Текст книги "Собрание сочинений. Том 4"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

Исчезнувший экстренный поезд

( перевод Н.Высоцкой)

Призвание Эрбера де Лернака, приговоренного к смертной казни в Марселе, пролило свет на одно из самых загадочных преступлений нашего века, подобных которому, по-моему, нельзя найти в анналах преступлений ни одной страны.

Хотя официальные круги предпочитают хранить молчание и прессу информировали крайне скудно, все же заявление закоренелого преступника подтверждается фактами, и мы наконец узнали разгадку этого поразительного происшествия. Поскольку эти события имели место восемь лет назад и в то время очередной политический кризис отвлекал внимание публики, не оценившей всю важность случившегося, то лучше всего будет, вероятно, изложить факты, которые удалось установить. Они сверены с сообщениями ливерпульских газет того времени, с протоколами расследования, касающегося машиниста Джона Слейтера, и отчетами железнодорожных компаний Лондона и Западного побережья, которые были любезно предоставлены в мое распоряжение. Вот факты, изложенные вкратце.

3 июня 1890 года некий господин, назвавшийся мосье Луи Караталем, пожелал встретится с мистером Джеймсом Бландом, директором ливерпульского вокзала линии Лондон – Западное побережье. Караталь был невысокий человек средних лет, брюнет, настолько сутулый, что казался горбатым. Его сопровождал другой мужчина, по-видимому, очень сильный, чья почтительность и услужливость по отношению к мосье Караталю свидетельствовали о его подчиненном положении. Этот друг или спутник Караталя, чье имя осталось неизвестным, был явно иностранцем, и, судя по смуглому цвету кожи, скорее всего испанцем либо латиноамериканцем. Он обращал на себя внимание одной особенностью. В левой руке он держал маленькую курьерскую сумку из черной кожи, и наблюдательный клерк на ливерпульском вокзале заметил, что сумка была прикреплена к его запястью ремешком. В то время на это обстоятельство не обратили внимания, но ввиду последовавших событий оно приобрело известное значение. Мосье Караталя проводили в кабинет мистера Бланда, а его спутник остался в приемной.

Дело мосье Караталя не заняло много времени. Он только что прибыл из Центральной Америки. Обстоятельства чрезвычайной важности требуют, чтобы он добрался до Парижа как можно быстрее. На лондонский экспресс он опоздал и хочет заказать экстренный поезд. Расходы значения не имеют, главное – время. Он готов заплатить, сколько потребует компания, лишь бы сразу тронуться в путь.

Мистер Бланд нажал кнопку электрического звонка, вызвал мистера Поттера Гуда, начальника службы движения, и в пять минут все устроилось. Поезд отправится через три четверти часа, когда освободится линия. К мощному паровозу «Рочдейль» (в реестре компании он значился под № 247) прицепили два пассажирских вагона и багажный. Первый вагон нужен был лишь для того, чтобы уменьшить неприятную вибрацию, неизбежную при большой скорости. Второй вагон был разделен, как обычно, на четыре купе: первого класса, первого класса для курящих, второго класса и второго класса для курящих. Первое купе, самое ближнее к паровозу, предназначалось для путешественников. Три других пустовали. Кондуктором экстренного поезда был Джеймс Макферсон, уже несколько лет состоявший на службе у компании. Кочегар Уильям Смит был человеком новым.

Мосье Караталь, выйдя из кабинета директора, присоединился к своему спутнику, и, судя по всему, им не терпелось поскорее уехать. Уплатив, сколько требовалось – а именно пятьдесят фунтов пять шиллингов (обычная такса для экстренных поездов – пять шиллингов за милю), – они попросили, чтобы их проводили в вагон, и остались в нем, хотя их заверили, что пройдет добрых полчаса, прежде чем удастся освободить линию. Тем временем в кабинете, который только что покинул мосье Караталь, случилось нечто удивительное.

