Текст книги "Раскаты"

Автор книги: Артем Приморский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Вы недавно стали помощником?– спросил он у бледного Яковлева. Тот кивнул.– Впервые видите труп?– он снова кивнул.– А жена у вас есть?– опять кивнул.– Если она решит повеситься, будет выглядеть так же,– подвел итог Арцыбашев.

– Да, нам еще повезло, что ваша супруга ничего не ела…– Арцыбашев строго посмотрел на Навалова.– Вы же понимаете, как врач врача…– скромно добавил он.

– Понимаю. У висельников с набитым кишечником все выходит – через низ, разумеется,– пояснил Арцыбашев для Яковлева.– Здесь могла стоять такая вонь, что вы бы плавали в море блевотины.

– О Боже, Царица Небесная… может, хватит осмотра?– попросил помощник полицеймейстера.– Я все запишу и отправлю к делу.

– Его закроют?– спросил Арцыбашев.

– Безусловно. Жертва мертва, убийца тоже.

– Осталось разобраться с клиникой этого недоучки Градова,– продолжил Арцыбашев.– Никакой он не врач, и с Фрейдом не связан. Окончил в Ярославле курсы фельдшеров, вот и все его образование.

– Откуда вы знаете?– спросил Яковлев.

Арцыбашев достал из пальто смятые, исписанные листки:

– Здесь вся информация. Трясите его, как грушу, с обоих направлений. Он даже меня обдурил, а я такого простить не могу…– он посмотрел на Навалова с презрительным подозрением.– Вы-то хоть настоящий доктор?

– Я?..– Навалов испуганно встрепенулся, но тут же осмелел.– Да, голубчик, доктор. Хоть в Париже не учился, а все же диплом имею. А сейчас иду на второй, между прочим.

– Приятно слышать,– Арцыбашев протянул ему сторублевую купюру.– Спасибо, коллега, что потратили время на нас.

– Постойте, а как же Антонов?– спросил Навалов, не забывая забрать деньги.

– Кто не успел, тот опоздал. А мне надоело стоять и дышать трупными парами. Вы,– сказал Арцыбашев Яковлеву,– впустили их в себя уже сверх меры.

–Тогда я ухожу…– пробормотал он в ответ. Они вышли вместе.

Угрюмый и мокрый Прокофий Антонов, топтавшийся возле регистратуры, спорил с дежурным:

– Да когда же ваш доктор придет-то?

– Скоро должен быть.

– Да я уже десять минут жду!..

Потеряв жену и дочь, Прокофий осунулся и поседел, стал выглядеть совсем жалко. Исчез умелый хлопотный делец – вместо него на свет выполз тусклый, пахнущий перегаром бродяга.

– Что такое?– спросил Навалов.

– Вот – на опознание приехали,– ответил дежурный.

Прокофий, увидев Арцыбашева, выпучил глаза.

– Ты!!!…– возглас медленно потонул в животном рычании.

– Прошу не тыкать,– возразил Арцыбашев.– Мы не на базаре.

– Сукин ты сын, сволочь проклятая!..– Прокофий, воспрянув прежними силами, медведем пошел на него. Дежурный и прибежавшие на помощь санитары скрутили его, прижали к стене.

– Ты меня всего обескровил, поганец!..– брызжа слюной, кричал Прокофий.– Для чего я работал, для чего жил?!..

– Похороны Анны я оплачу,– ледяным тоном сказал Арцыбашев и вышел из морга.

«Все, к черту!»– добежав до машины, он хлопнул дверцей и прикрикнул на водителя:

– Будем ясной погоды ждать? Поехали уже!

«К черту это все,– яростно пережевывал Арцыбашев.– Все к черту! Надоело! Продам больницу, все продам и уеду к чертовой матери отсюда! Заберу мать и дочь – все, прощай, Россия! Поселюсь где-нибудь в Швейцарии… А ведь меня звали, заведующим отделения… Что же я тогда не согласился-то? Гордость взыграла, не иначе. Толку, что за тридцать – все такой же глупый и гордый! Черт с ними! Сам выкручусь… открою клинику… и дом будет у озера, а не в этом помпезном склепе!»

– Александр Николаевич?– опасливо обратился водитель.– А куда ехать-то?

