Текст книги "Бамбуковая колыбель"

Автор книги: Авраам Шварцбаум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6. Еврейская семейная служба

НА ПРОТЯЖЕНИИ всего последнего года перед нашим отъездом на Тайвань и целых двух лет после нашего возвращения Барбара многократно обращалась к врачам в поисках профессионального совета и помощи против бесплодия.

Все эти обследования показывали, что отсутствие у нас детей не может быть объяснено никакими медицинскими причинами.

В один прекрасный день, вернувшись от очередного специалиста, Барбара заявила:

«Мне надоела эта возня с визитами к врачам и бесконечными рецептами. Отныне я ничего больше делать не намерена, – пусть себе идет, как идет.»

«А я и не вижу, что еще, собственно, мы могли бы предпринять.»

«Ну, положим, есть еще одна вещь, которую мы никогда по-настоящему не пробовали», – сказала Барбара, снимая посуду с обеденного стола.

«Какая именно?» – поинтересовался я.

Она какое-то время смотрела прямо на меня, прежде чем произнести простое слово: «Молитва».

ВСКОРЕ ПОСЛЕ ТОГО, как Хсин-Мей исполнилось два года, мы стали потихоньку выяснять, нельзя ли взять второго приемного ребенка, и в этой связи договорились о встрече с руководительницей Еврейской семейной службы.

Это была невзрачная, плотно сложенная женщина средних лет, казалось, намертво встроенная в свой письменный стол. Она тяжело дышала за баррикадой из своих папок и бумаг, и на ее лице застыло постоянное выражение сердитой озабоченности. Телефонный провод извивался по ее кабинету, как резиновая трубка, через которую вливают свежую кровь смертельно больному пациенту, и она, действительно, казалась таким пациентом, черпающим жизненные силы в бесчисленных телефонных звонках, которые непрерывно прерывали нашу беседу.

Как бы то ни было, она проявила незаурядные понимание и сочувствие. Сначала она напомнила нам о сложившейся демографической и социальной ситуации, которая приводит к быстрому сокращению числа детей, подходящих для усыновления или удочерения. Затем она объяснила, что распространение легальных абортов и, одновременно – улучшение материального положения большинства американок, имеющих теперь возможность воспитывать детей, рожденных вне брака, еще более уменьшают это число. В заключение она сказала, что шансы на быстрое получение ребенка значительно увеличиваются, если супружеская чета согласна взять приемного ребенка не самой предпочтительной категории – например, постарше возрастом или с физическими или умственными недостатками.

«Иными словами, вы ничего не можете нам предложить?»

Она грустно улыбнулась.

«Наша Еврейская семейная служба сотрудничает с другими организациями такого же рода, например, с Католическим

благотворительным фондом, который помогает нам отыскивать подходящих детей.»

Я поинтересовался, согласны ли эти организации с тем, что найденные ими приемные дети будут затем обращены в иудаизм.

«Но ведь вы оба евреи, – сказала она. – Зачем вам это обращение?»

Я посмотрел на нее с недоверчивым изумлением.

«Вы хотите сказать, что вам неизвестно, что дети, взятые на воспитание еврейской четой, не считаются евреями, пока не пройдут гиюр?»

«С детьми, которых мы пристраивали раньше, у нас никогда не возникало проблем, – заверила она. – Но даже если вы правы, я не предвижу никаких затруднений.»

«Все это не так просто, – сказал я. – Знаете ли вы, например, что до тех пор, пока ребенок не пройдет ортодоксальный гиюр, его не принимают в Еврейскую дневную школу?»

«Вы в этом абсолютно уверены? – Она посмотрела на меня с явным недоверием, при этом одна из ее бровей высоко поднялась. – Мне трудно в это поверить.»

«Вам достаточно позвонить в Федерацию или, если хотите, прямо в школу, и вы немедленно получите подтверждение.»

«Если вы не возражаете, я именно так и поступлю.»

Она предпочла поступить «именно так» из соседней комнаты (возможно, впрочем, что ее система телефонного жизнеобеспечения была рассчитана только на звонки извне) и вернулась минут через пять.

«Вы были правы, – сказала она, даже не извинившись. – Должна сказать, что я возмущена и шокирована.»

