Текст книги "Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Пока все шло по плану. В ночном небе низко висели облака. Накрапывал мелкий дождик. В такую погоду нас нелегко будет обнаружить. Я выставил постовых на расстоянии двести ярдов в каждом направлении. Часовые должны были уберечь нас от разного рода неожиданностей и не позволить крестьянам, которые могут наткнуться на нас, сообщить новость в аббатство. Оден и Папилет должны были дежурить по очереди, в то время как остальные отдыхали вместе с лошадьми в большом деревянном амбаре. Я обошел посты, удостоверился, что все в порядке, а затем вернулся в таверну, бросился на приготовленную мне хозяином кровать и провалился в глубокий сон.

Вам, безусловно, не раз приходилось слышать, что меня считают образцовым солдатом. Такую оценку давали не только друзья, но и старые вояки, которые принимали участие в тех же кампаниях, что и я. Но честность и скромность заставляют меня признаться, что это не совсем так. Некоторых способностей я напрочь лишен. Конечно, таковых не так и много. В великой армии императора не нашлось бы с десяток офицеров, которые смогли бы стать выше меня на лестнице к совершенству. Я не говорю о храбрости. Об этом лучше скажет тот, с кем я был в бою. Мне часто приходилось слышать, как солдаты у походных костров спорят: кто самый отчаянный смельчак в Великой армии. Некоторым по душе Мюрат, некоторым Лассаль, многие считали непревзойденным храбрецом Нея. Но когда мне задавали этот вопрос, я обычно пожимал плечами и улыбался. Было бы нескромно сказать, что в армии нет храбреца отчаянней, чем бригадир Жерар. Факт остается фактом: человек лучше всего знает самого себя. Но кроме храбрости солдату необходимы другие важные качества. Одно из них: солдат должен быть легок на подъем. А я с самого детства любил поспать. Именно этот недостаток и привел меня к катастрофе в ту ночь.

Было около двух ночи, когда я почувствовал удушье. Я попытался вскочить на ноги, но нечто держало меня и не давало пошевелиться. Мне оставалось лишь биться на месте, как стреноженной лошади. Мои лодыжки, колени и запястья были туго связаны. Лишь глаза были свободны. У изголовья кровати в тусклом свете португальской лампы я увидел аббата и хозяина таверны.

Вечером лицо хозяина выглядело просто глупым и испуганным. Сейчас надо мной нависла жестокая и злобная рожа. Никогда еще мне не приходилось видеть такого отвратительного мерзавца. В руке у него блестел длинный нож. Аббат же старался держаться с достоинством. Однако его монашеская сутана было распахнута, и из-под нее виднелся черный мундир с аксельбантами, как у английских офицеров. Он смотрел прямо на меня, опершись о спинку кровати, и молча смеялся, надавив на нее изо всех сил.

– Уверен, вы простите мое веселье, дорогой полковник, – сказал он. – Когда вы сообразили, что произошло, ваше лицо приобрело интересное выражение. Не сомневаюсь, что вы отличный солдат, но вряд ли вам по силам потягаться в хитрости с маршалом Миллефлером. Именно так ваши ребята прозвали меня. Вы, очевидно, недооценили меня, что доказывает отсутствие у вас достаточной проницательности. Разве что мой тупоголовый соотечественник, английский драгун, менее вас компетентен в серьезном деле.

Представьте, что я чувствовал, выслушивая эти высокомерные разглагольствования. Негодяй выражался в снисходительной цветистой манере. Очевидно, именно ей он был обязан своим прозвищем. Я ничего не отвечал, но они, должно быть, прочитали угрозу в моих глазах. Хозяин гостиницы шепнул что-то своему компаньону.

– Нет, нет, дорогой Шенье. Он намного более ценен живым, – ответил Миллефлер. – Кстати, полковник, ваше счастье, что у вас такой крепкий сон. Вздумай вы поднять тревогу, мой друг, который не блещет хорошими манерами, без сомнения, перерезал бы вам глотку. Советую не злоупотреблять его терпением, потому что сержант Шенье, служивший ранее в Седьмом полку императорской легкой пехоты, человек куда более опасный, нежели капитан Алексис Морган из гвардии Его Величества.

