Текст книги "Собрание сочинений. Том 4"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)

Наши ставки на дерби

( перевод Н.Высоцкой)

– Боб! – крикнула я.

Никакого ответа.

– Боб!

Нарастающий бурный храп и протяжный вдох.

– Проснись же, Боб!

– Что стряслось, черт побери?! – произнес сонный голос.

– Пора завтракать, – пояснила я.

– Подумаешь, завтракать! – донесся из постели мятежный ответ.

– И тебе, Боб, письмо, – добавила я.

– Что же ты сразу не сказала? Тащи его сюда!

Получив такое радушное приглашение, я вошла в комнату брата и примостилась на краешке кровати.

– Получай, – сказала я. – Марка индийская, а почтовый штемпель поставлен в Бриндизи. От кого бы это?

– Не суй нос не в свои дела, Коротышечка, – ответил брат, отбросив со лба спутанные кудри, и, протерев глаза, он сломал сургучную печать.

Я терпеть не могу, когда меня называют Коротышкой. Когда я еще была маленькой, бессердечная нянька наградила меня этим прозвищем, обнаружив диспропорцию между моей круглой серьезной физиономией и коротенькими ножками. А я, право же, не больше коротышка, чем любая другая семнадцатилетняя девушка. На этот раз вне себя от благородного гнева я уже была готова обрушить на голову брата карающую подушку, но меня остановило выражение его глаз: в них загорелся живой интерес.

– А знаешь, Нелли, кто к нам едет? – спросил он. – Твой старый друг!

– Как? Из Индии? Да неужели Джек Хоторн?

– Он самый, – ответил Боб. – Джек возвращается в Англию и намерен погостить у нас. Он пишет, что будет здесь почти одновременно с письмом. Да перестань ты плясать! Свалишь ружья или еще что-нибудь натворишь. Будь паинькой и сядь ко мне.

Боб говорил со всей солидностью человека, над кудлатой головой которого уже промчалось двадцать две весны, и потому я угомонилась и заняла прежнюю позицию.

– То-то будет весело! – воскликнула я. – Но только, Боб, Джек был еще мальчишкой, когда мы видели его в последний раз, а теперь он мужчина. Это уже будет совсем не тот Джек.

– Ну и что же, – ответил Боб, – ты тогда тоже была еще девочкой, противной маленькой девчонкой с кудряшками, теперь же…

– А что теперь? – спросила я.

Мне показалось, что брат готов сказать мне комплимент.

– Ну, теперь у тебя нет кудряшек, ты выросла и стала еще противнее.

В одном отношении братья – благо. Ни одна девица, если бог наградил ее братьями, не может без достаточных оснований вырасти самодовольной.

По-моему, все очень обрадовались, услышав за завтраком, что приезжает Джек Хоторн. «Все» – это моя мама, Элси и Боб. Но когда, захлебываясь от восторга, я объявила эту новость, лицо нашего кузена Соломона Баркера не засияло радостью. Раньше это никогда не приходило мне в голову, но, быть может, юноше нравится Элси и он боится соперника? А иначе зачем бы он, услышав самую обычную вещь, вдруг отодвинул яйцо, сказав, что совершенно сыт, причем таким вызывающим тоном, что все усомнились в его искренности? А Грейс Маберли, подруга Элси, сохранила свое обычное благожелательное спокойствие.

Я же бурно выражала восторг. Мы с Джеком вместе росли. Он был мне как старший брат, пока не поступил в военное училище и не уехал. Сколько раз они с Бобом забирались на яблоню старика Брауна, а я стояла под деревом и собирала в белый передничек их добычу. Как мне помнится, Джек был деятельным участником всех наших проказ. Но теперь он уже лейтенант Хоторн, участвовал в афганской войне и, по словам Боба, стал «опытным воином». Как же он теперь выглядит? При слове «воин» Джек почему-то представлялся мне в латах и шлеме с перьями, он жаждал крови и рубил кого-то огромным мечом. Я боялась, что после всего этого он уже не захочет принимать участия в шумных играх, шарадах и прочих развлечениях, принятых в Хазерли-хаус.

