Текст книги "Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
Опираясь на свой успех в Москве (подписание 13 апреля 1941 г. договора о нейтралитете между СССР и Японией), Токио мог заняться решением нефтяного вопроса со своим главным стратегическим противником – Вашингтоном. Для того, что бы сдержать рост японских военно-политических аппетитов, США значительно сократили свой экспорт высокооктанового бензина (для самолетов) и оборудования нефтеперегонных заводов, сохранив, впрочем, поставки в Японию американской сырой нефти (в интересах торгового флота). Госсекретарь США К. Хэлл в своих воспоминаниях утверждал, что разрешение на поставку нефтепродуктов было дано для того, «чтобы Япония не использовала наше эмбарго в качестве предлога для захвата нефтяных источников в Голландской Индии»[804]804
Хэлл К. Государственный секретарь США вспоминает // Вторая мировая война в воспоминаниях У. Черчилля, Ш. де Голля, К. Хэлла, У. Леги, Д. Эйзенхауэра. М.: Политиздат, 1990. С. 352.
[Закрыть]. Однако оккупация в июле 1941 г. японскими войсками французского Индокитая не могла не вызвать беспокойства Вашингтона (и Лондона), и 25 июля США все же ввели эмбарго на продажу нефти Японии, а 1 августа – и всех стратегических товаров.
Советский исследователь писал об этой ситуации: «если в отношении необходимости глобальной экспансии в правящих кругах Японии в общем господствовало единодушие, то очередность захвата объектов вызывала напряженные дискуссии.
Адмиралы, пользовавшиеся поддержкой части монополистов, с середины 30-х годов отстаивали приоритет южного направления экспансии.
Индия, Таиланд, тогдашние французские колонии в Индокитае, Малайя, Индонезия, Филиппины представляли важнейший источник стратегического сырья, в котором нуждался японский империализм»[805]805
Гиленсен В. М. В тенетах политического сыска: ФБР против американцев. М.: Политиздат, 1987. С. 79.
[Закрыть].
Действительно, японский флот, нуждавшийся в больших запасах жидкого горючего, не мог удовлетвориться масштабами добычи сахалинской нефти. «В непосредственной близости от сферы японского господства находятся два нефтеносных района – Северный Сахалин и Борнео, причем Сахалин оценивается как менее значительный»[806]806
Зорге Р. Япония сопротивляется блокаде // Голяков С., Ильинский М. Рихард Зорге. Подвиг и трагедия разведчика. М.: Вече, 2001. С. 289–290.
[Закрыть]. Можно утверждать, что южное направление агрессии задолго до войны стало приоритетным во влиятельных военно-морских кругах Японии.
Интересно отметить, что нефтяное эмбарго, введенное президентом Ф. Рузвельтом в отношении Японии, сыграло важную роль и в планах Токио и Берлина в отношении СССР – нехватка нефти уменьшала надежды гитлеровцев на подключение японских сил к войне против Советского Союза. Эти расчеты, помноженные на присутствие на Дальнем Востоке советских дивизий, делали планы, подобные «Кантокуэн», иллюзорными. Теперь перед военно-политическими кругами Токио стояли более насущные задачи, и в значительной степени – задача обеспечения японской экономики нефтью.
Таким образом, выработка японской военной стратегии в период с 1 сентября 1939 г. по 7 декабря 1941 г. прошла ряд этапов и подвергалась воздействию разных по значению факторов. Попытки Берлина втянуть СССР в Тройственный пакт вновь обострили отношения Токио с Москвой по вопросу о северосахалинских концессиях, и выйти из ситуации японцы смогли только смелым маневром с подписанием в Москве договора о нейтралитете. Токио продолжил рискованное политическое фехтование и с Берлином, ответив на подписание «пакта Молотова – Риббентропа» указанным договором с СССР, тайный смысл которого заключался в обеспечении подготовки японского удара в южном направлении. Немецкие планы совместного германо-японского удара по СССР с запада и востока рушились, и на этом фоне Берлин преподнес Японии еще один «подарок» – разгром Франции, к индокитайским колониям которой Япония имела давний и устойчивый интерес. Теперь Токио получил еще один довод в пользу «южного варианта» своего участия во Второй мировой войне.