Шенье самодовольно ухмыльнулся и потряс ножом. Меня же окатила волна презрения, когда я подумал, как низко способен опуститься солдат армии императора.

– Вы будете удивлены, когда узнаете, – произнес маршал своим учтивым тихим голосом, – что за обеими вашими колоннами следили с того самого момента, как вы покинули лагерь. Согласитесь, что мы с Шенье сыграли свои партии превосходно. Мы подготовились к вашему появлению в аббатстве, хотя надеялись заполучить эскадрон целиком вместо половины. Когда ворота захлопнутся за вашими друзьями, они обнаружат себя в весьма милом средневековом дворе, из которого нет выхода. Из бойниц в стенах на них будут направлены сотни мушкетов. Им придется выбирать: либо умереть на месте, либо сдаться. Между нами: я не имею ни малейшего сомнения, что они предпочтут смерти сдачу в плен. Но так как вы, безусловно, заинтересованы в происходящем, то предлагаю вам пройтись со мной. Думаю, что вы найдете в аббатстве своего титулованного друга с таким же вытянутым лицом, что и ваше.

Два негодяя шепотом стали переговариваться между собой. Насколько я понял, они обсуждали, как наилучшим образом избежать моих караульных.

– Я проверю, чтобы удостовериться, что по другую сторону амбара никого нет, – произнес наконец маршал. – Вы останетесь здесь, дорогой Шенье. Если пленник станет доставлять хлопоты, вы знаете, что делать.

Итак, мы остались вдвоем: я и чудовищный ренегат. Он сидел на краю кровати. Нож тускло отсвечивал в его руке при свете коптящей масляной лампы. А я, оглядываясь назад, могу лишь удивляться, как тогда не сошел с ума от досады и угрызений совести. Я лежал абсолютно беспомощный на кровати, не имея возможности крикнуть или хотя бы пошевелить пальцем. Мои пятьдесят храбрецов были рядом, но я не мог даже подать им знак. Они и не догадывались, в каком отчаянном положении их командир. Я не впервые попадал в плен; но чтобы вот так оказаться в руках изменников и под градом насмешек, одураченным их наглыми главарями, быть загнанным в аббатство! Нет, этого я не мог вынести. Нож этого мясника не мог заставить меня страдать сильнее.

Я попытался ослабить веревки на лодыжках и запястьях, но меня скрутили не новички. Веревки не поддавались ни на дюйм. Затем я попытался вытолкнуть изо рта носовой платок, однако сидящий на кровати страж поднял нож с таким угрожающим возгласом, что я вынужден был отступить. Я лежал и смотрел на его бычью шею, раздумывая над тем, повезет ли мне когда-нибудь, чтобы затянуть на ней петлю. Вдруг в коридоре раздались шаги. Лестница заскрипела под ногами. Что скажет разбойник, когда вернется? Если он обнаружит, что меня невозможно похитить, то просто убьет на месте. Но мне уже было все равно. Я посмотрел на дверь с вызовом и презрением, которые не мог выразить словами. Представьте себе мое удивление, друзья, когда вместо долговязой фигуры и смуглого ненавистного лица капуцина я увидел серый ментик и пышные усы унтер-офицера Папилета!

Французского солдата в те времена было нелегко застать врасплох. Папилету стоило лишь скользнуть глазами по моей связанной фигуре и зловещей роже за моей спиной, как он все понял.

– Что за черт! – зарычал он и выхватил из ножен длинную саблю.

Шенье бросился на него с ножом, но затем отпрянул назад и попытался всадить нож мне в сердце. Я успел вывернуться от него на другой край кровати. Лезвие поцарапало мне бок и прошило насквозь одеяло и простыню. Секундой спустя я услышал глухой удар, тяжелое падение, а затем почти одновременно на пол упал другой предмет, намного легче, но тверже, и закатился под кровать. Я не пугаю вас жуткими подробностями, друзья? Достаточно будет сказать, что Папилет являлся одним из лучших рубак в полку, его сабля была тяжела и остра. Разрезая веревки, опутывающие меня, он оставил кровавые полоски на запястьях и лодыжках.

