Текст книги "Приручить Цербера (СИ)"
Автор книги: Ава Абель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Когда гости наконец разошлись по комнатам, Настя с тяжелым сердцем поднялась в свою спальню и переоделась в пижаму. Не в любимую хлопковую, которую ей рукодельница Нинушка сшила, а в шелковую, выше колена, на тонких бретельках. Вдруг Цербер появится?
Сон не шел, и Настя, набросив короткий халат из того же комплекта, пробралась во двор, чтобы пообщаться с Аресом. Как сдвинуть эту гору, она не представляла, но если ему Саня дорога, то способ найдется.
Настя потопала босиком по теплой бетонной дорожке, набрала код на воротах и вышла на улицу, где в серебристом «лэндровере» спал Архипов, скрестив руки на груди и прикрывшись темными очками. Настя потуже затянула пояс и постучала по крыше, поскольку боковое стекло было опущено.
Арес даже не дрогнул, проявив железную выдержку и способность ориентироваться в обстоятельствах. Он медленно поднял одну руку и так же медленно сдвинул очки на нос, глядя в упор, как будто его и не разбудили вовсе. Арес был хорош: роста выше среднего, крепкий; волосы светлые, в глазах – сталь. То, что нужно для борьбы.
– Я слушаю, – сказал он.
– Нам нужно создать Володе конкуренцию, – четко проговорила Настя, не ходя вокруг до около.
– Весь внимание, – уже более увлеченно, но все еще с ноткой ехидства, поинтересовался Арес и потянулся, чтобы открыть для Насти дверцу со стороны пассажирского кресла.
Она устроилась поудобнее и, сузив глаза, повнимательнее вгляделась в потенциального сообщника, чтобы сразу уловить перемену в его лице, когда она спросит в лоб:
– Ты ведь влюблен в Саньку.
Арес вообще не отреагировал, как будто вопроса не услышал; прочесть эмоции не удавалось, однако у него дрогнула правая рука, которую он попытался сунуть в карман летней ветровки. Настя, не отводя взгляда от аресовского лица, перегнулась и ухватила его за руку. Он тут же сжал ее запястье, Настя молча накрыла эту башню из рук второй ладонью.
– Какие мы скрытные, – протянула она. – Лучше по-хорошему признайся.
Она уже придумала, что Арес прячет татуировку, вроде «Санька на веки», или браслет, который ему подарила она же. Но телохранитель тяжело вздохнул и, стряхнув Настины руки со своих, подтянул рукав ветровки.
– Сидел я, – произнес он с таким нажимом, как будто только тупая могла не догадаться сразу. – На руке шрам, один красавец вену мне вскрыл.
– Ничего себе. Я думала, у тебя там фенечка с сердечками. – Настя широко раскрытыми глазами смотрела на Ареса, милого и порядочного парня с виду. – Ты кого-то убил?
– Увы, нет. Меня отдали под военный суд за нарушение приказа. Еще вопросы есть? – он достал из кармана мятные леденцы и предложил один Насте.
– Как же тебя Прохоров взял в телохранители с таким прицепом?
Арес побарабанил по рулю пальцами, покосился на Настю и задумчиво сказал:
– Вопрос про вопросы был риторическим, он означал: а теперь прошу на выход.
– Ответь, – настойчиво приказала она. – Почему ты, такой непослушный мальчик, охраняешь дочку дипломата?
– Считай, что случилось чудо и небо плеснуло на меня розовым сиропом благодати.
Настя начала злиться, но вовремя сдержала себя, сделав глубокий вдох. Ничего, еще сознается.
– То есть ты не влюблен? – уточнила Настя. – Так это еще лучше. Давай, я подберу кандидатов на Санькиных ухажеров, а ты одобришь, проверишь их и подсунешь ей. Володю подразним, а Саню заставим увидеть, что в мире полно других мужчин.
– Совсем страх потеряла? – набычился Арес. – А-ну давай марш отсюда.
Но выгнать Настю из машины телохранитель не успел. Их ослепил свет фар подъехавшего джипа, который Настя узнала сразу. Цербер. В мозг молотом стукнулась мысль: «Что он подумает?». Полы скользкого халата разошлись, волосы дыбом, косметику давно смыла. Настя не знала, бежать ей прочь или оставаться на месте.
