Текст книги "Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– И не видели, что в нем написано?

Я жестом показал, что своим вопросом он обижает меня. Такие вопросы джентльмен не имеет права задавать другому джентльмену.

К моему изумлению, начальник тюрьмы разразился хохотом.

– Полковник, – наконец произнес он, вытирая слезы с глаз. – Вы на самом деле причинили себе и нам слишком много ненужных хлопот. Позвольте мне зачитать вам письмо, которое вы прихватили с собой на время побега.

И вот что я услышал.

«По получении этого письма вам надлежит освободить полковника Этьена Жерара из Третьего гусарского полка для дальнейшего обмена на полковника Мэйзона из полка конной артиллерии, который содержится в Вердене».

Прочитав письмо, начальник тюрьмы снова расхохотался. Засмеялись стражники, смеялись даже два человека из коттеджа. Я видел всеобщее веселье и думал обо всех своих страхах и надеждах, об опасностях и борьбе. Что еще оставалось делать бравому солдату, лишь прислониться к стене и засмеяться так же искренне и сердечно, как остальные. Ведь у меня одного была истинная причина для смеха: впереди меня ожидали милая Франция, матушка, император, боевые товарищи, а позади оставалась мрачная тюрьма и тяжелая десница английского короля.

5. Как бригадир сражался с маршалом Миллефлером

Массена был вечно недовольным, небольшого роста субъектом. К тому же после несчастного случая на охоте он потерял глаз. Но когда он глядел на поле боя своим единственным глазом, ничего не могло от него укрыться. Бывало, что маршал выстраивал батальон и с ходу замечал, у кого не хватает пуговицы, а у кого не застегнута пряжка. Он не пользовался любовью ни солдат, ни офицеров. Его почитали скрягой, а вы знаете, что солдаты любят командиров, у которых широкая натура. В то же время солдаты искренне уважали маршала. Они предпочитали сражаться под началом Массена, а не какого-нибудь другого полководца, за исключением, может быть, самого императора или Ланна, когда тот был жив. Ведь если Массена железной хваткой зажимал кошелек, то вы, должно быть, помните, что настал день, когда он такой же железной хваткой зажал Цюрих и Женеву. Маршал держал позиции так же крепко, как сундук с деньгами. Лишь по-настоящему смекалистому человеку удавалось заставить маршала расстаться с тем и другим.

Получив приказ, я с радостью отправился в штаб. Я был любимчиком маршала. Не было офицера, которого он ценил выше меня. Лучшее в службе со старыми генералами заключалось в том, что они знали достаточно, чтобы видеть хороших солдат издалека. Массена сидел в палатке в одиночестве. Рукой маршал подпирал подбородок, а брови его были так горестно нахмурены, словно кто-то попросил у него денег взаймы. Однако, увидев меня, маршал улыбнулся.

– Добрый день, полковник Жерар.

– Здравия желаю, господин маршал.

– Как поживает Третий гусарский?

– Семь сотен несравнимых солдат на семи сотнях превосходных лошадей.

– А ваши раны зажили?

– Мои раны никогда не заживают, маршал, – ответил я.

– Почему?

– Потому что у меня все время появляются новые.

– Генералу Раппу следует задуматься о своих лаврах, – сказал он и улыбнулся так, будто сморщился. – У него двадцать одна рана от вражеских пуль и столько же от ножей и зондов Лярея. Я знал, что вы ранены, полковник, и последнее время щадил вас.

– Это уже хуже всякой раны.

– Ну, ну, оставьте. С тех пор как англичане укрылись за линией Торрес Ведрас, нам не было чем заняться. Вы не много пропустили, пока находились в тюрьме в Дартмуре. Но сейчас нам предстоит работенка.

– Наступление?

– Нет, отступление.

Очевидно, гримаса на моем лице выразила всю степень недовольства. Что? Отступать, уходить не солоно хлебавши? А как же Веллингтон? Этот человек остался равнодушным к моим словам и отправил в тюрьму в страну ветров и туманов. Я едва не всхлипнул, вспомнив об этом.

– А что нам еще остается? – повысил голос Массена. – Когда королю объявляют шах, его приходится передвигать на другую клетку.

– Вперед, – предложил я.

Массена покачал седой головой.

– Линию обороны не удастся прорвать, – сказал он. – Я уже потерял генерала Сент-Круа и больше людей, чем могу возместить. С другой стороны, мы находились в Сантареме почти шесть месяцев. В окрестностях не осталось ни горсти зерна, ни кувшина вина. Мы должны отступить.

