Текст книги "Роза Спиркреста (ЛП)"

Автор книги: Аврора Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 15
Горькая таблетка

Я стараюсь не замечать Камми, проскакиваю мимо нее и ухожу, но она следует за мной, уперев руки в бока.

– Я, черт возьми, так и знала! – окликает она меня сзади. – Тебе действительно нравится этот парень! Ты видела, на какой машине он ездит? Он садовник на полставки, черт возьми, и его, наверное, могли бы уволить за то, что вы двое делаете…

Остановившись на месте, я повернулся к ней лицом. – Ты мне угрожаешь?

Ее темные глаза расширились до почти комического размера. Она выглядела бы глупо, если бы не была такой сексуальной. – Конечно, нет, Роза! Я твоя подруга. Я никогда не предам тебя, но…

– Если бы ты была моей подругой, ты бы не преследовала меня! – восклицаю я, задыхаясь от гнева.

Я разворачиваюсь и снова ухожу, но на этот раз Камми останавливает меня, хватая за руку. – Я следила за тобой только потому, что мне было интересно, и если я твоя подруга, это не значит, что я позволю тебе испортить свою собственную жизнь.

– Как я могу испортить свою жизнь?

Камми закатывает глаза и разочарованно вскидывает руки. – Весь твой план – Роза, он не сработает, если ты на самом деле влюблена в этого парня!

– Я никогда не говорила, что влюблена в него! – Даже когда я произношу эти слова, они кажутся мне ложью. – Ты делаешь поспешные выводы! Если все твои отношения были неудачными, это не значит…

– Так ты признаешь, что это отношения? – говорит она, почти крича в своем триумфе.

– Понижай свой гребаный голос! – шиплю я, притягивая ее ближе. – Очевидно, что это отношения – они должны выглядеть как отношения, помнишь? Но это не значит, что они настоящие.

– Он знает об этом?

Кажется, она не в состоянии произнести его имя – может быть, она его забыла, – но я тоже не могу его произнести. Сказав его имя, я почувствовала бы, что все это слишком реально, что сказать его имя слишком больно.

– Конечно, он этого не знает. Не будь дурой!

– Все это, – Камми сделала жест руками, – полный пиздец. Ты проводишь все это время с этим парнем, потому что он тебе нравится, и совершенно ясно, что ты ему тоже нравишься, а теперь ты говоришь мне, что собираешься просто бросить его, когда твой отец вернет тебе деньги?

– Это моя гребаная жизнь! – Я кричу, мой голос густой от сдерживаемых рыданий. – Я не обязана объясняться с тобой!

– Разве ты не видишь, что я пытаюсь защитить тебя? – говорит Камми. – Ты собираешься все испортить из-за какого-то дрянного горожанина, который думает своим членом и не имеет ни малейшего отношения к делу…

Я даю ей пощечину с такой силой, что у меня щиплет ладонь. На мгновение воцаряется тишина, ледяной ветер шевелит листву окружающих нас деревьев, словно шокированный ропот наблюдающей толпы. Секунду мы смотрим друг на друга, оба в ужасе. Лицо Камми сразу же краснеет. Она подперла щеку рукой и покачала головой.

– Ты думаешь, что ты намного лучше, чем все остальные, – говорит она, ее голос дрожит. – Но ты всего лишь избалованная, пустоголовая папина дочка.

Я сжимаю руку в кулак, чтобы остановить покалывание в ладони. Мой голос тоже дрожит, когда я отвечаю. – По крайней мере, я не лицемерная, осуждающая стерва.

– Угадай, что, Роза? – Камми усмехается. – Трахать кого-то только потому, что он бедный, так же плохо, как и не трахать кого-то потому, что он бедный. Ты такая же осуждающая, как и я – ты просто фетишизируешь свои предрассудки.

И с этими словами она разворачивается и уходит.

Я позволяю ей уйти. Долгое время я просто стою на тропинке, деревья теснятся вокруг меня, скрывая меня в своих тенях. Сначала слова Кэмми почти не воспринимаются. Я стою, как манекен, без выражения и эмоций. Ничто не кажется реальным. Все кажется холодным.