В богатом коммерческом центре экстренные поезда заказывают довольно часто, но два таких заказа в один и тот же день – это уже редчайшее совпадение. И тем не менее едва мистер Бланд отпустил первого путешественника, как к нему с такой же просьбой обратился второй. Это был некий мистер Хорес Мур, человек весьма почтенный, похожий на военного; сообщив, что в Лондоне внезапно очень серьезно заболела его жена, он заявил, что должен, ни минуты не медля, ехать в столицу. Его тревога и горе были столь очевидны, что мистер Бланд сделал все возможное, чтобы помочь ему. О втором экстренном поезде не могло быть и речи: движение местных поездов было и так уже отчасти нарушено из-за первого. Однако мистер Мур мог бы оплатить часть расходов за экстренный поезд мосье Караталя и поехать во втором, пустом, купе первого класса, если мосье Караталь не разрешит ему ехать в своем купе. Казалось, что такой вариант не должен был встретить возражений, в, однако, едва мистер Поттер Гуд это предложил, как мосье Караталь тотчас же категорически его отверг.

Поезд этот его, заявил мистер Караталь, и только он им и воспользуется. Не помогли никакие уговоры, мосье Караталь резко отказывал снова и снова, и в конце концов пришлось отступиться.

Мистер Хорес Мур, необычайно огорчившись, покинул вокзал после того, как ему сообщили, что он сможет уехать лишь обычным поездом, отправляющимся из Ливерпуля в шесть вечера. Точно в четыре часа тридцать одну минуту, по вокзальным часам, экстренный поезд с горбатым мосье Караталем и его великаном-спутником отошел от ливерпульского вокзала. Линия к этому моменту была уже свободна, и до самого Манчестера не предполагалось ни одной остановки.

Поезда компании Лондон – Западное побережье до этого города движутся по линии, принадлежащей другой компании, и экстренный поезд должен был прибыть туда задолго до шести. В четверть седьмого, к немалому изумлению и испугу администрации ливерпульского вокзала, из Манчестера была получена телеграмма, сообщавшая, что экстренный поезд туда еще не прибыл. На запрос, отправленный в Сент-Хеленс – третью станцию по пути следования экспресса, – получили ответ:

«Ливерпуль, Джеймсу Бланду, директору компании Лондон – Западное побережье. Экстренный поезд прошел у нас в 4.52, без опоздания. Даузер, Сент-Хеленс».

Эта телеграмма была получена в 6.40. В 6.50 из Манчестера пришло второе сообщение:

«Никаких признаков экстренного, о котором вы извещали».

А через десять минут принесли третью телеграмму, еще более пугающую:

«Вероятно, не поняли, как будет следовать экстренный поезд. Местный из Сент-Хеленс, который должен был пройти после него, только что прибыл и не видел никакого экстренного. Будьте добры, телеграфируйте, что предпринять. Манчестер».

Дело принимало в высшей степени удивительный оборот, хотя последняя телеграмма отчасти успокоила ливерпульское начальство. Если бы экстренный потерпел крушение, то местный, следуя по той же линии, наверняка бы это заметил. Но что же все-таки произошло? Где сейчас этот поезд? Может быть, его по каким-либо причинам перевели на запасный путь, чтобы пропустить местный поезд? Так действительно могло случиться, если вдруг понадобилось устранить какую-нибудь неисправность.

На каждую станцию, расположенную между Сент-Хеленс и Манчестером, отправили запрос, и директор вместе с начальником службы движения, полные жгучего беспокойства, ждали у аппарата ответных телеграмм, которые должны были объяснить, что же произошло с пропавшим поездом. Ответы пришли один за другим – станции отвечали в том порядке, в каком их запрашивали, начиная от Сент-Хеленс:

«Экстренный прошел в 5.00. Коллинс-Грин».

«Экстренный прошел в 5.06. Эрлстаун».

«Экстренный прошел в 5.10. Ньютон».

«Экстренный прошел в 5.20. Кеньон».

«Экстренный не проходил. Бартон-Мосс».

