Текст книги "Иллюзорная реальность (СИ)"
Автор книги: Аси Блэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Глава 17.
Оля всё же выполнила то, о чём я просила. Именно по этой причине я сейчас иду в банк, где работает её сестра Юля, с которой мы договорились встретиться, чтобы детально рассмотреть мой случай и сумму кредитования. И я ужасно волновалась – ведь в этом городке не так много мест, где можно взять заемные средства, поэтому на положительный исход встречи с Юлией я делала ставку.
После детального изучения моей кредитной истории сестрой Оли был дан неутешительный вывод – заем мне не одобрят, причем нигде. На мне висят старые кредиты, плюс я безработная. То есть у меня нет постоянного источника дохода, что является одним из обязательных условий, а собственности, которую можно было заложить, за мной не числится и подавно.
Слушая её объяснения, я всё больше бледнела и отчаивалась, пока она, замолчав на некоторое время, не предложила выход – не совсем легальный, но всё же. Юлия, войдя в мое положение и основываясь на том, что Оля за меня ручалась, решилась на небольшую хитрость – она приукрасила мое финансовое состояние, приписав несуществующую работу, плюс добавила ещё несколько фактов для того, чтобы получить основания для одобрения кредита.
Так я и получила сумму, которой хватало, правда, лишь на предоплату операции, но это лучше, чем ничего. Поэтому финансовый вопрос лишь отодвигался на чуть более позднюю дату. Но я была очень признательна двоюродной сестре Оли за помощь – обязательно её отблагодарю чуть позже.
В тот же день я созвонилась с врачом, который будет оперировать, и условилась о встрече в больнице. Представилась родственницей той женщины – к счастью, никто этого не проверял. Врач же подробно и внятно рассказал об этапах проведения операции, периоде реабилитации и стоимости. Я ему тут же сообщила, что предоплата будут перечислена уже сегодня. Но когда Виктор Евгеньевич спросил, нет ли у меня желания навестить пациентку, я растерялась… Ведь мне до сих пор трудно даже представить, как можно взглянуть в глаза женщине, жизнь которой по моей вине сломалась в одно мгновение.
Это был как раз период моей шальной юности, как я её называю – я тусила, напивалась, поздно возвращалась домой, чтобы, наверное, обратить на себя внимание отца, который, на тот период, чуть ли не игнорировал меня. У него на первом месте стояла работа, на которой он нередко задерживался, а на втором – лгунья и стерва Анфиса…
У меня всё чаще возникало ощущение, что я никому не нужна, несмотря на наличие друзей. И именно тогда я и познакомилась с Вадиком – это было двойное свидание, на которое меня уломала Оля.
Он сразу приковал к себе взгляд – красивый, обаятельный, интересный, взрослый (для несовершеннолетней одиннадцатиклассницы, коею я являлась, даже два года разницы казались показателем серьёзности) и тоже готовый на любые авантюры. Так у нас всё и закрутилось – неожиданно и стремительно.
Вадим стал для меня настолько близким человеком, что я перестала переживать насчет отца, проводя всё свободное время с парнем и практически не ночуя дома. Но до интима у нас не доходило, а Вадик до поры до времени и не настаивал, что не могло не радовать. На тот момент к такому шагу я ещё была не готова.
Когда же наши отношения дошли до точки, требующей логического продолжения, я пообещала, что в день моего выпускного со школы всё случится. Но никак не ожидала, что именно в этот день произойдет нечто ужасное – то, что будет преследовать меня на протяжении восьми лет и, очевидно, дальше – до конца жизни…
Поток воспоминаний сбил звук входящего смс от Анфисы:
«Можешь завтра зайти к нему. Палата № 211».
Кратко и сухо – в стиле мачехи. Будто бы мне нужно её разрешение. Но хорошо, что хоть номер палаты написала.
***
Сколько бы я ни храбрилась, сколько ни убеждала себя, что отец примет и простит меня в любом случае, моя уверенность, сменившись страхом и паникой, заметно поугасла, стоило только переступить разбитый порог городской больницы.
Когда я подошла к отделению кардиологии, запах медикаментов, пота, и людских страданий заметно усилился, вызывая вкупе с моими нервозностью и нерешительностью настоящую тошноту. Пришлось вернуться в коридор, пока никто из персонала не видит, распахнуть пыльное окно и от души затянуться свежим воздухом. Ну, или таким, какой был на улице вокруг этого удручающего своей внешней убогостью лечебного заведения.
