Текст книги "Знание-сила, 1997 № 04 (838)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Газеты и журналы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Я думаю, он все понял, когда 18 февраля 1947 года был арестован академик, секретарь АМН СССР В. В. Парин. Он хорошо знал Ларина и не сомневался в его полной невиновности. Последовавшая за тем реакция – запреты на публикации научных статей без «актов экспертизы» и «авторских справок», подтверждающих уголовную ответственность авторов за опубликование «незавершенных работ»,– рассеяла все иллюзии. Очевидное, грубо фальсифицированное убийство великого артиста Михоэлса 13 января 1948 года стало зловещим предзнаменованием. Здоровье Парнаса расстроилось. Диабет, сердечная недостаточность, утомляемость – 17 октября 1947 года он подает заявление с просьбой освободить его от обязанностей директора созданного им института. Он хотел бы сосредоточиться на работе в лаборатории... Приказ об освобождении от должности был подписан 28 мая 1948 года. Вместо него директором стал Сергей Евгеньевич Северин, а затем Василий Николаевич Орехович.
Никто тогда не знал замыслов Сталина. Это теперь известно,, что после убийства Михоэлса началась подготовка государственной антисемитской кампании.
Готовились аресты членов Антифашистского еврейского комитета.
Основные аресты начались 13 января и закончились 28 января 1949 года. Парнас не мог не знать о них. Наверное, он мог предвидеть свою судьбу и был к ней готов. Его арестовали 29 января, и в тот же день он умер.
Вот как пишет об этом Е. Л. Розенфельд:
«...В конце 1948 года он тяжело болел. Впервые после болезни он собирался пойти на доклад ленинградского биохимика С. Е. Бреслера. Однако на доклад он не пришел. Обеспокоенные ученики Якуба Оскаровича после заседания побежали к нему домой и застали печальную картину: его квартира была опечатана, а перед дверью сидела его рыдающая жена. Обстоятельства его гибели остались неизвестными. Говорили, что он успел отравиться сразу же после ареста. Согласно другой версии, он погиб в тюрьме от диабетической комы, так как страдал тяжелым диабетом».
Слухи о том, что он умер на пороге тюремной камеры, глухо звучали в Москве. Он символически не вошел в тюрьму, и если это так, значит, на самом деле вполне понимал, с кем имеет дело, и был готов кончить жизнь, как римский патриций. Так или иначе, смерть спасла его от невыносимых пыток и издевательств.
К этому времени уже около двух лет мучали В. В. Парила. По принятым обычаям арестованных сразу зверски били. 13 января 1948 года прямо в кабинете министра МГБ Абакумова били сапогами и резиновыми палками главного врача Боткинской больницы Бориса Абрамовича Шимелиовича. Били на допросах. Избитых настолько, что они не могли ходить, носили на допросы на носилках и снова били. Избежал ли этого Парнас в первый день ареста? Я смотрю на его фотографию из «Личного дела» АМН СССР. Большой в прямом и переносном смысле, гордый человек. Можно и без яда сразу умереть от унижения и бессилия. Но то, что смерть спасла его от многолетних мучений, бесспорно. Арестованных в эти дни членов Еврейского антифашистского комитета истязали около трех лет и расстреляли 12 августа 1952 года.
Как в действительности умер Я. О. Парнас? На запрос сына, Яна Якубовича, полковник юстиции В. М. Граненов 20 июля 1993 года написал (от имени Главного управления по надзору за исполнением законов в вооруженных силах (!)) следующее:
«...28 января 1949 г. Парнас Я. С. был арестован за совершение разведывательной деятельности против СССР по заданию иностранного государства... В тот же день он был помещен во внутреннюю тюрьму МГБ СССР, где осмотрен врачом. Последний поставил диагноз: артериокардиосклероз. Гипертония. Сахарный диабет. Правосторонняя паховая грыжа. В связи с имеющимися заболеваниями ему было назначено лечение... 29 января 1949 г. в 15 час. 15 мин. Парнас Я. О. был вызван на первый допрос старшим следователем следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковником Ивановым.
