Текст книги "Приручить Цербера (СИ)"

Автор книги: Ава Абель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 8

– Зацепила же ты этого Лупатова, – заявила Майка, которой общество новой знакомой показалось более интересным, чем посиделки с Цербером.

– Такие склоки отнимают очень много энергии. Чувствую себя разбитой и пустой, – пожаловалась Настя.

В плане приручения Цербера между пунктами «Ревность» и «Восхищение. Воздушный танец» значилась только необходимость убрать из жизни Данилы других женщин. С этим оказалось легче, чем представлялось. Дина вчера была насильно эвакуирована с корабля под названием «Летов»; более того, Санька с Аресом умудрились выудить у куклы телефон, и теперь можно при желании влезть в ее звонки и сообщения. У Ареса имелись друзья-айтишники, которые могли с этим помочь.

Что же до Майки, то та сдалась без боя, решив уехать вместе с Леросом после обеда. Подбросить их до города согласился не кто иной, как бескорыстный слуга народа Лупатов. Майке нужно было по делам, а потом она отправлялась к другому своему приятелю, более благодарному, который не оставлял ее неудовлетворенной в кровати.

Так что Настя могла немного расслабиться, набраться сил на новый раунд. Вечером она собиралась устроить Церберу маленький сюрприз, но пока хотела просто отдохнуть. Она вообще не помнила, когда отдыхала в последний раз.

– Может, сходим на пляж? – спросила она у Майки, но та отказалась: боялась проворонить Лупатова, который мог уехать в любую минуту, все еще оскорбленный и взвинченный.

Настя набрала Саньку, но подруга не ответила. Тетя Таня заверила, что Саня просто занята. Тогда Настя собрала пляжную сумку, позаимствованную у Прохоровых, и, незаметно для Артема с его лялей, проскользнула через сад в сторону Москвы-реки. Расположившись на песочке, сняла шорты и майку, оставшись в открытом голубом купальнике. Легла, вытянулась звездой и чуть не заплакала.

– Боже, как хорошо, – пробормотала она, спуская очки на глаза. Все-таки отличное место для дачи. Природа, тишина, волна… – Настя начала терять мысль и в итоге сдалась дремоте.

Ей снился Летов. Он целовал ее колени, и ямочки под коленями, и не было сил его оттолкнуть. Затем он пробормотал что-то, вроде: го-и-шь…

– М-н-м?

– Сгоришь, ненормальная, – громче повторил строгий голос.

– А? Кто? Пф-ф. Да я на минуту глаза прикрыла, – спохватилась Настя. Что же за день такой. Всем хочется ее разбудить.

Данила втирал крем для загара в ее ноги, наслаждаясь процессом. Крем он принес с собой. Какой заботливый Цербер, хоть ты слезу пусти. Заодно и маечку снял, чтобы Настеньке мышцы лучше видны были. Черные очечки Rаy-Ваn скрывали его глаза, и было не ясно, о чем он думает.

– Мне показалось, или ты меня не осуждаешь за склоку с народным избранником? – спросила Настя.

– У тебя топ задрался, когда ты взмахнула руками в знак протеста, и я, если честно, не слушал, о чем ты говорила… У тебя новый камень в пирсинге.

Ясно, не признается. Ну и ладно. Настя приподнялась на локтях и, спустив очки на нос, проворковала:

– А что еще, кроме пирсинга, тебе во мне нравится?

Данила растер крем в ладонях и очень медленно провел от колена выше, к самому краю купальника, а затем подсунул пальцы под ткань и скользнул рукой по чувствительной коже внутреннего бедра, посылая волну возбуждения по телу и заставляя прикрыть глаза.

– Что же мне нравится? Хм… У тебя неплохое чувство юмора, – с серьезным видом сказал Летов; он подтянулся ближе и улегся на бок, облокотившись на одну руку.

