Текст книги "Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)
Д. Д. Лотарева. Комиссия по истории Великой Отечественной войны: история создания, основные этапы и результаты деятельности
Мы документы не собираем, мы должны брать только те, которые в архивах не откладываются. Мы записываем живых людей.
И. И. МинцИз протокола редакционного совещания Комиссии 1945 г.
Огромную роль в сохранении памяти о событиях Великой Отечественной войны сыграла Комиссия по истории Великой Отечественной войны (далее Комиссия). Она была создана 10 декабря 1941 г. и работала по декабрь 1945 г. После этого была преобразована в Сектор истории СССР Советского периода Института истории Академии наук СССР (1946 г.), затем – в Сектор истории советского общества (12 марта 1947 г.). Руководителем Комиссии на всем протяжении ее работы был Исаак Израилевич Минц (1896–1991), из-за чего эта организация и тогда, и сейчас известна научному сообществу под названием «Комиссия Минца».
Инициатором создания Комиссии был И. И. Минц – к началу войны уже известный деятель исторической науки, член-корреспондент Академии наук СССР, заведующий кафедрами истории СССР в Московском институте философии, литературы и истории, Московском государственном университете и в Высшей партийной школе при ЦК ВКП (б). Кроме того, с 1931 г. Минц являлся ответственным секретарем Главной редакции «История гражданской войны» и в связи с этим постоянно контактировал с Отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП (б).
Все это позволило И. И. Минцу наладить беспрецедентный в условиях войны систематический сбор сведений о событиях на фронте и в тылу. Конечной целью Минца было написание многотомной истории Великой Отечественной войны, для чего он планировал создать специальный институт[449]449
Лотарева Д. Д. Комиссия по истории Великой Отечественной войны и ее архив: реконструкция деятельности и методов работы // Археографический ежегодник за 2011 год. М.: Наука, 2014. С. 132–133.
[Закрыть]. Несмотря на то, что по многим причинам этих целей Минцу достичь не удалось, в архиве Комиссии отложилось около 16 тыс. единиц хранения, причем четверть из них – это стенограммы и записи бесед с непосредственными участниками событий[450]450
Необходимо отметить, что за годы войны в архиве Комиссии было собрано гораздо больше единиц хранения, однако в 1953 г., после обследования архива, тогда хранившегося в Отделе рукописного фонда (ОРФ) Института истории АН СССР, из него было изъято значительное количество документов, а также книг, листовок и др. Часть из них была передана на секретное хранение, часть передана в архив Министерства обороны, в библиотеки, многое было уничтожено – см. Отчет ОРФ за 1953 г. в Научном архиве Института российской истории РАН (НА ИРИ РАН): «Документы как подлинные, так и копии 1-го раздела по истории воинских частей по указанию Генерального штаба МО были переданы в Подольский архив МО СССР. Для этого часть дел заново переделывалась. Около 500 дел скомплектованы вновь из россыпи (1 раздел 37 фонда) и описаны вторично по форме Архива МО СССР. 550 дел также из россыпи были вновь обработаны для внутреннего пользования. 2827 дел переданы в разные учреждения, 391 единица хранения, по согласованию с ГАУ МВД СССР и Главлитом уничтожены и примерно 20.000 дел систематизированы и упорядочены по группам. Около 2000 дел (материалы по партизанскому движению) просмотрены полностью с т[очки] зр[ения] их содержания. Среди них есть дела, подлежащие дальнейшей передаче и уничтожению, что будет исполняться в 1954 году. Полностью ликвидировано существовавшее в ОРФ особое хранение м[атериа]лов по Великой Отечественной войне. Часть м[атериа]лов уничтожена, часть передана в Фундаментальную б[иблиоте]ку АН СССР, инвентарная книга, описи и все оставшиеся на особом учете м[атериа]лы и документы по ВОВ сданы в секретную часть Института. Ряд м[атериа]лов особого хранения вошли в общие фонды по ВОВ ОРФ».
[Закрыть].
В своей работе сотрудники Комиссии использовали базовые принципы и методы, сложившиеся в Главной редакции «История гражданской войны». Главный упор делался на свидетельства очевидцев, на создание интересных и живых книг по истории отдельных воинских частей или об участниках войны. Эти книги и брошюры должны были поднимать боевой дух, рассказывать о героических традициях и собственно о героях боевых действий. Одновременно планировались и капитальные научные исследования стратегии и тактики, роли военачальников и И. В. Сталина, как главнокомандующего. Предполагалось, что в этих исследованиях будут использоваться наработки военно-исторического отдела Генштаба.
Данные направления работы повлияли на структуру Комиссии, в которой постепенно сформировались следующие отделы:
– Отдел Летописи (хроника событий войны);
– Военный отдел;
– Отдел Героев Советского Союза;
– Отдел партизанского движения;
– Отдел Национальных республик;
– Оккупационный отдел;
– Отдел военной экономики;
– Библиографический отдел;
– Архив.
