Текст книги "Чэч: Сезон дождей (СИ)"

Автор книги: Артур Фатыхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Да, ты же хотел добыть душевники? Вот с нхан су и Шум-шу можешь их и вырезать. Времени на это потратить не жалко. Но все отдашь Чэчу, – всё же он заслужил.

– Хорошо. С тварью он, действительно, красиво справился, словно не в первый раз. А по его уровню и не скажешь.

– Н’гур, чем ты его рассказы слушал, он же говорил, что со своей ватагой в основном на демонических тварей охотился. На них так быстро, за сезон, и поднялся.

Где-то через полчаса вереница бывших пленников покинула зал арены. Впереди нагруженный словно верблюд с Земли, к тому же держащий ручки носилок, шёл Дондар. Вряд ли кто-то, кроме него, мог быстрее найти выход из незнакомого замка. Этому врождённому умению не помешал бы и проклятый нигатор магии.

А вот Проф шёл последним, то и дело разбрасывая по сторонам огненно-багровые сферы. Одно из самых первых изученных умений, почти не затрачивало ещё не полностью восстановившиеся силы старика. Сферы самостоятельно находили то, что могло быть пищей для заключенного в них, словно в яйцах, огня и замирали, дожидаясь своего часа. Кронсир Итильский не собирался оставлять целым замок, который, несомненно, в скором времени попытаются вновь занять демоны. Хотят занять, – пусть отстраивают заново. А Кронсир при первой же возможности передаст координаты замка в Тайную стражу Империи.

По крытой галерее они подошли к воротам, ведущим наружу из замка. Стараясь не вляпаться в растерзанные останки стражи, – теневые гончие не упустили ни одного демона, гном и орк распахнули ворота. А там стеной шёл дождь.

– Ну, что, друзья, наш путь лежит на восток! Нас ждут дома! – пафосно произнёс профессор. – Ах да…

Старик обернулся, щёлкнул пальцами, и первым вышел под дождь. А за его спиной разом лопнули сферы и загудело пламя большого пожара, охватывающего демонический замок.

Глава 10

Ватага Чэча

Цепляясь рукой за всё, что только можно, Угез выбрался из фургона на облучок и перевёл дух. Ходьба по покачивающемуся, пусть и плавно, благодаря отличным рессорам, полу давалась ему ещё с трудом. Отвык за столько лет, а тут ещё деревяшка вместо ноги, на которую приходится с опаской опираться. С ней по земле-то не ходишь, а шкандыбаешь, а уж при такой качке.

Но больше возницу напрягало, не позволяя расслабиться, опасение, что он может неловко грохнуться на виду у мужиков. Не, понятно, что шутить или, того хуже, глумиться никто из них не будет. Даже встать помогут в случае чего, – народ в ватагу подобрался неслучайный, давно друг другу всё доказавший и уважавший близких не только за силу. Вон, парни, хотя на много лет старше Миклуша, слушаются его с полуслова не потому, что он считается названным сыном их пропавшего бугра, а зато, что многое знает и умеет, хотя его опыт в бродяжьем деле всего-то месяца на три побольше будет, оказывается.

Прохладный влажный воздух приятно холодил распаренное в жарком от топящейся печки фургоне лицо. Но хотя внутри уютно и тепло, здесь на облучке, несмотря на прохладу и капли дождя, залетающие под полог, ему было привычнее. «Комфортно», – проговорил про себя возница, смакуя непривычное слово, услышанное как-то в трактире Толстого Жана. Раньше он о таком комфорте и мечтать не мог. Одна тарелка горячей мясной похлёбки чего только стоит, ради которой не надо вставать на привал, искать дрова, потом приготовить, и только часа через два-три поесть. А здесь… Всё на ходу, фургон даже не остановился ни разу.

Понаслаждавшись ещё немного мгновением, недолго, – удара два, вдруг застучавшего быстрее, сердца, Угез смутился, как мальчишка, пойманный подглядывающим за переодевающими соседскими девчонками. Пока он тут кайфует, в кресле за вожжами борется с усталостью и сном Джок.

