Текст книги "Атлант расправил плечи. Трилогия."

Автор книги: Айн Рэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 100 страниц) [доступный отрывок для чтения: 36 страниц]

Дагни спросила:

– Сколько тебе лет?

Женщина посмотрела на нее без обиды, как смотрят, услышав бессмысленный вопрос.

– Тридцать семь, – ответила она.

Они уже отъехали на несколько кварталов, когда Дагни с ужасом воскликнула:

– Хэнк, эта женщина всего на два года старше меня!

– Да.

– Боже мой, как им удалось докатиться до такого?

Он пожал плечами:

– А кто такой Джон Голт?

Последним, что они увидели при выезде из городка, стал рекламный щит. Изображение все еще угадывалось на свисавших с него клочьях бумаги, только прежде яркие краски превратились в смертельную серость. Рекламировалась стиральная машина.

За городом, далеко в поле, неторопливо ходил человек, фигуру его искажало уродливое, неестественное напряжение: он тянул за собой плуг.

До моторостроительного завода компании «Двадцатый век»они добрались через два часа, преодолев при этом две мили. И, поднявшись на холм, поняли, что странствие их оказалось бесполезным. На двери главного входа висел ржавый замок, но в огромных окнах зияли внушительные бреши, и завод был, по сути, открыт для всех и всего: сурков, кроликов и сухих листьев, обильно нанесенных ветром внутрь.

Его выпотрошили уже давно. Крупные станки эвакуировали цивилизованным образом – в бетоне пола еще оставались аккуратные отверстия для их крепления. Остальное стало добычей случайных грабителей. Эти не оставили ничего, кроме такого мусора, который счел бы бесполезным самый нуждающийся бродяга – груда проржавевших, бесформенных обломков металла, разбитых досок, штукатурки, битого стекла – и кроме поднимающихся ровными витками к крыше стальных лестниц, построенных надежно и прочно.

Они остановились в просторном зале; из дыры в крыше наискось падал луч света, звонкие отзвуки их шагов таяли вдали, в рядах пустых помещений. Заметавшаяся между стальными балками птица, свистя крыльями, вылетела через прореху в крыше.

– На всякий случай надо бы осмотреться, – предложила Дагни. – Ты идешь по мастерским, я – по пристройкам. Давай, только побыстрее.

– Тебе лучше бы не бродить здесь в одиночестве. Не знаю, насколько безопасны здесь полы и лестницы.

– А, ерунда! Я вполне способна ориентироваться на заводе и знаю, что интересует старьевщиков. Мне просто хочется побыстрее убраться отсюда.

Проходя безмолвными цехами, где под потолком еще висели проржавевшие захваты стальных кранов, замечая над головой геометрически совершенные линии, она ничего не хотела видеть, но заставляла себя смотреть.

Это было все равно как вскрывать труп любимого. Плотно стиснув зубы, Дагни озиралась по сторонам, словно водя лучом прожектора. Шла она быстро – задерживаться где-либо не было никакой необходимости.

Остановилась она только в комнате, прежде, похоже, служившей лабораторией. Здесь ее внимание привлекла проволочная катушка. Она торчала из груды мусора. Дагни никогда еще не видела подобного рисунка обмотки, тем не менее он показался ей смутно знакомым, словно явившимся из какого-то случайно уцелевшего и очень далекого воспоминания. Она потянула за катушку, но даже не смогла сдвинуть ее с места: та казалась частью какого-то погребенного в куче всякой дряни механизма.

Помещение вполне могло оказаться экспериментальной лабораторией – если только она правильно определила назначение находившихся на стене остатков оборудования: огромного множества электроподводов, кусков тяжелого кабеля, свинцовых труб, стеклянных трубок, встроенных шкафов без полок и дверей. В груде мусора было много стекла, резины, пластмассы, с ними соседствовали серые обломки сланца, использовавшегося для графитовых изоляторов. По всему полу были разбросаны листы бумаги. Среди мусора попадались и предметы, явно не принадлежавшие былым владельцам этого помещения: пакеты из-под поп-корна, бутылка из-под виски, журнал, издававшийся какой-то сектой.

