Текст книги "Собрание сочинений. Том 4"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 40 страниц)

– Вы отправили мое письмо? – спросила Кэт.

– А как же, ясное дело, отправил, – отвечал страж. – Оно уже в Лондоне, небось. – И его единственный глаз так плутовато забегал по сторонам, что Кэт сразу заподозрила обман, и еще жарче возблагодарила судьбу за то, что ей не пришлось возлагать все свои надежды только на посулы этого негодяя.

На дороге ничего не было видно, кроме единственной телеги, рядом с которой шагал простоватого вида парень. Но после воскресной встречи с двумя деревенскими хулиганами Кэт стала уже опасаться местных жителей и поспешно отошла от ворот. Пройдя через парк, она снова забралась на крышу сарая. По ту сторону ограды стоял мальчик в ливрее. Он стоял так неподвижно, что его можно было принять за восковую фигуру из паноптикума, если бы не его взгляд, рыскавший во всех направлениях и в конце концов остановившийся на Кэт.

– Доброе утро, мисс, – произнес этот персонаж.

– Доброе утро, – отвечала Кэт. – Я, кажется, видела тебя вчера с миссис Скэлли?

– Верно, мисс. А теперь хозяйка велела мне ожидать здесь и не сходить с места, пока я не увижу вас. Вы, мол, непременно сюда придете. Вот я уже почитай что час вас жду.

– Твоя хозяйка – настоящий ангел, – с жаром сказала Кэт, – а ты хороший, славный мальчик.

– Насчет хозяйки это вы в самую точку, мисс, – прохрипел шепотом мальчишка и энергично закивал головой в подтверждение своих слов. – У нее сердце – во! На троих хватит.

Его горячая восторженность невольно заставила Кэт улыбнуться.

– Ты, я вижу, очень к ней привязан, – заметила она.

– Да как же бы это я не любил такую хозяйку! Она меня из работного дома взяла, даже никаких бумажек не спросила, а теперь обучает, хочет сделать образованным. Послала сюда с поручением.

– Какое же поручение?

– Велела сказать, что отправила письмо, а не телеграмму, потому как много надо было объяснить, а в телеграмме всего не напишешь.

– Я так и предполагала, – сказала Кэт.

– Она написала письмо майору… майору… как его… ну, тому, что ее обхаживает. И говорит, что он уж непременно сегодня же явится сюда. А вам велела держаться покрепче и сказать, не обижают ли вас тут.

– Нет, нет! Нет, нисколько! – отвечала Кэт с улыбкой. – Передай своей хозяйке, что мой опекун был сегодня гораздо добрее ко мне, и я полна надежд. И скажи еще, что я от всего сердца благодарю ее за доброту.

– Ладно, мисс. А этот кривой – тот, что у ворот, он не нахальничает?

– Нет, нет, Джон.

Джон недоверчиво на нее покосился.

– Ну, нет, так ладно, – сказал он. – Только, сдается мне, вы не из тех, кто любит жаловаться. – Он разжал кулаки и показал Кэт довольно большой зазубренный камень. – А то, пусть только тронет, – последний глаз выбью!

– Пожалуйста, не вздумай ничего вытворять, Джон. Будь умником и беги скорей домой.

– Ладно, мисс, до свидания!

Мальчишка зашагал по дороге, а Кэт смотрела ему вслед. У перекрестка он остановился, словно в нерешительности, и Кэт вздохнула с облегчением, когда увидела, что он швырнул камень в поле, засаженное репой, и, повернувшись к воротам аббатства спиной, направился в противоположную сторону.

Глава XLII
ТРИ ЛИЦА ЗА ОКНОМ

Вечером приехал Эзра. Кэт стояла у окна в коридоре, когда он в высокой двуколке подкатил к дому. Рядом с ним сидел дюжий рыжебородый детина, а на запятках стоял конюх из «Летящего быка». Кэт кинулась к окну, как только заслышала скрип колес, – у нее мелькнула надежда, что друзья явились к ней на выручку раньше, чем она ожидала. Но один взгляд, брошенный в окно, убедил Кэт, что надежда ее обманула. Спрятавшись за портьерой, она наблюдала, как Эзра и его спутник вышли из экипажа и направились в дом, а двуколка покатила обратно в Бедсворт.