Как только Агееч громко сообщил всем, что ужин готов: «Извольте жрать, пожалуйста», Полусотник решил закончить истязание молодняка и объявил о завершении пробежки. Молодёжь разразилась тихими воплями благодарности небу. Больше всех усердствовал долговязый, за что и был оставлен Иваном на облучке подменить возницу, пока тот будет ужинать. «Если и радуешься чему-то в рейде, делай это тихо, еле слышно. Усёк?». Угез попытался было возразить, мол, пусть пацаны сначала поедят… Но замолчал, прерванный взглядом Полусотника. Позже, за ужином суровый наставник, шёпотом, чтобы не слышал напарник Джока Гнак, сидящий около печки, пояснил своё решение:

– Он пока, после тренировки, ещё держится, а тут в тепле его совсем разморит. А после этого выходить к тебе на смену, совсем мука будет. Пусть уж сейчас потерпит, а потом сразу спать ляжет.

Эти слова заставили, чуть опешившего, Угеза работать ложкой шустрее. А когда он, доев, пошёл к печке, чтобы помыть за собой тарелку в ведре с водой, мелкий гоблин поинтересовался:

– Добавки? Нет? Тогда оставь тарелку, я сегодня дежурный по кухне, – помою.

– Да я сам могу помыть. – Опешил возница.

– Ещё намоешься, когда твоя очередь дежурить придёт. А если поел, иди лучше Джока смени. А сбитень, как заварится, я тебе сам на облучок принесу, вместе с бутербродами.

Что тут скажешь? В каждой ватаге свой уклад.

– Вставай, парень, смена пришла. Иди отдыхай.

Сонно кивнув, Джок поднялся.

– Пост сдал.

– Пост принял, – ответил Угез, уже не удивляясь почти армейским порядкам, в обычной с виду ватаге бродяг.

– Подтверждаю. – Кивнул Джок. – Спокойной вахты.

– И тебе хорошего отдыха, парень.

– Хоро-ошо. – Плюхнувшись в левое кресло, протянул Угез. – Хорошо!

Как ни комфортно и тепло сейчас было внутри фургона, здесь на облучке было привычнее, а значит, – хорошо. И пусть шальные капельки бушующего ливня, залетают под навес, то дело привычное. Да и широкие поля шляпы хорошо защищают от дождя. А совсем уж шальные капли, попавшие на лицо, и утереть можно, не в первый раз.

Но всё же сначала дело. Глубоко вздохнув сырой бодрящий воздух, Угез мысленно потянулся к Бурому, мерно шагавшему в первой двойке, прислушался к его ощущениям. Матёрый бык мерно передвигал копытами по дороге, не обращая особого внимания ни на дождь, ни на мелкие то и дело попадающиеся лужи под ногами. Угез почувствовал, что несмотря на кажущееся спокойствие, бык регулярно прислушивался к тому, что происходит за, казалось бы, всё поглощающим шумом ливня. Но пока ничего не встревожило вожака маленького стада. А раз не его ничего не тревожит, то и Угезу бояться нечего.

Разорвав связь, возница открыл глаза и вовремя. Сзади послышался шелест отодвигаемой шторы, отделяющей облучок от внутренней части фургона. Обернувшись, он увидел осторожно, из-за того, что в обеих руках держал большие чашки с парящим сбитнем, выбирающегося наружу Миклуша.

– Не помешаю, дядя Угез? – поинтересовался пацан, протягивая одну чашку вознице.

– Чем? – удивился тот. – Места много, садись, куда вздумаешь. Только я думал, что ты устал, как парни, и после ужина спать завалишься.

– Устал, – согласился Миклуш, – только спать всё равно не хочется, а мне здесь сидеть нравится, – на дорогу смотреть, быков чувствовать.

– Парень, да так тебе все тайны возниц открыться могут. – Улыбнулся Угез. – А это, поверь, для будущего бугра так же важно, как и знание аномалий и монстров, скрывающихся за стеной дождя.

Прозвучало немного напыщенно, но Угез почти слово в слово повторил слова одного из своих старых учителей возничному делу, услышанные ещё тогда, когда сам был чуть старше сидящего напротив пацана. Миклуш аж вскинулся, в его глазах вспыхнули звёздочки, лучащиеся совсем ещё детским любопытством. Подавшись к вознице, он быстро зашептал:

– Дядя Угез, а ты про Приходящих с ливнем знаешь? Расскажешь? А то дед Агееч с дядей Иваном только ругаются и выпороть грозятся. – Шмыгнул носом пацанёнок.

