Текст книги "Раскаты"

Автор книги: Артем Приморский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Кто у тебя? Балерина?

Вместо ответа – грубый толчок к кровати.

– Ложись под одеяло и закрывай глаза. И больше ничего не спрашивай. А с Варварой я еще поговорю…

Арцыбашев вышел, громко хлопнув дверью.

– Ты куда?– спросил он кого-то.

– Домой поеду,– язвительно ответил женский голос.– Засиделась в гостях.

И череда быстрых шагов в сторону гостиной.

– Вика, подожди!– крикнул Арцыбашев.– Вика!

Потом все стихло.

Ника лежала и думала о случившемся. Ее отец привел домой чужую женщину. «Но маму ведь он не любит,– говорила ее простая логика.– Значит, полюбил другую?»

Ответ казался девочке очевидным, но неправильным. Было в этом что-то грязное – чужая женщина в постели, где совсем недавно спала и отдыхала мама. И отец волновался о ней гораздо сильнее, чем о матери. Ника долго ворочалась, ломая голову над такой простой для взрослых загадкой, но усталость постепенно взяла свое, и девочка заснула.

– Доброе утро, моя прелесть!– в детскую вплыл приятный, пожилой женский голос.– Пора вставать!

– Не хочу…– простонала Ника, не разжимая глаз. В комнате стало светло – женщина убрала шторы. Шорох ее юбки стал ближе.– Иди-ка сюда…

– Нет…– Ника открыла глаза, и увидела доброе, морщинистое лицо своей бабушки по отцу – Софьи Петровны. Женщина поцеловала ее в одну щеку, потом во вторую, а потом («Ну хватит, бабушка!») в носик.

– Папа говорил, что я приеду?– спросила она, отпустив внучку.

– Да.

– Горе ты мое луковое… Ну, вот я и приехала,– женщина поднялась, расправила юбки.– Давай-ка вставай, умывайся-одевайся, а я пока посмотрю, как там мой сыночек поживает.

Ника послушно кивнула. Она смущалась бабушкиных «сюсюканий», но в то же время они ей безумно нравились. Софья Петровна, носившая немного старомодные платья и укладывавшая седые волосы в строгий пучок, походила на милую старушку-экономку.

Хмурый и не выспавшийся, Арцыбашев пил кофе в столовой.

– Ты сейчас на работу?– спросила Софья Петровна.

– Возможно.

В отличие от Ники, приезд женщины его нисколько не обрадовал. Приехав рано утром, всполошив всю прислугу и самого Арцыбашева, она скромно поприветствовала сына, позавтракала, а потом долго о чем-то разговаривала с Варварой. Арцыбашев ждал, что родительская кара вот-вот обрушится на него. Ждал со скукой – словно предстоит не разнос, а очередная «трудновыполнимая» операция, с которой он всегда справлялся на «отлично».

– Ну что,– поинтересовался Арцыбашев, когда мать наговорилась с Варварой.– Много тебе она доложила?

– Я посмотрю на свою внучку,– бросила она и ушла в детскую. Доктор услышал знакомое с детства «сюсюканье» и брезгливо поморщился…

– Варвара говорит, ты вчера какую-то б… приволок,– начала Софья Петровна без предисловий.– И твоя дочь видела, как ты с этой б… развлекался в вашей супружеской спальне.

– Варвару я уволю, ее время прошло,– невозмутимо сказал Арцыбашев.– Недосмотрела вчера, недосмотрит в будущем. А у б… нормальное имя есть.

– Мне на него плевать!– сердито отрезала Софья Петровна.– Ты о чем думаешь, Саша? Мать в психушке, а любимый папа пьян и развлекается с какой-то проституткой!

– И опять неверно,– спокойным тоном возразил он.– Анна не в психушке, а в лечебном центре. Не веришь – поезжай обратно в Москву, убедись сама.

– Да что с тобой, Саша?– мать схватила его лицо, повернула к себе, разглядывая с тревогой в глазах. Арцыбашев ответил ей безразличным взглядом.

– Все было предрешено,– сказал он.– Одна погибла из-за жадности, вторая пошла за своими туманными принципами. Там же, в тумане, и заблудилась.

– Ты пророк?– взволнованно спросила женщина.– Ты провидец? С чего ты это вообще берешь?

