Текст книги "Спокойное течение жизни (Стж) (СИ)"
Автор книги: Артур Прядильщик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
К тому же сейчас моя голова была занята предстоящим "разговором", а не детскими воспоминаниями. И – самое главное – причинами этого разговора. С чего вдруг бывшим родственникам захотелось поговорить с изгнанником, вышвырнутым несколько лет назад из Семьи?
– Ну-ну... – неопределенно хмыкнул Ламский.
Привели меня в какой-то кабинет, усадили за стол (на место посетителя, разумеется) и ушли, велев подождать...
Вот сижу – жду... Уже час жду. Потом девушка в коротенькой юбочке принесла мне горячий сладкий чай с печеньем, который я быстро уничтожил, а потом – снова ждал...
– Не высыпаемся, господин Радович? – Выдернул меня из дремы голос Ламского.
– Очень уж обстановка умиротворяющая, Иван Иванович!
Удивительно, но, кажется, я выспался! И, по ощущениям, проспал часа два! Это на неудобном-то стуле!
– Говорят, что у людей с чистой совестью – хороший здоровый сон. – Ламский уселся в кресло за столом.
– Или полное отсутствие этой совести. Во всяком случае, я знаю как минимум одного человека, который хорошо и крепко спит, будучи бессовестной мразью.
– Кажется, я догадываюсь, кого ты имеешься ввиду, Олег... – Покивал головой Ламский. – Наш разговор будет записываться... не возражаешь?
– С моей-то чистой совестью? Ни капли!
– Кхм... Олег. Как ты понимаешь, мне нужен однозначный ответ на этот вопрос.
– Нет, Иван Иванович, я не возражаю против ведения записи нашей сегодняшней беседы.
– Замечательно! Итак. Среда, восьмое сентября 7511 года, двадцать два часа сорок минут. ("Вот это я "придавил"!") Беседу ведет Ламский Иван Иванович. Олег Ильич, представься, пожалуйста.
– Олег Ильич Радович, ранее – Сварог. – Ламский прищурился и усмехнулся, но промолчал. – Восемнадцать лет. Родился шестого мая 7493 года в Москве.
– Хорошо. Честно говоря, я удивился, когда узнал, что ты вернулся в Москву, Олег. Как тебя сюда занесло? Ты же в Киржаче учился?
– А уж как я удивился, когда меня сюда чуть ли не насильно перевели! Руководство Политеха почему-то решило, что такой умный и талантливый мальчик должен получать образование в центральном филиале Университета, а не в глухой провинции...
– Бывают же совпадения! – Очень натурально восхитился Ламский.
– А что с чем совпало, Иван Иваныч?
Но Ламский, разумеется, не позволил себя поймать:
– Олег, я ж тебя учил... когда-то... тут я задаю вопросы, а ты отвечаешь... И – никак иначе!
Вообще, то, что говорит Ламский – совершеннейшая ересь – теория допросов никак не соотносится с данной ситуацией. Он вообще не имеет права меня допрашивать, представляя частную лавочку. Но зачем же ссориться?
– А-а-а... Да, припоминаю, Иван Иванович. Чему-то такому меня, действительно, учили. Прям, как знали, как знали...
– Ну, не будем отвлекаться. Пятого сентября 7511 года... Олег, попытайся вспомнить, что ты делал в этот день.
– Ну... Иван Иванович. Ну, вы спросили...
– Это воскресенье, если ты запамятовал...
– Готовился к отъезду в Москву, потом ехал в Москву, потом приехал в Москву... Хотя, нет – приехал я уже ночью в понедельник.
– Подробно, Олег. Подробно. Вот, проснулся ты... во сколько ты, кстати, проснулся, и где?
– В своей постели в общежитии... К сожалению, один... – Тяжко вздохнул я, заглядывая в вырез блузки секретарши (или помощницы... или кто она здесь?), снова принесшей чай и сладости. Та стрельнула проказливыми глазками. – Совсем один... – Совсем жалобно протянул я, подмигнув ей.