– У тебя оружие при себе? Дай мне.
– А мороженого не принести? Ты боишься этого парня, Летова? Я могу поговорить.
– Да сиди уже. – Настя потянулась к ручке двери, но та распахнулась раньше. У Цербера был ошалевший взгляд, когда он произнес, обращаясь к Аресу:
– Привет… Стас, кажется. Как жизнь?
– Не балует.
– Поздравляю. Я провожу Настю в дом, если не возражаешь.
Стас тут же надел очки, откинулся на кресло, сложив руки на груди, и бросил на прощание:
– Спасибо.
Настя тихо выдохнула, поняв, что обошлось.
– Горячая девчонка, правда? – вдруг с ухмылкой добавил Арес.
Цербер сорвался с цепи и, перелетев через капот, потянулся к Стасу через окно с опущенным стеклом. Настя выскочила из машины очень вовремя: Стас увернулся от церберского кулака и, обхватив ладонями крышу со стороны пассажирского сиденья, следом за ней выпрыгнул на улицу.
– Данила, прекрати, – увещевала Настя, но тот пытался добраться до Ареса. – Мне нужно было с ним поговорить.
– Плевал я, зачем ты вышла в таком виде, – следуя за телохранителем, Данила со всей злости захлопнул ногой дверцу машины.
Арес, впечатлив Настю своей ловкостью, легко запрыгнул на капот, потом на крышу, и приземлился с другой стороны «лэндровера». «Так они с Цербером в догонялки будут играть всю ночь, как Том и Джерри», – на нервах подумала она и закричала:
– Зачем ты вообще ляпнул глупость про горячую штучку, Стас?
– А это тебе бумеранг. За то, что не в свое дело лезешь, – ответил он, запрыгивая в машину через окно со стороны водителя и выбираясь на дорогу через противоположное.
– Черт. Точно. Проклятая карма. – Настя спустила халатик с плеч и обратилась к Даниле: – Я сейчас собираюсь устроить стриптиз. Если ты не успеешь, то Стас увидит слишком много Аиды. Раз, – она сбросила халат на землю. – Два. – Приспустила одну бретельку…
«Три» говорить не пришлось. Данила затормозил, подошел к ней, рывком приподнял ее и перебросил себе через плечо.
– С тобой я потом поговорю, – запыхавшись, крикнул он Аресу. Телохранитель, засмеявшись, подмигнул Насте, стоило ей вскинуть голову и упереться руками в спину Цербера. Вот же нахал этот Стас. Придется с Прохоровым пообщаться, разузнать об этом юморном охраннике побольше.
Данила внес ее во двор и заблокировал ворота. Промаршировал с ней по подъездной аллее мимо подсвеченных фонарями деревьев, и сбросил груз на садовые диванные качели.
Настя даже возмущаться и кричать не стала, ей было слишком хорошо: Цербер приехал. Он разглядывал ее, она – его. Особенно Настю поразили черные рваные тесные джинсы. «У некоторых мужчин слишком стройные ноги», – оценила она.
– Стас мне помогает в одном деле, – посчитала нужным пояснить Настя.
– А больше не у кого помощи попросить, – ехидно ответил Данила. – Хм-м. У кого же ты могла попросить помощи? Дай подумать…
– Ой, ладно, не ершись. Мне кажется, что Арес не ровно дышит к Саньке. Она тоже иногда подает признаки жизни, как минимум, скрытой ревности. Володю своего она никогда не ревновала. Не могу же я позволить ей выйти замуж за этого кровососа, если есть надежда на спасение.
Летов долго на нее смотрел со смесью усталости и не оформившейся мысли, пока наконец не опустился рядом на качели и не уточнил:
– О чем ты вообще? Какого кровососа?
– Володя, парень Саньки, собирается делать предложение в конце лета. Это конец света, понимаешь? – терпеливо разжевала ситуацию Настя.
– Нет, не очень.
– Вот и Арес упирается рогом. Думаю, это связано с его темным прошлым.
– Ты уже и его прошлое разузнала?
– Говорю же, оно темное. Туманное, покрытое тайной военного трибунала.
– Так ты пыталась его соблазнить, что ли? Проверить, поддастся ли он на твои чары? Если нет, то либо импотент, либо влюблен в другую?