Арцыбашев убрал руки матери, поднялся из-за стола:

– Я не любил Анну уже давно. Я устал изображать примерного семьянина. Я ненавижу притворство, и хочу жить, наслаждаясь жизнью. А из-за нее я стал ненавидеть все вокруг – этот дом, себя и свою работу. Свою работу…– с нажимом повторил Арцыбашев. Его глаза зло блеснули.– Я работаю лишь потому, что умею, да еще и лучше всех. Но если бы не моя гордость – я бы плюнул на клинику, диплом и просто застрелился. Я рад, что все завершилось именно так. Я могу вздохнуть полной грудью, хоть и ненадолго.

– Отец Анны от тебя не отстанет,– предупредила Софья Петровна.

– Пусть сунется. Здесь, в Питере, Арцыбашевы неприкасаемы. Я могу хоть сейчас собрать целую армию высококлассных юристов.

– Ты уверен, что сможешь защититься от всего,– поняла женщина.– А судьба Анны тебя уже не интересует?

– Почему же? Я дам на лечение столько, сколько потребуется. Но после выздоровления пусть забудет нас. Дочь останется со мной, это больше не обсуждается,– Арцыбашев насмешливо улыбнулся.– Да и вряд ли суд решит отдать девочку убийце.

– Вопрос в том, кто дал ей пистолет, и кто довел ее до такого состояния,– мрачно сказала Софья Петровна.

– А заодно – кто позаботился, чтобы подозреваемую вместо изолятора отправили в дорогую клинику,– парировал Арцыбашев.

Женщина издала грустный, болезненный вздох.

– Но ведь раньше не было такого!– почти плача, воскликнула она.– Ведь вы же вначале любили друг друга!

– А помнишь, ты говорила, что я не сойдусь с Анной?– спросил Арцыбашев.

– Помню. Но потом решила, что ошиблась… Я увидела, что вы полюбили друг друга.

– А любовь давно прошла,– Арцыбашев развел руками, показывая пустые ладони.– Если вообще была… Любовь это теперь – Шаляпина, Мохова, Тарасова…

– Артистки и балерины?.. О боже, Саша!

– Что?

– Они же настоящие фурии!

– Не скажи,– Арцыбашев приятно улыбнулся, вспоминая вчерашнюю ночь.– Тарасова только корчит из себя такую, а в постели она сущая овечка…

– Я не хочу слушать эту грязь!– строго, с отвращением сказала Софья Петровна.

– Прости, мама. Просто она – не Анна. Она – страсть, жизнь, молодость!

– Так ведь и ты еще не стар, Саша. Тебе всего тридцать четыре!

– И все же, я на двенадцать лет старше, чем был тогда…– с легкой тоской подметил он.

Их разговор прервался сам собой. В столовую пришла Ника, и Софья Петровна все свое внимание перенесла на внучку.

Арцыбашев, сухо попрощавшись, поехал на работу. От дома до больницы – каких-то пять минут езды, но доктор попросил ехать помедленнее – ему было необходимо разобраться в разворошенных мыслях.

«О многом не поговорили,– думал он, почти не глядя на ползущие мимо дома.– Жаль, опять разговор к женам и семьям свелся. Будто обсуждать больше нечего».

Он еще много мог сказать по поводу отца Анны, напыщенного и полуграмотного мещанина, из приказчиков пробившегося к верхам торговой компании. Для этого надо было всего-навсего соблазнить дочь владельца, обрюхатить ее по-быстрому… Арцыбашев дал короткое и ясное наставление управляющему – если Антонов появится в доме, спустить его со ступенек.

«Держатель хренов… ничего, кроме мелких лавок и доли в банке, который по швам разлетится, едва здесь грянет…»

Арцыбашев вспомнил последние газеты, попавшие ему в руки, и криво усмехнулся. Везде одно и то же – осажденный Порт-Артур, мужественные защитники… Номер с фотографией Рожественского² на главной странице он скомкал и сразу бросил в камин. Зачем читать заведомо ложную статью, в которой новоиспеченный командующий Второй эскадрой грозится разметать японцев по всему Тихому океану? Хорошие источники говорили, что вице-адмирал давно отвоевал свое, и вести корабли он будет на смерть.

«Тем лучше,– зло подумал Арцыбашев,– чем быстрее загорится, тем быстрее взорвется…»

Ожившим взглядом он окидывает прохожих, дома и улицы и не подмечает ничего необычного. Но нутро чует – город напряжен. Одна оплошность, и достанется всем. Движется что-то масштабное, огромное… Механизм разрушения запущен, и поздно его останавливать.

«Война окончится поражением,– Арцыбашев, далекий от военного дела, четко и ясно видел картину горящих русских кораблей.– Но это будет лишь началом».