Когда сержант вытянул кляп у меня изо рта, я первым делом расцеловал его покрытые шрамами щеки. Затем справился: все ли в порядке с людьми? Да, не было повода беспокоиться. Оден только что сменил его, и Папилет отправился ко мне доложить. Видел ли он аббата? Нет, не видел. Тогда нам следует организовать кордон, чтобы пресечь попытку к бегству. Я торопливо отдавал приказы, как вдруг услышал медленные выверенные шаги внизу, а затем скрип лестничных ступенек.

Папилет сразу все понял.

– Не убивай его, – успел прошептать я и спрятался в густой тени за дверью.

Папилет припал к полу напротив. Шаги раздавались все выше и выше. Каждый шаг отдавался в моем сердце. Он еще не успел переступить порог, как мы бросились на него, словно волки на оленя. Мы втроем свалились на землю. Он сражался, как тигр, с такой невероятной силой, что, казалось, вот-вот вырвется от нас. Трижды ему удавалось подняться на ноги и трижды мы валили его на землю. В конце концов Папилет пригрозил, что пустит в ход саблю. У того хватило ума понять, что он проиграл, и остался лежать, пока я связывал его теми же веревками, которые только что врезáлись в мое тело.

– Что ж, ситуация изменилась, – сказал я. – Вы видите, что козыри теперь в моих руках.

– Удача всегда достается дураку, – ответил он. – Это не так и плохо. Иначе наш мир оказался бы во власти умников. Вижу, что вы убили Шенье. Он был непокорным псом. От него всегда воняло чесноком. Будьте так любезны, уложите меня на кровать. Полы в португальских тавернах не годятся для отдыха человеку, помешанному на чистоте.

Я не мог не восхищаться выдержкой негодяя. Он сохранял самообладание, несмотря на то, что на этот раз фортуна повернулась к нему спиной. Я отослал Папилета за часовыми, а пока стоял рядом с пленником, обнажив саблю и не сводя с него глаз ни на секунду. Должен признаться, что начал испытывать к нему уважение за выдержку и храбрость.

– Надеюсь, – сказал он, – что вы станете обходиться со мной как подобает.

– Можете быть уверены, вы получите все, что заслужили.

– Мне не нужно ничего более. Вы, возможно, не осведомлены о моем благородном происхождении, но в своем нынешнем положении я не могу назвать имя своего отца без того, чтобы не прослыть предателем, и имя моей матушки без того, чтобы не вызвать скандал. Я не могу требовать королевских почестей. Подобные знаки внимания гораздо приятнее принимать по доброй воле. Веревки режут мне кожу. Вы не могли бы слегка их ослабить?

– Вы, похоже, не слишком высокого мнения о моих умственных способностях, – заметил я, повторяя его собственную фразу.

– Туше! – воскликнул он, словно фехтовальщик, пропустивший удар. – Но здесь ваши люди, а следовательно, можно бы и ослабить веревки.

Я приказал стащить с него сутану и строго охранять. Поскольку уже рассветало, я должен был хорошенько продумать, что предпринять. Бедняга Барт и его англичане пали жертвой коварного плана. Согласись мы тогда на предложение священника, и разбойники заполучили бы всех нас вместо половины. Я обязан вытащить англичан из ловушки, если это только возможно. Кроме того, оставалась еще пожилая леди – графиня Ла Ронда, о чьей свободе мне предстояло позаботиться. Так как аббатство и его гарнизон начеку, то нечего было и думать о штурме. Все теперь зависело от того, насколько разбойники преданы своему вожаку. Игра целиком зависела от моей способности правильно разыграть эту единственную карту. А теперь я расскажу вам, как умело и отважно разыграл ее.

Рассвет еще не загорелся, как горнист затрубил сбор. Гусары рысью поскакали на поляну. Пленника мы поместили на лошадиную спину в самом центре строя. Так случилось, что на расстоянии мушкетного выстрела от аббатства росло огромное дерево. Под ним мы остановились. Вздумай они атаковать, гусары отбили бы атаку и ворвались в аббатство. Но, как я и предполагал, они решили остаться под защитой неприступных стен. Разбойники высыпали наверх и вылили на нас целое море насмешек, ругательств и непристойностей. Раздалось несколько выстрелов. Но так как мы находились вне досягаемости огня, то они вскоре прекратили стрельбу, видимо, решив беречь порох. Странное это было зрелище – вся эта смесь французских, английских и португальских, кавалерийских, пехотных и артиллерийских мундиров. Разбойники вертели головами и грозили нам кулаками.