Оба должностных лица в изумлении уставились друг на друга.

– Такого за тридцать лет моей службы еще не бывало, – сказал мистер Бланд.

– Беспрецедентно и абсолютно необъяснимо, сэр. Между Кеньоном и Бартон-Мосс с экстренным что-то случилось.

– Но если память мне не изменяет, между этими станциями нет никакого запасного пути. Значит, экстренный сошел с рельсов. Но как же мог поезд проследовать в 4.50 по этой же линии и ничего не заметить?

– Что-либо иное исключается, мистер Гуд. Могло произойти только это. Возможно, с местного поезда заметили что-нибудь, что может пролить свет на это дело. Мы запросим Манчестер, нет ли еще каких-нибудь сведений, а в Кеньон телеграфируем, чтобы до самого Бартон-Мосс линия была немедленно обследована.

Ответ из Манчестера пришел через несколько минут.

«Ничего нового о пропавшем экстренном. Машинист и кондуктор местного поезда уверены, что между Кеньоном и Бартон-Мосс не произошло никакого крушения. Линия была совершенно свободна, и нет никаких следов чего-либо необычного. Манчестер».

– Этого машиниста и кондуктора придется уволить, – мрачно сказал мистер Бланд. – Произошло крушение, а они ничего не заметили. Ясно, что экстренный слетел под откос, не повредив линии. Как это могло произойти, я не понимаю, но могло случиться только это, и вскоре мы получим телеграмму из Кеньона или из Бартон-Мосс, сообщающую, что поезд обнаружили под насыпью.

Но предсказанию мистера Бланда не суждено было сбыться. Через полчаса от начальника станции в Кеньоне пришло следующее донесение:

«Никаких следов пропавшего экстренного. Совершенно очевидно, что он прошел здесь и не прибыл в Бартон-Мосс. Мы отцепили паровоз от товарного состава, и я сам проехал по линии, но она в полном порядке, никаких признаков крушения».

Ошеломленный мистер Бланд рвал на себе волосы.

– Это же безумие, Гуд, – вопил он. – Может ли в Англии средь бела дня при ясной погоде пропасть поезд? Чистейшая нелепость! Паровоз, тендер, два пассажирских вагона, багажный вагон, пять человек – и все это исчезло на прямой железнодорожной линии! Если в течение часа мы не узнаем ничего определенного, я забираю инспектора Коллинса и отправляюсь туда сам.

И тут наконец произошло что-то определенное. Из Кеньона пришла новая телеграмма.

«С прискорбием сообщаем, что среди кустов в двух с четвертью милях от станции обнаружен труп Джона Слейтера, машиниста экстренного поезда. Упал с паровоза и скатился по насыпи в кусты. По-видимому, причина смерти – повреждение головы при падении. Все вокруг тщательно осмотрено, никаких следов пропавшего поезда».

Как уже было сказано раньше, Англию лихорадил политический кризис, а, кроме того, публику занимали важные и сенсационные события в Париже, где грандиозный скандал грозил свалить правительство и погубить репутацию многих видных политических деятелей. Газеты писали только об этом, и необычайное исчезновение экстренного поезда привлекло к себе гораздо меньше внимания, чем если бы это случилось в более спокойное время. Да и абсурдность происшествия умаляла его важность, газеты просто не поверили сообщенным им фактам. Две-три лондонские газеты сочли это просто ловкой мистификацией, и только расследование гибели несчастного машиниста (не установившее ничего важного) убедило их в подлинности и трагичности случившегося.

Мистер Бланд в сопровождении Коллинса, инспектора железнодорожной полиции, вечером того же дня отправился в Кеньон, и на другой день они произвели расследование, не давшее решительно никаких результатов. Не только не было обнаружено никаких признаков пропавшего поезда, но не выдвигалось даже никаких предположений, объяснявших бы случившееся. В то же время рапорт инспектора Коллинса (который сейчас, когда я пишу, лежит передо мной) показывает, всяких возможностей оказалось гораздо больше, чем можно было ожидать.

