Текст книги "1941, Великая Отечественная катастрофа: Итоги дискуссии "
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Военная документалистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 64 страниц)
Если Бушуева хотя бы сослалась на «трофейный фонд», то ни Дорошенко, ни Афанасьев, ни Наджафовпро это даже не упомянули. И тем более никем не было упомянуто, что документ был найден в фонде 2-го бюро французского Генштаба, выполнен на официальном бланке военного ведомства Виши и снабжен все тем же стандартным примечанием о получении из «надежного источника» – и вдобавок указанием использовать его в пропагандистских целях105105
Подробнее см.: Случ С.З. Речь Сталина, которой не было // Отечественная история. 2004. № 1. С. 113—139.
[Закрыть].
Ссылка на российский архив и авторитет «прораба перестройки» Афанасьева мгновенно сыграла свою роль – историки ревизионистского направления объявили опубликованный Бушуевой и Дорошенко документ подлинником. И отныне большинство западных исследователей ссылаются на него как на документальное доказательство коварных планов Сталина.
Можно долго рассуждать о достоверности «документа Рюффе-на», ссылаться на мнение тех или иных авторитетов или проводить различные источниковедческие и текстологические анализы. Эти рассуждения могут иметь научную ценность (а могут и не иметь), но сейчас речь не об этом. Суть в том, что находка Бушуевой и Дорошенко никак не доказывает подлинности речи Сталина, а ссылка на архив в данном случае является совершенно сознательной ложью, основанной на «методе умолчания»: целенаправленном искажении информации путем опускания ключевых подробностей. Кстати, в последнее время ревизионисты ведут себя осмотрительнее – они уже не настаивают, что был найден первоисточник «речи», а упоминание про архив призвано лишь создать у непосвященного читателя искаженное впечатление о происхождении документа.
Между прочим, среди обличителей «кровавого сталинского режима» подобный метод фальсификации довольно популярен. Например, на заре украинской самостийности в киевской газете «Литературная Украина» был опубликован «совершенно секретный» приказ Сталина от 1944 г. о депортации всех (!) украинцев в Сибирь. Документ был снабжен даже ссылкой на архив – причем, как оказалось, подлинной. В публикации была опущена самая малость – что «сталинский приказ» распространялся в качестве немецкой листовки.
Конечно, все эти игры не имеют никакого отношения к науке, но наука авторов подобных фальшивок и не интересует – они создаются и пускаются в оборот исключительно с пропагандистскими целями.
Подытожим сказанное. Мерилом исторической ценности и объективности исследования является точность и полнота приведенных в нем цифр и фактов. В свою очередь, неполнота и неточность могут быть следствием как добросовестных заблуждений (искажение цифр в источниках, неполнота самой источниковой базы), так и сознательного стремления подогнать факты под уже существующую концепцию. Последнее противоречит самим принципам научной работы и превращает использующего такие методы из исследователя в политического журналиста – сиречь пропагандиста.
Безусловно, существует грань между сознательным искажением информации и использованием такой информации по незнанию. Однако некомпетентность тоже не является оправданием для человека, позиционирующего себя как специалиста в той или иной области – в данном случае ложь будет заключаться в искаженной самооценке.
Впрочем, гораздо чаще бывает, когда фальсификатор вполне сознательно выбирает из нескольких данных именно искаженные, но подтверждающие его концепцию. Доказать умышленность такого подбора зачастую довольно тяжело, но можно сделать это по косвенным признакам: подтасовка данных обычно делается «комплексно» и сопровождается умолчаниями в тех местах, где найти «научно освященные» цифры оказалось затруднительно.
Наглядным примером подобной фальсификации является вопрос соотношения сил сторон к 22 июня 1941 г. Советские историки писали о значительном превосходстве Германии – историки нынешние (и не только западные) как-то само собой признали за истину превосходство Советского Союза в силах и средствах. Самый распространенный аргумент – количество танков. Оказывается, у Вермахта их было всего три с половиной тысячи, а у Красной Армии – тысяч двадцать или даже двадцать пять. О численности личного состава и других боевых средств при этом даже не упоминается либо говорится мимоходом, скороговоркой – дескать, все и так уже ясно...
