Текст книги "Роза Спиркреста (ЛП)"

Автор книги: Аврора Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Роза Спиркреста
Аврора Рид

Всем вредным, злым, властным девушкам, которые хотят, чтобы их хвалили только в постели.

Плейлист

Pretty Head – Transviolet

People I Don't Like – UPSAHL

STRUT – Emeline

Bitch I'm Cute – I'm Just Lex

Goddess – Jaira Burns

Filthy Rich – Evalyn

DICTATOR – REI AMI

Cherry Lambo – Evalyn

Billion Dollar Bitch – Mia Rodriguez

Love Like Mine – Stela Cole

cinderella's dead – EMELINE

cult leader – KiNG MALA

Siren – Kailee Morgue

Cravin' – Stileto

Bubblegum Bitch – MARINA

MoneyOnMyMind – UPSAHL

Dirty Thoughts – Chloe Adams

Liar – Jake Daniels

HONEY – LUNA AURA

Глава 1
Вино и страдания

Кому нужна терапия, когда есть шампанское и мода?

Вот почему я сижу на полу своей спальни в винтажном платье от Vivienne Westwood и позолоченных туфлях от Gucci, с бутылкой Moet в кулаке и слезами, текущими по лицу.

Еще один день, еще одна ссора с отцом. Потому что, видимо, ему было недостаточно того, что я уехала на семь лет. Заставить меня оставить друзей, отказаться от Нью-Йорка – сердца моды, искусства и культуры – в пользу самой строгой и скучной страны в мире. Заставить меня приспособиться к унылой британской погоде, дурацкой британской орфографии и сухому, раздражающему британскому юмору – все это не имеет для моего отца никакого значения.

После того как я провела детство и юность, повинуясь всем его желаниям и прихотям, он имеет наглость развернуться и отказать мне в выборе собственного будущего.

– Ты не будешь учиться в школе моды, Серафина! – кричал мне в трубку Роберт Розенталь десятью минутами ранее. – С меня хватит этой дурацкой затеи! Если ты хочешь тратить каждый цент из своего трастового фонда на одежду, то делай это, но я не позволю тебе тратить время и деньги на какую-то глупую школу моды! Ты прекратишь эти детские мечты, получишь соответствующее образование и начнешь работать, как я в твои годы.

– Глупая школа моды? – Несмотря на то, что мне очень хотелось, я не решилась кричать в ответ. Я хорошо знаю своего отца – он вполне способен оборвать меня из-за такой мелочи, как не понравившаяся ему громкость моего голоса во время телефонного разговора. – Я поступаю в Лондонский колледж моды! Это лучшее место в мире для изучения моды.

– Одежду надо носить, а не изучать, – огрызнулся отец. – Я не позволю тебе стать еще одной пустоголовой нью-йоркской наследницей с провальной модной линией. Ты выше этого – имя Розенталь выше этого.

К черту фамилию Розенталь, хотела сказать я.

Не зря моя мама не хотела этого. Не зря она ушла и не вернулась, и не зря у моего отца было еще два неудачных брака после ее ухода.

Фамилия Розенталь – это не привилегия и не честь, как он думает.

Это проклятие.

Но я была слишком напугана, чтобы сказать ему все это.

– Пожалуйста, папочка, – сказала я самым жалостливым голосом. – Я просто хочу заниматься любимым делом.

– Заниматься любимым делом – это хобби, а не карьера, – ответил он. – Большинство людей не могут позволить себе образование – неужели ты думаешь, что я позволю тебе тратить время и деньги на прихоти?

– Но это не прихоть.

– Вопрос закрыт, Серафина. Ты не поедешь.

– Пожалуйста, мы можем обсудить это, если я…

– Если ты хочешь это обсудить, мы можем поговорить после гала-концерта в галерее Siddal.