В 17 час. 30 мин. Иванов оставил Парнаса в кабинете с надзирателем, а сам вышел в связи со служебной необходимостью. Через 10—15 минут ему доложили о плохом самочувствии Парнаса и вызове врача для оказания помощи. Во время оказания медицинской помощи в 17 час. 50 мин. Парнас Я. О. умер... Было проведено вскрытие трупа Парнаса Я. О. судебно-медицинским экспертом, который при наружном осмотре никаких телесных повреждений не установил. Смерть... наступила от инфаркта миокарда... 3 апреля 1954 г. старший следователь следственной части КГБ при СМ СССР подполковник Чеклин вынес постановление о прекращении уголовного дела в отношении Парнаса Якуба Оскаровича за отсутствием в его действиях состава преступления... Документов, в которых было бы указано место захоронения.., не сохранилось».
Не хочу комментировать это письмо. Много было сообщений родственникам такого рода.
Кто узнает, о чем думал, что чувствовал Яков Оскарович в тот день?
Вспоминал Львов, Париж, Страсбург, Лондон, Кембридж? Более всего, наверное, мучили его мысли о жене, Ренате Матвеевне. Она посвятила ему жизнь, была «просто женой великого человека».
Квартиру опечатали, но ее не арестовали. И она искала себе пристанище, потрясенная и измученная. Где она его нашла? Кто осмелился дать ей, жене врага народа, приют? Какая из многих семей, где еще недавно супруги Парнас были желанными гостями? Рассказывали мне, что только Александр Евсеевич Браунштейн и его супруга Софья Вильгельмовна, двоюродная сестра жены Михоэлса, открыли ей двери со словами: «Пока мы живы, живите у нас». Кто подтвердит это сейчас, пятьдесят лет спустя? Браунштейн сам был на грани ареста и понимал это. Рассказывают, что, узнав об убийстве Михоэлса, он ночью, пешком – электрички уже не ходили – прошел двадцать километров до Москвы в дом охваченного ужасом и горем семейства. Рассказывают. Это, наверное, правда. Правда и то, что много-много лет спустя маститый, всемирно известный академик Браунштейн очень волновался, что его забудут и не принесут в больницу на подпись письмо с осуждением академика Сахарова, сосланного в Горький. Ужасен советский опыт.
Ренату Матвеевну выселили из их квартиры в престижном доме для академиков (ныне Ленинский проспект, дом 13, квартира 28) и дали ей комнату в коммунальной квартире. Соседи оказались хорошими людьми. Их сочувствие и доброжелательность облегчали ей жизнь.
29 января 1949 года умер в тюрьме на Лубянке весьма вероятный претендент на Нобелевскую премию. Премии за работы этого направления присуждали в 1947—1953 годах. В 1947 премии получили супруги Карл и Герти Кори за «открытие процессов каталитического обмена гликогена», в 1953 – X. Кребс за открытие цикла трикарбоновых кислот и Ф. Липман за открытие кофермента А и его роли в промежуточном обмене веществ. Еще раньше нобелевскими лауреатами стали равновеликие Парнасу немецкие биохимики Мейерхоф и Варбург.
По-видимому, наиболее значительным направлением собственных исследований Я. О. Парнаса можно считать изучение биохимии гликогена. Фосфоролиз гликогена с участием неорганической фосфорной кислоты – основной процесс регуляции жизни клетки. Супруги Кори много сделали для выяснения роли и механизма действия фермента, катализирующего фосфоролиз, фермента фосфорилазы. Здесь их работы тесно переплетаются с исследованиями Парнаса и сотрудников созданных им замечательной польской и советской школ биохимиков. Взаимоотношения этих школ крайне интересны. Я надеюсь в дальнейшем заняться этими взаимоотношениями более детально. Однако и сейчас очевидна чрезвычайная важность этого направления биохимии. После гибели Парнаса работающие в этой области исследователи, сотрудники Карла и Герти Кори, получили еще три (!) Нобелевские премии.
Новые поколения в нашей стране не знают имя Парнаса.
В Польше и во Львове о нем вспоминают. Профессор В. С. Островский в 1986 году опубликовал краткую биографию Парнаса и свои воспоминания о нем. В 1993 в Варшаве была издана книга воспоминаний под редакцией Ирэны Стасиевич– Ясуковой. Однако как раз о советском периоде жизни Парнаса в этих воспоминаниях почти ничего нет.
9—11 сентября 1996 года во Львове состоялся совместный украинско-польский симпозиум, посвященный памяти Я. О. Парнаса. Организаторы – Польское биохимическое общество, Украинское биохимическое общество, Львовский медицинский университет. Председателем оргкомитета был львовский профессор Р. С. Стойка.
