Текст книги "Иллюзорная реальность (СИ)"
Автор книги: Аси Блэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Глава 19.
Примерно через полчаса заметно недовольный Вадим привез меня домой. Ещё бы – я его снова обломала своим «не сейчас», но заняться чем-то подобным после того, что случилось, было бы как-то дико и несуразно. Да и не смогла бы я, учитывая моё нервозное состояние и периодически усиливающиеся приступы паники, от которых меня трясло точно в припадке. Поэтому, уверив парня, что со мной всё в порядке, но мне надо хорошенько выспаться, чтобы прийти в себя прежде, чем что-то решать, на непослушных ногах я вылезла из машины и на автомате пошагала к дому. Звук резко рванувшего за спиной автомобиля заставил вздрогнуть, но я не остановилась и не оглянулась.
Отец уже спал как убитый. Я его пару раз окликнула, но потом решила не будить. Он и так сильно устает: слишком много работает. А Анфиса где-то развлекалась с подругой – не только я пыталась веселиться этой ночью.
Но сейчас мне было не до мачехи и её ночных гулянок – я судорожно пыталась вспомнить детали недавнего кошмара. Хоть что-нибудь! Однако ничего не выходило – ощущалась только необъяснимая тяжесть в груди и раздражала пустота в голове. Меня ужасно знобило, лоб снова начал кровоточить, но эти мелочи были ничто по сравнению с устрашающими событиями этой ночи. Возможно, я совсем недавно лишила кого-то жизни и даже, черт побери, не помню об этом!
Нервно потирая виски, я выпила очередной стакан минералки, находясь на кухне уже несколько минут? Часов? Не знаю…
Именно в таком состоянии меня и нашла Анфиса. И её первый вопрос откровенно сбил с толку, заставляя часто моргать от удивления.
– Как ты?
Прозвучало сочувствующе, тихо и мягко (?!), а не как обычно с криком, который на бумаге можно передать капслоком.
Я посмотрела на неё и обомлела. Еще бы – вместо привычной картины скалящейся ненавистной мне мадам передо мной стояла словно её прямая противоположность.
– В смысле? – от растерянности смогла выдать лишь это.
– Я знаю, что произошло этой ночью, – спокойно сказала она и села рядом, вводя в еще больший ступор…
Что???
Как Анфиса узнала?
И кто ещё знает?
Все эти вопросы завертелись в мозгу, усиливая работу молоточков в голове.
– Откуда? – хрипло спросила, боясь услышать, что из новостной ленты или из первой полосы какой-нибудь газеты… Хотя – бред! Слишком мало времени прошло. Или нет?
– Вадим мне всё рассказал, – просто отвечает мачеха, как будто говорит о погоде, а не об ужасной аварии. Мне тут же хочется прибить своего парня. Зачем он это сделал и когда успел? И почему именно ей – моему врагу? Вопросов всё больше, нервов всё меньше, желание сдаться судьбе – всё сильнее. – Знаю лишь я – твой отец не в курсе, но это неважно. Ты лучше другое скажи: решила, что будешь делать дальше? Я считаю, что нет времени раскачиваться и размышлять – тебе нужно немедленно покинуть этот город. И чем скорее – тем лучше. К тому же, тебе всё равно сейчас ехать поступать. Ни у кого не возникнет вопросов…
И смотрит внимательно, пронзая взглядом, отчего я не выдерживаю и перевожу глаза на окно.
Она предлагает мне сбежать! Разве это выход? Я и так уже нарушила закон и благодаря Вадику скрылась с места преступления… Господи, может, всё это – страшный сон?
– Что с той женщиной?– через силу выдавливаю из себя, а у самой на глаза наворачиваются слёзы. – Она жива?