Кэт поднялась в свою спальню, раздумывая, кого это Эзра привез с собой. Она заметила, что незнакомец был одет, как простолюдин; это особенно бросалось в глаза рядом с крикливо щеголеватым костюмом молодого коммерсанта. По-видимому, посетитель намерен был переночевать в аббатстве, ибо они отпустили экипаж. Кэт, пожалуй, была этому даже рада, полагая, что присутствие постороннего лица не позволит Гердлстонам слишком распоясаться. Несмотря на то, что во время завтрака опекун держался более мягко, Кэт еще не забыла слов, сказанных им накануне утром, не забыла и эпизода с пузырьком яда. Она по-прежнему была уверена, что у него дурное на уме, но перестала его бояться. Ни разу не мелькнуло у нее мысли о том, что Гердлстон может осуществить свои коварные замыслы раньше, чем явятся ее избавители.

В напряженном ожидании медленно тянулся вечер; нетерпение Кэт все возрастало. Сначала она занялась шитьем, но потом почувствовала, что не в состоянии больше класть стежок за стежком, и принялась нервно расхаживать по своей тесной каморке из угла в угол. Снизу неумолчно и монотонно доносились приглушенные голоса мужчин, прерываемые время от времени восклицаниями одного из них. Голос его был так громок и груб, что больше походил на рык дикого зверя. Должно быть, это говорил рыжебородый. О чем это они так оживленно беседуют, думала Кэт. Верно, все о делах, о каких-то важных коммерческих операциях. Ей припомнилось, как кто-то сказал однажды, что многие крупные воротилы с биржи – большие чудаки и одеваются крайне неряшливо. Быть может, этот гость – более важная персона, чем кажется с виду.

Сначала Кэт решила совсем не выходить из своей комнаты в этот вечер, чтобы избежать встречи с Эзрой, но беспокойство ее было слишком велико, ее сжигало нетерпение, и она не находила себе места. Надо выйти подышать свежим воздухом, наконец решила она и стала осторожно спускаться с лестницы, стараясь ступать как можно тише, чтобы ее шагов не услышали мужчины, беседовавшие в столовой. Все же какой-то шорох, по-видимому, долетел до них, потому что разговор внезапно оборвался и за дверью столовой воцарилась мертвая тишина.

Кэт остановилась на небольшой лужайке перед домом. Здесь когда-то были разбиты цветочные клумбы, но теперь никто за ними не ухаживал, и они все заросли сорняками. Чтобы чем-нибудь себя занять, Кэт присела на корточки возле одной из клумб и принялась выпалывать сорняки. В центре клумбы торчали засохшие стебли роз, и Кэт удалила их и стала наводить порядок среди тех растений, которых еще не успели заглушить сорняки. Она работала с лихорадочным усердием, но время от времени замирала, чутко прислушиваясь к каждому звуку, и вглядывалась в глубь темной аллеи.

В разгар работы она случайно обернулась и поглядела на дом. Окна столовой выходили прямо на лужайку, и в одном из них она увидела троих мужчин. Все трое смотрели на нее. Оба Гердлстона, словно подтверждая что-то стоявшему между ними незнакомцу, согласно кивнули головой, указывая на Кэт, а незнакомец смотрел на нее с большим интересом. Глаза их встретились, и Кэт подумала, что никогда еще не видела более грубого и свирепого лица. Незнакомец смеялся, багровые щеки его лоснились. Эзра, наоборот, был бледен и казался озабоченным. Заметив, что Кэт смотрит на них, все трое поспешно отошли от окна. Кэт видела их в окне всего несколько мгновений, но эти три лица – свирепое, багровое лицо незнакомца посередине и два бледных, угрюмых, столь хорошо знакомых лица справа и слева – врезались ей в память.