– В больницу ко мне дуй, будь она проклята, мать ее…

Арцыбашеву сразу вспомнилось сегодняшнее представление в цирке; а точнее, гимнастка Эльза. «Ну и выдумали ей имечко… да еще и принцессой прозвали! Дура из дур – по канатам научилась лазить под музыку, развлекать дурное стадо своими фокусами! Тоже мне – наука!.. А ведь как похожа на Тарасову – и вытяжка, и телосложение. Все один в один… Жаль, что лица не разглядел – наверняка такое же глупое и голубоглазое. Может, вообще подросток? Может быть, даже мальчик?– Арцыбашев поморщился от отвращения.– Чем же Ника так восхищается в этой циркачке?.. Впрочем, глупое детское сердце никогда не видит дальше блесток и фокусов».

Арцыбашев прикинул – а если бы эта Эльза во время номера сорвалась? Скорее всего, сломала бы шею и умерла. Это в лучшем случае. В худшем – могла бы выжить, но осталась парализованной до конца жизни.

15

Возле клиники Арцыбашева стоял черный автомобиль. Его водитель, облаченный в шинель с погонами лейтенанта, вальяжно оперся на вытянутый капот и курил папироску. Похоже, дождь его абсолютно не волновал.

Машина доктора встала рядом. Арцыбашев кинул быстрый взгляд в сторону лейтенанта (тот продолжал курить, не замечая ничего вокруг) и зашел в клинику.

– Александр Николаевич,– вахтер поднялся из-за стойки.– Приехал генерал-лейтенант Костромской.

– Не знаю такого.

– Ну как же… герой русско-турецкой… он сам на прошлой неделе звонил…

– А, этот…– Арцыбашев глянул в окно. Черная машина стояла, но ее водитель, докурив, спрятался в салоне.– Решился-таки? И где он?

– В приемной. Маслов с ним разговаривает.

– Кто сегодня дежурная сестра?

– Нюра.

«Опять она,– досадливо подумал Арцыбашев.– Хотя, это может помочь».

Генерал-лейтенант Костромской, один из многочисленных героев последней Русско-турецкой войны, восседал на диване с важным, воинственным видом. Он был в парадном мундире – ордена и кресты облепили его грудь сверху донизу. Его старое лицо, изборожденное глубокими морщинами, хранило суровое выражение. Пышные седые усы с пожелтевшими от табака кончиками изредка подрагивали – генерал порывался задать вопрос, но каждый раз передумывал. Глубоко посаженные глаза, тусклые и мутные, смотрели на Маслова с презрительным недоверием.

Маслов, забывший надеть халат, сидел за столом и заполнял медицинскую карту.

– Много у вас бумажной работы, прямо как в штабе,– пересилив себя, недовольно заявил Костромской.

– Что поделать? Бюрократия проникла во все слои нашего общества,– шутливо ответил Маслов.

Костромской нащупал трость, сжал позолоченную ручку, что было сил.

– Знаете, если бы не то бездарно спланированное наступление…– начал он. Тут в комнату вошел Арцыбашев.

– Здравствуйте, Николай Арсеньевич,– вежливо улыбаясь, сказал доктор.

– Здравия желаю,– холодно ответил Костромской.– Вы и есть Арцыбашев?

– Он самый,– Арцыбашев подхватил карточку и пробежал по ней глазами.– Значит, вас мучают боли в ногах?

Костромской кивнул, поднял трость:

– Без нее ходить просто невозможно. Иногда адъютант помогает.

– Вы работаете?

– Числюсь в Главном Военном штабе,– важно, с гордостью подметил генерал.– В молодости, когда я был еще подполковником, принимал участие в Русско-турецкой. Посекло нас во время атаки. Полевой врач осколки вытаскивал, да не все достал.

– Ясно,– Арцыбашев посмотрел на его ноги.– Надо в смотровую.

– Меня уже много кто смотрел,– раздраженно добавил Костромской.– Наш военный госпиталь, и даже заграницу увозили… месяц назад…

– Как самочувствие сейчас?– отложив карточку, Арцыбашев сел рядом с генералом.

– Болят же, говорю!– генерал стукнул тростью по полу.– Ходить без нее невозможно. И даже с ней тяжело. С каждым годом все сильнее и сильнее болит. Мне последний врач сказал – вас осколки мучают, но вытащить их нельзя.

– Что за врач?

– А черт его знает! Француз какой-то – я ведь заграницу уезжал.