Собственно Парнасу было посвящено три доклада: профессора Янины Квятковской-Корчак, профессора И. Д. Головатского и мой.
Члены Польского биохимического общества прибыли во Львов прямо из Варшавы на двух больших современных автобусах. Среди них был сотрудник Парнаса, работавший с ним до 1939 года, профессор Богуслав Галиковский. Поляки привезли художественно сделанную бронзовую мемориальную доску, которую торжественно установили в вестибюле кафедры биохимии Львовского медицинского университета, более двадцати лет возглавлявшейся Парнасом. Вечером был банкет. Произносили речи, выступали с воспоминаниями. Посмертная жизнь замечательного человека вошла в традиционные формы.
В следующем номере – очерк о В. Я. Эфроимсоне. •
ПОДЗЕМНЫЙ МИР
Дмитрий Лехнович, Андрей Кувичинский
Возвращение на Арабику
Встегнув веревку в спусковое устройство, на секунду замер на краю стометровой бездны, в которую предстоит шагнуть. Тишину пещеры нарушает лишь звук падающей в колодце воды и дыхание стоящего за спиной оператора, готового заснять наш спуск в самый глубокий колодец пещерной системы имени Владимира Илюхина.
Любой начинающий спелеолог знает, что самая глубокая пещера в мире находится во Франции. Называется она Жан Бернард (Resean Sean Bernard) и ее глубина составляет 1602 метра. Жан Бернард на нашей планете – Эверест наоборот. Но если найти гору выше Эвереста на Земле невозможно, то карстовые районы, в которых должны залегать пещеры глубже французской Жан Бернард, уже определены учеными. И один из таких районов – Кавказ.
Еще в XIX веке знаменитым карстовед Мартель предсказал, что на Гагрском хребте следует искать самые глубокие пещеры в мире. Действительно, на Гагрском и Бзыбском хребтах найдены очень глубокие пещеры: Вячеслава Понтюхина (третья в мире по глубине – 1508 метров), Московская и Куйбышевская (около километра), имени Владимира Илюхина (1240 метров).
Четыре высоких горных пика ограничивают плато Арабика с четырех сторон света. Расстояние между вершинами примерно одинаково. Между ними находится «блюдце» плато, изрытое глубокими воронками, разломами. Многие из них представляют собой глубокие вертикальные колодцы – входы в пещеры. Обычно воронки на плато закрыты снегом. Тогда о существовании пещеры можно судить лишь по продухам – круглым, небольшим по диаметру, сквозным каналам в снегу. Малоснежный год – это большая удача для спелеолога. Именно в такой год и была обнаружена на Арабике одна из самых глубоких гидрогеологических пещерных систем в мире, которой позже дали имя Владимира Илюхина, одного из патриархов отечественной спелеологии.
То, что Илюхинская одна из самых длинных гидрогеологических систем в мире, определили методом прокраски воды. Вход в пещерную систему находится на высоте 2200 метров над уровнем моря. В пещерную реку добавили безвредный пищевой краситель и расставили химические ловушки на побережье Черного моря и в районе Бзыбского хребта. Оказалось, что гидрогеологическая система разгружается в источнике Репроа, который бьет на пляже города faipa, образуя самую короткую реку в мире – всего 20 метров. Таким образом, с учетом подпора грунтовых вод теоретическая глубина пещеры может составить 1700—2000 метров.
«Поиск» – от этого слова замирает сердце. Поиск – это когда ты, затаив дыхание, считаешь, сколько секунд летит камень, брошенный тобой в неизвестную чернильную тьму. Поиск – это много километров, исхоженных в горах, это больше разочарование, чем успех. Чаще всего проходит несколько экспедиций, прежде чем тебе посчастливится, отвалив камень, почувствовать дуновение пещерного ветра.
Граница нас встретила шумом, гамом, криками и чьими-то слезами. Огромная очередь измученных людей стояла под раскаленным солнцем в надежде попасть в Абхазию. При одном виде этого зрелища мы поняли, что наши шансы оказаться в Абхазии с каждой секундой пребывания на границе становятся все меньше– Пробравшись через ограждение, обращаемся к лейтенанту – представляемся, что мы из клуба путешественников и неплохо бы нам попасть в Абхазию. На это лейтенант с улыбкой ответил, что и он из клуба космонавтов...
Но очень земные и радушные люди помогли нам, и через два дня мы встретили туманное и дождливое утро на высоте 2000 метров – на плато Арабика.