Я так бы и стояла здесь, снова пытаясь настроиться на встречу с отцом, если бы не пробегающая мимо неприветливая медсестра, которая, увидев открытое окно, сразу рявкнула на меня и начала докапываться с вопросами: кто я, куда шла и почему веду себя здесь, как дома. Не дай бог мне такой дом!
Пришлось, пересилив внутренние противоречия, собраться духом и, игнорируя острую потребность зажать нос, всё же зайти в нужное отделение. Осмотревшись, я почти сразу нашла номер нужной палаты, но, подойдя к ней, как статуя застыла у входа. В этот самый момент дверь распахнулась, и на меня практически наскочил высокий, широкоплечий, пожилой мужчина в белом халате. Я рефлекторно отпрыгнула в сторону и нахмурилась.
– Вы к кому это? Чего под дверью стоите? – раздраженно обращается он ко мне.
– Я… Зайти собиралась… К Александру Николаевичу Ветрову, – произношу сбивчиво, немного опешив, и стараясь не обращать внимание на подозрительный взгляд врача.
– А вы кем ему приходитесь? – недобро прищурившись, интересуется мужчина.
– Дочь, – произношу почти неслышно, но потом, прочистив горло, повторяю громче. – Я его дочь. Евгения.
– Надо же… Это, что ли, та самая дочь, которая много лет назад бросила своего больного отца, променяв на лучшую жизнь в большом городе? – обвинительно то ли спрашивает, то ли утверждает, заставляя меня поёжиться от его холодного, пренебрежительного тона. Даже врач обо мне наслышан – ужас какой-то…
– Я не бросала его. То есть… Почему больного? Папа до этого почти никогда не болел. Только вот сейчас сердце прихватило, – неосознанно стараюсь оправдаться.
– Только сейчас? Милочка, ваш отец уже третий год у нас частый гость. Мы стараемся, как можем, стабилизировать его состояние, но за последние шесть месяцев приступы участились. Я говорил уже его жене, что нужны более дорогостоящие препараты, которыми наша больница не располагает. Но она по-прежнему ссылается на то, что у вашей семьи нет таких средств. Смотрите, как бы потом поздно не стало считать деньги… – с упреком кидает мне врач и скрывается в следующей палате.
А я от услышанного окаменела. Даже не почувствовала, что из глаз покатились слёзы.
Как это мой папа третий год болеет? Почему Анфиса не сообщила мне об этом хотя бы через Ольгу? Она ведь прекрасно знает, что мы общаемся до сих пор.
И что значит – у семьи нет таких средств? Мой папа всегда прилично зарабатывал по меркам этого города… Неужели у них нет денег на нормальные лекарства?
Я просто отвратительная дочь. Только сейчас до меня дошло, насколько я мелочная, трусливая, неблагодарная и глупая… Как я могла уехать от собственного отца, бросив его одного с этой мегерой? Почему мне казалось, что у него всё и без меня будет отлично? Имею ли я вообще теперь право заявляться к нему через столько лет, напоминая о том, что вообще существую?
Утерев слезы тыльной стороной ладони, я постаралась успокоиться, но не особо получалось. А, может, и не надо притворяться? Пусть папа видит, в кого превратилась его дочь за всё это время.
Набравшись мужества, решительно толкнула дверь палаты и зашла вовнутрь. Даже сквозь пелену слёз я сразу заметила своего отца, лежавшего на одной из шести кроватей и равнодушно смотрящего в окно.
– Папа! – шумно выдохнув, окрикнула его, но он даже не шелохнулся.
Не пытаясь совладать с эмоциями, в мгновение оказалась рядом с отцом, упав на колени рядом с его кроватью. Большей тварью, чем сейчас, я себя не чувствовала. Ведь по сути его дочь – родная кровинушка – бросила родителя на произвол судьбы…
Так странно было наблюдать за лежащим, осунувшимся и заметно поседевшим папой, когда ещё свежи воспоминания, где он с улыбкой и гордой осанкой встречает мир. А теперь лежит в палате будто одинокий старик без родных. Даже соседей не видно, присутствие которых могло бы хоть иллюзорно восполнить отсутствие первых.
Всё же болезнь изменила его внешне, оставив заметные следы – новые морщины и бледный цвет лица в лишний раз служат тому доказательством.