Каждый отдел отвечал за свое направление работы, вместе с тем они были тесно связаны между собой, постоянно обменивались материалами и опытом.
Базой деятельности Комиссии было составление Летописи, или хроники войны. Первоначально, в 1941 г., Летопись считалась практически единственной задачей Комиссии, причем составлять нужно было только Летопись событий битвы за Москву[451]451
Лотарева Д. Д. Указ. соч. С. 138, 166–165.
[Закрыть].
Тем не менее сотрудники Комиссии первоначально на основе газетных публикаций, а затем с использованием материалов, собранных на полях сражений, старались зафиксировать ход событий начиная с 22 июня 1941 г. и далее до конца войны. Причем сбор газетных вырезок продолжался и в 1950-е годы. Необходимо подчеркнуть, что сотрудники Комиссии очень часто первоначальную информацию о тех или иных событиях войны получали именно в группе Летописи, а затем продолжали сбор данных, пользуясь другими источниками, в том числе, и выезжая в командировки.
Дополнял работу «летописцев» Библиографический отдел, который собирал сведения о публикациях по истории войны и работал в тесной связи с Государственной библиотекой им. В. И. Ленина (ныне Российская государственная библиотека).
Военный отдел и Отдел партизанского движения начали работу практически одновременно, когда в самом начале 1942 г. сотрудники Комиссии во главе с И. И. Минцем стали выезжать под Москву в действующую армию и в освобожденные районы Московской области и опрашивать партизан, которые действовали против врага во время оккупации[452]452
НА ИРИ РАН. Ф. 2, раздел XIV. Оп. 1. Д. 40. Л. 46.
[Закрыть].
Бессменно руководил Военным отделом Аркадий Лаврович Сидоров, известный историк, будущий директор Института истории, который ушел на фронт в начале войны в качестве батальонного комиссара, был ранен и вернулся в Москву. По просьбе И. И. Минца его, как и многих других сотрудников, прикомандировали к Комиссии.
Военный отдел занимался сбором материалов по истории воинских частей (прежде всего, гвардейских) и боевых операций Красной армии, а также готовил публикацию соответствующих работ. Еще одним важнейшим направлением стала разработка инструкций по созданию историй для политработников или сотрудников редакций полковых и дивизионных газет, занимавшихся сбором сведений на местах (ибо сил Комиссии было явно недостаточно для того, чтобы охватить все части). «Надо во что бы то ни стало добиться того, чтобы все гвардейские части и каждая дивизия имели записанную боевую историю», – призывал И. И. Минц в 1942 г.[453]453
Там же. Д. 7. Л. 34–41.
[Закрыть]
Наибольшее внимание было уделено битве под Москвой. Создание ее истории началось с написания подробных очерков о дивизиях народного ополчения, которые были созданы в Москве в июле 1941 г. Сбор материалов продолжался несколько лет, до 1947 г. включительно.
Однако историей этой важнейшей битвы Комиссия не ограничилась. Вслед за ходом войны, расширялись и работы Военного отдела. Масштабные опросы были проведены в подразделениях, участвовавших в Сталинградской битве, в обороне и освобождении Крыма, форсировании Днепра, Восточно-Прусской операции и других. В архиве Комиссии материалы по 260 воинским частям и подразделениям сформированы в отдельные описи[454]454
Там же. Ф. 2, раздел I.
[Закрыть].
Воинские части состояли из отдельных солдат, героически сражавшихся на фронтах. Пропаганда их подвигов также входила в задачи Военного отдела, но особое внимание этому уделял Отдел Героев Советского Союза. Отдел также начал работу в начале 1942 г., когда были намечены сборники рассказов о Героях, которые должны были быть написаны в строгом соответствии с фактами живым доступным языком. Главной целью было показать, что героями не рождаются, а становятся. Кроме того, необходимо было показать доблесть героев разных национальностей, воевавших в разных родах войск.
Руководил Отделом Абрам Александрович Белкин, филолог, специалист по творчеству Достоевского. Постепенно оформилась главная идея – создать энциклопедию или галерею Героев. Для этого сотрудники Отдела собирали досье на всех, кто был удостоен этого высокого звания, получали копии наградных листов, производили стенографирование или запись рассказов Героев об их подвигах (помещение Комиссии находилось недалеко от приемной М. И. Калинина, где происходило вручение наград, и каждого Героя просили зайти в Комиссию для разговора)[455]455
Аудиозапись встречи сотрудников Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР, которая состоялась 28 июня 1984 г. на заседании Археографической комиссии АН СССР // Российский государственный архив фонодокументов. Ф. 439. Оп. 4 м. № 1–2.
[Закрыть].
Осуществлялся также проект подготовки сборника о женщинах – Героях.
В результате было собрано семь тысяч досье на Героев, из них около тысячи – со стенограммами бесед с Героями. Особую ценность представляют те записи, которые были сделаны незадолго до их гибели.
