Текст книги "Гнилые плоды моей любви (СИ)"
Автор книги: Аврора Добрых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Юбилей
Четыре дня. Целых четыре дня отражение в зеркале пугало меня сильнее обычного. Но хуже всего было слышать насмешки от детей.
– Мама такая некрасивая, – протянул Валя утром после того, как мое лицо окунули в унитаз с моющим средством. – Хорошо, что не надо идти с ней в сад.
– Она не некрасивая, – усмехнулся Влас, – ей можно работать в комнате ужасов без грима.
– Не обижайте маму! – возмущенно воскликнул Глеб. – Может, она стала такой уродиной, чтобы мы все начали ее бояться и слушаться.
– Давайте тихо, а, – шутливо качая головой, сказал Сергей, как будто слова детей его позабавили.
Я стояла у плиты к ним спиной и переворачивала пышные оладьи на сковородке. Мне было так больно, горько и обидно, что глаза снова и снова наполнялись слезами. Попадая на воспаленную кожу, они вызывали жуткие ощущения: как будто кто-то резал мне лицо канцелярским ножом и посыпал сверху мелкой солью.
– Пап, а если она навсегда такой останется? – хихикнул Глеб. – Будем искать новую маму?
– Ну, если ничего не изменится, то, наверное, придется, – подыграл Сергей. – Мама ведь должна быть красивая, а не похожая на жабу.
– Мама – жаба! – подхватил Валя. – Жаба-жабейка!
– Если твоя мама – жаба, то ты – жабенок, – расхохотался Глеб.
– Я не жабенок!!
– Ну а кто? У мамы-жабы сын – жабенок.
– Нет!! Папа, скажи ему!
Сергей засмеялся:
– Тихо вы, сорванцы. Сейчас мама-жаба будет подавать оладушки. А едим мы молча.
Поставив в центр стола большую тарелку с оладьями, я понеслась в ванную, включила сильный напор воды и дала волю слезам.
– Эй, – постучал Сергей, – утопиться там решила?
– Что тебе нужно? – срывающимся голосом отозвалась я.
– Чтобы ты налила нам чаю и сделала горячие бутерброды. Наревешься, когда мы уйдем.
В такие моменты я изо всех сил пыталась пробудить к жизни прежнюю волевую Нину, которая бы живо поставила всех на место, но эта Нина, похоже, была мертва.
Все четыре дня, что мое лицо было обезображено, Валя оставался со мной дома. Когда, я что-то готовила, он время от времени забегал на кухню и звал меня: «Ма-а-ам!». И каждый раз, когда я оборачивалась на зов, он сначала делал вид, что сильно напуган, а затем кричал: «Ааааааааа!» и быстро убегал к себе в комнату. Он был еще слишком мал, чтобы суметь сильно меня обидеть, но моя душа все равно страдала.
Через четыре дня воспаление почти спало, высыпания стали тусклее, и мое лицо приобрело более-менее приемлемый вид. Было раннее воскресное утро. Обрадовавшись, что отражение в зеркале уже не вызывает отвращения, я отправилась на кухню попить кофе. Пока все спали, утренний свежезаваренный кофе приносил мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Тишина, спокойствие и я – наедине с собой.
Но утреннюю идиллию нарушило осознание, что что-то не так. Сначала я даже толком не поняла, что меня настораживает, но потом мозг окончательно проснулся и выдал шокирующую информацию: я вижу хуже, чем обычно. И не просто хуже, а гораздо,гораздохуже. В ужасе я побежала в ванную умываться, но это ничего не изменило. Тогда я смочила ватные диски в холодной воде, положила на веки и, слегка запрокинув голову, какое-то время постояла так в надежде, что зрение вновь станет прежним. Но и это не возымело действия. За то утро, пока еще никто не проснулся, я успела закапать глаза каплями, промыть их крепким чаем и отваром, который наскоро приготовила по рецепту, найденному в интернете, но все оказалось тщетно.
Когда проснулся муж, я сразу сообщила ему:
– Сережа, кажется, я потеряла зрение. Не полностью, но теперь я вижу твое лицо расплывчато. По ощущениям, мои минус полтора превратились в минус четыре. Думаю, это из-за того, что в тот раз средство для унитаза попало в глаза и обожгло роговицу.