Но как только я возвращаюсь в свою спальню, я разражаюсь слезами. Я бросаюсь на кровать, зарываясь лицом в подушки, и рыдаю так сильно, что все тело сотрясается в конвульсиях. Подушки заглушают мои жалкие причитания, а грудь болит от рыданий.

Я плачу не потому, что поссорилась с Камми, не потому, что мы рассорились и, возможно, никогда больше не будем друзьями. Я плачу даже не из-за ее оскорблений, не из-за того, что она преследовала меня и предала мое доверие.

Я плачу потому, что, какими бы отвратительными ни были слова Камми, она все равно сделала то, что не смогла сделать я.

Она сказала правду.

На следующий день мой отец присылает такси, чтобы забрать меня из Спиркреста и привезти в отель, где мы оба собираемся остановиться. Он уехал на встречу, но его девушка, Луана, встречает меня в холле отеля, и мы вместе обедаем.

Все всегда ожидали, что я возненавижу Луану. Она высокая, бразильянка, до смешного красивая, и она всего на шесть лет старше меня. И мне действительно неприятно, что мой отец встречается с ней, но только потому, что я искренне верю, что Луана могла бы добиться гораздо большего, чем он.

Ее улыбка ослепительна, когда она видит меня, и мы обнимаемся, как лучшие подруги: мои руки обвивают ее талию, ее – мою шею. Она всегда пахнет – божественно вкусно. Наконец мы отстраняемся друг от друга, и она наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеки, ее волосы мягкие, как ангорский шелк, когда они касаются моего лица.

– Ты сегодня очень грустная, Фина, – говорит она, когда мы садимся вместе за поздний завтрак. – Ты не рада гала-концерту?

– Не очень, – вздыхаю я.

Мне очень хочется сказать Луане правду, рассказать ей все и попросить совета, но она слишком близка с моим отцом. Это было бы ошибкой. Кроме того, я не знаю, могу ли я доверять советам об отношениях от человека, который намеренно решил встречаться с моим засранцем-отцом.

– Это из-за твоего папы? – осторожно спросила она. – Ты же собираешься помириться сегодня вечером?

– Посмотрим, – пробормотала я.

Помириться с отцом никогда не бывает так просто, как просто поговорить. Он настолько манипулятивен и властолюбив, что все, что связано с ним, должно быть игрой, или борьбой, или маневром. Вот почему я была вынуждена сделать то, что сделала.

Ной не заслуживает этого. Он не заслуживает того, чтобы его втягивали в эту глупую перепалку. Чтобы его использовали как пешку в шахматной партии с маньяком.

Я злюсь на отца, потому что я не должен впутывать ни в чем не повинного человека во что-то столь отвратительное только для того, чтобы следовать своей мечте. Но больше всего, я понимаю, я злюсь на себя.

За то, что я такой же ужасный, как и мой отец. За то, что использую окружающих только для того, чтобы получить то, что хочу.

– Я просто не хочу становиться таким, как он, – признаюсь я Луане. – Я хочу стать самим собой, жить своей жизнью.

– Я знаю, – говорит она, протягивая руку через стол, чтобы взять меня за руку. Вокруг нас в ресторане отеля тихо, музыка заглушается мягкими белыми коврами, мрачный дневной свет смягчается бронзовыми абажурами. – Просто скажи это своему отцу – он поймет.

– Ты же знаешь, он не поймет. Он хочет, чтобы я делала то, что он хочет – он всегда хочет, чтобы все было по-его. Я так устала от этого, Лу! Разве я не сделала все, что он хотел до сих пор?

Ореховые глаза Луаны грустны, когда она слушает меня. Она бы помогла мне, если бы могла, я это знаю. Но она так же застряла, как и я, и теперь я просто заставляю ее грустить без причины. Я заправляю волосы за уши и качаю головой, заставляя себя улыбнуться.

– Прости, Лу, я не хотела портить тебе настроение. Я скучала по тебе, ты знаешь.

– Я тоже по тебе скучала, – говорит она, сжимая мою руку. – Ты выглядишь все красивее с каждым разом, когда я тебя вижу.

– Спасибо. – Я издаю воздушный смешок. – Ты всегда знаешь, как поднять мне настроение.

– Да, – говорит она, поднимая палец. – Шампанское, комплименты и массаж. Это коктейль "Фина"!.

