Текст книги "Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

М. Ю. Мухин. Советский авиазавод в западном Китае

История советской оборонной промышленности в годы войны, к сожалению, до сих пор изучена все еще не в полной мере. В данном сообщении мы попытаемся рассмотреть сюжет, в котором причудливо переплелись исторические судьбу СССР и Китая, а события на советско-германском фронте получили проекцию на историю Синьцзяна.

К началу Великой Отечественной войны истребитель И-16 явно устарел. Несмотря на многочисленные модернизации, старый добрый, «ишак»[751]751
  Так неофициально называли И-16 советские летчики.


[Закрыть] по своим ТТХ уже явно не соответствовал новейшим моделям зарубежных истребителей. Неудивительно, что к концу 1930-х началось постепенное сокращение выпуска этого самолета[752]752
  Пик производства И-16–1940 г. В 1941–1942 гг. его производство резко снижается, а в 1943 г. прекращается окончательно.


[Закрыть] и запуск в серию новых моделей истребителей – Як-1, МиГ-1 и ЛаГГ-1. Но осенью 1941 г. Советская армия получила около сотни «сверхплановых» «ишаков». Причем прибыли эти истребители из-за границы, точнее – из Китая.

С начала 1930-х годов Китай подвергся агрессии со стороны Японии, поэтому китайская армия нуждалась в поставках авиатехники, в том числе и из СССР. Долгое время основной грузообмен между Россией и Китаем шел через КВЖД. После революций в России и в Китае ситуация с этой железной дорогой весьма осложнилась, а после оккупации Маньчжурии Японией этот маршрут и вовсе стал недоступен. Пришлось везти технику морем. Это было дорого, долго, опасно и неудобно, но другого выхода не было.

Альтернативным решением стало строительство специального самолетосборочного завода в Синьцзяне. В политическом плане создание такого завода облегчалось тем, что еще в 1936 г. самолетосборочные предприятия американской компании «Кертис-Райт» начали функционировать в Ханьчжоу и Гуандуне – так что прецедент уже существовал[753]753
  Мухин М. Ю. Советская авиапромышленность в годы Великой Отечественной войны. М., 2011. С. 56.


[Закрыть]. В силу географической близости этого региона к СССР именно тут решено было построить завод, на который из СССР будут доставлять составные части самолетов, которые дальше должны были перемещаться своим ходом, или, вернее, «своим летом».

В дальнейшем переброски советских самолетов в Китай по трассе Алма-Ата – Ланьчжоу приняли систематический характер и получили кодовое наименование «Операция Z»[754]754
  «Американцы» в России / Котельников В. Р., Соболев Д. А., Петров Г. Ф., Якубович Н. В. М., 1999. С. 51.


[Закрыть]. Более того, не позднее 1939 г. советское руководство организовало в Урумчи учебный центр, в котором советские инструкторы обучали китайских летчиков пилотированию самолетов Р-5, И-15 и И-16[755]755
  Лизогуб А. Я. Штурмовики 569-го. М., 1998. С. 4.


[Закрыть]. Вообще надо отметить достаточно широкое экономическое сотрудничество СССР и Китая в Синьцзяне. Помимо авиасборочного завода, СССР владел в Синьцзяне нефтеперерабатывающим комбинатом и авиакомпанией «Хамиата»[756]756
  Ледовский А. М. СССР и Сталин в судьбах Китая. М., 1999. С. 192.


[Закрыть].

Впрочем, был в выдвижении авиасборочных мощностей на Восток и еще один резон. В 30-х годах было решено осуществить своеобразную «рокировку» авиапромышленности. Так как к этому моменту основные авиазаводы располагались к западу от Урала, советское руководство интенсифицировало строительство заводов-дублеров в азиатской части страны. Для увеличения мощностей самолетостроения и приближения моторных заводов к восточной группе самолетных предприятий Комитет обороны в 1939 г. принял решения «О развитии авиамоторных заводов Наркомата авиационной промышленности» и «О реконструкции существующих и строительстве новых самолетных заводов». Однако в этот, в общем-то, позитивный и осмысленный процесс вскоре вмешались непредвиденные обстоятельства. Получив явно завышенные сведения о масштабах германской авиапромышленности от генерала Петрова, Сталин потребовал немедленного адекватного расширения авиапромышленности советской. От выпуска 26 самолетов в день требовалось перейти к производству 70–80 машин в сутки. Так как моментально возвести на пустом месте несколько десятков заводов не представлялось возможным, началась массовая передача в систему Наркомата авиапромышленности (НКАП) предприятий из «гражданской» промышленности. В авиапромышленность передавались текстильные фабрики[757]757
  Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 8328. Оп. 1. Д. 1403.


