Текст книги "Нат Пинкертон и преступное трио.Сборник"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Письмо с тремя крестами

Глава I
Письмо до востребования

В один ненастный осенний вечер знаменитый сыщик Нат Пинкертон, зашедший по какому-то делу в почтовую контору в Нью-Йорке, заинтересовался там странным на вид молодым человеком, высокого роста, в длинном черном плаще, в широкополой шляпе, надвинутой на самые брови и наполовину закрывавшей лицо поразительной бледности.

Отличаясь необыкновенной наблюдательностью, сыщик окинул его быстрым пытливым взглядом. Ему еще никогда в жизни не приходилось видеть такого неестественно бледного лица, какое было у незнакомца; вряд ли подобная бледность могла быть натуральной.

Повинуясь какому-то неясному предчувствию, Пинкертон стал следить за подозрительным субъектом. Тот тихими, кошачьими шагами направился к отделению, где выдавалась корреспонденция до востребования.

– Скажите, пожалуйста, не имеется ли пакета для Эм-Ка-семьсот тринадцать? – спросил он вполголоса.

Чиновник порылся в ящике и, найдя требуемый пакет, выдал его бледному молодому человеку, который торопливо сунул его в карман и тою же крадущейся кошачьей походкой вышел из почтовой конторы.

На улице тускло мелькали фонари; в двух шагах ничего нельзя было разобрать из-за сильного дождя, сопровождаемого пронизывающим до костей ветром. Неизвестный поднял воротник плаща и, не подозревая, что за ним наблюдают, остановился под ближайшим фонарем, который, под порывами ветра, грозил ежеминутно потухнуть, достал полученный в почтовой конторе пакет и вскрыл его.

Нат Пинкертон стоял почти у него за спиною.

Неизвестный, не успев прочесть и нескольких строк, глухо вскрикнул, зашатался, точно от полученного удара, и с перекошенным лицом, широко раскрытыми глазами уставился на письмо.

Так как замерший на месте незнакомец держал письмо прямо перед собой, под лучами фонаря, Нат Пинкертон, осторожно заглянув через плечо, успел заметить, что вместо подписи там стояло три креста.

Больше, однако, ему ничего не удалось подсмотреть; незнакомец увидел сыщика и, пробормотав какое-то проклятие, скомкал письмо и быстро сунул его в карман.

Нат Пинкертон, не торопясь, пошел дальше, как будто дело его вовсе и не касалось, спокойно завернул за ближайший угол налево, но тут остановился и стал выжидать.

Поведение неизвестного показалось ему в высшей степени подозрительным, и он решил понаблюдать за ним.

Незнакомец все еще стоял под фонарем, тяжело дыша, но Пинкертон ясно видел, как его бледное лицо исказилось страшной гримасой, а рука в кармане сжимала скомканное письмо, точно оно представляло какое-то драгоценное сокровище.

Несколько минут, несмотря на все усиливающийся ветер и дождь, неизвестный простоял неподвижно, а затем, погрозив кому-то в пространство кулаком, повернулся и быстро пошел своей странной походкой, точно к чему-то подкрадываясь. Он прошел всю улицу Парк-Роу, завернул на Катем-сквер и, дойдя до угла Катарина-стрит, вдруг исчез в старом пятиэтажном доме № 85.

Тотчас же у того же подъезда появился Нат Пинкертон и последовал за неизвестным.

В сенях горела керосиновая лампа, тускло освещая длинный темный коридор с деревянной лестницей, ведущей наверх.

Неизвестного нигде не оказалось; вероятно, он скрылся в подвале, так как за короткий промежуток времени, который прошел между его приходом и приходом сыщика, он никоим образом не мог успеть подняться хотя бы на первый этаж.

Нат Пинкертон прислушался около каждой двери, вышел на улицу, посмотрел, нет ли света в каком-нибудь окне; но все они были темны, а в доме по-прежнему стояла тишина.