Все следующие дни кузен Сол явно пребывал в плохом настроении. С трудом удавалось уговорить его быть четвертым, когда играли в теннис; он обнаружил необычайное пристрастие к уединению и курил крепчайший табак. Мы встречали его в самых неожиданных местах: то в глухих уголках сада, то на реке, и, если имелась хоть малейшая возможность избежать с нами встречи, он всякий раз глядел вдаль и делал вид, что совсем не замечает нас, хотя мы окликали его и махали зонтиками. Он вел себя, конечно, крайне невежливо. Однажды вечером, перед обедом, я все-таки его поймала и, выпрямившись во весь рост – пять футов четыре с половиной дюйма, – высказала ему все, что о нем думаю. Такие мои действия Боб именует верхом благотворительности, потому что я при этом раздаю перлы мудрости, которых мне-то самой как раз и не хватает.

Кузен Сол полулежал в качалке перед камином. Держа в руках «Таймс», он меланхолично смотрел поверх газеты в огонь. Я приблизилась к нему сбоку и дала залп из бортовых орудий.

– Мы, кажется, чем-то оскорбили вас, мистер Баркер, – с высокомерной учтивостью заметила я.

– Что вы, Нелл, хотите этим сказать? – спросил Сол, с удивлением глядя на меня. Мой кузен Сол имел обыкновение как-то очень странно смотреть на меня.

– Вы, по-видимому, лишили нас чести быть знакомыми с вами, – ответила я, но тут же оставила высокопарный стиль – Это же просто глупо, Сол! Что с вами?

– Ничего, Нелл. Во всяком случае, ничего достойного внимания. Вы же знаете, через два месяца у меня экзамен по медицине и я много занимаюсь.

– Ах, так! – вскипела я. – Если все дело в этом, мне больше сказать нечего. Разумеется, если вы предпочитаете своим родственникам кости, это ваше право. Конечно, есть молодые люди, которые ведут себя любезно и не прячутся по углам, чтобы учиться, как втыкать ножи в человека. – Дав столь исчерпывающее определение благородной хирургической науке, я с излишней горячностью принялась поправлять на кресле сбившийся чехол.

Я видела, что Сол весело улыбался, глядя на стоявшую перед ним сердитую молодую особу с голубыми глазами.

– Пощадите меня, Нелл, – сказал он. – Вы ведь знаете, я уже на одном экзамене провалился. Кроме того, – Сол стал серьезен, – вам предстоит много развлечений, когда приедет этот – как его? – лейтенант Хоторн.

– Уж, во всяком случае, Джек не станет всему предпочитать общество скелетов и мумий.

– Вы всегда называете его Джеком? – спросил Сол.

– Конечно, Джон звучит слишком официально.

– Ах, вот как? – с сомнением произнес мой собеседник.

Моя теория насчет Элси все еще не выходила у меня из головы, и я решила, что дело, пожалуй, можно представить не в столь трагическом свете. Сол встал с качалка и глядел теперь в открытое окно. Я подошла к нему и робко посмотрела в его обычно такое добродушное, а сейчас мрачное лицо. Он был очень застенчив, но я подумала, что сумею заставить его признаться.

– А ведь вы ревнивы, старина, – заметила я.

Он покраснел и посмотрел на меня сверху вниз.

– Я знаю ваш секрет, – смело заявила я.

– Какой секрет? – сказал Сол, еще больше краснея.

– Неважно, но я его знаю. Позвольте мне сказать вам вот что, – еще смелее продолжала я. – Элси и Джек никогда не ладили. Скорее уж Джек влюбится в меня. Мы всегда с ним дружили.

Если бы я воткнула в кузена Сола вязальную спицу, которую держала в руке, то и тогда он вряд ли подпрыгнул бы выше.

– Бог мой! – воскликнул он, и в сумерках я разглядела, что его темные глаза впились в меня. – Неужели вы на самом деле думаете, что мне нравится ваша сестра?

– Разумеется, – невозмутимо ответила я, не собираясь сдаваться.

Никогда еще ни одно слово не производило такого эффекта. Изумленно ахнув, кузен Сол повернулся и выпрыгнул в окно. Он всегда выражал свои чувства довольно странно, но на этот раз оригинальность его поведения меня просто ошеломила. Я вглядывалась в сгущавшиеся сумерки. И вдруг на фоне лужайки передо мной возникло смущенное и полное недоумения лицо.