У спелеологов есть такая поговорка: пеший, водный, горный, конный виды туризма и альпинизм – все это подходы к пещерам. И самое интересное, что это действительно так. Ошибается тот, кто думает, что достаточно иметь веревку и десяток карабинов и можно спускаться под землю. До входа в пещеру еще нужно дойти. Очень часто путь к пещере – это хороший, горный категорийный поход через несколько сложных перевалов или сплав по рекам, как например на Урале и в Сибири. До входов в Памирские ледяные пещеры нужно предварительно совершить альпинистское восхождение на высокие отвесные стены, в бортах которых как раз и находятся входы в пещеры. В памирских пещерах без знания ледовой техники делать нечего. Длинные наклонные ледяные галереи и уступы образуют сложную пещерную систему. Во многих пещерах основным препятствием является вода, и спелеологам приходится надевать акваланги и погружаться под воду в иешерах. Погружение под землей считается самым опасным. Ведь в случае отказа дыхательной аппаратуры всплывать будет некуда.
Когда спускаешься в Илюхинекую на самом современном западном снаряжении, то невольно вспоминаешь рассказы Александра Ефремова о том, как исследовалась Илюхинская, о никому неизвестном подвиге штурмовых групп, которые на самодельном снаряжении шаг за шагом, год за годом углубляли пещеру.
«Вначале удалось пройти один длинный ход с двумя глубокими колодцами вдоль русла подземного ручья,– вспоминает он.– Второй колодец оказался слепым: вода уходила сквозь мощный глыбовый завал. Потом открыли еще один вход и через серию слепых шахт снова вышли к тому же самому ручью, ведущему в тупик. К счастью, в одном из ответвлений на глубине 200 метров обнаружили извилистый ход – меандр, в стене которого было отверстие размером чуть больше человеческой головы. Здесь же нашли лабиринт разветвленных ходов, и стало ясно, что это целая система спелеологически соединенных пещер».
Илюхинская – одна из сложнейших пещер в мире. Ее старая, хорошо промытая часть идет примерно до глубины 500 метров. На этом уровне встречается подземная река – тут начинается более молодая пещера. С семисот метров характер пещеры меняется – это Постоянно ревущая вода, водопады, брызги, ветер. На семистах метрах подземная река принимает мощный приток слева, что говорит о существовании слева еще одной пещерной системы. Если вход в нее найти, то, возможно, откроется другой путь в Илюхинскую. На плато найдено несколько пещер, которые залегают так, что теоретически могут соединяться с Илюхинской слева, но пока пещеры не сдаются спелеологам.
А после восьмисот метров масштабы пещеры увеличиваются, и становится больше водопадов. На девятистах пятидесяти метрах дорогу преграждают сифоны (то есть река, русло реки, исчезает в скалах, и чтобы прейти дальше, нужно погружаться с аквалангом в нисходящий поток воды). Вопреки всем известным примерам в спелеологии, пещера после двух сифонов уходит вниз еще на 250 метров. За сифонами побывало только несколько человек. Там гигантские объемы, россыпи пещерного жемчуга, сталактиты, озера, красоты. А на глубине 1220 метров спелеологов ждут еще два сифона.
Слышу команду «веревка свободна», слегка волнуясь, шагаю в пустоту колодца. За перегибом, повиснув на веревке, чувствую, что все волнение моментально пропадает, уступая место нахлынувшим радости и удовольствию. Смотрю вниз, и далеко под собой вижу свет карбидки. Транспортные мешки со снаряжением не очень мешают, и, довольно быстро перестегиваясь с веревки на веревку, достаю дна колодца.
Снимок сделан в открытой нами пещере «Мир приключений», названной так в честь магазина «Мир Приключений», который являлся спонсором нашей экспедиции.
Фото Валентина Коржакова
Это глубина сто пятьдесят метров, на которой еще в конце восьмидесятых годов был оставлен один из двух стационарных «пунктов питания» – небольшой домик с крышей из полиэтилена.
Помогая друг другу, мы преодолеваем лазаньем несколько незначительных мокрых уступов и оказываемся в месте, именуемом «грязный меандр». Меандр – длинный, извилистый, немного наклонный ход с лужами, в стене которого на глубине около двухсот метров находится знаменитое «очко», разбив которое первопроходцы попали в самую глубокую ветвь пещеры. Через это же «очко» лежит и наш путь. И снова повторяется процедура навески веревки. Так крюк за крюком, колодец за колодцем, используя веревку как нить Ариадны, мы спускаемся все глубже и глубже. Наконец, достигаем глубины четыреста метров.