Подробно, по часам, даже по минутам, я вспоминал воскресенье и описывал весь день. Разумеется, эпизод с дракой в электричке плавно обошел – ехал и ехал, в окно смотрел... к тому же формально эта драка случилась за полночь... То есть уже в понедельник. А рассказать-то меня просили про воскресенье. Ламский уточнял, записывал фамилии тех, кто может что-то подтвердить.
– Ага... а потом?
Рассказываю, как ехал на метро, как заселялся в заранее забронированный номер гостиницы...
Такое впечатление, что у них кого-то убили или что-то ценное украли. И случилось у них эта неприятность примерно с двух до трех часов дня в прошедшее воскресенье, если судить по особому интересу Ламского именно к этому промежутку времени...
– А почему тебя в Москву перевели?
Вздыхаю, но тоже рассказываю... несколько раз.
Допрос длился где-то часа три-четыре. Ламский совсем замордовал меня уточнениями, многократным повторением одних и тех же эпизодов... Нормальный такой добротный допрос одного из свидетелей.
А "короткая юбочка" Марина – секретарша Ламского – все это время таскала мне чай, пирожные, конфеты и печенье, постреливая доброжелательным взглядом... Сладости – это хорошо: при стесненных средствах в них постоянно ощущается потребность... А организм-то молодой и мозг, что характерно, развивающийся (будем надеяться) – сахар нужен, много-много сахара!
– Что ж, Олег. Спасибо за то, что нашел время с нами встретиться и поговорить! Не смею тебя больше задерживать! Конец записи. – Он показательно щелкнул мышкой настольного компьютера. – Можешь идти. На ворота я сейчас позвоню. Дорогу до станции помнишь?
Я поднялся и вежливо улыбнулся:
– Благодарю за чай, Иван Иванович. Я как раз успею к утренней электричке!
– Всего хорошего, Олег Ильич!
– И вам не хворать, Иван Иванович!
+++
Итак, мало того, что обратно к гостинице меня отвозить не стали, так еще и на мой намек на то, что последняя электричка давно ушла – не обратили никакого внимания!
А ведь когда-то на лимузине меня в эти ворота ввозили и охрана честь отдавала... А теперь – будто щенка под забор выкидывают. Топай. Ножками – ножками.
Обиделся? Не-е-ет. Удивился. Сильно удивился.
Дело в том, что в эмоциях Ламский не испытывал ко мне негативных эмоций. Более того, была симпатия и приязнь! Но его действия в конце допроса... точнее, бездействие... Будто он, выкидывая меня за ворота в два ночи, выполнял некий приказ или часть плана. Ну и небольшим чувством вины в меня от него плеснуло...
Посмотреть на мою реакцию? Напасть по дороге? Нет, вряд ли – на платформе камеры и жандармерия, а в Москве я так и так окажусь только утром, в огромной толпе, спешащей на работу... Так что, наверно, именно посмотреть на реакцию... Но как-то сложно все накручено, сложно...
Опять-таки, зачем им потребовались мои показания? Что у них такого стряслось в прошедшее воскресенье после полудня?
А еще я огорчился в ожидании грядущих неприятностей – если они не удовлетворятся моим рассказом (а они вряд ли им удовлетворятся), то будут собирать доказательную базу... включая записи с камер наблюдения электрички. И вот тогда Олегу Радовичу будет очень и очень грустно – придется ему, Олегу, объяснять, некоторые непонятные моменты с бесконтактной транспортировкой тела по воздуху... Черт, как же не вовремя этот Ковыль там оказался! Да и я хорош – мог бы спокойно "на пресс" принять тот детский удар!
Охранники на воротах, не будучи посвящены в хитросплетения внутрисемейных отношений, сильно удивились и даже не хотели меня сначала выпускать:
– Ты куда на ночь глядя, отрок?
– На станцию. – Самое интересное, что не вру ни капли!
– Ты на часы смотрел, парень? Какая электричка в два часа ночи!
Пожилой охранник кивнул на часы над входом. Два – ноль четыре.
– А у меня персональная электричка в два десять.
– Два десять? Так ты опоздал уже! Не успеешь за пять минут до станции добежать...
– Это специальная электричка – у нее стоянка двадцать минут. Как раз успею.
– Лёх, звякни-ка в караулку... кажется, один из отроков не выдержал "Городка" и намылился в самоволку.