Дагни еще раз попыталась извлечь катушку из груды старья. Та опять не пошевелилась. Нагнувшись, она принялась разбирать мусор.

К тому мгновению, когда Дагни распрямилась и посмотрела на свою находку, она успела порезать руки и перепачкаться в пыли. Перед ней были разломанные остатки модели электромотора. Большинство частей его отсутствовало, однако того, что оставалось, было достаточно, чтобы представить себе его прежнюю форму и назначение. Дагни никогда не видела такого мотора или чего-то на него похожего. Она не могла до конца понять особенности конструкции и тех функций, которые двигатель должен был исполнять.

Дагни внимательно осмотрела черненые трубки и странной формы контакты. Она попыталась определить их назначение, перебирая в уме все известные ей типы двигателей и все возможные режимы работы их частей.

Все знакомое ей не соответствовало модели. Она казалась мотором, генератором, однако Дагни не могла определить, на каком виде топлива он может работать. Двигатель не был рассчитан на пар, мазут и все известные ей источники энергии.

Внезапно сорвавшееся с губ Дагни восклицание стало не просто звуком, а толчком, бросившим ее на груду мусора. Опираясь на локти и колени, она ползала по полу, подбирая все попадавшиеся ей листки бумаги, отбрасывая одни, берясь за следующие. Руки Дагни тряслись.

Она обнаружила часть того, на чье существование уже не надеялась, – тонкую стопку скрепленных вместе машинописных листков – остаток отчета. Начало и конец его отсутствовали; клочки бумаги под зажимом свидетельствовали о том, что отчет прежде был куда более объемистым. Бумага успела пожелтеть и высохнуть. В отчете содержалось описание двигателя.

Осматривавший разоренную энергостанцию завода, Риарден услышал ее вопль:

– Хэнк!!!

Дагни словно бы колотило от ужаса.

Он бросился на голос. Дагни стояла посреди комнаты, руки ее кровоточили, чулки были порваны, костюм перепачкан пылью… но пальцы крепко держали стопку листков.

– Хэнк, как ты думаешь, на что это похоже? – спросила она, указывая на непонятной формы обломок у своих ног; в голосе ее звучала напряженная, полная истеричного изумления нотка, свойственная только что пережившему потрясение, оторвавшемуся от реальности человеку. – На что это похоже?

– Ты поранилась? Что случилось?

– Нет!.. Не обращай внимания, не смотри на меня! Со мной все в порядке. Взгляни вот на это. Знаешь, что это такое?

– Что ты с собой сделала?

– Мне пришлось выкопать егоиз груды мусора. Но со мной все в порядке.

– Ты вся дрожишь.

– Сейчас ты тоже будешь дрожать, Хэнк! Посмотри на эту вещь. Просто посмотри и скажи мне, что это такое.

Риарден послушно посмотрел вниз, и тут взгляд его вдруг стал сосредоточенно-острым – он опустился на пол и принялся тщательно изучать предмет.

– Какой странный способ соединять узлы двигателя, – хмурясь, задумчиво заметил он.

– На, прочти, – сказала Дагни, протягивая ему страницы.

Прочитав, он оторопело посмотрел на нее и воскликнул.

– Бог ты мой!

Дагни уже сидела возле него на полу, и какое-то мгновение они не могли произнести ни слова.

– Это все катушка, – сказала Дагни. Ей казалось, ум ее вступил в какую-то гонку, она не могла уловить и передать все то, что вдруг открылось ее сознанию; слова одно за другим торопливо слетали с ее губ.

– Сначала я заметила катушку, потому что видела похожие чертежи, не точь-в-точь, но что-то подобное… много лет назад, когда еще училась в колледже… старая книга, в ней было написано, что от идеи этой отказались… отказались давным-давно – но я любила читать все, касавшееся железнодорожных двигателей. В той книге говорилось, что одно время идея эта разрабатывалась, люди потратили годы на эксперименты, но так и не сумели решить задачу и в итоге сдались. После мысль эту забросили не на одно поколение. Я и не думала, что кто-нибудь из ученых мог воспользоваться ею в наше время. Но кто-то сделал это. Сделал и решил задачу!.. Хэнк, ты понимаешь, чтоэто значит? Люди когда-то пытались изобрести двигатель, способный поглощать статическое электричество из атмосферы и потреблять его, превращая в собственную мощность. Этого не сумели сделать. Об этой идее забыли. Но вот она, воплощенная в железе.

