Текст книги "Русская жизнь. Добродетели (ноябрь 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Захар Прилепин
В мерчандайзеры хочу – пусть меня научат

Наивность

Наивный юноша, увольняющийся из спецназа, в 199+ году я прибыл в город N в надежде найти работу. На предпоследние деньги купил я пышные, как перины, газеты с вакансиями, разложил их на полу и прилег рядом.

Сердце мое подрагивало в приятных предчувствиях. Меня возбуждало самое слово «вакансии», в нем слышался гул моего бесконечно очаровательного будущего.

Сейчас я найду себе отличную работу, был уверен я, и мне будут платить много денег, ведь я молод, красив, обаятелен. То, что я никакими полезными навыками не обладал, и последние пять лет ничего не держал в руках, кроме автомата, меня не волновало.

О, наивность юношества. Единственный способ познания мира.

Ввиду того, что ни плотником, ни столяром, ни газовщиком, ни крановщиком я быть не мог по определению, мое внимание сразу привлекли наб-ранные крупным шрифтом, изобилующие восклицательными знаками объявления о поиске «экспедиторов» и «продавцов-консультантов». Это как раз то, что мне нужно, был уверен я. Я стану лучшим в мире экспедитором. Тем более что все эти вакансии, согласно объявлению, были высокооплачиваемы.

На звонок ответила светлым и сладостным голосом особа женского пола: «Здравствуйте, меня зовут Катя. Давайте знакомиться?»

Несколько легкомысленно улыбаясь, я назвал свое имя.

– А сколько вам лет?

Прозвучала цифра.

– Замечательно! Учитесь, работаете?

Выяснилось, что и с первым, и со вторым в моем случае покончено; но со вторым – временно.

– Очень хорошо! – неизменно реагировала моя очаровательная собеседница, улыбаясь за кадром. Сердце мое при каждой положительной реакции сладко вздрагивало. «Подхожу! Подхожу! – пели в душе ликующие птицы. – Нет, все-таки у меня замечательные данные: и возраст, и образование…»

– Итак, мы предлагаем вам следующие вакансии, – сообщили мне, перечисляя. – Вас что-то заинтересовало?

Конечно, заинтересовало, особенно обещанный размер зарплаты. «Вас будут ждать по такому-то адресу».

Фирма, куда я направил стопы, имела внушительную железную дверь, которую мне открыли только после того, как я назвал фамилию в домофон и показал паспорт охраннику в белой рубашке и галстуке.

Приемная выглядела прекрасно: солидная мебель, успокаивающие обои, ковер, за спиной миловидной секретарши музыкальный центр с большим выбором компактов.

Присев на диванчик, с презрением или, гораздо реже, с интересом оглядывал я своих конкурентов. В основном, молодых людей мужеского пола. Некоторые нервничали, некоторые вели себя развязно. Секретарша, улыбаясь, раздала всем анкеты. Нервные буквально выхватили анкеты из белых душистых рук; наглые брали лениво, не вставая, и тут же спрашивали: «Ручку дадите, что ли?» Секретарша была выдержана и корректна: «Вот, пожалуйста».

По заполнении анкеты, меня и еще одного молодого человека пригласили в кабинет к директору.

Директор был красив, подтянут, молод – не старше тридцати. Одет безуп-речно, ногти на руках будто полированные.

Первый вопрос: как вы, и вот вы, потеряли работу?

– Нахожусь в отпуске и ищу новое место, – поясняю я.

– Причина? – генеральный директор смотрит серьезным и твердым взглядом.

Называю убедительную причину; на лице директора удовлетворение.

– А вы, Толя? – обращается он к парню, зашедшему вместе со мной.

– Я не работаю.

– Как давно?

– Год.

– Как случилось, что вы целый год (ударение на двух последних словах) не работаете?

– Не мог устроиться.

– Куда вы устраивались?

– На завод.

– Но у меня же не завод! – директор изображает некоторое неудовольствие. Спрашивает у нас про образование, и я снова в выигрышном положении перед несчастным Толей.

