Текст книги "Тролли и легенды. Сборник (ЛП)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Пьер Певель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Хрунгнир, казалось, надолго задумался:
– Не видел давно.
– Моя бабушка говорила, что они покинули эти края больше двух веков назад. А еще она говорила, что тролли могут жить тысячу лет. Сколько тебе сейчас лет?
Тролль, похоже, не имел представления, сколько прошло времени.
– Ты продолжаешь копать шахту без гномов? Мормор мне рассказывала, что они использовали троллей как рабов. Если они ушли, зачем ты все еще копаешь? Ты свободен.
Хрунгнир наморщил свои безволосые брови. Видимо, разобраться со свободой было не проще, чем со временем. Силье все еще находила тролля уродливым, но уже не таким ужасным. Его попытки размышлять заставили ее улыбнуться.
Она распрямилась, прислонившись к стене пещеры, и отряхнулась. Ее плащ порвался, а бюнад находился в плачевном состоянии. Хотя она его терпеть не могла за то, что он был ей слишком мал, она бы нипочем по доброй воле не довела его до такого состояния. Теперь Фриде его никогда не надеть. Оценив количество сосновых иголок и грязи в волосах, Силье прикинула, что лицо у нее должно быть черным как уголь. Она провела по нему рукой, чтобы хоть как-то стряхнуть пыль, но безрезультатно.
Тролль снова предложил отнести ее к выходу. Учитывая боль в лодыжке, Силье согласилась и осторожно устроилась в его ладони. Она оперлась на руку йотуна, чтобы лучше держаться, и при этом коснулась теплой, бугристой на ощупь кожи – одновременно плоти и камня, с постоянно осыпающимися складками. С первым же шагом тролля она почувствовала себя перышком, ее несли, словно хрупкую королеву. Хрунгнир опустил руку, только согнул кисть; ноги Силье почти касались поверхности, а сама она, казалось, летела в нескольких дюймах над землей. Хрунгнир был удивительно деликатен, пусть даже он утрамбовывал полы в шахте просто вышагивая по ним. Его лампа освещала гигантский коридор, который выглядел несравненно приятнее, чем на пути в ту сторону, несмотря на завесы паутины и торчащие корни, тщетно искавшие воду.
Обратная дорога очаровала девушку. Она мысленно возблагодарила богиню Фригг за это волшебное приключение.
– Ты совсем один или тут есть еще тролли? – вдруг спросила она Хрунгнира.
В черных косеньких глазах промелькнула глубокая печаль. А потом, похоже, в каменном уме вдруг всплыло воспоминание, вызвавшее у тролля неуклюжую улыбку:
– Когда Хрунгнир был маленький, Хрунгнир и мама смотрели, как пляшут огни в небе, ночью.
Силье улыбнулась, поняв, о чем он говорит: она тоже любила разглядывать северное сияние вместе со своей бабушкой. Она не видала его уже несколько месяцев, словно с бабушкой исчезли и эти чудесные мгновения.
– И гномы забрали Хрунгнира, потому что он был сильный… и Хрунгнир больше не видел маму.
Лицо Силье потемнело. Хотя всего несколько часов назад она сама желала навсегда расстаться с матерью, Силье решила, что вырывать тролля из родных рук – это несправедливость. Она нашла поступок гномов чудовищным, и понадеялась, что никто из них не пережил ярости дракона, которого те потревожили в южных краях.
– А ты не думал ее поискать?
– Да, вот почему Хрунгнир долбит!
– Ты роешь гору, чтобы найти свою маму?
Тролль кивнул с довольным смешком, словно признаваясь в каком-то ребячестве, которое давно скрывал от гномов. Силье не стала обращать внимания на безобразную гримасу, радостно перекосившую его физиономию; ее ошеломило недоумие тролля. Он рыл гору, веря, что однажды наткнется на пещеру своей матери, не осознавая, насколько грандиозная перед ним задача. Даже если это была правильная гора, какие у него были шансы найти ее?
– Почему бы не выйти и не попытаться найти дорогу?
– Свет делает плохо.