Настя вскинула брови: это комплимент или оскорбление ее здравому смыслу?
– Думай, Летов, перед тем как говорить. Зря, что ли, мозгом наделен? Пошла бы я к малознакомому мужчине одна, ночью, чтобы соблазнять. Да еще без макияжа. Цирк.
Данила вытянул ноги вперед и оттолкнулся от земли, раскачиваясь. Откинул голову на спинку дивана и посмотрел в небо.
– Я тебе цветы привез, и конфеты, и подарок. Решил съездить за ним после концерта и по дороге попал в небольшую аварию, пришлось с гаишниками задержаться. Ничего опасного, все обошлось. Погоди, я сейчас, – Данила вознамерился подняться.
– Не нужно, не ходи за подарками. – Настя удержала его и взволнованно всмотрелась в лицо, провела руками по его груди, плечам. – Ты пострадал? Что-то болит? Внутренние органы проверь обязательно.
– Я в полном порядке, да и на «мерседесе» мелочь, царапина. Нас на перекрестке подрезали, но водитель у меня опытный, вырулил, а того дебила занесло. Он тоже цел, только капот слегка покорежило. Так что мне пришлось заехать еще и за джипом.
Настя на секунду представила, что Данила мог попасть в больницу, а то и погибнуть, и ей сделалось дурно. Она молча пододвинулась к нему вплотную, просунула руку под локоть и положила голову ему на плечо.
Они посидели немного молча, слушая цикад, прежде чем Настя произнесла:
– Идем, не хватало, чтобы отец нас увидел. Еще придумает то, чего нет.
– Ты иди, я задержусь. Остыну немного. Застали вы меня врасплох с этим прыгуном Стасом.
Настя усмехнулась и поежилась от ночной прохлады (халат ведь на дороге остался). Она дошла до крыльца, обернулась и спросила:
– Тебе понравился танец?
– Было… неожиданно, – ответил Данила после некоторых раздумий.
– Звучит не очень-то романтично.
– За меня должны были сказать подарки, но они в машине, брошенной на обочине. Так что поверь на слово: я романтичен как никогда. Даже плакать хочется от слепящей красоты моей души… Ну все, ложись спать. Рассвет через час.
Насте очень хотелось вернуться на качели, обнять Цербера и уснуть рядом с ним. Но всевидящим оком Саурона над ними маячил Большой Босс, и она была вынуждена послушаться.
ГЛАВА 11
Данила изучал звезды еще минут пять, а затем медленно вышел на улицу. Подобрал халат, сел в «лэндровер» и пристально посмотрел на шустрого телохранителя. Данила сам не понимал, зачем влезает в чужие личные проблемы; такое поведение совершенно не в его духе. Но если это важно для Насти, то важно и для него.
– Закурить не предложишь? – спросил он, когда Стас никак не отреагировал на его появление.
– Не курю.
– Я тоже. Но из вежливости мог бы и спросить, а я отказался бы.
– Слишком сложные манипуляции. – Стас раздраженно вздохнул и спросил: – Чем могу быть полезен?
– Во-первых, никогда больше не говори неуважительно об Анастасии Тереховой, потому что военный суд, или какие там у тебя в прошлом грехи, покажется вечеринкой у бассейна. Во-вторых, Настя хочет, чтобы ты помог ей с личным делом.
– И этот туда же, – пробормотал охранник. – Я вам медом намазан, что ли? Саша – взрослый человек и сама имеет право решать свою судьбу.
– Ее жених – тяжелый человек. Я с ним плохо знаком, но он работает с Прохоровым и приходилось встречаться. Пробивной тип, хороший манипулятор.
– Не суди, да не судим будешь, – полусонно выдал Стас и включил радио.
– Это ты по своему опыту советуешь?
– Да.
Летов опешил от такой неуступчивости, поэтому решил придать разговору больше сентиментальности.
– Я не очень хорошо знаю Александру, но она из тех, кого сложно сломать, поэтому девочка будет до последнего отстаивать иллюзию, что у них с Володей – правильная, стабильная семья. Она выбрала мужа из-за статуса, хотя и не понимает этого пока. Я не утверждаю, что Владимир причинит ей вред. Но раз Настя говорит, что он – мудак, то я ей верю. Она – спец по классификации мудаков.