«Между двумя этими пунктами, – говорится в рапорте, – железная дорога проходит через местность, где имеется много чугуноплавильных заводов и каменноугольных копей. Последние частично заброшены. Из них не менее двенадцати имеют узкоколейки, по которым вагонетки с углем отправляют до железнодорожной линии. Эти ветки, разумеется, в расчет принимать нельзя. Однако, помимо них, есть еще семь шахт, которые связаны или были связаны с главной линией боковыми ветками, чтобы можно было сразу доставлять уголь к месту потребления. Однако длина веток не превышает нескольких миль. Из этих семи четыре ветки ведут к заброшенным выработкам или к шахтам, где добыча угля прекращена. Это шахты «Красная рукавица», «Герой», «Ров отчаяния» и «Радость сердца». Последняя десять лет тому назад была одной из главных шахт Ланкашира. Эти четыре ветки не представляют для нас интереса, так как во избежание несчастных случаев они с линией разъединены – стрелки сняты, и рельсы убраны. Остаются еще боковые ветки, которые ведут:

а) к чугунолитейному заводу Карнстока,

б) к шахте «Большой Бен»,

в) к шахте «Упорство».

Из них ветка «Большой Бен», длиной всего в четверть мили, упирается в гору угля, который надо откапывать от входа в шахту. Там не видели ничего из ряда вон выходящего и не слышали ничего необычного. На ветке чугунолитейного завода весь день третьего июня стоял состав из шестнадцати вагонов с рудой. Это одноколейка, и проехать по ней никто не мог. Ветка, ведущая к шахте «Упорство», – двухколейная, и движение на ней большое, так как добыча руды тут очень велика. Третьего июня движение поездов по ней шло, как обычно; сотни людей, в том числе бригада укладчиков шпал, работали на всем протяжении в две с половиной мили, и неизвестный поезд никак не мог пройти по ней незамеченным. В заключение следует указать, что эта ветка ближе к Сент-Хеленс, чем то место, где был обнаружен труп машиниста, так что мы имеем все основания полагать, что несчастье с поездом случилось после того, как он миновал этот пункт.

Что же касается Джона Слейтера, то ни его вид, ни характер повреждений не дают ключа к разгадке случившегося. Можно только сделать вывод, что он погиб, упав с паровоза, хотя я не могу объяснить, почему он упал и что случилось с поездом после его падения».

В заключение инспектор просил правление об отставке, так как его сильно уязвили обвинения некоторых лондонских газет в некомпетентности.

Прошел месяц, в течение которого и полиция, и компания продолжали расследования, но тщетно. Была обещана награда, прощение вины, если было совершено преступление, но и это ничего не дало. День за днем читатели разворачивали свои газеты в уверенности, что эта нелепая тайна наконец-то раскрыта, но шли недели, а до разгадки было все так же далеко.

Днем в самой густонаселенной части Англии поезд с ехавшими в нем людьми исчез без следа, словно какой-то гениальный химик превратил его в газ. И действительно, среди догадок, высказанных в газетах, были и вполне серьезные ссылки на сверхъестественные или по крайней мере противоестественные силы и на то, что горбатый мосье Караталь, по всей вероятности, – особа более известная под гораздо менее благозвучным именем. Другие утверждали, что все это – дело рук его смуглого спутника, но что же именно он сделал, так и не смогли вразумительно объяснить.

Среди множества предположений, выдвигавшихся различными газетами и частными лицами, два-три были достаточно вероятными и привлекли внимание публики. В письме, появившемся в «Таймс» за подписью довольно известного в те времена дилетанта-логика, происшедшее рассматривалось с критических и полунаучных позиций. Достаточно привести небольшую выдержку из этого письма, но тот, кто заинтересуется, может прочесть его целиком в номере от третьего июля.