Дагни указала на обломки двигателя.

Риарден кивнул. На лице его не было улыбки. Он сидел, разглядывая остатки модели, сосредоточившись на чем-то своем, сокровенном – причем, не слишком счастливом.

– Хэнк! Разве ты не понимаешь, что это значит? Перед нами величайшая революция в энергетике после изобретения двигателя внутреннего сгорания – нет, нечто большее! Этот двигатель уничтожит остальные – сделает возможным абсолютно все. Можно будет послать к черту Дуайта Сандерса вместе со всеми подобными ему личностями! Кто захочет иметь дело с дизелями? Кто захочет возиться с нефтью, углем, заправочными станциями? Разве ты не видишь того, что вижу я? Новый, с иголочки локомотив величиной с половину нынешнего, но в десять раз более мощный. Автогенератор, работающий буквально на считанных каплях топлива и не имеющий предела мощности. Самый чистый, быстрый и дешевый способ передвижения из всех известных человеку. Разве ты не видишь, чтоза какой-то год сделает этот двигатель с нашими транспортными системами и со всей страной?

На лице Риардена не проступило даже тени волнения. Он неторопливо произнес:

– Но кто спроектировал его? И почему эту модель бросили здесь?

– Мы выясним это.

Он задумчиво взвесил на руке странички.

– Дагни, если ты не найдешь проектировщика, то сумеешь ли восстановить двигатель по этим обломкам?

Она надолго задумалась, а потом уже унылым тоном произнесла:

– Нет.

– И никто не сможет. Кто-то создал этот двигатель. Он работал, если судить по записям. Более великого изобретения я не видел. Двигатель этот работал. И мы не способны вновь оживить его. Чтобы дополнить отсутствующие детали, нужно обладать умом, не менее великим, чем у этого безвестного изобретателя.

– Я найду его, даже если для этого придется забросить все остальные дела.

– …и если он еще жив.

Немного помолчав, Дагни задумчиво спросила:

– Что навело тебя на такую мысль?

– Едва ли он жив. В ином случае, разве он оставил бы свой шедевр гнить в куче мусора? Разве бросил бы изобретение такого масштаба? Если бы автор его был еще жив, ты уже давно получила бы свои локомотивы с автогенераторами. И тебе не пришлось бы разыскивать его, потому что имя его уже было бы известно всему миру.

– Не думаю, чтобы эта модель была изготовлена очень давно.

Риарден посмотрел на бумагу, на слой ржавчины на поверхности двигателя.

– Я бы сказал, около десяти лет. А может быть, и чуть больше.

– Нам придется найти его или кого-нибудь из тех, кто его знал. Это более важно…

– …чем все, что производится ныне или принадлежит кому-нибудь. Не думаю, что нам удастся найти изобретателя. A если мы не сумеем это сделать, никто не сможет повторить его достижение. Никто не сможет восстановить его двигатель. От него осталось немногое. Это всего лишь намек, бесценный намек, однако, чтобы понять его, требуется ум из тех, которые рождаются раз в столетие. Как, по-твоему, способны на это наши нынешние инженеры?

– Нет.

– Сейчас не осталось даже просто классного проектировщика. А новых идей в моторостроении не было слышно уже много лет. Эта профессия или вымирает, или уже умерла.

– Хэнк, но ты понимаешь, что значит… если двигатель этот удастся построить?