[Закрыть] и заводы школьных принадлежностей[758]758
  Там же. Д. 1405.


[Закрыть], предприятия по производству оборудования для пищевой промышленности[759]759
  Там же. Д. 1488.


[Закрыть] и мастерские ОСОАВИАХИМа[760]760
  Там же. Д. 1402.


[Закрыть]. Однако основная масса таких предприятий так же дислоцировалась в европейской части СССР. В результате, удельный вес авиазаводов, расположенных в европейской части Советского Союза, еще более возрос, а вместо «рокировки» на Восток получилась «рокировка» на запад[761]761
  Подробнее см.: Мухин М. Ю. Авиапромышленность СССР в 1921–1941 гг. М., 2006. С. 85.


[Закрыть]. Это обстоятельство, с одной стороны, повысило для советского руководства ценность проектируемого завода в Синьцзяне, а с другой, осложнило его снабжение станочным парком.

Официально начало истории завода относится, по-видимому, к июлю 1938 г., когда китайское правительство обратилось к СССР с просьбой построить самолетостроительный завод на своей территории[762]762
  Шумихин В. С. Советская военная авиация, 1917–1941. М., 1986. С. 211.


[Закрыть]. 8 июля 1939 г. нарком авиапромышленности Каганович обратился в Разведуправление Наркомата обороны со следующей просьбой: «В соответствии с постановлением ЦК[763]763
  Видимо, упомянутое решение ЦК было принято еще раньше.


[Закрыть] о строительстве самолетосборочного завода в Урумчи, прошу Вас ознакомить главного инженера проекта т. Бренгауз со всеми имеющимися у Вас по этому району материалами»[764]764
  РГАЭ. Ф. 8044. Оп. 1. Д. 135. Л. 71.


[Закрыть]. 11 августа 1939 г. НКАП и китайское правительство подписали протокол о взаимных обязательствах по строительству авиасборочного предприятия. Первые сотрудники «эксплуатации 10-й Стройконторы» – так довольно долгое время, очевидно, по соображениям секретности, назывался завод[765]765
  Там же. Ф. 8328. Оп. 1. Д. 1388.


[Закрыть] – стали прибывать на строительную площадку в IV квартале 1940 г.[766]766
  Там же. Л. 49.


[Закрыть] Срок окончания строительства был назначен на 1 сентября 1940 г., но выдержать его не удалось. Основной проблемой была доставка грузов. Складская база строительства располагалась на станции Сары-Озек на Турксибе, более чем за 500 км от строительной площадки, а так как сеть коммуникаций в тех местах была даже по китайским меркам весьма посредственна, в работе строителей частенько возникали простои.

По поводу точной дислокации строительной площадки что-либо твердо и определенно сказать весьма сложно. Мы позволим себе высказать предположение, что завод строился где-либо «в районе» Урумчи, т. е., возможно, на удалении до нескольких сот километров на запад от этого населенного пункта, представляя собой своеобразный прообраз Арзамаса-16 и других «номерных городов»[767]767
  Подробнее на эту тему см.: Мухин М. Ю. Советский авиазавод в Синцзяне // Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 234–236.


[Закрыть].

Рабочие на стройку прибывали из СССР; местное население привлекали к работам неохотно, и только на подсобные работах в гараже и жилищно-коммунальном хозяйстве. Так как пуск завода был назначен на сентябрь, в конце этого месяца на строительную площадку стали прибывать эксплуатационные рабочие. Несмотря на их горячие протесты, они моментально были поставлены на строительные работы.

Официально завод может считаться существующим с 1941 г., так как он не имел собственных средств до 20 декабря 1940 г.[768]768
  Все оплаты производились за счет стройки и Восточной колонны Совсиньторга.


[Закрыть], а своей бухгалтерии – и вовсе до 1 ноября 1941 г. Тем не менее, уже в 1940 г. завод № 600 выпустил (собрал) 10 истребителей И-16, в том числе 2 учебных. К началу 1941 г. завод обзавелся не только производственными цехами, но и солидной инфраструктурой. Как уже говорилось выше, строительная площадка находилась в достаточно безлюдной местности, поэтому жилищно-коммунальное хозяйство сравнительно быстро превратилось из группы вспомогательных построек в жизненно важное для функционирования предприятия производство. На 1 января 1941 г. завод № 600 располагал 2168 м² жилплощади с водопроводом, канализацией и электроосвещением, но без центрального отопления. На этой жилплощади проживали 160 человек, из них 130 работали на заводе, остальные являлись членами семей. Были проложены водопроводная и канализационная сети протяженностью 2287 км и 2122 км соответственно. В поселке работала баня с пропускной способностью 15 чел./час и библиотека.

