Текст книги "Этот идеальный день"

Автор книги: Айра Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Пойти с тобой? – кричала она. – Трахаться с тобой? После того, как ты его убил?

Он схватился за грудь, с трудом мог вздохнуть.

– Я не убивал его! – сказал он. – Он сам себя убил, Лайлак! Христос и…

– Потому что ты солгал ему! Солгал про нас! Сказал ему, что мы…

– Это он так думал, я сказал ему, что это не так! Я сказал ему, но он никак не хотел мне верить!

– Ты не возразил ему, – сказала она. – Он сказал, что ему все равно, что мы один другого стоим, а потом он повесил трубку и…

– Лайлак, – сказал он, – я клянусь любовью Семьи, что я сказал ему, что это не правда!

– Тогда Почему он убил себя?

– Потому что он знал!

– Потому что ты ему сказал! – произнесла она, повернулась и схватила свой велосипед и протаранила наваленные кучей ветки у входа в расщелину.

Он побежал и схватился за велосипед двумя руками. Ты останешься здесь! – крикнул он.

– Отпусти! – сказала она, обернувшись. Он взял велосипед за раму, повернул и отбросил в сторону. Схватил ее за руку.

Она ударила его, но он не отпустил ее.

– Он знал про острова! – сказал он. – Про острова! Он был там, недалеко, торговал с членами! Вот почему я знаю, что они приходят на берег!

Она уставилась на него.

– О чем ты… – сказала она.

– У него было поручение возле одного из островов, – сказал он. – Фолклендские острова, недалеко от Aрг. И он встречался с теми членами и торговал с ними. Он не сказал нам, потому что он бы туда не ушел, и он не хотел уходить! Вот почему он себя убил. Он знал, что ты все узнаешь от меня, и ему было стыдно, и он устал, и он бы перестал быть Кингом – королем!

– Ты лжешь мне так же, как солгал ему, – сказала она и выдернула руку, комбинезон порвался у нее на плече.

– Вот откуда у него были духи и семена табака, – сказал он.

– Я не хочу тебя слышать, – сказала она, – и видеть. Я пойду одна, – она шагнула к своему велосипеду, подняла вывалившиеся из корзинки мешок и одеяло.

– Не будь дурой, – сказал он.

Она подняла велосипед, швырнула мешок в корзинку и запихнула сверху одеяло. Он подошел к ней и взял велосипед за седло и руль.

– Одна ты не пойдешь!

– Пойду, – ее голос дрожал. Они оба с двух сторон держались за велосипед. Ее лицо краснело в сгущающейся темноте.

– Я не собираюсь тебя отпускать, – сказал он.

– Я сделаю то, что сделал он, прежде, чем пойду с тобой.

– Послушай меня, ты… – сказал он. – Я мог быть на таком острове полгода назад! Я был уже на пути и вернулся с полдороги, потому что не хотел оставлять тебя мертвой и безмозглой! – : он положил руку ей на грудь и сильно толкнул, отбросив к каменной стене. Отшвырнул в сторону задребезжавший велосипед. Потом шагнул к ней и прижал ее руки к камню. – Я приехал сюда аж из США, – сказал он, – и мне нравится эта животная жизнь не больше, чем тебе. Мне до драки, любишь ты меня или ненавидишь, – «Ненавижу», – сказала она, – ты будешь со мной! Пистолет не стреляет, но есть камни и руки. Тебе не придется себя убивать, потому что… – боль пронзила его пах – она ударила его коленом, – и она уже был на расстоянии от него, у выхода, бледно-желтым силуэтом, разгребая, толкая ветки.

Он подскочил и поймал ее за руку, повернул к себе и бросил ее, кричащую, на землю. «Скотина, – завизжала она. – Ты, больной, агрессивный…» – и он накинулся на нее и прижал свою руку к ее рту, изо всех сил. Ее зубы поймали кожу его ладони и стали кусать ее, все сильнее и сильнее.

Она брыкалась, а сжатыми в кулаки руками била его по голове. Он прижал ее бедро коленом, стопой другой ноги – другую ее ногу, в лодыжке, поймал ее за запястье.

Перенес внимание на ее вторую руку, которая била его, и на продолжающие впиваться в ладонь зубы. «Тут может быть кто-нибудь! – сказал он. – Сегодня суббота! Ты что, хочешь чтобы нас обоих вылечили?» – она продолжала бить его и кусать ладонь.