У него были невероятно сексуальные руки, умеренно накачанные, с изящными запястьями, на которых болтались тонкие кожаные браслеты. Пальцы не шершавые, ухоженные. Настя смотрела на выступающую венку у холма Венеры, безрезультатно пытаясь определить, насколько быстро бьется пульс. Лично у нее сердце замерло, отказываясь работать при таких нагрузках. А у него?

Данила лениво втер остаток крема с пальцев в низ ее живота, продолжая дразнить; обрисовал пальцем круг вокруг пупка, наклонился и поцеловал местечко рядом с крошечным сапфиром. Настя зажмурилась от удовольствия.

– М-м… Как же хорошо, когда ты… – Она распахнула глаза и выпрямилась, заставляя Летова отодвинуться. Надо же, казанова, подловил ее, разнеженную на солнце.

– Что – я? Ты не договорила, – церберская рожа расплылась в довольной улыбке.

– Хорошо, когда ты молчишь.

Настя поднялась, натянула шорты, майку затолкала в сумку и, проклиная свою слабость к церберам, направилась к дому. «Не сдавать позиций.» – приказывала она себе. Чтобы отвлечься, снова набрала номер Сани, и та наконец ответила.

Оказалось, подруга появится только утром – то есть уже после того, как Настя уедет. Интересно, не Володя ли так запланировал? Но высказывать свои мысли по поводу кровососа Настя на этот раз не стала: спорить с Санькой было невозможно, потому что та слушала, кивала – и делала по-своему. Сейчас Настя понимала, что подруга пока не готова услышать и принять тот факт, что собирается связать свою жизнь с рабовладельцем. Согласно совету Прохорова, Настя должна выбрать из двух вариантов: а) оставить Саню в покое и принять ее выбор, чтобы подруга набила свои собственные шишки; б) оставить Саню в покое и решить проблему в обход нее.

«Хм-м-м…»

Вмешиваться в чужую жизнь некрасиво и себе дороже, но в случае с Санькой Настя была полностью готова принять ответственность за свои поступки и нести наказание, если окажется неправа.

У Насти в жизни не так много любимых людей, чтобы спокойно наблюдать, как их ранят. Не любой опыт полезен. Когда человек сует руку в огромную мясорубку, окружающие ведь не стоят в стороне, говоря: «Зато урок получит.». Так почему по-другому, когда дело касается сердца? Потому что нельзя быть уверенным, что мудак – достаточно большой мудак? Вдруг он чихнет и станет самым лучшим мужем? Ага, сто раз.

Санька уверяла, что видит недостатки избранника – но видит ли она собственные? Настя вот своих не замечала и рада, что не наломала дров, что вовремя остановили. Понимала ли Санька, что инстинкт самосохранения у нее вышел за пределы разумного и поработил настолько, что и колонизатора Володю мозг ошибочно воспринимает как носителя гармонии?

По словам самой Сани, она научилась контролировать, а если нужно, то и подавлять чувства ради спокойствия, которого ей так не хватало всю жизнь. Но с Володей у нее настанет не гармония, а серость, в которой она увязнет по самое не хочу.

Даже профессия, которую выбрала Санька, – судья – была криком подсознания о помощи. Только несведущие люди могут подумать, что это унылая, размеренная и спокойная работа. Судья – это сплошной стресс и катаклизмы. Но подруга упорно стремится к этому. Возможно, чтобы хоть в работе дышать свободно, занимаясь делом, которое по душе.

– Знаешь, Сань, я сегодня будто повзрослела. Раз – и винтики в голове на место встали.

– Поздравляю. Меня другое интересует: так чем именно вы с Цербером занимаетесь?

– Если упростить до безобразия, то проверяем, кто первый сломается и начнет молить о любви. При этом мы не обсуждали эту игру. Как-то все само получилось, без слов. А теперь уже никто не отступит, потому что и он, и я вошли в азарт до такой степени, что и день не мил без Цербера.

– Ты себя со стороны слышишь вообще? – недовольно поругала Санька. – Такое ощущение, что вы боитесь обсудить свои чувства и нашли какие-то слишком сложные обходные пути навстречу друг другу. Вам бы поговорить, решить между собой вопросы.