– Мука и вино есть в Лиссабоне, – упорствовал я.

– Вы говорите так, словно огромная армия способна двигаться вперед и назад так же легко, как гусарский полк. Если бы Сульт {68}68
  …Сульт… –Никола Жан де Дьё Сульт (1769—1851) – маршал-генерал Франции (1847), участник наполеоновских войн; в 1808—1812 и 1813—1814 гг. командующий армией в Испании, Португалии, Южной Франции; в 1814—1815 гг. военный министр Бурбонов, потом снова – начальник штаба у Наполеона; в 1830—1832 гг. военный министр, затем до 1847 г. (с перерывами) председатель Совета Министров.


[Закрыть]находился здесь со своими тридцатью тысячами человек… К сожалению, он не пришел. Но я послал за вами, полковник Жерар, чтобы поручить весьма ответственное и уникальное задание.

Как вы догадались, после этих слов маршала я навострил уши. Массена развернул большую карту Пиренейского полуострова, разложил ее на столе и разгладил маленькими волосатыми руками.

– Вот Сантарен, – показал он.

Я кивнул.

– А здесь, в двадцати пяти милях на восток, находится Алмейхал, известный своими винами и грандиозным аббатством.

Я снова кивнул, не догадываясь, к чему клонит маршал.

– Вы когда-нибудь слышали о маршале Миллефлере? – спросил Массена.

– Я служил под началом многих маршалов, но ни одного из них не звали Миллефлер, – ответил я.

– Миллефлер – прозвище, которое солдаты дали этому человеку, – объяснил Массена. – Если б вы не отсутствовали несколько месяцев, мне бы не пришлось рассказывать вам о маршале. Он англичанин, из хорошего рода. Прозвищем он обязан своим хорошим манерам. Я хочу, чтобы вы направились к этому воспитанному англичанину в Алмейхал.

– Слушаюсь, маршал.

– Приказываю повесить его на ближайшем дереве.

– Будет сделано, маршал.

Я повернулся кругом, но Массена окликнул меня прежде, чем я успел выйти из палатки.

– Одну секунду, полковник, – сказал он. – Вам следует разобраться, как обстоят дела, перед тем как приступить к заданию. Вы должны знать, что настоящее имя маршала Алексис Морган. Этот человек известен своей непревзойденной находчивостью и храбростью. Он проходил службу в рядах английской гвардии, но после того, как был пойман на мошенничестве во время игры в карты, со скандалом покинул армию. Каким-то образом он собрал вокруг себя английских дезертиров и подался с ними в горы. Французские беглецы и португальские разбойники пополнили его шайку. Сейчас он возглавляет банду из пятисот человек. Он штурмом взял Алмейхалское аббатство, выгнал монахов на все четыре стороны, превратил аббатство в свой опорный пункт и занялся грабежом на дорогах.

– Это достаточная причина, чтобы его повесить, – сказал я и снова направился к двери.

– Минуту! – воскликнул Массена и улыбнулся, видя мое нетерпение. – Самое главное я не успел сказать. На прошлой неделе разбойники захватили в плен самую богатую женщину в Испании – вдову графа Ла Ронда, когда она следовала по дороге от двора короля Жозефа {69}69
  …короля Жозефа…– В апреле 1808 г. Наполеон заманил во Францию испанского короля Карла IV и его сына Фердинанда VII и заставил обоих отречься от власти, а затем объявил королем Испании одного из своих старших братьев – Жозефа Бонапарта (1768—1844), до этого в 1806—1808 гг. царствовавшего в Неаполитанском королевстве.


[Закрыть]навестить своего внука. Сейчас графиню содержат в аббатстве. Она все еще жива лишь благодаря…

– Своему возрасту? – предположил я.

– Она жива лишь потому, что согласилась выплатить негодяям выкуп, – ответил Массена. – Таким образом, вам предстоит выполнить три задания: освободить незадачливую графиню, наказать виновных и, по возможности, разрушить разбойничье гнездо. Поскольку я уверен в ваших способностях, то разрешаю взять с собой не более половины эскадрона.

– О Боже! Я не верил, что такое возможно. Для выполнения этого задания мне понадобится как минимум весь полк.