Было понятно, что звонить дежурному по поместью второму охраннику совершенно не хочется:
– Так Ламский же звонил уже!
– А этим детишкам голос подделать – что тебе два пальца в розетку сунуть.
– Да вроде не завозили детишек в последнее время... – Удивился напарник, тем не менее прижимая к уху телефонную трубку и надавливая кнопку.
Спокойно жду, пока идут переговоры по телефону. В конце концов, вопрос решен – охранники, пожав плечами, отворили калитку в воротах и выпустили меня из гостеприимного поместья. На лицах – одинаковое выражение "Чего-то мы не понимаем".
– Ну, вот! – Громко огорчаюсь. – Теперь только на "два-сорок" успеваю!
Ну, зато кулинарией всякой и чаем на неделю заправился... Со сладким у бывших приютских очень нежные и трепетные взаимоотношения. А чай Мариночка заваривала очень вкусный.
Кстати, о чае!
Свернул к забору и расстегнул ширинку... Охранники, наверняка, смотрят сейчас на мониторы, из чистого любопытства отслеживая дальнейшее перемещение странного парня, которого руководство приказало выпустить в два часа ночи из поместья.
Ох, хорошо-о-о...!
Интересно, отреагируют? Вызовут наряд, как по уставу положено (и появится этот наряд минут через пять... чтобы попытаться догнать одного-единственного парня, помочившегося на забор), или сделают вид, что не заметили?
+++
– Хорошо-о-о. – Простонал Ламский, открыл глаза и посмотрел на монитор. – М-да... Обиделся парень. Хорошо, что мы его ужином кормить не стали...
– А я бы тоже обиделась! – Девушка бросила на монитор любопытный оценивающий взгляд и фыркнула. – Ну, не так, конечно, но точно обиделась бы!
– Иначе было нельзя, Маришка... Чуть сильнее сожми... Да, вот так... М-м-м...
– А почему?
– Почемучка ты, Марь... Да-да, вот так... О-о-о...
– А все-таки?
– Почемучка и въедливая! Так надо, Марь... Ох... Ох... О... О, да-а-а! Да! Ух...
– Странно как-то...
– Спасибо тебе, родная – теперь почти не болит. Молодец! Мамка научила так с папкиной шеей обращаться?
– Но это же неправильно! – Не позволила Марина сменить тему разговора.
– Дочь! Опять ты... Вот смотри, сейчас папка тебя сильно удивит! Хочешь?
– Конечно!
– Дай-ка телефон...
+++
– Старший унтер-офицер Дерюгин! Ваши документики, гражданин! – Старое, как мир, и до слез знакомое. – Та-а-ак... Радович, Олег Ильич... Почему на скамеечке спим, Олег Ильич? Да еще и на станции Кратово? Когда вот тут у тебя я вижу квитанцию о бронировании номера... Где ты там номер забронировал, Олег Ильич?
Старший унтер-офицер Дерюгин грозно шевелил усами и нависал. Не то, чтобы старший унтер-офицер Дерюгин был очень большим, но – каким-то он был квадратным, коренастым крепышом, неудобным. Я бросил взгляд на часы над платформой... Два-сорок. До первой утренней электрички еще два часа! И ведь только-только засыпать стал на неудобных креслах, предназначенных для сидения, а вовсе не для лежания.
– Гостиница "Московские зори", господин старший унтер-офицер. Улица генерала Емельянова, дом... э-э-э... дом не помню, господин старший унтер-офицер... Но не больше десяти!
Вообще-то, дом одиннадцать, но надо добавить в образ повесы и раздолбая толику достоверности.
– Ну и почему ты спишь не в гостинице "Московские зори", а на станции Кратово? Да еще и на скамеечке?
– На последнюю электричку опоздал, господин старший унтер-офицер.
– Хм?
– У девушки задержался – чаек с плюшками гонял...
– Хм?
– Девушка живет в Кратово. – Вздохнул я. – На улице Зеленой... но дом я вам не скажу, господин унтер-офицер, извините. Прошу меня понять!
– Ай-яй-яй... И сколько же было идти от улицы Зеленой до платформы, господин Радович?
