Текст книги "Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ты скорее попадешь в подземный карцер или в плавучую тюрьму в Портсмуте, – сказал он.

– Солдат должен воспользоваться шансом. Риск – благородное дело, – заметил я. – Лишь трусы живут в ожидании плохого.

После моих слов лицо его покраснело, и я впервые отметил, что он как-то ожил. Он потянулся к кувшину, словно намереваясь швырнуть его в меня, но затем вроде бы передумал, пожал плечами, уставился в пол, продолжая грызть ногти. Взглянув на него, я подумал, что сослужу плохую службу конной артиллерии, если верну его в часть.

Никогда еще время не текло так медленно, как тем вечером. К ночи разыгралась буря, и чем темнее становилось, тем сильнее и страшнее завывал ветер. В небе не было видно ни одной звезды, низко над землей плыли черные тучи. Дождь хлынул на землю рекой. Сквозь шум дождя, завывание ветра не были слышны шаги часового. «Раз я его не слышу, – подумал я, – то и он меня, скорее всего, не услышит». Дрожа от волнения, я ждал, когда надзиратель, как обычно, заглянет в камеру через решетку. Потом вгляделся в темноту и, не увидев часового, который наверняка спрятался где-то от дождя и по обыкновению заснул, понял, что пришел мой час. Я вынул металлический прут, вытащил камень и махнул рукой товарищу, призывая вылазить наружу.

– После вас, полковник, – отозвался он.

– Ты не желаешь быть первым? – спросил я.

– Хочу идти за вами.

– Ладно, следуй за мной, но тихо. Помни, на карту поставлена наша жизнь.

Было слышно, как стучат его зубы. Не знаю, был ли когда-нибудь у кого-нибудь столь ненадежный партнер в столь серьезную минуту. Я вытянул прут и влез на табуретку, затем просунул голову и плечи в отверстие. Извиваясь, как змея, я высунулся до талии, как вдруг мой напарник схватил меня за ноги и во всю глотку заорал:

– На помощь, на помощь, заключенный убегает!

Ах, друзья, если б вы знали, какие чувства охватили меня! Конечно, я тут же раскусил, что за игру задумал этот мерзавец. Зачем мучиться, рисковать собственной шкурой, карабкаться на высокую стену, когда англичане и так отпустят тебя за пресечение попытки побега, да еще человека, намного более заслуженного? Я догадывался, что он подлый, но все-таки не ожидал, что человек способен пасть так низко. Тот, кто всегда жил в окружении порядочных людей, не допускает мысли о предательстве со стороны другого, пока с ним не столкнется.

Но тупица не предполагал, что потерял гораздо больше, чем надеялся получить. Я протиснулся назад, схватил его за горло и дважды ударил заостренным прутом. После первого удара он коротко взвизгнул, словно собачонка, которой по неосторожности наступили на лапу. После второго он, застонав, свалился на пол. Я же уселся на кровать и стал раздумывать, какому наказанию подвергнут меня тюремщики.

Но прошла минута, затем другая. Не было слышно ни звука, за исключением тяжелых хрипов лежавшего без сознания Бомона. Возможно, во время бури его никто не услышал? Поначалу это казалось несбыточной надеждой, но спустя еще пару минут во мне начала крепнуть уверенность. Нигде ни звука. Я вытер с лица холодный пот и стал раздумывать, что предпринять.

Одно я знал твердо: человек, лежащий на полу, должен умереть. Если он останется жив, то очень скоро придет в себя и опять поднимет тревогу. Я не осмелился зажигать свет. В полной темноте я нащупал руками что-то влажное. Это оказалась его голова. Я уже поднял свою пику, но нечто, друзья, не позволило мне опустить ее. Я убил множество людей в бою, людей чести, которые не причинили мне никакого вреда. Здесь на полу лежал подлец, который пытался сыграть со мной злую шутку, совершить страшную подлость, но тем не менее я не мог заставить себя покончить с ним. Подобное может позволить себе испанский разбойник или санкюлот {67}67
  …санкюлот времен Революции…– В эпоху Великой французской революции санкюлотами (фр. sans-cullottes, буквально – без коротких штанов) аристократы называли городскую бедноту, носившую в отличие от дворян длинные, а не короткие штаны. В годы якобинской диктатуры санкюлоты – самоназвание революционеров.


