Текст книги "Нежность в хрустальных туфельках (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава тридцать третья: Варя

24 декабря

Эти две недели были очень странными. Тяжелыми, нервными, иногда даже слишком острыми, но странными не в самом плохом смысле этого слова.

Начать с того, что на третий день моего побега меня отыскал муж. И как бы я нее готовилась к его встрече, не пыталась собрать к этому случаю моральные силы, оказалось, что ни черта у меня не получилось. Увидела его на крыльце, когда выходила в обеденный перерыв – и поняла, что мне нужно либо быстро сбежать, либо взять все, что попадется под руку, и дать бой. Но не во дворе же школы, когда вокруг дети?

Он просто стоял и ждал, когда я к нему подойду. А я не подошла. Спустилась с крыльца во двор и прошла дальше, туда, где наш разговор, даже если он снова начнет орать – не сможет услышать играющая с выпавшим снегом детвора. Судя по Петиному лицу, ему ох как не понравилось, что непослушная беглянка задала тон разговору. И все же подошел, небрежно сказал что-то в духе: «Вернись, дура, я все прощу», услышал еще одно мое нет и потянулся с кулаками. Но как раз в тот момент рядом притормозила машина Игоря Александровича и Петя раздумал наводить порядки в доме.

Мой директор даже не удивился, когда я ни с того, ни с сего, подстроилась под его шаг и вдруг начала нести ерунду о том, что мы с классом уже определись с планами на зимние каникулы. К счастью, на этот раз без экстрима: просто мастер-классы, пара походов в кино, бассейн. Оказалось, что не только первоклашки любят проводить каникулы все вместе, но и среди моих орлов – кстати, очень дружных! – нашлось целых двенадцать человек желающих провести время за пределами квартир и без игровых приставок. Несколько человек уезжали с родителями на отдых, еще несколько отказались просто так.

И пока я все это рассказывала моему внимательно слушающему директору, я чувствовала на горле удавку Петиного взгляда. Когда зашли внутрь, я выдала себя слишком громким вздохом облегчения, и Игорь Александрович тут же пригласил зайти к нему в кабинет. Как оказалось – не для разговора по работе, а для беседы по душам.

В итоге я рассказала все: и о своем неудавшемся браке, и о бегстве, и о том, что собираюсь развестись. Мужчина молча выслушивает меня и когда я старательно обхожу тему насилия, предлагает мне сделать паузу, вызывает секретаря и просит сделать мне чай с лимоном. Только когда я делаю пару глотков и заметно успокаиваюсь, предлагает продолжить. А когда моя история подходит к концу, говорит, что от таких идиотов можно ждать чего угодно и, не спрашивая моего согласия, озвучивает желание с этого дня подвозить меня с работы и на работу. «Пока у вас все не наладится», – поясняет свои намерения.

Мне хочется сказать ему «нет», но страх сильнее. Если буду одна, мужу ничего не стоит меня подкараулить.

Через несколько дней я звоню свекрови. Даже удивительно, что она сразу берет трубку. Сперва выливает ушат помоев, рассказывая, какая с неблагодарная, потом в подробностях расписывает, почему всегда знала, что я не пара ее Петеньке и что он обязательно найдет себе достойную женщину, готовую любить его, уважать и быть верной подругой. Я в ответ напоминаю, что через чур буйная радость в ее состоянии может быть вредной для здоровья, и что ее «Петенька» – не Владимир Ильич, чтобы я ради него стала Крупской. Обменявшись «любезностями», мы более-менее способны к нормальному разговору. Озвучиваю свою позицию четко и ясно: мне не нужен ее сын, я не претендую ни на какое имущество, не собираюсь подавать в суд на раздел. Я просто хочу забрать свои вещи и сделать это, пока Пети не будет дома. Намекаю на то, что наша встреча может всколыхнуть во мне чувства и если он попросит меня остаться… Свекрови этот вариант развития не по душе. Могу поспорить, что она уже подыскала ему идеальную правильную девушку.

На следующий день я убегаю с работы пораньше, беру такси и еду за своими вещами. Пока собираю их в заранее купленные спортивные сумки, свекровь вьется надо мной коршуном, продолжая поносить на чем свет стоит. Когда хочу забрать ноутбук, набрасывается на меня чуть ли не с кулаками. Он – мой. Я купила его на свои деньги, которые сама же и заработала. Пытаюсь сказать это, но бессмысленно. Оставляю ноут на столе и кладу на крышку обручальное кольцо.