Это правда, Мормор говорила, что тролли под солнечными лучами превращаются в камень. Силье вспомнила догадки и слухи о гигантских лицах, которые можно было увидеть на скалах фьорда. Бабушка рассказывала, как тролльские боги – римтуссер – проиграли войну с богами Асгарда. Некоторым удалось спастись в кровавой бойне, которая унесла даже их отца Имира, первого из существ. Многие из них, охваченные горем при виде людского мира, созданного из его останков, ушли глубокой ночью и сели ждать восхода солнца. С первыми лучами рассвета тела воинов-великанов превратились в камень и слились с горами, чтобы земля сохранила память об их былом существовании. Боги Асгарда попытались затопить статуи, заполнив долины водой и создав фьорды, но даже когда ледники весной таяли, лица всегда возвышались над уровнем моря.
– Но ты можешь поискать ночью! – воскликнула она.
– А что, если Хрунгнир не найдет пещеру до рассвета? Мама говорит, что тролли выходят наружу днем, когда нет надежды. А у Хрунгнира она есть.
Силье замолчала. Она не могла разрушать его мечты, доказывая ему нелепость его способа поисков матери. Однако этот разговор испортил все волшебство этой встречи.
Когда Хрунгнир поднял ее наружу из шахты на своей кирке, чтобы не попадать под солнечные лучи, Силье почувствовала тяжесть на сердце оттого, что оставляла тролля наедине с его одиночеством и ограниченностью его слабого рассудка.
– Спасибо, Хрунгнир! Тысяча благодарностей за эти мгновения, проведенные вместе, – сказала она, используя любимую формулу учтивости своей бабушки. – Могу ли я вернуться и навестить тебя, когда моя лодыжка почувствует себя лучше?
Тот буркнул из темной глубины своей норы:
– Вот еще, гномы сказали прогонять смертных мужей!
Подобного ответа Силье не ожидала. Она возразила:
– Но я не муж! Я девушка!
Тролль, казалось, надолго задумался:
– Ну, тогда да! – объявил он наконец.
Силье хихикнула.
– Итак, до скорой встречи, Хрунгнир! Береги себя!
– До встречи, девушка Силье Нильсен!
Девочка поднялась, на сердце у нее полегчало. Она не бросала Хрунгнира в одиночестве посреди его шахты. Она вернется.
* * *
С поврежденной лодыжкой Силье никак не могла продолжать путь в Фюглестадватнет. Судя по положению солнца, было уже далеко за полдень. Что вполне естественно, девочка отправилась назад в свою деревню. Обратный путь дался ей тяжело, и из-за крутых склонов она проделала его значительную часть на собственном заду. По счастью, ей подвернулась деревяшка, которая под конец дороги послужила вместо костыля.
Солнцу наконец-то вздумалось направить свою колесницу к линии горизонта, когда в поле зрения появилась Морвика. На крыши домов, покрытые молодыми побегами травы, лег золотистый закатный оттенок. За маленькими окошками, зажатыми между толстыми бревнами, горело несколько свечей. Кое-кто из деревенских уже улегся в постель. Было поздно, даже очень поздно для этого времени года. Силье подумала, что мать наверняка накричит на нее. Знала бы она, как близка была к тому, чтобы вообще больше не увидеть свою дочь! Но все это уже было неважно. Силье ни о чем, кроме Хрунгнира, не думала, и ничего ей не хотелось, кроме одного – рухнуть на кровать.
– Силье! Во имя Одина, что с тобой случилось? – воскликнул Кнут, внезапно появившись на повороте тропы.
Заходящее солнце залило сиянием светлые волосы юноши, а его серые глаза с ужасом смотрели на нее. Неужели она такая страшная на вид?
– Упала в яму, – проворчала она, мало расположенная любезничать с этим типом.
– Ты поранилась?! Хочешь, я помогу тебе дойти до дома?
Она могла бы возразить, что досюда добралась сама и могла бы и до конца дойти без него, но, честно говоря, была измотана. И мысль о том, что этот грубиян хочет быть с ней мил, не так уж ее отталкивала.
Она поджала пересохшие губы, еще немного поломалась, набивая себе цену, а потом согласилась.