Остаток утра мы проводим за разговорами о других вещах. Я стараюсь изо всех сил наслаждаться всем тем, что мне нравится: красивым отелем, роскошным спа-центром, процедурами, дорогим шампанским. Но во рту остается горький привкус.

Этот горький привкус остается каждый раз, когда я вспоминаю, что собираюсь предать Ноя.

Сияющая и надушенная после спа-салона, я возвращаюсь в свою комнату и проверяю телефон, чтобы найти сообщение, которое ждет меня.

Ной : Не могу дождаться, когда увижу тебя сегодня вечером, принцесса.

Мое сердце замирает. Я опускаюсь в бархатное кресло рядом с огромным букетом лилий. Роскошь гостиничного номера заставляет меня вспомнить о квартире Ноя, о стенах без отделки, о нитяном ковре. Одна ночь в этом гостиничном номере, вероятно, стоит больше, чем его арендная плата.

Напоминание о том, что мы живем в разных мирах. Напоминание о том, что у нас ничего не получится.

Я опускаю взгляд на свой телефон, мой желудок сжимается в комок. Это такое милое сообщение – сладкое и честное, как и он сам. Что мне ответить?

Если бы я ответила правду, мне пришлось бы сказать, что я тоже не могу дождаться встречи с ним. Что я хочу увидеть его лицо, поцеловать его губы, позволить ему обнять меня и почувствовать себя в безопасности.

Но правда еще и в том, что я собираюсь привести его на глазах у толпы хищников, которые будут нюхать его нищету, как акулы нюхают кровь. А потом я приведу его прямо к самому большому хищнику, самой уродливой акуле – моему отцу, Роберту Розенталю.

И я использую его как приманку, чтобы получить то, что мне нужно.

И если я получу то, что хочу, я отправлю его домой одного. Выброшу его, как пустую обертку, как только закончу его использовать.

Я никак не могу оправдать это перед собой. То, что я должна сделать, это не то, что я хочу сделать. То, что я должна сделать, это не то, что я думаю, что я могу сделать. Я должна просто признать правду, сказать ему, чтобы он не приходил, сказать ему, что это просто ловушка. Но я не могу заставить себя сделать это. Все сводится к тому, что мне дороже: мой трастовый фонд или чувства Ноя. Мой план или мои принципы.

Деньги или любовь.

Я пишу ему ответное сообщение.

Роза: Я тоже

У меня было пять разных вариантов того, что надеть на гала-концерт, но как только я начала собираться, идеальный выбор стал очевиден.

Четыре платья – дизайнерские: эфемерное Elie Saab, расшитое тысячами кристаллов, два платья Dior из той же коллекции – голубое и серебристое – и платье Miss Sohee из двух частей розово-лепесткового цвета.

Пятое – мое собственное творение.

В нем сочетаются элементы всех остальных платьев. В нем есть структура и элегантность Dior, драматический силуэт Miss Sohee, нежная женственность Elie Saab и, самое главное, характер образа Грязной Принцессы. Длинная юбка состоит из слоев диафрагмы, которая будет обнажать мои ноги всякий раз, когда я буду проходить мимо источника света, а отвесный V-образный вырез строгого лифа украшен украшениями, похожими на лепестки.

И это не просто платье. Это вещь, над которой я работала часами. Символ того, чего я способна достичь, послание моему отцу, что это не просто хобби, не что-то, чем я занимаюсь, чтобы скоротать время, когда мне скучно, и не попытка придать себе индивидуальность.

Это моя страсть, мое искусство. Я сама создавала жесткую конструкцию лифа, снова и снова прокалывая пальцы иголками. Я кропотливо сшивала и собирала ткань на воротнике, имитируя цветы, а юбку укладывала слоями, чтобы она одновременно и скрывала, и открывала.

Это мое платье – мое творение, и я горжусь им.

И если мой отец не может смириться с тем, что это то, чем я хочу заниматься, то это его проблема. Я больше не позволяю ему дергать меня за ниточки. Я больше не позволю ему управлять мной так же, как он пытался управлять моей матерью. Пришло время мне самой постоять за себя.