– Пятнадцать минут. Если по улице. А если через Коровий Овраг, то – семь. А если бежать, то и за пять уложиться можно.
Если за эти пять лет там все-таки построили забор – я попал!
– Хм, и короткую дорогу уже к своей... разузнал, хе-хе... И расписание, небось, наизусть помнишь... Что ж ты так не рассчитали-то?
– Ну... – Смущенно чешу затылок. – Общение очень уж интересное пошло в самом конце...
Жандарм, повернулся к напарнику – тоже невысокому, но пожиже.
– Сань. Спроси там, наши кого-нибудь уже прихватили?
Я занервничал, а напарник поднес к губам рацию. И – спустя минуту переговоров:
– Никак нет. Обезьянник пустой.
– Отлично! Следуйте за нами, Олег Ильич!
– А что я сделал-то? – Только этого мне не хватало! Ну, что за день такой!
Или – вот для этого меня "выкинули на мороз" из поместья? Чтобы я попал в караулку? Как-то мелко это для Сварогов!
– Общественный порядок нарушал – спал в неположенном месте! – Веско припечатал унтер-офицер, но тут же расплылся в улыбке. – Не боись! До утра в обезьяннике поспишь, а не под открытым небом, а на первую электричку я тебя разбужу... Девушка-то красивая?
– А то стал бы я последнюю электричку пропускать!
Оба жандарма гоготнули одновременно – мощно, утробно... и одобрительно – эмоционально они были настроены добродушно. И, судя по тем же эмоциям, поверили.
Странно. Не подстава это. Во всяком случае – не похоже. Или – сделана на том самом уровне интриганства, которое недоступно обычному боевику-ликвидатору, которым, по сути, и является любой "гантцтер".
– Коль, оформи на молодого человека незначительное нарушение общественного порядка... ну – намусорил на платформе, допустим. Добавь, что "выбрана мера пресечения – воспитательная беседа в помещении участка. Беседу провел старший унтер-офицер Дерюгин. Задержанный осознал свою вину и раскаивается"... Эй, задержанный? Ты ж раскаиваешься?
– У-у-у, как раскаиваюсь, господин унтер-офицер!
– То-то ж... Давай, распишусь... Задержанный, тоже распишитесь!
В изоляторе временного задержания мне постелили тулуп и выключили свет, оставив только красный дежурный...
+++
– Спасибо, Михал Юрьич! Что? Да нет, ничего он не натворил! А что он сказал? У красивой девушки чай с плюшками гонял? Надо ж – даже не соврал! Хе-хе... Спасибо тебе еще раз, Михал Юрьич! Буду должен!
Ламский положил трубку и хитро посмотрел на чуть покрасневшую дочь.
– Да-а-а, папка... – Фыркнула она. – Недаром тебя Хитрым Лисом прозвали!
– Это кто еще тебе про Лиса разболтал?!
– Ой...
– Мамка, небось? Ну, я ей...
+++
Девушки в Университете смотрели только на меня!
Но совсем не так, как должны смотреть прелестницы на такого красивого и замечательного парня, как я! Взгляды были осуждающие, насмешливые, жалостливые и даже брезгливые! Все это подкреплялось соответствующим эмоциональным фоном.
Объяснялся весь этот негатив просто: я, конечно, выспался (ведь спал в теплом помещении, а не собирал утреннюю росу на платформе), но вид имел помятый – валялся-то в одежде... ну, разве сюртук снял и туфли сбросил.
Так что на фоне отутюженности и накрахмаленности остальных студентов – смотрелся откровенно вызывающе и провокационно.
Староста не преминул прополоскать мне мозги, поставить на вид и проехаться по самолюбию... Главное – и сказать-то в свое оправдание нечего! А очередной лектор, осмотрев группу, задумчиво остановил взгляд на мне:
– Попали с утра под машину, Радович?
Аудитория хмыкнула весьма сдержанно – шутка была так себе – и застыла в ожидании моей реакции...
– Ну, не под машину, а под поезд. Не утром, а ночью. И не попал, а опоздал... А так – да – вы совершенно правы, Пал Дмитрич! Совершенно!