Помню, что шум немедленно стих после того, как гусары разомкнули ряды и показали того, кто был в наших руках. Несколько секунд стояла мертвая тишина, а затем раздался вопль, полный горести и гнева. Я видел, как некоторые из них стали корчиться, словно в припадке, на крепостной стене. Наш пленник, очевидно, был выдающейся личностью, если сумел внушить к себе столь сильные чувства даже этим негодяям. В таверне мы нашли крепкую веревку и прихватили с собой. Солдаты перекинули конец веревки через нижнюю ветку дерева.

– Позвольте, месье, расстегнуть ваш воротник! – обратился к нему Папилет с притворной вежливостью.

– Только если ваши руки безупречно чисты, – ответил пленник, чем заставил солдат покатиться от хохота.

Со стены раздался очередной вопль, но когда петля затянулась вокруг шеи маршала, вопль сменился угрюмым молчанием. Прозвучал отрывистый сигнал охотничьего рога. Ворота раскрылись, и три человека помчались в нашу сторону, размахивая белым платком. Ах, как радостно затрепетало мое сердце при их появлении! Но я не двинулся с места ни на дюйм. Негодяи должны быть уверены, что желают переговоров больше, чем я. Тем не менее я позволил барабанщику поднять белый платок в ответ. Маршал, все еще связанный, с веревкой на шее, сидел на лошади с видом человека, которому ужасно скучно, но он борется со скукой из вежливости. Попади я в такую ситуацию, не мог бы держаться лучше. А это высшая похвала от меня.

Тройка посланников была единственной в своем роде: один – португальский кавалерист в темном мундире; другой – французский егерь в светло-зеленом плаще и третий – английский артиллерист в расшитом золотом синем кителе. Все трое отдали честь. Француз начал говорить.

– В наших руках тридцать семь английских драгун, – сказал он. – Клянемся, что все они будут висеть вдоль стен аббатства через пять минут после смерти маршала.

– Тридцать семь? – воскликнул я. – Их было пятьдесят один.

– Четырнадцать были убиты на месте, прежде чем мы захватили остальных.

– А офицер?

– Он предпочел смерть сдаче в плен. Это не наша вина. Мы сохранили бы ему жизнь, если б смогли.

Бедолага Барт! Мы виделись лишь дважды, но он сразу завоевал мои симпатии. С тех пор в память об умершем друге я всегда испытывал уважение к англичанам. Мне никогда не приходилось встречать более мужественного человека и более неумелого фехтовальщика.

Как вы понимаете, я не стал верить негодяям на слово. Папилет отправился с одним из них в аббатство и, вернувшись, подтвердил их слова. Теперь мне нужно было позаботиться о живых.

– После того, как вы освободите тридцать семь драгун, я освобожу вашего главаря.

– Мы согласны лишь на десять.

– Поднимите его вверх! – отдал команду я.

– Двадцать! – завопил егерь.

– Хватит слов, – сказал я. – Тяните веревку!

– Согласны, всех! – воскликнул посланник после того, как веревка натянулась на шее маршала.

– С лошадьми и оружием.

Они поняли, что со мной шутки плохи.

– Все, что у них есть, – угрюмо пробурчал егерь.

– А также графиню Ла Ронда, – сказал я.

Но здесь я встретил огромное сопротивление. Никакие угрозы не могли заставить бандитов выдать графиню. Мы натянули веревку. Мы тронули с места лошадей. Мы делали все, только не вздернули маршала. Если мы сломаем ему шею, то жизнь драгун будет стоить не больше ломаного гроша. Поэтому я дорожил жизнью Миллефлера не меньше, чем разбойники.

– Позвольте мне вмешаться в ваш спор, – любезно произнес маршал. – Вы подвергаете меня риску подхватить ангину. Вам не кажется, что если существуют столь серьезные разногласия, то следует спросить мнение самой дамы? Уверен, что никто из нас не станет поступать вопреки ее желанию.