– Жива, конечно. Эти старухи – самые живучие! Увезли её на скорой с черепно-мозговой без сознания… Так что она тебя, скорее всего, не вспомнит… Но рисковать нельзя! – брезгливо отвечает Анфиса, поправляя свои наращенные волосы. – Ты мне стала как младшая сестренка, Женя! Несмотря на наши недомолвки и пререкания, я желаю тебе только добра…
– Наверное, я всё же пойду в полицию, – не слушая мачеху, отвечаю неуверенно и замолкаю, не зная, что ещё можно сказать.
– Нет, – сухой и ледяной ответ Анфисы привлекает внимание. Обернувшись к ней, вижу, наконец, её настоящую – властную, недовольную и с презрением в глазах по отношению ко мне. Интересно, зачем буквально мгновение назад она кем-то притворялась? Сестрой называла, или мне послышалось? – Что вылупилась – совсем спьяну мозги выбила? – встает со стула и взирает теперь с высоты своего роста. – Если да, то постараюсь объяснить на пальцах: милочка, стоит тебе во всем сознаться, как мгновенно окажешься за решеткой. А ты в курсе, что судимость, как минимум, поставит крест на твоей учебе? Будущей карьере? Нет? Или тебе в подробностях разъяснить то, что ты подставишь под удар своего папочку, м? И вообще – ты знаешь, как живется в тюрьмах?
Мачеха будто специально угнетала и давила каждым своим предложением, а я все больше съеживалась от её колких слов и точно попадающих ударов.
– Мне нужно в больницу – я должна узнать, что с этой женщиной, – еле слышно произнесла и, покачиваясь точно от лихорадки, встала со стула, направляясь к входной двери.
– Ну, капец! Вот же тупорылая малолетка… Тебе уезжать отсюда надо! Срочно! Или хочешь, чтобы за тобой менты сами пришли? Я помогу тебе спрятать улики, слышишь? Машину твоего Вадика никто никогда не найдет – будь уверена! Сейчас же открою ноут и куплю тебе билет на утреннюю электричку… Денег дам! Но для этого ты должна быть паинькой и не выкобениваться. Послушно следовать моим указаниям, если хочешь выплыть из того дерьма, в котором ты с каждым часом всё глубже тонешь. Когда там у тебя первый профильный экзамен в универ? Через три дня? Ничего страшного! Скажу отцу, что ты решила уехать раньше, осмотреться… Морально подготовиться… Иди сейчас же собирай чемодан, что стоишь как истукан? – Анфиса подходит ближе и едко усмехается. – О, деточка… Что с твоими зрачками? Ты что, ещё и под таблетками? Или накурилась? Вот так полный комплект… Бухая, обдолбанная, несовершеннолетняя, без прав за рулём, рожа разбита… Нам всем будет не отмыться от этого позора, если ты не свалишь! А отца точно удар хватит! Короче, иди проспись! А я, так уж и быть, всё за тебя сделаю: и билет куплю, и в круглосуточную аптеку схожу, и вещи твои соберу.
Мачеха грубо толкает меня к лестнице на второй этаж, но я сопротивляюсь. Однако ответить ей не могу – во рту всё пересохло, дышать становится невыносимо. Мне сейчас чертовски плохо: я уже практически не соображаю и не могу отличить свои сбивчивые мысли от реальности. А тело и вовсе как желе: ноги не слушаются, кажется, ещё чуть-чуть двинусь – и рухну головой об пол. Но, с другой стороны, может, это и есть моё единственное спасение? Попасть в больницу, потерять память… А ещё лучше – умереть.
– Чёрт! Зачем этот придурок тебе названивает? Сказала же ему, чтобы отвалил! – уже сквозь дрему слышу, как раздраженно бурчит мачеха, копошась в моей комнате. Но открыть глаза не могу и проваливаюсь в глубокий, липкий сон, из которого очень надеюсь не проснуться.