+++
– Господин Радович? Олег Ильич?
Два официально одетых господина стояли перед моим столиком... М-да... спецслужбы в любом из миров ни деликатностью, ни чуткостью не страдают... смысл?
А ведь я только-только приступил к поеданию этого замечательного низкокалорийного, с большим содержанием клетчатки и витаминов, салатика! И главное достоинство этого блюда – оно было сравнительно недорогим! Для ЭТОЙ столовой. К тому же, этот салатик замечательно оттенял килограммы поглощенных мной ночью сладостей.
Оба господина – в длинных черных сюртуках со стоячими воротничками. Черные брюки, черные тонкие перчатки, черные лакированные туфли... Им бы еще гарнитуры в уши и солнцезащитные очки для завершения образа спецагентов.
Внимание к себе этих двух – то ли "клериков Тетраграмматона", то ли "агентов Смитов", то ли "Нео и Морфиуса" – я выделил из общего фона еще минуту назад. Я даже успел уничтожить половину салата, понимая, что рискую потерять потраченные на него деньги!
Краем глаза отмечаю несколько "воздушных стеблей" – ну, до чего ж любопытный народ тут учится! Ощущают ли "стебли" "агенты"? Даже если да, то вряд ли их это хоть как-то беспокоит... особенно, если я угадал их организационную принадлежность.
– Мы можем поговорить, господин Радович? – Вежливо спросил меня тот, что постарше.
– Конечно, господа! Мы можем поговорить. Я прошу лишь минуту на уничтожение вот этого салатика... Если б вы знали, сколько он тут стоит, вы бы меня прекрасно поняли!
От студентов слышится фырканье. Незначительная доля фырканья окрашена презрительными эмоциями, но общий эмоциональный фон, от тех, кто поумней – и таких большинство – одобрительный.
– Служба Имперской Безопасности! – Один из агентов, молодой и какой-то...резкий, демонстрирует мне "ксиву". – Следователь по особо важным делам Казанцев.
Бляха с двуглавым – да-да! – орлом, мечами, щитами, девизом и прочими геральдическими прибамбасами и номером "398731" пускает зайчика в глаза и снова исчезает в кармане пиджака.
Сверкать такими цацками при всех... Идиот ты, Казанцев, а не следователь по особо важным делам!
Ну, а второй-то что? Я перевел взгляд на второго "мистера Смита", который был постарше. Тот только что справился с лицом и перестал играть желваками – видно, что подрастающая смена успела засесть в его печенках или еще в каком нежном ливере.
– Мы настаиваем на срочной беседе! – Молодой попытался добавить металл в голос... но получилось это у него паршиво, если честно.
Старший взмахом руки остановил порыв молодого балбеса:
– Мы ждем вас через десять минут в деканате, господин Радович. – И, поколебавшись, с сомнением добавил. – Приятного аппетита! Действительно, такой салатик – грех не доесть!
Агенты покинули столовую, а салатик свой я доедал, тщательно пережевывая и не торопясь – под любопытными взглядами и в полнейшей тишине... по-моему, даже повара греметь поварешками (или чем они там гремят?) стали тише.
+++
СИБ. Служба Имперской Безопасности. Местный жупел и пугало. В этом мире – полноценный заменитель КГБ. Как функционально, так и фольклорно. И, судя по тому, что толком об этой службе мало что неизвестно (ни выступлений деятелей этой организации, ни официальных коммюнике, ни воспоминаний ветеранов или перебежчиков) – действует эта организация достаточно эффективно и решительно.
Уровень расследования, которое ведут эти двое, тоже можно оценивать, как достаточно высокий. Как минимум – преступление, которое они расследуют, имеет непосредственное отношение к государственным интересам.
Эти двое – достаточно сильные маги – тут без вариантов. Иначе просто быть не может. Молодой и старый. Видимо, молодой – новичок, которого отдали для натаскивания старому бывалому волку. Вот только... или молодой – бестолковый, или бывалый – плохой наставник.
То, что дело как-то связано с тем, зачем меня возили к Сварогам – про это даже и говорить не стоит, это и так понятно. Плохо, что я по-прежнему не знаю, что случилось. Ну, вот разве что: это "что-то" произошло у Сварогов, это "что-то" имеет отношение к государственным интересам, это "что-то" случилось в воскресенье между двумя и тремя.