В конце концов сыщик прекратил розыски. Правда, незнакомец казался подозрительным, однако определенных подозрений, кроме странной бледности и письма, подписанного крестами и, быть может, содержащего какое-нибудь роковое для него известие, у сыщика не было.

Пинкертон отправился к себе домой, решив не упускать из виду таинственного дома № 85 на Катарина-стрит.

Бледный молодой человек заинтересовал сыщика, смутно почувствовавшего, что ему еще раз придется с ним встретиться. Но он и не подозревал, как скоро это должно было случиться.

В шесть часов утра Ната Пинкертона разбудил звонок телефона, стоящего в спальне. Сыщик схватил трубку.

– Здесь Нат Пинкертон; кто говорит? – спросил он.

– Инспектор Мак-Коннел! Здравствуйте, мистер Пинкертон! Скажите, пожалуйста, вы сегодня чем-нибудь заняты?

– Здравствуйте, Мак-Коннел! Нет, пока еще ничем. Вам нужно что-нибудь от меня?

– Да! Ночью произошло таинственное убийство, в третьем этаже дома номер семьдесят девять на Сорок второй восточной улице! Жертва злодеяния – молодой человек по имени Джон Фельдор. Преступник обставил дело так, что с первого взгляда можно предположить самоубийство.

– Через двадцать минут, мистер Мак-Коннел, я буду к вашим услугам.

– Благодарю вас, мистер Пинкертон!

Сыщик повесил трубку, наскоро оделся и отправился на 42-ю восточную. В доме № 79 помещались меблированные комнаты, преимущественно занимаемые иностранцами.

Убитый, Джон Фельдор, оказался англичанином.

Пинкертон поднялся на третий этаж и в коридоре, покрытом коврами, застал нескольких полисменов. Дверь одной из комнат стояла широко раскрытой, и на ее пороге сыщик столкнулся с полицейским инспектором Мак-Коннелом.

– Хорошо, что вы пришли, мистер Пинкертон! Меня пугает это дело, опять какая-то особенно загадочная история!

Нат Пинкертон оглядел комнату. Это была спальня, убранная очень элегантно. К ней примыкала гостиная, обставленная чрезвычайно изящно. Дорогие картины и другие произведения искусства свидетельствовали, что убитый, занимавший эти комнаты, вероятно, обладал и состоянием, и вкусом.

Труп его, в одном белье, лежал на кровати. Это был молодой человек лет двадцати пяти, со спокойно застывшим лицом и чуть пробивающимся пушком над крепко сжатыми губами.

Правая рука, лежавшая на одеяле, держала револьвер, тогда как левая свешивалась с кровати. Пуля прошла через висок навылет.

Сыщик внимательно посмотрел на труп и спросил:

– Каким образом вы пришли к убеждению, что тут не самоубийство?

– Это установил полицейский врач, – ответил инспектор.

– И совершенно правильно, – добавил Пинкертон. – Если предположить самоубийство, то нельзя не удивиться, до чего самоубийца ловко прицелился. Пуля прошла через голову и, вылетев, ударилась вон там в стену.

– Полицейский врач, – продолжал Мак-Коннел, – нашел положение руки покойного, державшей револьвер, неестественным. Тогда мне пришла идея достать из стены пулю, что было нетрудно сделать, так как она вошла неглубоко. И вот тут-то мы и установили, что пуля была выпущена из револьвера совершенно другого калибра, чем тот, который вы видите.

– Это доказательство достаточно убедительно! Но ведь и в этом револьвере не хватает одного заряда.

– Совершенно верно. Убийца для большей правдоподобности, без сомнения, выпустил его.

– И, несомненно, в камин! – сказал сыщик, который, подойдя к камину, сунул в него голову и посветил электрическим фонариком.

– Разве никто в доме не слышал выстрелов?