Отделом партизанского движения руководил политрук, а затем капитан П. И. Белецкий. Стараясь отразить тезис о подлинно народной войне, который входил в идеологическое обеспечение боевых действий, И. И. Минц поставил задачу собрать сведения о партизанском движении в возможно большем количестве областей СССР. Важно было показать связь партизан и регулярных войск. В результате были собраны комплексы стенограмм рассказов участников партизанского движения под руководством Штаба партизанского движения Западного фронта – в Московской, Тульской, Орловской, Смоленской, Брянской, Тверской, Ленинградской областях, в Крыму, на Украине, в Карелии, Белоруссии, на Северном Кавказе, в Латвии, Эстонии, Словакии, Молдавии и даже в Западной Европе. Особо обращали внимание на партизан – Героев Советского Союза.
Для того, чтобы показать дружбу народов СССР, был создан Отдел национальных республик, который должен был собирать материал о том, как республики СССР помогают воевать (прежде всего, это касалось республик Средней Азии, Казахстана, которые не были оккупированы). На примере деятельности этого Отдела видно, как Комиссия старалась наладить сбор самого разнообразного материала на местах (работа промышленных предприятий, помощь фронту и т. п.), осуществляя только методическое руководство. По мнению Минца, сбором сведений о войне должны были заниматься все, кто мог, – соответствующие отделы республиканских обкомов и райкомов ВКП (б), национальные научно-исследовательские учреждения, музеи, вузы, писательские организации и даже школы.
Однако, судя по отчетам, в национальных республиках, кроме Белоруссии, наладить работу не удалось[456]456
См.: Отчет н. с. Отдела национальных республик Комиссии Б. Л. Лихтер от 5 августа 1943 г. «О поездке в Узбекскую и Казахскую ССР для ознакомления и помощи в работе Комиссий по истории Отечественной войны при ЦК национальностей» // НА ИРИ РАН. Ф. 2, раздел XIV. Папка V. Без пагинации.
[Закрыть]. В связи с этим сотрудники Отдела национальных республик во главе с руководителем Э. Б. Генкиной стали заниматься последствиями оккупационного режима на территории СССР включая уничтожение коммунистов, красноармейцев, евреев и цыган, насильственный угон населения СССР в оккупированную Германией Европу, вывоз ценностей, разрушение объектов культурного наследия[457]457
Первой акцией по обследованию разрушения культурных ценностей стал выезд И. И. Минца и члена Комиссии Е. Н. Городецкого (вместе с академиком А. В. Щусевым, архитектором профессором Б. А. Кондрашевым, представителем Академии наук СССР инженером И. И. Бодалевым (начальник управления капитального строительства АН СССР), внучкой Л. Н. Толстого – С. А. Толстой-Есениной, научным сотрудником, зав. фондами музея Л. Н. Толстого Е. Н. Чеботаревской, Н. С. Родионовым (редактором академического издания произведений Л. Н. Толстого) в Ясную Поляну вскоре после освобождения Тульской области в конце декабря 1941 г., опрос сотрудников музея-усадьбы и местных колхозников (Там же. Ф. 2, раздел VI. Оп. 4). Итоги работы были освещены в ноте народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова от 6 января 1942 г. Также был подготовлен и опубликован сборник: Ясная Поляна: статьи и документы / сост. С. А. Толстая-Есенина, Э. З. Зайденшур, Е. Н. Чеботаревская; под ред. И. И. Минца и С. А. Толстой-Есениной. М., 1942.
[Закрыть]. Так возник Отдел оккупационного режима, в работе которого принимали участие многие члены Комиссии, в том числе А. Л. Сидоров и А. А. Белкин, которые выезжали в Киев и в Харьков[458]458
НА ИРИ РАН. Ф. 2, раздел VI. Оп. 6 (Харьков); Оп. 10 (Киев).
[Закрыть].
На этом примере видно, что члены Комиссии работали, не считаясь со временем и невзирая на должностные инструкции, старались успеть зафиксировать как можно больше фактов, опросить максимальное число очевидцев и участников событий, сохранить память о войне.
Отдел военной экономики отвечал за создание истории предприятий СССР, работавших в условиях войны, а также книг о Героях Социалистического Труда, работавших в тылу.
Комиссия завершила работу в 1948 г. фактически в принудительном порядке на фоне кампании по борьбе с космополитизмом. К сожалению, материалы, собранные Комиссией, за редким исключением, не были введены в научный оборот. Их время настало только десятилетия спустя. Память о войне, зафиксированная в документах, собранных и созданных Комиссией, еще ждет своего исследователя.
В настоящее время в Научном архиве Института российской истории РАН в фонде 2 хранятся документы Комиссии, сформированные в следующие разделы:
– I: «История воинских частей и подразделений»,
– II: «История партизанского движения»,
– III: «Оборона городов»,
– IV: «Стенограммы бесед с Героями Советского Союза и материалы о Героях Советского Союза»,
– V: «Тыл – военная экономика»,
– VI: «Оккупационный режим немецко-фашистских захватчиков»,
– VII: «Национальные республики в годы Великой Отечественной войны»,
– VIII: «Культура и быт в дни Великой Отечественной войны»,
– IX: «Материалы по истории обороны Москвы»,
– X: «Разные материалы»,
– XI: «Фотоматериалы»,
– XII: «Трофейные документы»,
– XIII: «Печатные материалы (бюллетени, плакаты, листовки и пр.»,
– XIV: документы, связанные с деятельностью самой Комиссии.