Кнут как можно естественнее приобнял ее за талию и обвил ее рукой себя за шею. Он был всего на месяц старше ее, и ей пришлось признать, что за зиму он сильно вырос: он вытянулся на два дюйма выше ее, тогда как она всегда была выше его. Как знать, может, из него и выйдет интересный мальчик. Было бы обидно уйти, так этого и не узнав.
Первые шаги они сделали в молчании. Кнут не осмеливался с ней заговорить, словно ситуация оказалась для него еще более неловкой, чем ей представлялось.
– Что ты делал за околицей?
Он пожевал губы, прежде чем ответить:
– Я видел, как ты уходила сегодня утром вся в ярости, и ближе к ночи поджидал тебя.
На это Силье не нашлась, что сказать. Простая мысль о том, что он может за нее волноваться, а не только думать, как устроить ей каверзу, казалась абсурдной.
Возле камней, подложенных под домом Силье для защиты в снежные месяцы, Кнут убрал руку с талии спутницы. Несмотря на оранжевые отсветы с неба, она заметила, что щеки паренька стали красными, как вареные раки. Под конец ей стало сильно не по себе. К счастью, из дома донесся детский плач и вопли мальчишек, не желающих ложиться спать. Чтобы нарушить томительную атмосферу, шум пришелся довольно кстати.
– Зачем ты тогда увязался за мной к водопаду «Семь сестер»? – напрямик спросила Силье, пытаясь вернуть контроль над ситуацией.
– …Я просто хотел посмотреть, куда ты идешь, и… я не знал, что ты собираешься купаться совсем голая.
– А почему ты не ушел, когда увидел, что я раздеваюсь?
Он закусил губу со щекой и весь съежился, как будто одежда вдруг стала его душить. Затем, не осмеливаясь поднять своих серых глаз, признался шепотом:
– Потому что ты красивая.
А потом он улизнул, как бобер, спасающийся из-под падающего дерева. Силье замерла. Она не сразу сообразила, что сказал Кнут и что это значит. Стало быть, у богини Фригг в рукаве еще фокусы, если только это не богиня любви Фрейя вдруг заинтересовалась ее судьбой.
С улыбкой на губах и головой, витающей в облаках, Силье поднялась по лестнице и открыла дверь.
Девочка знала наперед, что немедленно ощутит – ее бабушки под этим кровом нет, – и что это будет непереносимо. Она ожидала бурных упреков от матери за опоздание, а еще больших – при виде ее платья. Она была уверена, что младшие братья, увидев, что ей трудно ходить, не упустят случая тут же дернуть ее за тонкие косички. Но этому дню предстояло стать днем перемен, и глаза Соньи, переведенные на старшую дочь, были красны от слез. Она опустила Фриду на пол как мешок и, не обращая внимания на то, что та упорно не желает засыпать, бросилась к Силье, чтобы заключить в объятья.
– Что с тобой случилось? С тобой все хорошо? – тревожно спросила она, не в силах разжать рук.
Силье не обняла ее в ответ и продолжала держать руки по швам. Ее привели в замешательство следы слез, которые мать пыталась скрыть, и удивляло, что два ее брата тихонько стоят в стороне. Сонья всерьез отнеслась к ее уходу; подступающая ночь заставила ее опасаться самого худшего. И Рюрик с Ингваром, хотя им было всего шесть и восемь лет и они были теми еще упрямцами, осознали всю серьезность ситуации. Самый подходящий момент, чтобы потребовать себе новое платье. Но события этого дня уже многое изменили в Силье.
– Я упала в яму и подвернула лодыжку, – просто объяснила она. – Прости, мама, я не нарочно довела одежду до такого состояния. Я честно хотела, чтобы Фрида когда-нибудь смогла ее надеть. И больше того, я даже не смогу танцевать на деревенском празднике.
Сонья по-прежнему прижимала ее к себе, делая вид, что не замечает, что дочь ее не обнимает. Ее материнское сердце отходило от переживаний. Утренний спор о дороговизне платья остался далеко позади.
– Я его отремонтирую. Это неважно. Скорее садись, дорогая. Покажи мне свою лодыжку. Может быть, все не так плохо.