– Мне нравитесь вы, Нелл, – сказало это лицо и сразу исчезло, и я услышала, как кто-то бросился бежать по аллее. Удивительно экстравагантным был этот юноша.

Хотя кузен Сол и заявил о своих симпатиях в присущей ему манере, жизнь в Хазерли-хаус текла по-прежнему. Он не попытался узнать, каковы мои чувства, и несколько дней вообще не касался этой темы. Очевидно, он полагал, что проделал все необходимое в подобных случаях. Однако порой он ставил меня в крайне неловкое положение, когда, внезапно появившись, усаживался напротив, молча устремлял на меня упорный взгляд, от которого мне становилось просто страшно.

– Не надо, Сол, – как-то сказала я ему. – У меня от этого мурашки по коже бегают.

– Но почему, Нелл? – спросил Сол. – Разве я вам совсем не нравлюсь?

– Да нет, нравитесь, – ответила я. – Лорд Нельсон мне тоже нравится, но мне было бы не очень приятно, если бы сюда явился его памятник и целый час на меня глядел.

– А почему вы вдруг заговорили про лорда Нельсона? – спросил кузен.

– Сама не знаю.

– Значит, Нелл, я нравлюсь вам так же, как лорд Нельсон?

– Да, только больше.

Этим лучом надежды бедняге Солу и пришлось удовольствоваться, потому что в комнату вбежали Элси и мисс Маберли и нарушили наш tête-à tête [43]43
  Уединение (франц.).


[Закрыть].

Кузен мне, конечно, очень нравился… Я знала, какая чистая, преданная душа скрывается под его невозмутимой внешностью. Но мысль о том, чтобы иметь возлюбленным Сола Баркера, того самого Сола, чье имя служило синонимом застенчивости, была нелепа. Отчего он не влюбился в Грейс или Элси? Они-то уж знали бы, как с ним обойтись: они были старше меня и сумели бы поощрить его или отвергнуть, по своему усмотрению. Но Грейс слегка флиртовала с моим братом Бобом, а Элси словно вообще ничего не замечала. Мне вспоминается один случай, характерный для кузена, и я не могу не упомянуть о нем здесь, хотя случай этот никак не связан с моим повествованием. Произошел он, когда Сол впервые приехал в Хазерли-хаус.

Однажды нам нанесла визит жена приходского священника, и принимать ее пришлось мне и Солу. Сначала все шло хорошо. Вопреки обыкновению Сол был весел и разговорчив. К несчастью, им овладел жар гостеприимства, и, несмотря на все мои знаки и подмигивания, он спросил гостью, не желает ли она выпить бокал вина. На беду, вино в доме как раз кончилось, и, хотя мы уже написали в Лондон, новая партия вин еще не прибыла. Затаив дыхание, я ждала, что же ответит гостья, надеясь, что она откажется, но, к моему ужасу, она охотно приняла предложение Сола.

– Не трудись звонить, Нелл, – сказал Сол, – я исполню роль дворецкого. – И с безмятежной улыбкой направился к стенному шкафу, где хранилось вино. Только забравшись в него, Сол внезапно припомнил, как утром кто-то сказал, что вино кончилось. Сол оцепенел от ужаса и до окончания визита миссис Солтер просидел в шкафу, решительно отказываясь выйти, пока гостья не удалилась. Если бы можно было сделать вид, что из шкафа есть выход или дверь в другую комнату, дело обстояло бы не так скверно, но я знала, что расположение нашего дома известно миссис Солтер не хуже, чем мне. Она прождала возвращения Сола почти час, а затем удалилась, глубоко возмущенная.

– Дорогой, – сказала она, описывая случившееся своему супругу и от гнева впадая в библейский тон, – шкаф, казалось, разверзся и поглотил его!

Однажды утром Боб вышел к завтраку, держа в руках телеграмму.

– Джек приезжает с двухчасовым.

Я видела, что Сол посмотрел на меня с укором, но это не помешало мне выразить свою радость.

– Вот уж начнется веселье, когда он приедет! – сказал Боб. – Станем ловить в пруду бреднем рыбу и всячески развлекаться. Верно, Сол?