Помимо того, что перед нами свидетельства очевидцев, зафиксированные в непосредственной временной близости от событий, их ценность состоит в том, что они собирались систематически, по плану, имея в виду написание истории войны. В 1968 г. И. И. Минц, характеризуя их, писал, что «по сути, это записи боевых подвигов, составленные на второй день после их свершения, когда под руками были военные карты и другие данные, когда можно было пригласить на беседу начальника штаба соединения и проверить эти данные и т. п.»[459]459
Записка И. И. Минца председателю Комиссии для ознакомления с состоянием материалов рукописного фонда бывшего Института истории АН СССР и разделения их между Институтами истории СССР и всеобщей истории АН СССР д.и.н. С. О. Шмидту // Там же. Ф. 2. Дело фонда. Без пагинации.
[Закрыть]. Кроме того, в стенограммах зачастую отражены (и это было главной целью Минца) сведения и факты, не фиксировавшиеся в официальных документах штабов подразделений, что расширяет источниковую базу о войне.
Этот принцип сбора материала зафиксирован в Инструкции, составленной Военным отделом к концу 1942 г. В ней говорилось:
«Необходимо записать живые рассказы отдельных командиров, политработников, бойцов об отдельных боевых эпизодах, целых периодах жизни, встречах, мыслях, чувствах и т. д.
а) Эту работу надо проводить по заранее намеченному плану. Рекомендуется сначала записать рассказ командира и нач[альника] штаба для получения канвы, основы всех действий части. Затем по определенному плану записать особо отличившихся героев, бойцов, командиров и политработников, стараясь избежать повторений.
б) При рассказах добиться возможно более полного и правдивого освещения фактов и событий с уточнением хронологических дат, названий мест.
в) Не забывать записать основные данные о каждом рассказчике: краткие данные с указанием даты и места рождения, имени, отчества, домашнего адреса, партийности и работы до войны. В отдельных случаях (в случае особого интереса) – биографию записать подробно.
Данную работу производить лучше всего с помощью стенографирования, а в случае отсутствия стенографистки, краткой записи от руки. Если позволит обстановка, следует запись прочитать рассказчику и подписаться ему. Надо указать, кто, когда и где произвел запись»[460]460
Там же. Ф. 2, раздел XIV. Оп. 1. Д. 7. Л. 38.
[Закрыть].
Титанический труд как по непосредственному сбору материала, так и по организации этой работы в воинских частях, на предприятиях, в освобожденных районах проводили в сложнейших условиях сотрудники Комиссии, имена которых мы считаем уместным привести здесь: И. И. Минц (1886–1991), И. М. Разгон (1905–1987), А. Л. Сидоров (1900–1966), В. И. Шунков (1900–1967), П. М. Федосов (1897–1974), Э. Б. Генкина (1901–1978), Л. М. Зак (1917–2001), Г. Н. Анпилогов (1902–1987), М. Г. Седов (1912–1991), Н. С. Трусова (1905 – после 1973), Р. И. Кроль (1903 —?), Р. И. Голубева (1900–1990) Н. А. Сидорова (1910–1961), А. Я. Грунт (1915–1986), А. П. Серцова (1920–2009) и другие.
К. С. Дроздов. Подвиг панфиловцев: новые исторические свидетельства (по материалам Комиссии И. И. Минца)
В фонде Комиссии по истории Великой Отечественной войны Академии наук СССР[461]461
Очень часто комиссию называли просто «Комиссией Минца», так как И. И. Минц руководил всей научно-организационной работой комиссии с момента ее образования в декабре 1941 г. и до момента ее ликвидации в декабре 1945 г. Подробнее об истории создания Комиссии и ее деятельности см.: Лотарева Д. Д. Комиссия по истории Великой Отечественной войны и ее архив: реконструкция деятельности и методов работы // Археографический ежегодник за 2011 год. М., 2014. С. 123–166.
[Закрыть] имеется уникальный комплекс стенограмм интервью с командирами, бойцами и политработниками 8-й гвардейской стрелковой дивизии имени генерала И. В. Панфилова (бывшая 316-я СД)[462]462
СД – стрелковая дивизия.
[Закрыть]. Всего в фонде насчитывается 32 стенограммы: 13 стенограмм за 1942 г., две стенограммы за 1944 г. и 17 стенограмм за 1946–1947 гг.
Стенограммы бесед позволяют подробно реконструировать боевой путь дивизии под Москвой в октябре – декабре 1941 г., когда она на протяжении 60 дней вела тяжелейшие оборонительные бои от Волоколамска до станции Крюково, на направлении главного удара противника, с превосходящими ее по численности и боевому оснащению дивизиями вермахта.