Впрочем, когда темы касается профессиональный историк с соответствующими титулами и регалиями, одной ссылкой на количество танков обойтись нельзя. Поэтому приходится использовать описанные выше методы или их вариации.
Например, когда известный германский историк-ревизионист Й. Хоффман в своей книге «Сталинская война на уничтожение» (1999) приводит совершенно фантастическую цифру наличия артиллерии в германской армии на Востоке к 22 июня 1941 г. – 7146 стволов, трудно, но можно представить, что офицер Бундесвера и штатный сотрудник «Бундесархива» не знаком ни с какими немецкими исследованиями поданному вопросу, вышедшими после 1950-х гг. Однако когда тут же, после сравнения численности авиации и танков сторон (естественно, демонстрирующих многократное превосходство РККА), явным образом пропускается вопрос о численности войск сторон (для Красной Армии дано лишь общее количество диви -зий, о Вермахте вообще не говорится ни слова), можно с уверенностью утверждать – Хоффман тасует информацию вполне сознательно, ибо трудно заподозрить его в незнании вопроса.
Еще раз оговоримся, что заблуждения историка могут быть вполне добросовестными, основанными на неполноте имеющейся у него информации, неверной оценке ее достоверности либо отсутствии глубокого анализа приводимых фактов, нежелании или неумении «зреть в корень». Однако к настоящему моменту по вопросу соотношения сил накоплено уже достаточно информации, чтобы ее можно было адекватно проанализировать.
Известно, что к началу войны в Советских Вооруженных Силах насчитывалось почти 5,8 миллиона человек, в том числе более 350 тысяч во флоте и 340 тысяч – в пограничных и внутренних войсках НКВД. Из этого числа 900 тысяч составляли призванные на «большие военные сборы» в рамках проводимой с мая 1941 г. скрытой мобилизации.
Группировка советских войск в западных приграничных округах насчитывала чуть более 3 миллионов человек, в том числе 2,7 миллиона непосредственно в Красной Армии, 216 тысяч во флоте и 154 тысячи в войсках НКВД.
С вооруженными силами Германии все несколько менее понятно. Согласно фундаментальному труду Б. Мюллер-Гиллебранта, на июнь 1941 г. всего в них состояло 7 234 000 человек – из них в сухопутных войсках и войсках СС 3 950 000 человек, во флоте – 404 000 человек, в Люфтваффе – 1 680 000 человек, 1,2 миллиона составляла армия резерва. Против Советского Союза было развернуто 3,3 миллиона из состава сухопутных войск.
Более поздние исследования дают для немцев несколько другие цифры – в основном в сторону увеличения. Наиболее полно общая численность германских сил, развернутых для нападения на Советский Союз, подсчитана в работах М. Мельтюхова, использовавшего современные немецкие исследования. По его мнению, для нападения на СССР было сосредоточено чуть больше 4 миллионов человек, в том числе 650 тысяч в ВВС и около 100 тысяч в ВМФ – причем не все эти войска находились на границе к 22 июня. С войсками союзников Германии (Румыния, Венгрия, Словакия, Финляндия) это составило примерно 4,8 миллиона человек.
Вообще-то с этими цифрами тоже можно поспорить. Как мы видим, для Советского Союза в баланс включены 61 % всей численности ВМС, а для германского флота пропорция оказывается совершенно другая – 100 тысяч из 404, или менее 25%. Между тем в первые дни войны (речь ведь идет только о них) из состава советского флота в боевых действиях принимали участие лишь экипажи нескольких кораблей Черноморского и Балтийского флотов, личный состав Дунайской и Пинской флотилий, а также военно-морских баз в Либаве и на полуострове Ханко – в общей сложности не более 10—15 тысяч моряков. ВВС флотов в первые дни войны тоже использовались весьма ограниченно1.