Как ни старалась Анфиса избавиться от меня утром, билет на электричку ей удалось взять только на дневное время. Но тормошит моё безвольное тело она нарочно впритык перед самой отправкой и, не давая прийти в более или менее адекватное состояние, буквально вталкивает вместе с чемоданом в вагон. Я чувствую себя отвратительно: голова трещит, все части тела ломит, сил шевелиться вообще нет. Как и противостоять, думать, да и просто говорить. Всё произошедшее накануне кажется сущим кошмаром, кадрами из какого-нибудь страшного фильма, поэтому я не сразу осознаю, что это действительно было.
Уже достаточно отъехав от станции родного города, вытаскиваю из кармана куртки телефон и жду, когда он загрузится. Аппарат мерзко пиликает от нескончаемого потока входящих сообщений, но я их не читаю. Ищу в мобильнике номер Оли и набираю его. Подруга отвечает не сразу, по голосу понятно, что она занята, но я не могу больше ждать, поэтому практически умоляю её выполнить мою просьбу – узнать всё о старушке, поступившей ночью в городскую больницу предположительно с черепно-мозговой травмой. Оля ещё учится в местном филиале медицинского ВУЗа, но практически с первого курса не совсем официально подрабатывает помощницей медсестры. В общем, у неё есть нужные мне сейчас связи для того, чтобы получить информацию о женщине, сбитой ночью автомобилем. Сбитой мной… О, боже…
Оля перезванивает минут через сорок, когда я уже решила наплевать на указания мачехи и сойти с электрички, чтобы вернуться домой и пойти в полицию с чистосердечным признанием. Но слова подруги о том, что женщина пришла в себя, и у врача неплохие прогнозы, почему-то заставляют меня передумать. Бесхребетная, безвольная трусиха – вот кем я оказалась по факту.
К моему счастью, через неделю Оля по моей просьбе на два дня приезжает в мегаполис, где я временно остановилась в хостеле, пока мачеха ищет мне подходящее жилье. Не боясь последствий, я разом вываливаю ей все подробности той злосчастной ночи.
Оля какое-то время пребывает в шоке, но, к моему удивлению, не уговаривает вернуться и сдаться, как мне того хотелось бы. Она почему-то согласна с Анфисой и считает, что для меня будет лучше остаться здесь, поступить в ВУЗ и начать новую жизнь. А я оказываюсь слишком трусливой и незрелой, чтобы принять собственное решение, поэтому не придумываю ничего лучше, чем по возможности помогать той старушке финансово. По словам Оли её уже выписали, и она вернулась к себе домой, где живёт абсолютно одна. Когда я спросила про семью женщины, подруга лишь пожала плечами и резюмировала, что у старушки никого нет.
Денежными подачками от лица несуществующего фонда помощи одиноким пенсионерам ФПОП (фальшивым представителем которого перед женщиной выступала Оля) на протяжении всего периода своего студенчества я пытаюсь подкупить и унять свою совесть, но выходит паршиво. Тем более, первые два года приходится использовать те деньги, что присылает мне отец. Потом уже я сама начинаю искать подработки для студентов и ежемесячно отсылаю почти весь свой заработок пострадавшей от моих рук старушке. Но особого облегчения не чувствую… К тому же, из-за всей этой ситуации я вынуждена больше не возвращаться в родной город, не общаться со своим отцом, который после нескольких десятков моих голословных, заведомо лживых обещаний приехать и навестить его, практически перестал со мной созваниваться. А вот Анфиса первое время чересчур активно связывалась со мной, запугивала… Говорила, что старушка помнит, что её сбила девушка, но дело свернули из-за недостаточного количества улик. Однако его могут возобновить в любой момент, поэтому мне появляться в родном городе больше никогда не стоит.
Ещё и Вадим, как я уже упоминала ранее, был в бешенстве от моей выходки. Я сбежала, не попрощавшись, и тоже кормила его «завтраками», обещая приехать, но не сдерживала свои лживые обещания. А он сам был привязан к больной лежачей матери и не мог сорваться в мегаполис.