Сол, видимо, почувствовал слишком большую радость: он даже не смог выразить ее словами и в ответ лишь что-то буркнул.

В то утро я долго раздумывала в саду о Джеке. Я ведь в конце концов становилась уже взрослой девушкой, о чем бесцеремонно напомнил мне Боб. Теперь я должна вести себя осмотрительно. Ведь настоящий мужчина уже взглянул на меня глазами любящего человека. Конечно, не было ничего дурного, что в детстве Джек повсюду ходил за мной и целовал меня, но теперь я должна держать его на расстоянии. Я вспомнила, как Джек подарил мне однажды дохлую рыбу, которую он выловил в хазерлейской речушке, и я бережно хранила ее среди самых драгоценных моих сокровищ, пока наконец тошнотворный запах в доме не заставил мою мать написать мистеру Бартону возмущенное письмо, а он в ответ сообщил, что все трубы в нашем доме вполне исправны. Я должна научиться держаться холодно и с достоинством. Я представила себе нашу встречу и решила ее прорепетировать. Вообразив, что куст остролиста – это Джек, я не спеша приблизилась к нему, сделала глубокий реверанс и, протянув руку, произнесла: «Рада вас видеть, лейтенант Хоторн!» Тут из дома появилась Элси, но ничего не сказала. Однако за завтраком она спросила Сола, наследственная ли болезнь идиотизм, или же она поражает отдельных индивидов; бедняга Сол отчаянно покраснел и так и не смог ей что-либо вразумительно объяснить.

Наш скотный двор выходит на аллею, расположенную между Хазерли-хаус и сторожкой. Я, Сол и мистер Николас Кронин, сын помещика, нашего соседа, отправились туда после завтрака. Такое представительное шествие имело целью утихомирить мятеж в курятнике. Первые известия о восстании доставил в дом юный Бейлис, сын и наследник старика, ходившего за птицей, и меня настоятельно просили прийти. Тут мне следует в скобках объяснить, что наши куры находились исключительно в моем ведении и на птичнике ничего не делалось без моего совета и помощи. Старик Бейлис вышел, прихрамывая, нам навстречу и доложил все подробности переполоха. Оказалось, что у одной хохлатки и у бентамского петуха настолько отросли крылья, что они смогли уже перелететь в парк, и пример этих вожаков оказался таким заразительным, что дух бродяжничества овладел солидными матронами вроде криволапых кохинхинок, и они также проникли на запретную территорию. В птичнике состоялся военный совет, и было единодушно решено подрезать непокорным крылья.

Ну и пришлось же нам побегать! «Нам», то есть мне и мистеру Кронину, потому что кузен Сол суетился с ножницами на заднем плане и подбадривал нас криками. Оба преступника, несомненно, знали, что охотятся за ними: они с таким проворством ныряли под кормушки и перелетали через клетки, что вскоре нам уже казалось, будто во дворе мечется целая дюжина хохлаток и бентамских петухов. Остальных кур все происходящее интересовало мало, и только любимая супруга бентамского петуха, взобравшись на крышу курятника, без устали обливала нас презрением. Больше всех осложняли дело утки; к причине переполоха они не имели никакого отношения, но очень сочувствовали беглецам и ковыляли вслед за ними со всей быстротой, на которую были способны, и поэтому все время путались под ногами у преследователей.

– Все, попалась! – крикнула я, когда хохлатку загнали в угол. – Хватайте ее, мистер Кронин! Ах, да вы упустили ее! Упустили! Загороди ей, Сол, дорогу! Боже мой, она бежит ко мне!

– Ловко, мисс Монтегю! – воскликнул мистер Кронин, когда я ухватила пролетавшую мимо меня курицу за лапу и зажала ее под мышкой, чтобы она не вырвалась. – Позвольте, я отнесу ее.

– Нет, нет. Вы должны поймать петуха. Вон он, за кормушкой. Забегайте с того края, а я с этого.

– Он убегает через калитку! – крикнул Сол.

– Кыш! Кыш! – закричала я. – Убежал! – И оба мы кинулись за петухом в парк, выскочили на аллею, свернули, и я нос к носу столкнулась с загорелым молодым человеком в костюме из твида, который неторопливо шел к дому.