И, тем не менее, к началу войны на Тихом океане японские власти подошли с весьма спорными результатами своей внешней политики. Было очевидно, что с началом боевых действий оставшиеся международные экономические связи Японии будут разорваны, а между тем дефицит только нефти составлял 500 тыс. тонн[807]807
История второй мировой войны, 1939–1945: в 12 т. М.: Воениздат, 1975. Т. 4. С. 429.
[Закрыть]. Попытки развития технологий синтетического горючего (установки Фишера-Тропша) дали минимальный результата: «из 1054 тыс. тонн синтетического топлива, запланированных на 1941/42 бюджетный год, было произведено 165 тыс. тонн»[808]808
Там же. С. 431.
[Закрыть]. В 1941 г. у Японии имелось стратегических запасов нефти в 7 млн тонн[809]809
Толстой В. И. Анализ экономических потенциалов основных противников в Тихоокеанском конфликте – США и Японии – накануне Второй Мировой войны. URL: http://samlib.ru/t/tolstoj_w_i/ekonomicheskiepotenshialisshaiyponiinakanunevmv.shtml (дата обращения: 02.04.2015 г.).
[Закрыть], однако в апреле 1942 г. это количество снизилось до 5 млн тонн[810]810
История второй мировой войны, 1939–1945. Т. 4. С. 431.
[Закрыть]. Исходя из этого можно понять экономическую неизбежность японского удара по Перл-Харбору – только после этого, 10 января 1942 г. Япония, все острее нуждаясь в нефти Нидерландской Индии, объявила Нидерландам войну, и уже к марту необходимые японцам территории были ими заняты; США же после полученного удара утратили свои возможности выступать гарантом «договора четырех держав». Захватив в хорошем состоянии нефтедобывающую и нефтеперерабатывающую промышленность Борнео (Калимантана), японцы смогли обеспечить себе уже в 1942 г. 1,4 млн тонн нефти. Именно эта нефть была спасением для Японии, и ее источники Токио был готов защищать до последнего – в начале августа 1945 г. японцы согласились предоставить Нидерландской Индии независимость (на своих условиях), очевидно полагая, что индонезийцы после этого (не желая возвращения колониальных властей) поддержат японскую армию. (Столь же отчаянно немецкие военные власти пытались удержать последние источники нефти в Венгрии, перебросив для этого резервы даже из-под Берлина.)
Отдельной темой являлись и японские интересы к нефтяным месторождениям Бирмы, что обусловило нанесение удара в декабре 1941 г. и по главной базе британского флота в регионе (Сингапур)[811]811
Батлер Дж. Большая стратегия, сентябрь 1939 – июль 1941. М.: Изд-во иностр. лит., 1959. С. 453.
[Закрыть].
30 марта 1944 г. японское руководство, все отчетливее понимая, что обороноспособность Японии начинает явно зависеть от позиции Москвы в вопросе войны на Тихом океане, пошло на подписание протокола о передаче СССР нефтяных концессий Северного Сахалина[812]812
Оккупация Северного Сахалина и японские концессии. URL: http://statehistory.ru/1919/Okkupatsiya-Severnogo-Sakhalina-i-yaponskie-kontsessii/ (дата обращения: 01.12.2013 г.).
[Закрыть]. Позже, в самом конце войны, Япония, обращаясь к советскому руководству фактически с просьбой о посредничестве в отношениях между Токио и англо-американскими союзниками, вновь подняла нефтяную тему – взамен Токио был готов отказаться от покровительства Манчжоу-Го, отказаться от рыболовных концессий (еще одна острая тема в довоенных советско-японских отношениях) и положиться в деле снабжения нефтью на советскую сторону (т. е. закупать нефть у СССР). Понятно, что высшее кремлевское руководство – в условиях спешной подготовки к советско-японской войне – не было заинтересовано в такого рода посредничестве, тем более, что скорое завершение Второй мировой войны обещало гораздо больше[813]813
Подробнее об этом см.: Черевко К. Е. Серп и молот против самурайского меча. М.: Вече, 2003.