«Один из основных принципов практической логики сводится к тому, – замечает автор письма, – что после исключения невозможного оставшееся, каким бы неправдоподобным оно ни казалось, должно быть истиной. Поезд, несомненно, отошел от Кеньона. Поезд, несомненно, не дошел до Бартон-Мосс. Крайне невероятно, но все же возможно, что он свернул на одну из семи боковых веток. Поскольку поезд не может проехать там, где нет рельсов, это исключается. Следовательно, область невероятного исчерпывается тремя действующими ветками, ведущими к заводу Карнстока, к «Большому Бену» и к «Упорству». Существует ли секретное общество углекопов, английская camorra [44]44
  Банда (итал.).


[Закрыть], которая способна уничтожить и поезд, и пассажиров? Это неправдоподобно, но не невероятно. Признаюсь, я не могу предложить иного решения загадки. Во всяком случае, я порекомендовал бы железнодорожной компании заняться этими тремя линиями и теми, кто там работает. Тщательное наблюдение за закладными лавками в этом районе, возможно, и выявит какие-нибудь небезынтересные факты».

Предложение, исходящее от признанного в таких вопросах авторитета, вызвало значительный интерес и резкую оппозицию со стороны тех, кто счел подобное заявление нелепой клеветой на честных и достойных людей. Единственным ответом на эту критику явился вызов противникам – предложить другое, более вероятное объяснение. Их было даже два («Таймс» от 7 и 9 июля).

Во-первых, предположили, что поезд мог сойти с рельсов и лежит на дне стаффордширского канала, который на протяжении нескольких сотен ярдов проходит параллельно железнодорожному полотну. В ответ на это появилось сообщение, что канал слишком мелок и вагоны были бы видны.

Во втором письме указывалось, что курьерская сумка, которая, по-видимому, составляла единственный багаж путешественников, могла скрывать новое взрывчатое вещество невероятной силы. Однако полная абсурдность предположения, будто целый поезд мог разлететься в пыль, а рельсы при этом совсем не пострадали, вызывала только улыбку.

Расследование зашло таким образом в полный тупик, но тут случилось нечто совсем неожиданное.

А именно: миссис Макферсон получила письмо от своего мужа Джеймса Макферсона, кондуктора исчезнувшего поезда. Письмо, датированное пятым июля 1890 года, было опущено в Нью-Йорке и пришло четырнадцатого июля. Были высказаны сомнения в его подлинности, но миссис Макферсон утверждала, что это почерк ее мужа, а тот факт, что к письму было приложено сто долларов в пятидолларовых купюрах, исключал возможность мистификации. Обратного адреса в письме не было. Вот его содержание:

«Дорогая жена, я долго обо всем думал, и мне очень тяжело расстаться с тобой навсегда. И с Лиззи тоже. Я стараюсь о вас не думать, но ничего не могу с собой поделать. Посылаю вам немного денег, которые составят двадцать английских фунтов. Этого вам с Лиззи хватит на поездку в Америку, а гамбургские пароходы, заходящие в Саутгемптон, очень хороши, и проезд на них дешевле, чем на ливерпульских. Если вам удастся приехать сюда и остановиться в Джонстон-Хаусе, я постараюсь сообщить вам, где мы можем встретиться, но сейчас положение мое очень трудное, и я не очень-то счастлив – слишком тяжело терять вас обеих. Вот пока и все, твой любящий муж, Джеймс Макферсон».

Это письмо пробудило твердую надежду, что скоро все объяснится, так как было установлено, что седьмого июня в Саутгемптоне на пароход «Вистула» (линия Гамбург – Нью-Йорк) сел пассажир, назвавшийся Саммерсом, но очень похожий по описанию на исчезнувшего кондуктора. Миссис Макферсон и ее сестра Лиззи Долтон отправились в Нью-Йорк и три недели прожили в Джонстон-Хаусе, но больше не получили от Макферсона никаких известий. Возможно, неосторожные комментарии газет подсказали ему, что полиция решила устроить ему ловушку. Но как бы то ни было, Макферсон не написал и не появился, так что обеим женщинам пришлось в конце концов вернуться в Ливерпуль.