Еще более интересная картина наблюдается с сухопутными частями Люфтваффе. Как известно, в Советских Вооруженных Силах ВВС входили в состав наземных войск, в то время как в Германии они были выделены в отдельный род войск под личным шефством рейхсмаршала Геринга. Менее известно, что в состав германских ВВС входил также широкий спектр чисто сухопутных сил – не только транспортные части, аэродромная охрана и обслуга, но и вся ПВО, причем как на фронте, так и в тылу. Именно этим объясняется столь большая численность личного состава немецких ВВС – 1 680 000 человек на 22 июня 1941 г., 23% от численности всех вооруженных силах Германии (или даже 28%, если не учитывать армию резерва). Поэтому вызывает некоторые сомнения приводимая со ссылкой на немецкие источники цифра в 650 000 (или 39% от общей численности) солдат и офицеров Люфтваффе, задействованных для нападения на Советский Союз в июне 1941 г.
Между прочим, зенитная артиллерия ПВО, как принадлежащая ведомству Геринга, обычно не учитывается в составе немецких сухопутных сил – а ведь батареи «флаков» сопровождали немецкие войска и активно участвовали в отражении советских танковых контратак, о чем немецкие мемуаристы пишут много и с удовольствием. К сожалению, тема участия наземных сил немецких ВВС в боевых действиях вообще изучается немцами (которые, казалось бы, должны это делать) крайне плохо и неохотно.
^ак, ударные самолеты Черноморского флота с 23 июня по 1 июля совершили всего 149 самолето-вылетов (Боевая летопись Военно-морского флота. 1941 —1942. М.: Воениздат, 1992. Стр. 337—338.) Первое применение ударных самолетов ВВС Краснознаменного Балтийского флота относится к 25 июня.
Наконец, не вполне корректно сравнивать советские войска, «размазанные» по всей территории округов и включающие в себя транспортные, запасные, учебные организационные и прочие небоевые структуры с армией, изготовившейся к нападению и сосредоточенной непосредственно на границе. Естественно, что на германской территории, сходной по размерам с советскими приграничными округами, войск находилось гораздо больше. В конце концов, войска западных округов составили 52% общей численности Советских Вооруженных Сил, включая войска НКВД. В то же время выходит, что уже изготовившиеся к нападению немцы сосредоточили здесь почти такую же долю своих вооруженных сил – 55%.
Однако даже если учитывать лишь приведенные выше цифры, получается, что на всем театре противник имел более чем полуторное превосходство в живой силе. Кстати, советская историография, начиная с 1960-х гг., называла почти ту же самую цифру – 3 миллиона советских войск против 5—5,5 миллиона немцев с союзниками.
Такого превосходства на театре (а не на отдельном его участке) в принципе достаточно, чтобы взять инициативу в свои руки и, атакуя первым, добиться подавляющего преимущества на направлениях главных ударов. Благо почти на всей протяженности советской границы южнее Балтики условия местности были благоприятны для развертывания войск и ведения наступления106106
А вот от Балтики до Ледовитого океана условия местности были гораздо хуже, что и послужило основной причиной трудностей советских войск в советско-финскую войну 1939—1940 гг.
[Закрыть].
Безусловно, никто не гарантировал, что подобное соотношение сил сохранится на протяжении долгого времени – ведь Советский Союз не уступал рейху по мобилизационным ресурсам, хотя и не превосходил его (все же на Германию работала оккупированная Европа). Но стратегия «блицкрига» не предполагала длительной войны.
Количественное преимущество в живой силе можно было парировать только за счет качественного – технического или организационного. С последним все ясно – увы, Вермахт превосходил РККА и по наличию опыта, и по уровню подготовки командных кадров. Делать отсюда какие-то выводы бессмысленно – точно также германская армия превосходила по своим боевым качествам французскую, английскую и американскую армии, причем не только во Второй, но и в Первой мировой войне.
Остается техника – транспорт, артиллерия, танки и авиация, а также системы связи. Вообще сравнимой по качеству из этого списка можно признать только артиллерию – в России ее организация, как и материальная часть, традиционно находилась на высоком уровне. К сожалению, того же самого нельзя сказать про зенитную артиллерию, особенно малокалиберную, производство которой требует совершенно иного уровня технологий.
С остальными же видами техники в Советском Союзе дело обстояло весьма печально.
Возьмем, например, автотранспорт, который обеспечивает войскам подвижность и маневренность. Почему-то немецкие и «пронемецкие» исследователи очень не любят о нем вспоминать и обычно в своих выкладках просто упускают данные по оснащенности Вермахта автотранспортом. Однако еще в 1950-х гг. Б. Мюллер-Гиллебрант писал, что для войны на Востоке было выделено 500 000 тысяч единиц колесного автотранспорта – очевидно, без учета сил ПВО, которых его статистика вообще касается крайне скупо. Более поздние исследования поднимают эту цифру до 600 тысяч – причем опять же только для сухопутных войск, без учета Люфтваффе.