– Я бы дал вам больше людей, – произнес Массена. – Но отступление начнется уже сегодня. Силы противника велики. Сейчас каждый человек на счету. Я не могу выделить вам больше. Посмотрите, что возможно предпринять, а затем доложите мне в Абранте, не позднее чем завтра к вечеру.

Я был польщен тем, что мне поручили столь сложное задание, и в то же время несколько растерян. Передо мной стояли задачи: вызволить старую женщину, повесить англичанина и уничтожить банду из пятисот человек, имея в своем распоряжении всего лишь пятьдесят солдат. Но, в конце концов, эти солдаты были конфланскими гусарами, а возглавить их должен был не кто иной, как Этьен Жерар! Стоило мне выйти из палатки и ощутить лучи горячего португальского солнца, как былая уверенность вернулась ко мне. Я стал думать о том, что после возвращения из Алмейхала наконец-то получу давно заслуженную медаль.

Поверьте, я отобрал не случайных людей. Все были старыми, закаленными в боях солдатами. Некоторых я знал еще со времен войны в Германии {70}70
  …еще со времен войны в Германии.– В начале октября 1806 г. прусский король Фридрих-Вильгельм III предъявил Наполеону ультиматум с требованием отвести французские войска за Рейн. В ответ на это Наполеон начал военные действия, и уже 14 октября в двух одновременных сражениях – при Йене и Ауэрштедте – французы разгромили и уничтожили прусскую армию. Остатки прусских войск в панике бежали, без боя сдавая города и крепости. Через две недели Наполеон вступил в Берлин.


[Закрыть]. У многих было по три нашивки, но у большинства – по две {71}71
  У многих было по три нашивки, но у большинства по две.– Нашивки обозначали количество ранений.


[Закрыть]. Удэн и Папилет – два лучших унтер-офицера полка – стали во главе их. Когда гусары выстроились в колонну по четыре, в серебристо-серых мундирах на гнедых лошадях с леопардовыми чепраками {72}72
  …чепраками…– Чепрак – матерчатая подстилка под седло поверх потника, служащая для украшения.


[Закрыть]и с красными плюмажами, мое сердце затрепетало от гордости. Взглянув в закаленные лица солдат с лихо подкрученными усами, я ощутил прилив уверенности в том, что этим молодцам все по плечу. Не сомневаюсь, что они испытывали схожие чувства при виде своего молодого полковника, который скакал на высоком вороном жеребце впереди колонны.

Когда мы оставили позади лагерь и очутились на другом берегу Тахо {73}73
  …Тахо…– Река в Испании и Португалии, самая длинная на Пиренейском полуострове.


[Закрыть], я выслал авангард и фланговые охранения, а сам остался во главе. Оглядываясь назад, с холмов, которые окружали Сантарем, мы увидели темные линии армии Массена. Там блестели сабли и сверкали штыки: маршал построил полки перед отступлением. К югу красными пятнами раскинулись английские передовые посты, а за ними виднелось серое облако, поднимавшееся над лагерем Веллингтона. В плотном маслянистом дыму изголодавшимся гусарам чудился густой запах кипящих походных котлов. Западнее голубым полукругом раскинулось море, расцвеченное белыми точками парусов.

Понимаете, так как мы двигались на восток, то наш путь лежал в стороне от двух воюющих армий. Наши собственные мародеры и партии дезертиров-англичан рыскали по местности, поэтому столь небольшому отряду необходимо было принять все меры предосторожности. В течение дня мы скакали вдоль безлюдных холмов, склоны которых зеленели виноградниками. Однако верхние части холмов выглядели голыми и серыми. Вершины торчали, упираясь в небо, как костлявые бока оголодавшей лошади. Горные ручьи пересекали наш путь и тянулись на запад до самого Тахо. Однажды мы наткнулись на глубоководную реку и наверняка застряли бы здесь надолго, если б я не нашел брод, который располагался между двумя домами, выстроенными на обоих берегах. Любой мало-мальски опытный вояка знает, что именно в таких местах следует переправляться через водные преграды. Спросить дорогу нам было не у кого: нам не попался ни человек, ни зверь, ни другая живая тварь, лишь воронье стаями кружилось в небе. Солнце уже клонилось к закату, когда мы выехали в долину, склоны которой поросли могучими дубами. До Алмейхала оставалось не более нескольких миль. Я посчитал за лучшее добираться через лес, так как весна была ранняя и густая листва сулила надежное укрытие. Итак, мы ехали разомкнутым строем меж огромных стволов, как вдруг ко мне галопом примчался один из фланговых дозорных.