Впрочем, нет – то, что я не знаю, что стряслось – это даже хорошо. Убедительней докажу свою невиновность... и – возможно, может быть, вероятно – от меня отстанут и жизнь вернется в привычную колею.
А салатик закончился... Я даже старательно подобрал все листочки с тарелки. Ну – все! – больше поводов оттягивать "беседу" с агентами СИБ я придумать не мог. Пришлось подниматься, обозначать легкий благодарный кивок в сторону раздачи и под обстрелом заинтригованных взглядов, подхватив сюртук, направиться в деканат.
Весть о визите "сибовцев" в университет и о "виновнике" этого визита – если судить по эмоциональному фону – уже гуляла по учебному заведению. В коридорах оказалось неожиданно много студентов, делавших вид, что направляются по своим делам. Но мы-то знаем...
+++
Игра в «доброго и злого полицейского» шла настолько бездарно и топорно, что агент Ивлев (тот, что был старшим в паре) не выдержал и посадил молодого Казанцева за протоколирование допроса. Что, правда, не исключало вероятности ведения аудиозаписи.
"Беседа" проводилась в одной из свободных комнат деканата, которую торопливо очистили озадаченные преподаватели, только-только разложившие свои домашние обеды.
Второй из агентов, старший, оказался более вменяемым. И, кстати, предъявил свою бляху и представился – Игнат Дмитриевич Ивлев, старший следователь по ОВД, подполковник (!) – только после того, как комната опустела и был установлен Полог (действительно, оба агента были неслабыми магами – Первые Разряды или даже Кандидаты, а может даже и Мастера...).
– Говоришь, тебя вчера вечером уже допрашивал эс-бэ Сварогов в имении "Ламские холмы"? – Поинтересовался Ивлев, когда Казанцев, пытавшийся давить на меня и лезущий с замечаниями к месту и не к месту, наконец уткнулся в лист протокола.
– Не допрашивали, господин Ивлев. Допрашивать меня имеете право только вы и следователи жандармерии. При предъявлении соответствующих полномочий. А в поместье "Ламские холмы" мне задавали вопросы, на которые я добровольно отвечал...
– "Теория и практика допросов", да? Говорят, детишки в Семьях и такой предмет изучают?
– Нет, Игнат Дмитриевич. Конституция Российской Империи. Глава вторая "О правах и обязанностях российских подданных", пункт тридцать первый. Девятый класс общеобразовательной школы.
– И о чем же тебе... задавали вопросы?
– Их интересовало мое алиби в воскресенье. А так же причины перевода в Московский Университет.
– Алиби? А тебя в чем-то обвиняли?
– Никаких обвинений, кроме "да на тебя печенья не напасешься, проглот ты эдакий!" предъявлено не было.
Ивлев чуть заметно усмехнулся, а Казанцев нахмурился... с чувством юмора у него тоже полный... Ну – ожидаемо, ожидаемо.
– Причины, по которым Свароги тебя допра... э-э-э... испытывали любопытство, тебе раскрыли?
– Нет... Разрешите вопрос, господин Ивлев!
– Нет, – Покачал головой Ивлев, предугадав вопрос. – Государственная тайна.
– Понял.
– Когда закончился допрос?
– В два часа ночи.
– Переночевал в поместье?
– Нет.
– "Нет" и все?
– Нет, не все. Покинул поместье в два часа пять минут (часы на проходной), в два часа шесть минут пометил – простите за подробности – забор поместья... с внешней стороны... и отправился на платформу.
– То есть сел на электричку и...?
– Ну, Игна-а-ат Дмитриевич! Последняя подмосковная электричка идет через Кратово в ноль-ноль!
– Ах, да... забыл. То есть лег там на скамеечке и заснул, да?
– Там не скамеечки, а эти гадские пластиковые сидушки – лежать на них невозможно! Тем более – спать.
– Ага... То есть лег на голый бетон и сладко уснул?