«Боюсь, что я чего-то не понимаю, – сказала Барбара, удивленная слишком бурным для этого бюрократического

растения проявлением эмоций. – Еврейская семейная служба помогает еврейским семьям. Разве не естественно, что она должна во всех сложных случаях следовать требованиям еврейского закона?»

«О, разумеется, – ответила наша собеседница. – Но только если эти требования не идут вразрез с правами индивидуума и не мешают нормальному росту и развитию нашего клиента.»

Она явно чувствовала себя задетой в своей бюрократической броне.

По пути домой я сказал Барбаре:

«Чем больше я узнаю нашу общину, тем яснее мне становится, что это вовсе не единый еврейский коллектив, а, скорее, множество разобщенных анклавов, каждый из которых действует согласно своим собственным правилам и собственной философии.»

«Я не понимаю, зачем мы вообще к ней пришли, – с горечью откликнулась Барбара. – Как могли мы затеять усыновление или удочерение еще одного нееврейского ребенка, когда нашей Хсин-Мей скоро исполнится два с половиной года, а она все еще нееврейка?»

Глава 7. Занятия китайским языком

К ТРЕМ ГОДАМ Хсин-Мей превратилась в энергичного крепыша с двумя короткими смешными косичками, длинной черной челкой, ямочками на щеках и неудержимо пляшущими глазами на круглом лице.

Незадолго до своего третьего дня рождения она получила по почте заказное письмо, в котором сообщалось, что ее просьба о натурализации в Соединенных Штатах удовлетворена.

В назначенный день мы привезли ее в здание Федерального суда на церемонию присяги.

Отведенная для церемонии комната была заполнена новыми американскими гражданами и их родственниками. Сама церемония оказалась серьезным, значительным и даже трогательным актом, как и подобает столь судьбоносному событию.

Судья, руководивший церемонией, зачитал имена всех новых граждан и назвал страны, откуда они прибыли: Италия, Вьетнам, Ирландия, Венесуэла, Мексика, Филиппины, Китай… Оказалось, что эти сорок пять человек представляют двадцать одну страну.

Хсин-Мей была самой юной и – нужно ли добавлять? – самой очаровательной из всех участников церемонии. Судья произнес короткую речь, после чего собравшиеся повторили вслед за ним присягу на верность американской конституции. Хсин-Мей вместе с остальными получила документ, в котором, среди прочего, говорилось:

«Дорогой гражданин!

В жизни каждого человека есть незабываемые события, воспоминания о которых он хранит до конца своих дней. Я надеюсь, что сегодняшняя церемония была для вас одним из таких событий. Что касается меня, то для меня большая радость – поздравить вас с получением американского гражданства.»

Письмо было подписано президентом Соединенных Штатов Джеральдом Р. Фордом.

Мы с Барбарой решили воспользоваться церемонией натурализации для того, чтобы дать Хсин-Мей имя, которое звучало бы более по-американски.

Удостоверение о натурализации, которое мы получили после церемонии, сообщало, что «Ким Давра Шварцбаум, зарегистрированная как иностранка под номером А34—109—194, родившаяся в Китае 6 мая 1972 года, ростом 3 фута, весом 26 фунтов, незамужняя, глаза черные, волосы темные, признана сегодня, 11 марта 1975 года, удовлетворяющей во всех отношениях применимым к ней требованиям закона о натурализации, и достойна стать американской гражданкой.»

Мы выбрали для нее два имени: распространное в Америке имя Ким из-за его ориентального звучания, а также имя Давра – в память о моем покойном отце Давиде.

ВСКОРЕ В НАШЕЙ жизни произошли дополнительные перемены. Сразу же после нашего возвращения в Соединенные Штаты Барбара с новой энергией возобновила свои

занятия китайским языком. Она брала частные уроки, занималась дома, но все время чувствовала, что этого недостаточно. Увы, ближайший университет, в котором преподавали китайский язык, находился в Джорджтауне, пригороде Вашингтона, более чем в двух часах езды от нашего города.

Невзирая на множество проблем, Барбара, в конце концов, подала заявление и была принята кандидатом на вторую степень по китайскому языку и лингвистике.