– Нет. При сильном завывании ветра, свирепствовавшего прошлую ночь, они ускользнули от внимания жильцов.

– Имя покойного, кажется, Джон Фельдор?

– Да. Больше о нем ничего неизвестно.

– Кто содержит эти комнаты?

– Вдова Анна Клеменс. Я уже допросил ее, но из ее показаний нельзя вывести никаких заключений. Она знает только, что мистер Джон Фельдор, богатый англичанин, поселился у нее три месяца назад. Он часто уходил из дому, любил развлечения, но никогда не говорил ничего, что касалось его личной жизни. Особенное пристрастие он питал к изящным искусствам и нередко приносил домой новую картину или какое-нибудь произведение искусства, которые вы видите здесь в таком большом количестве.

– Неужели миссис Клеменс совсем не знает, где молодой человек бывал?

– Я знаю только, что он иногда ходил в Стар-клуб! – послышался в эту минуту голос миссис Клеменс, добродушной седой старушки, вошедшей в комнату.

Пинкертон поклонился хозяйке и назвал себя.

– В Стар-клуб? – переспросил он. – Где он помещается?

– На Пятьдесят восьмой улице, номер двести сорок пять.

– У мистера Фельдора были там друзья?

– Наверное не знаю: сюда он никогда не приводил ни одного знакомого, да и его никогда никто не спрашивал.

– Когда мистер Фельдор был последний раз в клубе?

– Недели три назад. До этого он каждую неделю бывал там несколько раз, а с тех пор что-то перестал.

– А где он еще бывал, вы не знаете?

– Он часто посещал театры, однако, какие – этого тоже не могу сказать. Он вообще любил веселиться, но никогда ничего об этом не говорил. Иногда он целыми часами просиживал у себя в комнате и писал необыкновенно длинные письма.

– Не отправляли ли вы их когда-нибудь?

– Нет, он всегда отправлял их сам.

– И адреса на них вам не приходилось прочитывать?

– Никогда.

– Какие марки наклеивались на эти письма?

– Всегда пятицентовые.

– Значит, письма посылались здесь, по Америке. Для Англии требуются десятицентовые, – сказал Пинкертон. – А так, вообще, в молодом человеке не было ничего особенного, обращавшего на себя невольное внимание?

– Нет! А впрочем… он часто как-то особенно выглядел грустным. Когда по утрам я, бывало, приносила ему в комнату завтрак, то нередко заставала его сидящим за письменным столом, ничем не занятым, погруженным, по-видимому, в тяжелое раздумье. Раз я даже заметила у него на глазах слезы!

– А вы никогда не спрашивали, что так сильно огорчает его?

– Раз спросила, но он так огрызнулся, что я больше никогда не рисковала. Да и вправду, какое мне дело?

– Скажите, пожалуйста, часто мистер Фельдор получал письма или деньги?

– Нет, очень редко. Вначале я недоумевала, на что, собственно говоря, он существует, но однажды нашла на столе чековую книжку банка «Юнион». Очевидно, он перевел свой капитал из Англии сюда и по мере надобности брал деньги с текущего счета.

– Из какого именно города Англии приехал мистер Фельдор?

– Из Лондона.

– Гм. Надо будет навести там справки. Может быть, через посредство банка «Юнион» нам удастся собрать более точные сведения о таинственной личности этого мистера Джона Фельдора! Благодарю вас, миссис Клеменс! Пока мне больше не о чем вас спрашивать.

После этого сыщик принялся за тщательный обыск. Он начал с убитого, потом осмотрел кровать и наконец с лупою в руке дюйм за дюймом исследовал весь пол.

Особенное внимание он обратил на камин: среди истлевших углей он ясно различил остатки сожженной бумаги и, пошарив в золе, вскоре нашел в ней кусок письма, верхняя часть которого совершенно обгорела, тогда как нижняя – вполне сохранилась.