И хотя эта ночь может закончиться только разбитым сердцем, я, по крайней мере, рада, что не буду одна делать то, что, как я знаю, должна.

Глава 16
Коктейльная пытка

Ной немного опоздал, но встретил меня в холле отеля, как я и просила. Я замечаю его сразу же, как только он входит, но не потому, что он выделяется или кажется не на своем месте – нет. Во всяком случае, не так, как я ожидала. Видно, что он постарался, а благодаря работе, которую я проделала над его костюмом, он выглядит так же хорошо одетым, как и любой из мужчин, входящих и выходящих из бара отеля.

Я замечаю его, потому что его глаза сразу же находят мои, и его лицо светлеет, как будто он стоит посреди восхода солнца. Его радость при виде меня ощутима, она наполняет пространство между нами, как летнее солнце, теплом и уютом.

Он спешит ко мне, и хотя мы окружены роскошью отеля – мрамор, золото, хрустальные люстры, – именно я произвожу на Ноа самое сильное впечатление.

– Вау, ты выглядишь как настоящая принцесса, – говорит он, беря меня за руку и заставляя медленно кружиться перед ним. – Ты уверена, что ты не королевская особа? Как ваше полное имя, Серафина Розенталь? Возможно, вы будущая королева какой-нибудь европейской страны.

Я смеюсь, немного взволнованная тем, что он вспомнил мое имя, но в основном утешенная его восхищением.

– Пожалуйста. Я всего лишь простая американская девушка.

– Нет, не простая. – Он наклонился вперед, чтобы поцеловать меня в щеку. – В тебе нет ничего простого, Сеф.

Он отстраняется и проводит рукой по моему затылку. – Тебе идет прическа.

– Правда? – спрашиваю я, мои щеки пылают от жара.

– М-м-м. Тебе следует почаще носить их причесанными.

Я бросаю на него взгляд. – В любом случае, ты только испортишь его.

Он ухмыляется. – В этом-то и смысл.

Какой части Ноа мне будет не хватать больше всего, если я выберу деньги, а не его? Его сильного тела, его объятий, его поцелуев? Его тепла, его бесстыдного, открытого обожания и восхищения? Говорить с ним, быть с ним или трахаться с ним? Смеяться с ним, дразнить его?

Все это.

Я бы все это упустила.

Он протягивает мне руку. – Ну что? Пойдем? Ты ведь знаешь, что я никогда не был на гала-вечере?

– По сути, это как супермодный званый ужин, но журналисты фотографируют тебя, когда ты входишь.

Он смеется. – Ты же знаешь, что я тоже никогда не был на званом ужине, верно?

– Не был?

– Нет! – Он с мальчишеским смехом ткнул меня локтем в бок. – Мне двадцать, принцесса, а не какой-нибудь банкир средних лет. Я делаю нормальные вещи, например, хожу на вечеринки и в бары с приятелями.

Я поднимаю бровь. – Я тоже делаю нормальные вещи, знаешь ли.

– Нет, не знаешь. Пойдем со мной на следующую вечеринку, на которую я пойду, и тогда ты увидишь, как это делают нормальные люди.

Мое сердце учащенно забилось. Я хватаю его за руку. – Ты хочешь познакомить меня со своими друзьями?

Он ухмыляется. – Я должен показать тебя, не так ли?

На секунду я теряю дар речи. От того, что он думает о совместной жизни в будущем, от того, что он явно хочет видеть меня в своей жизни. Я не могу понять, насколько сильно я хочу того, что он описывает. Ходить на обычные домашние вечеринки, позволять ему показывать меня. Встречаться с его друзьями – быть частью его жизни.

Камми была права, в конце концов. Я действительно все испортила.

– Конечно. – Я переплетаю свою руку с его и надеваю свою самую блестящую улыбку. – В любом случае, просто следуй моим указаниям. Все будет хорошо.

Мы выходим из отеля, когда я что-то замечаю. Я останавливаюсь на месте. – Ной.

– Да?

Я закрываю рот руками. – Почему ты носишь рюкзак?

– Потому что, – говорит он, жестом показывая на рюкзак, как будто я еще не уставился на него в ужасе, – он мне нужен, чтобы нести свои вещи в поезде.

– В поезде? Но у вас же есть машина.