* * *
Подлеченная, вымытая, одетая, заплетенная, напоенная и накормленная Силье лежала в постели. Фрида уснула, свернувшись калачиком справа от нее, Рюрик и Ингвар – слева. Мальчики обычно не искали ее общества, предпочитая за компанию с Кнутом совать ей в обувь зеленых лягушек. Она провела рукой по их спутанным светлым волосам. Приходилось признать, что ее противные братья действительно очаровательны – когда спят.
В доме было тихо. Сонья убирала со стола. Силье следовало бы заснуть, но у нее не выходило. Причина была не в том, что всякие прогулки на пару недель исключались, и что она пропустит деревенский праздник. У камина безнадежно пустовало кресло Мормор. Сможет ли время заполнить эту утрату? Ей на глаза навернулись две крупные слезинки. Чувствуя, как они мягко стекают по обеим щекам, она подумала о Хрунгнире.
Силье ничего не стала рассказывать матери – не ей она всегда и все поверяла. Как мучительно ей не хватало женщины с веселыми морщинками. Мормор всю ночь не сомкнула бы глаз, пока не выслушала бы историю до конца. Она захотела бы вызнать все подробности и посмеялась бы над описанием сплющенной головы Хрунгнира. Силье почувствовала, как вслед предыдущим слезам покатились еще две.
Зашмыгала носом, однако, не она, а ее мать.
Силье повернула голову. Сонья выставила на пустой стол бутылку медовухи и наполнила пару стаканов, прежде чем вспомнила, что Мормор больше нет. Молодая женщина рухнула на скамью, уронив лицо на руки. Она начала всхлипывать, не в силах остановить поток слез, разом выплескивая все дневные тревоги. Силье не могла припомнить, чтобы ее мать когда-нибудь так плакала, даже на похоронах Мормор. Она-то думала, что она одна скучает по бабушке.
Как ни старалась Силье подавить все свои чувства к матери, она не могла ту оставить в таком состоянии. Она тихонько позвала мать.
Сонья подняла голову, словно ее за чем-то застукали, и вытерла лицо фартуком.
– Не спишь?
– Нет, – ответила Силье.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, – ответила она.
– Тогда чего же ты хочешь?
– Ты веришь в существование троллей?
Сонья встала и подошла к ней. Она присела на единственный свободный край кровати.
– Ну конечно, почему ты меня спрашиваешь? – шепнула она, натягивая простыню поверх ночной рубашки Силье ей до подбородка.
– Ты когда-нибудь хоть одного встречала?
Сонья улыбнулась – одной из тех улыбок, которые делали ее похожей на Мормор. Из ее зеленых глаз ушла печаль.
– Нет. Думаю, они ушли с гномами. А если и остались, то не выходят из своих пещер. Если бы их коснулся дневной свет, они бы превратились в камень.
– Откуда ты это знаешь?
– До того, как стать твоей бабушкой, Мормор была моей матерью.
– Но я никогда не слышала, чтобы ты рассказывала какие-нибудь истории.
– Потому что Мормор как рассказчица была куда лучше меня. У нее мельчайшее слово оживало – такой был дар. И это то, что вас роднит. Ты больше похожа на нее, чем на меня.
Между Силье и Соньей повисло молчание. Девочка начинала осознавать, что ее мать всегда отходила в тень, уступая первенство бабушке.
– Но теперь-то что у меня осталось? – пробормотала Силье, не сдерживая новых слез, покатившихся по ее щекам.
Как она могла беспрерывно переходить от смеха к плачу? Как она могла забыть все волшебство этого дня только потому, что ей больше не с кем было его разделить? От слез дочки глаза Соньи снова затуманились.
– Я тут, – ответила она дрогнувшим от волнения голосом.
– Но ты вечно была занята только моими братьями и сестрой, а мной – никогда.
Ее мать мягко покачала головой. Эти дочкины «вечно» и «никогда» ее просто убивали. Она встала и достала из сундука какую-то одежду. Силье, которой стало любопытно, выпрямилась и при этом толкнула Рюрика, который заворчал и отвернулся, положив голову на ягодицы брата вместо подушки. Девушка наконец встала, прихватив на ходу шкуру и оставив лежать в куче одеял ораву братьев с сестрой.