Ее удары замедлились и прекратились, зубы разжались, отпустили. Она лежала, тяжело дыша, глядя на него.

Попыталась пошевелить ногой под его стопой, но он крепче прижал ее к земле. Он продолжал сжимать ее запястье и зажимать ей рот. Он чувствовал, что она как будто откусила кусок плоти с его ладони.

То, что она сдалась, лежит под ним, с раздвинутыми ногами, неожиданно возбудило его. Он подумал: сорвать с нее комбинезон и «взять ее»? Разве она не сказала, что им надо подождать до субботы? И, может быть, она прекратит нести чепуху насчет Кинга, и что она его ненавидит, перестанет драться – а именно это они и делают, дерутся, – и произносят ругательства на французском.

Ее глаза смотрели на него.

Он отпустил ее лодыжку и взялся за комбинезон в том месте, где тот был порван – на плече. Он разорвал его дальше поперек груди, и она снова начала бить его, напрягать ноги и кусаться.

Он разорвал комбинезон до конца, так, что она вся была открыта спереди, и тут он ее почувствовал, почувствовал мягкие и подвижные груди и гладкий живот, лобок с небольшим количеством густых волос, влажные губы под ним. Ее руки били его по голове и вцеплялись в волосы, зубы кусали ладонь. Он продолжал ощупывать ее другой рукой – груди, живот, лобок, губы, поглаживал ее, щекотал, трогал ее, все больше возбуждаясь – и наконец расстегнул свой комбинезон.

Ее нога вывернулась из-под его стопы и лягнула, но он снова прижал ее. Она перекатилась, пытаясь сбросить его, но он прижал ее ноги своей ногой. Он лег на нее, прижав ступнями ее лодыжки, и ноги ее тоже прижал к земле своими расставленными коленями, вытащил свои части и с силой вошел в нее, поймал одну ее руку и пальцы другой. «Стой, – сказал он, – стой», – и продолжал входить внутрь. Она брыкалась и извивалась, глубже вгрызаясь в его ладонь. Он был уже наполовину в ней, поднажал, и вошел полностью. «Стой, – сказал он, – стой». Он медленно двигался, отпустил ее руки и нашел ее груди под собой. Он стал ласкать их мягкость и напрягающиеся соски. Она укусила его руку и снова стала извиваться. «Стой, – сказал он, – перестань, Лайлак». Он медленно двигался в ней, потом быстрее и резче.

Он встал на колени и посмотрел на нее. Она лежала, закрыв глаза рукой, другая ее рука была откинута, груди поднимались и опускались.

Он нашел одно из одеял, встряхнул и накрыл ее.

– Ты в порядке? – спросил он, склоняясь над ней. Она промолчала.

Он нашел фонарик и посмотрел на свою ладонь. Из овально расположенных свежих ранок бежала кровь.

– Христос и Веи, – сказал он. Он полил это место водой, вымыл с мылом и высушил. Оглянулся в поисках аптечки первой помощи и не смог ее найти.

– Ты взяла аптечку? – спросил он.

Она ничего не ответила.

С поднятой вверх рукой, он нашел свой вещмешок, открыл его и достал аптечку. Сел на камень и положил аптечку на колени, а фонарик – на другой камень, рядом.

– Животное, – сказала она.

– Я не кусаюсь, – сказал он. – И я не пытаюсь убить.

Христос и Веи, ты думала, что пистолет заряжен, – он распылил на ладонь исцелитель, сначала тонкий слой, потом толстый.

– Скотина, – сказала она.

– Ну, давай, – сказал он. – Уж не начинай этого опять. Он развернул бинт и услышал, что она поднимается с земли, услышал, как зашуршал ее комбинезон, когда она снимала его.

Голая, она подошла, взяла фонарик и пошла к своему вещмешку, вынула мыло, полотенце, комбинезон и пошла вглубь расщелины, где за несколько дней, до этого она сделала ступеньки из камней, чтобы выходить с той стороны к ручью.

Он в темноте наложил повязку, потом нашел на земле, около ее велосипеда, ее же фонарик. Он поставил велосипед рядом со своим, собрал одеяла и устроил два спальных места, как обычно; потом положил свой мешок рядом с ее мешком, поднял пистолет и обрывки ее комбинезона. Пистолет он положил себе в мешок.