Он издал смешок недоверия. – Водить машину? В Лондоне? Господи, да ты действительно американка.

Я хочу сказать, что никогда не вожу машину в Лондоне – меня просто возят по городу, но, думаю, это только укрепит его аргументы, а не мои.

– Ну, а что тебе вообще нужно? Что у тебя там вообще есть?

– Ну, знаешь, стандартные вещи. – Он снимает ремень с плеча и расстегивает рюкзак. – Например… зарядное устройство, наушники, вода – обычные вещи.

– Обычные вещи? – Я достаю то, что выглядит как синий пластиковый бочонок с ручкой. – Боже, что это?

– Это моя бутылка с водой. Нужно поддерживать нормальный уровень воды.

– Я знаю о важности гидратации, Ной. Но это просто…

Я наблюдаю за тем, как он медленно убирает свою огромную бутылку с водой обратно в рюкзак. Выражение лица у него озадаченное. Он явно не понимает, почему это так нелепо – принести галлон воды на благотворительный гала-концерт. Закрыв пространство между нами, я прижимаюсь поцелуем к его губам.

– Ты такой милый, – говорю я ему в губы, прежде чем отстраниться. – Пойдем, я попрошу персонал отнести твой рюкзак в мою комнату. Ты можешь прийти и забрать его позже. Давай поторопимся, лимузин уже ждет нас.

Его глаза расширились, когда мы поспешно вышли из отеля. – Лимузин?

Я ухмыляюсь. – Дай угадаю – ты никогда раньше не ездил на лимузине.

– Очевидно, нет. Ты первая богатая девушка в моей жизни.

Я поднимаю бровь. – О, первая? Или сколько их?

Он смеется. – Зависит от того, как долго ты будешь держать меня рядом, не так ли?

– Не могу поверить, что ты уже планируешь заменить меня на другую богатую девушку.

Он обхватывает меня за плечи и сжимает мою талию, когда перед нами останавливается лимузин. – Ты привила мне вкус к этому образу жизни.

Мы смеемся, и только когда мы оба садимся в лимузин, я понимаю, что он только что назвал меня своей девушкой.

Но разве не в этом был план? Чтобы он думал, что у нас есть отношения?

Что не входит в план, так это то, как сильно мне это нравится. То, как мне хочется улыбаться до боли в щеках, то, как от этого кожа покрывается мурашками и становится теплой, как будто я купаюсь в солнечных лучах, то, как от этого мое сердце становится таким полным, что может взорваться.

О боже. Я действительно облажалась.

В арт-галерее все так, как я и предполагала: блеск знаменитостей в дизайнерских платьях, влиятельные люди от кутюр и представители высшего общества, у которых больше денег, чем они могут потратить за всю свою жизнь.

Взявшись за руки с Ноем, я поднимаюсь по ковровым дорожкам в направлении атриума галереи. Вокруг нас мелькают камеры, репортеры из социальных сетей с крошечными микрофонами, зажатыми в длинных акриловых трубках, толпятся по краям ступенек.

Ной крепко обнимает меня.

– Почему ты не сказала мне, что все будет так шикарно? – пробормотал он мне в ухо.

– Все не так уж и причудливо, – отвечаю я, прижимаясь к его щеке. – Не волнуйся, я не оставлю тебя, хорошо?

В засаде нас встречает знаменитый журналист, одетый в изысканную двойку из розового атласа.

– Серафина Розенталь, детка, ты же знаешь, что я обожаю все, что ты носишь.

Я любезно улыбаюсь в ответ, и мы обмениваемся поцелуями в щеку. – И я тебя!

– Ты расскажешь всем модницам, что на тебе сегодня?

– Конечно. – Я поворачиваюсь к камере, даря ей свою лучшую улыбку для социальных сетей. – Это платье разработано и создано вами. Осенью я поступлю в школу моды, так что следите за новыми моделями Грязная принцесса от Серафимы Розенталь.

Рука Ноя почти незаметно обхватывает мою талию – поддержка, в которой я даже не подозревала, что нуждаюсь.

Журналистка восторгается моими платьями и расспрашивает меня о моем будущем лейбле. Я отвечаю на все ее вопросы, пока она не направляет свой микрофон в сторону Ноа.