Я закатываю глаза, радуясь, что он меня не видит. Галерея Siddal в Лондоне – одно из многочисленных художественных и образовательных учреждений, которым покровительствует мой отец, чтобы не казаться бездушной акулой с Уолл-стрит.

Каждый год они проводят мероприятие по сбору средств, которое должно стать британским ответом на Met Gala. Единственное, что их объединяет, – это то, что оба мероприятия привлекают толпы людей, которым важнее быть замеченными там, чем само искусство, которое они должны поддерживать.

Каждый год мой отец посещает это мероприятие, словно он король Версаля, и каждый год я вынуждена быть рядом с ним. Я не глупая – я не более чем один из его трофеев.

И как трофей, он думает, что я просто объект для его использования.

– Сроки сдачи экзаменов в университете приходятся на тот же месяц, что и торжественное мероприятие, – осторожно говорю я. – Я не могу позволить себе ждать до этого времени, папа, так что если мы…

– Тогда и поговорим, Серафина.

И он повесил трубку, не попрощавшись.

После этого разговора я позволила себе целых пятнадцать минут поплакать. После этого я стала решать свою проблему так, как всегда. Стоя перед зеркалом в полный рост, я оделась и накрасилась. Я могу позволить себе быть несчастной только до тех пор, пока хорошо выгляжу.

Теперь я сижу на полу в своем наряде от кутюр, длинные волосы рассыпаются по плечам золотистыми локонами, потягивая из бутылки шампанское. Я нарисовала две линии блеска под глазами, чтобы слезы оставляли две сверкающие полоски на моем лице.

По крайней мере, мое раздражение выглядит эстетично. Социальные сети любят женские эмоции только тогда, когда они красиво упакованы.

Я делаю снимок и выкладываю его с подписью "Страдания и Моёт". Через несколько минут приходит моя подруга по Спиркресту Камилла и закатывает глаза.

– Что теперь? – спрашивает она, качая головой и заставляя свои темные кудри разметаться по плечам. – Опять ссора с отцом? Это все из-за школы моды?

– Он просто даже не пытается выслушать мою точку зрения, – говорю я, откидывая голову на край кровати. – Он просто хочет, чтобы я делала все, что он скажет. Я для него как предмет, кусок глины, которому он придает любую форму. Он даже не видит во мне настоящего человека, а когда я с ним разговариваю, я даже не чувствую себя настоящим человеком. Я его ненавижу.

– Я тоже его ненавижу, – говорит Камилла, плюхаясь на мою кровать и выхватывая у меня из рук бутылку шампанского, чтобы сделать долгий глоток. – Помнишь, как он пытался за мной приударить?

Я поворачиваю голову, чтобы бросить на нее взгляд. – Он не пытался к тебе приставать.

– Не лги, Роза. На следующей неделе после того, как он пытался приставать ко мне, разве он не завел себе новую девушку, которая выглядит точно так же, как я?

Да, но как я скажу Камми, что в мире полно девушек, которые выглядят точно так же, как она? Глубокий загар, гладкая кожа, длинные ноги, черные волосы, завитые до совершенства? Она не первая девушка, у которой крошечная талия и большая, упругая грудь.

Так что мой отец, встречающийся с Луаной, вероятно, имеет меньше отношения к Кэмми и больше к тому факту, что старики во всем мире всегда будут испытывать симпатию к красивым девушкам с темными волосами и пышными изгибами.

– Не впутывай Луану, – говорю я наконец. – Сейчас она – единственная положительная черта моего отца.

– Может, тебе стоит попросить ее не делать минет, пока отец не разрешит тебе поступить в школу моды. Эмбарго на минет.

– Фу, Камми! Это отвратительно! – Я зашипела, прикрывая рот. – Если раньше я не чувствовала себя самоубийцей, то теперь точно чувствую.

– Не шути так, – говорит Камми, высокомерно покачивая головой.

Учитывая, что Камми провела большую часть времени в младших классах, издеваясь над новенькими, раздражает, что теперь она стала самозваной защитницей психического здоровья и чемпионом по борьбе с буллингом.