Так обстояло дело вплоть до нынешнего, 1898 года. Как ни невероятно, но за эти восемь лет не было обнаружено ничего, что бы могло пролить малейший свет на необычайное исчезновение экстренного поезда, в котором ехали мосье Караталь и его спутник. Тщательное расследование прошлого этих двух путешественников позволило установить лишь, что мосье Караталь был в Центральной Америке весьма известным финансистом и политическим деятелем и что, отправившись в Европу, он стремился как можно скорее попасть в Париж. Его спутник, значившийся в списке пассажиров под именем Эдуардо Гомеса, был человеком с темной репутацией наемного убийцы и негодяя. Однако имеются доказательства того, что он был по-настоящему предан мосье Караталю, и последний, будучи человеком физически слабым, нанял Гомеса в качестве телохранителя. Можно еще добавить, что из Парижа не поступило никаких сведений относительно того, почему так спешил туда мосье Караталь. Вот и все, что было известно об этом деле, вплоть до опубликования в марсельских газетах признания Эрбера де Лернака, ныне приговоренного к смертной казни за убийство торговца по фамилии Бонвало. Далее следует точный перевод его заявления.

«Я сообщаю это не для того, чтобы просто похвастаться, – я мог бы рассказать о дюжине других, не менее блестящих операций; я делаю это, чтобы некоторые господа в Париже поняли – раз уж я могу поведать о судьбе мосье Караталя, то могу сообщить и о том, в чьих интересах и по заказу кого было это сделано, если только в самое ближайшее время, как я ожидаю, не объявят об отмене мне смертного приговора. Предупреждаю вас, господа, пока еще не поздно! Вы знаете Эрбера де Лернака – слово у него не расходится с делом. Поспешите или вы погибли!

Пока я не стану называть имен – если б вы только услышали эти имена! – а просто расскажу, как ловко я все проделал. Я был верен тем, кто меня нанял, и они, конечно, будут верны мне сейчас. Я на это надеюсь, и пока не буду убежден, что они меня предали, имена эти, способные заставить содрогнуться всю Европу, не будут преданы гласности. Но в тот день… впрочем, пока достаточно.

Короче говоря, тогда, в 1890 году, в Париже шел громкий процесс, связанный с грандиозным скандалом в политических и финансовых сферах. Насколько он был грандиозен, известно лишь тайным агентам вроде меня. Честь и карьера многих выдающихся людей Франции были поставлены на карту. Вы видели, как стоят кегли – такие чопорные, непреклонные, высокомерные. И вот откуда-то издалека появляется шар. «Хлоп-хлоп-хлоп» – и все кегли валяются на земле. Вот и представьте себе, что некоторые из величайших людей Франции – кегли, а мосье Караталь – шар, и еще издали видно, как он приближается. Если бы он прибыл, хлоп-хлоп-хлоп – и с ними было бы покончено. Вот почему он не должен был прибыть в Париж.

Я не утверждаю, будто все эти люди ясно понимали, что должно произойти. Как я уже сказал, на карту были поставлены значительные финансовые и политические интересы, и чтобы привести это дело к благополучному окончанию, был создан синдикат. Многие, вступившие в этот синдикат, вряд ли отдавали себе отчет, каковы его цели. Но другие все понимали отлично, и они могут не сомневаться, что я не забыл их имена. Им стало известно о поездке мосье Караталя еще задолго до того, как он покинул Америку, и эти люди знали, что имеющиеся у него доказательства означают для всех них гибель. Синдикат располагал неограниченными средствами – абсолютно неограниченными. Теперь им был нужен агент, способный применить эту гигантскую силу. Этот человек должен был быть изобретательным, решительным, находчивым – одним на миллион. Выбор пал на Эрбера де Лернака, и, я должен признать они поступили правильно.