Едва только взглянул он на слова, которые еще можно было прочесть на полуобгоревшей бумаге, как вскочил, пораженный до такой степени, что невольно вскрикнул.

– Что это? Да это немыслимо! Не верится просто! – взволнованно прошептал он.

Инспектор Мак-Коннел взял поданную ему сыщиком бумагу и прочел на ней:

«будь проклят убийца Артура Повелла.

+ + +»

Инспектор Мак-Коннел недоумевающе покачал головой, а Нат Пинкертон сейчас же припомнил до мельчайших подробностей случившееся с ним накануне происшествие.

Не то ли это было письмо, которое так испугало неизвестного с мертвенно-бледным лицом? Три креста доказывали это с почти непреложною очевидностью, да и слова обгорелого письма вполне соответствовали странному поведению бледного человека: недаром же он пришел в такое ужасное волнение.

Неужели незнакомец и был убийцей? Теперь дом № 85 на Катарина-стрит сразу получил какое-то страшное значение для сыщика.

– Я пока еще ничего не могу сказать, мистер Мак-Коннел, однако странное приключение со мной, не более как вчера вечером, кажется мне стоящим в связи с совершенным здесь преступлением. Пока у меня нет еще никаких положительных доказательств, но я почти не сомневаюсь! Быть может, завтра я дам вам необходимые разъяснения и представлю таинственного убийцу Джона Фельдора!

С этими словами Нат Пинкертон взял шляпу, простился с инспектором и немедленно же отправился на Катарина-стрит.

Глава II
Неприятный жилец

Через некоторое время сыщик стоял перед мрачным домом, до которого накануне проводил незнакомца с бледным лицом, после того как тот получил письмо, подписанное тремя крестами, адресованное «М. К. 713».

Войдя в темные сени, сыщик прежде всего подошел направо к низкой двери, за которой слышалось какое-то негромкое постукивание. Он открыл дверь и очутился в мастерской сапожника, который, сидя у тусклого окна, усердно занимался своей работой.

При виде вошедшего, незнакомого ему, хорошо одетого господина старичок сначала посмотрел с некоторым удивлением. Должно быть, нечасто заходили к нему такие посетители, вот почему он поторопился встать и вежливо поклонился:

– Чем могу служить? Может быть, джентльмен хочет заказать себе пару новых сапог? Товар у меня самый хороший, первый сорт!

Нат Пинкертон не без сожаления взглянул на старика, которому, вероятно, давно никто ничего не заказывал, и, повинуясь какому-то внезапному внушению, присел на деревянную табуретку.

– Снимите-ка с меня мерку. Надоели мне эти готовые сапоги; хочется, наконец, иметь хорошую удобную обувь.

Обрадованный сапожник сейчас же принялся за дело. Пока он снимал мерку, Пинкертон заговорил с ним:

– Кажется, в этом доме живет молодой человек по имени…

Он сделал вид, что припоминает.

– Не могу припомнить! – сказал он наконец.

– На каком этаже он живет? – спросил сапожник.

– Если не ошибаюсь, в подвале. Вы, вероятно, его знаете. Он всегда ходит в темном плаще и широкополой черной шляпе. Лицо у него необыкновенно бледное.

– А, вы говорите об иностранце, который живет у вдовы Стралерс! Он актер, его имя Адамс.

– Адамс? Да, да, кажется, так! Он актер, вы говорите? Где же он играет?

– Не могу вам сказать. Вдова Стралерс и сама не знает этого. Он никогда об этом не говорил, да и вообще он какой-то неразговорчивый, скрытный. У него масса всякого рода масок и костюмов. Иногда он уходит из дому среди ночи, а возвращается только на рассвете! Вдова Стралерс была бы рада, если б могла отделаться от этого неприятного жильца.

– А как вы думаете, теперь Адамс дома?

– Может быть. В это время он обыкновенно лежит еще в постели.

– А у него всегда такое бледное лицо?