Свои университетские занятия она сумела построить таким образом, что ездить в Джорджтаун ей приходилось всего два раза в неделю. Мы нашли китайскую семью, которая согласилась присматривать за Хсин-Мей в эти дни – с тем, чтобы я после работы забирал ее домой. Дома я «организовывал» ужин для нас обоих, а потом укладывал ее спать.

Поскольку занятия в университете занимали у Барбары два дня подряд, ей имело смысл ночевать в эти дни в Вашингтоне. Однако найти подходящий ночлег оказалось не так-то легко. Один знакомый студент посоветовал ей обратиться за помощью в местные церковные приходы, и в результате Барбара стала приходящим жильцом в общине Сестер Небесного Суда. Я подшучивал над этим названием и ее «монастырской жизнью», но в душе испытывал облегчение, поскольку она нашла приют в безопасном и удобном месте.

Барбара была поглощена своими занятиями, но ей очень недоставало нас – даже в те немногие дни, которые она проводила вдали от дома. Поздними вечерами, закончив занятия, она возвращалась в свою маленькую комнатку в монастыре, проходя при этом мимо икон, развешанных на каждом этаже. Изображения христианских святых казались ей чужими и холодными. Она старалась побыстрее укрыться в своей комнате и закрыть за собой дверь.

Глава 8. Университетский клуб Бейт-Гиллель

РАЗ В НЕДЕЛЮ я имел обыкновение заглядывать в университетский клуб Бейт-Гиллель. Это был один из бесчисленных студенческих клубов, разбросанных по территории кампуса, основной особенностью которого было то, что в нем собирались для отдыха или занятий студенты-евреи. Обычно я прихватывал с собой сэндвич и проводил там какое-то время, просматривая газеты и журналы, разложенные в читальной комнате.

В один прекрасный день, оторвав взгляд от журнала, который я держал в руках, я увидел человека, которого никогда раньше в кампусе не встречал. На нем были черный костюм и столь же черная шляпа, его лицо украшала пышная черная борода. Увидев, что я смотрю на него, он подошел и протянул мне руку:

«Добрый день! Я рабби Йосеф Гольдштейн, новый директор Еврейской дневной школы.»

Я пожал его руку и представился.

«Я был в этом районе, – сказал рабби Гольдштейн, – и решил заглянуть в кампус, посмотреть, что собой представляет здешний Бейт-Гиллель. Но я не застал тут никого, кроме вас.»

«Да, здесь, как правило, бывает мало народу. Этажом выше, правда, живут несколько студентов, но я что-то не замечал, чтобы они очень интересовались этим заведением.»

«Вы давно в нашем городе? – спросил рабби. – Извините мою бесцеремонность, но мне кажется, что у вас не местное произношение.»

Я рассмеялся и сообщил ему, что я родом из Нью-Йорка и живу здесь с женой и трехлетней дочерью. Мы немного поболтали, как это водится у двух людей, недавно попавших в новое место и пользующихся случаем как можно больше узнать друг о друге. Время прошло очень быстро. Вскоре мы оба начали смотреть на часы – нужно было расходиться.

«Я бы с удовольствием пригласил вас и вашу жену провести у нас одну из суббот», – неожиданно сказал рабби.

«Боюсь, что мы живем слишком далеко, чтобы прийти к вам в субботу, – ответил я, тронутый этим сердечным предложением. – Наш дом находится в северной части города. А вы, я полагаю, живете в западной части, ближе к синагоге и школе?»

«Верно, – сказал рабби Гольдштейн, – но это не проблема, – вы можете прийти к нам в пятницу вечером и остаться переночевать.»

«Благодарю вас, – сказал я. – Я поговорю с женой и позвоню вам завтра утром.»

Барбара отнеслась к этой идее с энтузиазмом. В тот же вечер я позвонил рабби и сообщил, что мы принимаем его радушное предложение.

СЛЕДУЯ ТОЧНЫМ указаниям рабби, мы без труда отыскали его дом и примерно за сорок пять минут до наступления субботы прибыли на место.

В доме все кипело – в эти самые минуты заканчивалась подготовка к субботе.