Из-за темного каменного утеса, сквозь черные неподвижные листья, выглянула луна.

Она не возвращалась, и он начал бояться, что она ушла пешком.

Наконец она вернулась. Положила мыло и полотенце в свой мешок, выключила фонарик и забралась между одеял.

– Я возбудился, когда ты оказалась подо мной, – сказал он. – Я всегда желал тебя, а эти последние недели были просто непереносимыми. Ты знаешь, что я тебя люблю, знаешь?

– Я пойду одна, – сказала она.

– Когда мы доберемся до Маджорки, – сказал он, – если мы туда доберемся, ты можешь делать все, что хочешь, но пока мы туда не добрались, мы будем держаться вместе. Да, Лайлак?

Она не ответила.

Он проснулся от странных звуков, взвизгиваний и болезненного хныканья. Сел и посветил на нее фонариком, она закрыла руками рот, и по ее лицу бежали из закрытых глаз слезы.

Он подбежал к ней, склонился, потрогал ее лоб.

– Лайлак, не надо, – сказал он. – Не плачь, Лайлак, пожалуйста, не надо, – она плачет, подумал он, потому что он сделал ей больно, может быть, изнутри.

Она продолжала плакать.

– Лайлак, извини меня! – сказал он. – Извини меня, любимая! О, Христос и Веи, уж лучше бы пистолет сработал.

Она покачала головой, не отнимая рук ото рта.

– Ты поэтому плачешь? – сказал он. – Потому, что я сделал тебе больно? Тогда почему? Если ты не хочешь идти со мной, то и не надо, не ходи.

Она снова покачала головой, продолжая плакать. Он не знал, что делать. Он сидел рядом с ней, гладя ее по голове, и спрашивал почему она плачет, и говорил ей, чтобы она не плакала, а потом он взял свои одеяла, расстелил их рядом с ней, лег, повернул ее к себе и обнял. Она продолжала плакать, он проснулся, она глядела на него, лежа на боку, подперев голову ладонью.

– Нам нет смысла идти по отдельности, – сказала она, – так что пойдем вместе.

Он попытался вспомнить, что они говорили перед тем, как заснуть. Насколько он мог вспомнить, ничего; она плакала.

– Хорошо, – сказал он, не понимая ее.

– Мне очень стыдно за пистолет, – сказала она. Как я могла это сделать? Я была уверена, что ты солгал Кингу.

– Мне очень стыдно за то, что я сделал, – сказал он.

– Не надо, – сказала она. – Я тебя не виню. Все было абсолютно естественно. Как твоя рука?

Он вытащил руку из-под одеяла и согнул ее, рука больно заныла.

– Ничего, – сказал он.

Она взяла его руку в свою и посмотрела на повязку.

– Ты распылил лекарство?

– Да, – сказал он.

Она смотрела на него, по-прежнему держа его руку в своей.

Глаза ее были большие, карие и по-утреннему ясные.

– Ты правда отправился на остров и вернулся? – спросила она. Он кивнул.

Она улыбнулась и снова посмотрела на его руку, поднесла ее к губам и стала целовать пальцы, один за другим.

Глава 4

Они выехали только поздним утром и долго ехали быстро, чтобы компенсировать свою утреннюю расслабленность. Стоял странный день, с дымкой в воздухе, тяжело дышалось, небо было серо-зеленое, а солнце казалось белым диском, на который можно смотреть широко открытыми глазами. Это был сбой в контроле за погодой, Лайлак вспомнила похожий день в Кит, когда ей было двенадцать или тринадцать лет. («Ты там родилась?» – «Нет, я родилась в Мек»

– «Правда? Я тоже!») Теней не было, и велосипеды, попадавшиеся им навстречу, казалось, висели над землей, как автомобили. Члены понимающе смотрели на небо и, подъехав ближе, кивали без улыбки.

Когда они сидели на траве, деля на двоих контейнер с пирогом, Чип сказал:

– Теперь лучше ехать медленно. На велодорожке могут быть сканеры, нужно выбирать подходящий момент, чтобы их благополучно миновать.

– Сканеры из-за нас? – спросила Лайлак.