Ему вспомнилось, как на прошлой неделе один из его клиентов – генерал, князь Кириллов вдруг предложил ему идти на военную службу:

– Медики с вашими умениями нам очень нужны. Я дам вам чин полковника.

– Я не служил,– спокойно, как всегда, ответил Арцыбашев. Он заметил, что Кириллов сделал вид, будто не услышал.

– Князь,– обратился доктор к нему в другом, более холодном тоне.– Я не собираюсь уходить в госпиталь и оперировать пушечное мясо. Я семейный человек, у меня есть дочь.

«А еще счета в Англии,– добавил про себя Арцыбашев.– Которые я обязан забить доверху, пока не грянуло».

7

За два квартала от дома Чичерина располагался другой, не менее известный особняк. Верхний этаж его, со всеми комнатами, снимал Петр Геннадьевич Маслов, тоже врач и хирург, помощник Арцыбашева в клинике.

Маслов – худой и сутулый мужчина, которому недавно исполнилось сорок три, сидел в столовой и медленно пил кофе. Перед ним лежал свежий номер крупнейшей питерской газеты – той самой, с фотографией вице-адмирала на главной странице. Маслов, играя уголками страниц, читал заглавную статью – длинное интервью с Рожественским.

– Да, Зина…– громко сказал он, и на мгновение отвел взгляд водянистых голубых глаз от статьи.– Вот он, спаситель тонущей России.

– Я же просила тебя, Петя – не читать вслух политические гадости,– пожаловалась жена из другой комнаты.

– Это не гадости,– возразил Маслов.– Вот, послушай…– он ткнул пальцем, отыскав нужную строчку,-…«при беседе с его высокопревосходительством нам довелось понять что он – истинный патриот, настоящий русский и по духу, и по крови; и что он скорее пустит себе пулю в висок, чем позволит японским захватчикам раскачивать непоколебимый царский престол…» Вот!– воскликнул Маслов, и его унылое лицо растянулось вялой улыбкой.– Понимаешь, Зина?

– Нет,– честно ответила она.– Чему ты восторгаешься, я тоже не понимаю.

Маслов сложил газету и засунул ее в кожаный портфель. Взамен газеты достал расческу и приложился к жидким каштановым волосам с залысинами по бокам.

– Каждый раз, когда Россия попадает в беду, ей на помощь является Герой. Шведы и Петр Первый, французы и Кутузов…– продолжая разглагольствовать, Маслов вышел в прихожую, стал обуваться.

– Артем, Женя, я ухожу,– сказал он. Мальчишки-близнецы, взявшиеся из ниоткуда, поцеловали его в щеки и исчезли в никуда. Из гостиной выплыла жена Зинаида – дородная пышнотелая красавица. Она помогла мужу надеть плащ и поправила шляпу.

– Понимаешь? Вот она наша реальность,– говорил он, пока женщина крутилась вокруг него.– Что ни говори, а Рожественский молодец. Настоящий служивый пес! В хорошем смысле слова, конечно. Ты же помнишь, что мой брат рвался на эскадру?

– И?– с невообразимой скукой в голосе спросила Зина.

– И таки прорвался. Да не куда-нибудь, а на Суворова! К самому вице-адмиралу! Я вчера забыл сказать – возились в клинике долго; но он мне письмо прислал – там все подробно расписано. Он видел Рожественского и говорил с ним. Тот лют, как волк, устраивает сейчас дисциплину…– Маслов восторженно блеснул глазами.– Это то, что нужно России сейчас – дисциплина. Жесткая, суровая рука, которая будет держать в узде всех ленивых и отбившихся.

– Дорогой, ты опоздаешь на работу,– напомнила жена.– Письмо никуда не денется. Хочешь, так своему начальнику прочитай.

– Если ему это покажется интереснее его медицинских журналов,– съязвил Маслов и просмеялся.

Спустившись вниз, он взял извозчика и поехал к клинике. Улыбка все еще не сходила с его лица. «Показать письмо Арцыбашеву…– весело думал он.– Тому самому Арцыбашеву, похожему повадками на змея? Нет, уж лучше сразу уволиться».

Клиника Арцыбашева помещалась в уютном белом особнячке с аккуратным подъездом, вокруг которого разбили густой парк. Маслов не видит возле него красного «форда», и его настроение заметно улучшается.

В вестибюле вахтер помог ему снять пальто, вежливо спросил:

– Как ваши дела, Петр Геннадьевич?

– Хорошо. Арцыбашева пока не видно?

– Нет.

