Текст книги "Чингисиана. Свод свидетельств современников"

Автор книги: авторов Коллектив

 
«Вдруг тело мое да запросит покоя…
Такое вело бы к потере державы.
Когда потянусь я к бездействию, к лени —
Смятенье державой моей овладеет.
Пусть бренное тело мое пострадает,
Но будет держава непоколебима;
Пусть тело мое обессилит, истает,
Зато государству стоять нерушимо».
 

Фрагменты биликов из «Поучений Чингисхана его младшим братьям и сыновьям»*

Чингисхан спросил у своих сыновей: «Какое празднество выше всех празднеств? Какое наслаждение выше всех наслаждений?»

На это Цагадай сказал: «Если устроить счастливое празднество и пировать по случаю того, что минует старый год и ему на смену приходит новый, – это и будет высшее празднество».

Но Чингисхан промолвил: «Это ваше празднество не есть настоящее празднество. Ведь в то время, когда младенец еще не родился и ему не дано имени, когда он еще не вышел из утробы и не увидел света, – кому же будет нарекаться имя, чье начало будет праздноваться впервые? Если же впоследствии вы будете праздновать и наслаждаться, вспоминая день, когда вы получили начало от отца и родились от матери, то это будет подлинное празднество».

Цагадай сказал: «По моему мнению, если подавить врага, разгромить наездника, расторгнуть сговоренных, заставить верблюдицу реветь по верблюжатам и привезти с собой добычу – это будет высшее удовольствие».

Джучи (Жочи) сказал: «На мой взгляд, высшее удовольствие – разводить многочисленные табуны лошадей, пускать взапуски многочисленных двулеток, воздвигнуть себе ставку и забавляться пиршествами».

Угэдэй сказал: «Я полагаю, что лучшее из наслаждений будет в том случае, если обеспечить благоденствие великому государству, созданному трудами нашего отца-хана, положить ноги на почву и руки на землю*, предоставить своему собственному народу жить в ставке, держать в порядке дела государственного управления, дать возможность наслаждений старейшинам и обеспечить спокойствие подрастающей молодежи».

Тулуй (Толуй) сказал: «По моему мнению, высшее блаженство заключается в том, чтобы тренировать своих аргамаков, бродить по глубоким озерам, спуская своих старых ястребов, и устраивать охоту на птиц, ловя серых уток».

Чингисхан сказал: «Джучи и Тулуй, вы оба говорите речи маленьких людей. Цагадай ходил вместе со мной на врагов и потому говорит такие слова. Однако когда относились с пренебрежением к чужим, то не раз являлись причиной плача своих жен. Когда относились с пренебрежением к рыбе хариусу, то не раз были случаи, что он ранил до боли ладонь руки. Слова же Угэдэя – вполне правильны».

Чингисхан сказал: «Если дела государственного управления находятся в порядке, если хан государства – мудр и искусен, если начальствующие братья его обладают совершенствами, если давшие ему жизнь отец и мать живы и невредимы, если у него имеются чиновники, знающие дела государственного управления, если он располагает войском, способным подавить неунижающегося врага, если его жены, дети и потомство будут здравствовать до скончания веков, если ему будет покровительствовать могучий вечный дух вселенной, – то в этом и будет заключаться его несравненное великое блаженство».

ЧЕТВЕРТЫЙ РАЗДЕЛ
СВИДЕТЕЛЬСТВА СОВРЕМЕННИКОВ
О ЧИНГИСХАНЕ

________________________________________________________________________

________________________________________________________________________

Помимо историко-литературных памятников, фольклорных произведений монголов, повествующих о жизни и деяниях Чингисхана и считающихся основными источниками по истории монголов, истории Чингисхана, в XIII–XIV веках в сопредельных и завоеванных монголами странах – в Китае, Центральной Азии, на Ближнем Востоке, в Армении, Грузии, на Руси, в Западной Европе заинтересовались судьбой этого «безвестного и чужого» племени и его предводителя – Чингисхана. В этих странах появляются произведения, в которых с разной степенью достоверности и полноты описывается процесс формирования и появления на исторической арене монгольского этноса, история объединения монголоязычных родов и племен и создания Великого Монгольского Улуса, рассказывается о военных походах Чингисхана, о многогранной личности Чингисхана, о его ближайших сподвижниках и потомках, живописуются нравы и обычаи монголов той эпохи. Все эти сочинения крайне важны для восстановления исторической правды о личности Чингисхана, о его времени – веке монгольских завоеваний.