– Итак, – переходит директор к делу, – я не могу взять на работу всех подряд. Мне нужны люди деятельные, инициативные и коммуникабельные. Работа сложная, требующая физической активности. В моей фирме 72 человека, все с 08.00 до 19.00 находятся в разных местах города, выполняют всевозможные задания. Вы коммуникабельный человек? – спрашивает он у меня. Как можно красноречивее убеждаю его в этом.

– Ну что ж (отлично выдержанная пауза), вы мне (пауза по типу «секундная задумчивость») нравитесь. Но, естественно, я не могу вас сразу поставить начальником отдела. Мне нужно на вас посмотреть в деле. Можете завтра посвятить нам целый день?

– Конечно, могу, – немедленно соглашаюсь я, уже уверенный, что через неделю я точно буду начальником отдела.

– Завтра в 08.00 сюда же. Всего хорошего.

Крепкое мужское рукопожатие. С трудом сдерживаю довольную улыбку, которая все-таки проявляется, когда я слышу за спиной:

– Ну, а что же мне с вами делать, Толя?

В сердце моем расцвела ясная уверенность, что я всю жизнь мечтал быть экспедитором или мерчандайзером. Даже не зная смысла этих слов.

На другой день в полвосьмого я на месте. Топчусь у железной двери. Не пускают. Строго тут у них, сразу видно – порядок. Это вам не «хочешь похудеть – спроси меня как». Собираются претенденты. Чем больше претендентов, тем меньше мне нравится происходящее. Нас впускают. В приемной за десять минут набирается человек тридцать. Мало того, что неудачливый Толя здесь и масса подобных ему нервно подрагивающих юношей, – среди созванных на подготовительный день обнаруживаю вместе с нами прошедшую тяжелый отборочный день женщину бомжеватого вида, которая, открыв сумку (в ужасе ожидаю, что она достанет что-то вроде бутерброда), извлекает оттуда пачку календариков и тут же преподносит в качестве подарка соседям, затем секретарше.

В соседней с приемной комнате слышны звонкие юношеские голоса, шум, крик, визг и хохот. «Что у них там, театральный кружок?» Со временем шум упорядочивается, мне слышно, как за стеной произносят бойкие речовки, но разобрать слов я не могу.

Наконец вся эта толпа из соседней комнаты вырывается на волю, мальчики и девочки – все куда-то уходят, при расставании хлопая друг друга по ладошам – эдак, по-американски, вертикально поставленной рукой.

Юноши с несытым вожделением в глазах считают своим долгом хлопнуться ладошками с невозмутимо улыбаю-щейся секретаршей. «Дурдом какой-то», – раздраженно думаю я, но тут же одергиваю себя: «Ну, просто у них тут веселая и дружественная обстановка, сплоченный коллектив».

Меня вызывают к директору.

– Как дела? – сегодня в его голосе звучит целая гамма жизнеутверждающих чувств, вплоть до полного восторга.

– Отлично! – в тон ему отвечаю я. («Чего мы так кричим?» – думаю про себя.)

– Вот, даю тебе наставника. Знакомься, это Андрей. Пообщаешься с ним, он тебе все объяснит.

Выходим. С нами еще один парень – видимо, уже некоторое время поработавший. Иные мальчики и девочки, вооружившись объемными пакетами, расходятся по улице в разные стороны.

Я спрашиваю у Андрея, чем занимается фирма, в душе уповая, что все будет в порядке.

– Сейчас поедем совершать сделку – все увидишь.

Ну, сделку так сделку. Садимся в автобус, разговариваем. На конкретные вопросы мой собеседник отвечает пространными фразами, где фигурируют «дистрибьюторы», «бонусы» и прочие приметы серьезного дела.

– Давай-ка с начала, – обращаюсь я к нему. – Что у вас означает «бонус»?

Наставник насмешливо смотрит на меня: «Чудак-человек – бонуса не знает».

– Ну, например, у нас каждое утро проводится конкурс на лучший анекдот. Выигравшему – три червончика. Бонус.

– Понятно.

– Приедет глава московской фирмы – бонусы будут до 100 долларов.

– За лучшие анекдоты? («Определенно дурдом».)

– Нет, лучшей команде, набравшей большее количество единиц.

– Каких единиц?

– Все реализованное исчисляется единицами.

Я начинаю уставать:

– И для чего ты реализовываешь эти единицы?