– Англичане по другую сторону долины, полковник! – воскликнул он.

– Кавалерия или пехота?

– Драгуны, полковник, – ответил солдат. – Я видел, как солнце сверкает на их шлемах, и слышал ржание лошадей.

Остановив своих людей, я поспешил к опушке леса. Не было никаких сомнений: английские кавалеристы, выстроившись в линию, двигались в том же направлении, что и мы. Я заметил красные мундиры и блеск оружия между широких стволов. Когда англичане пересекли открытое место, я смог увидеть, сколько их всего. Число всадников не превышало половины эскадрона. Англичан было примерно столько, сколько и моих гусар.

Те, кто хоть немного наслышан о моих подвигах, знают, насколько быстро я принимаю решения и как последовательно их выполняю. Но сейчас, должен признаться, в моей голове бились две взаимоисключающие мысли. С одной стороны, у нас был неплохой шанс ввязаться в потасовку. С другой, предстоящее задание требовало напряжения всех сил. Если мы лишимся хоть одного из нас, то, конечно, приказа не выполнить. Я сидел в седле, подпирая рукой подбородок, и поглядывал на колышущиеся отблески на другом конце леса, как вдруг один из англичан выскочил из-за деревьев и указал на меня. В мгновение ока лес наполнился криками и улюлюканьем, словно я был лисицей, а они охотниками. Зазвучал сигнал горна. Повинуясь команде, все англичане бросились в мою сторону. Их было не больше полуэскадрона, как я и предполагал. Они выстроились по двадцать пять человек в два ряда. Впереди стоял обнаруживший меня молодой офицер.

Таким же образом построил гусар и я. Гусары стояли напротив драгун, разделенные покрытым травой лугом, шириной в сотню ярдов. Они держались молодцом, эти одетые в красные мундиры солдаты, в серебряных шлемах с белыми плюмажами и длинными сверкающими палашами {74}74
  …палашами…– Палаш (венг. pallos от тур. pala – меч, кинжал) – рубящее и колющее холодное оружие в виде длинной и прямой сабли с широким и обоюдоострым к концу клинком. Появилось в XVI в.; находилось на вооружении у тяжелой кавалерии (например, у кирасир).


[Закрыть]в руках. Я не сомневался, что английским драгунам никогда еще не приходилось сталкиваться с лучшими кавалеристами, чем пятьдесят гусар конфланского полка, выстроившихся перед ними. Правда, драгуны были вооружены получше и выглядели щеголевато, так как Веллингтон заставлял их ежедневно начищать до блеска доспехи, что не было принято во французской армии. Зато английские мундиры были слишком тесны для сабельной схватки, а это давало гусарам преимущество. Что касается храбрости, то глупцы в каждой стране уверены: их солдаты самые смелые. Все народы в мире подвержены этой болезни. Но человеку с моим опытом, увидевшему то, что видел я, совершенно ясно, что нет большой разницы между народами. Хотя каждая нация отличается от другой дисциплинированностью, все равны по храбрости. Конечно, французы являются исключением – гораздо храбрее остальных.

Что ж, пробка выскочила из бутылки, и стаканы готовы, но вдруг их офицер с саблей наперевес понесся прямо на меня по поросшему травой лугу, намереваясь вызвать на поединок. Клянусь всем святым, не было на земле зрелища прекраснее, чем живописный всадник на великолепном коне. Я не двинулся с места, наблюдая за его приближением. Английский офицер совершенно не думал об осторожности. Он опустил саблю к холке коня, закинул голову назад, а его белый плюмаж развевался по ветру – юность, сила и отвага на фоне фиолетового вечернего неба и могучих деревьев. Не в моих правилах было стоять и смотреть. Этьена Жерара можно винить во многих грехах, но, клянусь честью, он никогда не отказывался принять вызов. Старик Ратаплан знал мои повадки лучше меня самого. Конь бросился вперед раньше, чем я взялся за уздечку.

Две вещи на свете я никогда не забываю: лицо хорошенькой женщины и ноги красивой лошади. Пока мы неслись навстречу друг другу, я не переставал думать: «Где же я видел этого чалого коня? Откуда мне знаком белый чулок на его ноге?» Взглянув в бесстрашные глаза и на дерзкую улыбку всадника, я вспомнил все. Я узнал: именно этот человек вырвал меня из рук разбойников и согласился сыграть в карты на мою свободу. Его титул звучал как достопочтенный милорд сэр Рассел Барт.