– Не обязательно, – ответил он. – Просто потому, что это ближайший город к одному из островов. Разве ты не приняла бы дополнительных предосторожностей, если бы была Уни?

Он боялся не столько сканеров, сколько того, что впереди их может ждать медицинская команда.

– А что, если члены нас там поджидают? – спросила она. – Советчики и врачи, с нашими фотографиями?

– Это не очень вероятно, много времени прошло, – сказал Чип. – Надо попытать счастья. У меня есть пистолет и нож, – он потрогал карман.

Через секунду она спросила:

– Ты ими воспользуешься?

– Да, – сказал он. – Думаю, да.

– Надеюсь, что не придется, – сказала она.

– Я тоже.

– Лучше тебе надеть темные очки, – сказала Лайлак.

– Сегодня? – он посмотрел на небо.

– Из-за твоего глаза.

– Ах, – сказал он, – конечно. – Он вынул очки от солнца и надел их, посмотрел на нее и улыбнулся. – А ты вряд ли сможешь что-нибудь сделать. Разве что, выдохнуть и задержать дыхание.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, покраснела и добавила:

– Их не видно, когда я одета.

– Это первое, что я заметил, когда взглянул на тебя, – сказал Чип, – их.

– Я тебе не верю, – сказала она. – Ты врешь. Врешь.

Правда?.

Он рассмеялся и дернул ее за подбородок.

Они ехали медленно. На велодорожке сканеров не оказалось.

Никакая медицинская команда не остановила их.

Все велосипеды в этих местах были нового типа, но никто ничего не сказал насчет их старых велосипедов.

К вечеру они были в 12082. Проехали в западную часть города, вдыхая запах моря, внимательно смотря на дорожку впереди себя.

Они оставили велосипеды в парковой зоне и пешком вернулись к столовой, где ступеньки спускались к пляжу. Море было далеко под ними, оно мягко раскинулось, синее море – далеко-далеко, до туманного зеленоватого горизонта.

– Эти члены не дотронулись, – произнес детский голос. Рука Лайлак сжала руку Чипа. «Идем дальше», – сказал он. Они пошли вниз по бетонным ступеням, спускавшимся с крутого утеса.

– Эй, вы, там! – воскликнул член, мужчина. – Вы, два члена! Чип выдернул свою руку из руки Лайлак, и оба они обернулись. Член стоял за сканером на верхней ступеньке, держа за руку голую девочку пяти-шести лет. Она терла голову и смотрела вниз на них.

– Вы сейчас дотронулись? – спросил член. Они переглянулись и посмотрели на члена.

– Конечно, – сказал Чип.

– Да, конечно, – сказала Лайлак.

– Он не сказал «да», – сказала девочка.

– Сказал, сестра, – строго произнес Чип. – Если бы он не сказал, мы бы не прошли, правда? – он посмотрел на члена и позволил себе улыбнуться. Член наклонился и что-то сказал девочке.

– Нет, он не сказал, – произнесла та.

– Пойдем, – сказал Чип Лайлак. Они повернулись и пошли вниз.

– Маленькая ненавистница, – сказала Лайлак, а Чип ответил:

– Просто пойдем дальше…

Они спустились до самого низа и остановились снять сандалии. Чип, стоящий сзади, обернулся и посмотрел вверх: члена с девочкой не было, по лестнице спускались другие члены.

Пляж был полупустой, под странным туманным небом в дымке.

Члены сидели и лежали на одеялах, многие – в комбинезонах.

Все были молчаливы и разговаривали тихо, и музыка из громкоговорителей – «Воскресенье, День Веселья» – звучала громко и неестественно. Группа детей прыгала через веревочку у края воды: «Спасибо, Маркс, Христос, Вуд, Веи, – за этот идеальный день. Веи, Вуд, Христос и Маркс…»

Они пошли по берегу на запад, держась за руки и неся свои сандалии в другой руке. Узкий пляж стал еще уже, народу становилось все меньше. Впереди стоял сканер, прямо на границе утесов и моря.

Чип сказал:

– Я никогда раньше не видел сканера на пляже. Я тоже, – сказала Лайлак.

Они переглянулись.

– Вот туда мы и пойдем, – сказал он, – попозже. Она кивнула, и они ближе подошли к сканеру.

– У меня дурацкое желание дотронуться до него, – сказал Чип. – Пошел в драку, Уни, вот я где!