Как же обстояли дела с автотранспортом в Красной Армии? Плохо обстояли. На 20 июня 1941 г. во всех Советских Вооруженных Силах насчитывалось 273 тысячи автомобилей, из них 257 800 грузовиков. Причем среди грузовых машин 151 100 (или 59%) составляли «полуторки» ГАЗ-АА и лишь 39% – более тяжелые полноприводные машины. Из указанного числа в западных приграничных округах (но вовсе не только в войсках и у самой границы) находилось 149 300 машин, или 54,6% автопарка РККА107107
Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне. М.: Воениздат, 1977. Стр. 52—53.
[Закрыть].
Таким образом, к началу войны противник превосходил нас по количеству автотранспорта как минимум в 4 раза, а по качественным характеристикам машин – еще больше. Неудивительно, что все ревизионисты старательно игнорируют вопрос об автотранспорте и обращают свое внимание исключительно на те области, в которых Красная Армия имела явное численное преимущество – на танковые войска и авиацию, по которым Советский Союз якобы многократно превосходил Германию.
Действительно, если судить по численному составу ВВС сторон, только на Востоке Советский Союз имел почти двойное превосходство в авиации, по общей же численности ВВС оно являлось чуть ли не четырехкратным. Однако большую часть парка советских ВВС составляли модели, запущенные в серию в первой половине 1930-х гг., а в германских ВВС преобладали модели, производство которых началось во второй половине десятилетия. Тем не менее «ревизионисты» почему-то объявляют немецкие бипланы «Арадо» Аг.68 и «Хеншель» Нз.123 устаревшими уже к маю 1940 г. – хотя первый был на два года, а второй на год «моложе» отечественного И-16.
Увы, с самолетами новых типов (Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, Ил-2,
Пе-2)108108
Иногда в «новые модели» зачисляются Су-2 и Як-2/4 (ББ-22), выпуск которых начался в 1939—1940 гг. Первый из них представлял собой попытку создать дешевый универсальный самолет ближнего действия, второй являлся престижным проектом авиаконструктора Яковлева, созданным для рекордных характеристик, а не для боевого применения. Обе машины имели недостаточную бомбовую нагрузку и слишком слабое стрелковое вооружение (а ББ-22 оказался еще и неоправданно дорогим), поэтому были сняты с производства уже в начале войны.
[Закрыть], запущенными в производство буквально накануне войны, дело обстояло гораздо хуже. До начала войны было выпущено 2739 самолетов этих типов, но переучено на них всего 1354 летчика. При этом в строевых частях насчитывалось всего 706 таких машин, из них в западных округах – 377109109
Алексеенко В.С. Советские ВВС накануне и в годы Великой Отечественной войны //Авиация и космонавтика. № 2/2000.
[Закрыть].
Оценивать «на пальцах» сравнительные качества и «устарелость» тех или иных самолетов достаточно тяжело. К примеру, биплан И-153, пошедший в серию в 1938 г., по своим табличным характеристикам не превосходил И -16. В целом можно лишь констатировать факт, что основная масса советских самолетов существенно уступала в скорости своим оппонентам – истребители в среднем на 100 км/ч, бомбардировщики на 50 км/ч.
Здесь нам не поможет даже стоимость продукции, ибо она исчисляется в национальной валюте, курс которой может быть искусственно завышен или занижен110110
Хотя известно, что на 1943 год советский танк для национального бюджета СССР стоил примерно в три раза меньше, чем немецкий танк – для бюджета Германии. Подробнее см. Приложение II в книге: Битва под Курском. М.: АСТ, 2006. С. 782—785.
[Закрыть] . Но есть еще один показатель, который нельзя скомпенсировать никакими махинациями с ценой и курсом валют – это трудозатраты на производство той или иной машины, определяющие, во сколько она обошлась для страны и армии. И здесь мы откроем для себя удивительные вещи.