– Не на бетон, а на плитку. Нет. Был задержан нарядом транспортной жандармерии за нарушение общественного порядка и препровожден в участок номер... Вот номер не помню...
– Ага... Хорошо. И плохо, что не помнишь. Ну, а офицер, проводивший задержание? Имя, Фамилия, Звание. Это-то хоть помнишь?
– А как же! Старший унтер-офицер Дерюгин был очень... убедителен, когда проводил беседу! Такого, попробуй, не запомни!
– Дерюгин... Паша, записал?
– Ага!
– Хорошо-о-о... А потом?
– Потом меня растолкали и посадили в электричку.
– Во сколько?
– Электричка – вторая – шла в пять десять. На первую – в четыре сорок пять – меня разбудить не успели.
– Оч-ч-чень интересно, Олег. Очень. Ну, что ж... Подписывай протокол. А, да, правильно – сначала прочти... А теперь возьми ручку и бумагу и письменно опиши свой день в воскресенье. То есть то же самое, что ты рассказывал у Сварогов. Потом подпишешь. Понятно?
– Так точно, господин Ивлев!
– Пиши!
Я постарался подробно, с указанием времени и свидетелей, написать сочинение "Как я провел это воскресенье". Разумеется, промежуток времени между двумя и тремя часами дня постарался описать не более подробно, чем все остальное.
Внимательно перечитав мой труд, Ивлев пошевелил усами над особо заковыристыми перлами, покивал, сказал несколько раз свое "ага-ага".
И засунул руку во внутренний карман пиджака.
– Олег Ильич, вам знаком этот предмет?
На столешницу лег маленький прозрачный пакетик. В пакетике находился крохотный сплавленный кольцеобразный кусочек металла, сквозь отверстие был продет кожаный шнурок... видимо, для ношения этого "украшения" на шее.
Дыхание вдруг перехватило, сердце бешено застучало, на лбу выступила испарина – откуда-то прорвались чужие эмоции и я потратил несколько секунд на то, чтобы успокоиться.
– Да... – Я прокашлялся и повторил. – Да. Мне знаком этот предмет.
Ивлев преобразился. Вместо сравнительно пожилого чуть флегматичного доброжелательного дядьки за столом теперь сидел опаснейший хищник. Я ощутил, как вокруг дрогнул воздух – и меня чуть прижало к стулу. А ведь это никакой не Кандидат... это Мастер!
Я с трудом удержался от нанесения удара... Да! Инстинкты требовали бить на опережения и – сразу – на поражение. Только в этом они усматривали путь к спасению!
– Что. Это. За. Предмет.
– Похороны матери. – Выдавил я. – Весной восьмого года. Мне передали коробку с прахом. И письмо. В письме... развеять прах по ветру в чистом поле... Я начал... А там выпало это... Это брошь. Видимо, персонал не увидел, когда готовил. К кремации.
– Оч-ч-чень хорошо...
– Вы подняли этот предмет и...? – Включился Казанцев.
– Нет! Не поднимал! Там на земле он и остался. Я тогда был сильно... немного не в себе – не захотел прикасаться к ЭТОМУ. Думал – не имею права! Я же думал, что она от меня тоже, как этот мудак... А оказалось – нет. И он ее тоже выгнал... За это! Мы же почти рядом жили... а я даже не знал. Думал, что она тоже...
Честно говоря, не ожидал от себя подобного эмоционального взрыва... Олег Дорин и Сай Нагава отошли в сторону и не вмешивались... просто не знали, что в этой ситуации можно сказать... Стояли где-то в стороне, уперев взгляд в пол и не знали, что сказать...
– Ты убил своего отца за то, как он поступил с матерью? – Мягко спросил Ивлев.
Во-о-от оно что! Ну, ни... себе! Кто-то пришил этого мудака! Этого огненного монстра?
Играть удивление, потрясение и... радость мне даже не пришлось:
– Нет! Не убивал! А его убили? – И – Олег Радович снова не играл – губы расползлись в мстительной злорадной ухмылке... – Уби-и-или...
– А кто его убил? – Вкрадчиво и – тут же – как удар хлыстом – Кто его убил?!
– Не знаю, – Все так же глупо улыбаясь. – Но я за этого благодетеля жертву принесу. Любому из богов!