[Закрыть]времен Революции, но солдату и благородному человеку вроде меня совсем не к лицу.

Его тяжелое дыхание давало мне основание предполагать, что он еще не скоро очнется. Я заткнул ему рот кляпом и привязал простынями к кровати. Вряд ли ему удастся высвободиться до очередного визита тюремщика. Но сейчас мне предстояло преодолеть другие трудности. Помните, я говорил, что очень рассчитывал на высокий рост Бомона, чтобы взобраться на стену. Если бы воспоминания о матушке и императоре не придали мне сил, то я уселся бы на кровать и разрыдался от отчаяния. «Крепись! – приказал я себе. – Для любого это стало бы настоящей катастрофой, но Этьену Жерару не впервой выходить из тяжелого положения!»

Я разорвал свои простыни и простыни Бомона на полоски, а затем связал их. Получился весьма прочный канат. Я привязал его к металлическому пруту, длина которого была не более фута. Затем я выскользнул во двор. Дождь стучал по земле, ветер завывал еще сильнее, чем прежде. Я старался держаться в тени тюремной стены. Было так темно, что я не видел ничего на расстоянии вытянутой руки. Если я случайно не натолкнусь на часового, то мне больше не придется его опасаться. Добравшись до стены, я забросил прут наверх. К моей величайшей радости, он с первой попытки зацепился за шипы на вершине стены. Я вскарабкался по канату, освободил металлический прут и прыгнул вниз. Таким же образом я забрался и на вторую стену и, сидя вверху между шипами, увидел странное мерцание внизу напротив. Это был штык часового. Поскольку вторая стена была намного ниже первой, я очутился настолько близко от английского солдата, что мог, протянув руку, вытянуть штык из гнезда. Трясясь от холода и пытаясь согреться, часовой плотно прижался спиной к стене и напевал что-то себе под нос. Он и представить не мог, что в нескольких футах от него обнаглевший беглец готов поразить его в сердце его же собственным оружием. Я чуть было не прыгнул, как вдруг часовой выругался и зашагал вдоль стены. Я лишь услышал, как захлюпала грязь у него под ногами. Тогда я осторожно соскользнул с каната и, оставив его на стене, помчался изо всех сил через торфяник.

Небеса, как я бежал! Ветер сек мне лицо. Дождь барабанил по спине и шумел в ушах. Я падал и спотыкался о кусты, отчаянно продирался сквозь колючую ежевику. Дыхание останавливалось, я исцарапался в кровь. Мой язык пересох, ноги стали словно свинцовые, а сердце выскакивало из груди. Но я несся вперед. Однако я не терял головы, друзья. Передо мной стояла цель. Беглецы обычно направлялись к побережью. Я же бросился в обратную сторону, чтобы сбить с толку преследователей. Я двинусь на север, а они станут искать меня на юге. Вероятно, вы спросите меня, как я мог различить стороны света в такую ночь. Я отвечу: мне помог ветер. Еще в тюрьме я заметил, что здесь дует только с севера. Таким образом, пока ветер бьет мне в лицо, я двигаюсь в правильном направлении.

Бежал я долго. Вдруг неожиданно два крохотных желтых огонька загорелись передо мной в темноте. На секунду я остановился, раздумывая, что предпринять. Я все еще был в мундире гусара, поэтому первым делом должен был раздобыть одежду, которая не выдаст меня. Если это свет из коттеджа, то я там найду все, что мне нужно. Я осторожно приблизился, сожалея, что оставил свой железный прут. Я был готов сражаться до последнего, но не сдаваться.

Однако очень скоро выяснилось, что никакого коттеджа не было и в помине. Свет испускали две лампы, которые висели по краям кареты, и я увидел раскинувшуюся передо мной широкую дорогу. Затаившись в кустах, я увидел двух запряженных лошадей. Невысокого роста ямщик стоял неподалеку. На обочине валялось сломанное колесо. Я вижу все, словно это случилось со мной вчера: дымящиеся от пота лошади, растерянный юнец, который гладит их по головам, и большой черный экипаж, сверкающий под дождем и балансирующий на трех колесах. Окно кареты было опущено, из него выглядывало прелестное девичье личико в кокетливой шляпке.