– Вот что я предлагаю,– генерал с мрачной готовностью посмотрел на него.– Сделаем рентген, посмотрим ноги. Если осколки есть – проведем операцию и вытащим их. Рентген, операция и восстановление будет стоить пятнадцать тысяч…

– Сколько?!– вскрикнул Костромской. Даже Маслов, услышав о стоимости, вздрогнул и посадил в карточке кляксу, удивленно посмотрел на Арцыбашева.

– Пятнадцать тысяч золотыми,– спокойно сказал он.– Если согласны – прошу в смотровую, и на рентген. Наша медсестра вас проводит.

– Нет, подождите…– генерал, сжав трость, сердито зашевелил челюстью.– Это же огромнейшие деньги! Огромнейшие!

Арцыбашев понимающе кивнул.

– Я готов поспорить, что француз, который вас осматривал, был ни кто иной, как Жан Фланбери – один из лучших хирургов в Европе. Он понял, что не сможет прооперировать, потому и отказал. А ведь шрапнель и осколки – прежде всего металл. Он окисляется, отравляет ядами организм. Дойдет до внутреннего воспаления – вот вам и гангрена.

– А вы сможете?– удивленно спросил генерал.

– Смогу,– уверенно ответил Арцыбашев.– Смогу, так ведь?– спросил он Маслова.

– Без сомнений,– тот с серьезным выражением лица посмотрел на Костромского.– Репутация нашей клиники и рекомендации говорят об этом.

– Что ж,– генерал медленно, опираясь на трость, с болезненным усилием поднялся.– Я человек военный, и не привык откладывать на завтра.

– Вот и отлично. Нюра!– позвал Арцыбашев.

В комнату вошла молодая красивая медсестра.

– Пойдемте в смотровую. Можете облокотиться на меня,– ласковым голосом сказала она генералу.

Когда Костромской и Нюра ушли, Маслов спросил:

– Александр Николаевич? Я все пытаюсь, но не могу припомнить хирурга с фамилией Фланбери.

– Мой учитель,– ответил Арцыбашев.– Он работал в Королевском госпитале, в Париже. Хороший был специалист.

– Был?

– Умер три года назад,– на губах Арцыбашева заиграла шаловливая, немного грустная улыбка.– Только нашему генералу об этом – ни слова. Костромской – патриот до мозга костей, вот и пусть считает, что наше – самое лучшее.

«До чего же идиотское суждение,– понял Арцыбашев.– А вслух звучит еще глупее».

Маслов тихо посмеялся. Сегодня вечером, у своей любовницы, он обязательно расскажет этот случай, с удовольствием описывая реакцию старого генерала.

– Пятнадцать тысяч?– пародируя, хрипло воскликнет Маслов.– Почему же так много?!

– И все же, Петя,– любовница, прижимаясь к его дряблому желтому телу, целует его.– Это не слишком ли большие деньги?

– Это очень большие деньги,– ответит Маслов.– И большая их часть осядет в кармане у Арцыбашева. Ты не представляешь, как он жаден до денег, словно дракон.

Но этот разговор произойдет только вечером. А сейчас вежливый и услужливый Маслов в компании Нюры обхаживали Костромского, словно самого почетного гостя в клинике.

16

В четыре часа вечера Арцыбашев понял что устал, голоден и больше не может сидеть в клинике.

«Надо проветриться»,– доктор скинул халат, запер кабинет и спустился на первый этаж.

– Меня, возможно, сегодня не будет,– предупредил он вахтера перед уходом.

Арцыбашев направился к своей машине. Григорий, докуривавший папиросу, смял ее и выбросил, привычно занял водительское место:

– Александр Николаевич?

– Поехали в Асторию,– сказал доктор.

Эта шикарная красавица-гостиница нравилась ему только из-за ресторана, в котором умелый повар-француз запекал отличное жаркое. Арцыбашев представлял перед глазами то ребрышки с ароматным винным соусом, то нежнейшую отбивную, которая сама таяла во рту. Он представлял ее так вдохновенно и реалистично, что живот, возмутившись, заныл нудной, стонущей болью. Арцыбашеву пришлось отвлечься на серые пейзажи Петербурга.

Дождь прекратился, но пасмурная погода и резкий, стылый ветер ясно говорили доктору – «мы не закончили». Небольшие лужи, растекшиеся по мостовой, отражали в себе хмурое небо, в котором изредка попадался кусок темно-серого облака. Порой над лужами пролегала тьма – второпях проносился экипаж; либо человек, спешивший на встречу куда-то, на миг отражался в мутной воде искривленным отражением, и навсегда исчезал.