– Ну уж нет. Если хочет, пускай говорит. Из меня он ни слова не вытянет.

– Дуралеи, другого названия вам нет. – На фоне послышался чужой голос, и связь стала прерываться. – Погоди… Да, сейчас… Извини, Насть, меня Володя зовет.

– Иди-иди. Ну пока.

То, что Володя ревновал Саню к Насте, было очевидным. Он вечно встревал в разговор, отвлекал и всячески мешал девичьему общению. Если бы Санька съехалась с Володей, как тот и настаивал, то дружба давно пала бы жертвой этого вампира. Он просто не оставил бы подругам времени на встречи.

Ареса он терпел только потому, что Прохоров, как и Настя, Володю недолюбливал, а потому не позволял кровососу встревать в вопросы безопасности Сани. Эту тайну поведал Большой Босс, возмущаясь, что Валентин Геннадьевич вообще позволяет дочери встречаться с парнем, да еще таким мудаком, который уже на ранней стадии отношений проявляет симптомы деспота. Но Санька была стойким оловянным солдатиком и свой выбор никому не позволяла оспорить…

Настя больше и не собиралась с ней спорить. Вместо этого она готовилась созвать противников Володи-вампира, чтобы вместе запастись чесноком и серебряными ложками. Пока что сторонников было трое: Настя, Прохоров и Арес.

Пытаться раскрыть сущность Володи перед Саней – дело бесполезное, подруга и сама понимает, кто он и что, но уверена, что у нее хватит сил, чтобы выстроить с ним стабильные отношения и не сломаться. «Володя стоит того, чтобы дать ему шанс», – так обычно отвечала Санька на все выпады Насти.

Но что если в жизни подруги появится мужчина, когда она наконец скажет: «Он стоит того, чтобы я дала себе шанс»? Человек, который заставит ее рискнуть и не пожалеть об этом даже в случае провала? Хороший вопрос к размышлению… «Надо бы побольше разузнать о таинственном Аресе», – сделала Настя мысленную пометку.

Гости приезжали и уезжали в разное время: завтра понедельник, у всех – плотный график. Настя, переодевшись в короткий сарафан свободного покроя, сидела на террасе с тетей Таней, когда та неожиданно спросила:

– У вас с Данилой роман?

У Насти даже давление подскочило.

– Если романом можно назвать взаимную твердолобость, – сказала она, чтобы перевести разговор в шутку.

Какие же они проницательные, эти Прохоровы.

– Значит, показалось. – Тетя Таня решила не настаивать, спасибо этой благословенной женщине.

Настя сразу вспомнила о том, что намеревалась использовать вечер в корыстных целях. Она собиралась спустить бензин из церберского джипа и забрать дополнительную канистру с топливом из багажника, если та имеется. Данила встанет на дороге, пересядет в случайно подъехавшее авто Насти, а потом в бардачке – опять же случайно – Летов обнаружит фотки обнаженной Аиды. Снимки весной сделала Санька. «Ой, а я и забыла, что они там.» – смутится Настя и позволит Даниле взять себе парочку на память. Чтобы ни на минуту не забывал. И на такой провокационной ноте они распрощаются до завтра, до понедельника…

***

– Ой, а я и забыла, что они там, – смутилась Настя и не слишком настойчиво попробовала вырвать у него из рук стопку фотографий.

Надо же, какое совпадение. Сначала слилась Майка, вдруг уехав с дачи по делам. А потом у Данилы – и снова вдруг, – закончился бензин, а запас топлива из багажника исчез, хотя он заправлялся перед поездкой и никогда не трогал канистру, которая предназначалась для ЧП.

Скорее бы поставить солнечные батареи и сделать мощный джип-электрокар. Но использовать собственный продукт до официального выпуска на рынок он не имел права.

В общем, застряв на дороге с пустым баком, Данила был вынужден сесть в тесное авто проезжавшей мимо Аиды. Та возвращалась в Барвиху и предложила подвезти до заправочной станции и обратно. По пути на заправку утомленная деточка попросила подать ей леденцы из бардачка…

Нет, ну это невыносимо.