– Что же делать? – с отчаянием воскликнула юная леди. – Сэр Чарльз, видимо, заблудился, и мне придется коротать ночь одной на дороге.

– Возможно, я смогу помочь, мадам. – Я выбрался из кустов и подошел к карете.

Я никогда не мог оставить попавшую в беду женщину, а эта была к тому же еще и прехорошенькой. Вы не должны забывать, что, несмотря на то, что я уже дослужился до полковника, мне было всего лишь двадцать восемь лет от роду.

О Господи, как она закричала, как вытаращился на меня извозчик! Понимаете, после долгого бега в темноте мой кивер помялся, лицо было заляпано грязью, мундир покрыт пятнами и зиял дырами, которые процарапала колючая ежевика. Я совершенно не походил на человека, которого приятно встретить ночью в непогоду в пустынной местности. Вскоре незнакомка оправилась от первоначального испуга и поняла, что видит в моем лице лишь покорного слугу. В ее красивых глазах я прочитал, что мои изысканные манеры произвели на нее впечатление.

– Очень сожалею, что напугал вас, мадам, – сказал я. – Случайно я услышал вас и не смог удержаться, чтобы не предложить свою помощь, – произнес я с поклоном.

Вы знаете, как я умею кланяться, и видели, какой эффект производят мои поклоны на женщин.

– Буду перед вами в неоплатном долгу, сэр, – ответила она. – После того как мы покинули Тависток, путешествие было ужасным. В конце концов мы лишились колеса и остались совершенно беспомощными на ночной дороге. Мой муж, сэр Чарльз, отправился за помощью, но боюсь, что он заблудился в темноте.

Я собирался как можно убедительнее утешить ее, как вдруг увидел лежавший в карете черный дорожный плащ, отделанный серой смушкой. Именно это было мне нужно, чтобы замаскировать мундир. Надо заметить, я почувствовал некоторое смущение, но как бы вы поступили на моем месте? Необходимость не подчиняется законам, а я оказался во вражеской стране.

– Осмелюсь предположить, мадам, что это плащ вашего мужа, – сказал я. – Уверен, что вы простите меня, если я буду вынужден…. – После этих слов я вытянул плащ из кареты через окно.

Выражение, появившееся на ее лице, трудно было передать словами.

– О, как я ошиблась в вас! – воскликнула она. – Вы появились, чтобы ограбить меня, а не помочь. У вас повадки джентльмена, а вы крадете плащ моего мужа.

– Мадам, – сказал я, – вы не станете меня осуждать, когда все узнаете. Я беру этот плащ по крайней необходимости, но если вы скажете мне имя человека, которому посчастливилось стать вашим мужем, я пришлю ему плащ обратно.

Ее лицо немного смягчилось, хотя она и пыталась сохранить суровое выражение.

– Имя моего мужа, – ответила она, – сэр Чарльз Мередит. Он направляется в Дартмурскую тюрьму по важному государственному делу. Прошу вас, сэр, идите своей дорогой и не прикасайтесь ни к чему, что принадлежит моему мужу.

– Единственное, принадлежащее вашему мужу, я страстно желаю, – заявил я.

– Поэтому и вытащили из кареты! – отозвалась она.

– Нет, – возразил я. – Осталось в карете.

Она по-английски искренне рассмеялась.

– Вместо того, чтобы разбрасываться комплиментами, вы бы лучше вернули плащ моего мужа… – начала она.

– Мадам, – ответил я. – Это невозможно. Если вы позволите мне подняться в карету, я объясню, почему так нуждаюсь в плаще.

Лишь небеса знают, на какую авантюру я готов был пуститься, если б в это мгновение вдалеке не раздался возглас, в ответ на который извозчик завопил и замахал руками. Сквозь потоки дождя в темноте я увидел свет фонаря, который хотя и был еще далеко, но быстро приближался.

