Текст книги "На улице Мира (СИ)"
Автор книги: Ася Лавринович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Глава седьмая
Глава седьмая
Мне кажется, что тот коллаж я не забуду никогда в жизни. Закрываю глаза, и передо мной встает эта ужасная картинка. В правом нижнем углу самая откровенная фотография Катерины из клуба. Снимок был сделан снизу. Брюнетка на барной стойке в ярком боди и на высоких каблуках соблазнительно манит пальцем клубного фотографа. В левом нижнем углу – какой-то полуголый незнакомый мексиканец, совсем непохожий на маминого бойфренда Пако. Стальной пресс этого парня с обложки глянцевого журнала измазан маслом. А между ними двумя – маленькая смущенная я. Оригинальное фото было сделано на мое десятилетие. На снимке мы с родителями стоим на веранде дачного дома тети Сони, где и отмечали мой день рождения. Когда-то давно эта фотография была у меня в одном из альбомов в «Вконтакте», но после развода родителей я его скрыла. Кто-то целых два года хранил этот снимок на компе. Теперь же мама и папа были вырезаны в фотошопе и прикреплены сзади.
Наверное, если бы это не имело отношения ко мне, коллаж бы показался и мне забавным. Но эта гадкая подпись к нему приводила в ужас: «Как вам новые родители Азаровой? Танцовщица гоу-гоу и горячий Хуан. Кто знает, может, благодаря новой мачехе наша активистка и зануда наконец сама начнет встречаться с парнями? Шаг к этому она уже сделала: ночью шатается в сомнительной компании с новой мамой-стриптизершей».
– Вот «Госсип гёрл» недоделанная! – проворчала Ирка, не выпуская меня из объятий. – И вообще, о чем пишет этот аноним?
– Мы вчера с папиной Катериной вечером в аптеку ходили, – шмыгнула я носом. – К нам какие-то ее знакомые отморозки пристали. Мы еле ноги от них унесли. Даже вспоминать про это не хочу! Ир, я что, правда, такая зануда?
– Ну почему сразу зануда? – Ирка погладила меня по волосам. – Просто слишком ответственная. Но разве это плохо? А кто пишет всякие глупости, тот просто тебя плохо знает!
Над головой послышался густой раскатистый гул. Мы с Иркой одновременно задрали головы и проводили взглядами вертолет.
– Соболь перешла все границы! – со злостью проговорила я, вернувшись к нашему с Ирой диалогу. – И теперь так просто я это не оставлю.
– Думаешь, это все-таки Соболь? – осторожно спросила Ира.
– Ну, да! А кто еще? – Я с удивлением уставилась на подругу. Даже слезы на глазах высохли.
– Слушай, ты только не пугайся, но Амелия уже давным-давно на тебя волком смотрит. А теперь ситуация еще больше усугубилась.
– Из-за дурацкого списка в лагерь? – ахнула я.
– А вдруг ей позарез нужно туда попасть? Например, с предками жизни дома нет. Ну, или второй вариант: у нее жуткая страсть решать задачки даже летом!
Мы с Иркой переглянулись и рассмеялись.
– Погоди! – вдруг выкрикнула я. – Но Амелия не знает про развод моих родителей. И про мексиканского бойфренда мамы, тем более. Она ведь пришла к нам в девятом классе, а мама сбежала в конце восьмого. И Соболь не знает. Никто не в курсе моих отношений с родителями, кроме близких друзей. Ты, Даня… и с Никитой мы еще в то время дружили. А! Ну, и Лидия Андреевна знает о разводе, отец приходил в школу, когда мама уехала, а я потом не посещала занятия две недели. Как раз перед годовыми контрольными. Но вряд ли директриса слепила этот дурацкий коллаж.
– Я ни при чем! – тут же воскликнула Ирка.
– Да я на тебя и не думала, дурында!
Мы с Третьяковой расселись на ступенях и, одинаково подперев ладонями щеки, принялись думать, кому еще я могла перебежать дорогу.