Маслов попросил отзвонить, когда тот придет, а сам направился в свой кабинет.

В длинном коридоре одна из медсестер мыла пол. Вторая протирала картины. Кивнув обеим, Маслов прошел мимо них, поднялся по извилистой лестнице на третий, самый последний этаж.

Здесь был только небольшой холл, в котором друг против друга расположились две двери с табличками. На одной: «А. Н. Арцыбашев, хирург»; на второй «П. Г. Маслов, младший хирург».

Маслов зашел в свой кабинет, положил портфель на стол и подошел к шкафу. Вытащив халат, он встряхнул и расправил его, пригляделся к материи и даже понюхал. Кинув халат на пол, подошел к столу и схватился за телефон:

– Кто стирал белье? Пусть подойдет ко мне!

Через пять минут в дверь постучали.

– Да?!– рявкнул Маслов.

В комнату вошел молодой парень в серой робе.

– Ты стирал?!– Маслов ткнул пальцем в горку скомканных халатов на полу.– Они воняют! Ты их хозяйственным мылом тер, что ли? У нас, между прочим, князь Аверин лежит! Как я к нему должен в таком халате заявиться, сволочь ты тупая? Бери их и перестирывай заново!

Парень быстро извинился, схватил халаты и исчез. Маслов – снова к телефону:

– Нюра здесь? Пусть принесет чистый халат!

«Мордами вам всем навтыкать нужно, сукины дети»,– Маслов подошел к окну. Отсюда было видно подъезд к клинике. Красного «форда» все еще нет, хорошо.

«Но ведь может появиться в любую минуту, зараза»,– раздраженно подумал Маслов.

В дверь тихо постучали два раза, а потом вошла медсестра Нюра.

– Ваш халат, Петр Геннадьевич…– ее ясный, приятный голос вкупе с ласковым взглядом небесно-голубых глаз делает свое дело – Маслов забывает о гневе.

– Ты вчера заступила, Нюра?

– Верно, Петр Геннадьевич,– девушка ищет, куда бы положить сложенный халат.

– Давай сюда, на стол,– он убирает портфель и относит его к шкафу. Как бы невзначай, закрывает замок на двери.

– Петр Геннадьевич?..– девушка удивленно сводит тонкие брови кверху, но ее губы растягиваются в улыбку.

Маслов медленно подходит к ней. Нюра – племянница его хорошего знакомого, ради которого он и устроил девушку медсестрой. Ей было около двадцати – Маслов не знал, сколько именно. Он с трудом помнил, сколько лет его жене, а запоминать возрасты всех любовниц не собирался тем более.

– Между прочим, к вам со вчерашнего вечера просился Афанасий Захарович,– сказала девушка, словно не замечая, что Маслов расстегивает ее халатик.– Кажется, он опять надорвал спину… Я просила его перезвонить сегодня.

– Не беспокойся о нем,– Маслов снял с нее шапочку и прикоснулся к туго стянутым на ее головке черным волосам. Где тут шпильки-невидимки? Маслов нащупал одну и вытащил – тонкая длинная прядь повисла на лбу.

– Пойдем ко мне на диван,– вкрадчиво прошептал он…

8

Отдышавшись, словно после долгого забега (на деле, прошли едва больше трех минут), Маслов поднялся и стал одеваться.

– Петр Геннадьевич…

– Не надо формальностей. Когда мы одни, зови меня Петей или Петром.

– Хорошо. Так что делать с Афанасием Захаровичем?

– А вот когда он позвонит, тогда и решим. Одевайся.

Маслов старался как можно быстрее облачить костюмом свое слабое, желтоватое тело. В контрасте с телом Нюры – молодым, красивым, покрытым светлой бархатистой кожей оно казалось ужасным, выцветшим, плохо обработанным куском лошадиной шкуры. Поэтому он не любил лежать с ней на диване. В постели, когда свои изъяны можно прикрыть одеялом – другое дело, но на голом диване…

Нюра одевалась гораздо медленнее. Маслов не торопил ее – наблюдать за тем, как девушка поправляет чулки и халатик, было слишком приятно.

– У меня к тебе просьба – сходи к князю, проверь его.

Девушка недовольно нахмурилась:

– В прошлый раз князь тронул меня за грудь.

– Пойми его,– пояснил Маслов.– Молодой парень, вторую неделю взаперти.

– Я его игр не поддерживаю.

– И не надо. Просто проведи осмотр, и поезжай домой. Даю два дня выходных.

– Хорошо,– Нюра улыбнулась.– Вы потом приедете?