– Если бы тебе обожгло роговицу, твое зрение упало бы сразу. Прошла неделя, Нина.
– Четыре дня.
– И что? Хочешь сказать, это все меняет?
– Я хочу сказать, что у меня зрение минус четыре или еще ниже. Мне надо к врачу.
– К какому, интересно?
– Очевидно, к офтальмологу.
– А я думаю, к психиатру. Офтальмолог не вылечит то, что происходит с твоей головой.
– Хорошо, как скажешь. Если я окончательно ослепну, сдашь меня в дурдом.
Я не стала умолять его дать мне денег на врача. Решила, что в понедельник просто схожу в поликлинику.
После завтрака Сергей с детьми начали куда-то активно собираться и вскоре уехали, не сказав, куда и зачем. Привыкшая к тому, что со мной не считаются, я занялась домашними делами: стиркой, глажкой, готовкой, уборкой. Уборку я поставила в конец списка, чтобы не пришлось убирать несколько раз, как это обычно бывает.
Мое зрение оставалось на том же уровне, но меня это почему-то не пугало. Тогда мне уже было почти плевать, что со мной происходит.
Пока я носилась по квартире, пытаясь уследить за котлетами на сковородке и сладким пирогом в духовке, на мой мобильный приходили какие-то эсэмэски. И каждый раз, когда я хотела посмотреть, что там такое, меня отвлекал то писк стиральной машины, то готовка, то еще что-нибудь.
Вечером я наконец принялась за уборку: помыла кухню, прошлась по всем пяти комнатам с вертикальным пылесосом (робот-пылесос не справлялся со всем мусором), привела в порядок санузел и затем перешла в коридор. Там следовало хорошенько помыть полы – об этом я помнила со вчера, когда еще могла видеть разводы и грязь. Сейчас, из-за упавшего зрения, пол казался мне идеально чистым, но муж точно углядит пятна, поэтому убрать все же стоило.
Я мыла пол, сидя на коленях, как Золушка. Но не потому, что не было швабры, а потому, что с высоты своего роста мне было крайне трудно оценить результат.
Я снова услышала звук СМС, и мне в голову вдруг ударила довольно печальная мысль: сегодня у меня юбилей – 35 лет. Впервые в жизни я забыла о своем дне рождения. Может быть, дети и муж не забыли и готовят мне сюрприз? С надеждой я покосилась на входную дверь и тут услышала звуки открывающихся дверей лифта, хохот и топот.
Мне пришлось бросить мытье полов и мчаться на кухню, чтобы покормить всех ужином. Домочадцы так и не сказали, где были, и даже не обсуждали ничего за столом.
«Похоже, что действительно приготовили мне сюрприз», – подумала я, и от этих мыслей на душе сразу стало тепло.
Однако, поев, дети разошлись по комнатам, а муж отправился в душ. Все еще не теряя надежды на праздник, я сначала загрузила посуду в посудомойку, протерла стол, а после вернулась в прихожую домывать пол.
Сергей вышел из душа и направился в мою сторону.
– Нин, свари мне кофе, – на ходу бросил он и уже было направился в сторону кухни, как вдруг резко остановился и сдал назад. – Это ты так моешь пол?
– А что не так?
– Ну, везде грязные разводы. По-твоему, это качественная уборка, Нин? По этому полу будут ходить твои дети, подхватят заразу. Или тебе и на детей плевать?
– Сереж, я не вижу разводов. Я вообще мало что вижу.
– Придумала байку про потерянное зрение, чтобы оправдать свою лень и хреновую уборку? Не выйдет. Мне же не пять лет.
Я не выдержала и тихо заплакала, закрыв лицо ладонями.
– Сегодня мне исполнилось 35 лет, – сквозь слезы сказала я, – за весь день я выпила только кофе и доела кусок оладушка за Валей. Все остальное время заняла готовка, уборка, стирка и глажка. Я действительно очень плохо вижу и мне тяжело разглядеть разводы на полу. Неужели все, что я заслужила в этот день – это одни упреки?