– Слушай, а Ди не знала о твоих предках? Вполне возможно, что она и рассказала об этом Соболь.
Я только покачала головой.
– Нет, когда мама сошла с ума и рванула на другой континент, Диана уже от нашей компании откололась. Я с Рудневой с того времени толком и не общалась. Но явно кто-то в курсе, что родительский развод и их новые пассии – самая больная тема для меня.
– Ну, не мог же это Яровой сделать! – снова разгорячилась Ирка. – Вы, конечно, скверно расстались, и порой он меня раздражает не меньше Дани, но он все-таки не гад. И зачем ему это делать спустя два года после вашей ссоры?
– Угу, – отозвалась я, припомнив, что до сих пор не отмазала Ярового от лагеря. Да и не до этого мне пока. – Но про Катерину точно никто не знал. Это ведь произошло буквально вчера вечером! Ну, допустим, видел нас вчера кто-то вдвоем на улице…
– А ты никого из знакомых рядом не заметила? – деловито перебила Ирка, будто я сидела у нее на допросе.
– Не-а. Да я так перетрухнула от тех мужиков, которые к нам полезли, что и не заметила никого! На той стороне точно несколько прохожих было. Или на машине мимо кто проезжал… Но откуда у анонима фотки полуголой Катерины? Я сама их только увидела, когда ее заявку в друзья приняла.
– Где? На «фейсбуке»? – встрепенулась Третьякова. – Там в ленте видно, с кем ты подружилась. Кто-то конкретно под тебя копает. Днем и ночью на твоих страницах виснет. У тебя много друзей?
– В «фейсбуке»? Да я всех добавляю, – пожала я плечами. – Но, разумеется, только из нашей гимназии.
– К тому же, этот кто-то не только в твоих профилях сидит, но и на улице караулит. Видел тебя с Катериной… Вера, мне теперь совсем не по себе!
Меня тоже передернуло. Мы снова замолчали. Краем глаза я видела, как Третьякова принялась осторожно поглядывать по сторонам, будто мой преследователь внезапно мог выбраться из кустов.
– Да-а, – наконец протянула Ирка. – Тупик. Слушай, вполне возможно, что пакостить начала Соболь, записочки очень даже в ее духе, а потом и Амелия подключилась. Ну, точно! Циглер чокнутая. Еще может порчу на тебя нашлет!
– Ир, хватит меня пугать! – рассердилась я.
– А что? Она ж сказала: «Посмотрим, кто поедет!» – Ирка так похоже пробасила эту фразу, что я невольно улыбнулась. Но потом снова сделалась серьезной.
– В любом случае, узнаю, кто это сделал, мало не покажется.
Мы еще некоторое время обсуждали этот несчастный пост в «Подслушано», а потом Ира поднялась на ноги.
– Слушай, у меня от переживаний уже в животе урчит. И ты какая-то бледная. Мама перед тем как снова умотать на дачу, пирог с капустой сделала. Идешь к нам?
Я подумала, что о папе сегодня наверняка позаботится Софья Николаевна. А у Иры дома тепло, уютно и главное – безопасно. После всех произошедших событий было не по себе.
– А Никита сегодня у вас не виснет? – спросила я.
– Они с Даней после уроков договаривались в скейт-парк пойти. Так что дома никого.
– Тогда принимаю ваше предложение, Ирина! – Я взяла Ирку за руку, и подруга, наигранно кряхтя от тяжести, потянула меня на себя.
– И долго мы с Данькой должны квартиру между вами двумя делить? – проворчала Третьякова.
В ответ я только растерянно пожала плечами.
***
В конце каждого учебного года в гимназии возникает какая-то особенная атмосфера. Опустевшие классы и коридоры, запах сирени на школьном дворе, волнение перед экзаменами и приятные хлопоты… У кого-то впереди последний звонок, выпускной бал, новая взрослая жизнь.