Данила завелся еще на пляже, когда нашел повод побаловаться и безнаказанно поласкать Настю. Она не осталась равнодушной – Летов видел по ее глазам, ощущал ладонями, как глубоко она дышала. Но и самому пришлось нелегко.

И вот пожалуйста: он держал в руках фотки голой Насти, которая выглядела, как богиня. Никакой пошлости. Черный фон, затемненный силуэт и мягкий свет на лице… А вот она повернулась спиной, и свет ласкает кожу…

Летову вдруг стало трудно дышать, то ли от вожделения, то ли от предчувствия беды: еще немного, и сознание переклинит; он рванется к Насте, она бросит руль, и случится авария. Данила попытался отвлечься и включил музыку, зазвучало нечто романтичное; Настя тут же скривилась и переключила на другой канал. «Нет, я этот не хочу.» – Летов настойчиво стукнул по кнопке переключения радиоканалов; из динамика вырвался крик солиста Ваd Wоlvеs. Настя сразу переключила, и вскоре они били по кнопе просто чтобы бить. К возбуждению добавилась злость, и когда их пальцы соприкоснулись, у Данилы потемнело в глазах.

– Останови, – попросил он, и Аида, чертова соблазнительница, взволнованно нахмурила брови.

– Тебе плохо? Ты отравился?

«Да, тобой», – хотел он сказать, но лишь сбросил фотки с колен и вырвался на свежий воздух. Отдышался, успокоился, в глазах посветлело. Оказалось, они почти доехали до заправки.

Настя, судя по выражению лица, действительно испугалась, что Даниле плохо, а потому, покусав губу, вдруг вспомнила, что канистра-то с бензином у нее имеется в микроскопическом багажнике «мини». Забыла об этом, бедняжка.

– Да что ты? – с театральным восторгом воскликнул Данила. – Знаешь, мне уже лучше. Назад я поведу, можно? Меня в водительском кресле не укачивает. Да и ты устала, наверное… Конечно… Да, долгий был день.

Летов уселся за руль, проехал метров пятьсот, подальше от заправки и людей, тормознул и сказал:

– Выходи. Затащишь канистру к моему джипу и приедешь в нем завтра на работу. Держи ключи… Пока, крошка.

Настя замерла, явно огорошенная перспективой плестись вдоль дороги с тяжелой канистрой, которую внаглую стащила на даче.

– Я в полицию позвоню и заявлю угон, – возмутилась вероломная Аида, но Данила отстегнул ее ремень безопасности, затем, перегнувшись через растерянную девушку, открыл дверь и повторил:

– Все, на выход. Считаю до пяти. Не выйдешь, сам вытащу. Я не шучу.

Настя, спохватившись, вцепилась в сумочку, проверила, на месте ли телефон и кошелек, и, с матом выбравшись из собственного кабриолета, грохнула дверцей.

– Чтоб ты сдох, Цербер, – взвизгнула она, обошла машину, вытащила канистру, пнула колесо и пошла прочь.

– На работу не опоздай, – крикнул ей вдогонку Летов, смеясь, и Настя выбросила вверх руку с неприличным жестом, посылая его далеко и надолго.

Данила откинул голову на кресло и шумно выдохнул; собрал фотки обнаженной Аиды и бросил их на соседнее кресло. Так сказать, возместил потерю собеседника.

«Вот же гарпия. Долго я не продержусь», – подумал он и завел мотор.

Из дома Данила несколько раз набирал Настю, но она сбрасывала. Раз злится, значит, жива. Ну и ладно. Он сделал себе сэндвич, кофе и еще долго сидел на кухне, разглядывая Аиду на снимках.

Она была совершенно раскрепощенной, будто ни капли не стеснялась фотографа. Ее взгляд был не призывным, а скорее изучающим в ответ, если так можно выразиться. Все снимки были черно-белыми, и это придавало им магии.