Джон Гердлстон был очень доволен, что его сообщники не замедлили прибыть и, следовательно, его замысел может наконец осуществиться; он принял их с радушием, совершенно несвойственным его натуре.

– Как всегда, пунктуален, дорогой мой мальчик, как всегда, верен своему слову, – сказал он. – Положительно ты образец для всех наших молодых дельцов. И вас, мистер Бурт, – продолжал он, пожимая загрубелую руку рудокопа, – я счастлив приветствовать в этой обители, сколь ни прискорбны для меня обстоятельства, заставившие вас прибыть сюда.

– Об этом поговорим потом, – прервал его Эзра. – Мы с Буртом еще не обедали.

– Подыхаю с голоду, будь я проклят, – проворчал Бурт, тяжело опускаясь на стул. Эзра неусыпно следил за ним всю дорогу, чтобы не дать ему напиться, и Бурт был трезв или, во всяком случае, настолько трезв, насколько это достижимо для человека, чей мозг пропитан алкоголем.

Гердлстон кликнул миссис Джоррокс, и она накрыла на стол: постелила скатерть, поставила кусок холодной солонины и кувшин пива. Эзра не проявил аппетита, но Бурт насыщался весьма жадно и то и дело наполнял свой стакан пивом. Когда с едой было покончено и кувшин опустошен, он удовлетворенно икнул, вытащил из кармана пачку черного табака, отрезал от нее кусок и принялся набивать трубку. Эзра пододвинул свой стул поближе к огню, и отец его сделал то же самое, предварительно отослав служанку и тщательно заперев за нею дверь.

– Ты уже переговорил со своим приятелем относительно нашего дела? – спросил он сына, указав кивком головы на Бурта.

– Говорил. Я все ему разъяснил.

– Пятьсот фунтов наличными, и вы меня бесплатно переправляете в Африку, – заявил Бурт.

– Такой энергичный человек, как вы, с пятью сотнями в кармане может больших дел натворить в колониях, – заметил Джон Гердлстон.

– Чего я там натворю – это уже не ваша забота, хозяин, – угрюмо проворчал Бурт. – Я делаю свое дело – вы платите денежки, а остальное вас не касается.

– Совершенно справедливо, – примирительно сказал старый коммерсант. – Вы вольны делать с вашими деньгами все, что вам заблагорассудится.

– И у вас не спрошусь, – буркнул рудокоп. Казалось, он нарочно нарывается на ссору, но таков уж был его раздражительный, неуживчивый нрав.

– Теперь вопрос только в том, как все это осуществить, – вмешался Эзра. Ему было явно не по себе, он нервничал. При всей его черствости ему не хватало псевдорелигиозного фанатизма отца и полного душевного огрубения Бурта, и мысль о том, что им предстояло совершить, приводила его в содрогание. Веки у него покраснели, взгляд был тускл, он сидел как-то боком, закинув одну руку за спинку стула, а другой беспокойно барабанил по колену. – У вас, без сомнения, уже созрел в голове какой-то план, – продолжал он, обращаясь к отцу. – Значит, пора приводить его в исполнение, иначе нам на Фенчерч-стрит придется прикрыть свою лавочку.

При одном упоминании о грозящем банкротстве отец вздрогнул.

– Все, что угодно, только не это, – сказал он.

– Не успеете оглянуться, как до этого дойдет. Я всю неделю сражался против этого, как сатана.

– А что у тебя с губой? Она как будто распухла.

– Не поладил немного с этим малым, с Димсдейлом, – отвечал Эзра, прикрывая рукой обезображенную губу. – Он увязался за нами и преследовал до самого вокзала. Нужно было от него отделаться, но боюсь, что и я оставил на нем кое-какие отметины.

– Он выкинул со мной какой-то чертов фокус – так ловко подставил подножку, что чуть не вышиб из меня дух вон, – сообщил Бурт. – Видать, какой-то новомодный приемчик. А я теперь, когда грохнусь, уже не могу так ловко вскочить на ноги, как прежде.