Риарден коротко усмехнулся:

– Я бы сказал, примерно десять лет, прибавленных к жизни каждого жителя этой страны, если учесть, сколь многое станет проще и дешевле производить, сколько часов человеческого труда можно будет высвободить для других работ, и насколько больше можно будет сделать за это время. Ты говоришь – локомотивы? А как насчет автомобилей, кораблей и самолетов с двигателями подобного рода? A есть еще тракторы. И электростанции, располагающие неограниченным запасом энергии, без топлива, за которое нужно платить, если не считать нескольких пенни, необходимых для работы преобразователя. Этот двигатель мог бы привести в движение всю страну, вдохнуть в нее огонь. Он может принести электрическую лампочку в самый отдаленный уголок, даже в дома тех людей, которых мы видели сегодня в долине.

– Можетпринести? Обязательно принесет. Я найду того человека, который изобрел его.

– Мы попытаемся, – Риарден резко распрямился, бросил еще один взгляд на поломанную модель и произнес с невеселым смешком: – Вот и двигатель для ветки « Линия Джона Голта»… – А потом заговорил во властной манере руководителя: – Во-первых, надо отыскать здесь их отдел кадров. Просмотреть личные дела, если они остались. Потом нужно установить имена их исследователей и инженеров. Я не знаю, кому сейчас принадлежат эти руины, и подозреваю, что владельца будет очень трудно найти, иначе он просто не позволил бы нам попасть сюда. Затем мы обследуем все комнаты лаборатории. Позднее можно будет послать сюда на самолете нескольких инженеров, чтобы они прочесали весь завод.

Они направились к выходу, но на пороге Дагни на мгновение застыла.

– Хэнк, здесь не было ничего более ценного, чем этот двигатель, – негромко проговорила она. – Он стоил больше, чем весь этот завод со всей его продукцией. Тем не менее он брошен и оставлен в куче мусора. Это единственная вещь, которую никто не потрудился забрать или украсть.

– Это и пугает меня больше всего, – признался Риарден.

Отдел кадров искать долго не пришлось. На двери его красовалась соответствующая табличка, однако ею все и ограничилось. Внутри не было ни мебели, ни бумаг – ничего, кроме битого стекла.

Они вернулись назад, в комнату, где остался двигатель. И, ползая на коленях, осмотрели каждую частицу мусора на полу.

Находок оказалось немного. Они отложили в сторону бумаги, среди которых не было страниц отчета и прочих записей, относящихся к двигателю. Пакеты из-под попкорна и бутылка из-под виски свидетельствовали о вторжении варварских орд, прокатившихся по помещению подобно волнам и унесшим невесть куда все нужные им остатки.

Они обнаружили несколько кусочков металла, которые могли отколоться от двигателя, однако обломки эти были слишком незначительными, чтобы представлять собой какой-либо интерес. Мотор выглядел так, словно части его выломали какие-то мародеры, решившие найти им применение в повседневной жизни. Оставшееся имело слишком необычный вид, чтобы кого-то заинтересовать.

Стоя на коленях, упираясь ладонями в усыпанный песчинками пол, Дагни ощущала в душе трепет гнева, жгучего, бессильного гнева, рожденного видом разрушения. Она гадала, не стал ли подводной кабель мотора веревкой для чьих-то там пеленок, не сделался ли его маховик блоком для общего колодца, не превратился ли его цилиндр в горшок для герани, стоящий сейчас на подоконнике того самого миляги, что оставил здесь бутылку из-под виски.

На холме еще было светло, но из долины уже наползала голубая дымка.

Они закончили с делом, когда уже стемнело. Дагни поднялась и прислонилась к пустой оконной раме, чтобы ощутить прикосновение вечерней прохлады ко лбу. Небо сделалось темно-синим.

– Этот двигатель мог бы привести в движение всю страну, вдохнуть в нее огонь.

Она посмотрела на мотор. А потом выглянула в окно и вдруг застонала, вздрогнув всем телом и уронив голову на руку, упиравшуюся о косяк рамы.

– В чем дело? – спросил Риарден.

Дагни не ответила.

Риарден выглянул наружу. Далеко внизу, в долине, в сгущающейся тьме, едва светились слабые огоньки сальных свечей.

ГЛАВА X. ФАКЕЛ УАЙЭТТА

– Помилуй бог, мэм! – проговорил клерк архивного бюро. – Никто не знает, кому этот завод принадлежит теперь. И спросить некого.