– Барт! – закричал я во весь голос.

Его рука с саблей поднялась для удара, оставляя три четверти тела открытыми. Судя по всему, он не слишком хорошо обращался с саблей. Когда я отсалютовал, Барт остановил коня, опустил руку и уставился на меня.

– Вот это да! – воскликнул он. – Снова Жерар?

Он держался так, будто ничуть не удивлен, увидев меня. А я хотел было заключить его в объятия, но он отстранился.

– Я рассчитывал устроить неплохую заварушку, – сказал он. – Не ожидал увидеть тебя здесь.

Разочарование в его голосе показалось мне обидным. Вместо того чтобы радоваться встрече с другом, он жалел, что избежал схватки с врагом.

– Я бы тоже с удовольствием поддержал заварушку, дорогой Барт, – сказал я. – Но я не могу поднять руку на человека, который спас мне жизнь.

– Забудь об этом.

– Это невозможно, тогда я не смогу никогда простить себе.

– Ты поднимаешь много шума из ничего.

– Моя матушка сгорает от нетерпения поблагодарить тебя. Может быть, тебе придется побывать в Гаскони…

– Лорд Веллингтон скоро прибудет в Гасконь во главе шестидесяти тысяч штыков.

– Тогда лишь у одного из них будет шанс уцелеть, – ответил я, рассмеявшись. – А пока вложи саблю в ножны.

Наши лошади стояли рядом. Барт похлопал меня по ноге.

– Ты хороший парень, Жерар, – сказал он. – Я бы желал, чтобы ты родился на правильной стороне канала.

– Я и так родился на правильной стороне, – ответил я.

– Чертово отродье! – воскликнул он с таким искренним сожалением, что я снова не смог сдержать смех. – Но послушай, Жерар, – продолжил он. – Все это очень мило, но так дела не делаются. Не знаю, что скажет Массена, но наш главнокомандующий выпрыгнет из сапог, увидев нас. Нас ведь направили сюда не на пикник.

– Что ты предлагаешь?

– Если ты помнишь, у нас произошел небольшой спор о гусарах и драгунах? За моей спиной пятьдесят драгун жуют пули от карабинов. У тебя столько же прекрасных солдат, которые ерзают в седлах от нетерпения. Если каждый из нас повернет направо, то у нас все получится: мы не испортим внешний вид друг друга. Хотя полагаю, что небольшое кровопускание полезно в здешнем климате.

В его словах, без сомнения, был здравый смысл. На мгновение мистер Алексис Морган и графиня Ла Ронда вылетели у меня из головы. Я думал лишь об упругой поверхности под ногами и о хорошей потасовке, которую мы можем устроить.

– Отлично, Барт, – сказал я. – Мы видели твоих драгун в лицо, теперь увидим их спины.

– Пари? Делаем ставки? – предложил он.

– Что может быть выше чести конфланских гусар на кону? – ответил я.

– Тогда начинаем, – поторопил он. – Если мы надерем вам задницу, то так тому и быть. А если вы побьете нас, то маршалу Миллефлеру несказанно повезло.

Когда Барт произнес эту фразу, я замер от удивления.

– Почему это повезет маршалу Миллефлеру? – спросил я.

– Так называют одного негодяя, который обосновался неподалеку. Лорд Веллингтон послал моих драгун, чтобы повесить его.

– Что за совпадение! – воскликнул я. – Моих гусар послали с этой же целью.

Мы оба расхохотались и вложили сабли обратно в ножны. За нашими спинами раздался характерный звук: солдаты последовали примеру своих командиров.

– Итак, мы союзники! – воскликнул Барт.

– На один день.

– Нам следует объединить усилия.

– Безусловно.

Таким образом, вместо того чтобы сражаться, мы развернули своих солдат и двинулись двумя небольшими колоннами вдоль долины. Кивера и шлемы был развернуты внутрь: англичане и французы пожирали друг друга глазами, словно бойцовские псы, которые научились уважать силу зубов своих противников. Большинство солдат как с той, так и с другой стороны скалили зубы в ухмылках, но были и такие, кто не скрывал враждебности и смотрел с явным вызовом. Особенно выделялись один английский сержант и мой помощник Папилет. Они были людьми привычки и не были готовы с ходу отказаться от своих взглядов. Тем более что Папилету было за что ненавидеть англичан: он потерял единственного брата в битве при Бусако. Что касается меня и Барта, то мы ехали рядом во главе колонны и болтали о том, что произошло с нами со времени знаменитой игры в экарте, о которой я вам уже рассказывал.