– Простите, мадам, но я вынужден покинуть вас, – сказал я. – Можете быть уверены, что я позабочусь о плаще вашего мужа.

Несмотря на то, что следовало поторапливаться, я нашел минуту, чтобы задержаться и поцеловать прекрасную ручку. Незнакомка отдернула ее с восхитительным притворством, словно была оскорблена моим поступком. Когда фонарь приблизился, извозчик выступил вперед, намереваясь помешать моему бегству. Мне пришлось перекинуть драгоценный плащ через плечо и броситься в спасительную темноту.

Мне предстояло пересечь широкую, поросшую вереском пустошь в оставшиеся до рассвета часы. Я снова помчался навстречу ветру и бежал долго, пока не упал от изнеможения. Отдохнув несколько минут, отдышавшись в густых зарослях вереска, я рванул вперед еще раз, пока мои колени не подогнулись. Я был молодым и сильным, мои мускулы крепки как сталь, а двенадцать лет, проведенные в битвах, лишь укрепили мое тело. Поэтому я смог продолжить свой безумный бег еще три долгих часа. Как вы понимаете, ориентиром мне служил ветер. Я подсчитал, что расстояние между мной и тюрьмой должно было составить не менее двенадцати миль. Вот-вот должен был наступить рассвет. Я припал к земле среди вереска на одном из невысоких холмов, которыми изобиловала местность. Здесь я намеревался спрятаться до наступления темноты. Мне было не привыкать спать на ветру и под дождем. Закутавшись в толстый и теплый плащ, я вскоре погрузился в дремоту.

Однако сон не принес мне покоя. Я ворочался и просыпался. Кошмары мучили меня. Казалось, что все идет не так, как должно. Под конец мне приснилось, что я пытаюсь прорвать непоколебимое каре венгерских гусар во главе одного эскадрона. Лошади падали от усталости. Все было точь-в-точь, как когда-то под Эльхингеном. Я привстал на стременах и закричал: «Vive l’Empereur»! В ответ раздался громкоголосый хор гусар: «Vive l’Empereur»! Я подскочил на месте. Возгласы все еще звучали у меня в ушах. Я протер глаза, размышляя, не сошел ли с ума. Крик луженых глоток моих гусар «Да здравствует император» раздавался снова и снова. Я осторожно выглянул из кустов, которые служили мне укрытием. В ясном утреннем свете я увидел то, что ожидал увидеть меньше всего.

Прямо передо мной возвышался грозный силуэт Дартмурской тюрьмы! Высокие стены нависали над землей на расстоянии всего лишь нескольких ярдов от меня. Пробеги я еще пять минут, я бы ударился головой о стену. Меня настолько поразило увиденное, что я не сразу сообразил, что произошло. Затем все стало ясно. В приступе отчаяния я обхватил голову руками. Ночью ветер переменился. Сначала он дул с севера на юг, а затем с юга на север. Я бежал навстречу ветру, поэтому, промчавшись десять миль в одном направлении, развернулся и проделал путь обратно. Таким образом, под утро я оказался там, где начал свой побег. Бешеная гонка, падения, прыжки в темноте завершились ничем. Все казалось настолько абсурдным, что горе сменилось изумлением. Я свалился на траву и стал хохотать, как безумный. Успокоившись, я закутался в полы плаща и стал размышлять, как поступить дальше.

Один из уроков, которые я хорошо усвоил, учил, что нельзя называть событие неудачей, пока оно не завершено. Разве не следует все обдумать на свежую голову? Поразмыслив немного, я пришел к выводу, что инцидент на дороге сыграет мне лишь на руку. Действительно, погоня началась с того места, где я повстречал карету. Я видел, как солдаты спешили по дороге в другую сторону. Никто не мог и предположить, что я нахожусь совсем рядом. Я преспокойно лежал на вершине холма. Очевидно, заключенные прослышали о моем побеге. Радостные вопли, вроде тех, что разбудили меня утром, неслись из-за крепостных стен. Мои товарищи не могли даже представить, что человек, бегство которого они праздновали, находился совсем неподалеку. Достаточно было лишь выглянуть из окон башни, чтобы увидеть меня. Что касается меня, то ничего, что происходило во дворе тюрьмы, не могло укрыться от моего взора. Пленные воины толпились небольшими группами, радостно жестикулировали и обсуждали мой побег. Неожиданно раздались ругательства. Я увидел, как стражи вынесли во двор Бомона. Его тело и голова были обернуты бинтами. Негодяй лежал на земле под охраной часовых. Не могу вам передать, какую радость я испытал, увидев его. Во-первых, я удостоверился, что не убил его. Во-вторых, судя по реакции моих товарищей, они поняли, что произошло. Они слишком хорошо знали меня, чтобы поверить, будто я бросил его.