Жена рабби была занята наведением окончательного блеска, поэтому сам рабби проводил нас в нашу комнату. Затем он сообщил, что через несколько минут отправляется вместе со старшим сыном в синагогу на Минху —вторую из трех ежедневных молитв. Я помог устроиться Барбаре с дочерью и решил присоединиться к Гольдштейнам в их десятиминутной прогулке по тихому кварталу.

По пути я обмолвился, что это мой второй визит в Шаарей Эмет, и коротко пересказал обстоятельства своей первой встречи с тамошним раввином. Рабби Гольдштейн выслушал мой рассказ с нескрываемым интересом.

«Известно ли вам, что теперь в синагоге новый раввин? – спросил он. – Думается, вам было бы любопытно с ним познакомиться.»

К моменту нашего прибытия в синагоге собралось около пятнадцати человек, и минха, послеобеденная молитва, началась почти сразу после нашего прихода. Рабби Гольдштейн помог мне найти соответствующее место в молитвеннике. Я очень обрадовался, поняв, что все еще могу, пусть и медленно, читать на огласованном иврите.

В перерыве между минхойи субботней службой новый раввин, молодой человек лет двадцати восьми, встал и представился как рабби Исраэль Кауфман. Он показался мне открытым, дружелюбным и, может быть, чересчур энергичным, что, на мой взгляд объяснялось его молодостью и серьезностью, с которой он относился к своей новой должности.

Не без помощи рабби Гольдштейна, я продолжал следить за текстом молитвы и даже не сбился до конца службы. Я был поражен тем, насколько легко и приятно мне в Шаарей Эмет. Быть может, мне помогала «камерность» синагоги, равно как и то, что молящихся было совсем немного.

Синагога казалась мне очень уютной и интимной. Может быть, на меня подействовали радушие и теплота нового раввина, искреннее произнесение молитв, прерываемое время от времени пением, – все это создавало атмосферу покоя и глубокой сосредоточенности. Но одновременно меня обуревало и более глубокое чувство: я слышал голос прошлого, которое, видимо, не умерло во мне.

После службы все мы пожелали друг другу «доброй субботы». Мы с рабби молча отправились домой. Воздух был чист и прохладен, ночное небо – совершенно черным, тихие улицы были едва-едва освещены.

Когда рабби открыл дверь своего дома, перед нами засияли субботние свечи, и обеденная комната показалась мне залитой ярким светом.

Глава 9. Система еврейских законов

ПОСЛЕ ЭТОГО МЫ проводили одну из суббот каждого месяца в гостях в ортодоксальных семьях нашего города. В ходе каждого такого визита мы узнавали что-то новое: знакомились с еще одним религиозным обычаем, идеей или впечатляющей мыслью, которые обычно немедленно включали в наше собственное субботнее «меню».

Постепенно, почти неощутимо для себя, мы адаптировали образ жизни религиозных евреев. Барбара теперь регулярно зажигала свечи, я начал произносить благословение над вином. По субботам, в ясную погоду, я отправлялся пешком за три с половиной мили в синагогу и возвращался домой, подкрепившись легкой закуской, приготовленной сотрудниками Еврейской школы.

Барбара даже начала печь халысобственного изготовления, и теперь наши субботние трапезы приобрели более спокойный, праздничный характер. Мы заменили наши прежние субботние послеполуденные поездки долгими пешеходными прогулками по окрестностям. Суббота стала радостным завершением, кульминацией нашей недели, днем, о котором мы вслух мечтали.

В один прекрасный день я услышал, что в нашей общине появился еще один новый раввин – выпускник знаменитой «Ешива Университи». То обстоятельство, что он согласился возглавить общину в маленьком пригороде, где большая часть евреев не слишком строго соблюдает мицвот, особенно заинтересовало меня.

«Говорят, что он – человек очень широких взглядов», – сообщил я Барбаре.

«Что это, собственно, значит? – спросила она. – Помнишь тех раввинов, с которыми мы с тобой встречались? У них были такие широкие взгляды, что ничему существенному в жизни места уже не находилось.»