Но, с другой стороны, Камми готова на все, чтобы улучшить свою самооценку. Если бы она завтра узнала, что есть из цветочных горшков – это что-то новенькое, она бы не успела и глазом моргнуть, как у нее был бы полный рот грязи.

– И что же ты собираешься делать? – спрашивает она, возвращая мне бутылку шампанского. – Вернуться в Нью-Йорк, как он хочет? Получать настоящую степень?

– Как будто. Я поступаю в школу моды. Это настоящий диплом.

– А я и не говорила, что это не так. – Камми наклоняет голову и одаривает меня немного стервозной улыбкой. – Я хочу сказать, что Coco Chanel не училась в школе моды.

– И что? Vera Wang и Ralph Lauren учились. К чему ты клонишь?

– Я ничего не хочу сказать, девочка, успокойся! – Камми закатила глаза. – В любом случае, я думала, твой отец сказал "нет"?

– Мне все равно. Что он собирается сделать, похитить меня и привезти обратно в Нью-Йорк? Пожалуйста. Он слишком жалок, чтобы что-то сделать.

Камми медленно кивает, затем спрашивает пониженным голосом. – А что, если он твой бюджет урежет?

Я громко расхохоталась. – Представь себе!

Иногда моя жизнь похожа на фильм.

Я – главная героиня: непринужденно красивая и восхитительно обаятельная. На фоне престижного Спиркреста, полированного Верхнего Ист-Сайда или постоянно меняющихся городов и частных пляжей, где я отдыхаю, каждый день моей жизни – это эстетически приятный монтаж. Одежда – просто умопомрачительная, актеры второго плана – гламурные, а любовные интересы – просто услада для глаз.

Но иногда фильм моей жизни поворачивает. Наверное, чтобы героиня извлекла уроки, должна случиться трагедия. Жестокий режиссер использует предвестия и иронию, чтобы судьба героини казалась неизбежной, почти заслуженной, даже если это не так.

Но когда отец звонит мне на следующий день после того, как мы официально подали документы в университет, это не кажется неизбежным и заслуженным.

Это жестоко и несправедливо, и это застает меня врасплох.

– Ты хочешь пойти в школу моды, Серафина? – рычит он в трубку, заставляя меня держать ее на расстоянии вытянутой руки. – Ты пойдешь в школу моды, мать твою. Но ты будешь пробивать себе дорогу сама, раз уж ты думаешь, что все знаешь.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я дрожащим голосом. Я только что вернулась с дневных занятий и стою посреди комнаты в своей форме, застыв в шоке.

– Не прикидывайся дурой, – огрызается он. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Я только что говорил с Рашидом о твоем трастовом фонде.

– Папа. – Мой голос низкий и высокий от ужаса. – Не делай этого.

– Тогда измени свое заявление.

– Слишком поздно. Я уже подала все свои заявления.

– Тогда можешь поцеловать свой трастовый фонд на прощание. Я слишком долго позволял тебе делать то, что ты хочешь. Пора бы тебе вспомнить, кто здесь главный. Я должен был знать, что это случится. Такие избалованные сопляки, как ты, учатся только тяжелым путем.

Ужас и шок сменяются внезапной вспышкой яркого гнева, ослепительного, как взрыв ртути.

– Ты не можешь распоряжаться моей жизнью, папа. Я уже взрослая. Ты не можешь указывать мне, что делать, а использовать деньги, чтобы управлять мной, – это так низко с твоей стороны.

– Низко? – Смех отца пронзает меня, как жгучий удар. – Ты думаешь, мне не все равно? Думаешь, я добился всего, боясь опуститься?

Я мало знаю о бизнесе моего отца и о том, что он сделал, чтобы добиться своего. Но он работает на Уолл-стрит, где ни у кого нет ни чистых рук, ни чистой совести.