[Закрыть]. 11 февраля 1945 г., под занавес Ялтинской конференции, лидеры «Большой тройки» подписали соглашение о вступлении СССР в войну на Тихом океане, в котором, в частности, говорилось о возвращении «Советскому Союзу южной части о. Сахалин и всех прилегающих к ней островов»[814]814
Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: сб. док. М.: Политиздат, 1984. Т. 4: Крымская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании, 4–11 февраля 1945 г. С. 254.
[Закрыть], что прямо подразумевало окончательную утрату Японией концессионных прав де-юре на нефтедобычу и в северной части острова.
Если потеря Третьим рейхом нефтяных месторождений Румынии и Венгрии автоматически означала конец нацистского государства (даже при наличии производственных мощностей искусственного бензина), то в отношении Японии этот тезис не менее категоричен. Британский историк Барри Питт утверждал: «…ко времени признания Германией своего поражения Япония оказалась полностью отрезанной от всех источников нефти. Предпринятая Японией авантюра закончилась провалом»[815]815
Питт Б. Вторая мировая война – ретроспективный взгляд // От «Барбароссы» до «Терминала»: взгляд с Запада. М.: Политиздат, 1988. С. 460.
[Закрыть].
Таким образом, в первые месяцы своего участия во Второй мировой войне Япония смогла реализовать свои планы обретения устойчивого нефтеснабжения, однако этот военный успех следовало бы незамедлительно закреплять обращением к миру и дипломатическим средствам. Однако у войны своя логика, и цель войны может в ее ходе обратиться в средство, стать базисом продолжения боевых действий на новом витке эскалации. Захватив столь необходимые нефтяные ресурсы, Япония – по сути – не перестала быть (технически) нефтеимпортирующей страной, ибо танкерный флот, идущий с Борнео на север, оставался крайне уязвим для военно-морских сил США, Британии и Нидерландов. Обезопасить транспортировку нефти можно было только расширением зоны экспансии на острова Тихого океана ради превращения его западной части во «внутреннее море» Японии, но на это у Страны Восходящего Солнца не хватило ни стратегических запасов сырья (помимо нефти), ни мощности экономики, ни численности войск.
В нефтяной проблеме в АТР свои интересы (в разной степени) имели и США, и Япония, и Германия, и СССР. Все они сыграли свою роль в нарастании предвоенного очага напряженности. СССР, исходя из своих интересов и упорно требуя (с долей риска) вернуть контроль над нефтью Северного Сахалина, вынуждал Японию изменить вектор будущей агрессии с западного (что было в интересах Третьего рейха) на южный. Соединенные Штаты, прибегнув к сомнительным мерам «принуждения Японии к миру», лишь окончательно убедили Токио в необходимости принятия быстрых и эффективных мер по обеспечению своей энергобезопасности. Германия, «выведя из игры» Францию и Нидерланды, сама создала условия для переориентации японской военной политики в направлении южной части Тихого океана. Вместе с тем можно утверждать, что все эти важные, но частные проблемы японское руководство могло решить мирными средствами двустороннего характера, не прибегая к мерам военного характера.
Поэтому было бы ошибочным (как уже упоминалось) наделять японскую внешнюю политику исключительно «вторичным характером». Токио долго и целенаправленно готовился завершить начатое во время Первой мировой войны (передел колоний в АТР), а рост потребностей быстро растущей экономики стратегически диктовал политику широкомасштабных территориально-сырьевых захватов по всему региону, оставляя военно-политическим кругам Японии лишь тактические формы решения главных экономических задач.
