Текст книги "Гнилые плоды моей любви (СИ)"

Автор книги: Аврора Добрых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Урок

Я ждала.

Было ясно, что расплата за курение и взятку детям ожидает меня ночью, когда мальчишки будут спать.

Ожидание как всегда было невыносимым. Я бы охотно ускорила время, чтобы все случилось сразу, но Сергей не любил торопить события. Предпочитал сначала сполна насладиться моим томлением.

Я не собиралась доставлять ему такое удовольствие и вела себя как ни в чем не бывало: мыла посуду, убирала со стола после ужина, а потом готовила вещи, которые домочадцы наденут завтра утром и варила кофе по просьбе мужа. На лице которого, кстати, тоже была непроницаемая маска равнодушия. Он почти не обращал на меня внимания. Казалось, что он уже и думать забыл об инциденте и не собирается меня наказывать. Но мы оба знали, что это не так.

Несмотря на внешнее спокойствие, я остервенело металась в трюме своего сознания, готовясь к скорой расправе. В один момент я даже была готова броситься на колени и закричать: «Ну давай же, покажи мне, что ты там еще придумал! Сделай это!». Но кричала я внутрь себя, а Сергей видел лишь то, как размеренно я варю ему кофе.

Получив свой напиток, он отправился в гостиную смотреть телевизор. Потом попросил меня принести печенья. Дети, увидев, что отец ест вне кухни, потребовали свою порцию. Сергей это позволял и спокойно перещелкивал каналы телевизора. Я заглядывала ему в лицо, но он только моргал, глядя на меня. Готова была поклясться, что он уже придумал, как именно будет меня наказывать. Но когда?.. Не факт, что все случится сегодня. Это легко может произойти и завтра, и послезавтра, и через месяц. Я даже начала почесывать себе руку от нервного напряжения. Муж это видел и наслаждался моментом.

Как назло, время на часах будто остановилось. Мне хотелось поскорее уложить детей спать, но было еще слишком рано. Влас – тот вообще никогда не ложился раньше часа ночи. Чтобы как-то себя успокоить, я начала перемывать полы во всей квартире, затем пошла гулять с собакой, а ближе к полуночи решила что-нибудь приготовить. Плевать, что именно, лишь бы руки были заняты делом, лишь бы не видеть, как предательски они дрожат.

Сначала уснули Валентин и Глеб, а к половине первого свет выключился и в комнате Власа. В часу ночи все наконец затихло, и я слышала лишь свое беспорядочное сердцебиение.

В кухню заглянул Сергей. Выглядел он, как человек без камня за душой. Как рассудительный и любящий отец семейства. От этого становилось еще страшнее.

– Нина, разбери кровать, я приму душ и тоже лягу, – спокойно сказал он.

На секунду у меня отлегло от сердца, и я даже обрадовалась. Возможно, он просто устал на работе и ему действительно хочется спать. А завтра утром запал уже пропадет, и он и вовсе передумает меня наказывать.

Я пошла разбирать кровать и услышала шум воды в ванной. Десять минут спокойствия, пока Сергей принимает душ.

Десять минут.

Я села на кровать и глубоко вдохнула. Вдох-выдох, вдох-выдох.

Вот бы еще немного тишины, вот бы эту тишину навсегда! Чтобы не бояться собственной тени, скрипа двери и предстоящей ночи. Чтобы просто лечь и уснуть.

Вода в ванной остановилась.

Я оглянулась на дверь, и мои глаза встретились с глазами мужа. Холодные, как заиндевевший асфальт, они пронзали своим презрением и превосходством. Я опустила плечи и ссутулилась. Он вошел в комнату, закрыл дверь на замок и медленно направился ко мне. Я сидела, как жертва, которая не может двинуться, потому что видит, как из песка на нее поднимается змея.

– Все хорошо, Нина? – Он провел ладонью по моим волосам, от чего я сжалась еще сильнее. – Так что ты решила насчет сигарет? Собираешься бросать или продолжишь в том же духе?

– Разумеется, я брошу. Уже бросила.

Слезы так и рвались наружу, и я всхлипнула.

– Знаешь, почему ты плачешь? Тебе стыдно, очень стыдно.

– Конечно, мне стыдно! Я не хочу подавать такой пример детям… я…

– О, нет-нет, – покачал головой Сергей. – Тебе стыдно не из-за дурного примера, а из-за своего вранья. Ты же врешь своему мужу в глаза, хотя на венчании мы поклялись говорить друг другу правду и ничего не утаивать. Тебе стыдно перед Богом, Нина.