Я сразу узнала эти смеющиеся серые глаза – ошибиться было невозможно, – хотя, мне кажется, если б я даже и не посмотрела на него, инстинкт подсказал бы мне, что передо мной Джек. Как могла я сохранить достоинство с хохлаткой под мышкой? Я попыталась выпрямиться, но злосчастной курице показалось, что она обрела защитника, и она закудахтала громче прежнего. Я махнула на все рукой и засмеялась, и Джек вместе со мной.

– Как поживаете, Нелл? – спросил он, протягивая мне руку, и тут же удивленно добавил: – Да вы же стали совсем другой!

– Ну да, прежде у меня под мышкой не было хохлатки, – ответила я.

– Ну кто бы мог подумать, что маленькая Нелл может превратиться в женщину? – Джек никак не мог прийти в себя.

– Не ожидали же вы, что я превращусь в мужчину? – с возмущением спросила я. Но тут же оставила церемонный тон. – Мы ужасно рады, Джек, вашему приезду. В дом попасть вы еще успеете, а сейчас помогите нам изловить бентамского петуха.

– С удовольствием, – весело, как встарь, ответил Джек, все еще не сводя глаз с моего лица. – Вперед! – И мы все трое стремглав бросились в парк, а бедняга Сол в тылу поощрял нас криками, с ножницами и пленницей в руках.

Когда Джек явился поздороваться с моей матушкой, вид у него был весьма помятый, а мое намерение вести себя с ним сдержанно и с достоинством развеялось, как дым.

В тот май в Хазерли-хаус собралось большое общество. Боб, Сол, Джек Хоторн и мистер Николас Кронин; а кроме них, мисс Маберли, и Элси, и мама, и я. В случае необходимости, когда играли в шарады или ставили любительский спектакль, мы всегда могли раздобыть зрителей, пригласив пять-шесть соседей. Мистер Кронин, веселый, атлетического сложения оксфордский студент, оказался замечательным приобретением, просто удивительно, как он умел придумывать и устраивать всяческие затеи. Джек в значительной мере утратил былую живость, и все мы дружно объявили, что он, разумеется, влюблен. Выглядел он при этом не менее глупо, чем выглядит в таких случаях любой молодой человек, но даже не пытался отпираться.

– Что будем делать сегодня? – спросил как-то утром Боб. – Кто что может предложить?

– Ловить рыбу в пруду, – сказал мистер Кронин.

– Мало мужчин, – ответил Боб. – Что еще?

– Мы должны сделать ставки на дерби, – заметил Джек.

– Ну, для этого времени хватит. Скачки состоятся лишь через две недели. Что еще?

– Теннис? – неуверенно предложил Сол.

– Надоело.

– Вы можете устроить пикник в хазерлейском аббатстве, – предложила я.

– Отлично! – воскликнул мистер Крояин. – Лучше не придумаешь,

– Как твое мнение, Боб?

– Первоклассно, – ответил брат, ухватившись за подсказанную мысль. Пикники необычайно привлекают тех, чьим сердцем еще только овладевает нежная страсть.

– А как мы туда доберемся, Нелл? – спросила Элси.

– Я-то совсем не пойду, – ответила я. – Мне бы очень хотелось, только надо посадить папоротники, которые раздобыл для меня Сол. Добираться туда лучше пешком. Тут всего три мили, а юного Бейлиса с корзиной провизии можно послать вперед.

– Ты пойдешь, Джек? – спросил Боб.

Новая помеха: накануне лейтенант вывихнул себе лодыжку. Тогда он об этом никому не сказал. Но теперь лодыжка начала болеть.

– Слишком далеко для меня, – сказал Джек. – Три мили туда да три обратно!

– Пойдем. Не ленись же, – бросил Боб.

– Дорогой мой, – ответил лейтенант, – я уже столько отшагал, что с меня хватит до самой могилы. Видели бы вы, как наш бравый генерал заставил меня пройтись от Кабула до Кандахара, – вы бы мне посочувствовали.

– Оставьте ветерана в покое, – сказал мистер Кронин.

– Сжальтесь над измученным войной солдатом, – заметил Боб.

– Ну, довольно смеяться, – сказал Джек и, просияв, добавил: – Вот что. Я возьму, Боб, если разрешишь, твою двуколку, и, как только Нелл посадит свои папоротники, мы к вам приедем. И корзинку можем взять с собой. Вы поедете, Нелл, правда?