– Ну извини, Нина, что стараюсь быть хорошим отцом и мужем и поэтому весь день провел с детьми, чтобы дать тебе передышку.
– Мне не нужна передышка. В свой день рождения я не получила даже сухого «поздравляю». Я даже не прошу подарков, Сереж. Всего лишь доброго слова вместо бесконечных упреков.
Я не видела глаз мужа, но была уверена, что в тот момент они недобро засверкали.
– Не просишь подарков?? Да ты в них купаешься, сука. Последний айфон, современная бытовая техника, дорогая тачка в полной комплектации, две шубы стоимостью по два ляма каждая! И тебе все мало?
Я сорвалась на полу-крик:
– А ты хотя бы раз спросил, нужно ли мне все это?? Мне достаточно самого обычного телефона и обычной машины, а шубы я вообще терпеть не могу. Мне хочется носить простой пуховик, а не шкуры убитых соболей. Ты сам покупаешь мне вещи, даже не позволяешь выбрать, а потом еще и попрекаешь своей щедростью?!
Сергей присел на корточки рядом со мной и прошипел:
– Говори тише, иначе я искупаю тебя в этом ведре, поняла?
– Поняла, Сереж, плавала – знаю, – собственная ирония вызвала у меня нервный смешок.
– Да другая баба ноги бы мне целовала за такое отношение. За всю эту роскошь, – муж обвел рукой окружающее пространство. – Но мама, видимо, не научила тебя благодарности.
Сергей занес руку, я машинально вжала голову в плечи, но затем он вдруг передумал. Поднялся на ноги и сказал:
– Я пошел спать. Обойдусь без кофе. Помой тут все, чтобы мои дети не жили в грязи. Я даже помогу тебе немного... – С этими словами он с силой пнул ведро. Оно перевернулось, и коричневая от грязи вода разлилась по полу, забрызгав стены. – Приятной уборки, женушка.
Ближе к ночи, осоловев от усталости, я присела на стул на кухне. В душе было пусто. Я взяла в руки свой мобильный – все сообщения были от компаний, клиентом которых я являлась.
«Дорогая Нина Александровна! – написал мне сотовый оператор. – От всей души поздравляем вас с Днем рождения и желаем всего самого доброго, радостного и светлого! Пусть невзгоды обходят вас стороной, а близкие люди дарят свою любовь и теплоту!»
Я положила голову на стол и долго сидела так, глядя, как за окном танцуют ночные огни.
Зрение
Время шло. Я даже не заметила, как со дня моего рождения прошло целых два месяца. Казалось бы, я еще молодая женщина, у меня вся жизнь впереди, но отражение в зеркало говорило об обратном. В свои тридцать пять я была ходячим мертвецом с тусклым взглядом, опущенными уголками губ и морщинами по всему лицу, шее, рукам… я умирала гораздо быстрее, чем было положено природой. Иногда я заходила на свои старые странички в соцсетях, и там на меня смотрела красивая, миловидная девушка с игривыми искорками в глазах. Без каких-либо фильтров моя кожа прямо-таки светилась свежестью и здоровьем, а ведь с того времени прошло всего пять лет. Затем я переводила взгляд в зеркало и в расплывшемся облике (мое зрение так полностью и не восстановилось) виднелось некое подобие женщины со впалыми щеками, черными кругами под глазами и скорбным выражением лица.
Мне было почти все равно, как я выгляжу, но на людях в таком виде я старалась не показываться. Наш элитный жилой комплекс, где жили исключительно ухоженные женщины, такого бы не стерпел. Поэтому, если нужно было выйти из дома, я старалась улучшить состояние своего лица макияжем. Подобные манипуляции делали ситуацию ненамного лучше, но я уже давно привыкла довольствоваться малым.
В тот день я встала пораньше, чтобы успеть накраситься перед тем, как все остальные домочадцы проснутся. Я не могла дождаться момента, когда отведу младшего сына в сад. Валя болел почти две недели и потому сидел дома. Нахождение с ним один на один высосало остатки моей энергии. Он был как злобный энергетический вампир, который не интересовался обычными играми детей, его привлекали разного рода издевательства над игрушками и надо мною. Когда он снова начнет ходить в садик, я хоть немного приду в чувство.