На наш взгляд, эти интервью непосредственных участников боев под Моск вой, собранные, что называется, по горячим следам событий, по-новому позволяют взглянуть и на такую непростую, актуальную для сегодняшнего дня проблему, как подвиг 28-ми героев-панфиловцев у разъезда Дубосеково. Был ли это только вымысел, миф сталинской пропаганды и военных журналистов или же в основе подвига лежат реальные события, происходившие в течение 16 ноября на одном из участков, который обороняли бойцы 4-й и 5-й рот 2-го батальона 1075-го стрелкового полка полковника Капрова?
В наше время стало модно быть «мифоборцем», развенчивающим всякого рода мифы, в первую очередь, связанные с советской историей. Но увлекшись этим занятием, многие современные исследователи, что называется, вместе с водой выплеснули и ребенка. Это касается и подвига панфиловцев. Еще в начале 90-х годов появились первые критические публикации, в которых факт боя с немецкими танками 28-ми панфиловцев у разъезда Дубосеково 16 ноября 1941 г. признавался литературным вымыслом военных журналистов «Красной звезды». В результате такое переосмысление нашей истории привело к тому, что сегодня, по сути, отрицается не только этот конкретный бой, но и мужество, героизм, самопожертвование, проявленные бойцами и командирами панфиловской дивизии в кровопролитных боях на подступах к Москве в самый тяжелый период ее обороны – в октябре – декабре 1941 г. Дошло даже до того, что журналист В. А. Красиков, автор книги «История российских побед без ретуши», издеваясь над исторической памятью народа, счел возможным написать, что мемориальный комплекс, выстроенный близ Дубосеково в 1975 г., чем-то напоминает «варварское капище с ритуальными истуканами, величиной с многоэтажный дом». Оскорбляя честь оставшихся в живых Героев Советского Союза – Тимофеева, Шемякина, Шадрина, Васильева, которых называет «героями-панфиловцами» (в кавычках), он пишет: «В послевоенные годы они охотно выступали перед октябрятами и пионерами, рассказывая детишкам, как поджигали один за другим рвавшиеся к Москве германские танки». А произведения советских поэтов и писателей Николая Тихонова, Михаила Светлова, Александра Бека и других, посвященные подвигу панфиловцев, по мнению современного журналиста-«мифоборца», являются лишь продолжением сталинского «патриотически-воспитательного» мифа[463]463
Красиков В. А. История российских побед без ретуши. М., 2010. С. 184.
[Закрыть].
Но если не было никаких героев-панфиловцев, тогда почему «доблестные германские войска» так и не смогли захватить Москву? Почему Константин Симонов, прочитав книгу А. А. Бека «Волоколамское шоссе», «с удивлением и завистью почувствовал, что ее написал человек, который знает войну достоверней и точнее меня»?[464]464
Цит. по: Бек А. А. Волоколамское шоссе: тетралогия. М.: Худож. лит., 2014. С. 539.
[Закрыть]
Чтобы ответить на эти справедливые вопросы, обратимся к архивным документам, в том числе и к стенограммам бесед с самими панфиловцами, тем более, что большинство опрошенных были прототипами литературных героев, действующих в повести «Волоколамское шоссе».
Благодаря газетным вырезкам, которые хранятся в фонде Комиссии в личных делах на Героев Советского Союза, нами было установлено, что впервые о героических действиях панфиловской дивизии под Москвой 16 ноября 1941 г. написали не В. Коротеев, В. Чернышев или А. Кривицкий, как утверждали в 1948 г. следователи военной прокуратуры, а корреспондент «Известий» Г. Иванов! В своей статье из действующей армии «8-я Гвардейская дивизия в боях» от 18 ноября, которая была помещена в номере газеты за 19 ноября 1941 г. (т. е. спустя всего лишь два дня после боя в районе Ширяево – Дубосеково – Петелино!), он сообщал о бое одной из рот воинской части командира Капрова. Приведем полностью отрывок из этой корреспонденции, касающийся боя, который вели подразделения 1075-го полка 16 ноября:
«Немецкое командование начало наступление на левом фланге части командира Капрова. Фашисты бросили в бой 60 танков и до одного полка пехоты. Противник намеревался вклиниться в расположение одного нашего подразделения, форсированным ударом пробить линию обороны и выйти в наш тыл.
Разгадав замыслы врага, тов. Капров произвел перегруппировку, обеспечивая надежное охранение флангов.
В 10 часов утра с опушки леса боевым порядком пошли в атаку неприятельские танки. Они двигались развернутой линией. Наши противотанковые подразделения открыли интенсивный огонь. Во взаимодействии с артиллерией начала действовать наша стрелковая рота. Подпустив фашистов на близкое расстояние, красноармейцы забросали их гранатами.
Группа немецких танков окружила подразделение советских бойцов, открыла кинжальный огонь.
Положение становилось угрожающим, но никто из красноармейцев не оставлял своего боевого места.
А немецкие танки продолжали двигаться вперед, сжимая кольцо, гремя стальными гусеницами.