От осознанного и увиденного меня не переставая душили слезы, внутри раздирало на части от картины, представшей перед моими глазами. А не реагирующий на моё присутствие родной человек всё сильнее оголял чувство необъятной вины перед ним.
– Папа… папочка… – повторяла сквозь всхлипы, держась ослабевшими руками за края простыни. – Посмотри на меня… пожалуйста… – горло першило от слез, но меня это не волновало. – Прошу…
– Что? – тихо, но грубо спросил он, переведя на меня будто уставший и раздраженный взгляд.
– Прости меня, папочка, пожалуйста…
Во мне будто прорвало плотину, которая сдерживала поток эмоций и чувств, разом нахлынувших сейчас – спустя столько лет – боль, горечь, любовь, сожаление, злость, омерзение к себе… И практически всё можно было свести к одной ужасающей правде – я никчемная дочь.
– Обещаю, что больше не брошу тебя! – заверяла от слез размывающуюся перед глазами фигуру отца.
– Помолчи, – прервал он меня, силясь приподняться, но у него не получалось. Когда я решила помочь, папа не позволил. – Я сам, – вновь сурово отчеканил он.
Кое-как устроившись, отец посмотрел на меня долгим и мучительным взглядом, и я его прекрасно понимала, дав время на осознание факта моего возвращения.
– Зачем ты пришла? – строгий голос разрезал тишину, нарушаемую лишь моими частым громким дыханием и всхлипами.
– Папа, я вернулась… – ответила несколько растерянно и замолкла, потому что дальнейшие слова застряли в горле.
Я не могла сформулировать правдивое продолжение, ведь в начальные планы входило совершенно другое.
Всё так сложно и запутанно…
– Перестань называть меня «папой»! – гневно взирая на меня, прикрикнул он, явно не желая общаться, от чего я вздрогнула. – У меня больше нет дочери.
Его резко сказанные слова больно отозвались в сердце, хотя я и осознавала – заслужила. Как и этот незнакомый доселе взгляд, который полоснул меня неприкрытой ненавистью.
– Я всё понимаю, – еле утихомирив новый поток слез, прошептала, с трудом не отводя глаз. – Но…
– Не хочу тебя видеть, – невозмутимо произнес папа, но я успела заметить в его глазах тень боли. Он тут же поспешил отвернуться к окну. – Уходи и не возвращайся… – подчеркнуто равнодушно закончил и замолчал.
Наверное, эти слова – последнее, что кто-либо захочет услышать от близкого ему человека. И после них оставаться здесь – лишнее. Нет, я больше не брошу отца. Просто не хочу, чтобы ему стало хуже.
Кинув на него наполненный раскаянием взгляд, я выбежала из палаты и дала вволю слезам уже в коридоре.
Через время, собравшись, насколько это возможно, пошла на поиски врача. Найдя его, разузнала, какие лекарства нужны папе, где их можно купить, и чем ещё ему можно помочь. Врач смотрел на меня недоверчиво и с неприкрытой неприязнью, но, к счастью, всё рассказал и объяснил.
Позже, сидя на лавочке у больницы, я все думала, думала, думала… Казалось, что голова вот-вот лопнет, а сердце разорвётся на куски от боли и безысходности…
Когда же закончится эта непрекращающаяся, постоянно утолщающаяся чёрная полоса в моей жизни? Есть ли ещё хоть какой-то, пусть иллюзорный, но шанс на то, что всё будет хорошо? Что я справлюсь со всем и буду кому-то нужна?
Как бы там ни было, теперь я намерена идти до конца, и сделаю всё возможное, чтобы помочь тем, кому должна.
Глава 18.
– Оль, спасибо тебе большое! Даже не знаю, что бы без тебя делала… Но я обязательно всё верну в ближайшее время! – сбивчиво благодарю девушку, убирая деньги в сумочку, а у самой подбородок начинает дрожать от такого благородного и бескорыстного жеста подруги.