Сонья резко обернулась и показала наряд целиком: корсаж цвета горечавки, наполовину расшитый белыми цветочками, черную шерстяную юбку, окаймленную такой же синей тесьмой, и белый фартук с кружевной полосой поперек.
– Это моя старая юбка, которую я немного укоротила. Но я ее окантовала, чтобы она выглядела как новая, – добавила Сонья, как бы извиняясь. – Делала ее целую луну по вечерам, чтобы у тебя была одежда к деревенскому празднику. Хотела сделать тебе сюрприз. Но ты ушла этим утром, и я не успела тебе ее показать.
Силье не знала, что и ответить. Разве можно было почувствовать себя еще глупее? Сонья вернулась к ней, чтобы показать вышивку. Силье с восхищением провела по шитью рукой.
– Оно прекрасно, мама.
Следовало сказать хоть что-нибудь доброе.
– Мормор оживляла сказки, а ты оживила вышивку. Почему ты не сказала мне раньше?
Сонья грустно погладила ее по щеке.
– Я и заговорить с тобой не могу с тех пор, как умерла Мормор.
В обычной ситуации она бы на этом остановилась, но в тот вечер на душе у нее было тяжело, и она продолжила:
– Ты так хорошо с ней ладила, что мне между вами не оставалось места. Ты винила меня за рождение Рюрика; ты нашла убежище в объятиях Мормор. А когда родился Ингвар, ты только с нее глаз и не сводила. Я была тебе уже не нужна. Я не стала бороться. Я обожала прислушиваться к вам, пока готовила. Маленькой я безутешно плакала, слушая сказки моей матери, когда там было что-то грустное или жестокое, но ты, даже когда у тебя наворачивались слезы, кажется, всегда находила в таких трагедиях поэзию. Я понимаю, насколько тебе не хватает Мормор, потому что мне ее тоже страшно не хватает.
Голубые глаза Силье не отрывались от ласкового лица матери. Она сообразила, что впервые мать открывает ей, что у нее на сердце. Быть может, она тоже нуждалась в ком-то, кому все могла бы доверить. Две оставшиеся в одиночестве души. Ей хотелось броситься в объятия матери, но тело не трогалось с места, словно еще не было готово к такой капитуляции. Она зарылась головой в мех, окутавший плечи, ища выход из этой неловкой ситуации.
– Если хочешь, я могу попробовать, поискать в памяти истории о троллях, – продолжала Сонья, чувствуя, что вот-вот снова потеряет дочь. – Но я не знаю ни одной, которая хорошо бы кончалась. Всех необычайных существ ждет трагический конец.
– Нет, – ответила девочка, резко подняв голову. – Я знаю одну, которая кончится хорошо. Это история о Хрунгнире, тролле, который копал гору, чтобы найти свою мать.
– Чтобы найти свою мать? – удивилась Сонья, улыбаясь бесценной возможности, которую подарила ей дочь, поделившись с ней сказкой.
Она жестом пригласила дочь сесть за кухонный стол, Силье приняла предложение и продолжила:
– Да. Гномы забрали его, когда он был маленьким, чтобы потом попользоваться его силой, а теперь они ушли, и он все время копает, надеясь случайно наткнуться на нее.
– Но так, как сейчас, он никогда до нее не доберется, – ответила Сонья, садясь напротив нее.
– Я знаю, но он этого не сознает. И я должна найти способ помочь ему.
– …Что…
– Да, мама, – ответила Силье, не отводя своих полных надежды голубых глаз от зеленого взгляда матери. – Это не сказка. Я действительно встретила Хрунгнира. Это в его шахту я упала.
* * *
Длиннее последовавших двух недель не бывало в жизни Силье. Остаться обезножившей, когда она обычно не могла усидеть на месте, оказалось ужасно. Настоящих друзей у нее не было – с ее-то сильным характером и склонностью к одиночеству; до сих пор ей хватало бабушки. Вдобавок Кнут так и не решился появиться перед ней снова. Видимо, смелость юноши вся улетучилась после того, как он сделал ей свое замечательное признание. Даже во время деревенского праздника он и шагу не сделал в ее сторону, хотя и не сводил с нее глаз. Силье пришла к выводу, что совсем не понимает мальчиков. Она заскучала по тому времени, когда ненавидела его за то, что он сыпал ей снег за шиворот; тогда все было гораздо проще.