– А он не выследил вас? – обеспокоенно спросил Гердлстон. – Он не может появиться здесь и испортить нам все дело?

– Никоим образом, – уверенно сказал Эзра. – Его тут же забрали в полицию.

– Ну, это хорошо. Теперь, прежде чем мы приступим к делу, я бы хотел сказать несколько слов мистеру Бурту – объяснить ему, каким образом мы пришли к такому решению.

– А у вас не найдется чего-нибудь выпить, хозяин?

– Да, да, разумеется. Что там, в этой бутылке? А, имбирное вино. Подойдет?

– Здесь есть кое-что получше, – сказал Эзра, открывая буфет. – Вот бутылочка джина. Из личных запасов миссис Джоррокс, насколько я понимаю.

Бурт налил себе полстакана виски и разбавил водой.

– Ну, валяйте, – сказал он, – я слушаю.

Гердлстон встал, повернулся спиной к огню и заложил руки за спину, под фалды сюртука.

– Я хочу, чтобы вы знали, – сказал он, – что решение это не возникло у нас внезапно, но обстоятельства складывались таким образом, что мы неизбежно должны были его принять. Честь нашей фирмы, ее доброе имя дороже для нас всего на свете, и мы оба единодушно пришли к заключению, что готовы ради этого пожертвовать чем угодно. К несчастью, в последнее время дела нашей фирмы несколько пошатнулись, и, чтобы вывести ее из затруднительного положения, потребовалось срочно раздобыть наличные деньги. Мы рассчитывали получить, необходимую нам сумму посредством смелой спекуляции на алмазах, блестяще задуманной – хотя, быть может, мне и не следовало бы этого говорить – и весьма искусно проведенной в жизнь операции, которая несомненно, увенчалась бы полным успехом, если бы не одна прискорбная случайность.

– Это я помню, – сказал Бурт.

– Да, конечно. Вы были там в то время. После этого нам еще некоторое время удавалось держаться благодаря кое-каким займам и торговым операциям в Африке. Однако подошло время платить по займам, и дела фирмы снова оказались под угрозой. Лишь тогда нам впервые пришла в голову мысль о капитале моей подопечной. Эти деньги, имей мы возможность ими воспользоваться, могли бы круто изменить состояние наших дел. Но, чтобы получить к ним доступ, существовало только два пути. Один путь – женитьба мистера Эзры на моей подопечной; другой путь – смерть этой молодой особы. Вы следите за моей мыслью?

Бурт кивнул косматой головой.

– При таком положении вещей мы прежде всего приложили все силы к тому, чтобы осуществить этот брак. По чести могу сказать, что ни одна девушка не была окружена таким почтительным, таким нежным и деликатным вниманием, какое оказывал этой молодой особе мой сын Эзра. Я, со своей стороны, также употребил все свое влияние, чтобы убедить ее отнестись благосклонно к ухаживанию мистера Эзры. Однако, невзирая на все наши усилия, она самым решительным образом отвергла его и дала нам понять, что никогда не изменит своего решения и пытаться переубедить ее бесполезно.

– Верно, другой есть на примете, – заметил Бурт.

– Тот самый малый, который уложил тебя сегодня на обе лопатки, пояснил Эзра.

– А! Ну, он у меня поплатится, – зловеще проворчал рудокоп.

– Мистер Бурт, – торжественно продолжал Гердлстон, – жизнь человеческая – вещь священная, но жизнь человеческая, положенная на одну чашу весов, в то время, как на другой – дела целого торгового дома, солидной фирмы, дающей средства к существованию сотням людей, в этих условиях жизнь человеческая – вещь ничтожная и, право же, не заслуживающая внимания. Когда встает вопрос, чье существование ценнее – мисс Кэт Харстон или крупного коммерческого предприятия торгового дома Гердлстон, – не может возникнуть сомнения в том, что именно должно быть принесено в жертву.

Бурт снова кивнул и снова подлил себе голландского виски из квадратной бутылки.