Мы с Марком остались вдвоем в актовом зале, чтобы украсить его к предстоящему мероприятию. Обычно окна здесь зашторены тяжелыми бордовыми портьерами, но сегодня было принято решение оставить их распахнутыми, поэтому по просторному залу гулял сквозняк.
Конечно, было глупо думать, что на дурацкий пост в «Подслушано» никто не обратит внимание. К сожалению, обратили. Только ленивый не подошел ко мне на следующий день и не поинтересовался, что за обмазанный маслом горячий Хуан и полуголая девица отплясывает «рядом со мной» на барной стойке. Приходилось деланно безразличным тоном отвечать, что понятия не имею, чья это глупая шутка, и где здесь вообще смеяться.
Но все же некоторые реплики выводили меня из себя. Например, подружки Соболь всегда отличались тупостью и нетактичностью.
– Это правда твои новые родители? – спросила Настя Мороз в женской раздевалке после последнего в этом году урока физкультуры.
– Какие еще «новые»? – сердито отозвалась я. – У меня одни родители, и они сейчас в разводе. А это их вторые половинки.
– Сколько лет той брюнетке?
– Где же они с твоим папой познакомились? В ночном клубе?
– А твоему отцу лет сколько?
– А вы все вместе живете? – не унималась Мороз. – Впятером. Ну и, типа, с тем Хуаном тоже?
В раздевалке раздался дружный смех.
– Моя мама уже два года живет в Мехико, – сквозь зубы процедила я, натягивая джинсы.
– Мехико? – Мороз вздернула жирно подведенные карандашом брови. – Я думала, правильно – Мексика. Или где это вообще?
– Какая же ты тупая, Мороз! – не выдержала Ирка.
Настя только растерянно захлопала ресницами.
– Ну ты, Ирочка, за язычком следи, – в свою очередь, вступилась за подругу Оксана Соболь.
– Оу, ты вообще помолчала бы! – кипятилась Ирка. Третьякова заводилась с пол-оборота. Мы с Ирой долго думали, что делать с Соболь, но пока у нас отсутствовали доказательства. Поэтому было решено с боевыми действиями повременить. Тем более, что в деле появилась новая подозреваемая – Циглер.
Не знаю, чем бы закончился наш спор, так как Ирка уже воинственно сжала кулаки, но тут в раздевалку завалились шумные семиклассницы...
Марк не говорил со мной на тему дурацкого коллажа, чему я была очень рада. Какой же он все-таки правильный, тактичный, добрый, воспитанный, понимающий.
Василевский надувал шары, а я уже отработанным движением их завязывала. Все мои мысли до сих пор были только о том злополучном посте в «Подслушано». Как я не гнала от себя образ Катерины, она все равно стояла у меня перед глазами. Меня пугали предстоящие перемены, так как совершенно очевидно, что в этот раз отец был настроен решительно. Значит, скоро Катерина переедет к нам. Мамочки… Я не сразу расслышала, о чем спросил у меня Марк.
– А? Что? – встрепенулась я.
– Вера, с тобой все в порядке?
– Да, все хорошо, – кивнула я, моля про себя, чтоб он не завел тему о том коллаже.
– Тогда держи! – Марк приготовил для меня новый воздушный шар.
Замешкавшись, я протянула руку к шару, а когда Василевский его передавал, шар с забавным звуком, сдувшись, подлетел вверх, а затем шлепнулся на пол. Мы оба проследили за ним, а встретившись взглядами, рассмеялись.
Внезапно Марк как-то неуклюже шагнул вперед и дотронулся губами до моей макушки.
– Ой! – от неожиданности я вскрикнула.
– Извини, – смутился Василевский моей реакции. – Как-то случайно вышло.
– Угу, – промычала я. Нет бы что-то кокетливое сказать в ответ, но все произошло так быстро, что я вконец растерялась. Впервые попала в такое положение. Пока судорожно придумывала, чтобы такого сказать легкого и непринужденного, будто красивые парни каждый день целуют меня в макушку, в глубине зала громко лопнул шар. Мы с Марком оба вздрогнули и обернулись. Тут же в кармане Василевского заиграл телефон. Когда одноклассник взял трубку, я не придумала ничего умнее, как просто сбежать. Ноги сами понесли меня к выходу.