– А кто эта прекрасная конфетка с тобой?

У него широко раскрытые глаза, как у оленя в свете фар. – Ноа. Ноа Уотсон.

– И чем же ты занимаешься, Ной? – влиятельная особа тянется к нему и сжимает его руку. Я бросаю на нее взгляд, и она тут же отступает. – Ого, ты занимаешься спортом, да?

– Я, эм, занимаюсь боксом, – говорит Ной. Он смотрит на меня и произносит слово "помоги".

Я смеюсь и веду его прочь.

– Скоро увидимся, девочка! – кричу я через плечо, не оглядываясь.

– Если это то, что значит быть богатым, – бормочет Ноа мне в ухо, – то я лучше буду бедным.

– Ты привыкнешь к этому, – вздыхаю я.

– Не думаю, что смогу, – отвечает он.

Я даже не могу его винить. К такой жизни можно привыкнуть, но я живу так с самого рождения. Дезориентирующие вспышки фотокамер, микрофоны, прижатые к моему лицу, полное отсутствие личного пространства – все это было частью моей жизни, сколько я себя помню. Даже в Спиркресте, хотя мы более или менее защищены от реального мира, мы все равно каким-то образом создали уменьшенную версию жизни высшего общества.

Я никогда не знала ничего другого, но если бы я могла оказаться где угодно прямо сейчас, то это было бы не здесь. Это было бы где-то в маленьком, отдаленном и тихом месте – с Ноем. Ни камер, ни микрофонов, ни социальных сетей, ни глаз.

Потому что, как только мы вошли в галерею, я почувствовала только это. Глаза на мне, пронзающие меня со всех сторон. Это особое ощущение, как будто к тебе что-то прилипло. Не больно, но неприятно и неотступно.

Тем более, что они смотрят на меня не из-за моего красивого платья. Они смотрят на меня из-за Ноя. Они смотрят на его лицо, слегка вежливо хмурясь, пытаясь определить его положение. Задают себе вопросы. Где мы его видели? Знаем ли мы его? Кто он такой?

Коктейльный час в самом разгаре, все пьют и делают вид, что рассматривают произведения искусства, а на самом деле смотрят на что угодно. Моего отца по-прежнему нигде не видно. Я едва успеваю обхватить пальцами бокал, как ко мне подбегают три пары богатых ньюйоркцев.

Все они целуют меня в щеку и говорят, как я выросла, как прекрасно выгляжу, какой удивительной девушкой стала. Потом они спрашивают, что на мне надето. Потом спрашивают про Ноя – настоящую причину их прибытия.

– Это мой парень, Ной, – мило говорю я. – Он живет в Дорефилде, маленьком городке недалеко от Спиркреста.

Они все обмениваются взглядами, общаясь без слов. Их посланница, женщина, которую я часто видела на мероприятиях и которую зовут Марша, поворачивается к Ною с милой улыбкой и холодными мертвыми глазами гадюки, готовой нанести удар.

– И чем же ты занимаешься, Ной?

Ной пожимает плечами. – В данный момент я занимаюсь несколькими вещами. Немного садоводства и немного доставки. Иногда работаю на кухне.

Я смотрю на Ноя, и сердце замирает в моей груди, почти болезненное ощущение. Мне никогда не приходилось просить Ноя говорить правду о своей работе, потому что ему и в голову не пришло бы лгать о ней. Ему и в голову не придет стыдиться того, чем он зарабатывает на жизнь.

– Точно, – говорит Марша со сдержанным восторгом человека, узнавшего о смерти своего врага, но не желающего показаться бессердечным. – Как интересно!

С неискренней улыбкой я оправдываюсь, оттаскивая Ноя за руку. Нас тут же перехватывает еще одна пара, затем группа пожилых женщин, которые, вероятно, являются лучшими друзьями и врагами друг друга одновременно, затем несколько человек моего возраста, затем несколько деловых партнеров моего отца.

Почти через час нам удается вырваться и перевести дух в тихом уголке галереи, наполовину скрытом массивной колонной из розового мрамора. Мы смотрим друг на друга. Щеки Ноя надуваются, а затем он испускает измученный вздох.