– Спокойно, Олег Ильич! Спокойно! Паша, дай водички – вон графинчик... Выпейте. Пейте, я сказал! Вот так... вот так...
Через минуту я успокоился. Снова стал единым. Олег Дорин и Сай Нагава возвратились на место и стали думать вместе.
– Откуда... это? – Спросил я, кивнув на кусочек металла.
– Государственная тайна... Господин Радович, вы потом видели этот предмет?
– Нет.
– Точное место, где развеяли прах, указать сможете?
– Северная сторона... Там специальная площадка расчищена... как раз для таких случаев.
– Кто-нибудь видел, как вы развеиваете пепел?
– Жрец-Распорядитель... наверно. Он мне вручил письмо и коробку, но видел он или нет – не знаю...
+++
Старший следователь по особо важным делам Службы Имперской Безопасности Игнат Ивлев с сожалением смотрел вслед вышедшему из кабинета студенту... Вот куда эти умненькие и хитренькие после окончания институтов деваются? Почему в СИБ идут такие тормоза, как этот Казанцев? И ведь не обучается этот долбо... дятел совершенно – уже столько раз он ему объяснял... Может быть, попытаться еще раз?
– Игнат Дмитриевич! – Напомнил о себе молодой напарник. – В подписке о неразглашении не было пункта "Обязуюсь держать втайне факт беседы"! То есть содержание – да, а сам факт...
– Паша, – Игнат Дмитриевич вздохнул... и поймал себя на том, что в последние дни при общении с молодым напарником делает это все чаще и чаще – только и занимается тем, что вздыхает. – Паша... Ну, вот представь себе: дознаватели – а это такие же классные ребята и тертые профессионалы, как мы с тобой – допрашивают этого хитрого паренька, потому что "факт беседы", как ты выразился, стал вдруг известен... Что на это скажет Радович? Вот как бы ты на его месте оправдался, а?
То-то ж! Казанцев понял и покраснел. Ну, может для него еще не все потеряно, раз краснеет.
– Правильно краснеешь, Паша, правильно. Он скажет, что агент Казанцев сам (сам!) продемонстрировал свою бляху агента СИБ в столовой, до отказа заполненной любопытными студентами...
Помолчали...
– Игнат Дмитриевич... он врал? Ну, просто... разговоры... о вашем чутье...
– Нет, Паша. Он не врал. И то, что мы до этого собрали, указывает на то, что у парня стопроцентное алиби на момент преступлений... И про этот предмет он не врал... Надо же – брошь! Брошь матери! А папашу он ненави-и-идит... ох, ненави-и-идит!
Ивлев поднялся и потянулся – такое мощное Давление Эфира слегка утомляло.
– Поехали в Управление... А по пути, – Он повторил кровожадную улыбку Радовича, и Казанцев поежился. – По пути мы разберем некоторые ошибки, допущенные следователем по особо важным делам СИБ, поручиком Павлом Геннадьевичем Казанцевым...
+++
– И что же это было, господин Радович? – Налетела на меня после последней лекции Дарья Прокопович, а остальные навострили уши. – Вы совершили коронное преступление, раз с вами пожелали пообщаться грозные люди из СИБ?
– Вообще-то, госпожа Прокопович, я был непозволительно беспечен и подписал какую-то мятую бумажку... там что-то о неразглашении этой информации...
Прокопович надутыми губками и скрещенными под грудью ручками (эдак на один размер увеличивших и без того немаленький бюст) наглядно показала, что подписка о неразглашении – где-то там, далеко, а она – вся такая-растакая – здесь, рядышком... И пора бы мужчине определиться, что для него важнее – презренная бумажка (подписанная, явно, сдуру) или очень красивая девушка с вполне взрослыми формами!
– Но не в силах противостоять вашим чарам, обворожительная Дарья Михайловна, я с радостью пойду даже на такое преступление и признаюсь... – Доверительно наклоняюсь к девушке, а та, все прекрасно понимая, но желая поддержать шутку, включает Полог, картинно прикладывает ладошку к ушку и тоже наклоняется. – Признаюсь только вам, Дашенька! Дело в том, что...