Машина Арцыбашева остановилась перед «Асторией». Доктор вышел, и, мимо него, спеша к парадному входу, пронеслась какая-то маленькая фигура в сером пальтишке.

«Все куда-то спешат,– Арцыбашев смотрел, как фигура серой молнией влетела в гостиницу и исчезла. Он успел разглядеть только всклоченные вихри пепельно-белокурых волос, выбившихся из-под шляпки.– Таинственная незнакомка…»

Управляющий рестораном, в темно-вишневом костюме, сам провел Арцыбашева к столику, знаком подозвал официанта и спросил:

– Что желаете, Александр Николаевич?

– Ваших чудесных ребрышек и отбивных.

Управляющий скорчил грустное лицо:

–Увы, эти блюда разобраны. Могу предложить английский завтрак, усиленный.

– Чем усиленный?– подозрительно спросил Арцыбашева.

– Всем. Двойная порция яиц, колбасы, сосисок…

– Хорошо. Но с чаем подайте коньяк.

Разобравшись с заказом, Арцыбашев расслабился и стал от скуки рассматривать гостей. Здешняя публика отличалось от публики Мариинки разве что скромностью костюмов. Впрочем, некоторые «уважаемые» господа и дамы даже здесь умудрялись выглядеть так, словно пришли на императорскую аудиенцию.

«А серенького пальтишка нигде не видать»,– окинув зал, Арцыбашев посмотрел в окно. Яркие блики на лужах, небо посветлело – неужели солнце пытается пробиться?

– Здравствуйте, Александр Николаевич,– напротив него сел Марков.– Не ожидал вас здесь видеть.

«Говорит полунищий журналист в обтрепанном костюме»,– подумал Арцыбашев.

Принесли усиленный английский завтрак. Большое столовое блюдо, на котором красовалась тройная яичница и сопутствующие ей ингредиенты, заставили Маркова жадно сглотнуть подступившую слюну.

– Вы могли бы принести мне тоже самое?– спросил он официанта.

– Сию минуту.

– А у меня, Александр Николаевич, творческий период пошел,– признался Марков, пока Арцыбашев начал возился с едой.– Три статьи за два дня. А вот еще недавно… но вы наверняка слыхали?

– О чем же?– отхлебнув чай, спросил доктор.

– Сегодня ночью Вторая эскадра приняла первый серьезный бой. Ее противник – флотилия балтийских рыбаков, на которую эскадра вышла случайно. Но какая заварушка началась,– улыбнулся Марков. В его воображении представлялось, как хлипкие суденышки рыбаков ныряют между водяными воронками от снарядов, но упорно продолжают держаться на плаву.– Этому славному побоищу дали название Гулльский инцидент.

– Ну и названьице вы придумали.

– Честное слово,– Марков прижал руку к груди.– На самом деле, почти никто не пострадал, зато номер разлетается на ура. Избранник Императора – вице-адмирал Дуболом, он же Бешеный адмирал, рвет и мечет – его эскадра на первых страницах всех газет, от Атлантики и до Тихого океана.

– Ваш патриотизм зашкаливает,– отметил Арцыбашев.

Маркову подали еду. Но даже тогда он не перестал болтать. Доктор, слушавший, но не вникавший в смысл, молча доедал «завтрак».

– Вот увидите…– с набитым ртом бухтел Марков.– Эта война окончится полным для самодержавия поражением… Народу надоело, что цвет армии и флота гибнет по указке глупых, несведущих людей. Эта война полезна, она… покажет все промашки и грехи, всю гниль… И рабочие гнут спины за копейки…

«Он и сюда рабочих приплел,– устало подумал Арцыбашев. Он закончил с блюдом, выпил чай, затем коньяк и закурил.– Вот кто позволил этому ублюдку портить мой обед? Зачем вообще такую шваль пускать в Асторию и Мариинку?!»

Арцыбашев внимательно изучает его усталое лицо, бесконечно дергающиеся, как у паралитика, руки – что он пытается изобразить? «Того и гляди – ткнет вилкой, и не заметит. Морда мелочная, непримечательная… Глаза с две копейки, в отеках и синяках. Бессонница, злоупотребление алкоголем?»