Накладывая макияж, я заметила, что тремор рук становится все сильнее, поэтому от идеи нарисовать стрелки пришлось отказаться сразу. Тональная основа и пудра сделали свое дело, помада придала жизни губам, но глаза было ничем не исправить, поэтому я просто спрятала их за огромными очками от Dior.
Валентин охотно отправился в сад и даже не стал пререкаться, чему я была несказанно рада. Впрочем, радость была недолгой. За две недели взаперти я ужасно отвыкла от мира вокруг. Оказывается, он живой и постоянно меняется, цветет, дышит… Мне вдруг тоже ужасно захотелось жить, дышать, быть частью этого мира. Но, оказалось, мне даже страшно вести машину. Перед глазами стояла расплывшаяся картинка. Дорога, другие автомобили, деревья, прохожие – все объекты были нечеткими, со смазанными краями и контурами. Теперь, с таким плохим зрением, я не могла даже наслаждаться тем, что всегда так любила – наблюдением. Мне вспомнилось, как раньше я могла часами сидеть на лавочке и смотреть на людей или продолжительное время просто бродить по городу, наблюдая за жизнью вокруг. Мне нравилось наблюдать за сменой времен годы, смотреть, как животные и растения радуются солнцу или прячутся от дождя и снега, нравилось кормить уток и голубей в парке… мне нравилось жить.
Теперь же я ненавидела не только свою жизнь, но и чужую. Было больно видеть, как другие наслаждаются процессом, в то время как я просто отсчитывала часы до наступления темноты.
На светофоре я обернулась посмотреть на сына. Тот сидел в своем креслице, уставившись в планшет. Не заметив, как светофор загорелся зеленым, я услышала назойливый звук клаксона позади едущей машины.
– Мам! – сын оторвался от планшета. – Там зеленый! Ты что, совсем ку-ку?
– Вижу, Валь. Просто немного отвлеклась.
В зеркале заднего вида я заметила недобрую улыбку на лице у ребенка:
– Папа будет ругаться, если узнает.
Через пару минут на перекрестке произошел новый инцидент: я начала движение и не заметила, что светофор горит красным. Оглушительный писк тормозов и многочисленные гудки заставили меня подскочить на месте. Я чертыхнулась и попыталась вырулить, но начавшаяся паника не позволила мне быстро сориентироваться. Ладони вспотели, сердце застучало в груди, в ушах стоял белый шум. Подобно слепому котенку, я крутила головой влево-вправо, пытаясь понять, куда ехать.
– Права купила, а ездить не купила?? – заорал кто-то из ближайшей машины.
– На тачку насосала, сосундра, – раздался голос пожилого прохожего. – Когда ж вы ПДД выучите, дуры…
– Ма-а-а-м!! – завизжал Валентин. – Езжай уже!! На нас все орут!
– Заткнись, а! – рявкнула я, сама не ожидая от себя такого напора.
Видимо, Валя тоже не ожидал, что я способна повысить голос и потому принялся истошно орать. Практически так же, как орал, будучи грудничком. Он размахивал планшетом и бился в истерике, как будто его режут.
Сильный и резкий удар в затылок заставил меня оцепенеть. Оказалось, сын швырнул мне в затылок тяжеленный планшет. Кое-как вырулив на дорогу и оставив позади разъяренных водителей, я припарковалась в первом доступном для этого месте. Мне просто нужно было отдышаться и прийти в себя.
– Мы опоздаем, опоздаем, ОПОЗДАЕМ!! – верещал Валя. – Меня не пустят в группу, заставят сидеть в раздевалке!
– Никто не заставит тебя там сидеть, – процедила я.
Валентин не замолкал, он перешел на фальцет:
– Аааааааааа, аааа, ААААА!!!