По-прежнему самым «узким» местом производства оставался транспорт. Завод располагал автопарком лишь из 8 машин. Из них 5 грузовиков, 2 легковые и 1 автобус.

Несмотря на то, что завод еще официально не был принят в эксплуатацию, на 1941 г. ему уже был назначен план по сборке и облету 143 И-16 тип 24[769]769
  В данном случае «тип 24» – это конкретная модификация истребителя И-16.


[Закрыть], предназначавшихся для последующего перегона в глубь Китая. Разумеется, после 22 июня планы советского руководства на продукцию завода № 600 резко изменились. Теперь каждый истребитель (вне зависимости от типа и модели) требовался советско-германскому фронту. К 6 августа 1941 г. был сдан 71 самолет. На 1 сентября в Алма-Ату было отправлено 111[770]770
  РГАЭ. Ф. 8328. Оп. 1. Д. 1484. Л. 1.


[Закрыть] (при плане – 107) самолетов с соответствующим количеством запчастей[771]771
  На общую сумму 36 миллионов рублей.


[Закрыть], 1 самолет погиб в горах. Перелет проводился без дополнительных подвесных баков.

Начиная с августа завод начал работу по графику, без штурмовщины, что позволило сократить количество рабочих в основных цехах и укомплектовать отдел Главного Механика.

Из продукции 1941 г. заводу № 600 было разрешено оставить один истребитель И-16[772]772
  РГАЭ. Ф. 8328. Оп. 1. Д. 1484. Л. 16.


[Закрыть]. Так как во второй половине 1942 г. завод производил отдельные агрегаты для И-16, этот экземпляр использовался как эталонный. Ввиду нужды в боевых самолетах, впоследствии (не позднее 8 апреля 1942 г.) эта машина тоже была передана армии.

В основных производственных цехах работали 67 рабочих и ИТР. Во вспомогательные цеха были набраны рабочие из местных жителей. К этому времени завершилось формирование заводской инфраструктуры. При заводе работали электростанция, водопровод, кислородная и ацетиленовая станции, топливная база, подсобное хозяйство, компрессорная станция, термическая мастерская, кузница, химводоочистка, литейная, фильтровальная, угольная шахта и слаботочное хозяйство. Укомплектование отдела Главного Механика позволило наладить бесперебойную работу локомобильной электростанции, теплосильного хозяйства, насосной станции и всей сети водоснабжения и канализации, а также кислородной и ацетиленовой станций. Достраивалось и готовилось к приему в эксплуатацию бензино-мазутохранилище. Для оперативной двусторонней связи между заводом и Алма-Атой на заводе № 600 была установлена стационарная радиостанция РАТ[773]773
  Там же. Ф. 8044. Оп. 1. Д. 651. Л. 293.


[Закрыть].

Первоначально уголь покупали у местного населения, но этот источник снабжения оказалось весьма дорогим[774]774
  В год на уголь уходило 50–60 тыс. синцзянских долларов.


[Закрыть], а главное, ненадежным. Постоянные перебои с топливом вынудили организовать собственную угольную шахту.

Из-за скученности оборудования пришлось организовать новый механический цех и расширить помещения заводской лаборатории. Для восстановления бракованных и изготовления отсутствующих деталей были созданы гальваническая и пескоструйная мастерские.

Материалы доставлялись на завод транспортом Совинторга (грузовиками) с завода № 153[775]775
  Находился в Новосибирске.


[Закрыть], причем холостых рейсов старались не делать. Существовали регулярные рейсы: Сары-Озек – площадка (3 раза в месяц) и Чимпанзе – площадка (4 раза в месяц). Для ремонта автошин работала вулканизационная мастерская. Топливо (как и другие материалы) доставлялись гужевым транспортом местными жителями по подрядным договорам. Вскоре местные жители, смекнув свою выгоду, стали солидарно повышать подрядные цены, грозя, в случае невыполнения их условий, забастовкой. Заводское управление на угрозу стачки ответило локаутом, а при заводе был организован собственный гужевой парк на 60 лошадей.

Единственным, в чем завод № 600 еще зависел от коренных синьцзянцев, оставалось продовольствие, которое полностью закупалось у местных жителей[776]776
  РГАЭ. Ф. 8328. Оп. 1. Д. 1484. Л. 10 (Отчет директора завода № 600 В. Еськова об основной деятельности предприятия за 1940–1941 годы).


[Закрыть]. Стремясь сделать Завод полностью автономным, директор предприятия В. Еськов решил организовать подсобное хозяйство в составе которого было предусмотрено огородное, животноводческое и садоводческое хозяйства. Для этого, при содействии консула И. Н. Бакулина, заводу был безвозмездно выделен участок земли площадью 1000 га. Фактически, при заводе планировалось создание небольшого совхоза.