Клерк сидел за столом находившегося на первом этаже кабинета, куда редко заходили посетители; пыль на окружавших его папках лежала густым слоем. Он то глядел на блестящий автомобиль, стоящий перед его окном на грязной площади, образующей центр некогда процветавшего городка, столицы округа, то переводил тусклый, рассеянный взгляд на двоих неизвестных посетителей.

– Почему? – спросила Дагни.

Клерк беспомощным движением указал на массу бумаг, извлеченных им из папок:

– Решить, кому все принадлежит, может только суд, но достаточно компетентный суд, по-моему, едва ли найдется. Если только бумаги эти вообще когда-либо попадут в суд. Но так едва ли случится.

– Почему? Что произошло?

– Ну, она продана… « Двадцатый век». То есть моторостроительная компания. Она была продана одновременно двум разным владельцам. В свое время, два года назад, это был крупный скандал. А теперь все – он указал на груду документов – превратилось в бумагу, дожидающуюся судейского рассмотрения. И я не вижу, каким образом какой-нибудь судья сумеет установить по ней права собственности или вообще какие-нибудь права.

– Пожалуйста, расскажите, что произошло?

– Ну, последним законным владельцем завода была Народная ипотечная компания, город Рим, штат Висконсин. Городок находится по ту сторону от завода, в тридцати милях к северу отсюда. Эта Ипотечная компаниябыла довольно бойкой конторой, повсюду трубившей о выгодных кредитах. Возглавлял ее некий Марк Йонтц. Никто не знал, откуда он взялся, никому не известно, куда он делся теперь, однако на следующее утро после того как Народная ипотечная компаниялопнула, выяснилось, что Марк Йонтц продал « Двадцатый век»кучке молокососов из Южной Дакоты, а заодно передал в качестве залога под займ одному из банков Иллинойса. Когда они явились, чтобы посмотреть на завод, оказалось, что Йонтц вывез все станки и распродал их поштучно, один Бог ведает кому. Итак, завод принадлежит многим и никому. Словом, сейчас дела обстоят так: ребята из Южной Дакоты, банк и адвокаты кредиторов Народной ипотечной компанииподают в суд друг на друга, претендуя на владение этим заводом, и никто из них не имеет права вывезти оттуда даже колеса, если не считать того, что ни единого колеса там уже не осталось.

– А при Марке Йонтце завод работал?

– Боже мой, нет, мэм! Йонтц был не из тех, кто способен руководить заводом. Он не хотел работать, ему нужно было только получить деньги. И ведь сорвал куш – взял за этот завод куда больше, чем кто угодно мог за него дать.

Клерк не мог понять, отчего светловолосый, суровый с вида мужчина, сидевший рядом с женщиной перед его столом, то и дело поглядывает через окно на свой автомобиль, вернее, на большой, обернутый брезентом предмет, выглядывавший из-под крышки багажника.

– А что произошло с заводской документацией?

– Что именно вы имеете в виду, мэм?

– Производственные отчеты. Рабочие документы. Э… личные дела.

– Ну, их вообще не сохранилось. На заводе шел настоящий грабеж. Предположительные владельцы хватали все, что могли… мебель и все движимое, даже если шериф вешал на дверь замок. Бумаги и все прочее – их, наверно, забрали шакалы из Старнсвилля, это там, в долине, им приходится трудно. Скорей всего, бумаги забрали на растопку и сожгли.

– А нет ли здесь бывших работников этого завода? – спросил Риарден.

– Нет, сэр. Здесь их не стоит искать. Все они жили в Старнсвилле.

– Все-все? – прошептала Дагни, вновь видя перед собой руины. – И… инженеры тоже?

– Да, мэм. Это был заводской городок.

– А вы случайно не запомнили имени какого-нибудь человека, который там работал?

– Нет, мэм.

– А при каком из владельцев завод еще функционировал? – задал вопрос Риарден.