Я не понимала, о чем идет речь, но уже давно смирилась с тем, что мой муж – психопат, и потому не решилась спорить. Вместо этого я сказала:

– Сереж… прости. Я правда очень сильно виновата.

– Знаю, Нина, знаю. Я вижу, что ты раскаиваешься. Но ведь, с другой стороны, раскаянье – вовсе не залог того, что больше ты никогда не закуришь, верно? Тебе нужна более осязаемая мотивация, без нее мы никогда не избавимся от тайн в нашей семье. А тайны разрушают брак. Ты тоже это понимаешь.

– К чему ты клонишь? – не выдержала я. – Хочешь меня наказать? Так давай, сделай это! К чему эти бессмысленные прелюдии? Накажи меня прямо сейчас и покончим с этим!

– Я не собирался тебя наказывать. Ты же знаешь, что я против наказаний. Они ничему не учат, а только запугивают. С тобой нужно действовать иначе. Мы оба понимаем, что страхом тебя не удержать, что это не тот ключ, который запрет нужные дверцы. Тебе нужен урок, Нина. Который пойдет на пользу всем нам. И я уверен, что ты хорошо его усвоишь и больше не совершишь глупостей.

Сюрприз

Сергей обошел кровать и оказался у меня за спиной.

Страх.

До сих пор помню, как мне было страшно. Я знала, что на этот раз своими стандартными «прелюдиями» мой муж не ограничится. Он собирался нарушить последние границы, которые я обороняла из последних сил. Хотел окончательно сломить меня, превратить в безвольную вещь.

Я вскочила с места, ведь не могла сидеть спокойно, не видя врага. Да, он стал моим врагом, все мое существо восставало против его присутствия в моей жизни. И тем не менее, я боялась его так сильно, что начала униженно оправдываться, лишь бы он меня не тронул.

– Сереж... – Я сглотнула горький ком, застрявший в горле. – Сереж, это было в последний раз. После того, как Влас и Глеб сказали, что видели меня с сигаретой, я перестала курить. Клянусь тебе. Больше никаких сигарет.

Разумеется, я лгала. Бросить курить означало потерять всякий смысл. Напитывая мою кровь ядом, сигареты как ни странно одновременно помогали сконцентрироваться на чем-то одном и спокойно об этом поразмыслить. Хаос в моей голове на три минуты становился упорядоченным хранилищем мыслей, где все лежало по полочкам. Эти три минуты были нужны мне, чтобы выжить. Иного способа я просто не видела. Сигареты оказались самым простым и очевидным средством, чтобы сохранить остатки жизнелюбия. Я по-прежнему прятала их в нашей «хозяйственной» комнате и не собиралась от них избавляться.

– Продолжаешь врать? – враг приподнял бровь.

«Боже, как я могла раньше считать это лицо красивым? Мой муж настолько уродлив в своей жестокости, что его не спасло бы даже самое прекрасное лицо на свете».

– Я не вру, Сережа.

– Угадай, что у меня за спиной? Я даже дам тебе подсказку: там сюрприз. Ну же, Нина, не будь такой скучной. Угадывай поактивнее. – Окинув взглядом, мою окаменевшую от ужаса фигуру, он вздохнул и добавил: – Хорошо, давай так: если ты угадаешь, что там за сюрприз, мы спокойно ляжем спать и все.

– Там... конфеты? – робко предположила я.

Сергей оглушительно расхохотался:

– Конфеты? Какие конфеты, Нина?

– Тогда, может, там шампанское?

– Я не давал тебе трех попыток, но так уж и быть: угадывай в третий раз. Не хочу лишать тебя шанса.

– Там точно сюрприз?

– Да. Сюрприз – это ведь в первую очередь что-то неожиданное, верно? Обещаю, ты будешь крайне удивлена.

– Сюрприз – это в первую очередь, что-то приятное.

– Не без этого, Нин. Очень приятное, ты должна оценить.

Я знала,чтоу него в руках, но до последнего надеялась, что ошибаюсь. Поэтому решила озвучить очередную ерунду:

– Там какое-нибудь ювелирное украшение?