Аида не позировала, а оставалась собой, и невидимый фотограф любил ее именно такой. Данила обводил пальцем контур ее совершенного тела и терял связь с реальностью.

Кто ее фотографировал? Этот вопрос мучил Данилу до глубокой ночи, потому что главным чувством, которое он испытывал сейчас, глядя на снимки, была ревность. Не та ярость, которую он испытывал вчера на приеме при виде «Алекса», а страх, холодный и опасный, от которого замирали мысли.

Ревность въелась ржавчиной быстро и больно, и Данила понял, что увязает и перестает себя контролировать. Именно этот страх и заставил его наконец отложить снимки и вспомнить, что скоро подниматься на работу. Там его будет ждать Настя, и он спросит имя фотографа…

Но Терехова не появилась в 7:30. Не было ее на месте и через час. Сначала Данила решил, что девушка проспала, но потом забеспокоился. Настя была слишком ответственной, чтобы проспать.

Он позвонил ей, но в ответ раздалось только пиликанье «Абонент вне зоны доступа». Сердце медленно покрывалось инеем, когда Данила в тихом ужасе набирал Большого Босса.

– Даня. Хорошо, что позвонил. Настасья в больнице…

– В которой? – ему показалось, что вопрос задал не он, а кто-то другой, кто-то более хладнокровный.

– У Верещагина.

– Понятно.

Летов отключил звонок и потянул за узел галстука.

«Господи, я ее бросил на дороге, – все еще пребывая в шоке, думал он. – Я чудовище».

Всю дорогу до частной клиники Верещагина у Данилы болела голова. Он не хотел представлять, что именно случилось с Настей, но образы сами прыгали, как бесы, перед глазами. «Что если ее изнасиловали? Избили? Или она попала в аварию, потому что раньше не водила мою машину, и ее занесло?»

В этот момент для Данилы смысл бытия сосредоточился в глазах Насти. Он должен увидеть ее глаза. Именно это желание удержал его от истерики, когда он вбежал в клинику и сказал, что пришел к Тереховой.

– Вы ей кто?

«Никто», – подумал Данила.

– Я – семья. Данила Летов. – Медсестра сверилась со списками, кивнула, и его проводили в комнату, оборудованную новейшей техникой, где на кровати лежала Настя в медицинском халате. Она казалась беззащитной и ранимой; захотелось прижать ее к груди и погладить по голове.

Вдруг она открыла глаза и, сфокусировавшись, прошептала:

– Прости… я не пришла на работу.

– Что случилось? Кто… тебя кто-то обидел?

Настя поморщилась и сказала, отвернувшись:

– Спать хочется.

Данила почувствовал, что у него вынули сердце из груди и положили в морозильник, чтобы отдать кому-то более достойному, кому оно действительно пригодится.

Он вышел в коридор, думая о том, что достаточно. Хватит глупых игр. Он скажет ей, что сдается, и попросит прощения – за все. За то, что три года назад обидел, за то, что не позволял ей встречаться с другими. Что еще? Признать, что неправ, а она права? Легко. Сказать, что хочет ее? Она и так это знает. Он желает ее до темноты в глазах и мечтает сделать все то, о чем годами запрещал себе даже думать. Чего она ждет? Чтобы он целовал ее следы? Без проблем, он поцелует каждый ее след до самой Аляски, если только она дойдет туда пешком. Дать рекомендацию, посыпать голову пеплом? Не вопрос. А может, ей нужно что-то еще?

«Да, я пойду и спрошу у нее. Пускай сама скажет, что мне сделать», – решился он наконец, снедаемый страхом за Настю. Ему казалось, что если он услышит имя ее обидчика, то проломит тому череп. Беда в том, что главным обидчиком в жизни Насти был он сам. И он себя ненавидел сейчас.

– Вам помочь? – Рядом с Данилой остановился врач, но Летов из-за паники не мог прочитать имя на халате.

– Меня зовут Данила Летов, я…

– А. Здравствуйте. Анастасия предупредила, что вы можете прийти, и внесла вас в список допустимых посетителей.