– Не могу сказать вам, сэр. Там много было всякой суеты, потом завод столько раз переходил из рук в руки после смерти старины Джеда Старнса. Он-то и построил завод. А вместе с ним, можно сказать, привел в порядок и весь край. Старнс умер двенадцать лет назад.

– А вы можете назвать нам имена всех последующих владельцев?

– Нет, сэр. Старое здание суда сгорело примерно три года назад вместе со всеми архивами. Не знаю, где теперь можно найти эти сведения.

– А вы не знаете, каким образом Марку Йонтцу удалось приобрести завод?

– Это я знаю. Он купил его у Баскома, мэра Рима. А уж как завод достался ему, мне не известно.

– А где сейчас мэр Баском?

– По-прежнему командует в Риме.

– Весьма вам благодарен, – проговорил Риарден, вставая. – Мы поедем к нему.

Они уже были возле двери, когда клерк спросил:

– А что вы разыскиваете, сэр?

– Нашего друга, – ответил Риарден. – Старого друга, следы которого мы потеряли. Он работал на этом заводе.

* * *

Мэр города Рима из штата Висконсин откинулся назад в своем кресле; под засаленной рубашкой его грудь и живот образовывали нечто похожее на грушу.

Террасу его дома наполнял густой, пропитанный пылью и солнцем воздух. Мэр махнул рукой, блеснув перстнем с крупным, но низкокачественным топазом.

– Бесполезно, бесполезно, леди, совершенно бесполезно, – проговорил он. – Опрашивать здешних жителей значит попусту тратить время. Заводских больше не осталось, нет и таких, кто мог бы подробно рассказать о них. Отсюда уехало столько семей, а осталась такая шваль! Вот я и твержу себе все время, что превратился в мэра одной только швали.

Он предложил обоим своим гостям сесть, но не стал обращать внимания на то, что леди предпочла остаться стоять возле парапета террасы. Откинувшись назад, Баском принялся изучать стройную фигуру визитерши: высший класс, решил он, и спутник ее определенно из богатых.

Дагни рассматривала улицу этого Рима. На ней были дома, тротуары, фонарные столбы, даже щит с рекламой прохладительных напитков; однако казалось, что городу этому остались считанные дюймы и часы до погружения в состояние Старнсвилля.

– Нет, никакого фабричного архива здесь не осталось, – проговорил мэр Баском. – И если вы, леди, хотите найти именно его, то можете оставить свои попытки. Это все равно теперь, что ловить листья на ветру. Да-да, листья на ветру. Кого сейчас интересуют бумаги? В подобные времена люди озабочены добротными, прочными материальными объектами. Надо быть практичным человеком.

За пыльными окнами они видели обстановку гостиной: персидские ковры на покоробившемся деревянном полу, приставленный к стене барный столик с хромированными полосками, дорогой радиоприемник, на котором стояла старая керосиновая лампа.

– Да, это я продал завод Марку Йонтцу. Он был хорошим парнем, таким живым, энергичным. Конечно, он ловчил, но кто этого не делает? И зашел слишком далеко… Этого я не ожидал. Я полагал, что ему хватит ума остаться в рамках закона… то есть, того, что от него сейчас осталось.

Мэр Баском улыбнулся, с кроткой откровенностью глядя на своих гостей. В глазах его угадывалась примитивная, лишенная интеллекта проницательность, улыбка казалась добродушной – без доброты.

– Не думаю, чтобы вы, друзья мои, были детективами, – проговорил он, – но даже если так, мне все равно. Я не тянул с Марка никаких комиссионных, он не посвящал меня в свои сделки, и мне неизвестно, куда он исчез, – он вздохнул. – Парень этот мне нравился. Хорошо бы он остался здесь. Конечно, не ради воскресных служб. Ему же надо было заработать себе на жизнь, так ведь? И он не был хуже других, только посмышленей. Кто-то залетел бы на такой афере, а он – нет, в этом вся разница… Не-а, я не знаю, что он намеревался делать, покупая этот завод. Конечно, он заплатил мне малость побольше, чем стоила эта старая мышеловка. Конечно, он оказал мне любезность, купив ее. Не-а, я никак не понуждал его к этой покупке. Это было излишне. Просто я тоже оказал ему несколько услуг. Некоторые законы, сэр, они как бы сделаны из резины, и мэр всегда может чуть растянуть их, чтобы угодить другу. Зачем волноваться? Как еще можно разбогатеть в этом мире? – он бросил взгляд на роскошную черную машину. – Вам это лучше знать.