– Не смей, – сказала она.

– Не волнуйся, – казал он, – я не буду.

Они пошли назад, к центру пляжа. Сняли комбинезоны, вошли в воду и заплыли далеко. Повернувшись спиной к морю, они внимательно рассматривали берег за сканером, серые утесы, постепенно таявшие в серо-зеленой дымке. С утесов взлетела птица, покружила и полетела обратно. Она исчезла, скрылась в щели, казавшейся полоской, толщиной в волос.

– Там, возможно, есть пещера, где мы сможем устроиться, – сказал Чип.

Спасатель свистнул и помахал им. Они поплыли обратно к берегу.

– Без пяти пять, члены, – произнес громкоговоритель. – Мусор и полотенца в корзины, пожалуйста. Не забывайте о том, что вокруг вас, когда вытряхиваете одеяла.

Они оделись, поднялись обратно наверх по ступенькам и пошли к рощице, в которой оставили велосипеды. Они отвели их подальше в рощу. Сели отдохнуть. Чип почистил компас, фонарики и нож, а Лайлак завязала все остальное в один узел.

Через час или около того после наступления темноты они пошли в столовую, набрали целую коробку пирогов и напитков и снова пошли на пляж. Миновали сканер. Ночь была безлунная и беззвездная, дневная дымка все еще висела в воздухе. В колыхавшемся крае воды то там, то тут вспыхивали фосфоресцирующие искры, все остальное пространство было одной сплошной темнотой. Чип держал под мышкой коробку с пирогами и напитками. Через каждые несколько секунд он освещал путь фонариком. Лайлак несла узел.

– В такую ночь торговцы не приплывут, – сказала она.

– Зато никого не будет на пляже, – ответил Чип. – Никаких сексуально-диких двенадцатилетних. Это хорошо .Но нет, это плохо, подумал Чип. Что, если дымка останется на много дней и ночей, задержав их на самом краю свободы? Возможно ли, что Уни специально создал эту дымку, именно для этой цели?

Он улыбнулся своим мыслям.

Они шли, пока не решили, что находятся где-то на полдороге между 082 и следующим городом на западе; тогда они положили на землю коробку, узел и принялись искать подходящую пещеру. Они нашли пещеру через несколько минут – низкую щель с песчаным полом, замусоренную обертками от пирогов и, странным образом, двумя кусками – голубым «Египтом» и розовой «Эфиопией», – оторванными от до-Объединенческой карты. Они внесли в пещеру коробку и узел, расстелили одеяла, поели и легли рядом.

– Ты можешь? – спросила Лайлак, – после сегодня утром и вчера вечером?

– Без лечений, – сказал Чип, – все возможно.

– Это фантастика, – сказала Лайлак. Позднее Чип сказал:

– Даже если мы дальше никуда не доберемся, даже если через пять минут нас поймают и вылечат, это того стоило. Мы были сами собой, живыми, по крайней мере, несколько часов.

– Мне нужна вся моя жизнь, а не ее кусочек, – сказала Лайлак.

– Она у тебя будет, – сказал Чип. – Я тебе обещаю, – он поцеловал ее в губы, лаская ее щеку в темноте. – Ты останешься со мной? – спросил он. – На Маджорке?

– Конечно, – сказала она. – А почему нет?

– Ты же не собиралась, – ответил Чип. – Помнишь? Ты даже не собиралась добраться со мной досюда.

– Христос и Веи, это было вчера вечером, – сказала она и поцеловала его.

– Конечно, я останусь, – сказала она. – Ты разбудил меня, и теперь мы с тобой крепко связаны.

Они лежали, обнимая и целуя друг друга.

– Чип! – закричала она – наяву, а не во сне. Она была рядом с ним. Он сел и стукнулся головой о камень, схватил камень, который перед сном воткнул в песок.

– Чип! Смотри! – он нащупал нож и встал на колени, опершись на руку. Она была темным силуэтом, склонившимся у слепого голубого выхода пещеры. Он поднял нож, готовый искромсать любого, кто б ни появился.

– Нет, нет, – сказала она, смеясь. – Иди сюда, посмотри! Ну же! Ты не поверишь!

Щурясь на сверкание неба и моря, он подполз к ней.