– Да? Гм… – Данила все еще не собрал в голове картинку. – А что с ней?

– Ну… первые анализы будут готовы в течение нескольких дней. Сегодня еще несколько ультразвуковых исследований, парочка других анализов… – Данилу затошнило, а врач воодушевленно продолжал: – За два дня она все сдаст, и тогда сможем сказать, есть ли о чем беспокоиться. Но Анастасия проходит исследование каждый год, поэтому вряд ли появились неожиданные проблемы.

Данила кивал, едва слушая, а потом ему будто ангелы по лицу хлестнули, чтобы очнулся. Он нервно сложил руки на груди и переспросил:

– Она здесь на ежегодном обследовании?

– Да.

– А… а она сама утром приехала?

– Полагаю, что так. Она приехала к половине восьмого.

Данила прислонился к стене, откинул голову, чтобы почувствовать затылком холод, и провел дрожащими ладонями по лицу.

– Твою же ма-а-ать… – прошептал он; из груди вырвался смешок неверия. У Данилы как будто кирпич с души свалился, и стало так легко, что хоть в рай улетай.

– Что, простите?

– Завтрашний день Анастасия тоже у вас проведет?

– Да, но возможно, не весь. Сегодня мы ее отпустим после трех часов.

Данила попрощался и убрался из клиники. Он прогулялся по стоянке и обнаружил свой джип.

«Господи, ну и стерва, сварила мой мозг».

Летов сел на землю возле джипа и закрыл ладонями лицо. От перепада эмоций было плохо. Он жаждал прибить Настю за этот розыгрыш, но радость, что с ней все в порядке, оказалась намного сильнее.

Он долго сидел на земле, приводя мысли в порядок, и наконец признал поражение – не перед Настей, а перед самим собой.

Он убеждал себя, что просто хочет поставить принцессу на место, а заодно поиграть с ней во взрослые игры, в которых мог касаться нее. И только сегодня он понял, что его к Насте не просто влекло, он хотел ее в своей жизни, чтобы владеть ею безраздельно, чтобы она говорила, как сильно он ей нужен.

Настя всегда была там, на пьедестале в его душе, и Данила так привык к ней, что отказывался осознать очевидную вещь: без нее он уже не сможет. Жизнь утратит кусок, как Луна выпадет из ночи или Солнце из дня. Мы ведь не думаем по утрам: как хорошо, что у нас есть Солнце. (Ну, разве что йоги так делают). Но стоит Солнцу сказать: я переезжаю в другую систему – и все. Как обухом по голове.

Настя была ему нужна именно, как рассвет. Он не хотел давать этим чувствам имени, чтобы не ворошить ненужные шестеренки в своей голове. Он только знал, что не отпустит ее. А для этого он должен победить, заставить Настю поверить, что она без него тоже не сможет. Нужно развернуть ее, как корабль, на три года назад, когда она была влюблена, а не ненавидела.

Теперь он уже не хотел, чтобы в игре был один победитель. Он хотел, чтобы они вдвоем победили. Но с Настиной натурой – она лучше руку себе откусит, чем признается. Придется ее заставить, довести до грани… Если она испытывает к нему сильные чувства, то не сбежит. А если сбежит, значит чувств у нее и нет вовсе. Тогда придется ее отпустить.

Черте что. Кто бы сказал, когда обычная игра на раздевание превратилась в погоню за счастьем… Как бы там ни было, первым он не скажет Аиде ни слова: Настя станцует джигу на его сердце, а потом сварит в котле и даст ему же съесть, довольная победой.

Она должна первой признаться. Беда в том, что и он, и она знали о молчаливой игре, молча же приняли условия, вернее, отсутствие оных, и вошли в азарт. Значит, в итоге они могут заиграться, разрушив любые отношения между собой. А что не дожгут они, достреляет Большой Босс.

«А что поделать, – возразил себе Данила. – Есть цели, ради которых стоит рискнуть всем».