Было два выхода из положения: или фашистские танки наскочат на наше минированное поле, и приостановят атаку, или… надо противотанковыми гранатами, бутылками с зажигательной жидкостью пробить путь вперед, выйти на соединение с основными силами.
Один немецкий танк взорвался на минированном поле, остальные начали обход этого участка.
И тогда совершилось то, о чем нельзя говорить без восторга. Бойцы спрятались в окопах и стали ждать. Оставалось либо выявить себя и быть уничтоженным пулеметным и артиллерийским огнем, либо зарыться в землю, подпустить неприятеля на близкое расстояние, забросать его танки гранатами.
Люди избрали второе и добились успеха.
Как только враг приблизился на 25–30 метров, группа героев обрушила на него шквал противотанкового огня.
В результате горячей схватки девять (здесь и далее в цитатах курсив мой. – К. Д.) танков противника были подбиты, три сожжены, а остальные, не выдержав упорного сопротивления смельчаков, повернули обратно.
Отбив атаку, наша стрелковая рота выдвинулась вперед и, пользуясь замешательством врага, соединилась со своей частью»[465]465
Известия. 1941. 19 нояб. См.: Научный архив Института российской истории Российской академии наук (НА ИРИ РАН). Ф. 2, раздел IV. Оп. 1 (Личное дело на Героя Советского Союза Панфилова И. В.).
[Закрыть].
Как видим, в статье Г. Иванова сообщается о стрелковой роте, и в помине нет еще никаких 28-ми героев и 18 подбитых ими немецких танков, которые появятся в позднейших публикациях Коротеева и Кривицкого. Более того, количество подбитых немецких танков – девять, причем сгоревших только три. И это число не сильно расходится с той цифрой, которую называют членам Комиссии по истории Великой Отечественной войны в своих воспоминаниях непосредственные участники этих событий. Например, «6 танков, подбитые 1-м батальоном», называет Александр Трефилов.
Вот как рассказывали сотрудникам Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР о боях 16 ноября 1941 г. Балтабек Джетпысбаев, на момент боев в ноябре 1941 г. помощник командира 5-й роты 2-го батальона, командир роты автоматчиков Малик Габдуллин и комиссар полка А. Л. Мухамедьяров.
Из стенограммы беседы с Джетпысбаевым Балтабеком, 1907 г.р., казах по национальности, майор, командир 3-го батальона 1075-го полка. Беседу проводит Голубева Р. И., стенографирует Пейсахзон Э. Я. в Алма-Ате 2 января 1947 г.
«…В ночь с 15 на 16 ноября сидели с Клочковым до 2-х часов ночи. Потом легли отдохнуть, готовиться к бою.
Моя рота стояла метрах в 500 от Клочкова. Клочков стоял со своей ротой у самой железной дороги, я стоял левее.
Малик Габдул[л]ин командовал ротой автоматчиков.
С утра 16 ноября начали бой. К нам подошли 4 немецких танка. Два из них подбили, два вырвались. Два раза атака была. Атака была отбита.
Большинство танков пошло в район разъезда Дубосекова, где Клочков погиб. Мы видели: поворачиваются, и туда идут танки. Там шел бой.
Командиром 2-го батальона в это время был майор Решетников, комиссаром батальона был Трофимов. В этот день с утра до позднего вечера не могли прорваться немцы. Много самолетов бомбило наши позиции, танки и пехота.
Перед заходом солнца подбегает один боец связной:
– Клочков погиб, туда просят помощь.
У нас людей мало осталось. Много убитых и раненых. Мы впереди отбиваем атаки, сзади, прямо к нам идет немецкий танк. Танки обошли и появились сзади. Я говорю:
– Метайте гранаты и бутылки горючей смеси, танки будем подбивать.
Но немцы голову поднять не дают, так стреляют. На танки посажены автоматчики. Из танков бьют пулеметы, и автоматы стреляют.
У нас окопы полного профиля.
Я взял одну гранату. Метров 10 до танка осталось. Нельзя голову поднять. Все равно убьет. Бросил гранату лежа. Танк продолжает идти. Я бросил вторую гранату. Получился взрыв.
Метров за 20 в окопе сидели бойцы, кричат:
– Танк горит.
Все подняли головы, начали стрелять. Я голову поднял. Открылся люк. Из люка хотел выскочить танкист. В другой танк бойцы тоже бросили гранаты. Второй танк тоже загорелся.
Автомат я потерял. Я взял винтовку убитого, выстрелил в танкиста, который хотел вылезть из люка танка. Убил его.
Это происходило днем 16 октября. У меня осталось 15 человек из 75-ти. Остальные были убиты и ранены. Два танка сожгли. Шли четыре танка. Два подбили, два повернули обратно.
Связной принес приказ оставить рубеж и отходить, но отходить нельзя было: немцы стреляют. Вылезли по одному из окопа. Перебежали, дальше ползком.
У меня за поясом пистолет и автомат. На опушку леса подполз с остальными людьми.