Сергей растянул губы в отвратительной улыбке:

– Не угадала. – Он медленно отвел руку от спины и помахал у меня перед лицом пачкой сигарет. Конечно, это были мои сигареты. Он их нашел.Нашел.Теперь мне конец. – Думаешь, я такой идиот, что просто поверю тебе на слово, а, Нина? Я знал, что ты начнешь врать мне в лицо. Я брошу курить, Сережа, клянусь тебе, – изобразил он мой тон, – больше никаких сигарет, Сережа, можешь мне верить. Нет-нет-нет. Со мной такие номера не пройдут. Я еще за ужином понял, где ты их прячешь. Это слишком очевидно, а ты слишком наивна и глупа, чтобы что-то от меня утаить. Ты потеряла хватку, Нина. Пора это признать. Если в первые годы нашей семейной жизни ты была достойным соперником – я бы даже сказал, равным, – то сейчас от тебя осталась лишь невнятная тень.

– Соперником? У меня несколько иные представления о семье. Семья не строится на поле боя или на ринге. Я никогда не соперничала с тобой.

– Еще как соперничала. Раньше в тебе была эта дерзость. Сейчас от нее остался лишь жалкий пшик. Ты – как шуба, которую проела моль. Вроде бы ценная вещь, да надевать уже как-то не хочется. У испорченных шуб один удел, Нина. Их либо кладут на пол на даче и топчутся по ним, как по ковру, либо же выбрасывают на помойку. Откровенно говоря, я ни разу не встречал, чтобы у кого-то на даче шуба выполняла роль ковра. Мне кажется, это некое проявление отчаянья – давать испорченной вещи вторую жизнь вместо того, чтобы просто отправить ее на свалку.

– Ну так сделай это, – отчаянно прошептала я, – разведись со мной!

– Хоть завтра. Только дети останутся со мной.

– Хорошо, – неожиданно для себя самой сказала я, – пускай живут здесь, они уже привыкли, это их дом. А я буду видеться с ними каждый день и приглашать к себе с ночевкой.

– Нет, Нина, так не выйдет. Как я уже говорил: если ты решишь покинуть этот дом, назад дороги уже не будет. Ты не увидишь детей. Я не пущу тебя даже по порог, как бы ты ни умоляла. – Сергей приблизился ко мне вплотную и притянул к себе за подбородок. – Знаешь, в чем твоя проблема? В твоей голове напрочь отсутствует мудрость. Ты вечно ноешь, строишь из себя несчастную, сетуешь на судьбу, в то время, как другие бабы вовсю вертят своими мужьями. Они знают, чего хочет их мужик, и умело манипулируют этим. Скажи мне, в чем сложность надеть развратное белье, подойти ко мне и игриво сказать: «Милый, я очень хочу новые сережки с бриллиантами. А чего хочешь ты? Может, я смогу чем-то помочь?». Раз уж больше не можешь показать свои коготки, просто стань мудрее, и мир вокруг тебя заиграет новыми красками. Давай, попробуй проявить немного женской мудрости прямо сейчас.

Я смотрела на некогда близкого мне человека стеклянными глазами. Мне настолько все опротивело, что уже не осталось сил это больше терпеть. Я знала, чего он хочет, знала,чтосейчас случится, но тогда пускай и он знает, что я потакаю ему от отчаянья, и во мне не осталось ни крупицы удовольствия. Я ненавидела своего мужа самой лютой ненавистью, на которую только была способна и терпела его из последних сил, лишь бы только оставаться матерью своим детям.

– Ну же, Нина, – тихо произнес Сергей. – Откроешь ротик сама, или мне сделать это силой?

Его глаза безумно сверкали в свете ночника. Если он прямо сейчас не получит от меня желаемое, все остальные проблемы покажутся мне манной небесной. Я опустилась на колени, послушно открыла рот, зажмурила глаза и стала молиться, чтобы это поскорее закончилось, а меня не вырвало на ковер. Если мой желудок не выдержит, Сергей не оставит меня в покое до самого утра.

– Открой глаза, – сквозь зубы процедил Сергей. – Тебе не 16 лет, чтобы ты жмурилась, когда делаешь минет. Кроме того, не забывай: я твой законный муж. Смотри на меня, я сказал!

Я открыла полные слез глаза и снизу-вверх посмотрела на человека, называющего себя моим мужем. Он расслабился, и в горло мне тут же полилась теплая, тошнотворная жидкость. Если бы мне было позволено не смотреть на свое собственное унижение, то, возможно, я бы еще смогла сдержать рвотные позывы. Но, когда ты самолично наблюдаешь, как тебе мочатся в рот, это становится невозможно терпеть. Я закашлялась, а потом меня вырвало прямо муженьку на халат. Хотя в спальне царил полумрак, было заметно, как побагровело его лицо.