Окончательно завод должен был быть введен в строй к 1 ноября 1941 г., однако уже в сентябре этого года стала видна бессмысленность существования самолетосборочного предприятия в западном Китае. Везти грузовиками составные элементы в Синьцзян, собирать там истребители, а потом транспортировать их своим ходом на советско-германский фронт представлялось очевидным нонсенсом. Кроме того, отношения советского руководства и правительства гоминьдановского Китая к этому моменту ухудшились.

Разумеется, директор завода Еськов не вникал в подробности большой политики, однако бесперспективность дальнейшего существования завода в виде предприятия по сборке самолетов из готовых деталей он, безусловно, осознавал. Поэтому им был выдвинут проект перестройки завода из самолетосборочного в самолетостроительный с годовым выпуском 300 одномоторных самолетов. Проект предполагал дополнительную постройку:

1) деревообделочного цеха – 1400 м²;

2) механического и инструментального цехов на 200 станков – 1600 м²;

3) цехов отделки и покрытий – 750 м²;

4) склада материалов – 1000 м²;

5) ангара для хранения самолетов – 1000 м²;

6) необходимого жилищно-коммунального хозяйства для персонала новых цехов.

До принятия окончательного решения, на первую половину 1942 г. завод получил производственную программу на производство агрегатов для И-16 и ЛаГГ-3. Завод № 600 имел возможность выполнить программу полугодия на 1–1,5 месяца раньше срока при условии обеспечения дополнительным оборудованием и материалами. Так как предприятие строилось как самолетосборочное, его оборудование изначально было предназначено только для внутренних нужд: ремонта оборудования, транспорта, исправления брака и т. п.[777]777
  РГАЭ. Ф. 8328. Оп. 1. Д. 1484. Л. 15.


[Закрыть] Совершенно не было штамповочно-прессового и сварочного оборудования. Имелось лишь 6 токарных станков, поэтому 7 апреля 1942 г. Еськов запросил еще 16 станков, но начальник производственного отдела I Главного управления НКАП Тихомиров отказал, так как станков не хватало даже для заводов на территории собственно СССР.

В 1942 г. на заводе № 600 был налажен выпуск учебно-тренировочных самолетов УТ-2. Всего за 1942–1943 гг. предприятие выпустило 89 таких самолетов, что было, разумеется, очень мало для относительно большого завода[778]778
  Демин А. Авиация великого соседа. М., 2008. Кн. 1. С. 507.


[Закрыть].

Осенью 1942 г. Чан Кайши пытался нормализовать отношения с СССР, и, в том числе, договориться об эксплуатации авиазавода, «построенного СССР близ Урумчи»[779]779
  Несомненно, речь идет о заводе № 600.


[Закрыть]. Но китайская сторона настаивала на передаче ей 51 % акций завода, что было неприемлемо для СССР, поэтому переговоры закончились ничем[780]780
  Ледовский А. М. Указ. соч. С. 195.


[Закрыть].

В 1943 г. начался поэтапный демонтаж оборудования завода № 600, завершившийся к декабрю года. Станки и прочее имущество предприятие были переданы авиазаводу № 84 в Ташкенте[781]781
  Демин А. Указ. соч. С. 508.


[Закрыть]. Советско-китайское сотрудничество в области авиастроения возобновилось уже только в послевоенный период, но это уже другая история…

А. М. Бирюков. Роль нефтяного фактора в формировании японской внешней политики периода Второй мировой войны

Вторая мировая война сыграла в истории человечества огромную военную, политическую и экономическую роль. Характер ее оказался многопланов, но особенно ярко выделяется сырьевой, в первую очередь топливно-энергетический аспект (не случайно Вторая мировая стала известна как «война моторов»). Власти и Германии, и Японии (главных зачинщиков войны в Европе и Азии) рассчитывали в ходе войны добиться гарантированного доступа к нефтяным ресурсам.

Если для Берлина решение этой проблемы заключалось в силовом продвижении в юго-восточном направлении (Румыния, нефть Плоешти, – СССР, нефть Грозного и Баку, – нефтяные месторождения Ирана), то для Токио путь к решению своих нефтяных задач был не столь прямолинейным, и к северному направлению (обеспечение устойчивых поставок нефти с Северного Сахалина) добавлялось южное направление, в сторону Нидерландской Индии, имевшее ярко выраженный военно-политический характер. Конечно, поиском удовлетворения своих топливно-энергетических интересов цели Японии во Второй мировой войне не исчерпываются, но они, вне всякого сомнения, были одними из самых главных.

У японской нефтяной проблемы долгая предыстория, в которой заметную роль играет проблема сахалинской нефти.