Чем дольше Арцыбашев наблюдал за Марковым, тем больше вопросов возникало. «Он бреется хоть иногда? А этот помятый, замызганный пиджак в отвратительную клетку? Он в нем спит, что ли? Почему манжеты такие грязные, почти черные? Забывает стирать?.. Откуда у него деньги на еду, где он живет? Может, ночует в редакции? Или скитается по любовницам? Обручального кольца нет – да и кому такой нужен? И почему он ко мне привязался?»– последний вопрос заставил Арцыбашева насторожиться. Он и Марков слишком разные, чтобы устроить внезапный дружеский обед… Тогда почему газетчик так охотно разбалтывает ему про настроения на заводах, среди рабочих? «Кто-то его подослал или… ну все»,– решив, что наигрался в детектива, Арцыбашев попросил счет.

«Только попробуй намекнуть заплатить за тебя»,– злобно подумал он про газетчика.

Расплатившись, доктор поднялся из-за стола:

– Мне пора.

Неугомонный Марков кинул из кармана на стол несколько помятых банкнот и бросился за ним:

– Александр Николаевич!

«Да что тебе нужно, черт возьми!»– Арцыбашев развернулся, готовый резануть его какой-нибудь грубостью, но истошный женский крик из глубины фойе перечеркнул этот план.

Бросая столы, к окнам потянулись любопытные. Снаружи происходило что-то небывалое – крики и причитания заполонили тротуар «Астории».

Арцыбашев вышел из гостиницы. На углу, неподалеку от его машины, собралась густая толпа.

– Да что же вы стоите? Доктора зовите, доктора!– закричал чей-то хриплый голос. Ему никто не ответил. Арцыбашев посмотрел на Григория. Тот, помня строгий наказ – не отходить от машины, встал на цыпочки, вглядывался – что прячется за широкими спинами?

– А ну, посторонитесь!– рявкнул Арцыбашев, грубо расталкивая зевак и пробираясь вперед.– Кому здесь доктор нужен?

– Ох, матушки!– пробормотал женский голос.– Убилась она насмерть, боженьки!

Арцыбашев протиснулся вперед, и оказался возле крытой пролетки. На ее помятой, изломанной крыше лежала маленькая белокурая девушка в распахнутом сером пальтишке.

– Она!– вырвалось из доктора.

– Сверху спрыгнула, оттудова,– указывая пальцем вверх, сказал какой-то мужик в легком тулупе. Арцыбашев задрал голову. На шестом этаже он увидел настежь распахнутые створки окон и светлые занавески, бьющиеся над ними. Он осторожно поднялся на пролетку, наклонился к девушке. Бледное, совсем юное лицо с заплаканными темно-карими глазами. Жалобно-грустный взгляд с немым укором смотрел вверх. В нем еще теплилась жизнь. Арцыбашев прижал два пальца к шее, легко сдавил.

– Эй, ты что там делаешь?– сердито спросил кто-то.

Арцыбашев чувствовал ее пульс – тихий, едва слышный…

– Жива,– прошептал он сам себе.– Надолго ли?

Он приценился. Нелепое пальто, вбившееся ему в голову, было явно с чужого, взрослого плеча. Легкое ситцевое платье, под которым, дай бог, раз десять перелетанное бельишко, худые голые ноги…

«Никому ты не нужна, сирота казанская»,– вынес он печальный вердикт.

Пролетка вздрогнула.

– Эй, что такое?– Арцыбашев грозно развернулся к толпе.– Стойте смирно! Гришка, помоги мне перенести ее в машину!

Вместе с водителем он осторожно спустил девушку с пролетки, потащил к «форду». «Не толкайтесь, черт вас подери!»– то и дело кричал Арцыбашев, хотя никто и близко не подходил к ним. Только один старичок вежливо спросил:

– Куда же вы ее уносите, позвольте узнать?

– А ты не видишь, что она еще жива, старый дурак?– огрызнулся он.

– А моя пролетка?– послышался другой, более тревожный голос.– Господа, а моя пролетка?! Кто мне ущерб возместит?! Господа?..

Доктор усадил девушку на заднее сиденье, облокотил на себя.

– Господа?!– крикнул извозчик.

– Хромого дьявола попроси!– посоветовал Арцыбашев. Машина агрессивно рыкнула и помчалась прочь.

– Гони что есть сил, Гришка! Со Смертью соревнуемся!