– Предвидя, что такая прискорбная необходимость может возникнуть, – продолжал Гердлстон, – я уже заранее сделал некоторые приготовления. Это здание, как вы могли заметить, приближаясь к нему, расположено в крайне уединенном месте. Оно окружено высокой стеной, так что всякий, попавший сюда, может легко оказаться в положении узника. Я увез эту молодую особу столь внезапно, что ни единая душа не знает, где она находится, а здесь я уже распространил слух о ее тяжелом заболевании, так что смерть ее не может никого удивить.

– Но ведь непременно возникнет расследование. И потребуется медицинское заключение, – сказал Эзра.

– Я даже сам буду настаивать на судебно-медицинской экспертизе.

– Вы будете настаивать? Вы что, рехнулись?

– Выслушай меня до конца, и, думаю, ты скажешь совсем иное. Мне кажется, я набрел на такой способ, который воистину превосходен, который можно назвать безупречным, да, безупречным при всей его простоте. – И, довольный своей изобретательностью, Гердлстон лихорадочно потер руки и улыбнулся, обнажив желтые клыки.

Бурт и Эзра подались вперед, ожидая дальнейших разъяснений, а старик продолжал, понизив голос до шепота:

– Все считают ее безумной.

– Ну да.

– В ограде есть калитка, оттуда до железнодорожного полотна рукой подать.

– Так. Ну и что же?

– Допустим, что калитку забыли запереть. Может так случиться, что умалишенная женщина выбежит за ограду и попадет под поезд? В десять часов вечера тут проходит экспресс.

– Может, если она выбежит на рельсы именно в эту самую минуту.

– Ты не совсем улавливаешь мою мысль. Допустим, что под экспресс попадает тело мертвой женщины. Существует ли какая-нибудь возможность обнаружить потом, что она была уже мертва, когда произошел этот несчастный случай? Как ты полагаешь, может ли кому-нибудь прийти в голову, что поезд задавил труп?

– Теперь я понимаю, – раздумчиво произнес сын. – Вы хотите прикончить ее, а потом положить на рельсы.

– Вот именно. Что может быть проще – это же восхитительный план. Наш друг Бурт сделает свое дело, мы вынесем ее через калитку и уложим на рельсы, где потемнее. Проходит некоторое время, и мы обнаруживаем ее исчезновение из дому. Поднимается тревога, начинаются поиски. Кто-то замечает открытую калитку. Мы, естественно, берем фонари и находим на железнодорожном полотне ее труп. После этого, мне кажется, нам совершенно нечего опасаться судебного следствия или чего бы то ни было еще.

– А у него котелок здорово варит, у нашего хозяина! – вскричал Бурт, восторженно хлопнув себя по ляжкам. – Хитро он все это обмозговал, лучше не придумаешь.

– Вы сущий сатана, как я погляжу, – произнес Эзра, с ужасом и восхищением уставившись на отца. – Ну, а как быть со старухой Джоррокс, со Стивенсом, с Ребеккой? Вы хотите довериться им?

– Ни в коем случае, – сказал Гердлстон. – Это совсем не обязательно. Мистер Бурт может сделать, что ему положено, вне стен дома. Нам надо под каким-нибудь предлогом заманить ее в парк. Никто ни о чем не должен подозревать.

– Но слуги знают, что никакая она не сумасшедшая.

– Так они решат, что она сознательно покончила с собой. А мы трое схороним эту тайну в наших сердцах. Дружище Бурт, сделав свое дело сегодня ночью, отбывает в колонии обеспеченным человеком, а торговый дом Гердлстон получает возможность снова высоко держать голову, и честь фирмы остается незапятнанной.

– Тише! – прошипел Эзра. – Слышите, она спускается с лестницы!

Все замерли, прислушиваясь к легким, упругим шагам за дверью.

– Поди сюда, Бурт, – сказал после некоторого молчания Эзр, – вон она около клумбы. Подойди-ка погляди на нее.