– Хорошо, – ответила я. Боб согласился с таким оборотом дела, и так как все остались довольны, за исключением мистера Соломона Баркера, который весьма злобно посмотрел на лейтенанта, то сразу начались сборы, и вскоре веселое общество пустилось в путь.

Просто удивительно, до чего быстро прошла больная лодыжка после того, как последний из участников пикника скрылся за поворотом аллеи. А к тому моменту, когда папоротники были посажены и двуколка готова, Джек уже был весел и, как никогда, полон энергии.

– Что-то уж очень внезапно вы поправились, – заметила ему я, когда мы ехали по узкой, извилистой проселочной дороге.

– Да, – ответил Джек, – но дело в том, Нелл, что со мной ничего и не было. Просто мне надо поговорить с вами.

– Неужели вы способны прибегнуть ко лжи, лишь бы поговорить со мной? – сказала я с упреком.

– Хоть сорок раз, – твердо ответил Джек.

Я попыталась измерить всю глубину коварства, таившегося в Джеке, и ничего не ответила. Меня занимал вопрос: была бы Элси польщена или рассердилась, если бы кто-нибудь солгал ради нее столько раз?

– Когда мы были детьми, мы очень дружили, Нелл, – заметил мой спутник.

– Да. – Я глядела на полсть, закрывавшую мне колени. Как видите, к этому времени я уже приобрела кое-какой опыт и научилась различать интонации мужского голоса, что невозможно без некоторой практики.

– Кажется, теперь я вам совсем безразличен, не то что тогда, – продолжал Джек.

Шкура леопарда на моих коленях по-прежнему поглощала все мое внимание.

– А знаете, Нелл, – продолжал Джек, – когда я мерз в палатке на перевалах среди гималайских снегов, когда я видел перед собой вражеские войска, да и вообще, – голос Джека внезапно стал жалобным, – все время, пока я был в этой гнусной дыре, в Афганистане, я не переставал думать о маленькой девочке, которую оставил в Англии…

– Неужели? – пробормотала я.

– Да, я хранил память о вас в сердце, а когда я вернулся, вы уже перестали быть маленькой девочкой. Вы, Нелли, превратились в прелестную женщину и, наверное, забыли те далекие дни.

От волнения Джек заговорил очень поэтично. Он предоставил старенькому гнедому полную свободу, и тот, остановившись, мог вволю любоваться окрестностями.

– Послушайте, Нелли, – сказал Джек, вздохнув, как человек, который готов дернуть шнур и открыть душ, – походная жизнь учит, в частности, сразу брать то хорошее, что тебе встречается. Раздумывать и колебаться нельзя: пока ты размышляешь, другой может тебя опередить.

«Вот оно, – в отчаянии подумала я. – И тут нет окна, в которое Джек, сделав решительный шаг, мог бы выпрыгнуть».

После признания бедняги Сола любовь для меня ассоциировалась с прыжками из окон.

– Как вам кажется, Нелл, стану ли я вам когда-нибудь настолько дорог, чтоб вы решились разделить мою судьбу? Согласитесь вы стать моей женой?

Он даже не соскочил с двуколки, а продолжал сидеть рядом со мной и жадно смотрел на меня своими серыми глазами, а пони брел себе по дороге, пощипывая то слева, то справа полевые цветы. Было совершенно очевидно, что Джек намерен получить ответ. Я сидела, потупившись, и вот мне показалось, что на меня смотрит бледное, застенчивое лицо, и я слышу, как Сол признается мне в любви. Бедняга! И во всяком случае, он признался первым.

– Вы согласны, Нелл? – снова спросил Джек.

– Вы мне очень нравитесь, Джек, – ответила я, тревожно взглянув на него, – но… – как изменилось его лицо при этом коротеньком слове! – мне кажется, не настолько. И, кроме того, я ведь еще очень молода. Наверное, ваше предложение должно быть для меня очень лестно и вообще, только… вы не должны больше думать обо мне.

– Значит, вы мне отказываете? – спросил Джек, слегка побледнев.