Нельзя было предложить лучшего выхода. Можете себе представить, как быстро я схватился за эту простую идею. Уже через десять минут величавая дама с седыми кудрями, которые выглядывали из-под мантильи, стояла перед нами. Ее лицо было желтого цвета. Казалось, что в нем отражались бесчисленные золотые дублоны {76}76
  …дублоны…– Дублон (исп. doblon от doble – двойной) – старинная золотая испанская монета, содержавшая вдвое больше золота, чем бывшая до нее в обращении кастильская монета.


[Закрыть]ее состояния.

– Этот господин, – произнес маршал, – чрезвычайно озабочен тем, чтобы отправить вас в такое место, где вы никогда более не сможете увидеть нас. Вам предстоит решить: отправиться с ним или остаться со мной.

Она немедленно бросилась к его лошади.

– Мой милый Алексис! – воскликнула она. – Ничто на свете не разлучит нас!

Насмешливая ухмылка появилась на его миловидном лице.

– Кстати, вы допустили небольшую оговорку, дорогой полковник, – сказал он. – Кроме титула, сохранившегося в силу обычая, не существует никакой вдовы Ла Ронда. Дама, которую я имею честь вам представить, – моя горячо любимая жена госпожа Алексис Морган, или, точнее, мадам маршал Миллефлер.

В это мгновение я пришел к выводу, что перед нами – умнейший, но в то же время самый беспринципный человек на земле. При взгляде на эту несчастную женщину моя душа наполнилась удивлением и отвращением. Она же, в свою очередь, не отрывала глаз от лица Миллефлера. Так восторженно молодой рекрут смотрит на императора.

– Так тому и быть, – сказал я наконец. – Отдайте мне драгун, и мы уедем.

Когда драгун с оружием и на конях доставили, веревку сняли с шеи маршала.

– Прощайте, дорогой полковник, – произнес он. – Боюсь, что когда вы вернетесь к Массене, то не сможете доложить об успешном выполнении задания. Хотя, судя по слухам, он будет чересчур занят, чтобы придать этому слишком большое значение. Вынужден признать, что вы выпутались из затруднительного положения с гораздо большей ловкостью, чем я ожидал. Полагаю, что смогу что-нибудь для вас сделать, пока вы не уехали?

– Лишь одна просьба.

– Что за просьба?

– Похороните молодого офицера и его солдат с воинскими почестями.

– Даю слово чести.

– Еще одна просьба.

– Говорите.

– Уделите мне пять минут на открытом пространстве, верхом на коне с саблей в руке.

– Ни за что, – ответил он. – Ведь тогда мне придется либо пресечь вашу многообещающую карьеру в самом начале, либо навсегда проститься со своей красоткой новобрачной. Право, не стоит обращаться с подобной просьбой к человеку перед его медовым месяцем.

Я собрал кавалеристов и построил в колонну.

– Au revoir [3]3
  До свидания ( фр.).


[Закрыть], – воскликнул я и отдал саблей салют. – При следующей встрече вам не отделаться так легко.

– Au revoir, – ответил он. – Если вам надоест служить под знаменами императора, вас всегда готовы принять на службу к маршалу Миллефлеру.

6. Как бригадир играл за королевство

Иногда мне кажется, что, выслушав мои истории, вы воображаете, будто я хвастаюсь. Нет ошибки большей, чем эта. Я часто замечал, что настоящие солдаты верят мне безоговорочно. Да, я нередко изображаю себя как бравого, обладающего недюжинной выдержкой человека. Но если случалось нечто чрезвычайное, я предпочитаю излагать факты такими, какими они были на самом деле. Неверно утверждать, что моя карьера всегда была безоблачной. Случай, с которым я собираюсь вас познакомить сегодня, принадлежит к таким, о которых может рассказать лишь весьма скромный человек. В конце концов, когда кто-либо достигает таких высот, как я, он может позволить себе говорить там, где простой человек предпочтет молчать.

Вы, очевидно, знаете, что после русской кампании остатки нашей потрепанной армии {77}77
  …после русской кампании остатки нашей потрепанной армии… –После отказа России поддерживать навязываемую ей Наполеоном Континентальную блокаду Англии, 24 июня 1812 г. шестисоттысячное французское войско без объявления войны вторглось в Россию, где за полгода армия Наполеона была почти полностью уничтожена и покинула страну 14 декабря 1812 г. в составе около двадцати тысяч человек.