Данила внимательно посмотрел на Стаса – убедиться, что-тот улавливает суть. Но охранник лишь зевнул и заложил руки за голову, позволяя разглядеть кобуру под ветровкой.
«Непробиваемый баран», – пришел к выводу Данила. Он любил поговорить, но не ночью с субботы на воскресенье, когда желанная девушка спит в зоне досягаемости, а сил уже почти не осталось. Потому Летов решил высказать последний довод, надавив на жалость, и гордо удалиться.
– Посмотри на меня, типичную жертву семейного насилия. Я считал, что любовь – это болезнь, и избегал ее. А почему? Потому что в голове засел образ матери, кричащей, как сильно она любит отца – человека, который методично разрушал ее личность. Глядя на них, я пришел к выводу, что любовь атрофирует мозг, делает уязвимым и зависимым. Но оказалось, что все страхи и патологии живут ровно до той минуты, когда встречаешь свою женщину. Стоит впустить ее в душу, и уже плевать на остальной мир. Понимаешь? Никто же не просит, чтобы ты помог разлучить Ромео и Джульетту. Помоги убедиться, действительно ли Владимир – это то, чего Саня хочет от жизни, осознанно, не из страха стать уязвимой. Ты проводишь с ней очень много времени, кому как ни тебе знать.
Стас шумно выдохнул и повернулся к Даниле, облокотившись о сиденье. Он выглядел спокойным, как удав, когда ответил:
– А теперь слушай сюда, умник. Сходил бы ты к психологу со своими заскоками. У Саши, в отличие от тебя, проблем с мозгом нет. Она достаточно умный человек, чтобы раскусить манипулятора. Владимир ее устраивает со всем своим мудачеством, и не вам лезть в ее жизнь.
На этом баран откинулся на сиденье, явно начиная злиться.
– Странно. Значит, Настя ошиблась, – сдался Данила и устало потянул дверную ручку. – Она уверяла, что Прохорова не ревнует жениха к другим женщинам. А тебя ревнует.
Это нужно было видеть. Равнодушное выражение на лица Стаса медленно сменялось удивленным, а затем на наглой роже расползлась почти счастливая улыбка. Он посмотрел на свои руки, сжал-разжал пальцы, потер щеку.
– Ты шутишь? – спросил он.
– А это на что-то влияет – шучу я или нет?
– Совершенно не влияет. – Стас пытался принять серьезный вид, но не получалось, и он уткнулся лбом в сложенные на руле руки. – Я подумаю, – наконец ответил он. – Но за спиной у Саши делать ничего не буду.
– Договорились, – быстро согласился Данила и, не прощаясь, вышел из машины, изможденный своим задушевным монологом с малознакомым упертым правдолюбом. Если у Аиды есть клон в мужском обличии, то это Стас.
Данила скомкал в ладонях сиреневый шелковый халатик и вдохнул фруктовый аромат.
«Я становлюсь гребаным фетишистом», – подумал он и достал из багажника своего джипа цветы, конфеты, которые, наверное, давно растаяли, и плоскую коробку с подарком.
Данила заказал его еще три года назад, собирался вручить Насте после выпускного, но не успел, потому что вместо сюрприза устроил ей выволочку. Стоило, наверное, отправить подарок в качестве символа примирения, но не хотелось давать ложную надежду: девушки в семнадцать лет любой жест могут принять за признание в любви.
Насте всегда, сколько он помнил, нравились изящные украшения. Когда ей было пятнадцать, она сказала ему однажды, что мечтает стать эльфийской королевой и жить вечно. Данила не мог дать ей бессмертие, но мог купить драгоценности. Например, реплику украшения эльфийской королевы Галадриэль; корону изготовили по специальному заказу из белого и желтого золота. Это была изящная плетенка, которая венком обхватывала голову и острием спускалась на лоб. Прекрасный подарок к завершению школы, который так и не был вручен.
Именно об этой короне вспомнил Данила после неземного, колдовского выступления Насти. Он захотел привезти ей забытый сувенир, чтобы она знала: он все помнит и готов исполнить любое желание, как бы странно или невероятно оно ни звучало. Стоит лишь сказать.