Поэтому мне не нужно знать подробности его карьеры, чтобы понять, что он говорит мне правду. Он не из тех, кто шутит или пускает пустые угрозы. Если он говорит, что говорил с Рашидом, нашим адвокатом, о моем трастовом фонде, значит, он это точно сделал.

На самом деле я никогда не думала, что он опустится настолько низко, чтобы заставить меня делать то, что он хочет, используя деньги. Не тогда, когда я всегда делала все, что он просил, не тогда, когда то, что я хочу, так безобидно, так разумно.

С каждым годом я открываю для себя новые способы возненавидеть отца и понять, какой он ужасный человек. Безжалостный, бессердечный, совершенно лишенный чувства вины, совести, сочувствия к другим.

Но он забывает об одном: я – его дочь. Настоящая Розенталь, нравится мне это или нет. И если я отказываюсь идти по его стопам, это не значит, что я не могу у него учиться.

– Хорошо, папа. Ты прав. Ты можешь не бояться опускаться, но я могу опуститься еще ниже. Вот увидишь.

Глава 2
Скандальный материал

Мне нужно больше роз. Больше роз, больше тюля, больше драматизма.

Я постоянно повторяю эту фразу, когда создаю наряд для вечеринки. Но сегодня она особенно актуальна. Сегодня в саду мира будет вечеринка, и я наконец-то получу мальчика, на которого положила глаз.

У меня есть план, и все пройдет идеально.

– Боже мой, что здесь происходит?

Кэмми стоит в открытом дверном проеме, ее темные глаза расширены. Я поднимаю взгляд с пола, где сижу, пришивая розы к корсету. Это мучительная работа: косточки корсета борются с иглой, которая постоянно колет мои пальцы без наперстка.

– Очевидно, – говорю я, нетерпеливо жестикулируя вокруг себя, – Я готовлю свой наряд для сегодняшней вечеринки.

– Готовишь наряд? – удивленно говорит Камми. – Похоже, что у флориста только что случился приступ психоза! Почему здесь так много растений?

– Потому что, Камилла! – Я смотрю на нее, держа в руках свой корсет и жалкую горстку роз. – Посмотрите на это! Он еще не готов – даже отдаленно не готов. Ему нужно больше роз!

– Роза, мы идем на вечеринку в саду мира, а не на гребаный MET Gala.

Камилла с гримасой перешагивает через кучу выброшенной ткани и присоединяется ко мне в моем углу, опускаясь на колени рядом со мной, чтобы положить обеспокоенную руку мне на плечо. – Это из-за твоего отца? Или это из-за Эвана?

Я закатываю глаза и отталкиваю ее руку.

– Это не из-за Эвана, – говорю я, хотя это немного из-за Эвана.

Эван Найт – это план.

На самом деле, Эван Найт всегда был планом.

Он богат, атлетически сложен и потрясающе красив. Мы оба из США, и обе наши семьи живут в Нью-Йорке. Мы – идеальная пара.

Я всегда знала, что в конце концов мы будем вместе. Это конец, который имеет для нас наибольший смысл. Я была готова ждать, пока он пройдет через самых сексуальных девушек года и выкинет это из головы. Я даже уступила ему Жизель, черт возьми, а Жизель я презираю, так что это было особенно великодушно и терпеливо с моей стороны.

Но если чему и научил меня ЕГЭ по английской литературе в младших классах, так это тому, что лучшие планы мышей и людей часто оказываются неудачными. В моем случае все пошло особенно плохо, потому что, судя по всему, Эван, мать его, Найт, не имеет ни малейшего представления о том, что для него хорошо.

Если бы он знал, то не стал бы питать такую странную и непонятную одержимость к самой надоедливой девчонке в школе.

Софи Саттон – это все, чем я не являюсь: мрачная, угрюмая и бедная. Она нездорово правильная, любимица учителей самого несносного сорта. Префект, помешанный на правилах, который носит свой значок, как почетную медаль. Она – воплощение британца: серьезная, строгая и скучная до смерти.