С. П. Ким. Японские военнопленные Второй мировой войны в СССР
26 июля 1945 г. союзные державы (Великобритания, США, Китай) опубликовали Потсдамскую декларацию, в которой содержалось требование немедленной капитуляции Японии – последнего воевавшего союзника побежденной нацистской Германии. Японское правительство не приняло условий Потсдамской декларации. 8 августа Советский Союз присоединился к Потсдамской декларации, и, согласно договоренностям, данным в ходе Ялтинской конференции, Красная Армия в рамках Маньчжурской наступательной операции начала военные действия против японских войск, дислоцированных на территории Маньчжоу-го («Государство Маньчжурия») – марионеточного государства, полностью подчиненного Японии. 11 августа советские войска начали наступление на части японских вооруженных сил, оборонявших Южный Сахалин.
14 августа японский император Хирохито издал рескрипт о принятии условий Потсдамской декларации. 17 августа императором Хирохито был издан рескрипт «К матросам и солдатам». В нем он призвал японские вооруженные силы прекратить сопротивление войскам из стран Антигитлеровской коалиции и сложить оружие. 19 августа японские военнослужащие начали организованно сдавать оружие, а к началу сентября были разоружены японцы на Сахалине и Курильских островах.
Государственный комитет обороны в своем постановлении № 9898сс «О приеме, размещении и трудовом использовании военнопленных японской армии» от 23 августа 1945 г. объявил о том, что японские солдаты и офицеры являлись военнопленными, которых надлежало перевезти на территорию Советского Союза и разместить в трудовых лагерях НКВД в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Принудительный труд японских военнослужащих был использован как для разработки сырьевых запасов Советского Союза (добычи угля, руды, заготовок леса), так и для выполнения строительных работ (прокладка железнодорожных и шоссейных путей, строительство жилых и нежилых сооружений). Большинство из них было освобождено из лагерей к 1950 г., однако 1487 японцев, подозреваемых или осужденных за совершение военных преступлений, были оставлены на территории СССР[816]816
Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1388. Л. 65.
[Закрыть]. Окончательно японские солдаты и офицеры были освобождены в декабре 1956 г.
На сегодняшний день существуют разные мнения относительно юридического статуса японских солдат и офицеров, сложивших оружие в конце августа – начале сентября 1945 г. В Японии до сих пор действует несколько общественных организаций, представляющих интересы японских военнослужащих, которые содержались в трудовых лагерях НКВД. Представители этих организаций себя считают не военнопленными, а незаконно интернированными лицами, пострадавшими от неправомерных действий советского руководства. Основанием для их позиции является девятый пункт Потсдамской декларации, согласно которому японским военнослужащим после их разоружения было разрешено вернуться на родину и вести мирную жизнь. Однако согласно нормам международного права, изложенным в Женевской конвенции об обращении с военнопленными от 27 июля 1929 г.[817]817
Военнопленные в СССР, 1939–1956: документы и материалы. СПб.: Логос, 2000. С. 1012.
[Закрыть], сложившие оружие японские военнослужащие принадлежали к категории военнопленных.
Дискуссионным является и вопрос о численности японских солдат и офицеров, сложивших оружие в августе – сентябре 1945 г. Противоречивость данных, представленных в документах, обусловливает дискуссионность данного вопроса. Большая их часть была составлена в 1945–1946 гг. В 1950 г. были представлены обновленные данные, при составлении которых было учтено количество скончавшихся, репатриированных и оставленных в СССР японцев. Согласно им, всего советскими войсками было разоружено 639 776 японских военнослужащих, репатриировано 510 409 и скончалось 60 968 чел.[818]818
Русский архив: Великая Отечественная. М., 2000. Т. 18 (7–2): Советско-японская война 1945 года: история военно-политического противоборства двух держав в 30–40-е годы: документы и материалы. С. 228.
[Закрыть]
И отечественные, и зарубежные исследователи в своих работах отмечали наличие проблем, связанных с размещением, содержанием и продовольственным обеспечением японцев, в связи с чем пребывание японцев в лагерях рассматривалось как явление гуманитарного характера. В то же время политика и позиция руководства Советского Союза и руководства внутренних дел относительно размещения, снабжения и использования труда японских военнослужащих исследована еще не была.