Я поведал ему о своих приключениях в Англии. Англичане – удивительный народ. Хотя Барт знал, что мне пришлось принимать участие в двенадцати кампаниях, но, без сомнения, самое большое впечатление на него произвел мой рассказ о потасовке с Бристольским Бастлером. Барт, в свою очередь, рассказал, что полковник, который председательствовал в трибунале, оправдал его за игру в карты с пленным, но чуть было не порвал на части, когда узнал, что Барт не сделал ход козырями перед тем, как прекратил игру. Действительно, эти англичане удивительный народ.

В конце долины дорога поднималась на небольшой холм, а затем вилась вниз в другую долину, гораздо более широкую, чем первая. Забравшись на вершину, мы решили передохнуть и осмотреться. Прямо перед нами, на расстоянии каких-то трех миль виднелся город, теснившийся к подножию горы. А на склоне горы, напротив города, высилось одинокое гигантское сооружение. Вне всяких сомнений, мы видели то самое аббатство, в котором обосновалась разбойничья шайка. Нам еще предстояло их разогнать. Лишь тогда, кажется, мы действительно поняли, что нас ожидает. Аббатство выглядело как неприступная крепость. Было совершенно очевидно, что кавалерию ни в коем случае нельзя было посылать для успешного выполнения такой цели.

– Эта работенка не для нас, – протянул Барт. – Вот Веллингтон и Массена пусть сами попробуют взять аббатство штурмом.

– Смелее! – воскликнул я. – Пирэ захватил Лейпциг, имея в своем распоряжении всего лишь пятьдесят гусар.

– Были бы у него мои драгуны, – сказал Барт, расхохотавшись, – он захватил бы Берлин. Ты старше по званию. Отдавай приказ, посмотрим, кто первым дрогнет.

– Что ж, – ответил я, – что бы мы ни делали, нам следует делать это поскорей. У меня приказ к завтрашнему вечеру добраться до Абрантиша. Но нам потребуется информация, а вот и те, кто эту информацию предоставит.

В стороне от дороги стоял небольшой чистенький домик. Судя по зелени, свисающей с дверей, домик служил таверной для погонщиков мулов. В свете фонаря мы увидели двух мужчин: один в коричневой сутане монаха-капуцина {75}75
  …капуцина…– Капуцины (от итал. cappuccino – капюшон) – члены католического монашеского ордена, основанного в 1525 г. в Италии (как ветвь ордена францисканцев), самостоятельного с 1619 г.


[Закрыть], другой – подпоясанный фартуком. Судя по всему, этот и был владельцем таверны. Они беседовали столь увлеченно, что не заметили нашего приближения. Хозяин таверны бросился бежать, но один из англичан успел схватить его за волосы.

– Ради Бога, пощадите меня! – вопил он. – Мой дом разграбили французы, выпотрошили до основания англичане, мои ноги жгли разбойники. Клянусь Святой Девой, на постоялом дворе нет ни денег, ни еды. Отец аббат, который умирает от голода на крыльце, подтвердит мои слова.

– Все так и есть, сэр, – произнес капуцин на превосходном французском. – То, что говорит этот бедолага, – истинная правда. Он один из многочисленных жертв этой жестокой войны, хотя его потери ничто по сравнению с моими. Отпустите его, – добавил он по-английски солдату. – Этот человек слишком слаб, чтобы бежать.

Даже при тусклом свете фонаря было видно, что монах был удивительным человеком: смуглый, поросший бородой, с орлиным взором и настолько высокий, что его капюшон доставал до ушей Ратаплана. Он выглядел как человек, который много перестрадал, но при этом держался как король. Каждый из нас смог убедиться в его образованности уже по тому, что монах обратился к нам на наших языках. Он говорил по-английски и по-французски так же легко и непринужденно, как на своем родном.

– Вам нечего бояться, – обратился я к дрожащему владельцу таверны. – Что касается вас, падре, то, по-моему, вы именно тот человек, который может снабдить нас необходимой информацией.

– Я к вашим услугам, сын мой, – ответил он. – Но мой пост слишком суров. Я вынужден попросить у вас корку хлеба, чтобы набраться сил и ответить на вопросы.