– Миклуш, – возница, тоже подавшийся вперёд, зашептал в ответ, – ты же знаешь, что о таких вещах можно говорить только в трактирах за толстыми стенами? А на улице и, особенно, в пустоши нельзя.

– Знаю. – Вздохнул тот. – Но думал, что это… пред-рас-суд-ки.

– Чего? – Не понял Угез.

– Предрассудки, так отец говорит. Это когда люди верят в то, чего нет.

– Понятно. – Возница улыбнулся, откинулся на мягкую спинку удобного кресла и допил остатки сбитня из чашки. – Не знаю, предрассудки это или нет. Но Приходящие с ливнем действительно существуют. Хотя и сказок с байками про них напридуманно немало.

– Не расскажешь. – Разочарованно сделал свой вывод мальчишка, тоже выпрямляясь в кресле.

Угез задумался, – пацан ему нравился своим желанием узнать новое о секретах пустоши. К тому же неплохо обращался с быками, даже умений несколько нужных было. А это его: «Бугор должен всё уметь…» А почему бы и не рассказать? Его же когда-то вот так же, поздними вечерами, ветераны в дороге наставляли. И, можно смело сказать, Угез стал одним из лучших возниц в этом краю Проклятой пустоши. «Пусть и ущербным. Так это, надеюсь, пока».

– Миклуш, тебе же с быками возиться нравится?

– Да. – Согласно кивнул мальчишка, ещё не понимая, куда клонит возница.

– И быками в дороге управлять приходилось?

– Конечно, они меня, после отца, лучше всех слушаются. Поэтому и управлять доверяют.

– Вот. Можно сказать, что ты уже настоящий возница. А возница чем от обычного бродяги отличается?

Заинтересованный Миклуш, снова подавшийся вперёд, пожал плечами и предположил:

– На облучке сидит, фургоном правит, когда остальные отдыхают.

Угез согласно кивнул:

– Правильно. Это в вашей ватаге мне спальное место внутри фургона выделили. Это потому, что ватага не очень большая и фургон хороший, просторный, рассчитанный на народ с запасом. А в других ватагах или караванах вознице часто внутри фургона места нет. Да, это у вас вон чудо-печка, в дороге готовить можно, а остальным на ночёвку вставать надо, а в дороге сухарями только и давись. Потому часто мы, прямо тут на облучке или под фургоном, спим и едим. А порой, если срочно куда добраться надо, возница может и сутками не спать. Это тяжело. Вот и приходится себя чем-то развлекать. А какие в дороге ночью развлечения? Только разговоры. О чём только не судачат в дороге, порой даже о том, о чём вспоминать-то опасно, как, например, о Приходящих с ливнем. Вспоминать опасно, но интересно же. Вот и нашли пытливые умы способ один, когда и поболтать можно, и нечисть при этом всякую не привлекать.

– И как?

– А сейчас расскажу и даже покажу. Но перед этим сделай вот что: ты сейчас иди вовнутрь фургона, там на моих нарах сума небольшая лежит. Открой её, и свёрток из тёмной ткани увидишь, в неё секрет тот и завёрнут. Возьми, да сюда принеси, – а я уж тебе здесь всё покажу да расскажу. – Угез протянул пацану свою кружку. – Заодно ещё сбитня налей. Агееч его таким вкусным делает, что я ещё ни разу в пустоши такой не пил.

– Я быстро, – пообещал Миклуш, схватив кружку и вскакивая с кресла.

«А почему и нет?» – мелькнула мысль в голове Угеза, с улыбкой смотрящего вслед пацану, которого как ветром сдуло. – «Может быть, моё время пришло наставником стать? Секретов-то своего дела знаю много: чему-то меня учили, что-то подсмотрел, что-то само открылось, чем-то Суть одарила. И если получится передать знания пацану, который непросто мечтает стать бугром бродяг, как многие его сверстники, живущие в пустоши, а буквально, как губка, впитывает науку выживания, моё уважение мужикам, как-то смогли в него это желание вложить, то ждёт его почёт не только от бродяг-охотников, но и от возниц. А это…»