– Может быть. Ах, дьявол…– Маслов увидел, как перед особняком остановилась машина Арцыбашева. Потом его взгляд мелькнул на часы.– Почти одиннадцать? Так, Нюра, тебе пора на выход.

Зазвонил телефон.

– Александр Николаевич приехал, идет сюда,– доложил голос вахтера, едва Маслов поднял трубку.

– Понял. Скажите ему – если что, я у себя.

– Доброе утро, Александр Николаевич!

– Доброе, Иван,– ответил доктор вахтеру, снял пальто.– Маслов здесь?

– С полчаса назад приехал.

– Отлично.

Арцыбашев направился к себе в кабинет. Пока открывал дверь, сзади вышел Маслов:

– Александр Николаевич?

– Да, Петр Геннадьевич?

– Разговор есть.

– Что ж, входите,– Арцыбашев пустил его первым.

Его просторный кабинет был больше, но не роскошнее. Заходя сюда каждый раз, Маслов садился в одно из кресел в углу, напротив стола, закладывал ногу на ногу – словно он хозяин этого места, и начинал разговор.

– Вы сегодня припозднились,– заметил Маслов.

– Мать с утра приехала, переполошила весь дом. А потом, по дороге, я решил заехать в Асторию. Домашним кофе разве наешься?– весело хмыкнул Арцыбашев.– Устроившись за столом, он будничным тоном спросил.– Так что вы хотели, Петр Геннадьевич?

– Свежие сводки. Князь восстанавливается – медсестры жалуются, что он их пытается лапать.

– Ясно. Я напомню его дяде, военному прокурору, что парня скоро можно возвращать на фронт. Далее?

– Звонил Афанасии Захарович…

– Опять?!– вскрикнул Арцыбашев.– Что у него на этот раз?..

– Да все то же, что и в прошлый.

– О боже…– пораженно прошептал он.– Ничему человека жизнь не учит. Когда он будет?

– Звонил вчера вечером, после закрытия. Сегодня – тишина.

– Мы еще о нем услышим,– пообещал Арцыбашев.– Это все?

– Не совсем,– Маслов, немного поколебавшись, все же решил сказать.– Вторая эскадра сегодня отплывает. В газете об этом печатали. Вы читали?

– Читал,– сухо ответил Арцыбашев. Поднявшись из-за стола, он подошел к окну. «Далась тебе, плешивый черт, эта статья»,– подумал он вскользь. Вслух же сказал:

– Ваш брат попал на корабли?

– Да, на флагманский,– Маслов собирался сообщить это с особой гордостью, но полное равнодушие Арцыбашева захватило его, заставило сказать таким тоном, словно свершилось самое обычное дело.

– Ну, желаю семь футов под килем вашему брату. Путь предстоит неблизкий.

«Тебе бы на сцене острить, умник»,– подумал Маслов. Взгляд ненависти впился Арцыбашеву в спину.

– Это все?– он развернулся, сложил руки на груди. Читай: «Если вы, Маслов, закончили, можете идти».

– Я пойду,– Маслов поднялся.

– На всякий случай, готовьте операционную. Чувствую, наш купец скоро примчится сюда.

Когда Маслов ушел, Арцыбашев, устало выдохнув, рухнул в кресло.

– Ну что за дурак, а не человек,– пробормотал он, думая об Афанасии Захаровиче Дугине – конезаводчике, кутиле и самом богатом купце в верховьях Волги.

В половине двенадцатого в кабинете Арцыбашева зазвонил телефон.

– Слушаю,– он снял трубку почти сразу.

– Александр Николаевич?– спросил незнакомый мужской голос.

– Да, я. В чем дело?

– Это клиника доктора Градова, Москва.

– Я слушаю.

– Я профессор Геннадий Раскалов, лечащий врач вашей супруги. Нам не довелось встретиться лично…

– Что там с женой?– прямо спросил Арцыбашев.

– С ней… произошло несчастье. Понимаете, она впала в состояние жуткой истерики. Она постоянно звала дочь и… клялась убить вас, если увидит. Так что мы дали успокоительное, прежде чем начать сеанс лечения…

– Ну и? Что дальше?– нетерпеливо нажимал Арцыбашев.

– Вчера у нее должна была пройти первая беседа. Но что-то пошло не так и… ваша жена мертва.

– Как мертва?..

– Повесилась на простынях в палате. Вы же знаете – мы селим наших клиентов в хороших комнатах, присматриваем за ними…

– Меня не волнуют эти подробности,– перебил Арцыбашев.– Она мертва? То есть, вы позволили ей убить себя?