И ко всему прочему, она терпеть не может Эвана. Она ненавидит его всеми фибрами своего существа.

И все же Эван не может оторваться от нее.

Но я не позволю этому помешать моему плану. Я не опускалась до того, чтобы драться с другой девушкой из-за мальчика. Или конкурировать за него. Особенно если моя соперница – какая-то благотворительница, которая попала в Спиркрест только потому, что ее родители работают в штате.

Я Серафина Розенталь, черт возьми. А с Эваном Найтом и его семейным состоянием на моей стороне у моего отца не будет другого выбора, кроме как проглотить свою гордость и позволить мне делать то, что я хочу – потому что мне больше не нужны будут его деньги.

Но для этого мне нужно отвлечь внимание Эвана от Софи Саттон. А для этого мне нужно выглядеть на этой вечеринке потрясающе. Не просто красивой – в Спиркресте полно красивых девушек, – а пленительной. Возвышенно.

Потрясающе.

А для этого мне нужно больше роз.

– Так, – говорю я, вставая так неожиданно, что пугаю Камиллу. – Я иду в оранжерею.

– Сейчас? – восклицает она, широко раскрыв глаза. – В такой одежде?

Она показывает на мой наряд: симпатичный комбинезон и шорты из розового атласа. Я закатываю глаза.

– Уф, я, очевидно, собираюсь надеть пальто, Камми. Не хотелось бы давать мистеру Мортону какие-либо идеи, не так ли?

Мистер Мортон – это старый смотритель Спиркреста. У него полная борода и шотландский акцент, и ему только в прошлом году исполнилось семьдесят лет.

Но вместо того, чтобы выглядеть отвратительно, Камми смеется и одаривает меня злой ухмылкой. – Не знаю, Роза. Твоего отца определенно разозлит, если ты будешь трахаться с садовником.

– Правда. – Я беру один из своих шелковых платков и повязываю его вокруг головы, чтобы защитить свежевымытые волосы от холода, затем накидываю свое самое большое и длинное пальто, обматывая его вокруг тела. – Да ладно. Я должна быть очень отчаянной, чтобы трахать садовника.

Хотя я часто посещаю оранжерею, чтобы нарвать цветов для прически, наряда или спальни, я никогда не была в ней ночью. Оранжерея находится в стороне от Старой усадьбы, ее стекла поблескивают в темноте раннего вечера. Я нажимаю на ручку двери, наполовину опасаясь, что она окажется запертой.

Дверь без проблем открывается.

Внутри оранжерея тускло освещена голыми лампочками, расставленными вдоль деревянных балок. Грядки с растениями длинными рядами тянутся по всей длине здания, исчезая в безмолвных тенях.

Я подавляю дрожь. Здесь более чем жутковато, но если я быстро найду розы, то смогу просто схватить букет и убежать в свою комнату, не будучи убитой или похищенной.

Надеюсь.

Я пробираюсь под тяжелыми листьями и подвесными корзинами, когда меня пугает странный звук. Я хмурюсь и останавливаюсь на полшага. Звук становится более отчетливым. Резкий, режущий звук, как будто лезвия трутся друг о друга.

Я замираю на секунду, а затем лезу в карман. Моя рука нащупывает тюбик бальзама для губ и несколько заколок для волос. Черт. Я оставила телефон в своей комнате, вероятно, похороненный под кучей тюля.

Какова вероятность того, что серийный убийца находится именно здесь, в оранжерее Спиркресте? Наверняка довольно низкая. Может быть, это просто плод моего воображения?

Я знала, что все эти стрессы из-за школы моды, отца, трастового фонда, Эвана и Софи вредят мне. Я не следила за здоровьем, а теперь…

Секунда повторилась, за ней последовал еще один отчетливый звук.

Шаги.

– Кто там? – резко окликаю я.