Среди исторических фолиантов той эпохи выделим фундаментальный летописный свод крупнейшего персидского историка XIII–XIV веков Рашид ад-Дина «Сборник летописей».

Известный российский ориенталист, первый исследователь и переводчик этого произведения в России И. Н. Березин, говоря о причинах «к особенному почету, которым пользуется История Рашид ад-Дина», пишет: «Рашид ад-Дин жил в эпоху процветания монгольского владычества, весьма близкую ко времени вступления монголов на историческую арену, когда еще живы были дети сподвижников Чингисхана и в устах всех ходили рассказы о первых подвигах монгольского завоевателя; можно сказать, что Рашид ад-Дин имел возможность заимствовать свои повествования чуть ли не из первых рук. Во-вторых, обширное и глубокое образование нашего автора придает его произведениям особенную цену… В-третьих, как министр гулагидских государей, как официальный историограф этой династии в цветущую ее пору, Рашид ад-Дин пользовался огромным влиянием и имел обширное знакомство с учеными людьми всех наций и с монгольскими аристократами. Такие исключительные условия, в которых находился Рашид ад-Дин, редко достаются на долю историка. В-четвертых, получив официальное поручение написать Историю Монголов, Рашид ад-Дин, одаренный замечательной добросовестностью и авторским талантом, употребил все усилия выполнить свой долг честно…

Важность изложенных нами преимуществ Рашид ад-Дина как историка дает его творению перевес перед всеми другими источниками монгольской истории: даже китайские летописи, столь богатые сведениями о народах и событиях Средней Азии, уступают первенство Рашид ад-Дину… По признанию знатоков китайского языка и по личному знакомству нашему с переводами из китайских летописей, оказывается, что именно монгольский период занесен в китайскую историю без особенной подробности и многочисленные повествования Рашид ад-Дина находят себе лишь редкие и слабые отголоски в китайских летописях…»[1]

Следует подчеркнуть, что история монголов и основанных ими государств, изложенная Рашид ад-Дином, – это лишь одна из двух основных частей летописного свода. Вторая часть включает в себя «всемирную историю до ислама (в исламской традиции), историю халифата и последующих мусульманских государств до монгольского нашествия (газневидов, Сельджукидов, хорезм-шахов, салгуридов, исмаилитов Аламута), историю немусульманских народов и государств (Китая, древних евреев, франков, римских пап, «римских», т. е. германских, императоров и Индии) согласно их исторической традиции»[2].

Такое содержание «Сборника летописей» соответствовало главной идее, положенной в основу этого сочинения: «История исламских народов – арабов, персов и тюрков – лишь одна из рек, впадающих в море всемирной истории… истории всех известных тогда народов – от «франков» (т. е. западноевропейских народов) на крайнем западе до китайцев на крайнем востоке»[3].

Реализация столь грандиозного плана побудила ученого к созданию целого коллектива, который работал под его руководством. Как пишет исследователь исторического труда Рашид ад-Дина И. П. Петрушевский, «сам Рашид ад-Дин занялся непосредственно составлением 1-го раздела 1-й части, т. е. историей тюркских и монгольских племен до Чингисхана… Он использовал письменные источники – Махмуда Кашгарского, Джувейни («Тарих-и джехан гушай» – «История миропокорителя», около 1260 г.), сохранившиеся в архиве ильханов части «Алтан дептер» («Золотая книга») – официальная история Чингисхана, его предков и преемников, на монгольском языке. Эта история не совпадала с дошедшей до нас другой официальной историей первых двух монгольских ханов – «Сокровенным сказанием монголов». Этого было недостаточно. Рашид ад-Дин воспользовался пребыванием в Иране приехавшего сюда из Китая (1286 г.) эмира Пулада Чжэн-сяна (Чинсана), несравненного знатока монгольской старины и преданий… Оба они систематически, изо дня в день, занимались вместе, как учитель и ученик: «счастливый эмир рассказывал, ученый везир записывал с его слов»…

Для собирания материала и составления истории других немусульманских народов Рашид ад-Дин кроме монголов располагал другими сотрудниками»[4].