– Хорошо. Хочешь по-плохому? Все для тебя, дорогая.

Сергей присел на корточки, с силой надавил мне на челюсть и щеки, заставив распахнуть рот, а затем достал пачку сигарет из кармана халата и принялся заталкивать их мне в горло. Я хрипела, царапала ногтями ковер и рыдала в три ручья, но мужу было плевать.

– Что, нравится, Нина? Сигареты ты всегда готова запихнуть себе в рот, чего не скажешь о члене собственного мужа. Ну так наслаждайся, фригидная паскуда, наслаждайся!

Когда я, устав сопротивляться, притихла и вяло повисла в его руках, Сергей вдруг опомнился и со словами: «Еще не хватало, чтобы ты тут сдохла...» засунул мне два пальца в рот, надавил на язык и заставил выйти содержимое желудка и сигареты, застрявшие в глотке. Я пребывала в таком шоке, что почти не двигалась и даже не плакала. Помню лишь свои тихие мольбы: «Отпусти, отпусти, прошу, хватит...» Однако Сергей не думал останавливаться. Когда он понял, что интоксикация мне не грозит, то поднял на ноги и швырнул спиной на кровать, на лету разрывая на мне одежду.

– Не хочешь своего мужа, да, Нина? Я перестал тебя возбуждать? Ничего страшного, не бери в голову – ты меня тоже. Но это тоже не катастрофа, Нин, ведь есть множество других вещей, которые меня заводят. И ты вполне сгодишься для того, чтобы претворить мои фантазии в жизнь.

Порядочность

Сергей метнулся к шкафу и достал оттуда коробочку, обитую бархатом. Я знала, что внутри лежит кинжал в узорчатых серебряных ножнах – подарок делового партнера. Ножны имели узорчатую ребристую поверхность и для сексуальных утех годились в последнюю очередь. Однако муженька это не остановило. Он грубо запихнул его в меня по самую рукоять, и я почувствовала такую чудовищную боль, что мои нечеловеческие крики наверняка бы подняли на уши весь дом. Но Сергей заранее все предусмотрел и заблаговременно закрыл мне рот ладонью. От попыток издать хотя бы звук, у меня сильно защипало в глазах – я была уверена, что белки все сплошь окрасились алым от разрыва сосудов.

– Раздвинь ляжки пошире и стони, – пыхтя, велел Сергей, – или я трахну тебя клинком. Истечешь кровью – зато сколько удовольствия!

Не помню, сколько по времени продолжались эти пытки – может, час, а, может, 30 секунд. Помню только, что каждое мгновение приносило мне жуткие муки.

В какой-то момент он остановился и, склонившись надо мной, прошептал:

– Закричишь – клянусь, я сразу же закрою тебя в частной психушке.

После этого он убрал руку от моего лица, направился к комоду и начал рыться на полках.

– Это тебе пора в психушку, – отсутствующим тоном сказала я. – Это ты болен и нуждаешься в помощи, а не я.

– Ниночка, дорогая, – нараспев проговорил Сергей, – даже если бы я действительно был болен, твоя репутация законченной сумасшедшей все равно сработала бы против тебя. Мне достаточно вызвать бригаду, показать, в каком состоянии спальня и твоя промежность, со слезами на глазах поведать душещипательную историю о том, как ты сначала пожирала сигареты, а затем начала мастурбировать рукояткой кинжала, и все – ты уже лежишь в палате, прикованная к койке. А потом я дам денег главврачу и попрошу держать тебя там вечность, без дополнительной проверки твоего диагноза. Ты сгниешь среди белых стен, под завязку накачанная транквилизаторами, а твои дети будут стыдиться твоего имени. У меня хватит денег, чтобы устроить тебе такую жизнь.

– Сейчас моя жизнь не лучше, – вяло отозвалась я. – Скажи мне одно: неужели ты сам не замечаешь, что с тобой что-то не так?

Сергей продолжал что-то искать в комоде.

– Со мной все в порядке, – сказал он. – Я просто пытаюсь хоть как-то разбавить наш пресный секс, раскачать такую же пресную, полумертвую тебя.

– Еще до рождения Глеба я предлагала нам попробовать секс-игрушки и помню, что ты тогда ответил. Дословно твои слова звучали так: «Для самого лучшего секса мне достаточно тебя одной».