«Я хочу сказать, что хотя он и вполне ортодоксален, у него есть опыт в обращении с нерелигиозными людьми. К тому же, он получил университетское образование. Я бы хотел поговорить с ним о Хсин-Мей.»

«Хорошо, – откликнулась Барбара без особого энтузиазма. – Если ты считаешь, что это полезно, то почему не поговорить?»

Несмотря на весь свой скепсис, Барбара согласилась отправиться к новому раввину вместе со мной.

РАББИ ФРИД ПРИНЯЛ нас просто и без всяких церемоний. После того, как мы описали свои переговоры с различными раввинами по поводу гиюраХсин-Мей и рассказали о нашем нынешнем образе жизни, он сразу же перешел к делу:

«С моей точки зрения, есть четыре обязательных условия, которые вы должны выполнить для того, чтобы можно было поставить вопрос о гиюревашей дочери: это полное соблюдение субботы, выполнение законов кашрута, соблюдение законов о супружеской чистоте в ваших семейных отношениях и, конечно, согласие дать вашей дочери самое лучшее еврейское воспитание, какое только возможно в нашей общине, что означает фактически, что она должна учиться в Еврейской дневной школе.»

«А как же с остальными шестьюстами с чем-то мицвот, перечисленными в Торе?» – спросил я.

«Видите ли, исполнение мицвот —это лестница со множеством ступеней, и каждый из нас находится на одной из них, – ответил рабби. – Главное – в каком направлении вы идете.

Если вы действительно начнете исполнять те три предписания, которые я перечислил, вы увидите, что остальные вскоре последуют за ними. Суббота, кашрути законы семейной чистоты – это три заповеди, вокруг которых образуется нечто вроде магнитного поля. Начните соблюдать их, и они притянут в вашу жизнь все остальные.»

Барбара спросила, имеет ли он в виду соблюдение каш-рутакак в домашних трапезах, так и вне дома.

«Как-то раз мне уже задавали этот вопрос, – сказал рабби. – Я ответил, что если вы будете соблюдать кашруттолько дома, то на небо попадете не вы, а ваша посуда.»

Он добродушно рассмеялся.

«Поймите, я не хочу вас обидеть, но вы должны понять, что иудаизм – это законченная система, и он не признает облегчающих жизнь фокусов. Кашрутесть кашрут, некашернаяпища есть некашернаяпища, и где бы вы ее ни ели, дома или в ресторане, она все равно попадает в ваш желудок.»

«Рабби Фрид, – торжественно провозгласила Барбара, – лично я готова взять на себя все эти обязательства. В течение прошлого года мы понемногу начали соблюдать субботу. Мы с мужем вегетарианцы, так что я не думаю, что нам будет трудно сделать свой дом совершенно кашерным. Кроме того, мы оба с первого дня в этом городе мечтали записать Хсин-Мей в Еврейскую дневную школу, и не наша вина, что ее туда не приняли. Что же до семейной чистоты, то, должна признаться, я плохо понимаю, о чем идет речь, но готова познакомиться с этим вопросом.»

«А что скажете вы, мистер Шварцбаум?» – спросил рабби Фрид.

«Барбара очень точно выразила и мое мнение», – ответил я.

«Ну, что ж, считайте, что мы договорились!» – воскликнул рабби.

Он вручил нам несколько книг, трактовавших вопросы о семейной чистоте.

«Пожалуйста, внимательно прочтите их и отметьте все вопросы, которые у вас возникнут, с тем, чтобы мы могли их затем обсудить. Кроме того, я попрошу вас назначить время, когда я смогу зайти к вам домой для того, чтобы мы – все вместе – могли решить, что необходимо сделать с вашей кухней и вашей посудой, чтобы на столе у вас появились кошерныеблюда.

И наконец, если вы свободны завтра вечером, я бы хотел встретиться с вами в местном супермаркете. Мы немного прогуляемся вдоль полок, и я познакомлю вас с различными категориями кашернойпищи и теми символами, по которым вы всегда сможете отличить кошерныепродукты от некашерных.»

На обратном пути Барбара была очень возбуждена. Я, признаться, тоже.