– Александр Николаевич, боюсь, что вы немного неверно понимаете…

– Это вы не понимаете. Вам отдали психически нездоровую женщину, подозреваемую в убийстве – под расписку, со всеми официальными бумагами, заверенными всеми полицейскими чинами, и она вдруг вешается?.. Не перебивай меня!– повысив голос, Арцыбашев заговорил еще быстрее.– Спасибо, что сообщаете мне об этом – сейчас я позвоню юристу, а потом полицеймейстеру, и мы устроим вам такую проверку, что от вашей клиники не останется даже воспоминаний!..

Он бросил трубку, достал из стола запечатанный коньяк и пустой стакан.

К двенадцати в квартире Арцыбашевых зазвонил телефон. Трубку взял управляющий. «Сейчас подойдет»,– сказал он и пошел в гостиную, где Ника, под присмотром бабушки и новой учительницы, разучивала Бетховена.

– Софья Петровна, ваш сын просит к телефону.

Женщина кивнула – «сейчас вернусь, не останавливайтесь», пошла за управляющим.

– Мама…– прошептал страшно глухой голос Арцыбашева.

– Да, Саша? Я слушаю.

– Слушай внимательно. Анна повесилась. Я позвонил и обговорил детали – завтра ее привезут. Никому ни слова, особенно Нике. Понятно?

– Саша, ты хочешь, чтобы девочка…

– Не вздумай ей говорить!– вскричал Арцыбашев.– Никому. С отцом Анны я сам поговорю… А ты молчи…

Связь оборвалась. Женщина вернулась в гостиную и, как ни в чем не бывало, молча, с помрачневшим лицом, стала наблюдать за уроком Ники.

9

День, начавшийся так отвратительно, пока не собирался заканчиваться.

У Арцыбашева снова зазвонил телефон. В этот раз – приемная:

– Приехал Афанасий Захарович Дугин. Орет матом и срочно требует, чтобы ему оказали помощь.

– Уже иду,– Арцыбашев положил трубку, спрятал запечатанный коньяк и стакан…

Дугин – здоровый волжский мужик, непомерно тяжелый, с красным лицом, заросшим густой рыжей бородой лежал на каталке и орал. Рядом с ним стояла худая, заплаканная женщина в нарядном платье.

– Почему он в фойе? Всех клиентов распугать хотите? Его с третьего этажа слышно!– Арцыбашев, в белом халате, ворвался словно смерч.– Где Маслов?

– Я здесь!– выкрикнул тот за спиной доктора. Громко пыхтя, он бежал по коридору, на ходу застегивая халат.

– Обезболивающее кололи?– спросил Арцыбашев, и замолк. Какое, к чертям, обезболивающее, если Маслов позже него пришел?

– Вы кто?– небрежно обратился он к даме.

– Я супруга,– испуганно блестя заплаканными глазами, ответила женщина.

– Иван! Отведи супругу в приемную… в смысле, в комнату ожидания.

– Ксандр Николаич, родненький!– плача, кричал купец.– Спаси меня, отец, выручи! Золотом осыплю, лучшего коня отдам!

– Опять старые песни… Пьян?– строго спросил Арцыбашев.

– А как тут не пить, когда так болит у него!– всхлипывая, заголосила жена Дугина.– Вся спина-то, и ноженьки не держут! Господи-и…

– Иван, в комнату ожидания ее!– скомандовал доктор.– А ты терпи, не реви, как баба!– Арцыбашев и Маслов повезли каталку в операционную.– Я тебе говорил, чтобы ты прекращал лошадей на спор поднимать?!..

– Так мы…

– Говорил или нет?!

– Говорил!– обиженно крикнул Дугин.– Так ведь как отказаться, если ставка – сто целковых?

– Теперь тысячу отвалишь, а то и больше.

– Ксандр Николаич, родной мой отец, я тебе хоть все отдам. Хочешь – мой дом в Москве? Каменный, с подворьем… Хочешь, склад в Астрахани?..

– Сдался мне твой склад. Деньги, деньги давай!

Арцыбашев отправил Маслова готовить операционную, а сам отвез Дугина в комнату с рентгеном:

– Сейчас посмотрим, насколько все плохо. Тебе, дураку, даже мешок сахара поднимать нельзя было, а ты!