Следует подчеркнуть, что уже современники Рашид ад-Дина по достоинству оценили значение этого фундаментального летописного свода. Как сообщает сам персидский историк, Ольджайту-хан, ознакомившись с его трудом, сказал: «То, что изустно передано от эпохи Чингисхана до теперешнего времени из всех дел [монгольского народа] и объяснения [происхождения] последнего, – есть общая цель сего [труда]… И подобного этому другой кто-либо не написал и не занес в летописный свод… Более правильно, более истинно никто [еще] не написал»[5].

Единодушны в оценке этого исторического сочинения и русские ученые-ориенталисты. Первый переводчик и комментатор «Сокровенного сказания монголов» П. И. Кафаров (1817–1878) писал: «Нет сомнения, что летописи Рашид ад-Дина… завершат и далеко оставят за собою прежние повествования и истории. Думаю, что настоящее Монгольское сказание («Сокровенное сказание монголов. – А.М.) не будет бесполезно для уразумения некоторых подробностей рассказа персидского историка и, во всяком случае, будет заимствовать от него много света и достоверность. Других источников для сличения, заслуживающих внимания, я не нахожу» [6].

И. П. Петрушевский дает следующую оценку этому сочинению: «Наибольшее значение сохраняет до наших дней 1-я часть («Сборника летописей»), наиболее полный и содержательный источник по истории Монгольской империи при первых ханах и по истории Хулагудского улуса. Разделы, посвященные истории тюркских и монгольских племен и истории Чингисхана до объединения под его властью Монголии, имеют значение исключительно важного свода сведений о кочевых племенах Центральной Азии в дофеодальный период их истории. Этнические связи, социальная жизнь, быт, обычное право и предания кочевников изложены Рашид ад-Дином с такой полнотой и точностью, какой мы не найдем ни в каком другом из источников по данной проблеме, не исключая и монгольских и китайских… Очень ценю то, что изложение Рашид ад-Дина, основанное на не дошедшем до нас «Алтан дептер», дает порою иную версию событий времени Чингисхана, нежели в «Сокровенном сказании монголов», и позволяет нам проверить рассказы последнего»[7].

На основании вышеизложенных оценок составителем и делался отбор фрагментов из «Сборника летописей» для настоящего издания.

В связи с вопросом формирования монгольского этноса, взаимоотношений монголов с другими кочевыми племенами, в частности с татарами, в этот раздел нами включены соответствующие фрагменты хроники потомка Чингисхана, Хивинского хана Абуль-Гази «Родословное древо тюрков» (XVI в.).

Г.с. Саблуков, переводчик данной хроники Абуль-Гази, говоря именно об этой части повествования, отмечал: «Но и эти предания о глубокой древности, о вражде племен монгольского и татарского, в которой первое было загнано в горы Эргунэ-кун последним, – имеют в основании исторические факты. Критике предстоит очистить их от примеси вымысла, указать в настоящем своем виде и поставить на своем месте» [8].

* * *

Подраздел китайских источников, вошедших в настоящий раздел, открывает сочинение знаменитого российского китаиста Н. Я. Бичурина «История первых четырех ханов из дома Чингисова», которая, как писал сам автор, «не есть перевод какой-либо особливой книги, но извлечения из двух китайских сочинений, именно из собственной истории Чингисова дома, царствовавшего в Китае под названием Юань, и из Китайской всеобщей истории, называемой «Тхун-цзянь-ган-му» (сокращенно «Ган-му». – А.М.). Первая из них служит основанием издаваемой мною книги, а из второй заимствованы некоторые подробности, относящиеся к пояснению того, что сказано уже в первой. История династии Юань («Юань ши». – A.M.), будучи по качеству своему не чем иным, как биографией государей, содержит нагие происшествия, без соприкосновенных к ним обстоятельств. «Ган-му», напротив, поясняет свои тексты кратким описанием, входя несколько в подробности событий»[9].

Для нашего сборника из этого сочинения Н. Я. Бичурина были выбраны фрагменты, касающиеся похода Чингисхана в Китай и начала военных действий против империи Цзинь, представляющие, на наш взгляд, наибольший интерес в плане полноты и оригинальности содержания.