Очень многие бугры, водящие ватаги по пустоши, выросли из простых бродяг, зачастую с самого юного возраста постигая науку выживания. И бугры знали чаяния и трудности жизни обычных бродяг. А вот возницы всегда стояли особняком. Хотя хороший, опытный возница умным бугром ценился, как два, а то и три обычных бродяги, проведших в рейдах не один сезон. Но это редко. Очень редко. Фургон, а тем более отдельного опытного возницу могла себе позволить не каждая ватага. Фургон – это статус, показатель удачи, сопутствующей бугру этой ватаги. Он может выбирать места для рейда, а не охотится там, куда дойдёт, зачастую всего в нескольких десятках километрах от посёлка, где и других-то желающих полно. А если фургона два, а то и три. То бродяги из этих ватаг порой за сезон дождей пропить свою долю в добыче не могли, как ни старались. И такое бывало.

Но фургоны – это всегда проблемы. Оси, колёса, – всё это часто ломалось на бездорожье и требовало быстрой замены. А ещё быки, которых обязательно надо было накормить-обиходить. Все эти заботы ложились на плечи возницы. И, если бугор изначально не озаботился всеми этими будущими проблемами, ватага теряла и вскорости, и в мобильности, а значит, и в добыче. И, не дай Суть, если вдруг фургон ломался вдали от дома в конце сезона, – на плечах много добычи не унесёшь, тут бы самому до начала дождей добраться…

– Вот. – Миклуш протянул свёрток и чашку, полную горячего ароматного сбитня.

– Спасибо. – Угез поставил чашку на специальную полочку, прибитую сбоку кресла, удобно. – Слушай.

Дождавшись, когда пацан усядется в кресло и чуть подавшись вперёд поинтересовался:

– Миклуш, как ты думаешь, кто лучший друг возницы?

– Это же легко. – пацан довольно улыбнулся. – Конечно, быки. Они и везут, и об опасности предупредить могут, если их слушать. Отец говорил, что быки – друзья каждого бродяги. Его самого бык от стаи шакалов в пустоши спас, когда он сюда из своего мира попал.

Удивлённый возница лишь покивал, – интересный мужик этот, бугор Чэч. Угез был с ним ещё не знаком, но уже проникся уважением. Да и всё больше становится понятным, почему ватага сорвалась с места, как только появился шанс найти своего бугра.

Кстати, о поиске… Возница почувствовал, как быки пошли тише. Подняв правую руку, он показал пацану, что просит его немного помолчать, а сам мысленно потянулся к Бурому. Если кто и поделится с ним, что происходит, так это вожак.

Быки ленились. Нет, они не сильно-то устали, просто ночь, дождь, возница не понукает. Да и отвыкли малость от дороги, несколько недель простояв в хлеву. Вот и начали потихоньку скорость сбавлять. А куда им торопиться?

«Бурый, – мысленно позвал Угез, даже не думая прикасаться к вожжам, – А ну, быстрее копытами переставляй, старый. Ты же не устал ещё, да в таком ритме ты способен всю ночь бежать. А после утренней кормёжки и ещё весь день. Не ленись».

И надо же, вожак, мотнув рогатой головой, увеличил скорость, потянув за собой и молодняк. Те, пусть нехотя, но подчинились. Фургон снова набрал скорость. Угез же продолжал ещё какое-то время сидеть с закрытыми глазами, прислушиваясь к округе, пытаясь понять, что происходит за мерным шумом дождя. Ничего тревожащего не обнаружил, да и быки спокойные, а уж они-то опасность, получше всякого умелого возницы чувствуют.

Открыв глаза, Угез увидел восхищение на лице пацана, отчего на израненной душе возницы стало сразу как-то теплее.

– Дядя Угез, ты же просто попросил Бурого бежать быстрее, да? И он послушал и других за собой потащил. Вот бы мне так научиться! А то ни Бурый, ни эти меня совсем не слушаются.

– Научишься, – пообещал удивлённый услышанным возница. – Какие ещё твои годы. А я смотрю, ты настоящий волшебник? Чувствуешь, как другие свои умения применяют.

– Не хочу быть волшебником! – в запале почти крикнул Миклуш, снизив голос почти до шёпота.

– Почему? – вытаращился на него Угез, не ожидавший такого ответа.