[Закрыть]расположились вдоль западного берега Эльбы. Там мы отогрелись благодаря доброму немецкому пиву и добавили немного мяса на костях. Правда, многого вернуть уже было невозможно: отмороженные пальцы на руках и ногах, которые солдаты Великой Армии ежедневно теряли во время отступления из России, не поместились бы в трех огромных интендантских фургонах. Какими бы истощенными и уставшими мы ни были, мы благодарили судьбу за то, что нам удалось избежать участи своих товарищей, навсегда оставшихся в бескрайних снегах. До сих пор, друзья, мне невыносимо тяжело видеть вместе красный и белый цвета. Один вид моей красной фуражки на белом совершенно выбивает меня из колеи, и я вижу во сне и наяву солдат, плетущихся по белому снегу, покрытому тут и там красными пятнами. Вы ни за что не заставите меня рассказывать об этом. Одно воспоминание о той страшной зиме превращает вино в моем стакане в уксус, а сигарный табак – в траву. Полмиллиона человек форсировали Эльбу осенью 1812 года, а весной 1813 года в армии оставалось не более сорока тысяч пехотинцев. Но какими же ужасными были эти люди! Эти сорок тысяч человек словно были сделаны из железа. Они ели лошадей, спали в снегу, сердца их были наполнены гневом и горечью и страстно ненавидели русских. Им удалось бы удержать оборону на Эльбе, пока император собирал во Франции новобранцев {78}78
  …пока император собирал во Франции новобранцев…– Вернувшись в конце 1812 г. в Париж, Наполеон приступил к созданию новой армии и в короткий срок поставил под ружье всех, кого только мог набрать, – более трехсот тысяч солдат.


[Закрыть], чтобы еще раз форсировать реку.

Но кавалерия находилась в плачевном состоянии. Мои гусары расположились на постой в Борна. Построив их, я не смог удержаться от слез. Мои бравые молодцы, мои прекрасные кони: сердце рвалось от боли – в таком жалком виде стояли они передо мной. «Не стоит унывать, – уговаривал я себя. – Они понесли большие потери, но главное в том, что полковник остался с ними». Я с головой бросился в работу, чтобы восстановить бригаду, и уже имел под началом два приличных эскадрона, когда пришел приказ, предписывающий всем кавалерийским полковникам немедленно отправляться в учебные казармы во Францию и заняться там обучением рекрутов и подготовкой лошадей для предстоящих кампаний.

Вы, конечно, думаете, что я чрезвычайно обрадовался возможности навестить дом. Не скрою, что меня наполнила радость при мысли о скорой встрече с матушкой. Немало юных красавиц тоже были бы счастливы услышать новость о моем прибытии. Но в армии служило множество офицеров, кому побывать дома было гораздо важнее, чем мне. Я бы с готовностью уступил эту возможность любому из тех, кто, может быть, последний раз увиделся бы со своими женами и детьми. Однако синий лист бумаги с красной печатью, на котором напечатан приказ, не оставлял места для возражений. Уже через час я скакал по дороге на Вогезы {79}79
  …Вогезы.– Горы на северо-востоке Франции.


[Закрыть]. Наконец, звуки горна затихли вдали. Теперь меня окружала тишина. Война оставалась где-то позади, а впереди меня ждал мир. Дорога кружила через леса, поля и горы, а за голубой линией горизонта лежала родная Франция.

Скакать по армейским тылам хоть и интересно, но довольно скучно. В периоды сбора урожая солдаты могли обходиться без снабжения: они научились собирать зерна из земли, чтобы затем молоть у своих бивуаков. Как раз стояло это время года. Именно тогда наши походы сопровождались воплями отчаяния и плачем по всей Европе. Но оголодавшим солдатам следовало набраться сил. Мне постоянно приходилось отступать на обочину, пропуская стада кобурских овец, баварских быков, а также тяжелые фургоны с берлинским пивом и хорошим французским коньяком, двигавшиеся навстречу беспрерывным потоком. Иногда раздавался сухой треск барабанов и пронзительный свист флейт – это маршировали колонны пехотинцев. Белая дорожная пыль покрывала синие мундиры. Старых солдат, которые стояли гарнизонами в германских крепостях, подтягивали к границе, так как новобранцев из Франции ожидали не раньше мая.