– Ну, вот представь, что вместо цент-ральной городской ярмарки – гора мусора. А под этой горой – дипломат с акциями. Будешь копать?

Я молчу. Он окликает меня по имени. Собираю остатки энтузиазма: может, я просто мнителен?

– Конечно, буду, Андрей. Вот ты до чего докопался?

– До многого. Сейчас мы заедем ко мне домой – я тебе покажу сертификат профессионализма, который я недавно получил.

Заехали. Недовольная молодая жена открыла дверь и сразу пропала куда-то. Будто к реликвии, мой наставник подвел меня к вставленной в рамочку бумаге. У меня дома таких много, называется «Почетная грамота». Давали их мне, как пионеру, с неизменной активностью участвовавшему в Ленинских маршах. Только с печатями. А на этой грамоте печати не было. Посередине украшенного нелепыми вензелями листа чернела гордая надпись: «Сертификат профессионализма», под надписью – приписанная от руки, корявым почерком, видимо, самого профессионала в неведомой пока области, его же фамилия. В левом углу, напротив отпечатанного слова «директор», – неразборчивая подпись. Кто ты, директор? И чего именно?

Андрей смотрел на меня с искренней гордостью. Я заглядывал ему в глаза с интересом, сдерживая желание пощелкать у него пальцами перед лицом, сначала слева, потом справа.

– Андрей, покажи мне, пожалуйста, как ты работаешь. Мне интересно.

– Ну, ладно, примерно это выглядит так. Я буду показывать, а ты записывай. Основой умелой работы является знание краткого курса, именуемого «Пять шагов, восемь ступеней».

«Через две ступени, что ли, надо шагать?» – пытаюсь в уме найти логику.

– Вот ты клиент, – говорит мне наставник. – Первые шаги: улыбаться, смотреть глаза в глаза. Итак, начнем.

Неожиданно мой наставник распахнул взор мне навстречу; казалось, что он превратился в парус и сейчас его унесет.

– Здравствуйте! – воскликнул он, глядя на меня глазами мягкими, как шанкр. – Как дела? Сегодня у нашей фирмы юбилей. На ярмарке с 12-го числа открывается выставка-распродажа товаров нашей фирмы. Мы предлагаем вам в качестве ознакомления несколько вещей, которые будут представлены на выставке, но, конечно, гораздо дороже!

Взгляните: часы. (С изяществом провинциального фокусника мой наставник достает коробку, на которой изображены старомодные, мышиного цвета часы.) Такое ощущение, что в коробке ничего нет! На самом деле! они! там! – прекрасные, подходящие к любой мебели, безотказно действующие часы. Не мне вам говорить, что они в любом магазине стоят от 700 рублей. Наша цена – всего шесть червончиков.

Но и это еще не все. (Извлекается колхозная косметичка.) Мне ли вам говорить, что мех чернобурки – самый дорогой из всех пушных зверей. Шесть кисточек из меха чернобурки находятся в данной косметичке. (Открывает неказистую коробочку, я вижу что-то наподобие небольших акварельных кисточек, которыми когда-то в школе неудачно пытался передать бредовые тона заката.) Точно такая же, но чуть побольше, – продолжает наставник, – на ярмарке стоит 200 долларов. Мы предлагаем всю косметичку всего за пять червонцев. Но здесь есть еще сюрприз. (Сует мне в руки эту гадость.) Нажмите на кнопочку. (Нажимаю, и за зеркальцем загорается нудный желтый цвет, смутно схожий с тем, что наводит тоску в уборных поездов дальнего следования.)

Сейчас зима, темнеет рано, – продолжает Андрей работу со мной, «клиентом». – Косметичка с таким сюрпризом будет незаменимым подарком вашей подруге или матери. Но и это! Еще! Не все! Вы, конечно же, видели рекламы степлера по второму каналу ТВ. Его закупочная цена – 12 долларов. Не мне вам говорить о его назначении. («А какое у него назначение?» – подумал я.) Склеивать пакеты! Продукты в пакетах, склеенные степлером, купленным у нас, могут храниться сколько угодно! У нас, ввиду праздника, он стоит всего четыре червончика. Если вы купите все эти товары, общая стоимость которых составляет всего 150 рублей, вас ожидает сюрприз.