На 1940 год в советском авиапроме трудилось 272 600 работников, в то время как авиационная промышленность Германии насчитывала около 2 миллионов человек111111
Мухин М.З. Авиапромышленность СССР в 1921 —1941 гг. М.: Наука, 2006. С. 281.
[Закрыть]. И при этом выпуск самолетов в СССР был выше!
Правда, существуют и другие данные. Западные историки (в частности, профессор Уильямсон Р. Мюррей) оценивают число занятых в советской авиапромышленности на 1938 год в 152 тысячи человек, а в германской – в 204 тысячи человек. Судя по всему, в данном случае термин «занятые в авиапромышленности» понимается более узко: только сами рабочие, без служащих и без учета смежных организаций. Но даже в этом случае для производства одного само-* лета в Германии уходило много больше трудозатрат, чем в СССР. За 1938 год в СССР было произведено 7727 самолетов, в Германии – 5235. Соответственно, немцы на постройку одной машины затрачивали труд 39 человек, мы – 20 человек.
Для проверки этих цифр обратимся к более позднему периоду. Известно, что на 1 января 1944 г. в авиапромышленности СССР было занято 640 213 человек (из них собственно рабочих – всего 435 385). При этом с 1941 по 1943 год число занятых в отрасли увеличилось на 17%, то есть получается, что в 1941 г. в советской авиапромышленности трудилось 550 тысяч человек112112
Самолетостроение в СССР. 1917—1945 гг. Книга II. М.: Издательский отдел ЦАГИ, 1994. С. 226.
[Закрыть]. За весь 1943 год в СССР было произведено 34 884 самолета (из них 29 887 боевых). То есть на производство одного самолета в среднем шел труд 12,5 рабочего (или 18 человек, если учитывать сторожей, счетоводов и кладовщиков). В том же 1943 г. (данные на ноябрь) в германской авиапромышленности было занято 760 300 человек113113
Промышленность Германии в период войны 1939—1945 гг. Перевод с немецкого. М.: Издательство иностранной литературы, 1956. С. 232. Надо иметь в виду, что немецкие авторы этой работы явным образом стремились преуменьшить масштабы военного производства в Германии. Так вообще занятыми в промышленности на 1939 год у них числятся всего 11 миллионов человек из 80-миллионного населения рейха (вместе с Австрией и Судетами) – при том, что рабочей силы в Германии на 31 мая 1939 г. насчитывалось 39,5 миллиона человек (С. 50).
[Закрыть], при этом за год было произведено 24 807 самолетов114114
«Совершенно секретно! Только для командования!» Стратегия фашистской Германии в войне против СССР. Документы и материалы. М.: Наука, 1967. С. 729.
[Закрыть] – по 31 человек на самолет.
Ларчик открывается просто. Германская комиссия, посетившая советские авиазаводы в 1940 г., отмечала их независимость от внешних поставок (т.е., отсутствие смежников), в то время как аналогичная советская комиссия, вернувшаяся из Германии, напротив, обращала внимание на широко развитую кооперацию и оценивала работу собственно авиазаводов лишь в 50—60% общей трудоемкости самолета115115
Мухин М.Ю. Авиапромышленность СССР в 1921 —1941 гг. С. 298, 300.
[Закрыть]. Это косвенно подтверждается и немецкими данными: на 1940 год стоимость выпущенных самолетов составляла 38,5% всего производимого Германией вооружения (в 1941 г. – уже 40,8%)116116
Промышленность Германии в период войны 1939—1945 гг. С. 42.
[Закрыть]. В СССР же доля продукции авиапрома в общей военной продукции во второй половине 30-х гг. составляла около 20%, то есть была в два раза меньше. И это при том, что даже по послевоенным западным оценкам (имевшим тенденцию к завышению военного потенциала СССР) на конец 1930-х гг. по объему производства военной продукции Германия как минимум в полтора раза обгоняла СССР117117
См., напр.: Кнорр К Военный потенциал государств. Перю с англ. М.: Воениздат, 1960. С. 65.
[Закрыть].
Я прошу у читателя прощения за это обилие цифр и арифметических выкладок, но без них попросту невозможно понять, откуда берутся те или иные итоговые данные, что они означают и почему информация из разных источников может различаться столь существенно.