Наконец Сергей нашел, что хотел. Он закрепил на моей голове ремень с шариком посередине, который следовало погрузить в рот. Затянув ремень потуже, муж убедился, что я не могу издать никаких звуков, кроме мычания, а затем принялся связывать мои конечности друг с другом с помощью специальной веревки. Я даже не пыталась сопротивляться. Во время манипуляций с шариком на ремне и веревкой, Сергей разговаривал со мной спокойным, будничным тоном. Это было похоже на исповедь психопата.

– Я прекрасно помню, что тогда сказал. Чистую правду. Мне хватало тебя одной не только в сексе, но и в других аспектах нашей совместной жизни. Ты была настоящим стихийным бедствием, неудержимой, как лед и пламя. Весь мир вертелся только ради тебя одной. Потому чтотытак хотела. Я восхищался каждым твоим движением, словом, вздохом. Ты была самим совершенством. Сильная, уверенная, упорная, со своим мнением. Но после рождения Глеба ты вдруг поплыла куда-то не туда. Размякла, как хлебный мякиш. Знаешь, каково это – жить с такой версией тебя? Невыносимо скучно. Никакой интриги. Ноль развития. Я каждый божий день захлебывался в этом болоте. Кто-то должен был попытаться привести тебя в чувство, понимаешь? Разумеется, я, как мужчина, взял всю ответственность на себя. Первое время мои методы, пусть и немного, но все же раскачивали этот безнадежный штиль, в котором застряла наша семья, но, когда на свет появился Валентин, ты в один момент деградировала до семидесятилетней старухи. Правда в том, Нина, что сейчас ты не вызываешь ничего, кроме жалости и презрения. Ты жалкое подобие той женщины, которую я любил. Теперь твоя задача – быть качественной домохозяйкой и девочкой для битья. И я не виноват в том, что теперь могу получить оргазм только нестандартными способами. В этом только твоя вина и ничья больше. А моя беда лишь в том, что патологическаяпорядочностьне позволяет мне отправить старую шубу на помойку и найти себе новую, во сто крат лучше. Мой удел – это ты, с этим ничего не поделаешь. Я выбрал тебя спутницей жизни, значит, дойду до конца. – В этот момент Сергей помахал у меня перед носом резиновым изделием гигантских, нечеловеческих размеров. – Но это вовсе не значит, что я до конца своих дней буду лишать себя удовольствия. Тебе, Нина, уже, наверное, не терпится узнать, чем мы займемся прямо сейчас. Я бы сейчас мог подробно обрисовать весь наш план, но ведь само действие звучит громче тысячи слов, верно?

Сергей улыбнулся, а я почувствовала резкую, нестерпимую боль сзади и тут же потеряла сознание.

Периодами я открывала глаза и снова уходила в небытие. Раньше я была убеждена, что в жизни нет ничего страшнее душевной боли, но в ту ночь все мое существо превратилось в один большой, пульсирующий болевой центр. Ту ночь я запомнила, как самую унизительную и болезненную в истории меня, как личности. В ту ночь я решила умереть.

Дождавшись, когда Сергей, насытившись экзекуцией надо мной, погрузится в сон, я накинула шубу прямо на окровавленную ночнушку, взяла из домашней коллекции бутылку элитной водки, достала из заначки вторую пачку сигарет, которую хранила в пакетике, на дне банки с манной крупой, и вышла из квартиры.

Шаг

Я не помню, как вышла из квартиры и начала подниматься по лестнице, но зато прекрасно помню, как каждый шаг отдавался болью. Низ живота простреливал с каждым движением, я чувствовала, как по ногам стекает кровь. Казалось, кто-то сначала вспорол мне брюхо, выволок наружу все внутренние органы, а затем грубо запихнул их обратно.

Оставляя на ступенях кровавые следы, я наконец достигла пункта назначения – общего балкона на последнем, тридцатом этаже. В лицо мне ударил холодный ветер, но почему-то было так жарко, что я даже не стала застегивать шубу. Откупорив бутылку, я отпила из горла. Оперлась руками о бортик балкона и посмотрела на горизонт. Ночь еще была хозяйкой и до рассвета оставалась как минимум пара часов.

До моего последнего рассвета.

Я все еще раздумывала, стоит ли мне его дожидаться или же лучше сделать все под покровом ночи. Я специально выбрала балкон, который выходил на улицу. Проснувшись, дети не смогут увидеть из окна свою мать, лежащую на снегу, а значит, это зрелище не будет сниться им потом в кошмарах. Я хотела оградить их от всего этого. Уж лучше пусть меня обнаружат случайные прохожие.