– Не, – принялся объяснять пацан, – молниями кидаться или телепортироваться в сторону мне нравится! Ещё бы научиться, как отец, в тени прятаться и теневые тропы открывать. Только все говорят, чтобы настоящим волшебником стать, – это надо сначала в закрытой школе четыре года отучиться, а потом ещё пять лет в университете каком-то… А это в империю ехать куда-то. А я не хочу! Хочу тут, с ватагой, с отцом, дедом Агеечем и дядей Иваном! А волшебником и здесь можно стать, как дядя Яков, например…

Тут Миклуш, поняв, что сболтнул лишнего, замолчал, отвернувшись в сторону. Понял это и Угез, но с расспросами лезть не стал, – у каждой ватаги свои секреты, а порой и такие, что постороннему человеку лучше и не знать. А Угез пока такой посторонний и есть, пусть в ватагу приняли, но на испытательный срок.

Немного помолчали, думая каждый о своём. Потом возница разом вспомнил и об остывающем сбитне, и о своём обещании рассказать про Приходящих с ливнем…

– Ну слушай, – отхлебнув горячего напитка, начал Угез свой рассказ.

Быки не только фургон тянуть или бродягу от нападения тварей защитить могут, они и от бестелесных духов, невидимых обычным глазом, оберегают. Тем почему-то бычья шерсть не по нраву, избегают к ней приближаться. Как и кто это дело просёк, теперь уже никто и не помнит. Но знания об амулетах, духов отгоняющих, остались. И каждый возница, любящий своё дело, такие амулеты себе из бычей шерсти делает. Чтобы, например, долгой ночной дорогой о тех же Приходящих с ливнем со спокойной душой посудачить.

Угез развернул свёрток и показал верёвочный комочек.

– Держи. – Протянул возница клубок пацану. – Разворачивай.

Миклуш быстро всё сделал и увидел, что верёвка, завязанная обоими концами, образует круг, внутри которого были навязаны ещё куски, образуя структуру, напоминавшую сеть или паутину.

– А ты не шутишь надо мной, дядя Угез? – скептически рассматривая верёвочную конструкцию, поинтересовался пацан. – Я же взрослый, чтобы во всякую ерунду верить.

– Нисколько, – сделав немного обиженное лицо, ответил возница, еле сдерживая смех. – Ты можешь мне верить или нет, но рассказывать тебе что-то дальше буду, только когда разложишь оберег в кресле и сам на него задницей усядешься. Я и сам так сделаю.

Поднявшись с кресла, Угез разложил свой оберег на кресле, и подавая пример, уселся на него. А потом с улыбкой наблюдал, как пацан повторил его действия.

– Так просто? – Всё ещё сомневался Миклуш. – И никакого заклинания говорить не надо?

– Да, так просто, – ответил возница, прихлёбывая сбитень. – Ну, что слушать будешь?

– Да.

Народ, проживающий в пустоши или около границы «Приходящими с ливнем» кого только не называл, ведь все твари, активные в сезон дождей, вызывали у разумных страх. Обычные и привычные кто в спячку впадал, кто откочёвывал южнее, где дождь, по слухам, не так сильно льёт. Оставшиеся же очень были вредными и для разумных опасными. Как, например, вампир, несколько лет назад принёсший много бед жителям его, Угеза, посёлка. Но вампира-то выследить и убить можно. Но бывало, что с наступлением сезона дождей, жителей посёлков одолевала другая напасть…

Сколько времени прошло во время рассказа, возница, давно уже столько ни с кем не разговаривавший, не заметил. Прервался же он, увидев, что пацан, убаюканный рассказом и шумом ливня, уже вовсю клевал носом.

– Миклуш. – Потормошил он пацана за плечо.

– А? Я слушаю, дядя Угез, слушаю.

– Иди спать, пацан, завтра дорасскажу.

Неохотно Миклуш кивнул, соглашаясь и поднявшись с кресла, поплёлся в фургон спать. Возница, чуть подождав, тоже поднялся. Он решил налить себе горячего сбитня, котелок с которым, стоял на всё ещё тёплой печке. Вернувшись на облучок, поставив чашку на полочку, он потянулся за оберегом, лежавшим в кресле пацана. И замер. Пацан так задницей елозил, что верёвочная сеть наполовину свисала с кресла?

– Да, нет… Он, когда вставал, чтобы спать отправиться, оберег и стянул нечаянно. Наверное…

Глава 11

Ватага Чэча

– Угез, Угез.