Я по уши погрязла в долгах, но так тепло становится у меня на душе от того, что во всей этой паршивой жизненной ситуации остались люди, готовые прийти мне на помощь. Их всего двое – Оля и Зина. Первая только что одолжила мне денег на жизнь, так как я все свои запасы по приезду спустила: часть на оплату за проживание в гостинице до конца этой недели, остатки же потратила на необходимые импортные лекарства отцу. А ещё она помогла мне временно устроиться продавцом в местный цветочный магазин, пока её сестра Юля пытается договориться с руководством банка о том, чтобы меня взяли к ним на работу. Я так благодарна судьбе за нашу встречу и дружбу с Олей! Иногда мне кажется, что эта добродушная, русая девушка – мой ангел хранитель. Не иначе…
С Зиной же я почти каждый день созваниваюсь по телефону, и она обещает с зарплаты перевести мне немного средств на карту. Конечно, очень неловко и стыдно принимать эти деньги у подруг, но, как бы это ни было отвратительно, у меня сейчас просто нет другого выхода. Сама я ни у одной из них ничего не просила, но когда они начали упорно предлагать – не смогла отказаться.
– Не думай пока об этом. Проходи, давай, на кухню за стол! Борщ будешь? – бодро спросила Ольга, указывая мне нужное направление. – Со сметанкой и чесночком?
От упоминания о вкусной домашней еде мой желудок предательски заурчал. Все эти дни я максимально экономила на еде и питалась жареными пирожками сомнительного качества из небольшого супермаркета, который находится рядом с гостиницей. Но сейчас не время думать о здоровом питании и своей фигуре – есть вопросы куда более важные и значимые для меня.
– Да, спасибо! – робко произнесла я, когда подруга, не дождавшись, моего ответа, начала разливать ароматный борщ по тарелкам и выдавливать в него чеснок.
– Ты не обращай внимание на резкие высказывания хозяйки цветочного в твой адрес, – посоветовала Оля, ставя передо мной божественно пахнущий суп и банку сметаны. – Эта дамочка со скверным характером. Именно поэтому у неё в магазине сильная текучка кадров… Но зато платит за работу чётко в конце каждой смены, а это тебе определенно на руку.
– Согласна. Спасибо, что предупредила… И вообще, за всё, что ты для меня делаешь – спасибо!
– Забей! – отмахивается от моих благодарностей подруга и тотчас переходит на следующую тему. – Так вот, Юля, конечно, у нас девушка напористая, и я даже не сомневаюсь в том, что ей удастся договориться о том, чтобы тебя взяли работать в банк, но, может быть, тебе всё же стоит поговорить об этом с отцом? Сама знаешь, что в нашем городе больше всего денег зарабатывают те, кто пашут на «деревяшке» (это она так называет завод по переработке древесины и изготовлению мебели). Твой папа там далеко не последний человек – смог бы пристроить тебя в бухгалтерию, например.
– Отец отчётливо дал понять, что не хочет меня знать, – горько выдохнув, напоминаю подруге о нашем недавнем неприятном разговоре с папой. – Сомневаюсь, что он изменит своё мнение…
– Да брось ты! Он совершенно точно вывалил всё это на тебя сгоряча! И не удивлюсь, если узнаю, что ему женушка мозг промывает… Попробуй ещё раз с ним поговорить. Тем более, сама же сказала, что вчера врач обрадовал тебя тем, что анализы пришли хорошие, похвалил за вовремя купленные лекарства. А, значит, и отец твой должен сейчас чувствовать себя значительно лучше.
– Я не хочу впутывать отца в свои проблемы… У него и без меня их выше крыши…
– Ладно, дело твоё. А что там с другом твоим? Так и продолжает атаковать тебя сообщениями, звонками и строить из себя добропорядочного парня?
Невероятно, но именно в тот самый момент, когда Ольга задала мне этот вопрос, смартфон засветился, оповещая о новом входящем сообщении от Штормова.
Да сколько можно-то? Не прошло ни одного дня, чтобы это гадкий Казанова не пытался связаться со мной. Что ему от меня нужно, не пойму?
«Женя! Это уже не смешно! Ты куда пропала? Поговори со мной!!!»
О чём говорить-то? О том, как он выставлял меня столько времени круглой дурой? Пользовался тем, что я в него влюбилась, изменял законной жене? Или просто чье-то самолюбие задело то, что именно я его бросила? Бабник он редкостный, вот кто! Не хочу больше о нём ничего знать! Может, пора уже симку сменить?
– Он не мой, – удалив очередное сообщение, немного резко отвечаю подруге. Мне пришлось всё ей рассказать: и о Штормове, и об эксперименте, и о том, как всё полетело к чертям…. Точнее – это было даже необходимо, чтобы хоть немножко облегчить свою душу. Но легче стало совсем чуть-чуть. Мне до сих пор было очень больно вспоминать то, как со мной обошелся Тимур.