Вечером пришли в полк, доложили, сколько осталось, сколько убитых, раненых(…)»[466]466
Там же. Раздел I. Оп. 28. Д. 27. Л. 4–4 об.
[Закрыть]Из стенограммы беседы с Габдуллиным Маликом, 1915 г.р., казах по национальности, майор, Героем Советского Союза. В ноябре 1941 г. политрук и одновременно командир роты автоматчиков 1075-го полка. Беседу проводит Кроль, стенографирует Рослякова в Москве 15 февраля 1943 г.
«15-го ноября командир полка полковник Капров призвал меня и сказал так:
– Вы со своими автоматчиками идите в распоряжение командира 5-й стрелковой роты с задачей оказать им помощь. Если противник будет наступать, вы его танки пропустите, отсеките пехоту от танков и по пехоте сосредоточьте огонь. Когда у вас положение будет тугое, можете самостоятельно отойти, но об этом поставьте в известность командира 5-й роты младшего лейтенанта Аникина.
Я с группой автоматчиков прибыл к нему. На местности мы уточнили обстановку. Его рота расположилась в районе д. Ширяево. Мне дали такой кусок обороны: на западе – Ширяево, на юго-восток – Морозова. В Ширяеве 5-я рота, в Морозове – противник. Морозово от Ширяево находится примерно в полутора километрах. От Морозова до Ширяева идет дорога, по сторонам дороги – открытая местность. Восточнее Ширяево в кустиках я занял оборону. Этот кустик находился от дороги на расстоянии 200-х метров. За кустиком открытая поляна на восток, которая идет до самого Ширяева. Около этих маленьких кустиков протекает ручеек. Здесь мы заняли оборону. Если пойдут танки, мы пропустим, если за танками последует пехота, то по пехоте мы можем с этого места открыть ураганный огонь. У каждого автоматчика было по два заряженных диска автомата.
16-го ноября 1941 г. немцы начали второе генеральное наступление на Москву. В этот день немцы начали наступать на Ширяево. В 8 часов в Морозове был слышен гул моторов. В 8.30 вышли 5 танков противника по направлению Ширяева. За ними шел батальон пехоты. Мы танки пропустили. Танки открыли огонь по Ширяеву, по той роте, которая там была. Вдруг бойцы говорят:
– Товарищ политрук, немцы идут!
– Подождите, пускай идут.
Когда немецкая пехота была на расстоянии 300 метров, я не разрешил открывать огонь. Когда немцы подошли на расстояние 150 метров, я даю команду – огонь! По движущейся пехоте противника мы открыли огонь из всего оружия, которое у нас было. Немцы бросились в панике. Мы выпустили по одному диску и уложили не менее ста немцев ранеными и убитыми. Они начали отходить. В это время один из офицеров в нашем направлении выпустил вверх две ракеты. Как только ракета осветила, по этому кустарнику начала бить артиллерия и минометы. Еще одна ракета, и танки повернули в нашу сторону и начали бить тоже по этому кустарнику. В это время немецкая пехота приняла боевой порядок и начала ползком к нам подходить. Мы снова открываем огонь. Немцы быстро откатываются. Их было батальон, а нас всего 13 человек.
У нас троих легко ранило, у каждого осталось по 10–15 патронов. Положение критическое, очень критическое. Тут наступил психологический момент: во-первых, патронов мало, а у некоторых вышли совершенно, во-вторых, немцы нажимают, артиллерия долбит, мы сидим, как на иголках. Танки бьют, бьют из минометов, пехота стреляет из всех видов оружия: из пулеметов, автоматов и т. д. Немцы, очевидно, думали, что в этом кустарнике находятся не 13 человек, а рота, в крайнем случае. Все бойцы смотрят на меня, что делать? Правда, не спрашивают, что делать, но у всех такой вид, у всех на лицах вопрос – что делать?
Я обдумал положение. Обойти со стороны Ширяева невозможно, потому что там стоят танки и там открытая местность, обойти на восток от этого кустарника тоже нельзя, потому что открытая местность. Если идти вперед – там немцы. Очень тяжелое положение создалось для нас: так погибать, и так погибать. Я говорю, что погибать нельзя, надо драться. Но как драться? Тут надо людей спасти и противнику надо какой-то урон нанести. Я командую: «Автоматчики за мной!» И по этому ручейку ползком на брюхе к Морозово, в тыл противника. Это было в 10 часов утра. Мы вышли в огороды Морозова, а немцы бьют по этому кустарнику. Смотрим, в Ширяеве (на самом деле речь идет о д. Морозово. – К. Д.) две батареи минометные шестиствольные. Эти батареи по нас били. Я говорю:
– У кого патроны есть, открыть огонь по этой батарее!
Открыли. В батарее всех перебили. Неожиданно для нас появились автоматчики (противника). Тут мы у них панику создали. По этой лощинке спустились вниз, где был густой лес, зашли в этот лес. У нас с собою продукты были, водка была с собою. Покушали. Выпили, пошли дальше. Со мною идут Коваленко – старший сержант и Леднев – старший сержант.