При подготовке данного доклада были использованы документы, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации, Государственном архиве социально-политической истории, Российском государственном военном архиве. Они относятся к деятельности органов системы военного плена. Под системой военного плена понимается совокупность институтов, органов, учреждений, социальных групп и индивидов, связанных между собой отношениями плена и интернирования[819]819
Кузьминых А. Л. Система военного плена и интернирования в СССР: генезис, функционирование, лагерный опыт (1939–1956 гг.): дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. Архангельск, 2014. С. 12.
[Закрыть]. Эти органы контролировали всю деятельность военнопленных и отслеживали состояние их здоровья. Трудовые лагеря, специально созданные в восточных регионах Советского Союза для размещения военнопленных японцев, были объединены в подсистему, составлявшую нижний уровень системы военного плена.
В систему военного плена входили органы и учреждения, подчинявшиеся наркомату внутренних дел СССР, в марте 1946 г. переименованному в министерство внутренних дел. Наркомат (министерство) внутренних дел не только отвечал за правопорядок, но и нес общую ответственность за здоровье и результаты труда военнопленных японцев перед руководством страны. Единственным органом в системе военного плена, которое было создано непосредственно и только для работы с военнопленными, являлось ГУПВИ – Главное управление по делам военнопленных и интернированных. Лагеря для военнопленных были подчинены как ГУПВИ, так и локальным управлениям НКВД/ МВД, представлявшим органы внутренних дел в республиках, входящих в состав СССР, а также областях и краях РСФСР. При этом местом непосредственного пребывания военнопленных являлось лагерное отделение, в то время как лагерь являлся экономическо-организационной единицей.
В основу функционирования лагерей был положен принцип самоокупаемости, согласно которому все расходы на содержание лагерей и военнопленных должны возмещаться за счет прибыли, получаемой от труда военнопленных. В обязанности лагерной администрации входило обеспечение высоких результатов от труда вверенного ей контингента военнопленных и поддержание его в трудоспособном состоянии. Возведение жилья, хозяйственных построек и необходимой инфраструктуры было возложено на организации и предприятия, которые использовали принудительный труд японских военнослужащих. Из-за нехватки материальных средств и из-за сжатых сроков, отведенных на возведение и обустройство лагерей, они не смогли выполнить свои обязательства к моменту прибытия японцев в лагеря. Большая часть лагерей являлась непригодной к проживанию.
Неподготовленность лагерей к приему военнопленных японцев стала одной из причин резкого увеличения показателей заболеваемости и смертности среди японцев. Неудовлетворительные жилищно-бытовые условия были упомянуты не только в воспоминаниях японцев, но и в докладах наркома внутренних дел С. Н. Круглова руководству страны[820]820
Государственный архив Российской Федерации. Ф. 9401. Оп. 2. Д. 134. Л. 343.
[Закрыть]. Японцам приходилось жить в землянках, утепленных палатках и в других постройках временного типа. Низкие температуры вынуждали военнопленных искать любые возможности для обогрева помещения, в результате чего в лагерях нередко возникали пожары.
В 1946 г. МВД направило усилия для улучшения условий размещения военнопленных. Были введены в действие минимальные требования к жилищно-бытовому устройству лагерей. Министр внутренних дел разрешил закрывать лагеря, не соответствовавшие этим требованиям, и расторгать контракты на использование военнопленных в качестве рабочей силы в случае невыполнения организациями или предприятиями своих обязательств. Однако летом 1946 г. ликвидация части лагерей, не удовлетворявших требованиям, была приостановлена, поскольку руководство МВД было вынуждено по указанию союзного руководства выполнить просьбы об отмене перевода военнопленных, поступавших от министерств, к которым эти предприятия или организации относились.