– Смотри, – сказала она счастливо, показывая на берег. Метрах в пятидесяти от них на песке лежала лодка, маленькая двухвинтовая моторная лодка, старая, с белым корпусом и красным низом. Она лежала в песке у самой воды, слегка наклонившись вперед. Можно было разглядеть белые пятна на корпусе и на ветровом стекле: части стекла, похоже, не было.

– Давай посмотрим, цела ли она! – сказала Лайлак. Положив руку на плечо Чипу, она начала выбираться из пещеры, он бросил нож, схватил ее за руку и втянул обратно.

– Подожди минутку!

– Почему? – она посмотрела на него.

Он потер голову в том месте, где ударился, и нахмурился, глядя на лодку – такую бело-красную и пустую, и удобную, ясным солнечным, совсем не туманным утром.

– Это какой-то фокус, – сказал он. – Ловушка. Это слишком удобно. Мы ложимся спать, просыпаемся – и нам подали лодку.

Ты права. Я не верю.

– Ее нам не «подали», – сказала Лайлак, – она здесь много недель. Посмотри, сколько на ней птичьего помета, и как глубоко она в песке носом!

– Откуда она? – раздумывал он. – Здесь поблизости нет островов.

– Может быть, торговцы приплыли на ней с Маджорки и попались на берегу, – сказала она. – Или, может, специально оставили для таких членов, как мы. Ты же говорил, что возможна спасательная операция.

– И никто ее не увидел и никуда не отвел за все то время, что она здесь стоит?

– Уни никого не пустил на эту часть пляжа. , – Давай подождем, – сказал он. – Давай просто немного подождем.

Она неохотно согласилась:

– Хорошо.

– Это слишком удобно, – сказал Чип.

– А почему все должно быть неудобно?

Они остались в пещере. Поели, снова увязали веши в одеяла все время наблюдая за лодкой. По очереди ползали в конец пещеры и зарывали свои экскременты в песок.

Волны докатывались до низа лодки и опадали при отливе.

Птицы кружились и садились на ветровое стекло и руль, четыре из них были чайки, и две какие-то коричневые, поменьше.

– Эта лодка становится все грязнее и грязнее с каждой минутой, – сказала Лайлак. – А что, если о ней стало известно и именно сегодня ее заберут?

– Говори шепотом, – попросил Чип. – Христос и Веи, жаль, что я не взял телескоп!

Он попробовал импровизировать телескоп из линзы компаса, линзы фонарика и свернутого листа картонки от коробки, но телескоп никак не хотел работать.

– Сколько мы собираемся ждать? – спросила Лайлак.

– До темноты, – ответил он.

Никто не прошел по пляжу, единственными звуками были шелест волн, порывы ветра и крики птиц.

Он пошел к лодке один, медленно и осторожно. Она была более старой, чем казалась из пещеры, поблекшая краска корпуса хранила следы починок, низ лодки был с вмятинами и облупился. Он обошел вокруг, не трогая ее, ища с фонариком признаки – он не знал, какие они могут быть – какой-нибудь хитрости, опасности. Он ничего не увидел, он видел только старую лодку, которая непонятным образом была брошена, без центральных сидений, с отбитым, примерно, на треть лобовым стеклом, вся запятнанная сухим птичьим пометом. Он выключил фонарик и посмотрел в сторону утесов – дотронулся до скобы и ждал сигнала тревоги. Утесы оставались темными и пустынными в бледном лунном свете.

Он ступил на борт, залез в лодку и осветил фонариком приборную доску. Управление казалось достаточно простым: выключатель приводных турбин и подъемной турбины, ручка управления скоростью со шкалой до 100 км/ч, рулевое колесо, несколько измерительных приборов и индикаторов, и переключатель с надписью «Автомат» и «Ручное», стоящий в положении «Ручное». Он нашел батарейный отсек в полу между передними сидениями и открыл его крышку, гарантийный срок батареи был до апреля 171 года, еще год.

Он посветил фонариком на турбинный отсек. В одной из турбин были навалены веточки. Он выгреб их, вынул застрявшие, и посветил фонариком в турбину – она была новая, блестящая. Вторая турбина была старая, лопасти винта ржавые, одной лопасти не хватало.