Снимки показали перелом лодыжек, берцовой кости и вывих колена. Страшнее всего было со спиной. Не зря купец орал благим матом, совсем не зря…

«Межпозвоночный диск раздавлен, позвонки треснули…– увидел Арцыбашев, разглядывая снимки.– Еще бы – третий раз за два месяца… В принципе, можно пластины здесь и сюда, пару лет реабилитации…»

Он посмотрел на Дугина. Под обезболивающим тот затих, превратившись в огромную тушу распластавшегося мяса.

– Ну что?– пришел Маслов, в белом хирургическом фартуке, с шапочкой и маской на голове.– У нас все готово.

– Раз готово, чего пришел?– грубо кинул Арцыбашев.– Ладно, увозите пациента. Петр Геннадьевич,– окликнул он уже мягче.– Переодевайтесь. Я сам проведу операцию.

Больше трех часов заплаканная жена Дугина просидела в зале ожидания. Иногда она выходила в фойе, спрашивала у дежурной медсестры один и тот же вопрос:

– Ну как?

– Доктор пока не объявлялся,– отвечала та одно и то же.

– Все,– отложив иглу с нитью в сторону, Арцыбашев сорвал перчатку и вытер пот с лица.– Инструменты на стерилизацию, пациента в палату.

Доктор стянул с себя фартук и душную маску.

«Теперь осталось сообщить родным»,– мрачно подумал он.

Жена Дугина – присмиревшая, усталая, тихо сидела на диванчике. Мимо нее, туда-сюда, словно маятник спешивших часов, ходила темноволосая девушка в дорогом изящном платье. Когда доктор вошел в комнату, она подошла к нему, смерила высокомерным взглядом.

– Ирина Дугина. Я дочь,– кратко пояснила она.– Вы хирург?

– А вы здешняя?– сразу понял Арцыбашев.

– Учусь на юридическом.

– Понятно,– равнодушно пройдя мимо нее, он подошел к женщине.

– А ведь я все еще не знаю, как вас зовут,– вспомнил доктор.

– Елизавета Макаровна…– глухо ответила она.

– Что с моим отцом?– требовательным тоном спросила девушка.

– Жить будет. Ходить – вряд ли. Если только Иисус не спустится с неба и не повелит подняться.

– Как же так?..– женщина горестно взмахнула руками, запричитала.– Афанасий Захарович, кормилец ты наш…

– Вы вообще слышали?– повысив голос, спросил Арцыбашев.– Я сказал, что он в порядке. Но ходить больше не будет.

– Это точно?– спросила девушка.

– Абсолютно,– доктор обернулся к ней, оглядел с ног до головы.– А вас, похоже, это не сильно беспокоит.

– Я и моя мать – совершенно разные,– с дерзким вызовом ответила она.

– Я заметил. Тебе, Ира, должно быть очень нравится городская жизнь. Студенты-романтики, прогулки по ночным аллеям, представления в кабаре. Что ты смущаешься?

– Как вы смеете?– вспыхнула девушка.– Не понимаю, о чем вы…

– Да все ты понимаешь. И плевать тебе на отца и мать, лишь бы деньги давали. А в плане учебы у тебя как?

– Я оканчиваю первый курс,– неохотно призналась Ирина.

– Ясно. Учиться – твоя идея, да? Завтра я заеду в университет и попрошу твою учебную статистику. А потом – знаешь что? Покажу ее твоему отцу. Он как раз отойдет от наркоза. Как думаешь, что он сделает, увидев твои оценки и «хвосты»?– загадочно спросил Арцыбашев.– И как быстро после этого ты попрощаешься с Петербургом, да и с любым другим городом вообще?

– Вы не посмеете,– Ирина отступила.– Вы не посмеете…

– Завтра увидим.

– А я тогда к знакомому юристу пойду,– придумала девушка.– Он вас засудит.

– Меня? За что?– громко, с притворным возмущением спросил Арцыбашев. Он заметил, что плач женщины стихал.

– За то, что вы отца на ноги не поставили!

– А разве я ему ноги ломал? Я ему позвоночник выкручивал? Третий раз,– он ткнул в лицо девушке три пальца.– Третий раз он сюда попадает с тем же самым диагнозом! Третий раз за два месяца я провожу твоему отцу операцию на позвоночнике – одну из самых дорогих и сложных в мире. Я предупреждал его о последствиях. Но разве он меня слушал?!

– Зато я вас слушаю, и вот что я поняла!– крикнула Ирина.– Никакой вы не хирург – вы шарлатан!

Елизавета Макаровна, утирая слезы, медленно подошла к дочери.

– Он не врач, мама! Он просто…– быстрая звонкая оплеуха дернула голову девушки в сторону.