Все трое подошли к окну. Вот тогда Кэт, подняв глаза, встретила три беспощадных взгляда, устремленных на нее в упор.

– А она ведь красоточка, – проворчал Бурт, когда они отошли от окна. – Ну и работка мне предстоит, хуже не бывало.

– Но мы можем на вас положиться? – спросил Гердлстон, поглядев на него из-под хмуро сдвинутых бровей.

– Пока будете платить мне деньги – можете, – флегматично отвечал рудокоп и возвратился к своей трубке и к джину миссис Джоррокс.

Глава XLIII
ПРИМАНКА НАСАЖЕНА НА КРЮЧОК

Уже сгущались серые зимние сумерки, когда заговорщики обсудили все детали и закончили все приготовления. На дворе стало так холодно, что Кэт, отказавшись от своей попытки привести в порядок клумбу, поднялась к себе в спальню. Эзра оставил отца и Бурта у камина, вышел в прихожую и, распахнув дверь, стал на пороге. Дул резкий ветер, раскачивая голые ветви мрачных, похожих на призраки старых деревьев. Наползавший с моря туман окутывал их верхушки и свисал с ветвей подобно газовому покрывалу. При виде этой унылой картины по телу Эзры пробежала дрожь. Внезапно он почувствовал чью-то руку у себя на плече и, оглянувшись, увидел, что рядом с ним стоит Ребекка.

– Неужто вы ни словечка мне не скажете? – грустно сказала девушка, заглядывая ему в лицо. – И так уж приезжаете только раз в неделю – и ни одного ласкового слова.

– Я сегодня что-то еще не видел тебя, моя красавица, – сказал Эзра. – Ну, как тебе живется в этой обители?

– Что здесь, что там – для меня везде одинаково, – угрюмо сказала девушка. – Вы велели мне приехать сюда, и я приехала. Вы же говорили, что я могу вам тут чем-то услужить. Когда же вы скажете, что надо для вас сделать?

– Да тут нет никакого секрета. Ты уже услужила мне тем, что ухаживаешь за моим отцом. Эта старуха никак не могла бы одна справиться со всем домом.

– Нет, у вас тогда что-то другое было на уме, – сказала девушка, пытливо вглядываясь в его лицо. – Я помню, как вы на меня тогда посмотрели. Да и сейчас у вас тоже что-то другое на уме, только вы не хотите сказать. Почему вы не доверяете мне?

– Не мели чепуху! – резко оборвал ее Эзра. – Ты же знаешь: у меня дела, мало ли что может меня тревожить. Не хватает еще, чтобы я говорил с тобой о делах фирмы, много ты в них смыслишь!

– Дела-то делами, – проговорила Ребекка упрямо, – только тут еще что-то. Что это за человек приехал с вами?

– Один коммерсант из Лондона. Приехал посоветоваться с моим отцом по коммерческим вопросам. Ну, что тебе еще хочется знать?

– А долго мы будем торчать здесь, и зачем все это понадобилось?

– Пробудем мы здесь до конца зимы, а приехали сюда потому, что мисс Харстон нездорова и ей необходимо было переменить обстановку. Надеюсь, теперь все?

Эзра изо всех сил старался рассеять подозрения, которые могли зародиться у девушки.

– А вы зачем ездите сюда? – спросила она, все так же пытливо заглядывая ему в глаза. – Вы-то без причины в такую дыру не поедете. Я подумала было, что вы и вправду хотите встречаться со мной, а теперь вижу нет. Прошло то время, когда вы были от меня без ума.

– Я и сейчас от тебя без ума, моя радость.

– Оно и похоже! Прошлый раз, как приехали, – ни словечка. Даже не поглядели на меня! А что-то вас все-таки сюда тянет.

– Что же тут странного, если сын приезжает проведать своего родного отца?

– А в Лондоне вы не очень-то о нем пеклись, – с недоброй усмешкой промолвила горничная. – Да лежи он сейчас в могиле, это бы вас ничуть не опечалило. А я так считаю: приезжаете вы сюда ради этой куклы, что сидит там, наверху.