Я сделала еще несколько глотков и поймала себя на мысли, что не чувствую горечи алкоголя. Мне вдруг стало страшно, что я не пьянею. А опьянеть было просто необходимо, иначе последний шаг мне не одолеть. Я слегка перегнулась через балконные перила и с облегчением поняла, что уже изрядно захмелела. Голова кружилась, как на аттракционе, к горлу подступали легкие намеки на тошноту. Но нужно еще больше. Чтобы забыться и шаг дался легко, будто я просто переступаю порог. Чтобы мой полет был легким, словно я птица. Чтобы не чувствовать боли в конце. Хотя в тот момент боль меня уже не страшила.

Ветер был сильным, вился в моих волосах, сдувал слезы, которые сами собой катились из глаз. Я закурила. Горло пронзила боль – видимо, там остались повреждения после того, как Сергей пытался скормить мне пачку сигарет. Я закашлялась, слезы полились еще интенсивнее, живот скрутил спазм, а кровь вновь побежала по ногам несколькими струйками. Внизу, на улице, росли деревья. Они расплывались перед глазами, но четко выделялось одно высокое дерево прямо под балконом. Я снова отпила из горла – водка была ледяная. Мне подумалось, что, когда я буду лететь вниз, это дерево протянет ко мне свои ветви, поймает, обнимет и заберет далеко-далеко. От этих мыслей хохот непроизвольно вырвался из моего садящего горла.

«Скорее всего, я просто напорюсь на эти ветви. Они проткнут меня насквозь, и спасатели будут долго материться, пытаясь снять мою грешную тушу с дерева».

Отсмеявшись хриплым невеселым смехом, я подняла бутылку и сделала большой глоток. Через время мне снова стало смешно. Наверное, просто началась истерика. Я смеялась до тех пор, пока боль внизу живота не заставила меня упасть на колени и согнуться в рыданиях. Рыдая, я представляла себе, как люди поутру увидят на ветвях дереванечто, завернутое в шубу. А, может быть, меня вообще не сразу заметят, и я буду висеть какое-то время, исклеванная воронами.

Кровь прекратилась. Я присела на корточки, погладила свой живот в попытках унять тупую боль, а затем принялась оттирать кровь своей же ночнушкой. Так я просидела минут десять, может, больше. Потом спохватилась, вскочила на ноги и посмотрела на горизонт. Все еще темно. Я решила, что рассвет не встречу точно. Боялась, что яркое зарево даст надежду на жизнь, а я не хотела такой жизни. Я жила лишь потому, что в сердце у меня теплилась любовь. Которая в итоге и погубила.

Мне всегда казалось, что любовь не может навредить. Ох как я ошибалась! Любовь коварна, безжалостна и необоснованно жестока. Она путает, заводит не туда, толкает на жертвенность и медленно убивает. И вот, сейчас, эта любовь толкает меня на долгий полет в бесконечность.

Я задрала голову вверх и закричала что есть мочи.

Мысли, мысли, мысли… Их было слишком много, учитывая,чтоименно я собиралась сделать. Перед таким шагом голова должна быть пуста, поэтому я налегла на алкоголь. Пила огромными глотками, чтобы поскорее прикончить эту бутылку и сделать шаг.

Пузыри взлетали вверх в прозрачной бутылке, жидкости становилось все меньше. Глаза и глотку жгло от спирта. Я давилась, но продолжала пить. Когда бутылка резко опустела, вместо облегчения на меня нашла злость.

– Сука! – крикнула я и швырнула бутылку об стену, что отозвалось очередной пронзающей болью в животе.

Мне было по-прежнему страшно, но -либо сейчас, либо никогда.

Я перегнулась через балкон, наклоняясь все ниже и ниже. Попробовала перекинуть ногу через перила, но боль не позволяла мне поднять ее так высоко.

Неважно, нужно попытаться еще раз.

Кровь снова теплой струйкой покатилась вниз по щиколотке, нога дрожала от боли, но мне все же удалось перекинуть ее на другую сторону. Теперь я была наполовину свободна от этой жизни. Осталось совсем немного.

Ветер ударил с новой силой, все вокруг закружилось, ночное небо будто рухнуло мне на голову и накрыло меня сине-серым куполом. Продолжая обеими руками держаться за карниз, я наклонилась спиной в бесконечность.

«Вот и все!» – подумала я, разжимая замерзшие пальцы.

А потом упала…