Целый день я лежал под прикрытием кустов и слушал, как колокола отбивают час за часом. Мои карманы были полны хлеба, который я собрал загодя, при подготовке к побегу. Порывшись в карманах плаща, я обнаружил серебряную флягу, наполненную превосходным бренди. Таким образом, я провел время, не испытывая особых трудностей. Кроме фляги, в карманах находились: носовой платок красного шелка; изящная табакерка и голубой конверт с красной сургучной печатью. Конверт был адресован начальнику Дартмурской тюрьмы. Что касается фляги, платка и табакерки, то я намеревался отослать их обратно, как только окажусь в безопасности. Что касается письма, то оно привело меня в некоторое замешательство. Начальник тюрьмы всегда относился ко мне с подчеркнутым уважением. Вскрыть его корреспонденцию казалось недостойным человека чести. Я уже было решил оставить письмо под камнем на расстоянии мушкетного выстрела от тюрьмы. Но это может помочь моим преследователям в поисках. Я не придумал ничего лучшего, как оставить письмо у себя и отправить начальнику тюрьмы при случае. Я аккуратно спрятал злополучный конверт во внутреннем кармане плаща.

Прошедший день был солнечным и теплым. Моя одежда высохла. Когда наступила ночь, я был полностью готов продолжить путешествие. В этот раз ошибки не случится. Звезды освещали мне путь и служили ориентиром. Я оставил тюрьму позади на расстоянии добрых восьми лиг. Теперь мой план заключался в следующем: мне любым способом следует раздобыть одежду. Для этого предстоит устроить засаду на первого встречного. А затем я стану пробираться к северному побережью. Там найдется немало рыбаков и контрабандистов, которые пожелают получить награду от императора за то, что помогли беглецу перебраться через канал. Я снял плюмаж с кивера, чтобы не привлекать внимание, но даже без плюмажа, в длинном плаще, боялся, что мундир рано или поздно выдаст меня. Первое, о чем стоит позаботиться, это о хорошей маскировке.

Ночь прошла. Когда наступил рассвет, я увидел небольшой городишко по левую руку. Голубой дымок из каминных труб поднимался высоко в небо. Мне так хотелось завернуть туда ненадолго. Английские традиции так отличаются от наших. Почему бы не рассмотреть их вблизи. Но пока я не избавлюсь от мундира, нечего и мечтать о том, чтобы увидеть, как дикие островитяне пожирают сырое мясо и продают на ярмарке своих жен. Кивер, усы и акцент немедленно выдадут меня. Вздохнув с сожалением, я отправился на север. Вокруг не было заметно и намека на погоню.

К полудню я добрался до уединенной долины. Неподалеку высился небольшой одинокий коттедж. В округе не было более не единого здания. Это был аккуратный домишко с грубоватым крыльцом и небольшим садом, разбитым у самых дверей. Во дворе мирно бродили куры. Я притаился в кустах папоротника и внимательно наблюдал. В этом месте я, кажется, смогу раздобыть все, что необходимо. У меня закончился хлеб. Я чувствовал себя уставшим после длительного путешествия, поэтому после короткой разведки решил все-таки направиться к коттеджу. Я был уверен, что заставлю обитателей предоставить мне все, что пожелаю. По крайней мере, здесь я смогу перекусить жареной курицей или, на худой конец, омлетом. При мысли о еде мой рот наполнился слюной.