– А ну замолчи! – грубо прикрикнул на нее Эзра. – Надоело мне, черт побери, слушать твою дурацкую болтовню.

– Небось, с ней-то вы не так разговариваете! – горячо воскликнула девушка. – Вы смеетесь надо мной, а я вам вот что скажу: если ваша любовь не для меня, так и никому она не достанется. Во мне ведь есть цыганская кровь, небось, знаете. Не получит вас эта девчонка. Зарежу ее, да и вас заодно! – Она погрозила ему кулаком, и в лице ее было столько страсти и мстительной злобы, что Эзра отшатнулся пораженный.

– Я всегда знал, что ты злючка, – сказал он, – но до такого ты еще никогда не доходила.

Однако девушка уже опомнилась, и слезы покатились по ее щекам.

– Только не бросайте меня! Не бросите, нет? – вскричала она, схватив его за руку. – Лучше уж я буду делить вас с другой, лишь бы вы не отвернулись от меня совсем.

– Не ори так! Не хватало еще, чтобы отец прибежал сюда на твои дурацкие вопли! – сказал Эзра. – Ступай умойся.

Его приказ был для нее законом, и, продолжая горестно всхлипывать, она направилась к двери. Внимание, которое молодой коммерсант время от времени оказывал ей, было единственным ярким пятном в ее тусклой, безрадостной жизни. В своем воображении она наделяла его небывалыми качествами, он казался ей лучшим из мужчин, героем, достойным обожания и преклонения. Она готова была ради него на все. Но, преданная ему, как собачонка, она, как собачонка, свирепо ощеривала зубы, если замечала, что кто-то другой посягает на любовь ее хозяина. Душу ее вечно терзало подозрение, что между мужчиной, которого она любила, и женщиной, которую она ненавидела, существует тайный сговор, и никакие заверения не могли ее в этом разубедить.

Поднявшись к себе в комнату, Ребекка приняла твердое решение: на этот раз она выследит их, не дав им обменяться ни словом, ни взглядом за ее спиной. Она знала, что шпионить за Эзрой опасно и что ее пол – как она уже убедилась – не послужит ей защитой от его грубости. И все же она принялась за выполнение своего плана с упорством и хитростью снедаемой ревностью женщины.

Когда последние дневные лучи померкли и серые сумерки перешли в ночь, Кэт в терпеливом ожидании продолжала сидеть в своей маленькой полупустой каморке. За ржавой решеткой камина, потрескивая, мерцал огонь, рядом стояло жестяное ведерко с углем, чтобы огонь можно было поддерживать, и все же в комнате было холодно, и Кэт, придвинув свой единственный стул поближе к камину, грела руки над огнем. Тоскливо тянулись часы в одиноком ожидании; ветер уныло завывал за окном в ветвях деревьев и жалобно стонал во всех щелях и закоулках старого здания. Когда же наконец прибудут ее друзья? Быть может, что-то задержало их, помешало им приехать сегодня? Утром такое предположение казалось бы Кэт невероятным, но теперь, когда уже пришло время им появиться, Кэт стала допускать возможность какой-то задержки. Но завтра-то уж, во всяком случае, они приедут. Она старалась предугадать, как они поступят, прибыв сюда. Храбро направятся по аллее прямо к дому и потребуют у Гердлстона, чтобы он выдал им ее, или постараются сначала увидеться с ней тайком? Но все равно, какое бы решение они ни приняли, оно, несомненно, будет самым лучшим.

Кэт подошла к окну и выглянула наружу. Ночь обещала быть ветреной и ненастной. В юго-западной части неба у горизонта клубились тяжелые, грозовые тучи, и оттуда ветер разметал по небу темные клочья облаков, похожие на летящие пики. Лишь кое-где в просветах между облаками тускло мерцала одинокая звезда. Грозным казалось потемневшее небо, а мрак уже так сгустился, что море пропало из глаз и напоминало о себе лишь глухим, мерным шумом разбивавшихся о берег волн да солеными брызгами, то и дело залетавшими в распахнутое окно. Кэт притворила окно и снова села поближе к огню: ее пробирала дрожь – то ли от ночной прохлады, то ли от каких-то неясных, но дурных предчувствий.