Выбежав сломя голову из актового зала, врезалась кому-то в грудь.
– Верона, ничего себе, разогналась! Я как раз тебя ищу. Ира сказала, ты зал украшаешь…
– Я чуть нос на бок не свернула! – перебив Никиту, пожаловалась я. Схватилась за ушибленный нос. От боли брызнули слезы.
– А куда ты так несешься? – удивился Никита, оглядывая мое лицо. – Ну-ка, посмотри на меня.
Тогда я убрала ладони от носа и, подняв голову, уставилась на Ярового. Никита продолжал внимательно изучать меня.
– У-у, – наконец протянул он с самым серьезным видом.
– Что там? – испугалась я.
– Блин.
– Никит, что? – ударилась я в панику.
Яровой осторожно взял меня пальцами за подбородок и немного развернул лицо.
– Вот вроде норм. Теперь ровно. Всегда так ходи.
– Яровой! – рассердилась я.
– Да все хорошо, Верона, – рассмеялся Никита. – Я пошутил. Нос как нос. С таким жить можно.
– Ну, спасибо! – буркнула я, снова осторожно дотронувшись до носа.
– Не сказать, чтобы очень красивый, но и уродливым его не назовешь, – продолжил насмешливо Никита.
– Да замолчи ты!
За два года я забыла, как Яровой может допекать.
– В следующий раз смотри, куда бежишь, – предупредил Никита.
– Угу.
В этот момент из актового зала вышел Марк. Он оглядел нас с Никитой, затем сухо проронил:
– Привет, Ник!
– Привет!
– Вер, – обратился ко мне Василевский, – я там все доделал. Сейчас мне домой надо. Мама звонила.
– Да, конечно! – закивала я. – Спасибо огромное за помощь, Марк!
Когда Василевский скрылся из виду, Никита снова уставился на меня.
– Ну? – не выдержала я внимательного взгляда Ярового. Его серые глаза сияли. – Опять что-то с носом не то?
– Вы вдвоем украшали зал?
– А что?
Тогда Никита, не говоря больше ни слова, первым направился в пустой актовый зал. Там на полу повсюду лежали связки воздушный шаров, тяжелые портьеры слабо шевелились из-за сквозняка, а из открытых окон слышался птичий гомон.
– Мм, – промычал Никита, самодовольно поглядывая в мою сторону. – План с айподом сработал?
– На что ты намекаешь? – насупилась я. И, наверное, в ту секунду ужасно покраснела.
– Чем вы тут занимались?
– Да тебе какая разница?
Я вспомнила, что Марк поцеловал меня в макушку, и дыхание снова перехватило. Никита, пиная попадавшиеся на пути воздушные шары, подошел к огромному окну и уселся на подоконник.
– Сейчас встретил Лидочку в коридоре, – недовольным тоном начал Яровой. – Она мне уже расписала, какая замечательная олимпиада по физике будет в нашу смену в лагере, и как она рада, что я еду защищать честь нашей гимназии.
– Ой-ой. – Я приложила ладонь к щеке, будто у меня только что страшно разболелся зуб. Так вот зачем меня искал Никита.
– Ты с ней до сих пор не поговорила, да?
Я покачала головой:
– Прости.
– Так и думал.
– Но я обязательно выполню свою часть договора! – горячо заверила я. Не люблю быть обязанной. – Если пообещала, значит, сделаю. Ты меня хорошо знаешь.
– Хорошо знаю, – странно усмехнувшись, согласился Никита.
Я стояла напротив и смотрела на Ярового. Вспомнила, что когда-то бывший друг был единственным человеком, которому я могла рассказать все на свете. И почему-то именно он находил в утешение те самые слова, которые я ждала.