Следует отметить, что записки и дневники побывавших в Монголии китайских дипломатов, религиозных деятелей, путешественников, относящиеся к XIII–XIV векам, являются важными источниками для изучения истории эпохи Чингисхана.

Как писал известный переводчик и исследователь этих сочинений Н. Ц. Мункуев, эти источники «значительно дополняют и уточняют сведения о монголах и других народах Центральной Азии, содержащиеся у персидских и арабских авторов. Кроме того, только в литературе на китайском языке мы находим подробные данные о собственно Монголии и господстве монгольских завоевателей в Китае в более позднюю эпоху, начиная приблизительно со второй половины XIII века. В так называемых мусульманских, т. е. персо– и арабоязычных, источниках подробно освещены лишь события, относящиеся к ранней истории монголов или происходившие в западных частях Монгольской империи. Ценность китайских источников для изучения истории Монголии и других стран, некогда входивших в состав империи, основанной Чингисханом, общепризнанна» [10].

Среди представленных в этом сборнике китайских источников следует в первую очередь отметить «Записку о монголо-татарах» («Мэн-да бэй-лу»). Автором этого самого древнего источника по истории Монголии и монголов является посол императора Сунской династии (1127–1279) Нин-цзуна – Чжао Хун, побывавший в 1221 году у главнокомандующего монгольскими войсками в Северном Китае гуй вана Мухали.

Чжао Хун в своих записках попытался отразить многие стороны жизни монголов: историю происхождения и их нынешнее состояние, планирование и организацию военных походов, их оружие и военное снаряжение, иерархию должностных лиц в армии и гражданской администрации в Северном Китае, нравы и обычаи монголов, их праздники и развлечения и многое другое.

«Путешествие на Запад монаха Чан Чуня…» («Чан-чунь чжэнь-жэнь си-ю цзы») – это путевой журнал, который вел один из спутников-учеников прославленного даосского монаха Чан Чуня (1148–1227), вызванного Чингисханом в его ставку и совершившего свое путешествие из Северного Китая в Среднюю Азию и обратно в 1219–1224 гг.

Выдающийся русский синолог П. И. Кафаров в предисловии к своему переводу описания этого путешествия писал: «Даосский монах Чан Чунь, живший во времена усиления монголов, пользовался в свое время большою славою в Северном Китае и почетом при дворах Сунском и Гиньском (Цзиньском). Он принадлежал к северной даосской школе, к секте Цзинь лянь, или Золотого ненюфара, последователи которой носили название Цюань чжень, т. е. вполне истинных, святых, и были адептами внутренней, или духовной, алхимии. Они искали в психическом мире вожделенный Дань (философский камень), тайны бессмертия, долголетия и другие дары… Чан Чунь, по мнению своих современников, достиг цели этой науки, провел всю жизнь свою в созерцании.

Чингисхан после вторжения в Китай узнал об имени Чан Чуня, вероятно, от предавшихся китайцев и вызвал его в свою орду, чтобы воспользоваться его секретами, по примеру китайских государей, увлекавшихся тщетными надеждами на чудотворную силу даосов»[11].

Итак, что хотел получить от общения с даосским проповедником Чингисхан? Очевидно: средства сохранения здоровья и продления жизни. Но не менее важным было для Чингисхана и другое: он стремился привлечь на свою сторону прославленного монаха, получить его совет, как управлять завоеванным Китаем, использовать его в повышении своего авторитета среди местного населения Китая.

Но что же помимо трепета перед «властелином вселенной» подвигнуло 72-летнего монаха совершить столь опасное и утомительное путешествие? Как считают некоторые исследователи, желание возвысить в глазах Чингисхана свою даосскую школу. Сам же Чан Чунь, размышляя об этом, писал: «…ныне, по первому зову Драконова двора, я иду, почему же? Я слышал, что Царь одарен от Неба мужеством и мудростью, превосходящею древность и нынешние времена; правота в нем помогает чудесному величию; китайцы и варвары покоряются ему; посему… я счел необходимым… представиться [Чингисхану][12].