Я делаю все возможное, чтобы не показаться испуганной, но мой голос все равно звучит немного писклявее, чем я хотела. Не могут же у всех быть такие хриплые голоса, как у Софи Саттон. Уф, я опять это делаю. Почему я не могу перестать думать о ней хотя бы на пять секунд? Потому что она увела парня, который по праву должен быть моим, несмотря на то, что она простая, бедная, не умеет одеваться и…

– Что ты здесь делаешь?

Я поворачиваюсь так быстро, что меня практически бьет хлыстом. Затем я делаю два шага назад, но не от страха, а от искреннего, полного и абсолютного удивления.

В оранжерее сидит человек.

Не старый смотритель, мистер Мортон, и не полковник Оуэн, который по ночам бродит по территории и ловит студентов, пытающихся улизнуть. Это парень – настоящий парень.

Он не может быть старше меня более чем на несколько лет. Он грузный, темноволосый, одет в футболку, грязные черные штаны и жесткие перчатки. Его волосы влажные от пота, а на щеках и руках размазана грязь. В одной руке он держит ржавые ножницы.

Секунду мы просто смотрим друг на друга, не произнося ни слова. Он смотрит мне прямо в глаза, ничего не говоря. У него светлые, пронзительные серые глаза. Выражение его лица любопытное, почти забавное.

Я сужаю глаза. – Кто ты?

– Я Ной. Тебя здесь быть не должно.

– Кто-то умер и сделал тебя королем оранжереи? – огрызаюсь я.

Он пожимает плечами. Он даже не выглядит раздраженным тем, что я грублю. Парень из Спиркреста сказал бы что-нибудь язвительное, мрачное или неопределенно угрожающее. Юный король точно не позволил бы себе пропустить мою дерзость.

Но он не из Спиркреста. Это видно по его одежде, короткой стрижке, грубому акценту и тому, что он работает руками.

Я подхожу к нему чуть ближе, разглядываю его. На самом деле он довольно симпатичный, с хорошим телосложением, серыми глазами, красивыми толстыми руками. Но возле рта – полустёртый синяк, а нос, похоже, сломан, потому что в середине его небольшая вмятина.

– Мне нужны розы, – говорю я, настойчиво глядя ему в глаза.

Он неопределенно указывает на другой угол оранжереи. – Туда.

Я поднимаю руки, показывая ему свои красивые пальцы и безупречные ногти. – Ты можешь подстричь их для меня? Я не хочу пораниться о колючки.

– Конечно.

Он откладывает ножницы в сторону и достает из ящика с инструментами секатор. Затем он уходит, а я иду следом, наблюдая за ним. Он не намного выше меня, но у него хорошая фигура: широкие плечи, большие руки, узкая талия и бедра.

Уставившись на его затылок, я спрашиваю: – Я тебя здесь никогда не видела.

– Я работаю здесь только по выходным, – отвечает он.

– С какого времени?

– С сентября.

Значит, он работает здесь уже несколько месяцев. Не могу поверить, что я никогда не видела его раньше. Кто-нибудь еще в Спиркресте знает о нем? Надеюсь, что нет. Я чувствую себя как девочка из детской книжки, которая только что обнаружила в шкафу волшебное существо и не хочет, чтобы кто-то еще знал о нем.

– Ты живешь недалеко от Спиркреста?

– Да, – говорит он.

Он останавливается возле кустов роз. Они восхитительны: великолепные цветы кремового, розового, персикового и красного оттенков. Они идеально подходят к моему образу. Он показывает на них.

– Какие ты хочешь?

– Эм… по несколько каждого цвета.

Он кивает и приступает к работе: прищипывает стебли возле цветка и срезает низко, делая идеальный букет с длинными стеблями – как раз то, что мне нужно. Он работает молча. Несмотря на то, что у меня есть миллион вопросов, которые я хочу задать, ему, похоже, нечего спросить у меня.