В выходные муж снова достает меня звонками и на этот раз мне приходится взять трубку. Говорю, что хочу развод, а он говорит, что я блядь и проститутка, и он видел моего нового ёбаря, с которым я катаюсь на машине, как шлюха с кольцевой. Издевается, напоминает, что по закону у меня не примут заявление от одного человека, а он никогда не сделает мне такой подарок.

Я отключаюсь и больше не отвечаю на его звонки.

В понедельник иду к юристу и с облегчением выдыхаю, когда он говорит, что в моей ситуации можно просто подать заявление в суд. Это будет дольше, но у нас нет общих детей и материальных претензий, поэтому грамотно составленное заявление и все необходимые документы решат большую часть проблем. Слава богу, услуги юриста по подготовке заявления стоит не так дорого, как я думала, и деньги за мой «отпуск» покрывают все расходы.

Сегодня четверг и я успеваю отнести заявление в суд, а потом как угорелая несусь обратно в школу, потому что трое мальчишек из моего класса играют в сборной «Меридиана», и я должна быть в зале, потому что сегодня финальная игра, а я, за всеми своими личными проблемами даже не знаю с кем же они играют.

Влетаю в школу, на ходу стаскиваю пальто, потому даже с улицы слышен безумный визг и крик в спортзале, а значит игра уже началась. Бросаю взгляд на часы: не может быть, я приехала на пятнадцать минут раньше. Спрашиваю вахтера который час, и точно – я опоздала на тридцать минут. Конечно, присутствовать на матче мне не обязательно, но мне хотелось поддержать учеников, тем более, что все девочки из моего класса заказали комплект маек с нашими номерами – один, три и шесть. И еще два мальчика из параллельного одиннадцатого. У меня тоже есть майка с номером один и я по пути забегаю в женскую раздевалку, чтобы натянуть ее прямо поверх «водолазки».

Заглядываю в зал – и голова чуть не лопается от громкого свиста. Кажется, кто-то только что забил мяч. Надеюсь, что «наши».

Глава тридцать четвертая: Варя

Пробиться в первые ряды почти нереально. Я нахожу взглядом своих учениц, которые вместе с другими девочками уже нарядились в футболки, нарисовали на щеках эмблемы школы и вовсю размахивают помпонами. На тот конец зала мне точно не пробраться, а судя по времени на табло, счет пошел на последние минуты игры и перерыва уже не будет.

Неподалеку стоят учительница английского и биологии – почти мои ровесницы. Машут руками, предлагая встать рядом с ними на скамейку. Обычный баскетбол как будто, но собралась вся школа, пришел даже наш пожилой историк.

Забираюсь на скамейку, рассматриваю противников: «Меридиан» играет в бело-синей форме, вторая команда – в желто-черной. Сережа Стриж, мой ученик и капитан команды, как раз пытается увести мяч у своего соперника, но тот делает почти мастерскую обводку, выстукивает мячом почти идеальный ритм, обегает соперника, вырывается вперед, пасует – и мое сердце быстро, словно сорванный лифт, падает в пятки.

Даня.

Это. Мой. Даня.

Майка прилипла к его потному телу, и я впервые вижу обнаженные до самых плеч руки: смуглые, жилистые, крепкие. Хватаюсь голодным взглядом за черные напульсники, пальцы, которыми он играет мячом так запросто, как будто занимается на единоборствами, а баскетболом, как будто ему на роду написано быть вторым Майклом Джорданом.

До кольца всего пара метров, но «Меридиан» уже выстроил защиту, и «Эрудит» разыгрывает несколько пасов, прежде чем мяч снова возвращается в руки Ленского. Он прорывается вперед: быстро, легко. Уже под кольцом, стряхивает соперника – и подпрыгивает, жестко вкладывая мяч в корзину. Цепляется обеими руками за стальное кольцо, зависает. Майка задирается, обнажает мускулистый живот и выглядывающую из-за линии шорт белую резинку трусов с каким-то – наверняка известным – брендом.

Неудивительно, что даже мои соседки по скамейке выразительно стреляют в него глазами.