В любом случае не требуется доказывать, что советская промышленность была заведомо слабее германской как по технологическому оснащению, так и по уровню квалификации рабочей силы. Но мы видим парадокс – на выпуск одного самолета СССР тратил в 2—4 раза меньше людского труда, чем Германия. Именно труда, даже не денег; в денежном исчислении с учетом более низкого уровня зарплат в СССР разница была бы еще более впечатляющей.
Совершенно очевидно, что советские и немецкие самолеты просто бесполезно сравнивать «один к одному» – они имеют совершенно разный технический и технологический уровень. Чудес на свете не бывает, так что реальная боевая ценность советского самолета тоже была как минимум в два раза (а на самом деле – раза в три-четыре) меньше, чем у немецкой машины того же года выпуска. Отставание в качестве можно было компенсировать только количеством.
При этом даже снижением выпуска военной техники поднять технологический уровень и квалификацию рабочих было все равно невозможно – он мог расти только с наработкой опыта. Причем в отличие от судостроения здесь даже нельзя кивать на негативные последствия революции и Гражданской войны, «изгадивших вполне приличную страну». В начале 1917 г. российская авиапромышленность производила по 250 самолетов и 150 моторов в месяц (в Англии – 1000 моторов, во Франции —1900 при вдвое большей их мощности), автомобильная – в лучшем случае собирала автомашины из иностранных запчастей и занималась бронированием импортных шасси.
А теперь перейдем к танкам, считать которые с легкой руки В. Резуна-Суворова стало крайне модным. Известно, что Советский Союз к началу войны имел то ли 23, то ли 25 тысяч танков – в действительности разница набегает за счет двух с лишним тысяч танкеток Т-27, которые к началу войны были выведены из боевого состава и использовались для обучения вождению, поэтому среди техники числились, а среди боевой – нет. Кроме того, значительную долю составляли плавающие танки Т-37А и Т-38, вооруженные лишь одним пулеметом, а также двухбашенные пулеметные Т-26 первых выпусков118118
На части двухбашенных Т-26 стояла 37-мм пушка – но к 1941 году снаряды для нее уже были сняты с производства.
[Закрыть]. Всего Советский Союз имел в общей сложности около 16 тысяч пушечных танков.
В Германии к июню 1941 г. имелось около 6300 танков и САУ отечественного производства, из них порядка 5 тысяч были пушечными. Причем 20-мм автоматическая пушка немецкой «двойки» на дистанции в полкилометра могла бороться с большинством советских танков старых марок, а вот 45-мм пушки советских Т-26 и ВТ против большинства немецких танков на таком расстоянии были уже малоэффективны.
Однако этим имевшийся у Германии танковый парк отнюдь не ограничивался. После боев во Франции в 1940 г. немцами в качестве трофеев было захвачено около полутора тысяч (!) французских пушечных танков – 160 тяжелых В-1 и В-Шз, 300 средних «Сомуа»
5-35, 870 легких «Рено» Р-35 и Р-40, 600 «Гочкисов» Н-35 и Н-39 и около полусотни РСМ-36. Это были весьма неплохие для того времени машины с сильной броней (до 45 мм даже на легких танках) и удачной компоновкой (некоторые западные историки утверждают, что компоновка Т-34 была заимствована именно у французских машин).
Тем не менее большинство этих танков (в отличие от чешских) не было направлено на «штатные должности» в танковые дивизии – их оставили в тыловых, охранных и учебных частях либо «внештатно» оснастили различные моторизованные подразделения и отдельные танковые батальоны. Проследить судьбу большинства французских машин невозможно, как и выяснить их число на Восточном фронте – известно лишь, что 211-й танковый батальон, действовавший в Финляндии, имел в своем составе 58 «Гочкисов» и «Сомуа», а в 102-м танково-огнеметном батальоне, приданном группе армий «Юг», имелось 30 тяжелых В-1Ыз.
В армиях восточноевропейских союзников Германии числилось еще около 500 пушечных танков (не учитывая древние «Рено» РТ17). Итак, 16 тысяч советских пушечных танков против 7 тысяч аналогичных по классу машин, имевшихся в распоряжении Германии и ее восточноевропейских союзников. Как мы видим, имеет место превосходство в два с лишним раза – но не в пять-семь раз, как нас пытались убеждать!