Итоги войны 1904–1905 гг. привели к значительному расширению японских интересов в бассейне Тихого океана, что автоматически вело к повышению морских и боевых качеств военного флота. Как и в других великих морских державах, в Японии пошел процесс перевода флота на жидкое топливо, что быстро определило одну из важнейших военно-экономических и военно-политических задач – поиск нефтяной базы. Южный Сахалин давал некоторые осторожные «авансы» в вопросе нефтедобычи, но и для Токио, и для Москвы, и для пристально следившего за развитием ситуации Вашингтона было очевидно, что решение вопроса можно скорее найти в северной, советской части острова.

В условиях продолжающейся японской интервенции на Дальнем Востоке В. И. Ленин и его ближайшее окружение (например, Л. Б. Красин, нарком внешней торговли, полпред в Англии и Франции) умело разыграли «карту» сахалинской нефти для достижения политических целей – предполагалось привлечением туда американских бизнесменов вынудить японские войска к эвакуации. Посредником выступал представитель деловых кругов северо-запада США В. Б. Вандерлип[782]782
  Подробнее см.: Нехамкин С. Липа Вандерлипа. URL: http://www.argumenti.ru/history/n256/77594 (дата обращения: 15.05.2013).


[Закрыть], о котором Ленин предельно откровенно писал, что тот – «представитель финансового капитала самой деляческой марки», но при этом «связанный с западными штатами Северной Америки, более враждебными Японии»[783]783
  Ленин В. И. Избранные произведения: в 4 т. М., 1986. Т. 4. С. 279.


[Закрыть]. Красин, считая надежду на благоприятное развитие событий слишком эфемерной, в то же время поддерживал мысль о необходимости проведения пусть даже фиктивных переговоров с американцами ради давления на Японию[784]784
  Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 413. Оп. 2. Д. 1607. Л. 52–52 об.


[Закрыть]. Можно полагать, что для Москвы назревавший конфликт США и Японии за контроль над Азиатско-Тихоокеанским регионом (АТР) был очевиден, и советские лидеры были готовы активно использовать ситуацию в своих интересах.

Поэтому Кремль не возражал против действий американских бизнесменов другого типа, готовых идти на риск, совершенно не маскируя свои частные интересы. Одним из таких предпринимателей, активно пытавшимся закрепиться на Дальнем Востоке, был американский нефтепромышленник Гарри Синклер. Он получил концессию на разведку нефти на Северном Сахалине, оккупированном в то время японскими войсками, с перспективой в дальнейшем построить там базу снабжения американского военного флота. Конечно, действовать Синклеру японцы не дали (тот для начала концессии должен был выполнить на Сахалине определенный объем работ, но японцы, заявляя о своих претензиях к СССР, этому препятствовали), но его договор с советскими властями определенно задевал и пугал японские концессионные компании, уже осевшие в северной (т. е. советской) части острова[785]785
  В 1923 г. в США «Синклер ойл компани» и ее хозяин оказались инициаторами грандиозного скандала по делу о спекуляции государственными нефтяными участками.


[Закрыть]. Резонанс конфликта дошел до японского парламента и в итоге привел к признанию того, что «…Японии не остается ничего, как последовать примеру Америки и мирным образом обеспечить себе экономическое сотрудничество с СССР»[786]786
  РГАЭ. Ф. 413. Оп. 2. Д. 1802 а. Л. 10.


[Закрыть].

В середине 1920-х советский дипломат Григорий Беседовский, отправляясь в Японию, получил от руководства НКИД четкие указания о том, как, используя противоборство в японской верхушке, играть на заинтересованности японских фирм в получении все бо́льших концессионных преимуществ: «по нашим сведениям, японцы возлагают большие надежды на нефтяную концессию, которая, по мысли морского генерального штаба, должна явиться нефтяной базой японского флота в случае войны с Соединенными Штатами»[787]787
  Беседовский Г. На путях к термидору. М.: Современник, 1997. С. 167–168.


[Закрыть] (важно отметить, что это анализ ситуации весны 1926 г.), – т. е. не прошло и пяти лет, как мысль о превращении Северного Сахалина в нефтяную базу флота стали развивать и японские военно-морские стратеги.

В середине 1920-х годов, параллельно действиям японских концессионеров, началось быстрое освоение нефтяных месторождений Северного Сахалина и советскими производственными учреждениями – уже в 1925 г. была проведена комплексная горно-геологическая экспедиция под руководством Н. А. Худякова. Открытие Охинского нефтяного месторождения стало одним из больших успехов новой власти[788]788
  Голубчиков С. Российская нефть: хроника побед и поражений // Энергия. 2005. № 5. С. 48–52.