– Дрянь ты бесстыжая, неблагодарная!– вскричала женщина.– Этот человек спас твоему отцу жизнь, а ты вот как заговорила, паскуда?!

Еще одна оплеуха, и еще одна – Арцыбашев осторожно оттащил Елизавету Макаровну от дочери.

– Ты в ногах должна ползать, змея!– яростно бросила женщина.– Ни одного письма, ни одной весточки! Только деньги и просила… Все! Больше не будет никаких институтов! Будешь сиделкой при отце!

– Да хватит вам,– мягко сказал Арцыбашев.– А вы лучше бы ушли,– посоветовал он девушке.

Женщина нервно обняла его руки:

– Александр Николаевич, я ведь всегда была с ним, все видела…

– Если хотите, пойдем к нему в палату. Он еще не очнулся.

– Пойдемте, родной, пойдемте.

– И не надо так переживать за вашего мужа, он поправится. Если хотите, закажем ему из-за границы каталку…

– Что угодно, отец, что хотите…

– Вы главное, после лечения напомните ему счет оплатить.

10

Арцыбашев вернулся в свой кабинет только после пяти. Утомленный сегодняшними событиями, он плюхнулся в кресло, закрыл глаза и задремал.

Через несколько минут в дверь постучали.

– Да?– хрипло спросил он.

Вошел довольный Маслов.

– Поздравляю с успешной операцией,– он поставил на стол бутылку с коньяком.– Предлагаю отметить,– весело сказал Маслов.

– Стаканы в шкафу, пользуйтесь,– Арцыбашев снова закрыл глаза.

– А вы не будете?

Доктор мотнул головой.

– Почему же?

– Устал я, Петр Геннадьевич. Иногда делаю операцию и думаю – какого черта я хирург, а не, скажем…

– Художник?

– Нет. Мне бы профессию попроще. Хотя нет, дело даже не в профессии…– Арцыбашев открыл глаза, потянулся за бутылкой.– Дело в голове.

– В смысле?

– А вот так,– распечатав бутылку, он разлил по стаканам.– Нет ей покоя. Все видит и слышит. Хотела бы жить попроще, да не может. По крайней мере, здесь.

– Я не понимаю,– признался Маслов.

– Я тоже порой ни черта не соображаю,– Арцыбашев чокнулся стаканом и выпил.– Хочу домой.

– Я тоже планирую скоро уехать. Может, куда-нибудь отправимся вечером?

– Нет, Петр Геннадьевич,– устало улыбнулся Арцыбашев.– Пусть каждый развлекается по-своему.

Возвращаясь домой, Арцыбашев мечтал только о прохладном, освежающем душе. Смыть с себя больничную вонь и грязь, которой он облепился за день, смыть неприятный осадок общения с Масловым.

Управляющий сказал, что Софья Петровна и Вероника уехали в цирк.

– Давно?

– Часам к пяти представление.

– Хорошо. Пускай развеются…– Арцыбашев поднялся в гостиную, огляделся.

– Желаете пообедать?– догадался управляющий.

– Впору ужин подавать. Я сейчас не голоден.

Доктор зашел в спальню. В этой комнате все было новое и дорогое, делалось под заказ, по выбору Анны. Все, кроме кровати. Тяжелая дубовая кровать досталась Арцыбашеву от матери и, несмотря на протест жены, именно она стала супружеским ложем. Ее сделал еще прадед – беднеющий помещик, у которого была страсть к работе с деревом. Он постарался на славу, украсив изголовье, изножье и бортики искусной узорчатой резьбой. На этой кровати родилась Софья Петровна. Годы спустя, на ней же, она провела первую брачную ночь с отцом Арцыбашева. Он умер рано, от тяжелой пневмонии, не дожив даже до тридцати. Анна считала, что спать на чужой кровати (на которой не только рожали, но и умирали) очень плохо. Может, ей просто не нравился стиль резьбы? Мужчина был уверен – кровать однажды перейдет его потомкам; и эта эстафета от мертвых к живым будет продолжаться очень, очень долго…

Арцыбашев открыл платяной шкаф – длинный, от одного конца комнаты до другого. Внутри он был поделен узорчатой перегородкой. Половина Анны – стройные ряды платьев, картонки со шляпами, коробки с туфлями; половину из коих она даже не успела поносить. Арцыбашев наклонился вглубь шкафа, осторожно втягивая воздух – запах жены пока витал здесь. Если убрать все ее вещи, как быстро он исчезнет?