В наших рюкзаках был паек на два дня, и мы тут же поделились со святым отцом своими припасами. Было больно смотреть, как он вцепился зубами в кусок предложенной ему вяленой козлятины.

– Время поджимает, мы должны уже быть на месте, – сказал я. – Нам нужен ваш совет. Где, по вашему мнению, уязвимое место в аббатстве, учитывая повадки захвативших его негодяев?

Монах воскликнул что-то, как мне показалось, на латыни, всплеснул руками и поднял глаза к небу.

– Господь всегда слышит молитвы, – сказал он. – Но я не рассчитывал, что на мою он ответит так скоро. Вы видите перед собой несчастного аббата Алмейхала, которого вышвырнули на улицу дезертиры из трех армий во главе с еретиком-вожаком. О, подумать только, что я потерял!

Голос аббата прервался, по щекам потекли слезы.

– Успокойтесь, сэр, – сказал Барт. – Ставлю девять к четырем, что вы вернетесь в аббатство завтра к вечеру.

– Дело не в моем благополучии, – ответил аббат. – И даже не в моем бедном запуганном стаде. Священные реликвии аббатства остались в руках бандитов.

– Бьюсь об заклад, что разбойникам больше не понадобятся реликвии, – сказал Барт. – Покажите нам наилучший способ попасть внутрь, и мы тут же освободим вашу обитель.

Коротко и толково несчастный аббат рассказал все, что было нам нужно. Но то, что мы узнали, еще более усложнило задачу. Стены аббатства достигали сорока футов в высоту, нижние окна забаррикадированы, всюду были пробиты амбразуры, предназначенные для мушкетного огня. Бандиты соблюдали военную дисциплину, а их часовые настолько бдительны, что рассчитывать на то, что удастся легко захватить их, не приходилось. Требовался по меньшей мере батальон гренадеров и не менее парочки мин. Я задумался, а Барт стал напевать песенку.

– Мы должны попытаться, – заявил он. – Посмотрим, что получится.

Солдаты спешились, чистили лошадей и ужинали. Мы же – с Бартом и аббатом – вошли в таверну, чтобы обсудить наши дальнейшие планы. В моей фляге оказалось немного коньяку. Я разлил его по рюмкам, чтобы чуть промочить горло.

– Маловероятно, – сказал я, – что разбойники знают о нашем приближении. По дороге мы не встретили никого. Мой план заключается в том, чтобы спрятаться недалеко в лесу, дождаться, когда они откроют ворота, и броситься в атаку, застав их врасплох.

Барт согласился, что это лучший вариант из всех. Но, когда мы детальнее принялись обсуждать план атаки, аббат охладил наш пыл, перечислив очевидные трудности.

– Кроме города, вокруг аббатства на расстоянии мили нет ни одного места, которое послужило бы укрытием для человека или лошади, – заметил он. – Что касается горожан, то на них нельзя рассчитывать. Боюсь, сын мой, что ваш превосходный план не имеет ни малейшего шанса на успех.

– Не вижу другого выхода, – не соглашался я. – Конфланские гусары не настолько многочисленны, чтобы я погнал пол-эскадрона на сорокафутовые стены с пятью сотнями разбойников за ними.

– Я человек мирный, – сказал аббат, – но, думаю, сумею дать вам хороший совет. Я неплохо изучил этих негодяев. Кому, как не мне, удалось бы лучше это сделать? Ведь я провел в этом заброшенном месте целый месяц, наблюдая, что происходит в дорогом мне аббатстве. Хочу подсказать, как бы я поступил на вашем месте.

– Умоляем, расскажите, отец, – воскликнули мы одновременно.

– Вам следует знать, что большие группы дезертиров: французов и англичан – продолжают прибывать в аббатство с оружием в руках. Вот и вам бы притвориться дезертирами и так проникнуть в аббатство.

Меня настолько поразила простота идеи, что я обнял доброго аббата. Но у Барта возникли возражения.

– Все это очень хорошо, – сказал он. – Но если эти негодяи настолько проницательны, как вы их описали, то они не впустят к себе просто так сотню вооруженных людей. Что бы я ни слышал об Алексе Моргане, или как там его называют – маршале Миллефлере, ему не отказать в проницательности и здравом смысле.

– Что же, рискнем, – воскликнул я. – Отправим сначала пятьдесят человек и подождем, пока они смогут открыть нам ворота.