– Мне просто в эти дни совсем не до этого было, – зачем-то сказала я. И если Яровой решит, что сейчас я имею в виду наши непонятные зарождающиеся отношения с Марком – я Никиту придушу.
Думала, Яровой, как обычно, проигнорирует мое оправдание, но он спросил:
– Что-то случилось?
– Ты что, не читаешь школьное «Подслушано»?
Никита рассмеялся.
– На фига мне это? Ты бы еще спросила, смотрю ли я «Пусть говорят».
И его насмешливый тон вернул меня в реальность. Слишком большая пропасть образовалась за эти два года между нами. Придется рассказать Никите то, о чем мне пока говорить не хотелось. Судя по всему, Яровой решил, что под «мне было не до этого» я подразумевала флирт с Василевским, а, разумеется, не какую-то свалившуюся мне на голову Катерину.
– Ладно, забей! – вздохнула я, отыскивая свой рюкзак.
Возможно, на моем лице отразилось разочарование, потому как Никита все-таки поинтересовался:
– Нет, Вер, серьезно. Все в порядке?
Я замерла на месте с тяжелым рюкзаком в руках. Рассеянно скользнула взглядом по расслабленной позе Ярового, по бордовым портьерам, по разноцветным связкам шаров… А птицы за окном стали кричать еще пронзительней.
– Да, все хорошо, – наконец ответила я. – Завтра же поговорю с Лидией Андреевной.
Закинув за спину рюкзак, первой вышла из актового зала.
***
Яркий свет софитов похож на слепящее июльское солнце. У меня слезятся глаза, а когда я спускаюсь со сцены, охватывает какое-то полудремотное состояние. Будто я на самом деле не в гимназии, а в огромной пустыне. Болит голова, хочется пить, а пылинки, кружащиеся в лучах прожекторов – маленькие песчинки. И звезды, которые накануне мы с Иркой вырезали из фольги, раздвоились, усыпали весь потолок актового зала... Кажется, я все-таки заразилась от папы, потому что в горле страшно першило.
Тем не менее, усевшись в кресло и прикрыв глаза, я начала снова негромко и упрямо повторять слова:
– У каждого человека свои звезды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они – как задача, которую надо решить. Для моего дельца они – золото. Но для всех этих людей звезды – немые. А у тебя будут совсем особенные звезды…
Ирка плюхнулась рядом со мной в одно из кресел и внимательно осмотрела. Затем, нахмурившись, спросила:
– Ты чего там бубнишь?
– Слова повторяю, – сказала я. Язык еле шевелился во рту.
– Выглядишь паршиво, – покачала головой Третьякова.
Затем подруга потрогала мой лоб и быстро отдернула руку, будто обожглась.
– Серьезно, Азарова, иди домой. Не до репетиций!
– Правда, такой горячий? – Я тоже потрогала свой лоб. Глаза жгло. – А «Маленький принц»? Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда… такая звезда…
– Такая звезда, где я живу, где я смеюсь, – и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут звезды, которые умеют смеяться! – внезапно проговорила Леля Селезнева, отличница из «Б» класса. Леля сидела через пару кресел от нас. Мы с Ирой удивленно уставились на девчонку. Та тут же покраснела.
– Я обожаю «Маленького принца», – призналась Леля. – Наизусть знаю!
– Почему ты не вызвалась исполнять роль Принца? – резонно поинтересовалась я. Мне-то из-за этого пришлось слова учить.
Леля еще больше покраснела.
– Лидия Андреевна сразу твою кандидатуру одобрила, Вера, – ответила она. Тут уж настала моя очередь краснеть.
– К тому же, – шепотом начала Леля, пересаживаясь на один стул ближе к нам. Ирка, почуяв новую сплетню, склонилась через меня к Селезневой. Иногда подруга напоминала мне Андрея Малахова в поисках интриг и сенсаций. – Мне очень нравится Пирожков!