Мне стало дурно. Я вышла из машины и захлопнула дверь. Ветер ударил мне в лицо, лучи солнца ласково коснулись моих холодных рук. Я вздохнула полной грудью и окунулась в звуки города, в ароматы выпечки, готовящейся еды, чьих-то духов, деревьев… Все это смешивалось с выхлопными газами и пахло любимым городом. Из машины все еще доносились крики Валентина. Правда, теперь они были глухие, ведь все двери и окна были закрыты. Если бы в тот момент я просто пошла вперед, то была бы абсолютно счастлива.
«А что, если я просто оставлю его здесь и уйду?..» – подумалось мне. Эти мысли пугали.
Я посмотрела на оживленную улицу. Ее очертания хоть и виделись мне расплывчато, но все равно манили к себе магнитом. Сердце сжалось от тоски.
– Нет, я не могу уйти, – прошептала я и открыла машину.
Мне в уши сразу ударил рев ребенка. Я села за руль и завела мотор.
Валентин не переставал орать:
– Я все расскажу папе! Он тебе устроит!! – Из его носа свисали сопли, а по лицу катились злые слезы. Руками и ногами он тянулся вперед и наносил удары по моему креслу.
Крик звенел у меня в ушах. Я поняла, что хочу тишины. Когда движение прервалось светофором, я развернулась назад и процедила:
– Заткнись, иначе я высажу тебя прямо здесь.
Это возымело действие. Валя моментально умолк и уставился на меня испуганным взглядом. До сада мы ехали в тишине.
Отдав присмиревшего сына воспитателям, я наконец решилась съездить в поликлинику. Было уже давно пора это сделать, но меня одолевал страх перед диагнозом врача. Что, если я постепенно слепну? Однако мне хотелось получить обратно свое четкое зрение, ведь это все, что было в моей жизни. Взяв себя в руки, я повела машину по знакомому маршруту.
Приняли меня на удивление быстро. На расспросы врача, что случилось, я ответила, что чистящее средство случайно попало мне в глаза. Мне прописали капли и два вида таблеток. Выйдя из поликлиники, я сразу же приобрела все лекарства, и направилась в ближайший сквер. Там я закапала глаза, выпила таблетки и принялась ждать эффекта. По словам врача, улучшения должны были наступить сразу же. Он не обманул: даже сквозь солнцезащитные очки я заметила, как зрение стало четче. Пусть и ненамного, но все же эффект был ощутим. Это придало мне оптимизма, и я, забыв о течении времени, просидела на скамейке несколько часов.
Когда я вернулась домой, Влас и Глеб уже ждали меня в прихожей.
– Ну и где ты была? – спросил Влас, скрестив руки на груди. В одной из них он держал банку с энергетиком. – Пакетов с продуктами нет, ничего не купила… обед тоже не готов. В наших с Глебом комнатах не убраны кровати. – Он открыл банку и сделал глоток. – Чего молчишь? Нечего сказать? – Еще один глоток энергетика. И еще один. – Я с тобой говорю, але!
– Я была у доктора. Сейчас приготовлю еды, потерпите немного, – снимая верхнюю одежду, сказала я.
– Да уже не надо, спасибо,мамуля, – процедил сын. – Мы уже сами разобрались. Позвонили папе, и он заказал нам еды. Так что не утруждайся.
– Ага, – поддакнул Глеб. – У нас две пиццы и роллы. Целый пир!
Я сглотнула ком, застрявший в горле. Если Сергею пришлось заказывать детям еду, значит, так просто мне это с рук не сойдет. Возможно, на сегодняшнем пиру я буду шутом.
Свинка
Вечером вся наша «дружная» семья собралась на кухне. Сергей заказал еще одну доставку, и вскоре стол уже ломился от суши и роллов, пиццы и бургеров, картошки фри и прочих прелестей фастфуда. Домашнюю еду есть никто не захотел, поэтому мне пришлось убрать все в холодильник.
Я не любила ни пиццу, ни бургеры, ни уж тем более картошку фри, поэтому выбрала себе меньшее из зол – вок-лапшу из коробочки.
– Нравится вам, троглодиты? – поинтересовался Сергей, с любовью глядя, как дети уминают еду.
– Угу, – с набитыми ртами радостно отозвались те.
Муж перевел взгляд в мою сторону, и его глаза сразу лишились всей нежности.