– Хорошо, хорошо. Не хочешь об этом говорить – не будем, – примирительно подняв ладони вверх, сказала Оля. – А что тогда насчёт Нины Федоровны? Когда ты пойдёшь к ней? Операция уже совсем скоро…
– Я знаю… Но не могу пока найти в себе мужество…
– Жень, никто не заставляет тебя с порога признаваться ей в чём-то. Но, мне кажется, тебе самой станет проще, если ты с ней познакомишься. Навести её завтра.
– Завтра после работы я собиралась смотреть варианты съемных комнат… Мне же надо куда-то перебираться с гостиницы. И, в конце концов, что я ей скажу? «Здравствуйте, я хочу с вами познакомиться?» А на вопрос: «Кто вы, собственно?», отвечу, что я и есть та самая дрянь, которая подорвала ей здоровье и сбежала с места происшествия?
– Женя, – устало вздыхает подруга. – Ты себя сильно винишь – всё же было не так! И вообще – думаю, тебе стоит…
– Оль, хватит, – не дослушав, обрываю её. – Я понимаю, что ты желаешь мне добра, но не надо оправдывать мои действия, совершенные уже в достаточно осознанном возрасте…
…Как я рассказывала ранее, это был период моего подросткового бунта, и именно тогда я встретила Вадима, думая, что он и есть моя родственная душа.
Почти всё свободное время я проводила в его обществе, и день приближающегося выпускного не должен был стать исключением. Тем более именно эту дату я определила той самой, когда мы с Вадимом сблизимся на последнем оставшемся уровне, что делало ожидание этого дня ещё более волнительным.
Отца и Анфису, несмотря на нашу очередную ссору накануне из-за наглости мачехи, я всё же решила заранее предупредить, что буду поздно, а точнее утром в связи с долгим празднованием. Кто их знает – вдруг в самое неподходящее время им взбрендило бы поинтересоваться, где я. Маловероятно, конечно, но всё же.
Так что, подстраховав себя, я на полную катушку отдалась торжеству. Пила много, даже больше, чем обычно, вливаясь в толпу таких же пьяных одноклассников, дорвавшихся, наконец, до свободы. Со стороны родителей было не самой разумной идеей оставить наш проблемный класс без контроля на выпускной, но, очевидно, они решили, что мы уже достаточно взрослые и будем вести себя соответствующе. А зря…
Отсидев пару часов в ресторане, я поняла, что мне скучно, не хватает драйва и хочется поскорее увидеть Вадика.
Помню, что позвонила ему и нажаловалась на невыносимую тоску…
Помню, как он приехал за мной на своей машине, обещая скорое веселье у себя на квартире…
Помню его горящие глаза и мое прекрасное настроение от того, что я теперь не одна… Он рядом.
А ещё прекрасно помню, как мы по очереди в салоне автомобиля пили вино прямо из горлышка бутылки…
Помимо алкоголя Вадим в тот день также баловался легкой наркотой, то и дело предлагая попробовать и мне. Я знала, что он иногда употребляет, и не считала это тогда чем-то сверхужасным, ведь как уже упоминала – данная шалость была скорее исключением, чем правилом. И когда Вадик в очередной раз сказал что-то в духе: «Ну, Жень, ты же почти взрослая! Тебе нужно как следует оторваться – сегодня твой выпускной! Давай со мной, детка! Это легкие наркотики, от них ничего плохого не будет. Поверь: они только поднимут твое настроение до небес – и всё!», я повелась…
И именно с данного согласия началась череда моих фатальных ошибок… На тот момент я просто хотела закрыть щемящую боль в груди от наших вконец испортившихся отношений с отцом чем-то более ярким, отвлекающим. Думала, так почувствую себя взрослой, самостоятельной и свободной.
Мне и правда стало значительно «веселее», но теперь дорога до дома Вадика казалась томительно долгой, и в мою голову пришла «прекрасная» идея порулить. Мой парень совершенно не возражал – с удовольствием пересел на пассажирское сиденье, доверив вождение пьяной мне. Он и раньше не раз позволял садиться за руль его машины, ведь именно Вадим и научил меня ездить.
А вот, что было дальше – всё как в тумане. Видимо, сработала защитная функция мозга на фоне моего полувменяемого состояния, решившая скрыть некоторые ужасные моменты из памяти. Но сделанное-то не сотрешь!