На самом деле, мне с того самого страшного дня больше никогда не хотелось его видеть, потому что отчасти, где-то глубоко внутри, я винила парня за то, что позволил мне тогда сесть за руль в таком состоянии… Хотя он и сам в тот день был не лучше. Чем мы вообще думали? Но Вадик не из тех людей, от которых можно отделаться игнором или пренебрежительным отношением. Он вбил себе в голову, что при первой же возможности вернет меня, и мы снова будем вместе. К моему облегчению, вскоре его упекли в психиатрическую лечебницу и звонки с многочисленными смс-ками прекратились. Но когда Вадима выписали из клиники, всё возобновилось практически сразу. Только теперь парень начал мне в открытую угрожать и каждый раз присылать картинку старой статьи местной газеты, посвященной тому самому ужасному происшествию, и фото старушки с перебинтованной головой.
«Женя, если ты не вернёшься, то я пойду в полицию и сдам тебя».
«Да кем ты себя возомнила, тварь? Я всё равно тебя найду, и тогда ты ответишь за все мои страдания!»
«Думаешь, сменишь телефон и затеряешься в толпе? Нет, дрянь! У меня есть люди, которые тебя из-под земли достанут».
«На, смотри! Как тебе фото этой старой карги? Ты её чуть не убила тогда! Если не ответишь мне, то я прямо сегодня пойду к ментам!»
«Слышь? Если узнаю, что ты нашла себе кого-нибудь, то тебе не жить! Ты – только моя! Хоть и дрянь редкостная…»
Угрозы Вадима и его нападки сначала жутко пугали меня, но потом я поняла, что пока его мать жива, он совершенно точно не поедет за мной и не сдаст. Ведь, как ни крути, парень является свидетелем и соучастником этого преступления. И если меня посадят в тюрьму, то я, рассказав всю правду, неминуемо потяну его за собой.
Научившись жить с этим тяжелым камнем на душе, с ночными кошмарами, с приступами паники и периодическими срывами и истериками, внешне я постепенно начала успокаиваться. Думала, что поработаю ещё год-два, накоплю денег и поеду к старушке с повинной, а она пусть сама решает мою судьбу… Но неожиданно мне позвонила Оля и сообщила, что соседи нашли эту женщину – Нину Федоровну – без сознания у двери собственной квартиры и вызвали скорую. Оказалось, что приступы у старушки участились давно, но она чаще всего переживала их одна дома. Её обследовали врачи и вынесли вердикт, что в ближайшие три-четыре месяца нужно делать операцию. Иначе она просто умрёт. Но подобного рода манипуляции на голове делаются только в порядке очереди на платной основе. Когда Нина Федоровна об этом узнала, то сама позвонила Оле, думая, что та реальный представитель выдуманного ФПОП, и попросила помощи у фонда. По словам подруги, она горько плакала в трубку и постоянно повторяла, что ещё хочет жить, что у неё есть ещё незавершенные дела в этом мире… Тогда-то я и попросила Олю записать женщину на операцию (так как подруга уже официально работала медсестрой в городской больнице и знала всю систему изнутри), поставить в очередь, и пообещала во что бы то ни стало найти деньги. Так я и ввязалась в этот дурацкий эксперимент… А Лену в своё время обманула про долг несуществующего друга, чтобы не раскрывать ей своих истинных причин. Сейчас понимаю, как же хорошо, что я тогда не доверилась Ивановой на все сто, но сейчас речь совсем не о ней…
– Знаешь, Оля, ты права! – возвращаюсь к реальности из своих тяжелых воспоминаний и тягостных мыслей, только сейчас заметив, что передо мной уже стоит чашка с чаем, который, кажется, остыл. – Я должна перед операцией пойти и познакомиться с Ниной Федоровной. Не уверена, что смогу сразу ей во всём признаться, но поддержать и настроить на благополучный исход я просто обязана. Представлюсь, как и ты, представителем ФПОП и поговорю с ней. Узнаю, что у неё на душе…
– Ох, ну слава богу! Давно пора! Всё скоро наладится – вот увидишь!