– А ты чего физиономию кривишь? Не нравится еда из ресторана, или просто в кайф быть вечно недовольной?
– Я не недовольная, – сказала я, – тебе показалось.
– Ей просто не нравится, что мы не хотим есть ее вонючие котлеты, – заявил Валя, макая картофельный ломтик в соус.
– Да, в последнее время твоя стряпня оставляет желать лучшего, Нин. Дети правы. Слышала бы ты, как они обрадовались, когда я сказал, что сегодня будем есть еду из ресторана!
– Они дети, Сережа. Все дети любят фастфуд и никогда не сделают выбор в пользу домашней еды.
– Полная чушь. На основании каких данных ты сделала такой дурацкий вывод? У тебя выборка всего из трех детей, Нина. И, если все три сына не хотят есть то, что приготовила ты, значит, есть повод призадуматься.
– Я готовлю каждый день не потому, что все выбрасываю, а потому, что вы очень быстро съедаете все подчистую. И ты тоже. Получается, вы через силу давитесь моей едой?
– Получается, так. Раньше ты готовила лучше. Намного лучше.
– Можешь не есть. Заставлять не буду.
– Я-то, конечно могу, а что делать им? – муж кивнул на детей. – У них же нет выбора.
Я знала, что готовлю вкусно, и каждый домочадец любит мою еду. Это было не самомнение, а голые факты: каждый из детей постоянно просил добавки, пока другие не видят, а глава семейства всегда подъедал из холодильника по ночам. Очевидно, заведя разговор о якобы дурном качестве моей готовки, Сергей просто в очередной раз желал надо мной поиздеваться. В последние пять лет это было его любимым занятием. Я не знала, куда исчез тот мужчина, за которого я когда-то выходила замуж. Не знала, зачем он это делает. Я понимала только одно: что бы ни происходило, мой долг – показывать детям любовь и доброе отношение. Демонстрировать им, что может бытьпо-другому. Я верила, что однажды они это оценят и вырастут хорошими людьми, несмотря на то, что родной отец на протяжении многих лет занимался травлей их матери.
– Если они не захотят есть то, что готовлю я, можешь заказывать им бургеры хоть каждый день. – Я пожала плечами. – Заставлять их есть мои «вонючие котлеты» я не буду.
– То есть вместо того, чтобы исправиться, начать готовить лучше, ты намеренно склоняешь наших детей к вредному питанию??
Я была непроницаема:
– Нет, я буду продолжать готовить. Но уговаривать их есть больше не стану. Как бы я ни старалась, моя еда все равно всегда будет плохой, ведь так, Сереж?
– Пойдем-ка поговорим, – сказал муж, вставая из-за стола. Затем он обратился к детям: – А вы сидите, ешьте. Мы с мамой скоро придем.
Сергей завел меня в спальню и запер дверь изнутри.
– Ты знаешь, что делать, – холодно сказал он.
– Почему сейчас? – ужаснулась я. – Дети ведь еще не спят.
– Они на кухне. Пока они едят, у нас есть минут десять. Приступай. Не испытывай мое терпение.
– Я только что поела, я не смогу...
– Сможешь. Стоит только захотеть. Захоти, Нина.
Он взял меня за волосы и опустил на колени. Глотая слезы, я зажмурила глаза.
Десять минут. Нужно потерпеть всего десять минут. Я смогу. Главное – чтобы меня не стошнило, иначе ночью меня ждут куда более страшные вещи. Хотя, казалось бы, куда уж страшнее? Каких-то пару лет назад я и подумать не могла, что стану соглашаться на такое. И, тем не менее, я соглашалась.
Когда мы вернулись на кухню, я дрожала всем телом. Вид еды вызывал рвотные позывы. Я отодвинула коробочку с лапшой от себя подальше, чтобы только не видеть ее содержимое. Дети переглядывались друг с другом и хихикали. Либо они что-то уже сделали, либо только собираются. И это что-то определенно направлено на меня. Я напрягла все органы чувств и наконец поняла: я сижу на чем-то мокром. Вскочив с места, обнаружила, что кресло перепачкано каким-то жирным соусом вперемежку с соевым.
Я посмотрела на детей:
– Зачем вы это сделали??