– Бледное? Напротив, у него румянец во всю щеку! Только иногда, когда он, как я вам говорил, отправляется на представление, в котором играет роль духа, он покрывает свое лицо густым слоем белил.

– Странный человек. Все это вы узнали от вдовы Стралерс?

– Да. Она каждый день приходит ко мне поболтать часок-другой.

– А что же, этот Адамс хорошо и аккуратно платит?

– До сих пор всегда платил в срок. Да и вообще он, кажется, живет довольно хорошо.

– Может быть, у него есть родственники в Нью-Йорке или в каком-либо другом городе Соединенных Штатов?

– Этого тоже не могу сказать. О своих семейных обстоятельствах он никогда не говорил.

– Не упоминал ли он когда-нибудь имени Артура Повелла?

– И об этом ничего не знаю. Да вы лучше поговорите с самой вдовой Стралерс. Попросить ее, чтобы она пришла сюда?

– Я был бы вам очень благодарен.

Сапожник, окончив снимать мерку, поспешно отправился к вдове Стралерс, которая занимала квартиру, расположенную налево от сеней и выходившую окнами во двор, и через минуту вернулся с какой-то старушкой, одетой просто и опрятно, производившей симпатичное впечатление.

– Вы хотите расспросить меня относительно моего жильца? – сейчас же начала она. – Вы, вероятно, от полиции? Он, должно быть, совершил какое-нибудь преступление? О, я всегда предполагала нечто подобное!

– Отчего же вы это предполагали? – осведомился сыщик.

– Да оттого, что Адамс какой-то странный. Эти вечные отлучки куда-то по ночам всегда пугали меня. Несколько раз я видела, когда он уходил: лицо у него тогда бывало белое, как снег! Ходит он тоже как-то особенно, не наступая как следует. Он говорил мне раз, что на сцене всегда играет роли интриганов, и при этом засмеялся таким неприятным, страшным смехом, что я даже вздрогнула!

– Сейчас он дома?

– Да, спит. До самого обеда всегда валяется в постели!

– А чего-нибудь особенного о нем вы не можете мне рассказать?

– Иногда он говорит у себя в комнате каким-то страшным, глухим голосом, точно из могилы. У меня мороз проходит по коже каждый раз, когда я его слышу! Как-то раз я даже сказала ему, чтобы он оставил это, но он ответил, что учит роль и что мне придется с этим примириться. Так он и продолжал делать свои страшные упражнения!

– А не различали ли вы в его речи отдельных слов?

– Связной речи никогда и не слышала. Он вечно твердит о смерти, о неотвратимом суде Божьем, о небесной каре, которая постигает каждого виновного.

Нат Пинкертон задумался.

– Боюсь, что он слишком хорошо играет свою роль интригана, только не в театре, а в жизни! Не знаете ли, миссис Стралерс, есть у него здесь какие-либо родственники?

– Не знаю.

– И имени Артура Повелла тоже никогда от него не слышали?

Лицо старушки сразу просветлело.

– Артур Повелл? Как же, как же, слышала! Погодите, когда же это было? Ах да, имя Артура Повелла он произносил несколько раз в тех разговорах с самим собою, которые он называл репетициями.

– Каким же тоном он произносил это имя?

– Насколько помню, глухим, угрожающим.

– Прекрасно! Знаете, мне все-таки хотелось бы поговорить с этим мистером Адамсом. Проводите меня к нему, миссис Стралерс. Он запирается у себя в комнате?

– Да!

– Все равно, это не мешает. Постучитесь к нему и скажите, что вам необходимо с ним переговорить, а вместо вас войду я.

– Хорошо, так и сделаю. Не правда ли, вы от полиции? О боже мой! Какой ужас, если этот Адамс в самом деле преступник! Еще, пожалуй, и меня, бедную старуху, заподозрят заодно! Горемычная я, в самом деле!