– Вы рассказывали нам о заводе, – напомнил Риарден, постаравшись взять себя в руки.

– Чего я терпеть не могу, – проговорил мэр Баском, – так это людей, которые любят поговорить о принципах. Ни одним принципом молочную бутылку не наполнишь. В жизни существенна только ее солидная, материальная сторона. А когда все вокруг рушится, на теории просто не остается времени. Что касается меня – оказаться внизу я не намерен. Пусть идеи будут у других, а у меня будет завод. Идеи мне не нужны, мне нужно три раза в день плотно поесть.

– Зачем же вы тогда купили этот завод?

– А зачем вообще покупают предприятия? Чтобы выжать из них все, что еще можно. Когда мне предоставляется шанс, я его не упускаю. Была распродажа после банкротства, и покупателей на это старье особенно не наблюдалось. Поэтому я и прихватил заводишко – за горсть жареных каштанов. Долго я им не владел – Марк избавил меня от этой головной боли уже через два или три месяца. Конечно, сделка оказалась удачной, а я этого и не скрываю. Ни один деловой воротила не мог бы распорядиться им лучше.

– А завод работал, когда вы купили его?

– Нет. Он уже был закрыт.

– А вы пытались вновь открыть его?

– Только не я. Я человек практичный.

– А не вспомните ли вы имена работавших на нем людей?

– Нет. Никогда не встречался с ними.

– А вы что-нибудь забирали с завода?

– Что ж, отвечу. Я там хорошенько огляделся – и понравился мне стол старины Джеда. Джеда Старнса, то есть. В свое время он действительно был крупной шишкой. Чудесный стол, из цельного красного дерева. Ну, я и отгрузил его домой. Кроме того, у кого-то из чинов, не знаю, у кого именно, оказалась в ванной комнате шикарная душевая кабинка, какой я еще не видел. Со стеклянной дверкой, а на ней русалка, настоящее произведение искусства, и потом такая соблазнительная, какой даже на картинах не бывает. Вот, значит, и этот душ я тоже перевез сюда. И какого черта… ведь все это принадлежало мне, так ведь? Стало быть, я имел полное право вывезти с завода ценные вещи.

– А после чьего банкротства вы купили завод?

– O, это был великий крах, лопнул Национальный общественный банкв Мэдисоне. Боже, вот это был крах! Он едва не прикончил весь штат Висконсин – ну уж, во всяком случае, наш край добил. Некоторые говорят, что этот завод и разорил банк, другие утверждают, что он стал последней каплей в протекавшем ведерке, потому что Национальный общественный банкделал вложения в трех или четырех штатах. Возглавлял его Юджин Лоусон. Банкир и подлинно сердечный человек, как его называли. Он был весьма знаменит в наших краях два или три года назад.

– Значит, это Лоусон управлял заводом?

– Нет. Он просто вложил в него кучу денег, куда больше, чем можно было надеяться извлечь из старой рухляди. И когда завод разорился, это стало последней соломинкой, сломавшей спину Джина Лоусона. Банк загремел через три месяца, – мэр вздохнул. – Это был настоящий удар для здешнего люда. Все они хранили свои сбережения в Национальном общественном.

Мэр Баском со скорбью глянул за парапет – на свой городок.

Он ткнул большим пальцем в сторону седовласой уборщицы, которая, тяжело опустившись на колени, оттирала ступени дома.

– Возьмем, например, эту женщину. Солидная была, респектабельная семья. Муж ее держал здесь магазин тканей. Работал всю жизнь, чтобы обеспечить ее старость, и перед смертью добился своей цели – только деньги положил в Национальный общественный банк.

– А кто руководил заводом, когда он разорился?