Минимально необходимые жилищно-бытовые условия были созданы в лагерях лишь ко второй половине 1947 г., когда министр внутренних дел взял под строгий контроль подготовку жилищного фонда лагерей к зиме. Улучшению жилищных и бытовых условий способствовала репатриация японцев, позволившая разместить оставшихся военнопленных в более обустроенных лагерях. В начале 1948 г. был установлен контроль за проведением строительно-ремонтных работ в лагерях и соблюдением условий быта, поэтому в 1948 и в 1949 гг. в документах систематические проблемы жилищно-бытового характера зафиксированы не были. В 1950 г. все военнопленные, оставленные на территории СССР, были размещены в лагере № 48 (Ивановская область) и в лагере № 16 (Хабаровский край), ранее являвшимися лагерями для японских офицеров. В 1953 г. все бывшие военнопленные были переведены в Хабаровский лагерь № 16, имевший два отделения.
Территориальное расположение лагерей для японских военнопленных главным образом зависело от потребностей экономики СССР послевоенного периода. Обычно лагеря размещались при организациях и предприятиях, получивших возможность использовать их труд. В 1946 г. советским руководством был утвержден четвертый пятилетний план развития советской экономики. Потребности советской экономики главным образом определяли квоты на количество японцев, выделяемых министерствам для осуществления различных работ. С 1946 по 1948 г. японцы, труд которых был необходим для поддержания работы предприятий, имевших большое значение для развития народного хозяйства советских республик, краев и областей, не попадали в списки репатриантов.
Труд японских военнопленных был востребован организациями и предприятиями, деятельность которых касалась строительства, разработки месторождений, промышленности. Однако зачастую труд военнопленных японцев не был эффективно организован. В результате этого условия их труда ухудшались, а производительность труда падала. Производительность их труда являлась одним из объективных показателей эффективности их экономической деятельности. В делопроизводственной документации производительность труда была одним из статистических показателей, который вычислялся в процентах на основе данных о выполнении производственных норм военнопленными, фактически присутствовавшими на работах.
Анализ показателей производительности труда военнопленных японцев показал, что в феврале 1946 г. более половины работавших на предприятиях и в организациях японцев не выполняло производственные нормы, причем 41 % из них выполнял их не более чем наполовину[821]821
Вычислено самостоятельно исходя из данных, представленных в следующем источнике: Главное управление по делам военнопленных и интернированных НКВД-МВД СССР, 1941–1952: отчетно-информационные документы и материалы / сост.: М. М. Загорулько, К. К. Миронова, Л. А. Пылова и др.; под ред. М. М. Загорулько. Волгоград, 2004. С. 581.
[Закрыть]. Производительность труда выросла в октябре 1946 г. из-за того, что из лагерей были вывезены нетрудоспособные японцы, а на их место прибыли годные к труду бывшие японские военнослужащие, оставленные в качестве «трудового резерва» в Северной Корее. Но уже к январю 1947 г. было зафиксировано значительное увеличение числа ослабленных, больных и скончавшихся, уменьшение количества военнопленных, занятых на работах, а также снижение средней величины производительности труда.
К началу 1947 г. министр внутренних дел обратил внимание на резкое повышение количества заболевших и нетрудоспособных военнопленных – не только японцев, но и немцев, румын, австрийцев и других иностранных военнопленных. МВД были немедленно приняты меры по улучшению условий труда для всех иностранных военнопленных. В результате этого к маю 1947 г. количество заболевших и нетрудоспособных японцев в лагерях было снижено, а производительность труда возросла. В течение 1948 и 1949 гг. наблюдался рост показателей производительности труда, который не был замедлен даже после того, как подавляющее большинство военнопленных было репатриировано в 1950 г. Так, в марте 1949 г. план от 100 % до 125 % выполняло уже больше половины всех работавших японцев[822]822
Российский государственный военный архив. Ф. 1 п. Оп. 6 и. Д. 11. Л. 18.
[Закрыть].
Рост производительности труда объяснялся не только улучшением условий труда и быта военнопленных, но и тем, что к 1947 г. был взят курс на улучшение продовольственного снабжения японцев.