– Будьте совершенно покойны, миссис Стралерс. С вами ничего не случится. Одного взгляда на ваше честное лицо достаточно, чтобы понять, что вы порядочная женщина! Прощайте, мастер, поскорее сделайте мне сапоги.

Вот вам пять долларов задатку. А до поры до времени никому не говорите о том, что я здесь у вас разузнавал.

Старик-сапожник с сияющим лицом спрятал щедрый задаток и принялся уверять сыщика, что сошьет ему прекраснейшие и прочные сапоги.

После этого Пинкертон пошел за вдовою в ее квартиру. Войдя в маленькую темную переднюю, миссис Стралерс подошла к двери налево и постучалась.

– Мистер Адамс! – кликнула она.

Вместо ответа сначала послышался только громкий зевок.

– Что такое? – спросил наконец заспанный голос.

– Мне обязательно необходимо с вами переговорить. Откройте!

– Лень вставать. Если хотите, можете сказать через дверь!

– Да дело очень важное!.

– Так что ж такое! Скажите в нескольких словах. Если мне покажется нужным, я вам тогда открою.

– Нет, я так ничего не могу сказать!

– Так подождите, пока я встану к обеду, а теперь не мешайте мне!

– Не говорите больше ничего, миссис Стралерс, – шепнул Нат Пинкертон. – Идите в кухню и хорошенько хлопните дверью, чтобы он слышал, что вы ушли.

Старушка исполнила желание сыщика, а Нат Пинкертон наклонился и, заглянув в замочную скважину, убедился, что ключа в замке не было. Тогда он достал свои отмычки и с изумительной ловкостью принялся работать около замка, не производя ни малейшего шума.

Адамс, лежащий в постели, не слышал ни одного звука, пока замок не щелкнул. Тут он приподнялся и резко крикнул:

– Кто там у дверей?

– Я! – сказал Пинкертон, переступая порог комнаты, убранной просто, но чисто и красиво.

Адамс сидел на постели и широко раскрытыми глазами уставился на неизвестного ему посетителя. Сыщик немедленно же узнал в нем того самого незнакомца, которого накануне провожал из почтовой конторы, почувствовав неопределенное подозрение.

Актер с проклятием выскочил из постели:

– Черт возьми, что это значит? Что вам нужно здесь? Как вы смеете взламывать дверь и врываться в чужую комнату?

– У меня к вам очень важное дело, – ответил Нат Пинкертон, прикрывая за собою дверь.

Адамс смотрел на сыщика глазами, полными ужаса, и, точно подозревая, что дело это не может быть ему особенно приятно, крикнул с нескрываемой досадой:

– Не хочу я ничего слышать! С людьми, которые таким образом проникают ко мне, я не желаю иметь никакого дела!

– Мало ли что вы не желаете, мистер «Адамс», хотя я мог бы вас назвать и настоящим именем, потому что знаю его.

Лицо актера так и перекосилось:

– Что вам нужно? Меня зовут Адамс, и никакого другого имени у меня нет!

Сыщик презрительно улыбнулся:

– Я уже говорил вам, что знаю ваше настоящее имя. Но теперь – к делу! Знаете ли вы, кто меня посылает?

Это было сказано необыкновенно решительно, а вместе и грозно, и Адамс, который успел уже кое-как одеться, обеими руками схватился за спинку стула, точно собирался ударить им непрошеного гостя.

– Черт возьми! Я уже говорил вам, что не желаю иметь с вами дела! Убирайтесь вон отсюда и скажите тому, кто вас послал, чтобы он пришел сам, если ему что-нибудь от меня нужно!

– Это невозможно. Мистер Артур Повелл не может прийти сам!

Имя Артура Повелла ошеломило актера, точно его ударили обухом по голове. Он вздрогнул и отшатнулся.

– Это неправда! – прохрипел он после минутной паузы. – Вас послал не Повелл!