– Есть,– водитель, бешено сигналя, летел по мостовой, едва не врезаясь в попутные экипажи.

«Только бы успеть…»– Арцыбашев держал девушку за край пальто, бережно прижимая к себе. Вторая рука лежала на ее запястье, щупала тихо бьющуюся жилку.

– Что смотришь, дура?– сердито спросил он. Глаза девушки безмолвно скользили по его лицу.– Спасать тебя буду, бестолковую.

Машина добралась до клиники в две минуты. Григорий, резко затормозив, чуть не впечатался в стену.

– Беги внутрь, зови всех, кто на дежурстве! Пусть готовят операционную!

Григорий кивнул и скрылся в здании. Арцыбашев, бережно взяв девушку на руки («До чего же она легкая и маленькая!») быстрым шагом пошел вслед за ним.

Когда автомобиль, выпустив из себя серый вонючий выхлоп, скрылся из виду, толпа начала расходиться. Остался только несчастный хозяин пролетки и парочка зевак, которым больше и нечего было делать, кроме как судачить о случившемся.

Марков следил за всем действием поодаль. Когда толпа разошлась, он, порыскав по карманам, вытащил блокнот и огрызок карандаша.

– Прошу прощения?– газетчик подошел к владельцу пролетки.– Меня зовут Антон Марков, я из газеты Белая ночь. Могу поинтересоваться, что здесь произошло?

Часть вторая

1

Поздним вечером, когда маленькая редакция «Белой ночи» готовилась к закрытию, усталый и голодный Марков вошел в кабинет редактора:

– Товарищ Гаврилов!

– Ты мне эти шутки брось!– ворчливо ответил тот.– По домам пора, а ты…

– Виноват, Марк Олегович,– Марков положил ему на стол печатные листки. Редактор придвинул их к себе, посмотрел на Маркова:

– Что это?

Газетчик сел перед ним – самодовольная улыбка играла на его небритом лице.

– Восьмое чудо света!– начал он.– Сегодня, примерно в половине пятого вечера, из окна номера Астории выпала неизвестная девица. Она приземлилась в руки известному хирургу Арцыбашеву, а он (кто бы сомневался?) погрузил девицу в машину и увез в неизвестном направлении. Итак, кто же эта девица? И что собирается делать с ней великий питерский Эскулап?

– Давай ближе к делу, не в театре,– сказал Гаврилов, не любивший позерства.

– А вот я в статье все расписал,– скромнее ответил Марков.– Странное дело. Администрация гостиницы отрицает какой-либо несчастный случай. И никакой девицы они не знают. Но я поговорил с простыми работягами – коридорными, портье, и выяснил несколько интересных подробностей.

– Ну?– поторапливал Гаврилов. На часах было пятнадцать минут десятого, а закрыться редакция должна была еще в девять.

– Эта девица была в люксовых номерах, искала некоего господина Самсонова.

– Подожди-ка…– Гаврилов призадумался.– Это тот, который цирками занимается?

– Он самый. Оказывается, незадолго до прихода девицы, он снял верхний номер. И с ним была женщина. Понимаете, Марк Олегович? Сначала приходит Самсонов с дамой, потом эта…

– Да понял я,– раздраженно ответил редактор.– Дальше что?

– Я навел справки о Самсонове. Совсем несложно, учитывая его известность. Год назад он переманил к себе одну молодую гимнастку…– Марков заговорщицки подмигнул.– А недавно еще одну девушку – но уже дрессировщицу. Вот она-то и была спутницей Самсонова в Астории.

– Интересно…

– У Самсонова просто безумная страсть к женщинам. Полагаю, он развлекался с гимнасткой целый год, пока не нашел себе другую любовницу.

– А что за гимнастка?

– В статье и про это есть,– ответил Марков.– Она, так называемая принцесса цирка, госпожа Эльза.

– Ясно. Арцыбашев тут причем?

– Ну как, причем…– неловко улыбнулся Марков.– Притом. У него, как известно, есть интрижка с какой-то балериной. А тут циркачка. Разве они не могут быть одного теста?

– Хочешь сказать – Эльза могла оказаться любовницей и Самсонова, и Арцыбашева?– предположил Гаврилов.

– А как иначе он оказался поблизости?

– Интересная история. Громкая,– редактор довольно кивнул.– Но в номер я ее не пущу.

– Почему?– Марков, едва удержавшись на стуле, непонимающе посмотрел на Гаврилова.