«Попроси меня любить тебя», – эту мысль Данила повторял весь вечер, с тех пор как уехал с концерта, разминувшись с Настей, и продолжал повторять на рассвете, когда поднимался в ее спальню.
***
Настя видела сон: она лежит на поверхности озера, а с далекого берега доносится до боли знакомый голос: «Попроси меня любить тебя». «Нет, я не могу, – подумала она. – Мне так страшно. Однажды я уже обломала крылья, больше рисковать не стану».
Озеро окутал туман, и она поплыла к берегу, но там никого не оказалось. И в этот момент ей стало гораздо страшнее, чем раньше. «Почему я не рискнула? Позволила ему уйти?» Туман вытягивался в длинные полосы и обвивал ее, как лентами. Они оплетали ей кисти и ступни, талию и шею, и она не могла вырваться, чтобы отправиться на поиски голоса.
– Подожди меня, – закричала она и открыла глаза, сев на кровати.
В комнате было светло, солнечный свет заливал пол рваными лучами, белая французская мебель сияла в этом потоке, а на прикроватном столике лежала красиво упакованная коробка.
Настя огляделась и увидела лилии в высокой вазе на комоде, красивую коробку любимых конфет с фисташками. Цербер приходил. Он был здесь, в ее спальне. Эта мысль казалась нереальной, почти как визит пришельцев. Настя прошла в ванную, наспех приняла душ, высушила волосы, затем уселась за косметический столик, обернутая одним лишь белым полотенцем, и принялась за легкий макияж. Она то и дело косилась в зеркало на подарок, отчего-то испытывая волнение.
«Совсем разнеженная стала, чесслово.»
Она уверенно прошла через комнату, взяла коробку, распустила ленту, открыла – и растерянно уставилась на сверкавший металл, который благодаря умелым рукам преобразился в…
– Это же… Но…
На короне лежала бледно-голубая открытка, на которой было написано: «Эльфийской королеве». В горле образовался ком из сумбурных слов, на глаза навернулись слезы. Неужели он запомнил тот мимолетный крик души?
Настя бережно провела пальцами по холодному металлу и достала сокровище из футляра. На небольшой бирке, прикрепленной к короне тонкой веревочкой, было написано имя английского ремесленника и дата… Три года назад.
Стало трудно дышать, она положила корону обратно в упаковку, чтобы не уронить от волнения, и, ни о чем больше не думая, вышла из комнаты. Если Данила еще не уехал, то обычно он останавливался в правом крыле.
Она уже не знала, какой сейчас раунд, не помнила, кто победил вчера, и ей это было не важно. Она решила сыграть ва-банк, все или ничего, и это будоражило, как воздушный танец на полотнах из тумана. В военном плане оставалось всего два пункта: разговоры по душам и подарок. Но Настя не могла больше, признания рвались наружу, было больно молчать. Она расскажет Церберу о том, что чувствует. Должна, иначе сойдет с ума.
Навстречу шла заспанная Майка. Гостья равнодушно отнеслась к тому, что Настя бродит по дому в полотенце.
– Привет, все уже разъехались. Я тоже отчаливаю, мое такси прибыло.
– Да? Спасибо, что навестила. Рада была видеть, – они наспех обнялись и разошлись в разные стороны.
Вверх по лестнице, на третий этаж, направо, вторая дверь…
Настя закрыла глаза и досчитала до десяти, чтобы успокоить дыхание; потянула ручку вниз, и дверь отворилась.
Он спал, лежа на животе, прикрыв бедра простыней. Узел паники в груди растаял: Цербер не ушел. У него была идеальная спина, в меру мускулистая, с узкой талией и широкими плечами. Хотелось забраться на кровать и лечь на него сверху, накрыть собой вместо простыни.
«Просто подойти, разбуди его и для начала скажи, что пришла поблагодарить за подарок». Но эта мысль сразу охладила: «Дура, снова ты ему навязываешься, предлагаешь себя». И трудно было двигаться от внезапного онемения. Полюбовавшись на Данилу еще пару минут, послушав его ровное дыхание, Настя на цыпочках вернулась к двери.
– Настя? – раздался позади хриплый голос.
«Вот черт». Но досада тут же захлебнулась в волнении.