Мы с Ирой одновременно уставились на сцену и разыскали взглядами Пирожкова – единственного парня, который согласился участвовать в постановке. Грузный одноклассник стоял возле кулис и с задумчивым видом грыз ногти.
– Мм, – промычала Ирка.
– Да! – Леля была такой взволнованной. – На самом деле, так хотелось принять участие в постановке! Я все ваши репетиции посещала. И звезды с утра помогала Пирожкову вешать. Мы даже пару раз плечами нечаянно столкнулись.
– Ну, с ума сойти! – покачала головой Ира, пытаясь сдержать улыбку.
– Моя бабушка тоже любит «Маленького принца». Она мне в детстве его все время перед сном читала. Еще бабуля пообещала, что обязательно придет на постановку, пусть даже я в ней не участвую.
Внезапно меня еще больше бросило в жар. Щеки пылали огнем. Кому какая разница, принимаю ли участие в какой-то постановке я? Никто никогда не придет посмотреть на меня со сцены. Никто даже не в курсе, что я на эту сцену выйду. Тогда я стянула с шеи свой желтый шарф и отдала его Леле. Та растерянно захлопала глазами.
– Держи, тебе нужнее участвовать в этой постановке, – сказала я.
– Вер, ты чего? – удивилась Ира.
– Я себя неважно чувствую. А вдруг не успею выздороветь к концерту?
Селезнева сияла.
– Ой, Верочка, правда? Вернее, ты не подумай, что я радуюсь тому, что ты заболела!
– Ты что? Я так не думала. Мне правда сейчас не до этого концерта. А бабушка будет тобой гордиться.
Ира продолжала удивленно на меня смотреть, а Леля в то время уже наматывала на шею шарф.
Когда Селезнева убежала на сцену, Ира спросила:
– Когда ты уже забьешь на тот дурацкий пост в «Подслушке»?
– Наверное, никогда, – сказала я. Глаза снова заслезились. Я громко чихнула.
– Вера, будь здорова! – выкрикнул Даня, которому пришлось выступить в роли осветителя. Тут же неподалеку от сцены слонялась Циглер. Завуч заставила ее принять участие в общественной жизни гимназии и поручила отвечать за декорации. Правда, нам с Иркой все равно приходилось все делать за Амелию.
– Спасибо! – громко, насколько это позволяло больное горло, ответила я Дане.
– Вер, ты что, заболела? – подскочила к нам с Ирой Люся в костюме Лиса.
– Похоже на то.
Ирка поднялась с кресла и, словно режиссер, гаркнула:
– Замена! Начинаем репетицию!
Растерянная Люся, пожелав мне скорейшего выздоровления, тоже поплелась к сцене. Пирожков в шапке с очками пилота бубнил свой текст. Леля уже высокопарно произносила свои слова. Я снова шмыгнула.
– Иди ты уже домой, – посоветовала Ирка. – Сейчас своими бациллами всех здесь заразишь! А мне надо Даню дождаться, теперь он ключи забыл. Голова садовая!
– Не могу уйти! – запротестовала я. – А если Лидия Андреевна в зал явится? Я же за это отвечаю.
– Не явится! А если и придет, я ей все объясню. Иди, тетя Соня тебя полечит. А то разболеешься. Впереди ведь самое веселье!
– Да уж, веселье! – пробормотала я, поднимаясь на ноги.
Протискиваясь между рядами, обернулась и шепнула Ирке:
– Вечером, если что, тебе напишу. Или позвоню!
Третьякова закивала. На сцене уже вовсю шла репетиция. Пробираясь к выходу, то и дело поглядывала на сцену. Вот сейчас Леля Селезнева взбежит на небольшую стремянку-«стену», а потом летчик-Пирожков схватит ее на руки… И начнется: «А у тебя будут совсем особенные звезды…»
Я дернула за дверную ручку одновременно с истошным воплем Селезневой, на который тут же обернулась. Раздался страшный грохот, и Леля, беспомощно взмахнув руками, рухнула на сцену.