Прошел час, а может быть, и более, и вот наконец она услышала на лестнице чьи-то шаги, и в дверь постучали. Появилась Ребекка с чашкой чая и ломтиком намазанного маслом хлеба на подносе. Кэт была тронута таким проявлением внимания: ведь это спасало ее от необходимости спускаться вниз в столовую, давало ей возможность избежать встречи с Эзрой и его неприятным спутником. Ребекка поставила поднос, потом, к удивлению Кэт, повернулась и поплотнее прикрыла дверь. Лицо ее было очень бледно, движения резки и решительны.

– Тут для вас записка, – сказала она. – Миссис Джоррокс было велено передать ее вам, но старухе трудно лазить по лестнице, ну она и отдала мне записку… – И она протянула Кэт небольшой листок бумаги.

Записка? Неужели ее друзья уже прибыли и как-то ухитрились передать ей весточку? Похоже, что так. Кэт взяла у Ребекки записку, заметив при этом, что горничную трясет, как в лихорадке.

– Ты нездорова, Ребекка? – участливо спросила Кэт.

– Вовсе нет, с чего вы взяли? Читайте свою записку, а на меня не обращайте внимания, – как всегда, угрюмо отвечала девушка. Однако вместо того, чтобы покинуть комнату, она начала возиться возле постели, делая вид, что наводит порядок.

Нетерпение Кэт было слишком велико, и она, не дожидаясь, когда горничная уйдет, развернула сложенный пополам листок. В глубине души она надеялась увидеть внизу послания подпись своего возлюбленного, но вместо этого в глаза ей сразу бросилась подпись Эзры Гердлстона. О чем может он ей писать? Она взяла свою единственную свечу, поставила ее на каминную полку и прочла наспех нацарапанное на листке простой бумаги следующее послание:

«Дорогая мисс Харстон!

Боюсь, что пребывание здесь томит вас своей монотонностью и скукой. Я неоднократно просил отца смягчить условия вашего заточения, внести какое-то разнообразие в вашу жизнь, но неизменно получал отказ. Видя, что он упорен и мне его не переубедить, я хочу предложить вам свою помощь и доказать, что я ваш друг, невзирая ни на что. Постарайтесь незаметно ускользнуть из дому сегодня в девять часов; я буду ждать вас у сухого дуба в конце аллеи и провожу в Бедсворт, откуда вы, если пожелаете, можете направиться в Портсмут со следующим поездом. Я устрою так, что входная дверь будет в этот час открыта. Сопровождать вас в Портсмут я, разумеется, не могу: мне придется после того, как я доставлю вас на станцию, вернуться домой. Я хочу оказать вам эту маленькую услугу, дабы убедить вас, что мои чувства к вам, даже если вы не оставляете мне никакой надежды, все так же искренни и глубоки, как прежде.

Ваш Э. Гердлстон».

Это послание так поразило нашу героиню, что она некоторое время сидела, погрузившись в размышления, сжимая в пальцах листок бумаги. Когда она подняла голову и оглянулась, Ребекки в комнате уже не было. Кэт скомкала записку и бросила ее в огонь. Эзра все же, по-видимому, не столь жестокосерд, как ей казалось. Он пытался даже воздействовать на отца, смягчить его сердце. Что же ей делать: воспользоваться этим неожиданным предложением или ждать весточки от друзей? Быть может, они уже в Бедсворте, но не знают, как дать ей о себе знать? Тогда предложение Эзры пришлось как нельзя кстати. Но так или иначе она может добраться до Портсмута и послать оттуда телеграмму Димсдейлам. Нет, нельзя упускать такую возможность. И Кэт решила, что она примет предложение Эзры. Уже пробило восемь, а он будет ждать ее в девять. Она встала – нужно было собраться, надеть плащ и капор.