Тупо смотрю на своего наставника.

– Обычно спрашивают, что за сюрприз, – недовольно подсказывает он.

– Что за сюрприз (без вопросительного знака).

– Детский конструктор! (Извлекается пластмассовая машина, набитая детдомовскими, разного размера кубиками.) Данный конструктор включает в себя 124 детали. В любом магазине он стоит не менее 200 рублей. Купившему у нас весь набор конструктор достается! бесплатно! Итак, покупаете? – Андрей вошел в роль.

– Да, – говорю, – заверни.

– Подожди, – останавливает наставник. – Последний шаг – re hech, то есть, двойной оборот.

– Что это?

– Продолжаем разговор с клиентом, – Андрей вновь преображается. – Стоит ли напоминать, что на носу столько праздников! Данный набор будет лучшим подарком вашим друзьям! И если покупают еще один набор, – на мгновение он выходит из роли, – то я говорю: «А ваш директор только что купил восемь наборов! Слабо еще пару? Неужели у вас так мало друзей?» – Андрей придвигается ко мне в упор.

– Я все покупаю, вместе с пакетом.

На мою иронию наставник не реагирует, и сразу, без перехода, рассказывает мне про восемь ступеней, а потом еще про готовность ко всему и веру в свое дело.

Третьим в нашей компании был паренек лет восемнадцати, все руки в наколках. На улице спрашиваю его тихо:

– Недавно вернулся?

– Ага, четыре месяца.

– Как попал на эту работу?

– Три месяца искал. Нигде после тюрьмы не берут. А здесь – всех подряд.

На что– то еще надеясь, спрашиваю у Андрея:

– А как же экспедиторы?

– А их вакансии уже заняты, – отвечает он мне.

Опечаленный, но еще не разочаровавшийся, вернулся я в свой дом, и вновь улегся животом на газеты, подтаскивая за шнур телефонный аппарат, который цеплялся за ковер, что твой котяра.

Зачем– то снова набрал телефон той фирмы, где был.

– Алло, это по поводу работы, – сказал я.

– Давайте знакомиться, меня зовут Катя.

– Потом познакомимся. Катя, меня интересует, какие вакансии вы предлагаете.

– У нас открыты вакансии экспедиторов, торговых представителей…

– Я сегодня с утра был у вас, – перебиваю ее. – Мне предложили поносить пакет с барахлом. Вы скажите, у вас есть вакансии экспедиторов?

– Уже нет, – ни капли не смутившись ответили мне.

Порывшись в газете, обнаружил я другое объявление: «Все на музыкальный склад – требуются продавцы-консультанты». Немедленно позвонил, помогая нетерпеливым пальцем телефонному диску возвращаться на место.

– Девушка, – начал первым, – я хотел бы участвовать в конкурсе на должность продавца-консультанта. У вас есть такая вакансия?

– Конечно, молодой человек. Обязательно отличное знание музыки. Дело в том, что в нашем городе открывается сеть музыкальных магазинов, и…

– Все понял, – оборвал ее я, – давайте знакомиться.

На следующий день я уже произносил свою фамилию в домофон на железной двери. Вошел в коридорчик, где из подсобной комнаты доносились речевки и смех. Отчего-то не ушел сразу.

Директриса, коротко стриженая блондинка, в красивых тонких очках, лет тридцати, свободно расположилась в кресле.

– Присаживайтесь, – предложила и мне.

Я присел, облокотившись для удобства на внушительный и широкий стол. Не поднимая на меня глаз, что-то записывая, директриса сделала мне замечание:

– Это. Мой. Стол.

Пожав плечами, оставив при себе: «А это мои локти», извинился и убрал руки. Табуретка, которую мне предложили, была маленькой и неудобной, вынуждая сидеть либо по-кадетски прямо, либо по-стариковски ссутулившись. А ведь в прихожей, вспомнил я, располагалось с десяток отличных кресел.

«Методы, как в уголовном розыске, – подумал я, брезгливо ежась. – Им надо сразу унизить».

– Давайте знакомиться. Меня зовут… – холодно улыбаясь, заговорила директриса. – Наша организация называется «Творческая студия Дома офицеров», то есть работа творческая, дисциплина – армейская. («При чем здесь продавец-консультант?» – думаю. Еще думаю: «Вот сидит наглая птица в чулках и рассказывает мне про армейскую дисциплину».) Итак, чем вы занимались до сегодняшнего дня?