Мне поручили подыскать себе помощников и пустить в ход все, что могут сделать деньги, чтобы мосье Караталь не прибыл в Париж. С обычной своей энергией я приступил к выполнению поручения тотчас же, как получил инструкции, и шаги, которые я предпринял, были наилучшими из всех возможных для осуществления намеченного.

Мой доверенный немедленно отправился в Америку, чтобы вернуться обратно с мосье Караталем. Если бы он прибыл туда вовремя, пароход никогда бы не достиг Ливерпула; но, увы! – пароход вышел в море, прежде чем мой агент до него добрался. Я снарядил вооруженный бриг, чтобы перехватить пароход, но опять потерпел неудачу. Однако, как и все великие организаторы, я был готов к провалу и имел несколько других планов, один из которых должен был увенчаться успехом. Вам не следует недооценивать трудности этого предприятия или воображать, что тут достаточно было ограничиться обыкновенным убийством. Надо было уничтожить не только Караталя, но и его документы, а также и спутников мосье Караталя, коль скоро мы имели основания полагать, что он доверил им свои секреты. И не забывайте, что они были начеку и принимали меры предосторожности. Это была достойная меня задача, ибо там, где другие теряются, я действую мастерски.

Я во всеоружии ожидал в Ливерпуле прибытия мосье Караталя и был тем более полон нетерпения, что по имевшимся у меня сведениям в Лондоне он уже будет находиться под сильной охраной.

Задуманное должно было произойти между тем моментом, когда он ступит на ливерпульскую набережную, и до его прибытия на Лондонский вокзал.

Мы разработали шесть планов, один лучше другого; окончательный выбор зависел от действий мосье Караталя. Однако, что бы он ни предпринял, мы были готовы ко всему. Если б он остался в Ливерпуле, мы были к этому готовы. Если б он поехал обычным поездом или экспрессом, или экстренным, мы были готовы и к этому. Все было предусмотрено и предвосхищено.

Вы можете подумать, что я не мог проделать всего этого сам. Что мне было известно об английских железных дорогах?

Но деньги в любой части света найдут ревностных помощников, и вскоре мне уже помогал один из самых выдающихся умов Англии. Имен я никаких не назову, но было бы несправедливо приписывать все заслуги себе. Мой английский союзник был достоин работать со мной. Он досконально знал линию Лондон – Западное побережье и имел в своем распоряжении несколько рабочих, умных и вполне ему преданных. Идея операции принадлежит ему, и со мной советовались только относительно некоторых частностей. Мы подкупили нескольких служащих компании, в том числе – что самое важное – Джеймса Макферсона, который, как мы установили, обычно сопровождал экстренные поезда. Кочегара Смита мы тоже подкупили. Попытались договориться с Джоном Слейтером, машинистом, однако он оказался человеком упрямым и опасным, и после первой же попытки мы решили с ним не связываться.

У нас не было абсолютной уверенности, что мосье Караталь закажет экстренный поезд, но мы считали это весьма вероятным, так как ему было крайне важно без промедления прибыть в Париж. И на этот случай мы кое-что подготовили, причем все приготовления закончились задолго до того, как пароход мосье Караталя вошел в английские воды. Вы посмеетесь, узнав, что в лоцманском катере, встретившем пароход, находился один из моих агентов.

Едва Караталь прибыл в Ливерпул, как мы догадались, что он подозревает об опасности и держится начеку. Он привез с собой в качестве телохранителя отчаянного головореза по имени Гомес, человека, имевшего при себе оружие и готового пустить его в ход. Гомес носил секретные документы Караталя и был готов защищать и эти бумаги, и их владельца. Мы полагали, что Караталь посвятил его в свои дела, и убрать Караталя, не убрав Гомеса, было бы пустой тратой сил и времени. Их должна была постигнуть общая судьба, и, заказав экстренный поезд, они в этом смысле сыграли нам на руку.

В этом поезде двое служащих компании из трех точно выполняли наши инструкции за сумму, которая могла обеспечить их до конца жизни. Не берусь утверждать, что английская нация честнее других, но я обнаружил, что купить англичан стоит гораздо дороже.