«В первый раз в жизни мы начинаем следовать конкретной системе правил поведения, – сказал я. – Этот раввин говорит только по делу. Я пока не очень-то понимаю, что означает каждое из его предписаний, но то, чего он от нас требует, имеет, по крайней мере, точный и определенный характер. Оно не так беспредметно, расплывчато и туманно, как было это у первого ортодоксального раввина, с которым мы встречались. Этот подход нравится мне куда больше, чем абстрактное, философское теоретизирование.»

Мы вложили немало сил и энергии в осуществление программы, которую наметил для нас рабби Фрид. Нам пришлось столкнуться с немалыми трудностями, но, в конце концов, наш дом стал полностью кошерным. После некоторых колебаний, мы решили заменить всю свою посуду на новую. Рабби помог нам превратить в кошернуюнашу мойку для посуды, но даже он ничего не смог сделать с прикрепленными к ее дну пластмассовыми подставками. К счастью, нам удалось их заменить.

ПОСТЕПЕННО ВОПЛОЩАВШУЮСЯ В ЖИЗНЬ программу рабби Фрида мы с Барбарой оценивали по-разному. Я, со своими познаниями в бихейвиоризме, шел обычным аналитическим путем и пытался понять, каким образом предписания еврейского закона «окрашивают» индивидуальные и групповые отношения между людьми.

Я подробно объяснил Барбаре, каким образом соблюдение кашрутадолжно постепенно ограничить круг наших знакомых такими же как мы, неукоснительно соблюдающими мицвотевреями.

«Если мы приглашаем человека к себе в дом, – говорил я, – угощение является очевидной социальной необходимостью. Еда действует как смазочный материал, облегчающий человеческое общение и обогащающий социальные контакты.

Разумеется, если наш гость в ответ пригласит нас к себе, то дома он захочет ответить тем же – ведь социальные контакты основаны на своего рода балансе взаимных компенсаций.

Но если ты не можешь пригласить к себе людей, в доме у которых ты побывала, лишь потому, что твое угощение для них по ритуальным соображениям неприемлемо, ваши отношения неизбежно станут более напряженными и, при прочих равных, начнут ослабевать. Это быстро ограничит твои контакты рамками твоей собственной группы и, в конечном счете, поощрит эндогамные браки внутри нее.»

Барбара, которая на протяжении моей прочувствованной лекции неустанно сортировала белье, ответила, не отрываясь от работы:

«Все это звучит очень интересно и занимательно, особенно в устах человека, который еще недавно заявлял, что терпеть не может абстрактного теоретизирования и предпочитает конкретные, точные указания. Для меня самым важным является то, что мы соблюдаем кашрутпотому, что получили такое указание, и, если я что-нибудь понимаю, это обстоятельство вносит важный дополнительный аспект в самый вопрос о питании. Еда перестает быть просто тем, что готовят на кухне, она “приобщается” к безграничному духовному миру.»

Наконец-то мы сподобились увидеть загадочную микву. Впервые это произошло, когда мы принесли наши новые кухонные принадлежности и посуду для обязательного погружения в нее.

Своими кафельными плитками и уходящими под воду ступенями микванапоминала крытый плавательный бассейн, только сильно уменьшенный в размерах.

Она еще больше походила на большую ванну, хотя и казалась непропорционально глубокой: наполнявшая ее чистая вода подступала к самому краю. Погружая в этот колодец нашу посуду и кухонные принадлежности, я увидел в воде свое отражение. Оно показалось мне чересчур серьезным и сосредоточенным, но на душе у меня в этот момент было спокойно и легко, – я понимал, что делаю еще один шаг в правильном направлении.

Окончательно решившись следовать традиции, мы были готовы выполнить все, что требовал от нас рабби Фрид. Однако следующий шаг оказался гораздо более трудным, чем все предыдущие.

Он предполагал резкое изменение нашего образа жизни и заставил нас уделить серьезное внимание тому, о чем мы раньше никогда не думали.

Мы были буквально изумлены, узнав, насколько логично древние законы о «семейной чистоте» сходятся с современными представлениями о естественных биологических ритмах, и как глубоко еврейские мудрецы, жившие две тысячи лет назад, проникли в тайны организма, которые наша медицина только сейчас начинает постигать.