– Черт меня побери, – говорит он. – Неужели так будет всю ночь? Полицейский допрос каждый раз, когда мы на кого-то натыкаемся?

Я прислоняюсь спиной к мраморной колонне. – Угу.

– Черт возьми. – Ной поглаживает пальцем воротник своей рубашки. – Мне кажется, или это место также вызывает у тебя чувство клаустрофобии? Я обливаюсь потом.

Я смеюсь и качаю головой. – Это не место вызывает у тебя клаустрофобию. Дело в людях.

– Ну да… – Ной проводит рукой по своим растрепанным темным волосам. – Мы здесь уже некоторое время, верно? Как скоро мы сможем уехать?

– О боже, как бы я хотела. У нас едва ли половина коктейльного часа.

Он поднимает брови. – А что будет после коктейльного часа?

– Будет ужин, несколько бесед, потом развлекательная программа – зная моего отца, это будет перспективная молодая певица в обтягивающем платье – и после этого будет вечеринка.

Ной кивает и делает глубокий вдох, надувая щеки воздухом, а затем медленно его выпускает. – Точно. Черт, думаю, я бы предпочел провести час на ринге, принимая удары Тайсона Фьюри.

– Пожалуйста, не говори этого вслух. Если мой отец услышит тебя, он может попытаться сделать так, чтобы это произошло.

Ной выглядит искренне пораженным. – Твой отец знает Тайсона Фьюри?

– Он всех знает. – Я качаю головой. – Наверное, потому что он сам Сатана.

– О. – Ной подходит ближе и проводит пальцем по моей щеке. – Ты не ладишь со своим отцом?

Я облизнула губы, внезапно занервничав. – Не совсем, нет.

– Ты хочешь… он будет здесь сегодня вечером?

– Да.

Он кивает, как будто я только что сказала что-то очень серьезное и важное. – Ну, смотри, не волнуйся, принцесса.

Он показывает на мой бокал. – Допивай свой бокал – я сделаю то же самое. Потом мы еще выпьем. Мы поприветствуем всех любопытных ублюдков, нагуляемся, избежим твоего отца, закончим ужин, и в тот момент, когда ты захочешь уйти, ты дашь мне сигнал, и я уведу тебя отсюда. Мы пойдем в бар, или на танцы, или вернемся в твой гостиничный номер – все, что тебя взбодрит. Хорошо?

Почему он такой добрый? Если бы он не был таким добрым – если бы он не был таким хорошим человеком – тогда я могла бы это сделать.

Но я не могу. Боль в груди говорит мне, что я не могу. Мое сердце кричит, что я должна сказать ему правду, спасти его, выбрать его.

– Это звучит потрясающе, – шепчу я. – Это звучит потрясающе, Ной, но… послушай. Я должна тебе кое-что сказать.

– Что именно? – Он хмурится, осторожно наклоняя мое лицо к себе. – Эй, ты в порядке?

– Да, я… послушай, я не была честна с тобой, и я хотела бы быть честной, но я не знала, как это сказать, поэтому я… – Я смотрю ему в глаза. В них нет беспокойства, даже страха – только озабоченность. Кажется, Ной ни на секунду не опасается, что я могу причинить ему боль, – похоже, его волнует только то, что со мной все в порядке. И это делает то, что я должна сказать, еще более трудным, но я должна сказать это сейчас, пока еще есть шанс, пока еще не поздно. – Я не знаю, как это сказать, и я не хочу, чтобы ты меня ненавидел, поэтому…

– Серафина, – мое имя в устах Ноя нежное и теплое, как солнечный свет. Он проводит большим пальцем по моим губам, на мгновение успокаивая меня. – Я никогда не смогу тебя ненавидеть. Ты можешь рассказать мне все.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб, но внезапно отстраняется, схватив за плечо, отчего мы оба вздрагиваем.

– Отвали от моей дочери, – рычит чей-то голос.

Глубокий, злой голос с сильным нью-йоркским акцентом. От этого голоса у меня сводит желудок и нервно вздрагивает кожа.

Мой отец обходит колонну. Его лицо покраснело, а глаза выпучились от ярости. Но он не смотрит на меня. Он смотрит прямо на Ноя.

– Ты кто такой, мать твою?