Честно рассказываю.

– Надо же, какой разброс, – говорит она.

– Я думаю, что это плюс, – отвечаю.

– Ну, хорошо. Я хотела бы сразу вас предупредить: коллектив у нас боевой, веселый. Для ребят выйти на главную городскую улицу и спеть песню не проб-лема.

– Веселый коллектив – это замечательно, но я, собственно, слышал, что вы предлагаете вакансии продавцов-консультантов.

– Почему я вам что-то должна предлагать? Я вас первый раз в жизни вижу!

Определенно, эта дама получала удовольствие от своей работы.

– Я готов участвовать в любом конкурсе и для этого сюда пришел, – ответил я, мягко улыбаясь.

– Чем вы увлекаетесь? – перевела она разговор.

– Музыкой. («Ну не макраме же, если я здесь!») Некоторое время играл в рок-группе.

– Вы вообще общительный человек?

– Очень общительный. У меня две тысячи друзей.

– В конкурсах, КВНах участвовали?

– Несколько десятков раз. И в половине случаев получал призы.

– Ну что же. Вы мне нравитесь. Вы можете посвятить нам целый день?

– Конечно, могу.

– Завтра, в восемь утра.

– Я обязательно приду, – перебиваю я, – но мне очень интересно, чем я буду заниматься.

– Вы будете работать.

– Что именно я буду делать?

– Я дам вам наставника, и вы увидите.

– Вы не могли бы мне сразу сказать?

– Заниматься деятельностью, напрямую связанной с музыкой.

Не получается у нас разговаривать.

– Вы мне скажите, пожалуйста, – насколько могу убедительнее прошу я, – мой наставник будет рекламным агентом?

– У нас есть постоянные клиенты («Видимо те, кому хоть раз что-то сбаг-рили»), есть новые.

Крепкая девушка. Военную тайну не выдаст. Иду на «ты».

– Я вот вчера зашел в одну фирму, так они дали мне пакет с помойным барахлом и попросили убедить как можно больше прохожих, что выгоднее купить содержимое пакета всего за 150 червончиков, чем, умаявшись в очередях, выложить несколько сот долларов за тот же товар в магазине. Запевки, кстати, в той фирме такие же, как у вас. Самое главное, я все это умею, даже лучше, чем эти ваши дети – пять шагов, восемь ступеней, – но я не буду этим заниматься.

Директриса смотрит на меня, честное слово, это так – смотрит ледяными глазами.

– Чтобы чего-то добиться в жизни, нужно столько говна разгрести, – говорит она, едва шевеля тонкими губами.

(Помните гору мусора вместо цент-ральной ярмарки? Знаменательное совпадение.)

– Так вы напишите тогда в объявлении, что набираете артель ассенизаторов, – советую я.

– Покиньте мой кабинет, пожалуйста, – попросила меня директриса, при этом что-то нервное делая ногой под столом. Тут же из подсобной комнаты вышел рослый мужчина, столь старательно игравший желваками и челюстями, что походил на сумасшедшего с нервным тиком.

Я засмеялся, глядя на него. Встал, уперся руками в «ее» стол и, не нашедшись как сострить, сказал директрисе в очки:

– С удовольствием! С удовольствием покину ваш кабинет!

Вышел в приемную, там меня встретила неизменно улыбающаяся секретарша.

– Я там вашего босса обидел, – сказал ей.

– Замечательно! – по привычке ответила она, вся сияя.

На улице подставил лоб снежку, перешел дорогу, направил стопы к магазину, купить пива на последнюю мелочь.

На дверях магазина висела надпись: «Вход рекламным агентам, всевозможным торговым представителям строжайше запрещен. Штраф 50 рублей».

«Надо же, – подумал я, – с собаками можно, можно детям с мороженым, можно в нетрезвом виде, верхом на лошади – и то, наверное, можно. Но не дай Бог, чтоб с пакетом в руках и с речью: „Сегодня у нашей фирмы юбилей“».