Отличительной особенностью путевых заметок, которые вел один из учеников Чан Чуня, Ли Чжи-чан, является их скрупулезность, объективность, точность наблюдений и датировки всех этапов этого путешествия. Любознательный Ли Чжи-чан подметил и отразил в своих записках особенности быта и нравов народов тех стран, через которые пролегал путь Чан Чуня и его спутников. Но главное – он сумел показать, как высоко ценил Чингисхан даосского монаха, его философию жизни. «Божественный и бессмертный три раза объяснял мне средства к поддержанию жизни; я глубоко вложил его слова в сердце»[13],– сказал Чингисхан присутствовавшим во время одной из его бесед с монахом сподвижникам. В другой раз, собрав царевичей, князей и вельмож, Чингисхан сказал: «…я теперь еще более убедился, что он небесный человек… Небо внушило ему то, что он говорил мне. Вы, каждый, запишите то в своем сердце»[14]. В этой связи вполне закономерным явилось сделанное Чингисханом тогда же «святое повеление», согласно которому даосские монахи были «избавлены от всех больших и малых повинностей, оброков и податей..>[15].

Завершая обзор китайской части свидетельств современников о Чингисхане и его эпохе, подчеркнем еще раз очевидную ценность этих и многих других китайских источников по одному из интереснейших периодов мировой истории – периоду монгольских завоеваний XIII–XIV вв.

* * *

В Западной Европе устойчивый интерес к монголам и их завоевательской политике возник в начале XIII века, сразу же после первых достигших Европу сообщений о походах Чингисхана в сопредельные страны; а после походов Батыя на Русь и южные области Центральной Европы, когда страшная опасность порабощения кочевниками нависла над Европой, потребность в информации об этом «безвестном и чужом» народе: его нравах и обычаях, его армии и вооружении и, главное, «о замыслах татар» стала настоятельной.

На Восток, к монголам, были отправлены несколько экспедиций, которые под прикрытием католического миссионерства должны были установить отношения с монгольскими ханами, собрать важную военно-стратегическую информацию.

Сразу отметим, что достичь политических целей не удалось, зато европейцы благодаря католическим миссионерам, а затем и купцам значительно расширили свои исторические, географические, этнографические знания, прежде всего о монголах, а также о тех народах, чьи земли посетили отважные путешественники. Благодаря книгам, которые они написали по возвращении на родину, их имена вошли в мировую историю.

Большие заслуги в информировании европейцев о Монголии и монголах имеют предшественники Марко Поло – Джованни дель Плано Карпини (нач.1180 – не позднее 1252) и Гильом де рубрук (не ранее 1215 – ок. 1270), путевые заметки которых стали бесценными свидетельствами эпохи Чингисхана и его ближайших потомков.

Хотя Плано Карпини был направлен к монголам самим папой римским в качестве его полномочного представителя, а Гильом де Рубрук – Людовиком Святым, цели их путешествий были, по сути дела, одинаковыми. Их точно выразил в начале своего сочинения «Истории монгалов» Плано Карпини: «Когда отправлялись мы по поручению апостольского престола к татарам… мы не щадили себя самих… чтобы, узнав их истинные желание и намерение, иметь возможность открыть это христианам, дабы татары своим случайным и внезапным вторжением не застигли их врасплох, как это и случилось однажды по грехам людским…»[16].

Заголовки различных разделов сочинений этих авторов также красноречиво свидетельствуют о целях, которые они ставили перед собой. К примеру, в анонсе к восьмой главе сочинения Плано Карпини мы читаем: «Как надлежит встретить татар на войне, что они замышляют, об оружии и устройстве войск, как надлежит встретить их хитрости в бою, об укреплении крепостей и городов и что надлежит делать с пленными».

Наряду с подобной информацией книги этих путешественников изобилуют яркими картинами быта монголов и людей других национальностей, которые состояли у них на службе, материалами по истории, религии монголов. Особенно в этом преуспел Гильом де Рубрук. В частности, в своей книге «Путешествие в восточные страны» он первым из европейских путешественников подробно описал столицу монголов при первых ханах – город Каракорум.

Фрагменты этих замечательных, но редко издаваемых произведений, собранных в нашем своде, позволят широкому кругу читателей приобщиться к материалам, подробно повествующим о различных сторонах жизни Монгольской империи в эпоху правления Чингисхана и его ближайших потомков.

А. Мелёхин