– Давайте пойдем в Ширяево, посмотрим, что там такое?
Пошли в деревню. Смотрим, там немцы бегают, а наша рота отошла.
– Давай найдем штаб полка и командиру полка доложим.
Приходим в штаб полка, где он раньше находился. Там немецкие танки(…)
На третий день мы в одной деревне нашли своего командира полка и комиссара(…)»[467]467
Там же. Раздел IV. Оп. 1 (Дело на Героя Советского Союза Габдуллина Малика). Л. 8–9.
[Закрыть].
Из стенограммы беседы с Мухамедьяровым Ахмеджан Латыповичем, гвардии подполковником, комиссаром 1075 полка. Запись беседы сделана 17 октября 1944 года на станции Перхушково
«В середине ноября месяца они окончательно решили перейти в решительное наступление. Тут проявление массового героизма 28 героев панфиловцев. Эти 28 героев – особая группа, которая проявила исключительный героизм, но в эти самые дни было проявление героизма массового порядка и в других братских полках.
Про 28 героев я не хочу рассказывать, потому что это вам хорошо известно, могу рассказать о других товарищах, в частности о тов. Клочкове, политруке(…)
За боевые подвиги, проявленные в первых боях под Волоколамском, представлен к правительственной награде ордену Красного знамени. И он был награжден орденом Красного знамени. О нем мы были очень хорошего мнения. Считали 4-ю роту самой надежной, такой ротой, которая могла нести службу на самых ответственных участках. Не спроста она была поставлена на разъезде Дубосеки на левом фланге нашего полка…».
И далее: «Когда немцы повели наступление на участке второго батальона, в частности 4-й роты, они прорвать там не могли – двадцать восемь не пропустили. Тогда немцы взяли правее, повели наступление на 5-ю роту того же 2-го батальона. Наступление повели танками, автоматчики сидели на танках. 5-я рота приняла на себя всю тяжесть этого боя. Дралась стойко. Не было ни одного случая ухода с боя(…)»[468]468
Там же. Раздел I. Оп. 28. Д. 18. Л. 3 об. – 4 об.
[Закрыть].Довольно подробно о событиях 16–17 ноября рассказывали и панфиловцы соседнего 1073-го полка.
Из стенограммы беседы с Трефиловым Александром Степановичем, гвардии капитаном 1073 полка. Беседу осенью 1942 г. проводил А. А. Бек, стенографировала Уфлянд
«Наша дивизия, согласно разработанному плану, должна была наступать. Мы знали наличие сил противника. Против нас сконцентрировалось 6 дивизий. Противник воспользовался нашей медлительностью и упредил нас. Вместо нашего наступления противник большим количеством танков сам начал наступать, прорвался через 75-й полк, который был на левом фланге, оставил 6 танков, подбитые 1-м батальоном»[469]469
Там же. Д. 1. Л. 8.
[Закрыть].Из стенограммы беседы с Сухановым Александром Александровичем, гвардии капитаном, командиром батальона 1073 полка. Беседу осенью 1942 г. проводил А. А. Бек, стенографировала Уфлянд
«16/XI немцы возобновили наступление и 17/XI прорвались из Волоколамска на Дубосеково, где стояла 4-я рота 75 полка, и где колонне танков преградила путь горстка храбрецов в 28 человек, стойко отражавшая атаку 50-ти немецких танков (Подвиг 28).
К 16/XI положение было таково. 2-й батальон обороняет Ядрово, 3-й батальон вовсе не существует, остатки его влились в 2-й батальон, так как большая часть погибла в боях за Волоколамск и на подступах к городу. 1-й батальон, находясь в резерве дивизии, обороняет ст. Матренино, Горюны, 2-я стрелковая рота находится в районе отметки 231,5.
Немцы в количестве 30 танков в районе Дубосеково прорывают оборону 75 полка и выходят на Ядрово, прямо к лесу по направлению к штабу полка. Мы принимаем короткий, непосильный бой и небольшая группа штабных работников и приштабных подразделений»[470]470
Там же. Д. 3. Л. 5.
[Закрыть].
Итак, с чем можно согласиться, в чем нет принципиальных расхождений у всех интервьюируемых панфиловцев. С тем, что противник, упредив наше наступление на Волоколамск 16 ноября, сам начал в этот день вести активные боевые действия (начало второго ноябрьского наступления на Москву) в полосе обороны 316-й стрелковой дивизии Панфилова, нанеся основной удар по ее левому флангу, где держал оборону 1075-й полк полковника Капрова. Причем первыми приняли на себя удар на левом фланге полка небольшие подразделения (до взвода) истребителей танков 4-й и 5-й рот в районе ж.д. разъезда Дубосеково и д. Ширяево, которые окапывались на танкоопасных направлениях, перекрывая в первую очередь шоссе и дороги, ведущие к Москве, а также рота автоматчиков (13 человек) под командованием М. Габдуллина, которая была придана для усиления 5-й роты.