В последующие недели меня вновь занесло еще в несколько подобных фирм, предпоследний раз меня выводили с охраной, в последний раз – просто не пустили, когда я назвал свою фамилию в домофон.

Теперь я даже жалею, что не остался работать там, в одной из этих контор. Уверен, что скоро я бы возглавил отдел. Я очень серьезно это говорю. Какой бы любопытный случился со мной опыт, с какой первозданной глупостью пришлось бы мне столкнуться, с какой беспримерной подлостью…

Но я был недостаточно наивен.

Впрочем, я, кажется, догадываюсь, чем сегодня занимаются эти люди, встретившиеся мне тогда директрисы и директора своих многолюдных фирм. Тогда им было 30, сейчас – 40, они еще молоды. Их опыт актуален, речовки снова в моде, они еще научат разгребать всевозможный мусор глазастое и жадное до бонусов юношество.

Дмитрий Данилов
Туда и обратно

Терпение.

Пам-пам, па-па-па-пам, па-па-па-пам.

Пам-пам, па-па-па-пам, па-па-па-пам.

И так еще много раз.

Мелодия называется Motivation. Она внедрена в мобильный телефон и выполняет функцию сигнала будильника.

По замыслу создателей мелодии, человек, услышав ее, должен вскочить с постели, мотивированный и бодрый, и поскакать на работу, к трудовым свершениям.

Пам-пам, па-па-па-пам, па-па-па-пам.

У телефона есть кнопочка «повтор». Если ее нажать, телефон умолкнет, а через пять минут снова мотивирующе заголосит. Отсрочка исполнения приговора.

Нажать кнопочку «повтор», подремать.

В полудреме снится, будто к станции Куровская подходит электричка, но не останавливается, как положено по расписанию, а почему-то проносится мимо, и внутри вагонов заметна паника, люди толпятся в тамбурах, хотят выйти, но электричка уносится вдаль, в темноту, а люди на платформе тоже в недоумении, они хотели наполнить собой электричку и понестись вместе с ней вдаль, в темноту, но вот незадача – электричка уехала, и люди стоят, переглядываются и беспомощно разводят руками.

Снова это проклятое пам-пам, па-па-па-пам, па-па-па-пам.

Ох.

Ладно, надо вставать. Надо не опоздать на электричку.

Вялое ковыляние на кухню. Минутная маета, смотрение в окно. Ярко-оранжевый уличный фонарь освещает кусок кирпичной стены пятиэтажного дома напротив. По мокрому блестящему асфальту идет человек с собакой. Собака останавливается, человек тоже останавливается, собака приседает и замирает на несколько секунд, потом человек и собака продолжают движение и покидают область света, а на блестящем ярко освещенном асфальте остается небольшой объект, и если не видеть человека и собаку, то практически невозможно определить, что это за объект лежит на ярко освещенном мокром асфальте, на дороге между двумя серыми кирпичными пятиэтажными домами в городе Куровская Московской области.

Надо собираться, надо идти, надо бежать.

Гигиенические процедуры. Когда-то давно, в незапамятные годы, по радио передавали утреннюю гимнастику, музыкальное сопровождение обеспечивал пианист Родионов, а в самом конце ведущий говорил: переходим к водным процедурам. В данном случае имеют место водные процедуры без зарядки.

Ощущается нечто отдаленно похожее на слабый намек на бодрость.

Наливание в кружку кипятка, опускание в кипяток чайного пакетика. Намазывание сливочного масла на кусок белого хлеба. Укладывание на хлебно-масляную поверхность кусочков сыра. Отхлебывание, жевание. Можно было бы яичницу еще сделать, ну ладно, некогда, надо идти, электричка в шесть десять.

Паспорт, кошелек, телефон, ключи.

Подъездная дверь захлопывается с оглушительным лязгом.

Кто– то уже успел наступить на объект, лежащий на мокром ярко освещенном асфальте.

Из боковых проулков на главную улицу вытекают тонкие людские струйки, устремляющиеся к станции Куровская.

Главная улица и площадь перед станцией хорошо освещены. Коммунальное хозяйство в последние годы переживает некоторый подъем.

Суета у турникетов. Молодые парни, оттолкнувшись руками, перепрыгивают через запрещающие механизмы турникетов. Толкотня на пешеходном мосту через пути.