– Что значит «почему»? Ты сбрендил?!– сердито воскликнул Гаврилов.– Арцыбашев – друг нашего градоначальника, генерала Мамонова, военного прокурора и еще целой кучи очень влиятельных людей! А Самсонов… ты знаешь, что он давал представление для семьи Его Императорского Величества? Императрица тепло отозвалась о нем. Нет, Антон, так не пойдет.

– Да как же…– растерянно сказал Марков.– Я столько времени потратил на расследование, раскапывал…

– И потому я говорю «нет». Твое «расследование», по большей части – просто собрание слухов. Не хватало, чтобы из-за них газету закрыли, даже если они правдивые.

– Ясно,– мрачно блеснув глазами, сказал Марков. Он забрал листки и вышел из кабинета. Вернувшись в свою маленькую, прокуренную комнатушку, в которой он печатал статьи на старой машинке за расшатанным столом, открыл окно и закурил папиросу.

– Отказал?– спросил коллега, с которым он делил комнату.

– Отказал, сука…– не докурив, Марков швырнул папиросу в нарастающую темноту сумерек. Столько труда псу под хвост…

– А я тебе говорил. Ладно, я пойду. Закроешь кабинет?

– Скатертью дорога.

Марков вернулся к своему столу. Его детище – полдесятка набранных мелким шрифтом листков, лежало перед ним в полном недоумении. Марков сокрушенным взглядом смотрел на статью – как он торопился, набирая текст с грубейшими опечатками; как он постоянно поглядывал на время, стремясь обогнать его; подгонял пальцы и мозг работать быстрее…

– Громкие имена… да ведь к ним люди тянутся, как мухи на сладкое!– схватив листки, Марков перегнул их пополам и спрятал во внутренний карман пиджака.– Нет уж, Марк Олегович, выкуси! В лепешку расшибусь, но статью напечатаю!

– Марков!– позвал за дверью голос редактора.– Мы уходим!

– Сейчас,– парень схватил ветхое пальто и латаный картуз, выскочил из кабинета.

Оделся он уже на улице. Пройдя пару десятков шагов под светом фонарей, выкурив еще одну папироску «для остроты ума» (как говорил он сам) Марков помахал первому попавшемуся извозчику:

– Вези меня, отец, быстро и легко. Дорогу покажу.

2

Дорога Маркова оканчивалась в далеком, окраинном рабочем квартале. Пролетка остановилась перед широким кряжистым домом – старожилом, по меркам многих других питерских домов. Марков расплатился и зашел за угол. Здесь был спуск в подвал, над которым висела большая синяя вывеска с желтыми буквами: «Пивная Журавль».

Улыбаясь, Марков снял картуз и расстегнул пальто. Каждый раз, оказываясь в этом тускло освещенном зале со сводчатыми потолками, слушая вечно бодрствующий гомон посетителей, им овладевала беззаботная радость. Придя сюда впервые, будучи еще студентом, он был поражен: что бы ни творилось снаружи – война, ураган или наводнение – здесь всегда царила атмосфера легкомысленного веселья.

Марков пошел по залу, пробираясь через многочисленные столы к стойке. Он знал, что ему нужно. Для начала – бокал холодного, светлого пива. Получив его, Марков сделал несколько медленных глотков, одновременно с этим окинув посетителей в зале. Их было много, и большую часть из них он знал. В самом дальнем углу, возле газового рожка, в неизменном белом костюме сидит писатель и эсер Ильин.

С Ильиным, как и с большинством своих приятелей, Марков сошелся случайно. Но тот, при всем его дружеском общении, не подходил под обычное описание приятеля. Это был скорее наставник, старше и по возрасту, и по пережитому опыту. Ильин, в свою очередь, познакомил его с несколькими газетчиками, у которых можно было попросить «халтурку». Именно их выискивал Марков.

Из числа таковых, ближе всего к нему сидела шумная и веселая компания: Журов – газетчик из «Хроник Петербурга», Волчков – сатирик-фельетонист и актер на полставки, и Филев – журналист и литературный критик, добившийся пока совсем небольшой известности.

– Здравствуйте, господа!– Марков подсел между Журовым и Филевым.

– Антон!– Журов кивнул.– Давно не виделись! С прошлой недели.

– Два дня всего,– уточнил Филев.

– А сколько сейчас?– спросил Волчков.– А-то мне завтра в театр, Фонвизина играть.