Судья объявляет победу «Эрудита».

Даня спрыгивает на пол, трясет мокрыми волосами, даже не глядя по сторонам. Хватается за майку на лопатках и в одно движение стаскивает ее через голову, вытирает лицо. Идет к двери, даже не общая внимания на общую эйфорию победы. Разогретые игрой мускулы играют под кожей, грудь часто поднимается и опускается, мокрые волосы сосульками свисают со лба. Какая-то девчонка вырастает перед ним, словно гриб после дождя, нагло хватается за майку, что-то говорит, пытаясь перекричать шум толпы.

Даня кивает.

Мое сердце просто останавливается, когда девчонка получает свой трофей: вынимает майку из его расслабленных пальцев. И, не теряясь, обнимает его за шею, целуя в губы так порывисто, как может целовать только заряженная адреналином игры старшеклассница.

Закрываю глаза, слепо схожу со скамейки.

Уйти. Нужно просто уйти. Нельзя чтобы он меня видел. Нельзя, чтобы я еще хоть раз увидела, как на нем виснет другая. Школьница. Девочка как раз ему по возрасту, а мне хочется схватить ее за плечи и оторвать от Дани. Просто так. Чтобы не целовала те же губы, что целовала и я.

Господи боже, это просто абсурд, и он вполне реален, потому что происходит в моей голове и рвущемся на части сердце.

Я выйду из зала через вторые двери, а не через раздевалки. И мы с Ленским не столкнемся.

Осторожно, пробираюсь сквозь прущую в обратную сторону толпу. Девочки активно обсуждают игроков, и понятно, что Ленский сегодня стал кумиром девичьих грез. Они без стеснения громким шепотом обсуждают, как и где с ним можно столкнуться, обсуждают его фигуру и прическу. Стараюсь не слушать, мысленно забивая голову считалками на все лады.

Дверь уже почти рядом. Задерживаю дыхание и толкаю ее, намереваясь сделать следующий вдох уже на улице.

Заперто.

На всякий случай дергаю ручку снова и снова, пробую потянуть на себя и надавить плечом – бестолку. Наверное, закрыли, чтобы в зал, под видом болельщиков, не пробрались посторонние. Осматриваюсь по сторонам – зал стремительно пустеет. Ладно, в конце концов, можно посидеть здесь минут двадцать, когда все наверняка разойдутся, и спокойно выходить через раздевалки.

На всякий случай засекаю время на телефоне – наручные часы все равно стоят. Достаю конспект, чтобы убить время за подготовкой к завтрашнему уроку. Даже хорошо, что так получилось: дома, наконец, займусь чисткой посуды и ванны. Я уже виделась с хозяйкой мы с ней договорились, что когда выйдет оплаченный братом срок, платить за жилье буду я. Цена меня вполне устраивает, хоть, говоря по правде, она все же завышена. Но именно в этой квартире мне, судя по всему, придется провести следующих пару лет своей жизни, пока нормально не встану на ноги. С первой зарплаты обязательно куплю хотя бы подержанный ноутбук, размещу пару объявлений о написании курсовых и дипломов. Сейчас, когда времени по вечерам стало больше, я вполне могу найти дополнительный доход. Не хочется об этом думать, но история с разводом только началась, и очень наивно надеяться, что муж так просто отступится. Поэтому нужно быть готовой держать удар, в том числе – финансовый, если придется привлекать адвоката.

Но кого я обманываю, думая обо всем этом сейчас?

Взгляд то и дело тянется к двери. Пару раз поднимаюсь и снова сажусь. Вспоминаю, что на мне до сих пор майка баскетбольной команды «Меридиана» и снимаю ее, почему-то чувствуя вину за то, что рада победе «Эрудита» только потому, что за эту школу играл Даня.

Снова в голове та нахальная девчонка. Снова в воспоминаниях ее руки на шее Ленского, ее поцелуй-присоска. Почему он просто не оттолкнул ее? Почему не повернул голову и не увидел меня?

Устало роняю голову на скрещенные на коленях руки и с тоской смотрю, как на экране телефона меняются электронные цифры.

Я ревную?

Если так, то это – впервые в жизни, потому что чувство мне ново, и я оказываюсь совершенно беспомощна перед его агрессивной бомбежкой.

Я ужасно ревную. Представляю, что школьница трогала моего голого Даню – и внутренности растворяются в серной кислоте злости. Возможно, они ушли вдвоем. Возможно он тоже будет говорить ей пошлости своим низким голосом. Возможно, уже сегодня у них будет секс.

Выключаю экран телефона и в черной зеркальной глади вижу собственное заплаканное лицо. Боль везде: в крови, в костях, в душе. Пытаюсь вколоть себя противоядие рационализма: я просто принимаю за любовь благодарность и юношеский напор, которому невозможно сопротивляться. Но становится еще хуже, потому что именно в этих мыслях впервые звучит слово «любовь».

Я жду еще минут десять, наслаждаясь абсолютной тишиной пустого спортзала.

Иду к двери и у входа сталкиваюсь с уборщицей.

– Уже все ушли? – переспрашиваю на всякий случай?

– Да как будто, – ворчит Ильинична. Она вообще не разговорчивая, если дело не касается грязи, которую ученики любят таскать после каждой перемены.

Выхожу в узкий коридор, прислушиваюсь – тихо.

Можно не торопиться, дать немного сойти припухлости с глаз.

Я уже почти у выхода, когда сзади раздается звук открывшейся двери и низкий Данин голос:

– Стоять, Колючка.

Глава тридцать пятая: Варя

У меня дрожат колени. Так сильно, что я вытягиваю руку, чтобы опереться ладонью о стену.

Не повернусь. Ни за что не смогу повернуться и посмотреть на него. Возможно, он там не один, и рядом стоит счастливая владелица трофейной майки с номером «1», и тогда вся школа узнает, что училка сохнет по старшекласснику. Это же красными буквами будет написано у меня на лбу.

Делаю шаг в сторону спасительной развилки впереди, надеюсь на второй, но шаги сзади рушат все планы. Пальцы жестко смыкаются у меня на предплечье. Резкий разворот, от которого меня выкручивает, словно неумело запущенный волчок. В ноздри бьет запах мяты и сигарет, и я жадно глотаю его губами, обещая себе, что это – единственная слабость на сегодня.

– Ну-ка пошли поговорим, – совсем не как мальчишка, рычит Ленский, и у меня, взрослой женщины, отпадает всякое желание ему перечить.

Он тащит меня в раздевалку: идет впереди, как ледокол. В джинсах, низко спущенных на бедра, и теперь я очень хорошо вижу надпись «Дизель» на белой резинке трусов. Сглатываю, когда понимаю, что буквально прилипла взглядом к выразительным ямочкам над ягодицами, которые выглядят настоящим вызовом моему самообладанию.

Смотрю выше – и стопорюсь сразу от двух вещей. Во-первых, он до сих пор без верхней одежды, и его спина прямо у меня перед носом. На ребрах пара крупных синяков, от вида которых у меня сердце в клочья. Понимаю, что он, вероятно, получил их на тренировке, но это просто бесчеловечно. И во-вторых: у моего Дани татуировка. Между лопатками, примерно с кулак размером: черно-белый пушистый, как будто случайно нарисованный из кляксы, кот с зелеными глазами.

Тянусь, чтобы потрогать его пальцами, но не успеваю – Ленский затаскивает меня в раздевалку, громко хлопает дверью и еще громче проворачивает изнутри защелку.

– Даня, прекра…

Он хватает меня за плечи, прижимает спиной к двери, опускает голову и сдавленно говорит:

– Молчи, Колючка. Просто, блядь, молчи.

Молчу. Смотрю на его черные, как смоль волосы, за которым совсем не видно лица – и молчу. Чувствую, что он горячий, как печка: обжигает меня собой, хоть между нами достаточно свободного пространства. Опускаю взгляд на его грудь и живот, на шрам от аппендицита, на расстегнутую пуговицу джинсов – и молчу.

– Ты хоть понимаешь, что я чуть не сдох без тебя? – говорит низким рокотом, продолжая смотреть куда-то на носки моих сапог. – Хоть на секунду можешь себе представить, что я чувствовал, когда сказали, что ты – уволилась?

Я открываю и закрываю рот. Слышу его усмешку и вслед за этим Даня кладет ладони по обе стороны моей головы. Скребет ногтями по дверям, собирая пальцы в кулаки. Тяжело и рвано дышит.

– Вы бессердечная, Варвара Юрьевна.

Это «вы» похоже на удар плеткой по лицу. Жмурюсь и прячу лицо в ладонях, мотаю головой, как будто это нехитрое действие отменить его нарочитую попытку сделать мне больно.

– Ты ничего не знаешь, Даня, – говорю я, пытаясь не выдать ком в горле. Поздно – всхлипываю, как девчонка, которую обидел ее любимый мальчик.

– Как я могу знать, если вы ничего никогда не говорите? Клещами тянуть? Пытать вас каленым железом? Умолять?

– Даня, не надо… – прошу я.

Он отступает на два шага, скрещивает руки на груди и смотрит на меня с высоты своего роста и своих – не верю, что я это думаю – куда более зрелых, чем мои двадцать три, восемнадцати лет. Высокий, крепкий, мужественный. Хмурый и злой, как черт. С царапиной на скуле, которую хочется залечить поцелуями.

– Я ушла от мужа, Даня, – беспомощно каюсь я.

– Я в курсе, – бросает он. – Говорят, сбежали к богатому арабу.

– Что? – И рада бы засмеяться, да не могу – репей в горле.

– Не араб? Кто-то другой? – Черные глаза темнеют, становятся совершенно непроницаемыми. – Безопасный, надежный… взрослый?!

Он с размаху впечатывает кулак в дверцу шкафчика.

– Прекрати! – взвинчиваюсь в ответ. – Не веди себя как…

Успеваю прикусить язык и нее закончить фразу, но Ленский уже понял. Мрачно усмехается, выбрасывает руку и тянет на себя. Впечатываюсь носом ему в солнечное сплетение, пытаюсь успеть поджать губы, но все-равно оставляю поцелуй на раскаленной коже.

– Пиздец! – шипит Даня, как ребенка ставит меня на скамейку, чтобы наши глаза были хоть немного на одном уровне, хоть даже так он выше. – Я тебе не ребенок! Не мальчик! Не, блядь, игрушка на один раз, поняла?!

Он кричит и злится, но это совсем не то же самое, как было с мужем. Я просто откуда-то знаю, что даже если в приступе злости Ленский разнесет раздевалку на щепки, он никогда не тронет даже волос на моей голове. Знание, которое я не могу объяснить ни единым неоспоримым фактом. Слепая вера.

– Не «выкай» мне больше, – реву я, и плевать, что я старше. Я сейчас просто женщина, которой он сделал больно. Пусть и целиком заслуженно.

Он вздыхает, забрасывает мои руки себе на плечи и уже знакомым жестом роняет лоб мне на плечо. Зарывается пальцами в волосы, намеренно сжимая их в кулаках, чтобы я не забывала, что он еще и близко не остыл.

– Не сбегай от меня больше, – отзеркаливает мое требование. – Я без тебя дышать разучился.

Хочу сказать, что и я без него не дышала, но за дверью раздается выразительное покашливание и мы резко отстраняемся друг от друга.

Глава тридцать шестая: Даня

Я быстро натягиваю свитер, наспех бросаю в форму в спортивную сумку. Делаю это все не выпуская Колючку из поля зрения. Боюсь, что если отвернусь – снова потеряю. Растворится, как мой очередной сон.

Понятия не имею, как узнал, что она тут. Просто в какой-то момент что-то шарахнуло в голову: шаги за дверью – это ее шаги. Вышел на одних инстинктах и нее ошибся. В первую секунду хотел сгрести ее в охапку и зацеловать так сильно, чтобы забыла как разговаривать. Потом выораться, чтобы забыла, что может быть без меня. Потом снова зацеловать, потом затащить в раздевалку и наказать жестким трахом, чтобы стала тихая, смирная и моя.

Через секунду мозги встали на место.

– Где ты живешь? – спрашиваю я, завязывая шнурки на ботинках. И на всякий случай, пока она не начала снова "некать", добавляю: – Колючка, у меня в телефоне твоя фотография в лифчике и у нас был секс по телефону.

Она громко втягивает воздух через нос, и когда я поднимаюсь, то застаю ее покрасневшей от ушей до кончиков волос. Забрасываю сумку на плечо, беру Колючку за руку и крепко, чтобы она точно почувствовала, скрещиваю наши пальцы. Она жжет меня своими зелеными глазами, и меня все же конкретно клинит.

Наклоняюсь, дую ей на губы, заставляю удивленно распахнуть рот – и прикусываю нижнюю губу. Размазываю свое дыхание языком по ее языку, а когда она несмело отзывается, сгребаю в кулак воротник ее пальто, притягивая к себе.

– Даааааня… – шепчет она и тут же глотает стон, когда я прижимаюсь к ее животу своей выпирающей ширинкой. Хорошо, что мое пальто длиной ниже члена, а то хрен у меня пройдет этот стояк, пока она рядом.

– И, кстати, Варвара Юрьевна, – нарочно бешу ее, – вы мне больше не учительница, так что теперь у нас – свидания и секс.

– Ленский! – возмущается Колючка.

– Свидания, секс и Новый год на носу, – «поправляю» сам себя.

Колючка смотрит на меня огромными удивленными и, одновременно, сумасшедшими глазами. На языке крутятся слова о том, что она чертовски, просто невыносимо сильно все усложняет, когда пытается снова и снова спрятаться за стену с надписью «Ленский – малолетка», но сейчас мне так хорошо просто быть с ней рядом, что я проглатываю обиду. Есть множество способов, которыми я могу показать, что в нашей паре девочкой с плюшевыми игрушками все равно будет она. Хочу – и покажу, не словами, а поступками, потому что, кажется, только так ее и можно переубедить.

– Я еще не…вполне развелась, – вздыхает Колючка.

– Но ты ушла? – Я глажу ее безымянный палец, на котором больше нет кольца. – Окончательно?

Зачем я спросил? Если она замешкается, отведет глаза, или и того хуже – скажет, что поддалась импульсу, я точно двинусь умом.

– Окончательнее некуда, – без заминки, уверенно и твердо, отвечает Варя.

Я с облегчением выдыхаю и изо всех сил держу себя в руках, чтобы снова ее не поцеловать. Хочу, но надо сделать усилие, иначе мне будет совершенно плевать на того, кто околачивается под дверью раздевалки.

Открываю защелку, осторожно выглядываю наружу – коридор пуст.

– Иди первая, – подталкиваю ее в сторону выхода. Мы обязательно вернемся к разговору об отношениях и степени их открытости, но точно не здесь. Сейчас я и так знаю, что она мне скажет. – Где тебя забрать?

– Кварталом ниже есть магазин выпечки «Хрум», – после небольшого раздумья, отвечает Колючка.

Следующая минута почти самая длинная в моей жизни, потому что невыносимо сидеть и просто ждать, пока Колючка снова уходит из моих рук. В особенности, когда до меня доходит, что я, баран, так и не услышал от нее новый адрес.

В общем, до машины я почти бегу. Мысленно посылаю на хер всех толкающихся рядом с моим «Порше» школьниц, даже не пытаюсь быть вежливым. Какая-то дура помадой написала на лобовом стекле номер телефона и имя. Стираю без сожаления, завожу мотор и выруливаю на дорогу. Если она снова сбежала…

Возле магазина никого нет, но я не теряю надежду, паркуюсь и захожу внутрь.

Варя как раз у кассы.

Вдох-выдох. Спокойно, Ленский, на этот раз Золушка никуда не делась.

Продавец протягивает Колючке большой бумажный пакет, называет сумму – и я легонько отодвигаю ее плечом.

– Даня, перестань, – возмущенно шепчет Колючка, пока я расплачиваюсь.

– Что перестать? – Забираю пакет у нее из рук, как бы невзначай задевая кончики пальцев. Бегло осматриваю людей в очереди, наклоняюсь к ее уху и спрашиваю: – Тут есть кто-то, кого ты знаешь? Твои коллеги?

Она непонимающе хмурится и отрицательно мотает головой.

Спасибо, боженька.

Целую ее в кончик носа. Не могу сдержать смех, когда Варя снова сильно смущается.

– Давай договоримся, Колючка: я – мужчина, а ты теперь со мной. Попытки отобрать у меня мои законные мужские обязанности – это как удар по яйцам. Ничего приятного в общем.

– Ленский, тебе правда восемнадцать? – все так же шепчет она.

– Абсолютно, а вот тебе, детка, точно шестнадцать.