[Закрыть]. С 1928 г. началось планомерное освоение нефти Сахалина (первая партия нефтяников прибыла из Грозного), причем силы освоения было решено сконцентрировать в одних руках созданием общесоюзного треста «Сахалиннефть»[789]789
  URL: http://alexsakh.narod.ru/Gl4Pr2.htm


[Закрыть].

Японские концессии в Северном Сахалине активно действовали даже в период «второй (сталинской) национализации» конца 1920-х – начала 1930-х годов. Им удалось к концу 1930-х годов выйти на уровень годовой добычи в 180–200 тыс. тонн (при годовой потребности Японии в нефти в 5 млн тонн). Интересно, что подчас непростое соседство советских и японских нефтепредприятий в северной части Сахалина (и связанные с этим проблемы) проявлялось и в таких моментах, как государственная безопасность. В 1935 г. Л. Д. Троцкий писал своему сподвижнику К. Б. Радеку, что «нам придется уступить Японии сахалинскую нефть и гарантировать ей поставку нефти в случае войны с Америкой» (по материалам НКВД)[790]790
  Проект обвинительного заключения по делу Ю. Л. Пятакова, Г. Я. Сокольникова, К. Б. Радека и других, направленный Н. И. Ежовым и А. Я. Вышинским И. В. Сталину, 05.01.1937 // URL: http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/60892 (дата обращения: 12.01.2015).


[Закрыть]. Только на этих условиях, по мнению Троцкого, можно было рассчитывать на поддержку Токио в борьбе за власть в СССР (стоит особо отметить, что Троцкий использовал доводы, сходные с соображениями наркома иностранных дел Г. В. Чичерина середины 1920-х годов, но уже в иной трактовке).

По мере роста своего промышленного потенциала и международного влияния Москва с конца 1930-х годов начала все громче и настойчивей требовать от Токио сворачивания дел на Северном Сахалине, тем более что в условиях роста напряженности в двусторонних отношениях нетерпимость к японскому присутствию нарастала. Конфликты в отношениях между СССР и Японской империей вспыхивали все чаще (бои у озера Хасан в 1938 г., локальная война на р. Халхин-Гол в 1939 г.). Представляется, что Сталин мог пойти на применение силовых мер против японского присутствия на советской территории, однако, пользуясь сближением ряда советских позиций с немецкими и открывшимися новыми возможностями, он в ноябре 1940 г. поставил перед Гитлером непременное условие – Япония (как союзник Третьего рейха) должна сама отказаться от своих концессий (речь шла об условиях возможного советского присоединения к «державам оси»)[791]791
  Оглашению подлежит: СССР – Германия, 1939–1941: документы и материалы. М.: Моск. рабочий, 1991. С 288–289.


[Закрыть]. Японцы в ответ жаловались на то, что советские власти создают им трудности, но делали из этого неожиданные выводы – вплоть до предложения весной 1941 г. выкупить у СССР Северный Сахалин с целью добыть там не менее 2 млн тонн нефти (при годовой добыче примерно 200 тыс. тонн)[792]792
  Голяков С., Ильинский М. Рихард Зорге. Подвиг и трагедия разведчика. М.: Вече, 2001. С. 301.


[Закрыть]. Реакция Молотова – «это что, шутка?» – ясно отражала советскую позицию, тем более что Москва приготовила свой, зеркальный вариант решения проблемы – ликвидация концессий в обмен на компенсацию и последующие поставки в течение 5 лет 1,5 млн тонн нефти. Это не устроило уже Токио, полагавшего, что концессии позволят выкачать гораздо больше углеводородов[793]793
  Некрич А. 1941, 22 июня. 2-е изд. М.: Памятники ист. мысли, 1995. С. 148–149.


[Закрыть]. Данная проб лема не была решена вплоть до окончания Второй мировой войны.

Для японского правительства, усердно пытавшегося разрешить проблему нехватки нефти в конце 1930-х – начале 1940-х годов, месторождения советского Северного Сахалина имели важное, но все же ограниченное значение (японские фирмы, работавшие на острове, оценивали значение сахалинской нефти в 3,5 % от годового потребления Японии). Совсем иной, значительный интерес вызвали нефтепромыслы Нидерландской Индии (современная Индонезия), имевшие развитую инфраструктуру всего производственного цикла и значительные масштабы нефтедобычи. Как результат – переориентация японской военной машины на решение нефтяной проблемы в южном направлении, в сторону нефтепромыслов Борнео[794]794
  Интересный анализ нефтяной проблемы Японии дал в одной из своих статей, написанных для немецкого издания, известный разведчик и журналист Р. Зорге (Зорге Р. Нефтяные заботы Японии // Голяков С., Ильинский М. Рихард Зорге. Подвиг и трагедия разведчика. М.: Вече, 2001. С. 290–293).