Женский голос при помощи громкоговорителя сообщает о том, что на второй путь прибывает электропоезд Шатура – Москва.

Как же много охранников. Тут и там – охранники. Человек в камуфляже, на спине надпись «Охрана». Человек в камуфляже, на рукаве надпись «ЧОП Беркут». Человек в серой милицейской камуфляжной куртке с погонами старшего сержанта. Еще один милиционер в сером бушлате. Остальные люди тоже похожи на охранников или милиционеров, даже если они не в камуфляже, а в обычной одежде. Охранник – востребованная на рынке труда профессия. Охранники едут в Москву охранять.

Еще много студентов. Охранники и студенты – основной контингент.

Женский голос, усиленный громкоговорителем, опять объявил о том, что на второй путь прибывает электропоезд Шатура – Москва. И еще раз объявил. А электропоезд все не прибывает.

Наконец, прибыл. В электропоезде много народу, но еще есть свободные места. Надо рвануть, успеть, занять место. Вот, есть небольшое место между мужичком, который сидит у окна, и мужичком, который сидит у прохода. Удалось сесть. Хорошо. Многим сесть не удалось, они стоят в проходе. Осторожно, двери закрываются, следующая станция Гжель.

Грохот и свист, мелькающие огоньки. Многие пассажиры спят или пытаются спать. Многие слушают музыку при помощи MP3-плееров и наушников, причем некоторые одновременно слушают и спят. Музыка, наверное, автоматически отпечатывается в их так называемом подсознании. Многие читают газеты, журналы или книги. Многие просто бодрствуют, просто смотрят прямо перед собой, или в окно, за которым ничего не видно, или просто куда-то вбок, сидят и смотрят.

Парень в камуфляже с надписью «ЧОП Беркут» достал книгу Хантера Томпсона «Ангелы ада» и углубился в чтение. Мужичок, сидящий рядом, у прохода, достал кроссворд и углубился в его разгадывание.

Сидеть неудобно. Спинка как-то выпирает, и на нее неудобно облокачиваться. Начинает побаливать спина. Ноги вытянуть невозможно, начинает побаливать колено.

На улице холодно, а в вагоне тепло. Электричка новая, вагоны оборудованы стеклопакетами и нормально работающим отоплением. Над дверьми, ведущими в тамбуры, размещены световые табло. Посредством комбинации светящихся красных точек на табло обозначается следующая станция. В данный момент на табло написано слово «Гжель».

Одновременно хочется спать и болит спина. Сидеть неудобно, уснуть не получается. Хорошо бы вытянуть ногу. Напротив сидят женщина и совсем молодой парень, возможно, это мать и сын, в любом случае, они знакомы друг с другом, периодически обмениваются тихими репликами. Хорошо бы вытянуть ногу, просунув ее между левой ногой матери (если это, конечно, мать) и правой ногой сына (если это, конечно, сын). Но нет, нет такой возможности – мать и сын сидят вплотную, без зазора.

Станция Гжель. Где-то в этих местах гнездится народный промысел, заключающийся в изготовлении белых керамических предметов разных форм и размеров с их последующим разрисовыванием синей краской. Вошло еще некоторое количество пассажиров. Дальше электричка пойдет со всеми остановками. Как говорят в народе, будет кланяться каждому столбу.

Как же болит спина. И еще ехать довольно долго.

Парень– сын достает из кармана картонную коробочку, достает из нее ручку, снимает колпачок, наносит на коробочку несколько невидимых штрихов, поворачивает ручку другим концом, нажимает кнопочку, из ручки исходит яркий сиреневый луч света, и в свете этого луча невидимые доселе штрихи становятся видимыми. Такая специальная ручка. Смотри, говорит сын матери. Ух ты, говорит мать сыну.

Платформа 49-й километр. Спина болит, сидеть неудобно, заснуть не получается. Может, лучше было бы стоять. Может, лучше встать. Нет, лучше сидеть – проход уже практически до отказа заполнен стоящими пассажирами, они входят на каждой остановке. Лучше уж сидеть. Хотя сидеть очень неудобно.

Охранник из ЧОП «Беркут» то и дело засыпает, «клюет носом», периодически роняет книжку Хантера Томпсона, но каждый раз просыпается и упорно продолжает чтение.