В конце концов меня настолько утомили постоянные остановки и топтание на месте, что я несказанно обрадовался, обнаружив, что невдалеке от Альтенбурга {80}80
  …невдалеке от Альтенбурга…– Альтенбург – город на юго-востоке Германии.


[Закрыть]дорога раздваивается. Я выбрал более узкую, но зато безлюдную тропу. Всего несколько путников встретилось мне по дороге на Грейц. Тропа вилась между дубовых и буковых рощ. Величественные деревья широко раскинули могучие ветви. Не удивляйтесь, что гусарский полковник останавливал коня, чтобы полюбоваться красотой зеленых, только что распустившихся листьев – если б вы провели шесть месяцев среди сосен и елей в России, то смогли бы понять меня.

Однако даже красота леса не смогла избавить меня от странного чувства. Недовольное ворчание и хмурый вид немецких крестьян насторожили меня. У нас всегда были превосходные отношения с немцами. За последние шесть лет немцы никогда не представляли угрозы и ничего не имели против того, что мы довольно свободно чувствовали себя в их стране. Мы выказывали уважение немецким мужчинам и пользовались расположением немецких женщин. Добрая Германия стала вторым домом для нас. Но сейчас поведение людей как-то настораживало, и я никак не мог понять, в чем дело. На мои приветствия никто не отвечал, лесники отворачивали от меня головы и прятали глаза; в деревнях люди, собравшись небольшими группами, хмуро смотрели вслед. Даже женщины перестали мне улыбаться, а я к этому не привык.

В деревушке Шмолин, в десяти милях от Альтенбурга, все стало еще хуже. Я остановился в небольшой таверне, чтобы промочить горло и напоить Виолетту. Обычно я не упускаю возможности сделать комплимент служанке, а при случае и поцеловать ее, но сейчас не получилось ни того ни другого: взгляд девушки был холодным и даже враждебным. Когда же я со стаканом в руке поприветствовал парней, пивших пиво за соседним столом, все дружно повернулись ко мне спиной, а один из них воскликнул:

– У меня тост, ребята. Выпьем за букву «Т»!

Они осушили пивные кружки и захохотали. Но в их смехе слышалось нечто зловещее. Я никак не мог взять в толк, что означает такое поведение, а выехав из деревни, увидел на дереве свежевырезанную букву «Т». Я уже видел сегодня эту букву, и не раз, не обращал на это внимания, но теперь задумался, в чем же тут дело? В это время мимо меня ехал солидный на вид человек, и я обратился к нему за помощью.

– Не могли бы вы пояснить, сэр, – произнес я, – что означает буква «Т» на дереве?

Он взглянул на букву, а затем на меня со странным выражением.

– Молодой человек, – ответил он, – буква «Т» означает, что здесь уже нет места для буквы «Н».

Не успел я задать очередной вопрос, как он вонзил шпоры в бока лошади и быстро поскакал дальше.

Сначала я не придал значения его словам, но в этот момент Виолетта дернула головой. Я увидел, как засверкала на ее уздечке медная буква «Н». Буква «Н» – начальная буква имени императора. Следовательно, «Т» означает нечто противоположное. Что-то случилось в Германии за время нашего отсутствия: дремлющий исполин просыпается. Я вспомнил дерзкие лица, которые повстречал по дороге, и подумал, что, сумей я заглянуть в сердца этих людей, я доставил бы во Францию весьма тревожные новости. Поэтому мне еще больше захотелось поскорее получить запасных лошадей, увидеть за спиной десять боевых эскадронов и снова услышать грозный бой барабанов.

Терзаемый этими мыслями, я то пускал лошадь рысью, то снова переходил на шаг, как поступает всадник, которому предстоит дальняя дорога, а лошадь надо поберечь. В этом месте лес расступился. У дороги лежал огромный штабель дров, откуда, проезжая мимо, я услышал крик. Присмотревшись, я увидел за дровами лицо – потное, красное взволнованное лицо. Взглянув внимательнее, я узнал того мужчину, которого встретил возле деревни.

– Подойдите ближе, – очень тихо окликнул он меня. – Еще ближе. А сейчас слезьте с лошади и сделайте вид, что чините стремя. За нами, возможно, следят. Если нас увидят вместе, то меня ожидает верная смерть.