Продовольственным снабжением учреждений военного плена занималось Главное управление военного снабжения (ГУВС), входившее, как и ГУПВИ, в список «главков» в системе органов внутренних дел и подчинявшееся народному комиссару внутренних дел, а позднее – министру внутренних дел. Расчет запасов продуктов питания, выделяемых лагерям для японцев, базировался на индивидуальных нормах довольствия японцев, разработанных ГУПВИ совместно с ГУВС и вводимых в действие приказами министра внутренних дел. Они были основаны на строгих вычислениях калорийности продуктов, необходимой для восполнения сил.
Для генералов, офицеров, рядовых и унтер-офицеров, больных и дистрофиков существовали разные нормы. Продовольственные нормы для японских рядовых и унтер-офицеров четыре раза подвергались изменениям. Причиной этому являлась засуха, случившаяся летом 1946 г., которая вынудила союзное руководство пересмотреть объемы снабжения и японцев, и немцев, направив их в первую очередь тем военнопленным, которые были заняты в промышленности, особенно в горнорудной. При этом они были жестко привязаны к выполнению производственных норм. В 1948 г. после завершения репатриации общее количество иностранных военнопленных было сокращено, и продовольственные нормы были пересмотрены в сторону увеличения. В 1950 г. прежние нормы утратили область применения, поскольку все оставшиеся японские военнопленные являлись военными преступниками. Для них в июне 1950 г. были введены единые нормы продовольственного снабжения, равнозначные тем, что действовали в 1948 и 1949 гг. для рядового и унтер-офицерского составов военнопленных всех национальностей.
Однако продовольственные нормы далеко не всегда соблюдались, подтверждением чему служат показания, оставленные в мемуарах побывавших в лагерях японцев. Работа локальных подразделений ГУВС на местах была организована неудовлетворительно, учет и хранение продовольствия в лагерях налажены не были. В 1947 г. в лагерях для военнопленных были вскрыты случаи массовых систематических хищений продовольственных запасов, предназначавшихся иностранным военнопленным. Министр внутренних дел был вынужден в нескольких закрытых телеграммах напомнить начальникам лагерей о личной ответственности за физическое состояние военнопленных, на которое в значительной степени влияло недостаточное питание. В марте – апреле 1947 г. в лагерях было налажено бесперебойное снабжение лагерей, а продукты питания военнопленные стали получать в полном объеме.
Несмотря на то, что решение о перемещении военнопленных японцев в лагеря диктовалось скорее политическими, нежели экономическими причинами, японские военнопленные внесли вклад в развитие экономики Советского Союза. На первый взгляд, именно невысокие затраты на содержание японцев являлись главной причиной их использования в качестве рабочей силы. Но помимо собственно трат на снабжение военнопленных и обустройство лагерей, государство также несло расходы, связанные с поддержанием лагерного аппарата, конвойных войск, органов военного плена. Мобильность, а не невысокие затраты на их содержание являлась главным преимуществом японских военнопленных как рабочей силы.
Представляется, что политика, определяемая руководством органов внутренних дел в отношении японских военнопленных, не являлась исключительно репрессивной по своей сути. К февралю 1947 г. руководство органов внутренних дел осознало, что сохранение здоровья и своевременное снабжение военнопленных продовольствием увеличивало экономическую выгоду от их труда, что приводило к снижению гигантских затрат на поддержание громоздкой системы военного плена. Неэффективность системы военного плена объяснялась тем, что она не имела способности к саморегулированию. Для внесения изменений в структуре и в деятельности системы военного плена, даже самых незначительных, требовалась инициатива и повеление от руководства министерства внутренних дел.
Представляется, что совместная научная работа японских и отечественных историков будет способствовать решению дискуссионных проблем, связанных с пребыванием японских военнопленных на территории Советского Союза. Кроме того, розыск и восстановление кладбищ, на которых захоронены японские военнослужащие, проведение совместных траурных мероприятий могут стать реальными практическими шагами для культурного и общественного сближения России и Японии.