Но эти полмесяца хороши были тем, что дали завязаться их с матерью отношениям. Силье доверилась Сонье и наедине пересказала ей все свои приключения. Она даже осмелилась заговорить с ней о непостижимом Кнуте. Мать не упустила своего шанса и ни разу не усомнилась в ее словах, каждый день вознося хвалу Фригг за то, что та откликнулась на ее мольбы – уберечь дочкину жизнь. Каждый вечер, уложив спать малышню, они оставались вдвоем и нащупывали пути, как бы им обсудить материнские ожидания и подростковые надежды под прикрытием воспоминаний о Мормор, разговоров о завтрашней работе, отсутствии Халвора и, заодно, о существовании тролля.
Вынужденная обратить внимание к повседневной жизни, Силье обнаружила: мать все выносила на собственных плечах, и скрывала все свои страхи, чтобы как можно меньше страхов доставалось ее детям. Помогая с домашними счетами вместо Мормор, девушка лучше поняла опасения матери, сталкивавшейся с разнообразными нуждами. Довольно скоро она даже почувствовала себя обязанной наконец-то заняться семьей. Чтобы быть полезной, несмотря на свою травму, и милой девочкой – потому как все были милы с ней – Силье взялась за шитье, ощипывание уток и чистку овощей, облегчая работу матери. Она даже приняла на себя роль отсутствующей рассказчицы для своих братьев и сестры, в очередной раз сообразив, что не она одна страдает от отсутствия бабушки. Силье оказалась настолько искусна в пересказе легенд, что вскоре почувствовала, что обрела статус мудреца, к которому надлежит прислушиваться. Причем настолько, что, когда ее лодыжка смогла выдерживать определенный вес, она даже предложила присматривать за младшими у воды, чтобы дать им возможность искупаться днем. Правда, когда братья принялись плескать в нее водой, ей по старой привычке захотелось их утопить, однако дело кончилось тем, что, по примеру Фриды, она лишь громко хохотала.
Шел день за днем, и хотя Силье постоянно избегала физического соприкосновения с матерью, в ее душе поселился покой. Когда вечером она подходила к камину и садилась в кресло Мормор, поглаживая подлокотники, словно это были руки ее бабушки, не всякий уже раз в ее глазах вставали слезы – порой ее сердце согревали приятные воспоминания.
В день, когда ее лодыжка зажила настолько, что позволила ходить по нескольку часов кряду, Силье снова отправилась в сторону Фюглестадватнета. Девочка не чувствовала уже себя прежней. По ее ощущениям, миновал целый год – настолько далекими и неважными казались ей чувства, которые владели ей, когда две недели назад она подымалась по этому склону.
Сонья изо всех сил старалась не выдать своей тревоги, отпуская дочь снова увидеться с йотуном – конечно, дружелюбным, но не слишком умным и крайне сильным. Она помогла ей подготовить дорожную сумку, посоветовав взять веревку, чтобы легче было спускаться в шахту. Девочка перекинула длинную веревку через плечо, факел и огниво сунула в сумку, а заодно с ним два больших, мягких и тяжелых мешочка в подарок троллю.
Поднимаясь по склону, Силье улыбалась; пожалуй, даже сияла, несмотря на тяжесть сумы и веревки. Она еще раз обернулась, чтобы полюбоваться долиной за спиной. Морвика все еще казалась ей маленькой, но деревня чудесно вписывалась в пейзаж. Как только ей взбрело в голову уйти отсюда навсегда? Она убедилась, что за ней никто не идет, затем свернула с дороги и вошла в рощицу чахлых берез.
Найти вход в шахту было несложно. Куда больше времени ушло на то, чтобы разобраться, как закрепить веревку и спуститься вниз. Она озаботилась надеть свою старую, грубо заштопанную юбку, чтобы не бояться порвать новую, как и свой слишком тесный жилет. Однако из кокетства она прикрепила к корсажу цветочек горечавки; и вот Силье без особой оглядки соскользнула вниз вслед за сумкой.