– O, какая-то скороспелая корпорация под названием « Объединенные услуги». Воздушный шарик. Возникла из ничего и исчезлав никуда.

– А где сейчас ее члены?

– А где обрывки воздушного шарика после того, как он лопнет? Ищи их по всем Соединенным Штатам. Попробуй, найди.

– А где Юджин Лоусон?

– Ах этот? С ним все в порядке, нашел себе работу в Вашингтоне – в Бюро экономического планирования и национальных ресурсов.

Поддавшись все-таки эмоциям, Риарден порывисто вскочил, но тут же взял себя в руки и вежливо произнес:

– Благодарю вас за информацию.

– Рад был встрече с вами, мой друг, рад был встрече, – кротко промолвил мэр Баском. – Не знаю, чего вы ищете, но, поверьте моему слову, не стоит трудиться. Из этого завода ничего более не извлечешь.

– Я же сказал вам, что мы ищем старого друга.

– Ну, будь по-вашему. Должно быть, очень хороший друг был, если вы так усердно ищете его с этой очаровательной леди, которая вам явно не жена…

Дагни увидела, как побледнел Риарден, даже губы его побелели:

– Держите за зубами свой грязный… – начал было он, но Дагни шагнула вперед.

– А почему вы решили, что я ему не жена? – невозмутимо осведомилась она.

Реакция Риардена немало удивила мэра Баскома; реплику свою он произнес не со зла, просто демонстрируя свою проницательность, и как дружескую подначку товарища по греху.

– Леди, я успел многое повидать за свою жизнь, – вполне добродушным тоном проговорил он. – Когда женатые люди глядят друг на друга, в их глазах не читается мысль о постели. В этом мире ты или блюдешь добродетель, или наслаждаешься жизнью. Но того и другого одновременно просто не бывает.

– Я задала ему вопрос, – обратилась она к Риардену, чтобы не дать тому снова вспылить. – И он дал мне вполне разумное объяснение.

– Если хотите совет, леди, – проворчал мэр Баском, – купите себе обручальное кольцо в грошовой лавчонке и носите его. Гарантии не дает, но помогает.

– Спасибо, – ответила она, – до свидания.

В ее подчеркнуто строгом спокойствии крылся приказ, заставивший Риардена последовать за ней к машине.

Когда между ними и городком осталась не одна миля, не глядя на нее, голосом негромким и полным отчаяния, Риарден произнес:

– Дагни, Дагни, Дагни… мне так жаль!

– А мне нет.

Через несколько мгновений, заметив, что на лице его воцарилось прежнее самообладание, она сказала:

– Никогда не сердись на человека за то, что он сказал правду.

– Именно этаправда не имела к нему никакого отношения.

– Его мнение никоим образом нас с тобой не задевает.

Он произнес сквозь зубы, не в качестве ответа, но так, словно терзавшая его мысль невольно превратилась в слова:

– Я не смог защитить тебя от этого мелкого, подлого…

– Я не нуждаюсь в защите.

Риарден промолчал, не взглянув на нее.

– Хэнк, когда ты сможешь забыть про гнев – завтра или на следующей неделе, – вспомни слова этого человека и подумай: быть может, он в чем-то прав?

Он повернулся к ней, однако снова ничего не сказал.

Заговорил Риарден лишь по прошествии долгого времени, усталым и ровным голосом.

– Мы не можем позвонить в Нью-Йорк и вызвать сюда своих инженеров, чтобы обыскать завод. Мы не можем встретиться с ними здесь. Мы не можем признать, что нашли двигатель вместе… Я позабыл обо всем этом… там… в лаборатории.

– Давай я позвоню Эдди, когда мы найдем телефон. Я скажу, чтобы он прислал двоих инженеров из нашей фирмы. Я отдыхаю здесь одна, нахожусь в отпуске – другого они не знают, да им и не положено знать.

Лишь через пару сотен миль они отыскали междугородный телефон. Когда она поздоровалась с Эдди Уиллерсом, тот охнул, услышав ее голос.

– Дагни! Ради бога, где ты сейчас?

– В Висконсине. А что случилось?