Пока я лежал в кустах и строил догадки, кто живет в коттедже, проворный, небольшого роста человечек выскочил на крыльцо. Его сопровождал мужчина постарше, который держал в руке две клюшки. Он передал клюшки своему молодому товарищу. Тот завертел клюшками в воздухе с невероятной быстротой. Пожилой англичанин стоял рядом, смотрел на упражнения молодого с видимым интересом и время от времени давал советы. Затем коротышка взял в руки веревку и стал прыгать через нее, как девчонка. Старик не сводил с него глаз. Как вы уже догадались, я был в высшей степени заинтригован происходящим. Единственное, что могло прийти в голову, это что пожилой англичанин был доктором, а молодой – пациентом, на котором старик испытывает новый метод лечения.

Пока я лежал и удивлялся, старик вынес из дома широкий плащ. Коротышка закутался в него и застегнулся на все пуговицы до самого подбородка. День был довольно теплый. Увиденное сейчас изумило меня больше всего. «По крайней мере, – подумал я, – упражнения закончились». Но оказалось, что все только начиналось. Человек в тяжелом плаще побежал по бездорожью, прямо в мою сторону. Его компаньон зашел в дом. Ситуация складывалась как нельзя лучше в мою пользу. Я стащу с коротышки одежду, а затем отправлюсь в ближайшую деревню, где смогу раздобыть продовольствие. Конечно, цыплята манили, но так как в доме находилось двое мужчин, а я был безоружен, то разумнее будет держаться от них подальше.

Я неподвижно лежал среди папоротников. Вдруг совсем рядом раздался топот ног англичанина. Он бежал, и пот струился у него по лицу. Англичанин выглядел настоящим крепышом, но был настолько маленького роста, что я боялся, что его одежда не подойдет мне. Когда я выскочил из кустов, он остановился и взглянул на меня с нескрываемым удивлением.

– Разрази меня гром! – воскликнул он. – Что за черт? Бродячий клоун из цирка?

Не хочу притворяться, будто я понял его скороговорку.

– Простите меня, сэр, – сказал я. – Но я должен позаимствовать вашу одежду.

– Позаимствовать что? – недоумевающе спросил он.

– Вашу одежду.

– Вот это да! Здесь не обойтись без потасовки, – произнес он. – С какой стати я стану отдавать вам одежду?

– Потому что она мне нужна.

– А если я не отдам?

– Пеняйте на себя, – ответил я. – У меня не останется другого выбора, как забрать ее силой.

Он стоял, засунув руки в карманы тяжелого плаща. На квадратном, чисто выбритом лице появилась издевательская ухмылка.

– Попробуй, если получится, – сказал он. – Ты с виду разумный парень, но на этот раз серьезно дал маху. Я знаю, кто ты. Одного взгляда достаточно, чтобы сказать: ты беглый французик из крепости. Но ты не знаешь, кто я, иначе не стал бы со мной связываться. Послушай, парень, мое прозвище – Бристольский Бастлер. Я чемпион в легком весе, а сюда приезжаю тренироваться.

Он уставился на меня, ожидая, что я упаду на землю после его слов. Но я в свою очередь ухмыльнулся, посмотрел на него сверху вниз и подкрутил усы.

– Вероятно, вы смельчак, сэр, – сказал я. – Но когда узнаете, что вам противостоит полковник Этьен Жерар собственной персоной, то прекратите перепалку и отдадите свои вещи без разговоров.

– Послушайте, месье, оставьте это! – воскликнул он. – Иначе вам не избежать взбучки.

– Вашу одежду, сэр, немедленно! – выкрикнул я и с суровым видом двинулся на него.

Вместо ответа он сбросил тяжелый плащ на землю и стал в странную стойку, прижав одну руку к груди, а другую выставив вперед. Со своей стороны, я ничего не знал о привычках этих людей, но на коне ли, спешившись, с оружием или без, всегда был готов к бою. Понимаете, солдат не всегда волен выбирать условия поединка. Как говорится, с волками жить, по-волчьи выть. Я бросился на него с воинственным воплем и занес ногу для удара. В тот самый момент, когда мой каблук взлетел в воздух, в глазах у меня загорелась яркая вспышка. Я упал на землю и стукнулся затылком о камень. После этого я уже не помнил ничего.