Аида развернулась и посмотрела на Цербера. До чего же хорош, хоть бы не ослепнуть. Темные волосы взъерошены, на щеках темнеет щетина, а в глазах разгорается огонь. Насте стало покалывать кожу от предвкушения, и она туже заправила край полотенца на груди.
– Я не знала, уехал ты или нет, – произнесла она наконец. – Хотела сказать спасибо за подарок.
– Ты слишком далеко стоишь, мне не слышно, – ответил Данила, и Настя зарыдала в душе от благодарности, потому что все, чего ей хотелось сейчас, – это почувствовать на себе его руки, которые умели оградить от всего мира, а потом сказать правду.
Она обошла кровать, опустилась на одно колено, прогнув матрас рядом с бедром Данилы, и он снова заговорил, лаская взглядом.
– Если хочешь поблагодарить меня, то перестань цепляться за полотенце.
Настя чувствовала, что он не пытается обидеть ее, а стремится помочь, подтолкнуть, чтобы она прекратила нервничать. Настя медленно опустила руки, наблюдая, как Данила напрягается и делает глубокий вдох.
– Раздень меня сам, – произнесла она зазывным шепотом.
Летов приподнялся на локтях, и простыня сползла ниже, приоткрывая светлую полоску кожи ниже живота, подтверждая, что он спал обнаженным. Настя прикусила губу, чтобы не всхлипнуть, когда Данила обнял ее за талию и притянул к себе, подхватил под колено и заставил сесть на себя сверху. Он просунул руки под полотенце и обхватил бедра, поглаживая большими пальцами, распаляя внутри жар, который она не умела контролировать.
Через тонкую простыню Настя ощущала, что Данила возбужден, и медленно сделала первое скользящее движение. Он шумно выдохнул, напрягая мышцы плоского живота, а затем двумя руками распустил узел на полотенце; сжав махровые углы, развел полы в стороны и замер, глядя на Настю. Он отбросил полотенце и провел ладонями вдоль ее спины, огладил ягодицы, сжал их и стал плавно, ритмично двигать своими бедрами.
Их разделяла лишь тонкая ткань, и Настя остро чувствовала каждое движение горячей кожей и натянутыми нервами. Данила резко сел, так что их лица поравнялись, а затем вместе с Настей передвинулся на край кровати, спустив ступни на пол; чтобы удержаться на его коленях, пришлось скрестить ноги у него за спиной.
– Как же я тебя хочу, – с отчаянием прошептал он, обнимая Настю за талию, скользя ладонями по пояснице и прижимая к себе так крепко, что стало сложно дышать.
«Мне мало лишь твоего влечения.» – хотелось ей закричать, но она не могла произнести ни слова. Вместо этого она откинулась назад в замке его рук, позволяя ласкать себе грудь.
– Ты тоже производишь впечатление, – стараясь скрыть горечь за сарказмом, ответила Настя. Она никак не могла произнести заветные слова, поэтому решила начать издалека. – Почему ты не отдал мне подарок три года назад?
Данила замер, а затем начал нежно водить губами по ложбинке между грудей, выше, вдоль ключицы. «Он не знает, что ответить», – подумала Настя.
– Боялся, что я напридумываю себе всякой ерунды, переоценив такой знак внимания? – стараясь звучать беззаботно, спросила она.
– Просто повода не было, – ушел он от ответа.
– А почему подарил сейчас?
Он напрягся и, избегая смотреть ей в глаза, пожал плечами:
– Подумал, что ты достаточно взрослая для этого.
«Достаточно взрослая, чтобы реалистично оценивать наши отношения? Физическое влечение, притяжение, игра? Или думал, что я сразу прибегу признаваться в любви, как собачонка? У которой ни гордости, ни предохранителей?» Реальность хлестнула плетью, и Настя осознала, что именно так и поступила.
«Ну что ж, раз такие дела, Цербер, тогда давай играть дальше. Ты у меня еще по-другому запоешь, серенаду мне напишешь и татуировкой ее себе набьешь, на свою идеальную спину». Она видела, что Данила испытывает к ней более сильные чувства, чем говорит, и это вселяло в нее уверенность. Новый, короткий, раунд остался за ним, прямо в нокаут послал вредную Аиду. Теперь ее ход.