Возница проснулся разом, хотя, казалось бы, только-только заснул. Дала знать въевшейся с годами привычка: когда будят вот так, – медлить нельзя. Распахнул глаза и увидел склонившего над ним старика, осторожно тормошащего его за плечо.

– Я проснулся, Агееч, – прошептал возница, мельком отметив, что молодёжь, занимавшая верхние этажи противоположных нар, безмятежно сопит себе в две сопелки. – Что случилось?

– Быки встали, – коротко пояснил старик, заступивший на ночную вахту до утра, сменив Угеза. – Стоят и молчат, лишь головами туда-сюда мотают, будто высматривают что-то. Я Ивана уже разбудил. Обошли с ним фургон, – тишина. Ни аномалий тебе, ни тварей. Непонятно. Решили тебя потревожить. Ты лучше всех животину понимаешь.

– Ага, я сейчас.

Возница уселся, мысленно поблагодарив Агееча, который прошлым вечером буквально силком заставил занять нижнюю шконку. Протянув левую руку, достал лежащий под нарами протез и привычно присобачил его к правой коленке, затянув ремни на бедре. Протез правой ладони перед сном решил не снимать, лишь обработал культю маслом, приятно пахнущую травами, и сейчас похвалил себя за предусмотрительность.

– Помочь со штанами? – всё так же шёпотом поинтересовался Агееч.

– Так сойдёт, возится с ними долго, – отмахнулся возница, спавший в подштанниках, и натянул сапог на левую голую ступню, прямо так, без портянки. – Не замёрзну.

Нахлобучив широкополую шляпу, а вот без неё настоящий бродяга никуда, пошкандыбал вслед за стариком. На кухне оба чуть задержались, – старик помог инвалиду надеть плащ, повешенный для просушки возле всё ещё горячей печки. «На дровах здесь не экономят, по крайней мере пока, – ухмыльнулся Угез. – Да и сама печка – чудо, на одном полене чуть ли не до малинового состояния накаляется, отдавая в фургон живительную теплоту. А то, что воздух портит, – так мужики вентиляцию продумали».

Улица привычно встретила возницу холодным, влажным ветерком и шумом ливня. Поёжившись от такого приветствия, Угез осмотрелся. Справа, почти на краю облучка, стоял Полусотник со взведённым арбалетом. Возница бросил косой взгляд на кресло, в котором ещё совсем недавно угнездился с ногами Миклуш, слушая полночные, приятно страшные рассказы о Приходящих с ливнем. И елозил задницей, наполовину скинув сетчатый оберег. Доболтался, дуралей, новые уши нашёл? Не зря говорили, ох не зря…

Агееч, вышедший первым отшагнул к Ивану, пропуская возницу на его «законное место» с левого края. Угез в кресло плюхаться не стал. Вцепившись единственной рукой в удобную спинку, закрыл глаза и потянулся мысленно к Бурому, если кто ему что-то и расскажет, так это вожак.

Бурый чего-то боялся. Нет, не так. Матёрый бык опасался. Никакая тварь, вот прямо сейчас, на рогатого нападать не собиралась. И аномалии, преградившей дорогу, впереди точно не было, – животные, в отличие от многих разумных, их хорошо чувствуют и реагируют по-своему, – по широкой дуге обойти пытаются. А эти стоят как вкопанные. И даже молодняк не рыпается, – замер и куда-то в темноту вглядывается, явно пытаясь что-то разобрать.

– Не могу понять. – Пришлось признать Угезу, обернувшись к мужикам. – Надо идти вперёд, разбираться.

Возница тут же принялся спускаться по неудобной для него лестнице.

– Погоди! – негромко рявкнул Полусотник. – Куда ты без оружия?

– А-а. – Отмахнулся инвалид, уже вставший на землю и поднявший правую руку, демонстрируя протез. – Оно только мешаться будет.

– Я с тобой! – Подхватив копьё и щит, Иван спрыгнул на землю со своей стороны.

– Постой, Угез, – опомнился Агееч, – как у тебя с ночным зрением? У нас есть эликсир «Бувов глаз». Надо? Мы с Иваном уже выпили.

По заведённому кодексом обычаю, при найме бродяги в ватагу, у него интересовались только наличием самых необходимых умений, об остальных старались не спрашивать, расскажет хорошо, не расскажет, – его дело. Полностью обо всех умениях своих ватажников бугор узнавал через три-четыре рейда, и то если бродяга принимался в ватагу на постоянку.