– Не знаю, не знаю… Но жить с этой огромной каменной глыбой на сердце я больше не могу.
Глава 20.
– Как вы сказали, вас зовут? Евгения Александровна?
– Можно просто Женя. Не люблю все эти официальные обращения, – взволнованно произношу я и не могу придумать ничего лучше, чем присесть на краешек больничной кровати Нины Федоровны.
Этот день настал! Я пришла к ней, попыталась взглянуть в глаза, но сразу же отвела свои бесстыжие в сторону. Эта женщина – сущий ангел, божий одуванчик во плоти. Такая маленькая, хрупкая, ранимая, приветливая. Сидит и добродушно улыбается мне своей частично беззубой улыбкой, а я чувствую подступающие к горлу слёзы… Какая же я трусливая мразь!
– Женечка, вы тоже, как и Оленька, медсестра здесь? Ой, если бы не ваши добрые сердца, мои дни бы уже были сочтены…
– Нет, я не медсестра… Я работаю продавцом… – стиснув челюсти, чтобы не разреветься, тихо отвечаю.
– Да? Какая вы молодец! И как только успеваете совмещать? – восхищенно смотрит на меня, даже не представляя, что по моей же вине здесь и лежит. – А потом ещё что-то про безответственную молодежь говорят. Да мы в свои годы и то были более ветреными! – вновь по-доброму усмехается она, когда мне хочется провалиться сквозь землю от того, как сильно она ошибается на мой счет.
С большим трудом я заставляю себя остаться в палате и натурально улыбаться, а не бежать отсюда сломя голову. И если я думала, что самое сложное – это взглянуть этой женщине в глаза, то теперь понимаю, насколько я заблуждалась…
Ведь намного тяжелее сидеть сейчас здесь и общаться с милой доброй старушкой, в чью жизнь я внезапно ворвалась и изменила в худшую сторону, и видеть тепло в лучистых глазах женщины, взгляд которых направлен на меня.
Это угнетает и неимоверно давит на мою грудную клетку, делая дыхание частым, а желание выдать всё как на духу – сильнее.
Но как? Как я ей скажу правду, да ещё и перед операцией?
Ведь теперь, когда я встретилась со своей невольной «жертвой», всё четче осознаю, что не хочу видеть её реакцию на свои слова Просто морально не вынесу тот момент, когда эти чудесные глаза и милое лицо исказят ненависть, презрение и разочарование, направленные прямо на меня.
И снова, будто бы мне семнадцать лет, я трусливо сбегаю, напоследок пожелав Нине Федоровне удачной операции. А затем – отдавшись чувствам, которые тотчас вырвались вместе со слезами наружу, стремительно покидаю здание больницы.
Я ей всё обязательно открою при нашей следующей встрече, но не сегодня – пусть хотя бы денек побуду в её мыслях добрым, хорошим человеком.
На следующий день после тяжелого рабочего процесса и долгих метаний я всё же рискнула заглянуть к отцу. Тихо приоткрыла дверь палаты и наблюдала за ним оттуда, не осмеливаясь зайти вовнутрь. К счастью, папа лежал спиной к двери, а потому не видел меня, оживленно дискутируя с соседом на какую-то политическую тему, яростно доказывая свою точку зрения. Я улыбнулась сквозь поступившие слезы счастья – в этом спорящемся мужчине сразу же узнала того самого человека, которого бросила восемь лет назад… Радуясь папиному хорошему самочувствию не заметила, как сзади подкрался врач.
– Не хотите войти? – шепотом спросил он, а я вздрогнула от неожиданности. Неслышно закрыла дверь и обернулась к мужчине в халате.
– Не думаю, что он захочет меня видеть, – пряча глаза в пол, неловко призналась врачу.