– Почему вы не пойдете к Элси и не сделаете предложение ей? – в отчаянии воскликнула я. – Отчего все вы идете именно ко мне?

– Элси мне не нужна, – ответил Джек и так ударил кнутом пони, что привел это добродушное четвероногое в немалое изумление. – Почему вы сказали «все»?

Ответа не последовало.

– Теперь мне все поиятно, – с горечью сказал Джек. – Я уже заметил, что с тех пор, как я приехал, этот ваш кузен ни на шаг от вас не отходит. Вы обручены с ним?

– Нет, не обручена.

– Благодарение богу! – благочестиво воскликнул Джек. – Значит, я еще могу надеяться. Может быть, со временем вы и передумаете. Скажите мне, Нелли, вам нравится этот дуралей-медик?

– Он не дуралей, – возмутилась я, – и он нравится мне так же, как вы.

– Ну, в таком случае он вам вовсе не нравится, – надувшись, заметил Джек. И мы больше не проронили ни слова до тех пор, пока оглушительные крики Боба и мистера Кронина не возвестили о близости остальных участников пикника.

Если пикник и удался, то только благодаря стараниям этого последнего. Из четырех участвовавших в пикнике мужчин трое были влюблены – пропорция неподходящая, – и мистеру Кронину приходилось поистине быть душой общества, чтобы поддержать веселье вопреки этому неблагоприятному обстоятельству. Очарованный Боб был всецело поглощен мисс Маберли, бедняжка Элси прозябала в одиночестве, а оба моих поклонника были заняты тем, что попеременно свирепо смотрели то друг на друга, то на меня. Мистер Кронин, однако, мужественно боролся с общим унынием, был любезен со всеми и с одинаковым усердием обследовал развалины аббатства и откупоривал бутылки.

Кузен Сол был особенно мрачен и угнетен. Он, конечно, думал, что мы заранее сговорились с Джекам проехаться вдвоем. И, однако, в глазах его сквозило больше печали, чем злости, а Джек, должна с огорчением заметить, был явно зол. Именно поэтому после завтрака, когда мы пошли гулять по лесу, я выбрала себе в спутники моего кузена. Джек держался с невыносимой самоуверенностью собственника, и я хотела раз и навсегда положить этому конец. Сердилась я на него и за то, что он вообразил, будто я, отказав ему, его обидела, и за то, что он пытался дурно говорить про бедного Сола за его спиной. Я совсем не была влюблена ни в того, ни в другого, но мое детское представление о честной игре не позволяло мне мириться с тем, чтобы кто-либо из моих поклонников прибегал к нечестным приемам. Если бы не появился Джек, я, наверное, в конце концов приняла бы предложение кузена, но, с другой стороны, если б не Сол, я бы никогда не отказала Джеку. А сейчас они оба мне слишком нравились, чтобы предпочесть одного другому. «Чем же все это кончится?» – думала я. Надо на что-то решиться, а быть может, лучше выждать и посмотреть, что принесет будущее.

Сол немного удивился, когда я выбрала в спутники его, но принял мое приглашение с благодарной улыбкой. Он, несомненно, испытал большое облегчение.

– Значит, я не потерял тебя, Нелл, – пробормотал он, когда голоса остальных уже все глуше долетали до нас из-за громадных деревьев.

– Никто не может потерять меня, – сказала я, – потому, что пока меня еще никто не завоевал. Пожалуйста, не надо об этом. Почему ты не можешь говорить просто, без противной сентиментальности, как говорил два года назад.

– Когда-нибудь ты это узнаешь, Нелл, – с укором ответил мне Сол. – Когда влюбишься сама, тогда ты поймешь.

Я недоверчиво фыркнула.

– Присядь, Нелл, вот тут, – сказал кузен Сол, подведя меня к пригорку, поросшему мхом и земляникой, и сам пристраиваясь рядом на пеньке. – Я только прошу тебя ответить мне на несколько вопросов и больше не стану тебе надоедать.

Я покорно уселась, сложив ладони на коленях.

– Ты обручена с лейтенантом Хоторном?

– Нет, – решительно ответила я.

– Он тебе нравится больше, чем я?

– Нет, не больше.

Термометр счастья Сола сделав скачок вверх до ста градусов в тени, не меньше.