Когда я пришел в себя, то увидел, что лежу на низенькой кровати в скудно обставленной комнате. Голова моя звенела, как колокол. Приложив к ней ладонь, я обнаружил шишку величиной с орех над левым глазом. Ноздри щекотал острый неприятный запах. Я обнаружил, что вокруг головы у меня повязана вымоченная в уксусе тряпица. В углу напротив сидел этот ужасный коротышка. Старший товарищ втирал мазь в его голое колено. Старик был явно не в духе. Он не прекращал ворчать, в то время как коротышка слушал его с угрюмым лицом.

– Никогда еще я не слышал ничего подобного, – ворчал старик. – Я из кожи вон лезу, тренирую тебя целый месяц. А сейчас, когда дело сделано, ты умудрился ввязаться в драку с иностранцем за два дня до поединка.

– Хватит уже. Заткнись на минуту, – ответил коротышка угрюмо. – Ты очень хороший тренер, Джим, но иногда тебе стоит помолчать.

– Самое время ругаться, – ответил старик. – Если колено не заживет до следующей среды, скажут, что ты сговорился с противником. Тогда тебе придется попотеть, пока не найдется олух, который на тебя поставит.

– Сговорился с противником! – зарычал коротышка. – Я победил в девятнадцати боях, и никто не осмелился произнести слово «сговорился» в моем присутствии. Как, черт побери, я мог избежать драки, если парень захотел стащить с меня одежду?

– Ах ты!.. Разве ты не знаешь, что судья и стражники находятся на расстоянии мили от тебя? Ты мог натравить их на него с тем же успехом, что и сейчас. Тогда бы и получил одежду обратно в целости и сохранности.

– Хватит ворчать на меня! – ответил Бастлер. – Я никогда не нарушаю режим, но отдать свою одежду французику, который даже не в состоянии сделать вмятину на круге масла, выше моих сил.

– Чего стоит твоя одежда, дуралей? Разве ты не знаешь, что один только лорд Рафтон поставил пять тысяч фунтов на тебя? Когда в среду ты перепрыгнешь через канаты, то судьба этих денег до последнего пении будет зависеть от тебя. Хорошенькое дельце: явиться на ринг с распухшим коленом и историей о пленном французе.

– Никак не ожидал, что он станет лягаться, – сказал Батлер.

– Неужто ты рассчитывал, что он станет драться по правилам? Тупица, разве ты не знаешь: им во Франции неизвестно, что такое поединок.

– Друзья мои, – сказал я и уселся на кровати, – я не слишком хорошо понял, о чем вы говорили, но многое из сказанного чушь собачья. Мы во Франции немало знаем о сражениях. Поэтому почтили визитами почти все европейские столицы. Очень скоро мы отпразднуем свое прибытие в Лондон. Но мы деремся как солдаты, а не как отбросы общества или уличные мальчишки. Вы ударили меня по голове, я лягнул вас в колено. Это все детские игры. Дайте мне саблю, а себе возьмите другую, тогда я покажу вам, как дерутся французы.

Оба тяжело, чисто по-английски уставились на меня.

– Что ж, я рад, что вы живы, месье, – вымолвил старший наконец. – Вы не подавали признаков жизни, когда мы с Бастлером затащили вас в дом. Ваша голова не настолько крепка, чтобы выдержать хук лучшего боксера в Бристоле.

– Он тоже забияка, бросился на меня, как бойцовский петух, – сказал младший, все еще растирая колено. – Я приложился с размаху левой, и он свалился, как подкошенный. Я не виноват, месье. Ведь я предупреждал, что вам достанется, свяжись вы со мной.

– Зато вы сможете гордиться всю свою жизнь, что получили тумаков от лучшего легковеса Англии, – произнес старик. – Вы схватились с ним, когда он находился на пике карьеры, в лучшей форме, а тренировал его Джим Хантер.

– Я привык к тяжелым ударам, – сказал я, расстегнул мундир и показал две раны, оставленные мушкетными пулями. Затем обнажил лодыжку и место, где испанский партизан пырнул меня пикой.