– Смерть? – прошептал я. – От кого?

– От Tugenbund {81}81
  От Tugenbund… —Тýгенбунд (нем. Tugenbund – союз добродетели) – тайное политическое общество в Пруссии в 1808—1813 гг., созданное с целью возрождения «национального духа» после разгрома Пруссии Наполеоном.


[Закрыть], ночных всадников Лютцова {82}82
  …ночных всадников Лютцова. –Адольф Лютцов (1783—1843) – прусский капитан, командир партизанского отряда, героически сражавшегося с французскими оккупантами.


[Закрыть]. Вы, французы, сидите на пороховой бочке, которая может взорваться в любую минуту.

– Все это несколько неожиданно, – сказал я, перебирая руками кожаную сбрую. – Что такое Tugenbund?

– Тайное общество, которое планирует восстание и собирается изгнать вас из Германии так же, как из России.

– А буква «Т» – символ Tugenbund?

– Это знак. Я бы рассказал вам обо всем этом сразу же, когда вы спросили меня, но не осмелился сделать это у всех на виду. Поэтому помчался вперед, чтобы дождаться вас в лесу.

– Я в огромном долгу перед вами, – сказал я. – Вы единственный немец за весь день, который проявил ко мне любезность.

– Все, чем я владею, досталось мне благодаря контрактам с французской армией, – ответил он. – Ваш император всегда дружелюбно относился ко мне. Но умоляю, скачите, мы и так заговорились. Берегитесь ночных всадников Лютцова!

– Бандиты? – спросил я.

– Лучшие люди в Германии, – ответил он. – А теперь, ради Бога, скачите. Я своим поступком подверг риску собственную жизнь и доброе имя.

Теперь мне стало и вовсе не по себе. Представляете, какое впечатление произвела на меня эта странная беседа. Его дрожащий голос, испуганное лицо, беспокойно бегающие глаза и чуть ли не ужас от хруста ветки убеждали больше слов. Не оставалось сомнения в том, что причина его испуга достаточно серьезна, потому что вскоре после того, как я оставил его, где-то далеко сзади раздался выстрел и послышался крик. Возможно, это был какой‑то охотник со своими собаками, но я больше никогда не встречал человека, который попытался помочь мне, и ничего о нем не слышал.

После этого случая я стал внимательнее и осторожнее: ехал быстрее по открытым местам и медленнее там, где меня могла ожидать засада. Тут уже не до шуток: пятьсот миль немецкой земли лежало передо мной! Однако я почему-то не слишком волновался. Немцы всегда в моем представлении были мягкими, приветливыми людьми, скорее привыкшими к трубке, чем рукоятке сабли, и не потому, что им не хватало смелости, а потому, что они имели добрые сердца и предпочитали мир войне. Я тогда и не подозревал, что под приветливостью кроется злость, гораздо более свирепая и опасная, чем у кастильцев {83}83
  …кастильцев…– Кастилия – историческая область (в прошлом – самостоятельное королевство) в Испании.


[Закрыть]или итальянцев.

Вскоре я удостоверился, что дело не ограничивалось лишь злобным ворчанием и свирепыми взглядами. Все обстояло намного серьезнее. Я добрался до места, где дорога круто поднималась вверх и терялась в густой дубовой роще. Поднявшись почти до середины холма, я посмотрел вперед и увидел, как что-то поблескивает за могучим стволом. Из-за дерева вышел человек. Его костюм был настолько ярко украшен и расшит позолотой, что горел на солнце, как огонь. Незнакомец, кажется, был пьян, шатаясь, он приближался ко мне. Одной рукой он прижимал к уху красный платок, другой конец которого был обмотан вокруг шеи.

Остановив лошадь, я разглядывал его с некоторым отвращением, удивляясь, что человек, который носит столь нарядный костюм, появляется днем в подобном состоянии. Он же, не отрывая от меня взгляда, то и дело останавливался и неуверенно покачивался. Неожиданно, когда я уже собрался продолжать путь, он вознес руки, возблагодарил небеса, сделал еще шаг и свалился на землю. Его руки при падении вытянулись вперед. Я смог разглядеть, что то, что я принял за красный платок, оказалось ужасной раной. Кусок кожи в темных сгустках крови свисал с плеча незнакомца.