– А отчего бы нет? – насмешливо спросил Нат Пинкертон. Сыщик был убежден, что говорит о человеке уже мертвом, убитом.

– Артур Повелл не знает, что я здесь.

– Нет, знает!

– Он тяжко болен?

– Очень тяжко.

– А какое же вы мне принесли от него известие?

– Он велел вам сказать, чтобы вы навестили его как можно скорее.

– Откуда он узнал, что я вернулся?

– Этого не знаю. Так как мне приказали сообщить вам об этом как можно скорее, а вы не пожелали открывать, то я вошел насильно. Ну-с, так какой же ответ? Придете к мистеру Повеллу?

– Да, приду, сегодня же! Скажите ему, что я приду непременно!

– Прекрасно! Мистер Повелл будет очень рад. Только я порошу вас написать, что вы придете, а то мистер Повелл, пожалуй, не поверит мне.

– Скажите старику, что говорили со мной лично!

– Нет уж лучше напишите. Ведь у вас на письменном столе все есть, что нужно. Напишите записку.

Адамс проворчал что-то себе под нос, но сел и стал писать, Пинкертон стоял за его спиной и глядел через плечо. Адаме писал:

«Зайду к тебе в течение сегодняшнего дня и, во всяком случае, никак не позже завтрашнего утра. До свидания! Тогда же получишь и объяснение, почему я остался здесь.

Твой…»

Здесь Адамс остановился.

– Подписывайтесь, – сказал Нат Пинкертон.

– Нет, не нужно. Повелл хорошо знает мой почерк.

– Так подпишите хоть начальные буквы М.К

Актер вздрогнул и бросил на сыщика полный

ненависти и страха взгляд. Он опять пробормотал что-то невнятное, но все-таки поставил названные сыщиком буквы и вручил записку Пинкертону.

– Ну, надеюсь, вы теперь довольны?

– Нет, уж как хотите, а придется вам вложить записку в конверт и написать адрес. Не стану же я, в самом деле, подавать мистеру Повеллу какую-то сложенную бумажку!

– Но ведь это совершенно излишне!

– У приличных людей так не принято.

– Ну, бог с вами!

Адамс достал конверт и надписал. «Мистеру Артуру Повеллу, Нью-Йорк».

– Пожалуйста, полный адрес! – сказал сыщик.

– Но…

– Без всяких но, полный адрес!

Актеру снова пришлось повиноваться. Злобно стиснув зубы, он прибавил еще: «76-я улица, Запад, 456».

Тут только сыщик принял письмо и сунул себе в карман.

– Я сейчас же отнесу это мистеру Повеллу, – сказал он. – Старый джентльмен будет очень рад, что вы согласились прийти!

Адамс ничего не ответил, бросив только на уходившего сыщика злобный взгляд, но когда Пинкертон уже подошел к двери, актер вдруг позвал его обратно:

– Вот что. Кто же вы, собственно, такой? Каким это образом вы вдруг являетесь посланным от мистера Повелла?

– Это вышло случайно, – спокойно ответил Пинкертон.

– Вы служите у него?

– Нет. Я только очень хорошо знаком с ним.

– А каково теперь здоровье мистера Повелла?

Сыщик загадочно улыбнулся, но ответил совершенно хладнокровно:

– При данных обстоятельствах – хорошо!

– Я буду очень рад снова увидеть его. Скажите, что я приду непременно!

Сыщик раскланялся и вышел. В передней он остановился и, вырвав листик из своей записной книжки, особым, только ему и его помощникам понятным шифром, написал Бобу Руланду на частную квартиру, прося его немедленно же отправиться на Катарина-стрит и зорко следить за неким Адамсом, мнимым актером, живущим в № 85, у вдовы Стралерс.

Затем сыщик снова зашел в мастерскую сапожника и попросил его немедленно доставить записку по адресу, сам же отправился на 76-ю улицу, взяв извозчика, чтобы попасть туда как можно скорее.