Чип сел на водительское место и нашел выключатель освещения приборной доски, который сработал. На маленьких часах зажглось 5.11, пят, 27 авг 169. Он включил одну тяговую турбину, затем вторую, они заскрежетали, но потом заработали мягко. Он выключил их, посмотрел на приборы и индикаторы и выключил освещение приборов.

Утес был так же пустынен, как раньше. Ни один член не выскочил из укрытия. Он обернулся к морю позади себя, оно было пустое и плоское, посеребренное сужающейся дорожкой, которая кончалась под почти полной луной. Никакие лодки не летели по нему.

Он посидел в лодке несколько минут, затем вылез из нее и пошел к пещере.

Лайлак стояла снаружи, у входа.

– Все в порядке? – спросила она.

– Нет, не в порядке, – ответил он. – Ее оставили не торговцы, потому что там нет никакой записки или чего-то в этом роде. Часы остановились в прошлом году, но у нее новая турбина. Я не пробовал подъемную турбину из-за песка, но даже если она работает, корпус треснул в двух местах, и лодка, может быть, так завязла, что вообще не сдвинется с места. С другой стороны, она может отвезти нас в 082 – в маленький приморский медицентр – даже если, похоже, телеконтроля за ней нет.

Лайлак печально смотрела на него.

– Тем не менее, мы можем попробовать, – сказал он. – Если ее оставили не торговцы, они не приплывут на берег, пока эта штука тут торчит. Может быть, мы просто два очень везучих члена. Чип отдал ей фонарик.

Он вынес коробку и узел из пещеры, взял все это под мышки.

Они пошли к лодке.

– Как насчет того, чем торговать? – спросила она.

– У нас будет вот она, – сказал Чип. – Лодка должна стоить в сто раз больше, чем камеры или аптечки, – он посмотрел в сторону утесов. – Ну. доктора! – крикнул он. – Теперь можете выходить!

– Тс-с, не надо! – сказала она.

– Мы забыли сандалии, – сказал он.

– Они в коробке.

Он положил коробку и узел в лодку, и они соскоблили птичий помет с разбитого стекла двумя кусками раковины.

Приподняли нос лодки. развернули ее в сторону моря, потом приподняли корму и стащили к воде.

Так попеременно поднимая то один, то другой конец, они наконец дотащили лодку до бурунов, и она начала неуклюже качаться и плясать на. волнах. Чип держал лодку, пока Лайлак забиралась в нее, потом оттолкнул от берега и забрался сам.

Он сел, включил освещение приборов. Лайлак села рядом, наблюдая. Он взглянул на нее – она с беспокойством смотрела на него – и включил тяговые турбины, а затем – подъемную. Лодка резко затряслась, бросая их из стороны в сторону. Снизу раздался громкий стук. Чип поймал рулевое колесо и повернул ручку регулировки скорости. Лодка рванулась вперед, тряска и стук уменьшились. Он увеличил скорость. Стук исчез, и тряска превратилась в ровную вибрацию. Лодка скользила по водной поверхности.

– Она не поднимается, – сказал он.

– Но движется, – отозвалась она.

– Но сколько она будет двигаться? Она не рассчитана, чтобы так биться о воду, и корпус уже треснул, к тому же, Чип увеличил скорость, лодка заскользила по хохолкам зыби.

Он попробовал рулевое колесо, лодка слушалась. Он направил лодку на север, вытащил компас и сравнил его показания и направления.

– Она не везет нас в 082, – сказал он. – По крайней мере, пока. Она посмотрела назад и вверх.

– Никого!

Он еще увеличил скорость, и нос поднялся чуть больше, но сила, с которой они ударялись о зыбь, возросла. Он сбросил скорость до прежней. Спидометр показывал пятьдесят шесть.

– Я не думаю, что мы идем больше сорока, – сказал он. – Будет уже светло, когда мы туда доберемся, если мы туда доберемся. Если доберемся, то все равно, когда. Я надеюсь не попасть не на тот остров, я не знаю, насколько она отклоняется от курса.

Рядом с Маджоркой были два других острова: ЕВР 91766, в сорока километрах к северо-востоку, медеплавильный комплекс, и ЕВР 91603, в восьмидесяти пяти километрах к юго-западу, где был комплекс по переработке водорослей и климатономический подцентр.

Лайлак приникла к Чипу, уклоняясь от ветра и брызг из-за отбитой части стекла. Чип сжимал рулевое колесо. Он смотрел на индикатор направления, на освещенное луной море впереди, и на звезды, которые светили над горизонтом.

