нее языком. Облизываю мою «таблетку», и колючка становится еще более мокрой. Делает несмелое движение мне навстречу – и я жестко всасываю ее в рот, сжимаю губами.

Давай, детка.

Она словно слышит мой приказ: вздрагивает, выгибается и так сильно сжимает мое плечо коленом, что я дурею от щепотки боли между нами. И кончает мне на язык чем-то похожим на сладкий десерт.

Поглаживаю ее ноги, даю выдохнуть, любуясь тем, как классно смотрится ее грудь с такого ракурса. А потом, пока Колючка не слишком опомнилась, беру ее на руки, прижима к себе. Она всхлипывает и выразительно хватается кулаками за мою футболку на груди.

– Снимешь ее сама, – озвучиваю свою просьбу, пока несу свою Колючку в комнату.