[Закрыть]. Это, в свою очередь, потребовало спланировать удар по гарантам колониальных владений в Тихом океане – Британии и США, тем более что эти страны (особенно США) установлением нефтяного эмбарго в отношении Японии фактически подтолкнули Токио к силовому решению проблемы. Следует отметить, что в японской историографии тема вторичности политики Токио в преддверии Второй мировой войны достаточно популярна – еще в 1959 г. обрел форму следующий политический тезис – «…получается, что правящий класс Японии в целом не несет никакой ответственности за агрессию. Виновата, оказывается, “международная тенденция”, которая изолировала Японию»[795]795
  Дзюдзиро Уэсуги. Вторая мировая война в освещении реакционной японской историографии // Проблемы истории второй мировой войны. М.: Изд-во иностр. лит., 1959. С. 384.


[Закрыть]. Таким образом, США, прекратив продажу нефти Японии для того, чтобы остановить агрессивную военно-политическую активность Токио в АТР, вынудили Японию перейти к активным действиям, в первую очередь, против самих Соединенных Штатов.

Таким образом, в нефтеполитике Японии 1920–1930-х годов, во многом определявшей военно-политические планы Страны Восходящего Солнца в целом, следует выделить два отдельных направления – с одной стороны, Токио старался как можно дольше, на длительный срок (от 40 до 50 лет), удержать за собой нефтяные концессии на Северном Сахалине с одновременным максимальным увеличением добычи углеводородного сырья. В этом вопросе Япония придерживалась, так сказать, «оборонительной» тактики («оборона» от настойчивых советских требований пересмотреть условия и сроки концессионных договоров). Вторым направлением был активное японское стремление к нефтяным месторождения Юго-Восточной Азии, и здесь Токио был готов действовать мерами уже «наступательного» характера.

Как уже упоминалось, в предвоенных и военных планах «великих держав» нефти уделялось значительное внимание. Можно сказать, что международные отношения начального периода войны во многом вращались вокруг нефтяных вопросов. Так, советский дипломат и переводчик В. М. Бережков писал в воспоминаниях о политической атмосфере первых военных лет: «…слухов в первые месяцы 1941 года ходило по Берлину невероятное множество. Они были связаны прежде всего с перспективами дальнейшего хода войны. Кто окажется следующей жертвой германской агрессии? Когда начнется вторжение в Англию? Скоро ли вступят в войну Соединенные Штаты? Куда двинется Япония? …Захватят ли немцы нефтеносные районы Ближнего Востока? Все эти и другие вопросы были предметом споров, догадок, пророчеств и пересудов»[796]796
  Бережков В. М. Годы дипломатической службы. М.: Междунар. отношения, 1972. С. 20–21.


[Закрыть]. Показательно, что дипломат зафиксировал близость проблемы немецкого продвижения к нефти Ближнего (скорее, Среднего) Востока и колебания японского военно-политического руководства. Очевидно, что ситуация первых месяцев войны была весьма неопределенной, оружие только начало действовать и, возможно, был еще шанс у дипломатии. Соответственно, большой интерес для анализа ситуации представляет комплекс непростых советско-немецких, советско-японских и японо-американских отношений по нефтяной проблеме осени 1940 – весны 1941 г.

СССР и Германия, найдя общий язык на почве решения польской проблемы, существенно расходились в нефтяном вопросе. Берлин, как известно, был недоволен решением Москвы включить в состав СССР территорию Бессарабии и Галиции. Недовольство Гитлера касалось не столько проблемы проживавших на данных территориях фольксдойче, сколько опасного для Германии советского приближения к нефтепромыслам Плоешти.

Был и другой повод для досады – по итогам раздела Польши именно СССР достался Дрогобыч-Бориславский нефтеносный район (на юге современной Львовской области Украины). Вопрос об их новой территориальной принадлежности постепенно зрел на протяжении советско-германских контактов августа – сентября 1939 г., ибо Германия, остро нуждавшаяся в устойчивых поставках нефти, была прямо заинтересована в получении этого района. Поставки румынской нефти в то время составляли пусть значительную, но все же лишь часть немецких потребностей (порядка 25 %), а масштабное производство синтетического горючего было делом будущего. И венгерские нефтепромыслы в Надьканижи, и польские в указанном районе при всей их ограниченной продуктивности не могли не интересовать нацистское руководство самым серьезным образом.

Берлин активно боролся за контроль над Дрогобычским бассейном и, все же, проиграв территориально, смог гарантировать свой интерес экономически – в ходе обмена письмами между Молотовым и Риббентропом был установлен порядок поставок из СССР такого количества нефти, которое Германия могла бы получать, имея промыслы в своем распоряжении (эта нефть даже не входила в общий объем советского экспорта в рейх по двусторонним торгово-экономическим соглашениям)[797]797
  Оглашению подлежит: СССР – Германия, 1939–1941. С. 124 (Конфиденциальное письмо И. Риббентропа В. М. Молотову).