Это, честно говоря, немного раздражает, учитывая, что я только что явилась в оранжерею в крошечной розовой пижаме, массивном тренче и винтажном шелковом шарфе Dior.

Именно по такому сценарию строятся скандалы. Великолепная молодая наследница, полуобнаженная под пальто, тускло освещенная теплица в полутьме, грузный рабочий в грязи.

При таком раскладе рабочий не смог бы сдержать звериного вожделения к своей красивой начальнице. Он хотел бы прикоснуться к ее коже, пахнущей Chanel, своими большими грязными руками, перекинуть ее через прилавок, чтобы заглушить ее протесты своим ртом, грубо раздвинуть ее ноги…

– Хочешь, я разберусь с колючками для тебя?

Его вопрос выводит меня из задумчивости, и шлейф жара поднимается к моим щекам, вторя струйке тепла, скопившейся между ног. Мне нужно, чтобы мой план сегодня удался, даже если это будет означать, что мне нужно будет переспать.

Потому что я, должно быть, возбуждена сильнее, чем я думала, если мой мозг придумывает такой сценарий, а тело на него реагирует.

– Что? – спрашиваю я, немного растерявшись, понимая, что едва уловил его вопрос.

– Шипы. Хочешь, я тебе их удалю?

Я, конечно, знаю, как снимать шипы со стеблей роз – в этом нет никакого искусства, просто надавливаешь на шипы сбоку, и они срываются, – но у меня немного дрожат ноги. Я машинально киваю. – Да, пожалуйста.

Он подходит к большому деревянному столу, кладет розы и, не говоря ни слова, приступает к работе. Я сажусь на деревянный стол лицом к нему. При этом лацканы моего пальто расходятся и падают в сторону, обнажая мои бедра. Я прикусываю губу, гадая, не бросит ли Тайный Труженик запретный взгляд.

Но он этого не делает – он слишком сосредоточен на розах.

– Ты работаешь здесь каждые выходные? – неожиданно спрашиваю я, отчаянно пытаясь заполнить удушающую тишину.

– Да.

Больше он ничего не сообщает, и мне ничего не остается, как устроить ему допрос как в ЦРУ.

– А чем же ты занимаешься в остальное время? Ты учишься в университете?

– Нет. – Он даже не поднимает глаз. Он срывает шипы с моих роз руками в перчатках, выражение его лица пустое. – У меня есть другая работа.

– Какая работа?

– Я доставляю продукты для местных бакалейщиков и фермеров. Иногда подрабатываю на кухне.

Я не могу сдержать гримасу отвращения на своем лице. – Почему так много работ?

Он пожимает плечами. – Моя мама выходит замуж летом. Просто помогаю ей со свадебными расходами.

Это вызывает в моей груди прилив тепла, как взрыв конфетти. Я не ожидала такого… благородного ответа. Благодаря этому его привлекательность практически мгновенно переходит от мягкой пятерки к твердой семерке. Теперь я действительно хочу, чтобы он меня проверил.

Вместо этого он собирает охапку роз и протягивает ее мне.

– Вот, – говорит он. – Все готово.

– Я спрыгиваю со стола – мои бедра действительно подвели меня – и хватаю букет. – Спасибо.

– Не за что.

Я беру розы, а он поворачивается и уходит, не сказав больше ни слова. Странное чувство разочарования охватывает меня, когда он исчезает в темноте оранжереи.

Я даже не знаю, почему я разочарована: я получила именно то, за чем пришла. У меня достаточно роз, чтобы мой наряд для сегодняшней вечеринки выглядел так, словно сама Персефона принесла в него весну. Достаточно роз, чтобы никто на этой вечеринке не смог меня не заметить.

Но когда я выхожу из оранжереи, меня охватывает новый страх.

Как я смогу заставить Эвана Найта обратить на меня внимание, если я даже не смогла заставить грязного садовника обратить на меня внимание?