Я уже говорил о моем английском агенте: у этого человека блестящее будущее, если только болезнь горла не сведет его преждевременно в могилу. Он отвечал за все приготовления в Ливерпуле, в то время как я остановился в гостинице в Кеньоне, где и ожидал зашифрованного сигнала к действию. Едва экстренный поезд был заказан, мой агент немедленно телеграфировал мне и предупредил, к какому времени я должен все приготовить. Сам он под именем Хореса Мура немедленно попытался заказать экстренный поезд в надежде, что ему позволят ехать в Лондон вместе с мосье Карателем – это при известных условиях могло нам помочь. Если бы, например, наш главный coup [45]45
  Удар (франц.).


[Закрыть]сорвался, мой агент должен был застрелить их обоих и уничтожить бумаги. Караталь, однако, был настороже и отказался впустить в поезд постороннего пассажира. Тогда мой агент покинул вокзал, вернулся с другого входа, влез в багажный вагон со стороны противоположной платформы и поехал вместе с кондуктором Макферсоном.

Вас, конечно, интересует, что тем временем предпринимал я. Все было готово еще за несколько дней, недоставало лишь завершающих штрихов. Заброшенная боковая ветка, которую мы выбрали, раньше соединялась с главной линией. Надо было лишь уложить на место несколько рельсов, чтобы снова их соединить. Рельсы были почти все уложены, но из опасения привлечь внимание к нашей работе, завершить ее решили в последний момент – уложить остальные рельсы и восстановить стрелки. Шпалы оставались нетронутыми, а рельсы, стыковые накладки и гайки были под рукой – мы взяли их с соседней заброшенной ветки. Моя небольшая, но умелая группа рабочих закончила все задолго до прибытия экстренного поезда. А прибыв, он так плавно свернул на боковую ветку, что оба путешественника вряд ли даже заметили толчок на стрелках.

По нашему плану кочегар Смит должен был усыпить машиниста Джона Слейтера, чтобы он исчез вместе с остальными. И в этой части – только в этой – планы наши сорвались, не считая, конечно, преступной глупости Макферсона, написавшего жене. Кочегар так неловко выполнил данное ему поручение, что, пока они боролись, Слейтер упал с паровоза, и хотя судьба нам благоприятствовала и он, падая, сломал себе шею, это все же остается пятном на операции, которая, не случись этого, стала бы одним из тех совершенных шедевров, которыми любуешься в немом восхищении. Эксперт-криминалист сразу заметил, что Джон Слейтер – единственный промах в наших великолепных комбинациях. Человек, у которого было столько триумфов, сколько у меня, может себе позволить быть откровенным, и я прямо заявляю, что Джон Слейтер – наше упущение.

Но вот экстренный поезд свернул на маленькую ветку длиной в два километра, или, вернее, в милю с небольшим, которая ведет (а вернее, когда-то вела) к ныне заброшенной шахте «Радость сердца», прежде одной из самых больших шахт в Англии. Вы спросите, как же так получилось, что никто не заметил, как прошел поезд по этой заброшенной линии. Дело в том, что на всем протяжении линия идет по глубокой выемке, и увидеть поезд мог только тот, кто стоял на краю этой выемки. И там кто-то стоял. Это был я. А теперь я расскажу вам, что я видел.

Мой помощник остался у стрелки, чтобы перевести поезд на другой путь. С ним было четверо вооруженных людей на случай, если бы поезд сошел с рельсов, – мы считали это возможным, так как стрелки были очень ржавые. Когда мой помощник убедился, что поезд благополучно свернул на боковую ветку, его миссия кончилась, и за все дальнейшее отвечал я. Я ждал в таком месте, откуда был виден вход в шахту. Я так же, как и два моих подчиненных, ждавших вместе со мной, был вооружен. Это должно вас убедить, что я действительно предусмотрел все.