Система еврейских законов, предписывающих добиваться отсроченного оргазма и обязывающих соблюдать сексуальную самодисциплину, требующих доверия и взаимопонимания между супругами, находилась в резком контрасте с так называемой «новой моралью» – теми лихорадочными поисками наслаждений, которые считаются в современном обществе само собой разумеющимися.

Поскольку мы долгие годы принимали всевозможные меры, благоприятствующие зачатию, сама идея периодического воздержания не была для нас чем-то новым. Зато совершенно необычным оказался принцип, запрещающий любой физический контакт в течение определенного периода.

Это побуждало нас искать иные пути общения, не противоречащие заповедям, что, в свою очередь, явно обогащало наши отношения.

Барбара несколько дней в неделю изучала еврейские законы под руководством жены рабби Фрида и вскоре окончательно примирилась с правилами, предписывающими еврейским женщинам скромность и запрещающими появление на улице с непокрытой головой.

Вспоминая эти первые недели и перемены, происшедшие за короткое время в нашем образе жизни, мы не могли избавиться от чувства удивления. Вступая на этот путь, мы вовсе не собирались стать ортодоксальными евреями, но в действительности быстро ими стали. Это наполняло нас восхитительным чувством. Мы следовали указаниям рабби с глубокой верой, и наша связь с Всевышним становилась крепче с каждой новой мицвой, которая входила в нашу жизнь.

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ рабби Фрид согласился собрать религиозный суд для проведения гиюранашей Хсин-Мей. Руководитель Еврейской школы рабби Гольдштейн, рабби Кауфман из ортодоксальной синагоги и сам рабби Фрид составили бейт-дин. Они пришли к заключению, что мне придется войти в миквувместе с Хсин-Мей – для того, чтобы она могла полностью погрузиться в воду требуемые три раза и в то же время не подвергнуться опасности, поскольку глубина воды в миквенамного превосходила высоту ее роста.

Хсин-Мей разделась. Я осторожно взял ее за руку и мы медленно спустились по ступеням в микву. Я чувствовал, что Хсин-Мей напряглась и встревожена. Вода на ступенях тепло ласкала наши босые ноги.

Я вошел в воду первым, потом взял ее на руки.

«Послушай, милая, – сказал я, – сейчас тебе нужно будет три раза окунуться в воду. Тебе нечего бояться – я все время буду с тобой.»

В ее глазах я прочитал полное доверие.

Я разжал объятия, и она выскользнула из моих рук. Вода миквыпоглотила ее.

Еще два раза я поднимал и выпускал свою девочку. Глядя наверх, я видел над собой сосредоточенные лица всех трех раввинов.

Позже, когда мы с Барбарой и Хсин-Мей покидали здание миквы, рабби Фрид пожелал нам мазал тови вручил мне официальный документ. Его перевод гласил:

«Мы подтверждаем, что девочка Двора, дочь нашего праотца Авраама, прошла погружение в кошерную микву. Теперь мы приветствуем ее как нашу собственную дочь и обращаемся к ней: “Благословен Г-сподь, отец Авраама, праотца нашего, направивший ее, дабы она могла идти и следовать по Твоему пути. Амен.”

Ради этого мы собрались в качестве бейт-динав указанном ниже городе и засвидетельствовали факт ее обращения в иудаизм нашими подписями – сегодня, в среду, 12 ияра 5736 года.»

На следующее утро Барбара прочла по молитвеннику:

«Г-сподь мой!

Душа, которую Ты вложил в меня, Чиста.

Это Ты создал ее,

Ты сформировал ее,

Ты вдохнул ее в меня,

Ты сторожишь ее во мне,

И Ты заберешь ее у меня

И возвратишь ее мне в грядущие времена.

Все то время, пока душа во мне,

Я возношу хвалы Тебе,

О Г-сподь Б-г мой, и Б-г моих отцов,

Создатель всего сущего, Властелин всего живущего…»

Она закрыла молитвенник, обняла Двору и крепко прижала ее к себе.

Десять дней спустя, 22 ияра. Дворе исполнилось четыре года.

Одиннадцать месяцев спустя, 11 нисана 5737 года, Барбара родила нашего первенца Дова Хаима.