– Ну что вы – любой отец будет рад видеть свое дитя, – мягко улыбнулся Виктор Евгеньевич, чем несказанно удивил меня.
– Совсем недавно вы говорили обратное, – нахмурилась я, неторопливо следуя за ним по коридору.
– Мало ли, что я там тогда вам наплёл, – отмахнулся врач. – Каждый может совершить ошибку, главное – вовремя её исправить, – улыбнулся Виктор Евгеньевич так, будто не он не так давно обвинял меня во всех грехах. – Вашему отцу пошли на пользу купленные лекарства, как вы наверняка успели заметить. Думаю, такими темпами выпишем его уже через несколько дней, – обрадовал меня доктор.
Сначала я в неверии воззрилась на него, но когда поняла, что он не шутит, на радостях чуть не обняла врача.
Может, всё не так уж и плохо, и моя жизнь постепенно сможет наладиться?
Вскоре выпишут и папу, и Нину Федоровну после операции, а я, наконец, смогу вздохнуть спокойно.
Прекрасная новость насчет отца приободрила меня, причем настолько, что я стала верить, впервые за долгое время, что и в моей жизни когда-нибудь будет счастье.
И именно в тот момент, когда я подумала о своем уже не таком мрачном будущем, на телефон снова пришло сообщение от Штормова, которое сразу же было удалено. Даже не стала читать, что пишет это проклятый бабник, чтобы не бередить и без того измученное, тоскующее сердце.
Но мне всё равно стало невыносимо грустно от того, что я никак не могла выкинуть этого двуличного придурка из головы, хотя очень старалась.
Проклятый Тимур…
Как же глубоко ты засел у меня под кожей?..
***
Через час я была уже в своем номере, что несказанно радовало, потому что безумно хотелось смыть с себя усталость от сегодняшнего дня как можно скорее.
И каково было мое удивление, когда после того, как залезла в душ и неспешно начала мыться, я обнаружила у себя в комнате Штормова!
В моем городе!
В этой гостинице!
Рядом со мной, в конце концов!
Который, как ни в чём не бывало, пробрался в мой номер через балкон и вёл себя так, будто не понял, что я всё знаю о его жене!
Такое странное чувство, когда вроде и хочешь, чтобы человек был здесь с тобой, рядом, но в то же время понимаешь, что нельзя даже думать о подобном. Потому что он – гадкий лжец! Мерзавец! Изменщик! Он…
Вот только сердце колотилось о ребра как ненормальное, радуясь его близости, а тело само тянулось к нему, требовало всё более тесных прикосновений. Как можно быть такой идиоткой?
С трудом, но я смогла вовремя остановиться и убежать из собственного номера, будучи в одной лишь простыне…
А дальше…
– Евгения Ветрова? Пройдемте, пожалуйста, с нами…
…в следующий миг меня ослепило вспышками фотокамер. Я машинально закрыла лицо руками и с ужасом стала осознавать, что происходит. И дело вовсе не в моем полуобнаженном виде…
Ведь это реально конец.
Они узнали мой тщательно скрываемый секрет.
Тот самый, который разделил мою жизнь на «до» и «после», и который, вероятно, навсегда перечеркнет моё будущее…
Сейчас.
Ошеломленная я не придумала ничего лучше, чем просто закрыться. Стоять, прикрывая лицо, и не двигаться – меня парализовало от сложившейся ситуации. А мысли, будто кисель, не спешили собираться, подкидывая те краткие моменты из воспоминаний восьмилетней давности, которые сохранились.
Ужас, страх и отчаяние сковали меня по рукам и ногам. Я находилась словно в трансе, чувствуя изредка какие-то касания к себе и слыша эти неумолкаемые щелчки и галдеж со всех сторон.
А когда я и вовсе чуть не потеряла связь с окружающим миром, от того, что голова начала кружиться, меня обняли знакомые мужские руки, крепко прижимая к своей обнаженной спине.