Спустя пять лет в Илюхинской снова появились спелеологи. Пещера терпеливо дожидается того времени, когда все ее тайные ходы станут известными и она сможет занять первое место по своей глубине. Как постепенно выясняется, для этого необходим не мощный штурм, а хитрый расчет, начало которому было положено в этом году.
Многие спелеологи из всех стран мира мечтают о возможности поработать на плато Арабика. В этом районе находится немало пещер, где еще не побывал ни один человек. Ведь пещеры скрывают в себе много интересного. В знаменитой Каповой пещере на Урале найдены рисунки первобытного человека, в пещере Эмине-Баир-Хосар (в Крыму) мы фотографировали кости, принадлежащие мамонту, шерстистому носорогу и ископаемым рукокрылым. Причем кости эти были найдены глубоко под землей, в подземном зале, находящемся довольно далеко от естественного входа в пещеру. В доперестроечные времена спелеологи активно сотрудничали со специалистами из медико-биологических институтов, минералогами, карстоведами, добывая для них уникальные минералы, представителей пещерной флоры и фауны, совершали медицинские исследования.
Конечно, в этой экспедиции мы даже не ставили перед собой подобных задач. Это дело будущего. Основная цель нашей экспедиции заключалась в поиске новых пещер. Нам помогло то, что на плато не было снега: открылись и протаяли многие пещеры, разыскать которые в обычных условиях очень сложно.
В некоторых из них до нас не было ни одного человека. А самая красивая пещера «Мир приключений», расположенная в районе вершины Зонт, была обнаружена случайно. Все участники экспедиции в течение недели поисковых работ у вершины Зонт по нескольку раз проходили мимо большой воронки. И только в один из последних дней экспедиции мне и Валентину Коржову пришло в голову спуститься на дно этой воронки.
Наше любопытство было вознаграждено. На дне воронки лежал пудовый камень. К нашему изумлению, камень закрывал овальное сорокасантиметровое отверстие, из которого дул холодный ветер (такой ветер возникает в узостях в достаточно глубоких пещерах). Удивляясь неожиданному открытию, мы навесили веревки и стали спускаться. Каскад трех десяти-пятнадцатиметровых бутылкообразных колодцев привел к красивейшему сорокадвухметровому колодцу, на стене которого было видно «окно», к которому нужно будет в будущем совершить восхождение, так же как и исследовать серию узких колодцев и щелей, открывшихся на дне этого колодца. Но на них уже не оставалось времени. Трудно описать, в чем заключается прелесть этого колодца, так поразившая нас. Он запоминается сразу: и красивыми формами, и необычным строением, и удивительной гаммой оттенков, казалось бы, на первый взгляд ничем не примечательного серого камня.
Снимая веревку с последнего уступа пещеры, с грустью думаешь о том, что все имеет свой конец. Завтра мы должны спускаться к морю. Завтра начнутся новые проблемы, но уже земные. А сегодня мы вернулись на Арабику. •
ТЕМА НОМЕРА
Игорь Данилевский
В поисках «Слова»
Дракон
В последних номерах журнала читатели могли познакомиться – хотя бы фрагментарно – с исследованиями Арсена Арсеновича Гогешвили. Хотелось бы еще раз подчеркнуть: речь идет не просто об очередной работе, посвященной «Слову о полку Игоревен. О гениальном памятнике древнерусской литературы и без того написана уже целая библиотека. Речь идет о совершенно необычном прочтении его текста. Более того, нащупаны новые направления в изучении не только «Слова», но и всей литературы Древней Руси. Благодаря таким работам (несмотря на их спорность и неоднозначность) начинают формироваться новые представления о пространстве бытия древнерусской культуры и истории в целом.
Пути познания прошлого, всех его сторон, понимания человека ушедших веков всегда сопряжены с колоссальными трудностями. Это – путь находок и утрат. По нему невозможно пройти, не оступившись, не попав в плен чужих и собственных заблуждений. Здесь не избежать не только счастья открытий, но и горечи разочарований.