Там она встретилась с той же темнотой и безмолвием, что и при первом появлении. Она запалила факел и с колотящимся сердцем двинулась по огромному подземному коридору. Силье знала, что ей предстоит долгий путь и что тролль наверняка продолжал копать с тех пор, как она впервые попала сюда, но чувствовала себя немного тревожно. Что, если он ушел другим коридором?
– Хрунгнир! – позвала она под конец.
Она совершенно не представляла, каким образом искать йотуна.
Пока Силье выздоравливала, она не думала ни о чем, кроме этой новой встречи, и только сейчас у нее вдруг возникло подозрение, что этому может что-нибудь помешать. Вдруг вмешается бог Один? Боги Асгарда расправились с богами троллей. Легко можно было предположить, что дети этих богов тоже станут объектом их ненависти.
– Один, прошу тебя, смилуйся над ним. Я просто хочу помочь ему найти свою мать.
Словно в ответ на ее молитву, вдалеке послышались удары кирки. Хрунгнир был там.
Силье воздержалась от бега, чувствуя, что ее лодыжка может не справиться с валяющимися на земле камнями, но все равно ускорила шаг. Расстояние казалось бесконечным. На последнем повороте, увидев массу дубленой кожи и серой мускулатуры, она возблагодарила всех богов Асгарда без разбора.
– Хрунгнир!
Тролль остановил работу и обернулся. Силье обрадованно признала скошенные на одну сторону глаза и отвисшую до подбородка губу. Хрунгнир, кажется, на мгновение задумался, следует ли ему кричать или нет. Но его разум вовремя припомнил, кто она такая.
– Силье Нильсен.
Девочка с облегчением кивнула. Затем, как учила ее бабушка, она добавила с лучезарной улыбкой:
– Благодарю тебя за прошлый раз. Я принесла тебе подарки.
Тролль резко отложил свою кирку на огромный мешок из дубленой кожи с обломками, которые предстояло выкинуть. Он тяжело уселся перед гостьей, скрестив ноги. Пыль так и полетела от его шелушащейся кожи, когда он вытянул свои гигантские руки и энергично закивал скособоченной головой – совсем как Фрида при виде предмета, которого она так долго хотела и наконец получила.
Силье хихикнула, отложила факел и порылась в суме, чтобы достать два внушительных мешка.
– Вот пожалуйста, надеюсь, они тебе понравятся.
Большие, неуклюжие руки схватили подарки. Среди складок сухой серой кожи оно вдруг показалось крошечным. Силье даже сказала бы – мелочью, хотя спина у нее все еще болела от их тяжести. А потом оказалось, что гигантским пальцам не удается распутать завязки. Йотун издал жалобный стон; Силье подхватила мешок, открыла его и высыпала содержимое в свободную руку тролля.
Там была земля. Бурая земля, свеженакопанная и перебранная. В другую руку Силье высыпала более светлую, влажную и песчаную землю.
Тролль посмотрел на небольшие кучки: так в человеческой пригоршне смотрелась бы щепотка соли.
– Прости, что так мало. Я думала, получится больше. Это земля, которую я взяла с огорода моей матери, и земля с побережья возле моей деревни. Я не знала, какую ты выберешь.
Йотун по-прежнему молчал. Силье не знала, понял ли он в тот момент – такое изумленное было у него лицо. Потом он поднес руку к губам и деликатно слизал первое подношение. Восторженный вздох, что он издал, наслаждаясь новым вкусом, успокоил Силье. Тролль проделал то же самое со вторым гостинцем и вздохнул с не меньшим удовольствием.
– Она восхитительна, и та и другая, – с благодарностью произнес он. – Я никогда не ел такой вкусной земли. Спасибо тебе, Силье Нильсен.
– Право, не за что, – ответила юная девица, гордая собой.
Они с мгновение помолчали, глядя друг на друга; Силье сотни раз представляла себе эту вторую встречу, но правильные слова больше никак не выстраивались в голове. Она уже не знала, как перевести разговор на интересующий ее вопрос, поэтому задала его напрямую:
– Помнишь ли ты форму гор вокруг тебя, когда ты выходил из пещеры своей матери?