Штормов…
Ты всё-таки здесь… Как я тебе благодарна за это сейчас!
Открыв глаза, я увидела перед собой профиль парня, который по-прежнему был в одних трусах, и который, судя по мимике, требовал чего-то от девушки на ресепшн. Та, кажется, сначала отказывала ему в просьбе, но после того, как он, бесцеремонно притянув её за шею к себе, что-то проговорил той на ухо, тут же, краснея, отпрянула и протянула ему магнитный ключ. Затем Тимур, громко рявкнув, начал отталкивать от меня вновь подбежавших людей с камерами и, схватив за руку, быстро потащил в сторону лифтов. От такого темпа я еле успевала придержать на себе простынь, чтобы та не свалилась мне под ноги.
В себя я стала приходить только тогда, когда Штормов, открыв мой номер, насильно затолкнул меня обратно вовнутрь и захлопнул за нами дверь.
– Давай, одевайся! Нам нельзя здесь оставаться. Эти козлы не знают, что такое личное пространство – они будут преследовать тебя, пока не добьются своего. Скоро в дверь начнут ломиться… – дал строгое распоряжение парень, собирая с пола свою одежду и натягивая на себя вещи одну за другой. Но я так и продолжала стоять неподвижно.
– Тимур, что происходит? Кто эти люди внизу? Полиция? Журналисты? Что они говорили обо мне? Они знают об аварии? Ты теперь в курсе, что я натворила, да? – взволнованно произношу, чувствуя, как тело начинает трясти от озноба. – Зачем покрываешь преступницу? Я никуда с тобой не пойду! Мне давно уже было пора сдаться…
– Ветрова! Что ты несёшь? Время, проведенное без меня, явно не пошло тебе на пользу. Где твои шмотки? – подходит к шкафу, открывает дверцу и начинает лихо скидывать мои вещи на кровать. – Где чемодан?
– Перестань сейчас же! Я же сказала, что между нами всё кончено, – хватаю свою одежду и запихиваю обратно. – Ты мне никто больше! Уходи куда хочешь, но я больше убегать не намерена. Сейчас переоденусь и пойду сдаваться. Если суждено мне сгнить в тюрьме – так тому и быть!
– Твою мать, Женя! Ты меня сейчас реально пугаешь! Но мысль одеться – вполне здравая. Давай, поспеши! А то эти ребята с эксперимента найдут твой номер с минуты на минуту. И угораздило же тебя со всем этим связаться… Надо ещё как-то у этих мудаков наши обнаженные фото изъять… – на лице Тимура читается глубокая задумчивость вперемешку с раздражением.
– Штормов, ты глухой?! Мы больше не… – гневно возмущаюсь, но потом вмиг затихаю. – Что ты сказал? Ребята с эксперимента? Какого такого эксперимента?
– Того самого! Марка Серого… Или как там этого ублюдка зовут? Ты из-за этой херни сбежала от меня, да? Думала, что деньги получишь, если перестанем видеться? Только вот гнида этот следил за тобой и был в курсе, что ты всё давненько провалила.
– Ты знал об эксперименте? – в шоке плюхаюсь на кровать. – Как давно? Или ты… О, нет… Ты с ними заодно? Вот откуда у тебя была моя фотка, так ведь?! – сама не замечаю, как начинаю повышать голос. – И как оно? Забавно было меня за нос водить?
– Чего??? – Тимур хмурится и, подойдя ко мне, садится рядом, но я шарахаюсь от него в сторону как от прокаженного.
Он не только обманывал меня насчёт своей жены, но ещё и с ребятами с конторки смеялся за моей спиной, зная об эксперименте. Но за что? Что я ему такого сделала, что так жестко обошёлся со мной?
Мне кажется, что я сейчас грохнусь в обморок от потока мыслей, что атакует мою бедную голову. Я физически ощущаю, как тошнота подкатывает к горлу, а слезы подбираются к глазам.