Люди, идущие по этому пути, чаще всего не ждут громкой славы, популярности или материального достатка. Их притягивает истина – недостижимая и заманчивая. Они готовы на серьезные жертвы ради достижения принципиально недостижимого. И страшно, если на каком-то этапе человеку начинает казаться, что он наконец-то нашел ее, догнал этот вечно убегающий горизонт. И, к сожалению, не только для того, кто впал во искушение. Теперь он может (особенно если помогают официальные статус и должность) стать – порой надолго – на пути всякого, кто захочет пойти дальше, заглянуть за этот эфемерный предел. Тогда Ланцелот превращается в Дракона, охраняющего сказочные сокровища. К сожалению, подобные метаморфозы – не столь уж редкое явление в среде ученых. Иллюзия, будто в познании может быть поставлена точка, тема исследования «закрыта», а все, относящееся к ней, уже известно и написано, относится к числу самых пагубных в науке.
В связи с этим один из самых, пожалуй, интересных современных православных богословов, митрополит Сурожский Антоний (Блум), сказал; «Сомнение является для ученого орудием его труда; когда он собрал в горсть все существующие разрозненные факты, он старается их соединить между собой в какую– нибудь теорию, общее представление. Если он хороший ученый, как только он это сделал, он начинает ставить свое собственное представление под вопрос, начинает спрашивать себя; нет ли логической ошибки в моем построении, нет ли передергивания, нет ли чего-нибудь непродуманного и недодуманного, нет ли где-нибудь трещины? И еще: если он всего этого не находит, он начинает искать новых данных, от которых рухнет его представление, потому что ему не его представление дорого, а та реальность, которую он исследует. И он потому может ставить под вопрос свое представление, что он ни одной минуты не колеблется в той реальности, которая вокруг него есть».
К сожалению, гораздо чаще ученый, в том числе и добившийся несомненных успехов на научном поприще, подобные вопросы задает не себе, а другим. Особенно опасна такая ситуация в стране, где априорно признается верной и строго научной лишь одна точка зрения. Даже если она изначально верна (а как мы помним, признание ее таковой вовсе не обязательно должно было подкрепляться практикой; главное – соответствие идеологическим установкам), ее существование автоматически влекло за собой искоренение всех «ненаучных» теорий. Между тем любая теоретическая конструкция освещает изучаемый объект лишь с одной стороны. А потому иные подходы, порой даже заведомо ложные, позволяют увидеть то, что не в силах выявить даже самые универсальные и вполне научные парадигмы. Из этого для ученого следует признание необходимости и даже желательности сосуществования множества точек зрения на познаваемый объект. Неважно, как это будет называться – теория дополнительности или эпистемологический анархизм. Важно научиться уважать и принимать чужой взгляд, даже если он представляется не вполне верным.
Возмутитель спокойствия
Полагаю, работы А. А. Гогешвили могут вызвать и, несомненно, вызовут неоднозначную реакцию. Но это уж право читателей, соглашаться или не соглашаться с построениями автора. Однако, независимо от оценки степени их «научности» (странный термин, если говорить о восприятии литературного произведения), нельзя не признать таланта, остроумия, эрудиции и широчайшего кругозора Арсена Гогешвили. Быть может, в чем-то он не прав. Нс это не перечеркивает сделанного. Имя А. А. Гогешвили хорошо известно в московском Обществе исследователей Древней Руси, его исследования получили высокую оценку участников общемосковского научного семинария, который на протяжении многих лет под руководством А. С. Демина проводит свои еженедельные заседания в Институте мировой литературы имени А. М. Горького.
Работы А. А. Гогешвили от исследований специалистов-литературоведов, пожалуй, отличает в основном то, что у их автора нет диплома о литературном образовании. Профессионализма же ему не занимать. Мало того, там, где «дипломированный» филолог, как правило, останавливается или отступает (из-за сложившихся стереотипов восприятия, боязни показать свою некомпетентность, а то и просто нежелания портить отношения с коллегами), А. А. Гогешвили идет вперед.
• Окружение войск Игоря половцами 5—12 мая 1185 года
1. Исправление войск Игоря и Всеволода. 2. Место наблюдения солнечного затмения. 3. Река Сальница (место перехода «Дона» – 9 мая) 4. Половцы прибыли к месту русской «сторожи». 5. Половцы из отдаленных окраин прибыли на Калку 11 мая. 6 Направление пути беглецов, достигших моря.