Йотун склонил голову набок, так что его глаза расположились вертикально – один над другим. Он уставился в пространство, похоже, задумавшись. Силье невольно тоже наклонила голову.
– Там было острое, рядом плоское, а потом острое, острое и острое, – сказал он через мгновение.
Силье предпочла бы описание поточнее.
– Эти острые, они были все одна гора или несколько?
Тролль выпрямил голову, пожал массивными плечами и опустил их, отчего взвились клубы пыли. Он видел этот пейзаж разве что ночью; горы просто вырисовывались силуэтами на фоне звездного неба.
– Острые одинаковой высоты? – спросила девушка.
Спрашивала она без особого воодушевления, поскольку все зависело от расстояния, которое ночью оценить невозможно.
– Не знаю, – ответил тролль.
Силье перебрала способы описать родные места йотуна, но, похоже, с ее описаниями северного сияния и звезд дело ладилось плохо. А камни, березы и ели попадались повсюду. Через полчаса девушка наконец уселась, немного удрученная.
– Почему Силье Нильсен грустная? Она собирается делать слезы?
– Нет, но я бы хотела помочь тебе найти мать. К сожалению, я тебе, наверное, вряд ли смогу помочь.
– Почему ты хочешь помочь Хрунгниру? Силье Нильсен потеряла свою маму?
Силье покачала головой. Нет, но она не смогла бы сказать – было ли это хуже, чем потерять бабушку. Она не осмелилась признаться ему, что в ту, первую их встречу как раз убегала от матери.
– Хрунгнир найдет маму, надо только набраться терпения.
Силье подняла лицо к огромному существу, не зная, жалеть его или завидовать. Она решилась задать вопрос, который уже некоторое время не давал ей покоя:
– А ты сумеешь ее узнать после стольких лет? Моей бабушки нет в живых уже почти три месяца, и я начинаю с трудом вспоминать ее лицо. Я все еще помню ее улыбки, взгляды, но боюсь потерять ее образ, – пробормотала Силье. – Ты еще помнишь лицо своей матери?
Тролль убежденно кивнул. Он сунул руку в карман своего поношенного кожаного одеяния и вытащил комок ткани, старой, как само время.
– Однажды Хрунгнир нашел гномский камень в форме мамы. Хрунгнир с тех пор его прятал.
С невероятной для таких гигантских рук деликатностью он расправил грязную ткань, словно лепестки цветка, и обнажил миниатюрный серебряный самородок внутри.
– Можно мне взять и посмотреть? – спросила девочка.
Тролль, с засверкавшими при виде своего сокровища глазами, согласился.
Силье взяла кусок чистой руды и уважительно покрутила его. Кусок блеснул в свете лампы тролля. Он был размером с палец девочки и вдвое его толще. На две трети его длины он был весь в буграх, а оставшаяся треть выглядела волокнистой и растрепанной, как будто боги, когда создавали эту руду, ухватились за кончик и тянули. Чтобы увидеть в нем женственную фигуру, требовалось изрядное воображение, если только она не состояла исключительно из здоровенных асимметричных ягодиц, более чем внушительных грудей, столь же непропорциональных, и огромной массы волос над этим всем. Не то чтобы особенно безобразная, мать Хрунгнира уж точно не принадлежала к числу тех йотунских женщин, которые вскружили бы голову богу Одину. Но Силье воздержалась от того, чтобы высказывать это замечание вслух. Перед ней был кусок минерала, который чудесным образом вызывал в памяти его владельца женщину, и она с удовольствием тоже заимела бы такой волшебный камень или что угодно другое, чтобы образ бабушки являлся ей не только во сне. Мормор похоронили по деревенскому обычаю, со всеми ее вещами, с которыми ей предстояло жить после смерти, как при жизни. Кроме кресла перед камином от нее ничего не осталось.
Силье положила драгоценный кусок породы обратно в его матерчатое вместилище. Как сумел Хрунгнир подобрать такую маленькую вещицу такими большими пальцами, когда впервые нашел? Должно быть, ему потребовалось немало терпения, чтобы взять ее, решила она, когда увидела, с каким трудом он укутывает старой тканью свое сокровище, прежде чем убрать его.