– Убирайся отсюда! – хочу громко крикнуть, но получается лишь сдавлено прошипеть. – Я больше не желаю тебя знать!
– Жень, ты не в себе! Давай чуть позже нормально обо всём поговорим. А сейчас – нам надо отсюда убираться! – примирительно поднимает руки вверх Штормов, указывая мне кивком головы на шкаф с одеждой. – Я клянусь, что к этому дурацкому эксперименту для лохов не имею никакого отношения!
– Ага, как же, – горько усмехнувшись, неестественно скалюсь. – И к жене своей Лизе ты тоже не имеешь никакого отношения! Как можно быть таким бесчувственным, лживым ублюдком, а? Приехал посмотреть на мои страдания? Так на – смотри! Большего ты не увидишь, так что можешь катиться прямиком в ад!
– Лизе? Откуда ты знаешь? Чёрт! Я собственноручно прибью эту мелкую засранку! Надо же… И почему я раньше не догадался, что Настюха приложила руку к твоему неожиданному исчезновению. В общем, Кудряха, нам с тобой, похоже, надо о многом поговорить.
Я была категорически не согласна со Штормовым – последнее, чего хотелось сейчас делать, так это выслушивать очередную порцию лапши, которую он, уверена, с превеликим удовольствием намотает мне на уши. Нет уж, увольте!
Поэтому я не собиралась ни его слушать, ни куда-либо с ним идти.
– Нет, не надо, – на этот раз твердо ответила, постепенно наращивая новый панцирь и отгораживаясь от чувств.
– Женя, так не пойдет, – мотая головой, нахмурился Тимур, явно не желая со мной соглашаться. Вот упертый гад!
И только я вознамерилась предпринять какие-то более убедительные шаги по выпроваживанию нежданного гостя, как за дверью послышался нарастающий гул голосов и почти одновременно громкий стук в мой номер.
– Чёрт! – выругался Штормов и, подойдя к шкафу, наспех закинул в мою же спортивную сумку, которую он в первую очередь оттуда достал (увидел всё-таки), одежду, а затем повелительным тоном, не терпящим возражений, обратился ко мне. – Если не хочешь с ними встречаться, быстро одевайся. Ещё есть шанс сбежать.
На этот раз страх вновь увидеться с этими наглыми журналистами пересилил желание послать парня, а потому я послушно выполнила все его указания.
– Но как мы отсюда выберемся? – нервно спросила у Тимура, поглядывая на выход, у которого, судя по шуму, собралось человек двадцать, не меньше.
Штормов посмотрел на балконную дверь и, улыбаясь, спросил:
– Как у тебя обстоят с ловкостью и стенолазанием?
Осознав его предложение, я тяжело сглотнула.
– Ты предлагаешь спуститься через балкон? – с пересохшим от волнения горлом уточнила у парня. Вдруг я ошибаюсь. Хотя кому я вру – из номера один выход – через дверь. А там уже ждут – не дождутся моего появления…
Правда, я до сих пор до конца не понимаю – зачем? Они хотят взять интервью об эксперименте, чтобы посмеяться над моими попытками обмануть опровержителей Марка Белого? Или жаждут покопаться в наших со Штормовым отношениях, которые, как оказалось, с обеих сторон были построены на лжи? Кажется, подобные вопросы я слышала от кого-то в фойе на первом этаже. Для этого они нашли меня даже здесь? Неужели я – единственная из участников, которая так облажалась с чувствами к «объекту»?
– Есть другие идеи? – спросил парень и, рывком застегнув сумку с вещами, посмотрел на меня выжидающе. – Тут всего второй этаж – обещаю, что ты спустишься в целостности и сохранности.
Разве после всего, что было, я могу поверить обещаниям этого нахального, лицемерного, но в то же время раздражающе обаятельного мужчины, который чертовски сексуален даже в одежде?