– Успеется твой Фонвизин!– Журов сытно рыгнул. Его красное лицо лоснится от пота – похоже, он уже перепивает.

– Я к вам пожаловал, между прочим…– стал объяснять Марков, но Филев его прервал.

– Стой. Тебе нужен заказ на интервью у Макалина?

– Это кто?

– Резчик по дереву, делает разные… да не важно!– Филев глотнул из своего бокала, продолжил.– Для Альманаха не хватает две статьи по искусству. Нужен Евланцев – который народные музыкальные инструменты делает, и Макалин. Евланцева уже взяли, так что остается Макалин.

– Сколько?– спросил Волчков.

– Пятнадцать.

– Я беру.

– Ты не журналист, а артист-недоучка,– возразил Филев.– Мне нужен журналист! Чтобы накидал вопросы – так и так, мол, сколько лет занимаетесь? Где научились?

Журов громко засмеялся.

– Ох, Филев, душа моя… кому твои народные рукомельцы нужны? Чашки-ложки вырезать любой дед умеет, езжай в слободу и спроси.

Филев насупился – выпад Журова сильно задел его.

Поняв, что компания сидит давно и расслабилась очень сильно, Марков не стал осторожничать и рубанул прямо:

– У меня статья есть, про сегодняшнюю самоубийцу.

Волчков с пьяным недоумением посмотрел на него:

– Простите? Чью, говорите, убийцу?

– Самоубийцу!– повторил Марков громче.– Статья совсем свежая, сегодняшняя, но мой редактор взять ее отказался.

– Почему?– спросил Журов.

– Имена в ней громкие. Бывшая любовница Самсонова выбросилась из Астории.

– Самсонов, который…– Волчков неуверенно взмахнул рукой и щелкнул языком, имитируя звук кнута.– Цирковой начальник?

– Конферансье,– поправил Филев.– Всероссийско известный, между прочим.

– И еще, там замешан Арцыбашев,– добавил Марков.– Всеевропейско известный.

– Каким боком?– спросил Журов.

Марков достал из пиджака статью, разгладил ее и положил на замызганный стол:

– Читайте сами.

Компания замолчала, углубившись в чтение.

– Понятно,– сказал Журов. Он закончил быстрее всех.– Полагаете, эта циркачка – любовница и Самсонова, и Арцыбашева? Хитро.

– Настолько, что даже иск о клевете не припаять,– добавил Филев.– Написано так туманно, вскользь.

– А главное, вполне может быть правдой,– закончил Журов.

– С чего вдруг?– спросил Волчков. Он почти ничего не понял из статьи.

– Голубчик, если бы вы станете вникать в цирковое дело, то первое, что узнаете – нет никого похотливее Самсонова,– объяснил Журов. Марков, начинающий хмелеть, наградил его благодарным кивком.– Он дурит молодым и наивным девочкам головы, обещая славу и деньги. И пока их глупенькие головки витают в облаках, он обгладывает мягкое мясцо с их нежных косточек. А когда остается один скелет, избавляется от старой пассии и ищет новую.

– Может, мне так и сделать, пойти в цирк?– мечтательно спросил Волчков.– В театре скучно. Актрисы все заняты или замужем. То ли дело цирк? Молодые артистки, музыка, овации…

–…а еще вонь нечищеных клеток и вечная дорога по матушке России,– добавил Журов.

– Я рад, что вы впечатлены, господа,– вставил Марков.– Но хочу напомнить, что мой редактор запретил ее печатать.

– Твой редактор – не мой редактор,– ответил Журов.– Он печатает все, что я приношу.

– Знаете, а ведь мне в Альманах нужно что-то особое,– вмешался Филев.– Места для октября еще свободны, так что я могу поместить эту статейку у себя.

– Замечательно,– от радости Марков осушил свой бокал до дна и закурил.– Учитывая, как долго я над ней корпел, как много сил приложил, распутывая клубок истории, предлагаю вам за нее тридцатку.

– Очень смешно,– сказал Журов. Филев вяло похлопал и добавил:

– Присоединяюсь.

– Ну, господа,– смущенно улыбаясь, сказал Марков.– Вы же сами оценили труд и стиль…

– Стиль дрянной, бульварный,– проговорил Филев.– Десять, и не больше.

– Ох,– Марков взял листки и собрался встать, как вдруг Журов подал голос: