Текст книги "Этот идеальный день"
Автор книги: Айра Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Однажды вечером неожиданно позвонили его родители.
– У нас плохие новости, – сказали они, – Папа Джан умер сегодня утром.
Тоска охватила Чипа, и должно быть, отразилась на его лице.
– Ему было шестьдесят два, Чип, – сказала мать. – Он прожил свою жизнь.
– Никто не живет вечно, – сказал отец Чипа.
– Да, – ответил Чип. – Я совсем забыл, какой он старый. А как вы? Мир уже получила классификацию?
После разговора с родителями Чип вышел пройтись, хотя шел дождь и было уже почти десять часов вечера. Он пошел в парк.
Все шли ему навстречу. «Шесть минут», – произнес улыбаясь, какой-то член.
Чип не отреагировал. Ему было все равно. Ему хотелось, чтобы шел дождь, ему хотелось промокнуть. Он не знал, почему, но ему этого хотелось.
Он сел на скамью. Парк был пуст, все остальные уже ушли.
Чип вспоминал, как Папа Джан говорил противоположное тому, что думал, а то, что он действительно думал, произнес глубоко под землей, около Уни, завернувшись в синее одеяло.
На спинке скамейки, стоящей напротив, на другой стороне дорожки, кто-то угловато написал красным мелом: В ДРАКУ УНИ! Кто-то другой – быть может, тот же самый больной член, устыдившись – перечеркнул надпись белым. Снова пошел дождь и начал смывать надпись, белый и красный мел, смешавшись, потекли розовыми подтеками по спинке скамейки.
Чип поднял голову к небу и подставил лицо дождю, пытаясь почувствовать, будто ему так грустно, что он плачет.
Глава 4
В начале третьего и последнего года в Академии, Чип принял участие в сложном обмене спальнями, затеянном для того, чтобы поселить все спонтанно возникшие пары как можно ближе друг к другу. В своей новой секции Чип оказался только через две спальни от некоей Йин ДВ, а напротив через проход, наискосок от Чипа, поселился необычно низкого роста член по имени Карл ВЛ, которого часто можно было видеть с блокнотом для набросков в руке, и который, хоть и довольно охотно отвечал, когда к нему обращались, редко сам затевал разговор.
В глазах у этого Карла ВЛ была необычная сосредоточенность, как будто он близок к решению каких-то сложных вопросов. Однажды Чип заметил, как он тихо вышел из комнаты в начале первого телевизионного часа и не возвращался до конца второго; в другой раз – ночью, в спальне, когда огни уже погасли, – он увидел, что сквозь одеяло на постели Карла пробивается слабый свет.
Однажды в субботу ночью, а точнее – ранним воскресным утром – Чип, который тихо возвращался из секции Йин ДВ, заметил, что Карл не спит. Он, в пижаме, сидел на кровати, в руке он держал раскрытый блокнот, подставив его под свет лежащего на краю стола фонаря, и что-то чертил быстрыми короткими движениями руки. Фонарик был чем-то прикрыт так, что от него исходила только узкая полоска света.
Чип подошел поближе и спросил:
– Сегодня без девушки?
Карл вздрогнул и закрыл блокнот. В руке он сжимал палочку угля для рисования.
– Извини, я тебя потревожил, – сказал Чип.
– Все в порядке, – ответил Карл; его лицо было почти скрыто темнотой, только на подбородке и на скулах светились слабые отблески света. – Я закончил рано. Мир КГ. А ты не остаешься у Йин до утра?
– Она храпит, – ответил Чип. Карл удивленно что-то промычал.
– Я сейчас ложусь, – сказал он.
– Что ты делаешь?
– Да так, диаграммы генов, – ответил Карл. Он перегнул блокнот и показал Чипу первую страницу. Чип подошел поближе, нагнулся – и разглядел пересекающиеся линии генов в секции Вз, аккуратно нарисованные ручкой, даже с тенями. – Я пытался еще углем, – сказал Карл, – но плохо получается, – он закрыл блокнот, положил уголь на стол и выключил фонарь. – Приятного сна, – сказал он.
– Спасибо, – ответил Чип, – тебе тоже.
Он вернулся в свою спальню и ощупью забрался в постель, думая правда ли Карл рисует диаграммы генов, рисовать которые углем и пробовать-то не стоило. Возможно, надо поговорить с советчиком, Ли УВ, об этой таинственности Карла и таком нечленском поведении, но Чип решил немного подождать, пока он не убедится, что Карлу нужна помощь, и что он не отнимет зря времени у Ли УВ, у Карла, да и у себя тоже. Не было повода паниковать.
Через несколько недель наступил День Рождения Веи, и, когда кончился парад, Чип и еще с десяток студентов поехали после обеда в Сад Развлечений. Они покатались немного на лодках, а потом пошли в зоопарк. Когда все собрались у фонтана, Чип вдруг увидел Карла ВЛ, который, сидя на перилах перед лошадиным вольером и держа на коленях блокнот, что-то рисовал. Чип извинился и, отойдя от группы, .приблизился к Карлу.
Карл увидел Чипа и улыбнулся ему, закрывая при этом блокнот.
– Прекрасный был парад, – сказал он.
– Действительно, замечательный, – ответил Чип. – А ты рисуешь лошадей?
– Пытаюсь.
– Можно мне посмотреть?
Карл на мгновение взглянул Чипу в глаза и сказал:
– Конечно, почему же нет? – он отогнул верхнюю часть блокнота, и Чип увидел жеребца, который ржал; конь был нарисован густыми резкими линиями и заполнял собой всю страницу. Мускулы вздувались под отливающей шкурой лошади, глаза были дикие, навыкате, передние копыта трепетали.
Рисунок удивил Чипа своей жизненностью и силой. Он никогда не видел изображения лошади, которое хоть сколько-нибудь приближалось к этому. Он искал слова, и смог сказать только:
– Это – потрясающе, Карл! Высший класс!
– Этот рисунок не точный, – сказал Карл.
– Точный!
– Нет, не точный, – ответил Карл. – Если бы он был точный, я учился бы в Академии Художеств.
Чип посмотрел на настоящих лошадей, которые паслись, а потом снова на рисунок Карла, опять на лошадей, и опять на рисунок, и увидел, что ноги у лошадей в вольере были толще, а грудь – уже, чем на рисунке.
– Ты прав, – сказал он, глядя на рисунок, – он не точный.
Но он… он почему-то, лучше, чем точный.
– Спасибо, – сказал Карл. – Я и хотел, чтобы он был такой.
Я еще не закончил.
Глядя на него, Чип спросил:
– Ты еще кого-нибудь рисовал?
Карл перевернул предыдущую страницу и показал Чипу сидящего льва, гордого и внимательного. В правом нижнем углу рисунка стояла буква «А», обведенная кружком.
– Замечательно! – сказал Чип.
Карл перевернул еще несколько страниц, и появились два оленя, мартышка, парящий орел, две фыркающие друг на друга собаки, крадущийся леопард.
Чип засмеялся.
– У тебя здесь весь братовредительский зоопарк! – сказал он.
– Нет, не весь, – ответил Карл.
На всех рисунках стояло в углу «А» в кружке.
– Зачем это? – спросил Чип.
– Художники раньше подписывали свои работы. Чтобы показать, чье это произведение.
– Я знаю, – сказал Чип. – Но почему «А»?
– О, – ответил Карл и начал перевертывать страницу обратно, одну за другой. – «А» значит Аши. Так меня зовет моя сестра, – Карл дошел до лошади, добавил линию на брюхе и поглядел на лошадей в вольере своим сосредоточенным взглядом, который теперь стал понятен.
– У меня тоже есть еще одно имя, – сказал Чип. – Чип. Мой дед назвал меня так.
– Чип?
– Это значит «осколок старого камня». Я, кажется, похож на дедушку моего дедушки, – Чип с интересом посмотрел, как Карл уточняет линию задних ног лошади, а потом сделал шаг в сторону. – Я лучше пойду к моей группе, – сказал он. – Это – высший класс. Просто стыдно, что ты не получил классификацию художника.
Карл пожал плечами:
– Тем не менее, не получил, – сказал он. – Поэтому я рисую по воскресеньям и праздникам, и в свободное время. Я никогда не позволяю рисованию мешать моей работе и всему тому, что я обязан делать.
– Правильно, – ответил Чип. – Увидимся в общежитии.
Вечером, после телевизора, Чип вернулся в спальню и нашел на столе рисунок лошади. Карл, из своей спальни напротив, спросил:
– Хочешь?
– Да, – ответил Чип, – спасибо. Это потрясающе. Сейчас рисунок был даже еще мощнее и жизненнее, чем раньше. В углу листа появилось «А» в круге.
Чип прикрепил рисунок на доску для записок над столом, и когда он заканчивал это делать, вошла Йин ДВ, занести сегодняшний выпуск «Вселенной», который она брала читать.
– Откуда это у тебя? – спросила она.
– Карл ВЛ нарисовал, – ответил Чип.
– Очень мило. Карл, – сказала Йин. – Ты хорошо рисуешь.
Карл, надевавший пижаму, ответил:
– Спасибо. Я рад, что тебе понравилось. А Чипу Йин прошептала:
– Там все непропорционально. Но все равно оставь его там, где повесил. С твоей стороны очень благородно повесить у себя этот рисунок.
Иногда, в свободное время, Чип и Карл вместе ходили в Музей до-Объединения. Карл делал наброски с мастодонта и бизона, с пещерного человека в его животном убежище, с солдат и матросов в их бесчисленных разнообразных формах. Чип бродил среди первых автомобилей и диктопишущих машинок, среди сейфов, наручников и «телевизоров». Он изучал макеты и рисунки старых зданий: церкви со шпилями и контрфорсами, замки с башнями, большие и маленькие дома с окнами и запирающимися дверьми. В окнах, думал Чип, были и хорошие стороны. Было бы приятно, думал он, выглядывать из своего окна дома или на работе, это придавало бы уверенности, заставляло чувствовать себя больше. А вечером, снаружи, дом с рядами светящихся окон должен быть очень привлекателен, даже красив.
Однажды Карл зашел в спальню Чипа и остановился у стола, плотно сжав кулаки. Чип посмотрел на него и подумал, что у Карла жар, или даже хуже того; его лицо пылало, а глаза странно щурились. Нет, это не жар. Карл в ярости, в такой ярости, в которой Чип никогда его не видел; в такой сильной ярости, что не может разжать губ, чтобы произнести хоть слово.
Чип взволнованно спросил:
– Что случилось?
– Ли, – сказал Карл. – Послушай. Ты можешь сделать мне одолжение?
– Конечно! Разумеется!
Карл наклонился ближе к Чипу и прошептал:
– Попроси для меня блокнот, хорошо? Я только что попросил, но мне было отказано. Их там было пятьсот, драка!
Вот такая стопка, и мне пришлось положить его на место!
Чип уставился на него.
– Попроси один, хорошо? – сказал Карл. – Ведь каждый может немножко порисовать в свободное время, правда? Ну, давай, хорошо? С трудом Чип произнес:
– Карл…
Карл посмотрел на него, его ярость смягчилась, и он выпрямился.
– Нет, сказал он. – Нет, я просто потерял контроль над собой. Извини. Извини, брат. Забудь об этом, – он похлопал Чипа по плечу. – Я уже в порядке, – сказал он. – Я снова попрошу, через неделю или что-нибудь около. Я все равно слишком много рисовал, наверное. Уни знает лучше, – он пошел вдоль по коридору к ванной комнате.
Чип повернулся к столу и, дрожа, положил голову на локти.
Сегодня четверг. Еженедельные встречи с советчиком были у Чипа по вудодням, утром, в 10.40, и на этот раз он скажет Ли У В о болезни Карла. Уже и речи быть не может, что он окажется паникером, наоборот, он слишком долго ждал. Ему следовало сказать что-то еще при первых признаках, когда Карл выскользнул из телевизионной (рисовать, разумеется), или даже когда он заметил необычный взгляд Карла. Какой ненависти он столько ждал? Он уже слышал, как Ли У В мягко упрекает его: «Ты был не очень хорошим братоохранителем, Kи».
Рано утром в следующий вудодень Чип решил взять несколько комбинезонов и последний номер «Генетика». Он спустился в центр снабжения и вошел на товарную площадь. Он взял «Генетика» и пачку комбинезонов, прошел чуть дальше и вошел в секцию для художников. Он увидел стопку блокнотов в зеленой обложке, не пятьсот, но штук семьдесят-восемьдесят, и никто не собирался их брать.
Чип отошел в сторону, думая, что он, наверное, сходит с ума. Если бы Карл обещал не рисовать в то время, когда не должен…
Чип пошел обратно. – Ведь каждый может немножко порисовать в свободное время, правда?» – и взял блокнот и коробочку углей. Он встал в самую короткую очередь, сердце сильно билось у него в груди, руки дрожали. Он вдохнул как можно глубже, потом еще раз и еще.
Он приложил браслет к сканеру, а затем – этикетки с комбинезонов, с «Генетика», с блокнота и с углей. Все было «да».
Чип уступил очередь следующему члену.
Он вернулся в спальню. В комнате Карла никого не было, кровать была не застелена. Чип вошел в свою комнату, положил комбинезоны на полку, а «Генетика» на стол. На первой странице блокнота он написал все еще нетвердой рукой: «Только в свободное время. Обещай мне». Затем он положил блокнот и уголь на кровать, сел за стол и стал смотреть журнал.
Появился Карл, он вошел в свою комнату и стал застилать кровать.
– Это твое? – спросил Карл.
Карл посмотрел на блокнот и уголь на кровати Чипа.
– Это не мое, – сказал Чип.
– Ах, да. Спасибо, – сказал Карл, вошел и взял блокнот и уголь. – Большое спасибо, – повторил он.
– Тебе надо написать свой номер на первой странице, – сказал Чип, – если ты собираешься так повсюду его оставлять.
Карл вошел в свою секцию, открыл блокнот и посмотрел на первую страницу. Потом поглядел на Чипа, кивнул, поднял правую руку и одними губами произнес: «Любовь Семьи».
Они вместе ехали по эскалатору в класс.
– Зачем ты испортил страницу? – спросил Карл. Чип улыбнулся.
– Я не шучу, – сказал Карл. – Ты что, никогда не слышал, что записки оставляют на ненужной бумаге?
– Христос, Маркс, Вуд и Веи! – сказал Чип.
В декабре того же 152 года пришли ужасные вести о Серой Смерти, распространившейся по всем марсианским колониям, кроме одной, и полностью выкосившей их всего за девять дней. В Академии Генетических Наук, как и во всех семейных учреждениях, наступила беспомощная тишина, потом стенания и, наконец – всеобщая решимость помочь Семье преодолеть серьезное препятствие, на которое она наткнулась. Все работали напряженнее и дольше. Свободное время было уменьшено наполовину, в воскресенье учились, а в Рождество Христово отдыхали лишь полдня. Только генетика могла сделать более стойкими будущие поколения, все спешили закончить свой курс обучения и приступить к первому настоящему поручению.
На каждой стене висели белым по черному написанные плакаты:
«Снова на Марс!»
Этот подъем продолжался несколько месяцев. Только на Рождество объявили выходным целый день, и никто не знал, что с ним делать. Чип, Карл и их подружки поплыли на лодке на один из островов в озере Парка Развлечений, и там загорали на огромном валуне. Карл нарисовал свою подружку.
В первый раз – по крайней мере, насколько знал Чип – Карл нарисовал живого человека.
В июне Чип попросил еще один блокнот для Карла.
Их учеба кончилась, на пять недель раньше, и они получили поручения: Чип – в исследовательской лаборатории вирусной генетики в США 90058, Карл – в Институте энцимологии в ЯПО 50319.
Вечером, перед отъездом из Академии, все паковали свои вещевые мешки. Карл вытащил из ящиков стола блокноты с зеленой обложкой – десяток из одного ящика, полдесятка из другого, еще блокноты из других ящиков – и свалил их в кучу на кровати.
– Ты это никогда не запихнешь в мешок, – сказал Чип.
– Я и не собираюсь, – ответил Карл. – Они использованы, они мне не нужны, – он сел на кровать и пролистал один блокнот, время от времени вырывая из него отдельные рисунки.
– Можно мне взять несколько? – спросил Чип.
– Конечно, – сказал Карл и бросил Чипу блокнот.
Там были, в основном, наброски из до-Объединенческого музея. Чип выбрал один – человек в кольчуге целится куда-то из лука, и еще один – обезьяна чешется.
Карл собрал большинство блокнотов и пошел по коридору в сторону мусоропровода. Чип положил блокнот на кровать Карла и взял другой.
В нем были нарисованы обнаженные мужчина и женщина, стоящие в парке, а сзади них неясными очертаниями вырисовывался город. Эти люди были выше, чем обычно, красивые и с каким-1 и странным чувством собственного достоинства. Женщина довольно сильно отличалась от мужчины, не только половыми органами, но и длиной волос, выступающими грудями и более мягкими очертаниями. Это был великолепный рисунок, но что-то в нем неприятно задело Чипа, он не мог понять, что.
Он стал смотреть другие страницы, там были другие мужчины и женщины, рисунок становился более уверенным, выполненный меньшим числом более простых линий. Это были лучшие рисунки Карла, но в каждом из них было что-то не то. чего-то не хватало, была какая-то дисгармония, которой Чип никак не мог уловить.
Вдруг у Чипа мурашки побежали по коже.
На этих людях не было браслетов.
Он еще раз пролистал блокнот, чтобы убедиться в этом, чувствуя, что его подташнивает. Браслетов не было. Браслетов не было ни на одной фигуре. И не было никакой возможности допустить, что работы не закончены: в углу каждого листа стояло «А» в кружке.
Чип положил блокнот, вышел от Карла и сел на свою и он смотрел, как Карл вернулся, собрал остальные блокноты и унес их.
В холле были танцы, но недолго и не очень широко – из-за Марса. Потом Чип пошел вместе со своей подружкой в ее комнату.
– Что случилось? – спросила она.
– Ничего, – ответил он.
Карл тоже спросил его утром, когда они сворачивали одеяла:
– Что случилось, Ли?
– Ничего.
– Тебе жалко уезжать?
– Немного.
– Мне тоже. Ну, давай твои простыни, я их выброшу в мусоропровод.
– Какой у него номер? – спросил Ли У В.
– Карл ВЛ 35С 7497, – ответил Чип. Ли У В записал номер.
– Ив чем именно выражается это? – спросил он. Чип вытер руки о колени.
– Он нарисовал несколько картинок с членами, – сказал он.
– Ведущими себя агрессивно?
– Нет, нет. Просто стоят и сидят, трахаются, играют, с детьми.
– Ну и что?
Чип перевел взгляд на крышку стола.
– У них нет браслетов, – сказал он. Ли УВ ничего не сказал. Чип взглянул на него, советчик смотрел на Чипа.
Через секунду Ли У В спросил:
– Несколько рисунков?
– Целый блокнот.
– И совсем нет браслетов?
– Нет.
Ли У В вздохнул, а потом выдохнул воздух сквозь плотно сжатые зубы несколькими шипящими порциями. Он посмотрел в свою записную книжку: «КВЛ 35С 7497», – сказал он.
Чип кивнул.
Он разорвал рисунок человека с луком, который был агрессивен, и обезьяну тоже разорвал. Потом отнес куски в мусоропровод и выбросил.
Он уложил последние вещи – ножницы, зубную щетку и окантованную фотографию родителей и Папы Джана – и завязал мешок.
Зашла подружка Карла с вещмешком через плечо.
– Где Карл? – спросила она.
– В медицентре.
– Ох, – сказала она, – скажи ему, что я с ним прощаюсь, хорошо?
– Конечно.
– Они поцеловались в щеку.
– До свидания, – сказала она.
– До свидания.
Она пошла по коридору. Несколько студентов, теперь уже бывших, прошли мимо. Они улыбнулись Чипу и попрощались с ним.
Он оглядел опустевшую комнату. Рисунок лошади все еще висел на доске для записок. Чип подошел к нему и стал разглядывать, он снова увидел жеребца, который ржал, такой живой и такой дикий. Почему Карл стал рисовать что-то еще кроме зверей в зоопарке? Зачем он начал рисовать людей?
У Чипа возникло и стало расти чувство, что не следовало говорить Ли УВ о рисунках Карла, даже хотя он и знал, что, конечно же, правильно сделал. Разве может быть не правильно – помочь больному брату? Не сказать было бы не правильно, молчать, как он молчал сначала, позволив Карлу дойти до того, что он стал рисовать членов без браслетов и заболел еще больше. Ведь он, может быть, даже рисовал членов, ведущих себя агрессивно. Дерущихся.
Конечно, Чип правильно сделал, что сказал.
Но тем не менее чувство, что он поступил не правильно, оставалось и росло, и неожиданно переросло в чувство вины.
Кто-то подошел к нему, Чип обернулся, думая, что это Карл возвращается из медицентра, чтобы поблагодарить его, но это был какой-то другой покидающий Академию студент.
Однако, это должно было произойти: Карл вернется и скажет: «Спасибо, что помог мне, Ли. Я, правда, был болен, но сейчас мне намного лучше», а он сам ответит: «Не благодари меня, брат, скажи спасибо У ни», а Карл скажет:
«Нет, нет», и будет настаивать и жать его руку.
Неожиданно Чипу захотелось исчезнуть, не встречаться с Карлом, который будет благодарить его за помощь; он схватил свой мешок и поспешил в коридор – остановился в нерешительности, затем быстро вернулся. Он снял рисунок лошади со стены, развязал на столе, мешок, засунул рисунок между страницами записной книжки, закрыл мешок и вышел.
Он сбежал вниз по эскалаторам, извиняясь перед стоящими членами, в испуге, что Карл побежит за ним; он бежал до самого нижнего уровня, где находилась рельсовая станция и встал в длинную очередь желающих уехать в аэропорт. Он стоял прямо, не оглядываясь.
Наконец он подошел к сканеру. Секунду он смотрел на него, а потом коснулся его своим браслетом. «Да», промигал зеленым сканер.
Чип заторопился к выходу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОЖИВАНИЕ
Глава 1
Между июлем 153 года и Марксом 162 у Чипа было четыре поручения: два – в исследовательских лабораториях в США, короткое поручение в Институте Генной Инженерии в Инд, где он посещал лекции о новейших достижениях мутационной индукции и пятилетнее поручение на химиосинтетическом заводе в Кит. Чипа два раза повышали в классификации, и к 162 году он был генетикиспытатель второго класса.
Все эти годы он был внешне нормальным, всем довольным членом Семьи. Он хорошо выполнял свою работу, принимал участие в занятиях спортом и активно отдыхал, каждую неделю занимался сексом, каждый месяц звонил домой родителям и каждые шесть месяцев навещал их, вовремя приходил на телевизор и на лечения, а также на встречи с советчиком. Он не испытывал дискомфорта, о котором следовало бы сказать советчику: ни физического, ни морального.
Но внутри, напротив, он был далеко не нормален. Чувство вины, с которым он оставил Академию, заставило его скрыть его от следующего советчика, потому что он хотел сохранить чувство, которое, хотя и было неприятным, было самым сильным, которое он когда-либо испытывал, и странным образом это чувство расширяло границы его бытия, и то, что он скрывал ощущение своей вины от советчика – не говорил ни о каком дискомфорте, изображал спокойного, удовлетворенного всем члена – с течением лет переросло в привычку не раскрываться перед другими, постоянно следить за собой. Все стало для него под вопросом: унипироги, комбинезоны, одинаковость комнат и мыслей членов, а особенно работа, которую он делал, завершение которой, как он видел, только упрочит общую одинаковость. Конечно, у него не было другого выбора, вообще не было, видно, никакого выбора, но тем не менее он не рассказывал о своих состояниях и продолжал мучиться вопросами. Лишь в первые дни после лечений он действительно был таким членом, каким казался.
Только одно в мире было несомненно правильным: рисунок лошади, выполненный Карлом. Чип вставил его в рамку – не из центра снабжения, а в самодельную, из реек, которые он отодрал с задней стороны ящика стола и отполировал – и повесил у себя в комнате в США, у себя в комнате в Инд, у себя в комнате в Кит. Было гораздо приятнее смотреть на этот рисунок, чем на «Веи разговаривает с химиотерапевтами» или «Маркс за работой», или «Христос изгоняет менял из храма».
В Кит Чип подумывал о женитьбе, но узнал, что ему не будет разрешено иметь детей, так что мысль о женитьбе потеряла для него смысл.
В середине маркса 162 года, незадолго до его двадцатисемилетия, Чипа перевели обратно в Институт Генной Инженерии в ИНД 26100, и дали поручение во вновь образованном Центре Генетической Субклассификации. С помощью новых микроскопов удалось установить различия между генами, которые до того казались одинаковыми, и Чип был один из сорока специалистов 663 Б и В, направленных на уточняющую субклассификацию.
Комната Чипа была в четырех зданиях от работы, так что каждый день он дважды совершал приятную прогулку до Центра, и скоро нашел подружку, чья комната была на этаж ниже его комнаты. Его советчик, Боб Ро, был на год моложе самого Чипа. Казалось, что жизнь будет идти и дальше так, как прежде.
Однажды апрельским вечером, когда Чип собирался почистить зубы и лечь спать, в футляре от зубной щетки он нашел что-то белое. Удивившись, он поднес к глазам свою находку. Это оказался крошечный рулончик плотно свернутой бумажной ленты. Чип положил футляр и развернул маленький бумажный прямоугольник с печатными буквами. «Ты кажешься очень необычным членом, – говорилось там. – Например, ты думал, какую ты бы выбрал классификацию. Ты бы хотел познакомиться с другими необычными членами? Подумай об этом. Ты жив только частично. Мы можем помочь тебе больше, чем ты можешь себе представить».
Записка удивила Чипа знанием его прошлого, поразила своей таинственностью и особенно этим: «Ты жив только частично».
Что все это означало – это странное утверждение, и вообще это странное послание? И, прежде всего, кто положил его в футляр от зубной щетки? Но именно это место, вдруг понял Чип, было идеальным для такой записки, потому что здесь он точно нашел бы ее, и только он, а никто другой. Так кто же так умно положил сюда записку? Кто угодно мог зайти в его комнату раньше вечером, или днем. По крайней мере, двое заходили в его комнату: на столе лежали записки от Мир СК, подружки Чипа, и от секретаря домового фотоклуба.
Чип почистил зубы, лег в постель и перечитал записку.
Тот, кто ее написал – один из этих «других необычных членов»
– должно быть имел доступ к памяти УниКомпа, к тому моменту, когда Чип мечтал классифицировать сам себя, и это показалось группе достаточным чтобы вызвать к нему симпатию. А стоило ли симпатизировать ему? Они все ненормальные, это точно. Но он сам? Разве он тоже ненормален? «Мы можем помочь тебе больше, чем ты можешь себе представить». Что это значит?
Помочь ему в чем? И если он решит с ними встретиться, что ему делать? Очевидно, ждать следующей записки, какого-то контакта. «Подумай об этом», – было сказано в записке.
Прозвучал последний сигнал, он снова скатал бумагу в маленький рулон и глубоко затолкнул его за корешок своей настольной книги «Живая Мудрость Веи». Он выключил свет и стал лежа думать о записке. Она встревожила его, но это было в то же время необычно и интересно. «Хочешь познакомиться с другими необычными членами?»
Чип ничего не сказал о записке Бобу РО. Каждый раз, приходя вечером в комнату, Чип искал новую записку в футляре от зубной щетки, но никак не находил. По дороге на работу и с работы, садясь на стул в телевизионной, стоя в очереди в столовой или в центре снабжения, он всматривался в глаза окружающих его членов, готовый к любому намеку, даже простому взгляду или кивку, приглашающему следовать за собой. Но ничего подобного не случалось.
Прошло четыре дня, и Чип начинал уже думать, что эта записка просто шутка больного члена, или, еще хуже – какая-нибудь проверка. Может быть. Боб РО сам ее написал, чтобы посмотреть, скажет ли Чип про нее? Нет, это все смешно: он кажется, на самом деле заболевает.
Чип был очень заинтригован, даже возбужден, он был полон надежд, и сам не знал, на что надеется – однако, постепенно, с течением времени, когда ни новой записки, ни какого-то другого контакта так и не было, он почувствовал себя разочарованным и раздраженным.
И тогда, через неделю после своего первого появления, записка появилась снова: такой же сложенный втрое и скатанный в трубочку кусок бумаги в футляре от зубной щетки. Чип вынул записку, его волнение и надежда неожиданно, в один миг, вернулись к нему. Он развернул листок и прочитал: «Если хочешь познакомиться с нами и узнать, как мы можем помочь тебе, будь между зданиями 16 и 18 на Нижней Площади Христа завтра вечером в 11.15. Не прикасайся ни к одному сканеру по дороге. Если увидишь членов у сканера, мимо которого тебе надо пройти, пойди другой дорогой. Я буду ждать до 11.30». Внизу была подпись:
«Снежинка».
На пешеходных дорожках было совсем немного членов, да и то таких, которые спешили домой, спать, и смотрели только перед собой. Чипу пришлось изменить свой маршрут и он пошел быстрее и пришел на Нижнюю Площадь Христа ровно в 11.15. Пересек освещенное луной белое пространство, прошел мимо выключенного фонтана, в котором отражалась луна, и нашел 16 и темный проход, который отделял это здание от 18.
Там не было никого – но потом, в нескольких метрах от себя, в тени – Чип разглядел белый комбинезон с каким-то знаком, вроде красного медицентровского креста. Он вошел в темноту и приблизился к члену, который тихо стоял у стены здания 16.
– Снежинка? – спросил он.
– Да, – голос был женский. – Ты трогал какие-нибудь сканеры?
– Нет.
– Странное ощущение, правда? – на ней была бледная маска: тонкая, хорошо прилегающая.
– Я делал это и раньше, – ответил Чип.
– Тем лучше для тебя.
– Только однажды, меня тогда специально оттолкнули, – сказал он. Чипу казалось, что она старше его, но на сколько – он никак не мог определить.
– Мы пойдем в одно место, отсюда пять минут ходу, – сказала она. – Там мы собираемся регулярно, нас шестеро, четверо мужчин и две женщины – ужасное соотношение которое, надеюсь, ты улучшишь, я на тебя рассчитываю. Мы хотим предложить тебе одну вещь, и если ты согласишься, то, очевидно, станешь одним из нас; если откажешься, то не станешь, и наша сегодняшняя встреча будет последней. Поэтому мы пока не можем позволить тебе узнать, как мы выглядим и где собираемся, – она вынула руку из кармана, в руке она держала что-то белое. – Мне придется забинтовать тебе глаза, – сказала она, – поэтому на мне эта медицинская одежда, я буду выглядеть естественно, когда буду тебя вести.
– В такое время?
– Мы так делали и раньше, ничего не случалось, – ответила она. – Ты не возражаешь? Чип пожал плечами:
– Думаю, нет, – сказал он.
– Приложи это к глазам, – она дала ему два комка ваты. Чип закрыл глаза, приложил к векам и прижал каждый комок пальцем. Она начала наматывать бинт вокруг его головы, прижимая вату к глазам. Чип отнял пальцы и стал крутить головой, чтобы помочь ей. Она продолжала наматывать и наматывать бинт, захватывая его лоб и щеки.
– Ты уверена, что ты не из медицентра? – спросил Чип.
Она ухмыльнулась и ответила: «Абсолютно уверена». Потом натянула конец бинта, плотно затягивая его, прижала бинт со всех сторон руками, над глазами тоже, и взяла Чипа за руку. Она повернула его – в сторону площади, понял он – и повела за собой.
Не забудь про свою маску, – сказал Чип.
Она резко остановилась.
– Спасибо, что напомнил, – сказала она. Ее рука отпустила плечо Чипа и через секунду вернулась. Они снова пошли.
Звук их шагов изменился, стал рассеиваться в пространстве, и ветер стал обдувать лицо Чипа – вернее, нижнюю часть лица, не закрытую бинтом; они шли по площади.
Рука Снежинки, держащая Чипа за руку выше локтя, увлекала его куда-то по диагонали, влево, в сторону от дороги в Институт.
– Когда мы придем туда, куда мы идем, – сказала она, – я заклею пластырем твой браслет, и мой тоже. Мы стараемся не знать номеров друг друга. Я знаю твой – это я тебя нашла, но остальные не знают; все, что они знают – это то, что я приведу одного многообещающего члена. Позже, один или двое из них, возможно, узнают твой номер.