Почему же немецкие танкисты так неохотно использовали трофейные французские танки, несмотря на их превосходство (по табличным показателям) над немецкими машинами? Очевидно, потому, что «французы» не обладали некими необходимыми качествами – например, достаточной скоростью и дальностью хода, удобством работы командира и экипажа. Ведь боевая эффективность танка не ограничивается калибром пушки и толщиной брони. И для советских танков это столь же справедливо, как и для французских.
Поэтому давайте быть честными, и если сравнивать, то сравнимые показатели, а не выбирать те, которые нам удобны и приятны. Если уж мы осуждаем советских историков за то, что они выбирали для сравнения только «средние и тяжелые» танки обеих сторон или лишь танки «новых моделей», – не стоит играть в те же самые игры, но в другую сторону.
А теперь перейдем к главному вопросу: можно ли сравнить боевую ценность советских и немецких танков? Не по формальным табличным показателям (скорость хода, толщина брони, калибр пушки), а по качественным характеристикам, формализовать которые бывает чрезвычайно трудно.
И опять нам на помощь приходит универсальный параметр – трудоемкость производства той или иной машины. Согласно данным англичанина Дж. Форти, собранным в немецких архивах, в 1943 г. для изготовления одного танка «Тигр» немцам требовалось около 300 тысяч нормо-часов; производство «Пантеры» обходилось «всего» в 150 нормо-часов119119
Форти Дж. Германская бронетанковая техника во Второй мировой войне. М.: 2002. С. 159.
[Закрыть]. Да, ни «Тигр», ни «Пантера» не являлись основными танками Вермахта; последняя стоила примерно на треть дороже «тройки» или «четверки» (и в два с лишним раза дешевле «Тигра»). Соответственно, трудозатраты на производство Рг.Ш и Рг.1У должны были находиться в пределах 100—120 тысяч нормо-часов.
В то же время на производство одного Т-34 в январе 1943 г. на Уральском танковом заводе тратилось 5100 нормо-часов, а с учетом всех смежников – 17 600 нормо-часов120120
Устьян.цев С.В, Колпаков Д.Г. Боевые машины УВЗ, Т-34. Нижний Тагил: Издательский дом «Медиа-Принт», 2005.
[Закрыть], то есть в 6—7 раз меньше, чем на его немецкий аналог. Конечно, со временем немецкие машины становились дешевле, но и Т-34-85 в 1944 г. уже «стоил» (без смежников) всего 3521 нормо-час.
С этими цифрами можно спорить и приводить другие расчеты, но некий приблизительный порядок они дают, хорошо объясняя, почему немцы за 1941 —1945 годы выпустили танков и САУ... не в семьи даже не в пять, но всего лишь в три раза меньше, чем Советский Союз. Затратив на это, между прочим, гораздо больше промышленных ресурсов, которых у них и было больше, чем у СССР.
Ну и, наконец, огромное значение имеют сроки «отработки» того или иного образца техники от начала проектирования до запуска в серию. Очевидно, что чем дольше идет работа над машиной, тем совершеннее она окажется. Широко восхваляемый ранее и едва ли не чаще ругаемый ныне Т-34 действительно обладал массой недостатков. Исправить их в серийном производстве при условиях, исключающих снижение выпуска, не удавалось вплоть до 1944 г.
А если бы эта машина создавалась не в авральном порядке, а тщательно и неторопливо, как это делали немцы с Рг.Ш и Рг.1У? На разработку – не год, а два-три, на организацию массового производства – столько же, с последовательным выпуском нескольких экспериментальных малосерийных моделей. И в итоге получили бы мы «лучший танк Второй мировой» не к началу войны, а аккурат к Курской битве... если бы она вообще состоялась при этом варианте развития событий. В этом смысле весьма показательна судьба куда более удачных и сбалансированных моделей – Т-34М и Т-50. Первый из них в серию не пошел вообще, второй был выпущен малой серией из-за трудностей с переналаживанием производства, хотя не уступал «тридцатьчетверке» по большинству параметров и при этом был не только дешевле ее по сметной стоимости, но и гораздо удобнее в эксплуатации.