– Да, я взрослая и благодарить умею, правда? – Она лукаво улыбнулась, потянулась к его рту и провела кончиком языка по нижней губе, услышав приглушенный стон своего мужчины. Она нашла его и не собиралась отпускать, разве что он сам уйдет.
Данила углубил поцелуй и провел ладонями по ее ногам, спине, и выше, обхватывая Настин затылок и заставляя откинуть голову назад; провел языком по шее, от ключицы вверх, прикусил мочку уха, а затем у Цербера начали сдавать тормоза.
С глухим стоном он крепко, почти до боли, сжал пальцами сначала Настин подбородок, будто решая, что сделать с ее ртом, потом переместил пальцы на шею, поглаживая бешено бьющуюся артерию, и посмотрел прямо в глаза. Взгляд у него был затуманенным, а в зрачках Настя видела себя. Данила грубо впился ей в губы поцелуем и жестче притянул к себе второй рукой. Он терял контроль, и, почувствовав это, Аида отцепила его ладонь от своей шеи и сказала:
– Сейчас сюда явится Большой Босс.
– Как скажешь. – Данила явно не услышал ее.
Тогда Настя склонилась к его уху и ехидно прошептала:
– Я ведь могу залететь. Тебя убьют, а я стану матерью-одиночкой с маленьким Церберчиком.
На этот раз Летов остановился: видно, дошло, что Настя больше не реагирует на его ласки и вернулась к подтруниваниям.
Он глубоко вдохнул-выдохнул и уткнулся лицом в изгиб ее шеи.
На этот раз он не стал оправдываться, что у него давно не было женщины. Врать уже не было смысла, они оба прекрасно понимали, что их тянет друг к другу, как магнитом.
***
Завтракали в полдень, когда вернулся ББ. Он сидел во главе стола и читал новости на айпаде, попивая зеленый чай.
Настя отправила домохозяйку отдохнуть, а сама приготовила омлет, тосты и кофе. Уже привычно сыпнула корицы на белую пену: Цербер пил без сахара, с молоком. Себе сделала крепкий американо, принесла все добро в столовую и решила пошалить. Теперь, когда они снова вернулись к безопасной игре, стало легче, ушло напряжение, которое держало Настю в тисках все выходные. Она снова была Аидой, которая что хотела, то и творила.
Настя уселась напротив Данилы, и когда отец, потерянный в виртуальном мире, внимательно просматривал сводку новостей и электронную почту, спросила:
– Как спалось, Цербер? Явился к утру, буйный и злой. Таким макаром я тебя скоро сдам в питомник.
Данила, который за неделю отвык от подколок, подавился и вернул чашку с кофе на блюдце.
– Спасибо, Анастасия, спалось хорошо. Гостеприимство вашего дома иногда поражает, особенно по утрам. – Он ухмыльнулся, и Настя почувствовала, как в душе снова поднимается она – волна удовольствия от безобидных перепалок.
Настя отрезала кусочек тоста, открыла маленькую разовую баночку апельсинового джема, намазала и медленно слизала остатки с ножа. Данила тоже «включил» стального Цербера, а потому даже не дрогнул, но глаз не отвел; проследил за тем, как она облизала губы, и вернулся к своему кофе, а потом и вовсе завел разговор с Большим Боссом. Видимо, решил спрятаться в безопасной зоне.
После обеда все живое в доме потянулось к солнцу, перебравшись к открытому бассейну во внутреннем дворе.
Настя сидела в раскладном полосатом кресле и, скрестив ноги, читала потрепанную годами книгу «Преступление и наказание». Там как раз убили старушку-процентщицу. На ней (не на старушке, а на Насте) были хлопковые шорты и короткий топ, не доходивший даже до пупка. Плавать она не собиралась, поэтому купальник не надела.
Рядом в похожем шезлонге дремал Цербер, хотя из-за зеркальных очков было непонятно, закрыты ли у него глаза.
Большой Босс играл в шахматы с Ниной Михайловной на другой стороне бассейна.
Идиллия. Можно начинать.
– Данила Дмитриевич, у меня к вам вопрос.
Тот не отозвался. Настя огляделась, подняла банку с солнцезащитным кремом и запустила Летову в плечо, прикрытое коротким рукавом летней рубашки. Данила дрогнул и передвинул очки на голову.