– Значит, Нелли, я тебе нравлюсь больше? – сказал он очень нежно.

– Нет.

Температура снова упала до нуля.

– Ты хочешь сказать, что для тебя мы оба совсем одинаковы?

– Да.

– Но ведь когда-нибудь тебе придется сделать выбор, ты знаешь, – сказал кузен Сол с легким укором.

– Ну до чего же хочется, чтобы вы мне не надоедали! – воскликнула я, рассердившись, как частенько делают женщины, когда они не правы. – Обо мне вы совсем не думаете, не то бы вы меня не терзали. Вы вдвоем доведете меня до сумасшествия.

Тут я начала всхлипывать, а баркеровская фракция, потерпев поражение, пришла в совершеннейшее смятение.

– Пойми же, Сол, – сказала я, улыбаясь сквозь слезы при виде его горестной физиономии. – Ну представь себе, что ты вырос вместе с двумя девочками и обеих очень полюбил, но никогда не предпочитал одну другой и не помышлял жениться на одной из них. И вдруг тебе говорят, что ты должен выбрать одну и тем самым сделать очень несчастной другую. Так, по-твоему, это легко сделать?

– Наверное, нет, – сказал студент.

– Тогда ты не можешь меня винить.

– Я не виню тебя, Нелли, – ответил он, ударив тростью по громадной лиловой поганке. – Я думаю, ты совершенно права, желая разобраться в своих чувствах. По-моему, – продолжал он, с запинкой, но честно высказывая свои мысли, как и подобает истинному английскому джентльмену, каким он и был, – по-моему, Хоторн – отличный малый. Он повидал на своем веку гораздо больше моего и всегда говорит и делает именно то, что надо, а мне этого как раз и недостает. Он из прекрасной семьи, перед ним открыто хорошее будущее. Я могу быть тебе только благодарен, Нелл, за твои колебания, – они говорят о твоей доброте.

– Давай никогда больше об этом не говорить, – сказала я, а сама подумала: насколько же он благороднее того, кого хвалил. – Смотри, я весь жакет выпачкала этими мерзкими поганками. Не лучше ль нам присоединиться к остальным. Интересно, где они сейчас?

Вскоре мы это узнали. Сначала мы услышали разносившиеся по длинным просекам крики и смех, а когда пошли в ту сторону, с изумлением увидели, что всегда флегматичная Элси, как стрела, несется по лесу – шляпа у сестры слетела, волосы развеваются по ветру. Сначала я подумала, что стряслось что-нибудь ужасное – вдруг на нее напали разбойники или бешеная собака, – и я заметила, что сильная рука моего спутника крепко стиснула трость. Но тут же выяснилось, что ничего трагического не произошло, а просто неутомимый мистер Кронин затеял игру в прятки. Как весело было нам бегать и прятаться среди хазерлейских дубов! А как ужаснулся бы старик аббат, посадивший эти дубы, и многие поколения облаченных в черные рясы монахов, бормотавших в их благодатной тени свои молитвы! Джек, сославшись на вывихнутую лодыжку, играть в прятки отказался и, полный негодования, лежал, покуривая в тени, бросая недобрые взгляды на мистера Соломона Баркера, а этот джентльмен с азартом участвовал в игре и отличался тем, что его все время ловили, сам же он никого ни разу не поймал.

Бедный Джек! В этот день ему, несомненно, не везло. Я думаю, что происшествие, случившееся на обратном пути, могло бы выбить из колеи даже поклонника, которому ответили взаимностью. Двуколку с пустыми корзинами уже отправили домой, и было решено, что все пойдут пешком полями. Едва мы перебрались через перелаз, собираясь пересечь участок в десять акров, принадлежавший старику Брауну, как вдруг мистер Кронин остановился и сказал, что лучше нам идти по дороге.

– По дороге? – спросил Джек. – Чепуха! Полем мы сократим себе путь на целых четверть мили.

– Да, но это весьма опасно. Лучше обойти.

– Что ж нам грозит? – спросил наш воин, презрительно покручивая свой ус.

– Да ничего особенного, – отвечал Кронин. – Вон то четвероногое, что стоит посреди поля – бык, и не слишком-то добродушный. Только и всего. Полагаю, что нельзя позволить идти туда дамам.