– Парень держится молодцом, – сказал Бастлер.

– Что за подарок можно было бы сделать из него в полусреднем весе, – заметил старший, – за шесть месяцев тренировок. Он бы удивил многих. Как жаль, что ему придется снова отправляться в тюрьму.

Мне не очень понравилось последнее замечание. Я застегнул плащ и поднялся с постели.

– Прошу вас, господа, разрешите мне продолжить путешествие.

– Бесполезно, месье, – ответил тренер. – Очень жаль отправлять такого человека, как вы, в такое паршивое место, но дело есть дело. За вас назначена награда в двадцать фунтов. Стражники были здесь утром, разыскивая вас. Уверен, что они появятся снова.

Его слова наполнили мое сердце свинцом.

– Вы не можете предать меня! – завопил я. – Я пришлю вам в два раза больше денег, стоит мне ступить ногой на французскую землю. Клянусь честью французского офицера.

Но в ответ старик лишь покачал головой. Я умолял, спорил, говорил об английском гостеприимстве, дружелюбии и отваге, но все было напрасно. С таким же успехом я мог обращаться к двум деревянным клюшкам, что стояли в углу напротив. В бычьих лицах англичан не было ни капли сочувствия.

– Дело есть дело, месье, – повторил старый тренер. – Кроме того, как я выставлю Бастлера на ринг в среду, если его посадят в тюрьму за помощь беглому пленнику? Я должен заботиться о Бастлере, поэтому не могу рисковать.

Кажется, наступил конец моим усилиям и борьбе. Меня вернут обратно, словно заблудшую овцу, которая проломила ограждение и вырвалась наружу. Они плохо знали меня, если рассчитывали, что я смирюсь с подобной участью. Я слышал немало, чтобы понять, где находится уязвимое место англичан. Мне пришлось совершить то, что часто приходилось совершать Этьену Жерару, когда казалось, что не осталось никакой надежды. Я схватил деревянную клюшку и швырнул в голову Бастлера.

– Посмотрим, – воскликнул я, – как ты доживешь до среды!

Малый выругался и вскочил на ноги, чтобы броситься на меня, но старик успел схватить его и удержал на месте.

– Не ввязывайся, Бастлер! – завопил старик. – Никаких штучек, пока я здесь. Проваливай отсюда, французик. Мы желаем видеть лишь твою спину. Беги скорей, иначе я не смогу больше удерживать его.

Отличный совет, подумал я и ринулся к двери. Но стоило мне очутиться на свежем воздухе, как голова закружилась, я должен был прислониться к перилам крыльца, чтобы не упасть. Подумайте только, какие испытания мне пришлось пережить: предательство Бомона, бурю, которая сбила меня с пути, долгий день в мокрых зарослях на одном лишь хлебе и воде, еще одну бессонную ночь и, наконец, удар, которым наградил меня коротышка, когда я пытался отнять у него одежду. Нечего удивляться, что даже моей выносливости пришел конец. Я стоял у стены в тяжелом плаще и помятом, запачканном кивере, опустив голову и закрыв глаза. Я сделал все, что было в моих силах, и не мог уже ничего предпринять. Шум копыт заставил меня поднять голову. В десяти шагах от меня гарцевал на коне седоусый начальник Дартмурской тюрьмы и с ним шесть конных стражников.

– Что ж, полковник, – произнес он с горькой улыбкой, – мы поймали вас снова.

Если отважный человек сделал все, что мог, и потерпел неудачу, его порода проявляется в том, как он принимает свое поражение. Что до меня, то я вынул из кармана письмо, сделал шаг вперед и подал его начальнику с таким изяществом, с каким, вероятно, подал бы его королю.

– К сожалению, сэр, мне пришлось задержать ваше письмо, – сказал я.

Начальник взглянул на меня с удивлением и жестом приказал стражнику арестовать меня. Когда он распечатал конверт и прочитал письмо, на его лице отразилось любопытство.

– Очевидно, это то самое письмо, которое потерял сэр Чарльз Мередит, – сказал он.

– Оно оставалось в кармане плаща.

– Вы носили его с собой в течение двух дней?

– Со вчерашнего вечера.