– Я слушаю, – сонно сказал он, и Настя пожалела, что разбудила его. Но дело сделано, былого не воротишь.
– Когда я раньше спрашивала у тебя о семье, ты отмалчивался. Могу ли надеяться, что раз мы теперь друзья… ты ведь не отрицаешь, что мы друзья? – Цербер промямлил, что Настя, без сомнения, его лучший друг до гроба. – Ну и отлично. Так вот мне бы хотелось узнать о твоих родителях. Они живут в Москве?
Данила нащупал рукой на земле бутылку воды и отпил.
– Для меня это закрытая тема, – с сожалением ответил он.
– Взамен готова ответить на любой твой вопрос, – пообещала Настя и сделала большие глаза: хлоп-хлоп.
Он обратно надел очки и замолчал так надолго, что Настя заподозрила, что он снова уснул. Но потом Данила скрестил руки на груди и сказал:
– Мой отец – известный пластический хирург, которым восхищаются на работе. Но дома он, сколько помню, был обычным тираном, который бил жену. Он избивал ее вдумчиво, с расстановкой, чтобы на лице, кистях не осталось синяков. Она никогда не отвечала ему, а мне говорила, что любит отца и поэтому прощает его. Ей нравился его статус, их общие друзья, размеренная жизнь и он сам, как ни странно. Когда мне исполнилось четырнадцать, мы сидели в столовой, ужинали. Он начал кричать на мать, и я не сдержался. Сходил за его скальпелем и полоснул мудака по руке, по пальцам. Мать осудила, ведь у отца руки золотые, а я неблагодарный сын; она стала холодно ко мне относиться после того. Когда мне было семнадцать – я заканчивал школу, – ему предложили работу в Штатах в частной клинике, и он согласился. Живет в Калифорнии, зарабатывает бешеные деньги, и она рядом, как всегда. Я плохой сын, потому что не свернул ему шею. Но если бы сделал это, то стал бы плохим вдвойне: меня бы мать не простила, потому что любит явно меньше отца. Вот, собственно, и все.
Во время этой душераздирающей отповеди Настя смотрела на Большого Босса, который за всю жизнь ни разу ее не ударил, не накричал как следует. Теперь она понимала, почему Данила так не хочет разочаровать ББ, почему не воспользовался когда-то доступностью его дочери. Летов умел ценить человечность.
– Твой отец в моей шкале мудаков уверенно занял лидирующую позицию, – сказала Настя. – И мать следом идет. Разве же это любовь? Это раболепие какое-то. Между деспотом-мужем и милахой-сыном я бы не задумываясь встала на сторону ребенка.
Данила усмехнулся.
– Ты считаешь, что я милаха?
– Да ты самый белый и пушистый Цербер, которого я знаю, – Настя сунула книгу за спину и сложила руки на подлокотнике. – Ты с ними общаешься?
– Мать раз в год присылает открытку. Но ты пойми правильно, я ее не осуждаю. Мне тяжело, что не смог вытянуть ее из болота. Но помочь человеку, который не хочет помощи, оказалось очень сложно. Мне осталось только перестать себя винить и принять, что некоторые люди имею право на ошибки, заблуждения и психические отклонения.
– Ты ходил к психологу?
– Да, пять лет. Потому знаю много умных слов. – Он посмеялся с себя, а потом сказал: – Как зовут фотографа, Настя?
– Что?
– Фотограф, который запечатлел тебя для потомков в костюме Евы. Как его зовут?
Настя дала себе мысленный подзатыльник и вынужденно сдалась, пав жертвой собственной забывчивости.
– Саша.
– Какой Саша?
– Не какой, а какая. Прохорова, – потом Настя подумала, что стоит повеселить Цербера после его тяжелых признаний, и добавила: – Она тоже была обнаженной. Мы наполнили ванну шампанским и терли друг дружке спинку.
– Повезло с подругой, – равнодушно ответил он, не оценив созданного образа. – Я поговорил с этим Стасом ночью. Он обещал подумать.
Настя от неожиданности даже с кресла поднялась. Ее распирало от желания сесть к Церберу на колени и пожалеть, приласкать, сказать, что родителей не выбирают. И хотелось броситься к нему на шею и поблагодарить за помощь в деле Саньки.