– Мы ничего не делали, – довольные смешки.
– Вы что, испачкали кресло? – спросил Сергей.
– Нет, пап, это случайно вышло. Мы просто испугались, что мама начнет орать, и поэтому сразу не сказали...
Вранье. Это понимали и я, и Сергей, но он почему-то сделал вид, что поверил детям. После случившегося в спальне у меня не было сил даже на самые вялые протесты, поэтому я покорно отправилась за губками и моющим средством для мягкой мебели. Нужно было отмыть пятно как можно скорее. Пока обивка кресла окончательно не испортилась.
– Почему у тебя грязные штаны? – спросил Сергей, когда я вернулась на кухню.
– Потому что я сидела на этом стуле.
– Это понятно, но почему ты не переоделась??
– Мне надо почистить кресло, иначе пятно потом не выведешь.
– Потому что мама – поросячья свинья, – сказал Валя, вызвав смех братьев. Видимо, обрадованный положительной реакцией он швырнул в меня куском пиццы. – На, свинка, покушай!
Сергей на удивление оказался этим недоволен. Он привстал с места и рявнул:
– Ты что делаешь?? Совсем страх потерял??
Валя опустил глаза в пол и промямлил:
– Пап, ну ей же нравится ходить в грязном... Пускай тогда ест с пола. Ты сам говорил, что свиньи за столом не едят...
Сергей на мгновение задумался и уже совсем другим тоном произнес:
– Валь, а ты прав! Извини, что накричал. Я сам учил вас чистоте, а теперь наша мама подает нам всем такой плохой пример. – Он театрально покачал головой. Глаза его блестели, губы растягивались в улыбке. Он определенно готовился к чему-то очень приятному. Разумеется, для него одного. – Дети, кто мне скажет, что мы делаем со свинками?
– Моем! – хором заорали дети.
– Верно. – Муж перевел на меня полный предвкушения взор. – А что мы делаем со свинками, перед тем, как помыть?
– Раздеваем их!
– И снова в точку. Так чего же мы ждем? А ну-ка все живо раздели маму-свинку!
Дети, как стая диких собак, накинулись на меня со всех сторон и принялись срывать с меня одежду. Я кричала, как ненормальная, пыталась защититься, убежать, но Влас был на полторы головы выше меня и гораздо-гораздо сильнее. Он крепко меня держал и внимательно разглядывал, пока Глеб и Валя стягивали с меня домашние штаны и рвали на мне футболку. В это время Сергей сидел на месте и с удовольствием за этим наблюдал.
Я до последнего думала, что это какая-то шутка, что сейчас он велит детям остановиться, но он сохранял молчание. Был самым благодарным зрителем для маленьких монстров.
– Пап, а трусы и лифчик тоже снимать? – спросил Глеб?
– Ну а кто же моется в одежде? Конечно, снимать.
– Нет, прекратите, – рыдая, кричала я, – Сережа, останови это все! Прошу тебя, хватит!
Влас повалил меня на пол, чтобы братьям было проще снимать с меня нижнее белье.
– Блин, лифчик не расстегивается! – пожаловался Глеб.
– Возьми ножницы, да порежь его, – велел Влас.
Сергей одобрительно кивнул.
– Заодно возьми скотч и заклей маме-свинке рот, чтобы она так не кричала. Сынок, ты слышал меня?
– Да, пап!
Пока дети и Сергей волоком тащили меня в ванную, я выла нечеловеческим голосом. Мой рот был заклеен, поэтому я срывала связки, чтобы «докричаться» до мужа, воззвать к его разуму. Мне казалось, что сейчас мое сердце просто остановится, не выдержит происходящего, что сейчас я просто умру. Более того, я молила небеса о смерти. В тот момент мне меньше всего хотелось жить дальше.
Когда на меня полилась вода, я услышала голос Сергея.
– Все молодцы. Теперь идите играть в приставку, а свинку предоставьте мне. Уж я ее сейчас так отмою, что будет самая чистая и душистая.
Дети ушли, а что было дальше, я просто не помню. Мое сознание покинуло меня, чтобы защитить от всего этого кошмара.