[Закрыть].

Берлин прекрасно понимал позицию Москвы – в ответ на вторжение немецких войск в СССР Москва могла бы воспользоваться уязвимостью румынских месторождений, и поэтому гитлеровцы усиливали свое военно-политическое присутствие в Румынии вплоть до 22 июня 1941 г.

Москва, в свою очередь, понимала причину немецкого интереса к нефтяной проблеме, и потому Сталин упорно заставлял немецкое руководство обсуждать вопрос о судьбе японских нефтяных концессий на Северном Сахалине. В ходе визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 г. тема настойчиво поднималась не раз и явно с тем, чтобы немцы обязательно известили об этом своих союзников-японцев.

Вопрос о концессиях оказался для Берлина резонансным – о проблеме серьезно размышляли в Берлине не только дипломатические, но и военные круги. Ф. Гальдер, начальник штаба Верховного командования сухопутных войск, описывая колебания гитлеровского руководства по поводу итогов визита В. М. Молотова в немецкую столицу, записал 3 декабря 1940 г.: «Русские согласны присоединиться к Тройствен ному пакту в случае заключения пяти секретных протоколов… 4. …Япония должна отказаться от своих концессий на Сахалине»[798]798
  Гальдер Ф. Военный дневник. М.: Воениздат, 1969. Т. 2. С. 274.


[Закрыть]. Предположительное присоединение СССР к пакту Германии, Италии и Японии кардинально изменило бы характер Второй мировой войны, и военные круги Германии должны были это учитывать.

Япония, в свою очередь, в условиях начавшейся Второй мировой войны не желала потерять северосахалинские концессии, пусть и обеспечивавшие небольшую часть нефтяного импорта. Оказавшись под действием советских требований, с одной стороны, и немецких запросов – с другой, Токио пришлось вернуться к судьбе сахалинской нефти. Определившись окончательно с выбором южного вектора агрессии в ЮВА и будучи недовольным позицией Германии (которая столь неожиданно и без согласования с Токио пошла на подписание с СССР «пакта Молотова – Риббентропа» в разгар боев на р. Халхин-Гол), японское руководство само решило пойти на подписание договора о нейтралитете, однако Москва (в лице В. М. Молотова) условием такого подписания снова поставила ликвидацию японских нефтяных концессий на Северном Сахалине[799]799
  Сиполс В. Тайны дипломатические. Канун Великой Отечественной, 1939–1941. М.: Новина, 1997. С. 309.


[Закрыть]. 14 августа 1940 г. Молотов немного смягчил жесткость советской позиции – он достаточно откровенно указал, что пойдя на встречу советским интересам, Япония «улучшает свои позиции на Севере (т. е. в отношениях с Москвой. – А. Б.) для того, чтобы развить активные действия на Юге» (на юге располагались хорошо освоенные нефтяные месторождения Нидерландской Индии). 30 октября того же года Молотов, очевидно, удивляясь скромной японской реакции на свои предложения, еще раз, но более откровенно разъяснил японскому послу Татекаве тезис о том, что «заключение пакта о ненападении развязывает Японии руки на Юге, а с другой стороны, создает для СССР затруднения в его отношениях с США и Китаем. Поэтому полученный ущерб следует возместить»[800]800
  Там же. С. 311.


[Закрыть]. Татекава действительно сделал шаг вперед, указав на то, что «японское правительство желает заключить с СССР пакт о ненападении, аналогичный советско-германскому пакту о ненападении»[801]801
  Там же.


[Закрыть]. Готовясь к броску в южном направлении, Токио заботился о своих тылах и был готов последовать примеру Германии августа 1939 г. Интересно отметить, что при обсуждении готовившегося советско-японского договора министр иностранных дел Японии И. Мацуока заявил, что его страна «не возражает против выхода СССР в Индию»[802]802
  Там же. С. 318.


[Закрыть] – тем самым японский представитель подтвердил хорошее знание хода германо-советских переговоров в Берлине в ноябре 1940 г., и, в частности, того предложения, что сделал Молотову Риббентроп 12 ноября 1940 г.[803]803
  Запись беседы председателя Совета народных комиссаров и народного комиссара иностранных дел тов. Молотова В. М. с министром иностранных дел Германии Риббентропом в Берлине 12 ноября 1940 г. // Новые документы по новейшей истории / ред. и сост. Г. Н. Севостьянов. М.: Просвещение, 1996. С. 167–168.


[Закрыть]