Мы обсуждали план атаки очень долго, стараясь предусмотреть каждую мелочь. Если бы на месте двух молодых кавалерийских офицеров находились Веллингтон и Массена, то и они не смогли бы лучше продумать все детали. Наконец, Барт и я, посоветовавшись, решили, что нам следует разбиться на две группы по пятьдесят человек, притвориться дезертирами и проникнуть в аббатство. Один из нас пойдет с первой группой. Вторая группа будет ждать у ворот рассвета, пока те, кто внутри, не откроют ворота. Правда, аббат оставался при мнении, что опасно дробить наши силы. Но, увидев, что мы оба с ним не согласны, уступил нам.

– Лишь один вопрос я хотел бы задать, – пробормотал он. – Если вы сумеете схватить маршала Миллефлера, этого разбойничьего пса, что вы собираетесь с ним сделать?

– Повесить, – ответил я.

– Слишком легкая смерть! – воскликнул капуцин, и в его глазах загорелся зловещий огонек. – Если б только он попал в мои руки… Но что я говорю? Такие мысли не подобают служителю Господню.

Аббат всплеснул руками, словно человек, сознание которого помутилось от горя, и выбежал из комнаты.

Еще один важный вопрос предстояло решить: французам или англичанам достанется честь первыми вступить в аббатство. Клянусь честью, вы просите слишком много у Этьена Жерара в такое время в таком месте. Он никогда никому не уступит! Но бедняга Барт просил так горячо. Что представляли собой несколько потасовок, в которых он принял участие, по сравнению с моими семьюдесятью четырьмя битвами? В конце концов я уступил. Мы едва успели хлопнуть по рукам, как вдруг снаружи раздались крики, шум борьбы и проклятия. Барт и я выхватили сабли, справедливо полагая, что разбойники напали на нас.

Можете представить наши чувства, когда при свете фонаря, который висел на крыльце, мы увидели гусар и драгун, смешавшихся в одну большую кучу. Красные и голубые мундиры, шлемы и кивера виднелись то тут то там. Солдаты беззаветно тузили друг друга. Мы бросились в самый центр схватки, умоляя, грозя, приказывая. В конце концов нам удалось оттащить их друг от друга. Теперь они стояли, выстроившись в две линии, раскрасневшиеся, испачканные кровью, и свирепо смотрели друг на друга. Они дышали тяжело, словно лошади после утомительной скачки. Лишь обнажив сабли, нам удалось удержать их на расстоянии друг от друга. Бедолага-капуцин стоял на крыльце в своем длинном коричневом одеянии и, подняв руки к небу, молил Господа о милости.

Выяснилось, что именно он стал причиной потасовки. Не понимая натуру солдата, священник сделал несколько замечаний английскому сержанту. Он сказал, что, к сожалению, английский эскадрон не так хорош, как французский. Не успели слова вылететь у него изо рта, как сержант развернулся и ударом увесистого кулака сбил с ног ближайшего гусара. Словно повинуясь сигналу, гусары и драгуны бросились друг на друга, как разъяренные звери. Мы теперь не могли полагаться на наших солдат, поэтому Барт собрал своих людей у крыльца, а я – позади таверны. Англичане беззвучно ругались, наши ребята сжимали кулаки и сыпали проклятиями. Солдаты поступали согласно обычаям своих народов.

Что ж, раз решение было принято, мы хотели незамедлительно претворить его в жизнь, иначе можно было ожидать новой ссоры между нашими солдатами. Барт в сопровождении драгун поскакал к аббатству. Предварительно он сорвал с рукавов золотую шнуровку, стащил воротник и кушак с мундира. Теперь он выглядел как простой солдат. Барт объяснил своим людям, чем им предстоит заняться. Те не стали вздымать вверх руки с оружием или издавать воинственные вопли, как сделали бы на их месте французы, и выражение их бесстрастных чисто выбритых лиц наполнило меня уверенностью. Англичане расстегнули мундиры, запачкали ножны и шлемы. Сбруя висела на лошадях кое-как. Теперь они и впрямь походили на партию дезертиров, которые забыли об армейском порядке и дисциплине. В шесть часов утра они овладеют главными воротами аббатства, и в то же время мои гусары ворвутся внутрь. Мы с Бартом пожали друг другу руки на прощание, и он тронулся в путь. Сержант Папилет с двумя солдатами последовали за англичанами на расстоянии и возвратились через полчаса. Папилет доложил, что после коротких препирательств Барта и драгун, освещаемых фонарями, пропустили в аббатство.