Звезды растворились, небо начало светиться, а Маджорки не было. Было только гладкое и бесконечное море вокруг них.

– Если мы идем со скоростью сорок, – сказала Лайлак, – то мы должны доплыть за семь часов. Уже прошло больше, верно?

– Может быть, мы не идем сорок, – сказал Чип.

Или, может быть, он слишком мало или слишком сильно отклонялся влево в расчете на западное течение? Может, он проехал Маджорку и направляется в сторону Евр? Или, может быть, Маджорка не существует – ее закрыли на до-Объединенческих картах, потому что до-Объединенческие члены «разбомбили» ее до основания, а зачем напоминать Семье о глупости и варварстве?

Он продолжал вести лодку, на волос отклоняясь от севера к западу, но немножко сбавил ход.

Небо еще больше просветлело, но острова все не было, никакой Маджорки. Они шарили глазами по горизонту – молча, избегая встречаться взглядами.

Последняя звезда сверкала над водой на северо-востоке.

Нет, сверкала на воде. Нет – «Там свет», – сказал он.

Она посмотрела, куда он показывал, и схватила его руку.

Огонек двигался по дуге из стороны в сторону, а потом вверх и вниз, будто маня. Он был, примерно, в километре.

– Христос и Веи, – сказал тихо Чип и направил лодку к нему.

– Осторожно, – сказала Лайлак, – может быть, это… Он поменял руку на рулевом колесе, достал из кармана нож и положил себе на колени.

Огонек погас, и показалась маленькая лодка. Кто-то сидел в ней и махал какой-то бледной штукой, которую потом надел себе на голову – шапкой, – после чего продолжал махать рукой.

– Член, – сказала Лайлак.

– Человек, – сказал Чип. Он продолжал рулить в сторону лодки – весельная лодка, похоже, – держась одной рукой , а другой – за рычаг регулировки скорости.

– Посмотри на него! – сказала Лайлак.

Махавший человек был маленький и седобородый с румяным лицом под широкополой желтой шляпой. Он был одет в синюю сверху и белую снизу одежду.

Чип замедлил ход, подошел ближе и выключил все три турбины.

Человек – старше шестидесяти двух и голубоглазый – фантастически голубоглазый – улыбнулся коричневыми зубами с прогалам» – на месте недостающих и сказал:

– Удираете от манекенов, верно? Свободы ищите? – его лодка плясала на боковой волне.

– Да, – сказал Чип. – Да, ищем. Мы пытаемся найти Маджорку.

– Маджорку? – переспросил человек. Он рассмеялся и почесал бороду. – Майорку, – сказал он, – а не Маджорку.

Майорка! Но сейчас она называется «Свобода». Ее не называют Майорка, Бог знает сколько, лет сто, наверное. Это Свобода.

– Мы рядом? – спросила Лайлак.

А Чип сказал:

– Мы друзья. Мы пришли не для того, чтобы как-то… вмешиваться, пытаться «вылечить» вас или что-нибудь в этом роде.

– Мы сами неизлечимые, – сказала Лайлак.

– Вы бы сюда не пришли, кабы не эдак, – сказал человек. – На то я и здесь, высматривать братву, вроде вас, и провожать в порт. Да, вы рядом. Она там, – и показал на север.

И теперь на горизонте ясно была видна низкая зеленая полоса. Розовые блики светились над ней в западной части – горы, освещенные первыми лучами солнца.

Чип и Лайлак посмотрели на них, посмотрели друг на друга, и снова на Маджорку-Майорку-Свободу.

– Держи конец, – сказал человек, – я привяжу его к вашей скобе и поднимусь к вам на борт.

Они повернулись друг к другу и переглянулись. Чип взял с колен нож и бросил на пол. Тронул Лайлак за руку.

Они улыбнулись друг другу.

– Я думала, мы его проехали, – сказала она.

– Я тоже, – сказал он. – Или что он больше не существует.

Они снова улыбнулись, наклонились друг к другу, и поцеловались.

– Эй, подайте мне руку! – Человек глядел на них с кормы лодки, цепляясь за борт пальцами с грязными ногтями.

Они подошли к нему. Чип встал коленом на заднее сиденье и помог мужчине забраться.