Его взгляд, не ограниченный профессиональными шорами (они, кстати, необходимы, но часто мешают заметить то, что видеть вовсе не вредно), охватывает широчайший круг источников, проводит параллели, отважиться на которые профессионалу не всегда просто. Повторяю, даже если не все выводы А. А. Гогешвили выдержат проверку временем, мы должны быть благодарны этому человеку за то, что он помог нам увидеть доселе незамеченное в одном из величайших памятников литературы.
Язычество
Древние греки утверждали: авторитет учителя мешает учиться. Действительно, преклонение перед научными авторитетами часто не идет на пользу самой науке. Ошибка, допущенная академиком, все равно остается ошибкой, даже если сделать вид, что ее никто не замечает. А открытие, сделанное дилетантом, остается открытием.
Когда-то один весьма уважаемый советский автор (хочется думать, по необходимости) написал, что для древнерусского автора-монаха религиозная фразеология – лишь внешняя оболочка, прикрывавшая вполне прагматический взгляд на окружающую действительность.
Отказ православию в праве быть основой мировоззрения с неизбежностью влек за собой вывод о языческом мировосприятии древнерусского человека. Поскольку реальных остатков языческих верований восточных славян почти не осталось, другому солидному ученому пришлось их «достраивать», опираясь на поздние источники и археологические материалы, часть из которых вообще не имела непосредственного отношения к славянам. Теперь для создания такой «связки» потребовалось заняться поисками «родственников» в «геродотовой Скифии» и т. д.
Беда была в том, что авторитет этих ученых заставлял и заставляет многих принимать такие выводы или – в случае несогласия – «не замечать» их. Между тем гуманитарные науки живут, так сказать, по нормам обычного права. И если какой-либо вывод или метод не подвергся критике, он «по умолчанию» считается общепринятым и может использоваться в дальнейшем как вполне научный. Так, в литературе закрепился тезис о том, что жители Древней Руси отличались невероятным упорством в сохранении своих языческих верований. И это при том, что ни один славянский миф до нас не дошел. Что же касается «пережитков» язычества – любому фольклористу известен вывод замечательного русского исследователя А. Н. Веселовского о том, что в силу определенного единства психических процессов во вполне христианских мифах и заговорах, созданных в средние века, «могли самостоятельно воспроизвестись образы», похожие на языческие, но не имеющие к ним никакого отношения.
Вероятно, один из самых сильных Ударов «официальной» науке работа дилетанта А. А. Гогешвили (такое определение справедливо по отношению к Арсену Арсеновичу в основном в силу того, что он не получает жалования за свои изыскания) наносит именно в эту точку. Литературные параллели, которые ему удалось найти и в большинстве случаев вполне солидно доказать, ставят точку на представлении о «Слове» как памятнике языческом по преимуществу. Теперь, пожалуй, ясно, что перед нами – произведение книжной христианской культуры. И это ничуть не снижает достоинств «Слова». Скорее даже наоборот, выводит его на еще большую высоту. Филигранная поэтическая техника создателя «Слова», его литературная эрудиция, сложность и многоплановость его произведения просто потрясают. «Слово» начинает играть новыми гранями. И как знать, быть может, эти грани позволят открыть новые тайны истории нашей страны. Об одной из них как раз и пишет А. А. Гогешвили.
Зачем Игорь ездил в степь?
Странный вопрос! Бить половцев. Защищать русские земли.
Мы даже не замечаем, как срабатывает стереотип: половцы – враги Руси Между тем это не совсем так. При внуках и правнуках Ярослава Мудрого половцы уже были «нашими». Многие русские князья: Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский, Андрей Владимирович, Олег Святославич, Святослав Ольгович, Владимир Игоревич, Рюрик Ростиславич, Мстислав Удалой и другие женились на половчанках либо сами были наполовину половцами. Не был исключением из этого ряда и Игорь Святославич. Уже из этого следует, что поход Игоря был не простой местью или попыткой, говоря современным языком, нанести превентивный удар.
Б. А. Рыбаков говорит весьма определенно, что воины Игоря и Всеволода «появились в Поле не ради защиты земли Русской.., а «ищучи себе чести, а князю славы», и если говорить без поэтических красот, то искали в степи кибитки и юрты, в которых остались жены и дети». Однако, прежде чем предъявлять обвинения Игорю в откровенном грабеже в духе средневековых разбойно-рыцарских нравов, надо еще разобраться, к какой группировке принадлежали половцы, которых потрепал на своем пути Игорь, а главное, попытаться, наконец, определить реальные цели и задачи вылазки Игоря в глубь Поля Половецкого.