Мужичок разгадал примерно треть кроссворда, а дальше – никак. Сначала он вместо Стокгольма пишет Хельсинки (столица одной из скандинавских стран, вообще-то, Финляндия – это не скандинавская страна, мог бы и догадаться), потом вместо Пежо – Рено (марка французских автомобилей), и все у него приходит в полнейший хаос, горизонтали с вертикалями не сходятся, мужичок переворачивает страницу, там другой кроссворд, морская рыба семейства тресковых, мужичок, ничтоже сумняшеся, пишет треска, а что, по количеству подходит, кажется, у него сейчас опять начнутся проблемы.

Какой– то бородатый дедушка протиснулся сквозь строй стоящих в проходе пассажиров и ни с того, ни с сего вышел на станции Хрипань. Интересно, зачем дедушке, живущему в Шатуре или в Куровской, нужно в семь утра ехать на станцию Хрипань. Совершенно непонятно.

Обычно в это время продавцы по вагонам не ходят, пройти невозможно, но вот вдруг появляется продавец и начинает мучительно протискиваться, газета «ЗОЖ» («Здоровый образ жизни»), журнал «Садовод», брошюра «Секреты домашнего консервирования». Пассажиры ругаются. Милиционер в сером милицейском бушлате покупает брошюру про домашнее консервирование.

Станция Вялки, станция Овражки. Уже скоро. Болит спина, не получается уснуть, нога совсем затекла. Ничего, уже скоро, хотя ехать еще очень далеко, но уже другими видами транспорта, можно будет немного размяться, а потом мучения дороги сменятся мучениями работы, хоть какое-то разнообразие.

В Люберцах в вагон вваливается какое-то дикое количество пассажиров, как они все уместились. Тетенька с сумкой нависает над любителем кроссвордов, другая тетенька поставила свою сумку чуть ли не на голову парню-сыну. Тепло давно превратилось в духоту. Болит спина, затекла нога. Еще три перегона.

Наконец, Выхино. Вагон исторгает из себя примерно половину содержавшихся в нем пассажиров. Наконец-то можно разогнуть ногу, выпрямить спину.

Толкотня на платформе, суета около турникетов. Молодые парни, оттолкнувшись руками, перепрыгивают через запрещающие механизмы турникетов.

Теперь метро. На станции метро «Выхино» очень узкие платформы. Пассажиры не равномерно распределяются по всей длине платформы, а стараются кучковаться напротив воображаемых дверей будущего поезда, чтобы было удобнее эти двери штурмовать. Поезд подходит, двери открываются, и стоящие у самой двери врываются в вагон и моментально занимают сидячие места. Через две-три секунды начинается борьба: одна часть людей останавливается перед открытыми дверями, чтобы поехать на следующем поезде сидя, а другая часть напирает изо всех сил сзади, чтобы успеть в этот поезд, пусть и придется при этом ехать стоя. Конфликт скорости и комфорта. Толкотня, давка, мат, проклятия. Наконец, двери закрываются, и цикл бега и борьбы повторяется.

До края платформы удается добраться в три приема, три поезда приехало, наполнилось людьми и уехало, и вот он, край платформы, самое выгодное место – можно будет первым ворваться в следующий поезд.

Сзади наседает толпа. Что-то долго нет поезда, обычно они один за другим идут. Вот, наконец, поезд. Поезд останавливается, двери не открываются. Женский голос, усиленный громкоговорителем, объявляет, что на поезд в сторону центра посадки нет, отойдите от края платформы. Отойти от края платформы никак невозможно, сзади напирает толпа. Поезд довольно долго стоит, и потом медленно уезжает. Самый краешек платформы. Сзади напирают. Как бы не упасть. Как бы не упасть. Любой сколько-нибудь ощутимый толчок из толпы – и неизбежное падение на рельсы. Как бы удержаться. Еще немного, и придется упасть на рельсы. Медленно подъезжает следующий поезд. Самый край. Только бы не упасть. Чтобы не получить по башке зеркалом заднего вида, приходится изо всех сил отклоняться назад. Поезд остановился. Двери открылись. Рывок, бросок к сидячему месту. Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Рязанский проспект».