Проснувшись на пассажирском сидении, я почувствовала головную боль, причем не только от похмелья – у меня оказался разбитым лоб. Машина стояла в каком-то лесу. Оглядываясь по сторонам и не понимая, что произошло и где я, обнаружила на улице присевшего рядом с тачкой Вадима, который, нервно выкуривая одну сигарету за другой, сразу всё агрессивно и доходчиво мне разъяснил.
Ох… Если вкратце, то я, будучи в стельку пьяной и совершенно невменяемой, сбила по дороге какую-то старушку – парень не успел вовремя помочь мне затормозить или увести машину в сторону. Вследствие сильного удара головой о руль я на время потеряла сознание. Далее Вадим оперативно перенес моё тело на соседнее сиденье, вызвал скорую и трусливо уехал с места происшествия.
– Женя, понимаешь, ты сбила человека! А вдруг это кто-то видел?! Представляешь, что будет? У тебя же даже прав нет! – раздраженно оглядываясь по сторонам, всё больше запугивал мой ещё плохо соображающий мозг Вадим, нервно взлохмачивая свои волосы на голове.
Для меня это было, как минимум, шокирующе… Медленно, но верно до моего разума доходило – я же покалечила чью-то жизнь! И сейчас этот человек по моей вине, возможно, мертв!
Я похолодела от страха, нарастающей паники и неизвестности, не зная, что делать дальше. А Вадим всё так складно говорил и говорил… Утешал, обещал защиту, пытался убедить в том, что всё обойдётся, если залечь на дно. Открыв дверь с моей стороны, успокаивал меня, поглаживая по содрогающейся от рыданий спине.
– Я пойду в полицию, – тихо, но решительно заявила, осознавая последствия, но понимая, что по-другому поступить не могу. Так правильно. Даже пыталась вылезти из машины и сразу пойти с повинной, но меня остановила стальная хватка Вадима.
В непонимании я повернулась в его сторону.
– Ты никуда не пойдешь, – непривычно жесткий взгляд заставил поёжиться. Я опешила, не ожидая такого поворота.
– Вадим? – несмело позвала парня, не понимая, почему он так напрягся и изменился в момент.
– Прости, Женя, – его взгляд быстро смягчился, хотя глаза по-прежнему устрашающе бегали по сторонам, но хватка ослабла, несмотря на то, что его рука всё также продолжала удерживать мою. – Я не могу отпустить тебя в полицию! Ты, что, девочка моя, хочешь всей этой суматохи и проблем? Не понимаешь, чем это чревато? – бровь парня приподнялась, а глаза будто внимательно всматривались в мои. Пауза немного затянулась. – Сказал же: я тебя прикрою, за это можешь не переживать! – заверил он меня, думая, что дело только в этом.
– Но я так не могу, – продолжала настаивать на своем, борясь с усиливающейся головной болью. – Мне нужно знать, что я натворила, в каком состоянии человек, которого я сбила! Понести наказание, в конце концов! – мои слова звучали отчаянно и с горечью.
– А ты об отце подумала? О его репутации? О своей мачехе?
Его слова заставили взглянуть на мои гипотетические действия под другим углом, и я никак не могла это игнорировать.
– И, кстати, ты реально хочешь всему нашему небольшому городу признаться в том, что села пьяная за руль без прав, и сбила человека? Тебе за это как минимум светит колония, откуда нормальной ты уже никогда не вернёшься… Поверь, я знаю, о чём говорю… Вон Заречный недавно сидел – видела, что с ним стало?
Что? Какой Заречный?
Голова идёт кругом, а внутри всё пылает огнём безысходности. За себя я как-то не сильно переживаю, но тень моего поступка стопроцентно падет на отца, и кто знает – вдруг помимо пересудов это негативно скажется и на его честном имени, и на карьере?
– Но это неправильно, – уже не так сильно протестовала я, всё ещё пытаясь найти тот самый верный выход.
– Малыш, давай ты хотя бы подумаешь, – начал уговаривать Вадим, одновременно сажая к себе на колени. – Договорились? – прошептал мне томно на ушко, будоража непрошенные мурашки. Я понимала намерения парня – он хотел близости, которая была ему обещана, но мне в тот момент было не до этого… Совсем.
– Хорошо, – согласилась я с тяжелым вздохом, игнорируя собственные внутренние возражения и ужасную головную боль.
И это стало ещё одной моей ошибкой…