– Ух ты, – искренне удивился возница. – Богато живёте. Не откажусь, конечно.

Старик тут же достал из кармана маленький пузырёк, ловко откупорил, чтобы инвалиду не пришлось возиться, и только тогда протянул Угезу. Благодарно кивнув, тот тут же опрокинул содержимое в рот и вернул пузырёк.

– Секунд пять подождать надо, – предупредил Агееч, бывший по совместительству и ватажным алхимиком.

– Как раз до Бурого дойду, – ещё раз кивнул Угез. – Около него и дождусь.

Шкондыбая мимо молодого быка, возница, по привычке, погладил того по крутому боку, привычно ощутив влажные длинные пряди, густо покрытые салом, выделяемым кожей быков, на удивление, долгое время не имеющим никакого запаха. Молодой рогач вздрогнул от неожиданного прикосновения, фыркнул, скосил тёмно-лиловый зрачок большого глаза, узнал возницу, успокоился. Казалось бы, обычное движение, если не вспоминать, что чувствовал Угез влажность и сальность шерсти протезом. Мёртвой деревяшкой, прикреплённой с помощью ремней к культе, оставшейся от правой руки.

Когда это произошло в первый раз, четыре года назад на подворье Толстого Жана, Угез испугался, что всё, – умом тронулся!

Ему тогда бывший бугор подарок преподнёс, – вот этот самый протез, специально заказанный у мастера где-то в Империи. Протез оказался фильдеперсовым, из тёмной-багровой, почти чёрной древесины какого-то дорогого дерева.

– Да ты подержи его в руке, – как ребёнок радовался Белый, бывший бугор Угеза. – Чувствуешь? Лёгкий как пушинка. Но прочный… Смотри!

Сушащий свои крепкие белые зубы мужик с размаху ударил протезом, самыми пальцами по косяку двери. Угез увидел приличную вмятину в тёмной крепкой древесине.

– А на нём нет ничего, даже царапинки! Сколько угодно мочить можешь, – не разбухнет, не загниёт. Но, главное, у него пальцы подвижные. Вот эту кнопочку зажимаешь и двигаешь, как тебе надо. При желании, им не только обычную ложку или лом держать можно, но и швейную иглу или нож. И ни за что из руки не выпадет, пока снова на кнопочку не нажмёшь.

Ватага пробыла тогда в посёлке не дольше часа, мужики только и заскочили по дороге, чтобы протез этот передать, да немного монет инвалиду оставить до осени, пока из рейда не вернутся. Угез проводил их, стоя у ворот, а потом завалился в трактир и купил бутыль самого дешёвого и крепкого пойла. Не желая смущать своим видом редких гостей, инвалид попёрся в хлев. Где и начал нахрюкиваться в компании меланхолично пережёвывающих свою жвачку коров, быки в соседнем стойле стояли.

Так бы набрался и уснул, но тут одна бурёнка начала большими влажными губами тыкаться в левый бок, где в кармане плаща лежало несколько пригоршней соли и сухари. На сносях была, такой разве откажешь. В левую ладонь набрал соли, а правой, по привычке, погладил шею. И почувствовал…

Отдёрнул руку. Снова приложил. И снова почувствовал. Решил коснуться протезом стены хлева, раздался звонкий стук, – немного не рассчитал и получился удар одной сухой деревяшки об другую. Нет, прикосновение он почувствовал, в культю передался импульс, что протез обо что-то ударился. Но и только.

Показалось? Игра одурманенного дешёвым перегоном мозга? Затаив дыхание, инвалид ещё раз прикоснулся к боку коровы, безмятежно продолжавшей жевать вонючий силос. И почувствовал, как бьются два сердца: сильно и равномерно матери и быстро-быстро ещё не родившегося телёнка. А ещё он чувствовал тепло бока коровы, покрытого в отличие от косматых быков, мягкой, шелковистой шерстью. Ну, не может это показаться! Даже несмотря на половину выпитой бутылки.