Итак, мы пришли к выводу, что простое сравнение количества той или иной техники не отражает реальной боевой ценности этой техники и не дает нам истинного соотношения сил. Несмотря на большее количество танков или самолетов, Красная Армия в 1941 г. не только не превосходила Вермахт в техническом оснащении, но существенно уступала ему, по ряду показателей – в разы.
Однако возникает другой вопрос: а можно ли было даже при имеющихся возможностях организовать производство техники более эффективно? Не «масло вместо пушек», но хотя бы «грузовики вместо танков». Ведь советские механизированные войска явно оказались перегружены бронированной техникой при катастрофическом недостатке колесного автотранспорта – это признают практически все современные историки от «либералов» до «сталинистов».
Легко быть умным на бумаге, задним числом, уже зная, где надо было подстелить соломку, но при этом не представляя себя множества объективных, но неявных факторов, влиявших как на принятие тех или иных решений, так и на их практическую реализацию. Приведем пример. Стоимость танка КВ составляла чуть менее миллиона рублей. Всего с 1940 по 1943 год было произведено более трех тысяч таких машин, – которые тем не менее не оказали заметного влияния на стратегическую ситуацию на фронте. Очень легко сделать вывод, что танки вообще не требовались Красной Армии, а их строительство являлось, выражаясь современным языком, «попилом» – бессмысленной тратой денег, которые с куда большим смыслом можно вложить во что-то более осмысленное. Например, в строительство флота.
Несложный арифметический подсчет показывает, что на деньги, сэкономленные при отказе от строительства тяжелых танков «Клим Ворошилов», можно было построить как минимум 20 крейсеров ти* па «Киров» (по 60 млн рублей), 50 эсминцев проекта 7 или 7У (от 15 до 20 млн руб. в ценах 1939 г.), 120 быстроходных тральщиков типа «Фугас» (от 4 до 5 млн рублей на 1939 год) и на остаток – полтысячи торпедных катеров типа Г-5 (по 300 тысяч рублей). Такая армада вполне позволяла не только установить полный контроль сразу над Балтийским и Черным морями, но и – что немаловажно – легко очистить Финский залив и балтийские фарватеры от вражеских мин. А не боясь ни мин, ни подводных лодок противника, имея возможность беспрепятственно снабжать любые прибрежные базы (Таллин, Ханко, Моонзунд, Севастополь), флот мог бы существенно изменить ход войны на прибрежных флангах...
Понятно, что все вышесказанное – не более чем благие пожелания и умозрительные расчеты. Чтобы построить и эффективно использовать описанную армаду, нужны не только деньги, но и производственные мощности (не только судостроительные), квалифицированный персонал, подготовленные моряки, достаточное количество вооружения и аппаратуры, в том числе высокотехнологичной – например, РЛС и приборы управления огнем.
Но то же самое относится и к любому другому виду военной техники: танкам, тягачам, тракторам, самолетам и автомобилям.
Например, легкий танк Т-26, предназначенный для отправки в Испанию, в 1937 г. стоил 72 тысячи рублей (или 20 150 долларов), а трехтонный грузовик ЗиС-5 – 10 тысяч рублей. Легко подсчитать, что вместо почти десяти тысяч «двадцать шестых» в 1941 г. нам бы гораздо больше понадобились лишние 70 тысяч грузовиков. Тем более что в 1940 г. такой же Т-26 уже стоил 86 тысяч (инфляция!), а цена грузовика практически не изменилась по причине удешевления при развитии производства.
Беда в том, что экономика (ни социалистическая, ни какая-либо другая) не позволяет просто так конвертировать производство одного вида продукции в производство другого вида, пусть и аналогичное по стоимости. Легко прийти на рынок с деньгами, взятыми из тумбочки, и выбрать подходящий товар на имеющуюся сумму, но гораздо сложнее самому произвести этот товар, наладив (с немалыми затратами времени и денег) всю технологическую цепочку.
Можно, конечно, заявить, что вместо 20 тысяч танков лучше было выпустить 200 тысяч грузовиков и что стремление производить танки, а не автотранспорт свидетельствует об агрессивных намерениях: ведь автомобили можно использовать в народном хозяйстве, а танки – нет.