Угез принялся рыться в картинках интерфейса. Возможно, это Суть умение какое подарила, а он оповещение и не заметил. Ничего нового не нашёл…

И разревелся. В голосину, в сопли, ручьём потёкшие из носа. Вид плачущего мужика вообще тяжёл для восприятия, как нечто такое, не должное происходить никогда. А уж рыдающего в голос, пускающего носом пузыри… Увидевший Угеза, случайно по какой-то надобности вошедший в хлев, парнишка-работник испугался до икоты. И побежал доложить Толстому Жану. Явившийся толстяк быстро во всём разобрался, как мог, успокоил инвалида, а потом, допив с ним бутылку пойла, оттащил в комнатушку, расположенную тут же в хлеве.

Наутро, мучащейся с жуткого похмелья, Угез выбрался из своей комнатушки и услышал, как натужно заходится в болезненном крике та самая корова, что вчера у него требовала соли.

– Телёнок неправильно выходит, – прижавшая побелевшие кулаки к груди, пояснила жена хозяина Полин, наблюдавшая, как копошится сухонькими ручками в утробе коровы старушка-знахарка, орчанка, кстати.

Поддавшись непонятному импульсу, Угез подошёл к корове и принялся гладить по вздымающимся бокам, тем самым протезом правой руки. И произошло маленькое чудо, – корова успокоилась, старушка-знахарка смогла повернуть телёнка как надо, и тот быстро увидел полумрак хлева. К тому же телёнок оказался тёлочкой, белой, как свежевыстиранная простыня, с одним лишь буро-красным пятном на лбу, очень уж напоминающим раскрытую ладонь.

Довольные счастливым завершением, все разошлись и, казалось бы, забыли об утреннем происшествии. Но не старушка-знахарка. Орчиха принялась исподтишка наблюдать за инвалидом, а потом поделилась своими подозрениями и с Полин. Когда Угез находится рядом с коровами и быками, те и спокойнее себя ведут, и едят лучше, а если, вдруг захворают, то выздоравливают гораздо быстрее. Полин всё тут рассказала мужу. Так, Угез стал присматривать за коровами. И лишь иногда, в сезоны дождей, по ночам чистить дождевые стоки.

– Что идём? – негромко поинтересовался Полусотник, когда Угез дошкандыбал до головы Бурого.

– Подожди. – Остановил его возница. – Есть у меня умение активное. Суть одарила за месяц перед тем, как инвалидом стал. Позволяет на несколько секунд проникнуть в сознание быка и видеть, и слышать, как он. Правда, последствия по-разному проходят, – могу на землю без памяти шваркнуться. Так что последи за мной.

– Хорошо. – Иван встал почти вплотную к вознице, прикрывая его и себя щитом. – Не привыкать.

Угез наложил обе руки на голову Бурого и закрыл глаза. Кристалл с этим умением достался вознице незадолго, как Угез попал в аномалию. Изучить-то он его изучил, а вот попользоваться не успел. И уже только спустя почти год испытал. Результат впечатлил и разочаровал одновременно. Почувствовать себя настоящим быком, ощутить запахи и смотреть на мир глазами рогатого, – это было непередаваемо. Но длилось всего несколько десятков секунд. При этом расходовало почти полностью запас маны: пятьсот единиц. И требовался непосредственный контакт с животным, любым. Поэтому использовать для разведки ни быка, ни ту же крысу не получится. Угез надеялся, что пока, и продолжал кастовать это умение раз в три дня, стараясь активировать его непосредственно перед сном, так мана быстрее восстанавливалась. А ещё через три месяца Угез увидел, что объём маны вдруг повысился на пятьдесят единиц, а ещё через три – на пятьдесят пять.

Короткий речитатив и вокруг стало гораздо светлее. Никак днём, конечно, но получше, чем от действия элексира «Бувов глаз». Угез вспомнил, как удивлялся, узнав, что быки видят ночью лучше, чем днём.

Обзор увеличился, но стал каким-то плоским, нельзя было определить, сколько метров вон до того чахлого кустика, росшего на обочине дороги. Угез увидел самого себя, стоящего чуть сбоку, и Полусотника, непривычного большого, глаза быка довольно сильно увеличили тело воина, щитом прикрывающего напарника и себя. А ещё Угез почувствовал, что они с Иваном жутко воняют потом и дымом, но этот запах воспринимался как привычный, безопасный и даже где-то приятный, – двуногие с таким запахом часто кормят его, Бурого, вкусным спелым зерном…