Текст книги "Ядерная ночь. Эвакуация."

Автор книги: Артем Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

К машине подбежал Колмогоров:

– Всем привет! Вась, я Витьку у тебя заберу? На «восьмерке» дополнительный комплект аппаратуры установили, я его туда хочу посадить.

– А сам? – Я пожал руку старому приятелю.

– А сам с тобой – на «стакане». По старой традиции, – рассмеялся Иван. – Ладно, не фиг на воздухе стоять и пыль глотать!

* * *

На цель шли уже ставшим привычным маршрутом – вдоль шоссе. Как объяснил Иван, можно было и спрямить, оставив Тверь слева, это сэкономило бы почти полсотни километров пути. Но снять радобстановку в районе областной столицы было необходимо, и начальство решило не экономить на булавках. К этому добавилась разведка маршрутов для грядущего «исхода» солнечногорских. Да и вообще – полоса, прилегающая к федеральной магистрали, была до войны наиболее плотно заселена, и появление наших вертушек продемонстрировало бы местным жителям, что они не одиноки.

– Вась, – окликнул меня с места оператора Колмогоров. – Помнишь девчонку, что мы в Завидово у мародёров отбили?

– Татьяна, кажется…

– Да, она.

– И что с ней?

– Нашёл я её.

– Скоро свадьба? – догадался я.

– Да нет, ты что… – но по тону Вани было понятно, что всё к этому и идёт.

– Живёте вместе?

– Да, а куда ей деваться? К тому же в лагере я девчонке жить не позволю.

– Ну и молодцы! Но смотри, салатики зажмёшь – обижусь!

– Вась, право слово! Что я – куркуль какой?

– Конечно, нет! Просто знал бы ты, Ваня, сколько моих приятелей проставы зажимали! Ладно, я подремлю пока! Разбуди над Тверью!

«Смешно! Как всё возвращается на круги своя, – мысли под гул турбин были тягучие. – Сорок лет назад выйти замуж за военного было престижно. И шестьдесят. И сто пятьдесят… А вот в последние двадцать – совсем наоборот… Слышал я, как от ребят, моих сверстников, жёны уходили, кто бросая все вещи и убегая в никуда, а кто и оставляя своему подпогонному благоверному голые стены… Теперь же маятник опять качнулся – найти мужа или просто мужика из выживших военных будет означать для женщины относительную сытость, безопасность и порядок в жизни, которым большинство людей уже через год будут смертельно завидовать. Гримасы судьбы, иначе и не скажешь…»

* * *

Проснулся я бодрым, как всегда, когда организм переключился в состояние «в поле», выпали свободные пятнадцать минут, а обстоятельства позволяют «придавить массу». Даже перейдя на офисную работу, в минуты авралов и сверхурочных я старался вырвать минут двадцать и не травить организм кофе и сигаретами, а отыскать подходящую горизонтальную поверхность и поспать. Многие коллеги искренне завидовали этому свойству моего организма, но примеру практически никто не следовал, предпочитая заливать в себя литры «энергетиков» и мерзотного растворимого кофе.

И когда Колмогоров легонько толкнул меня в плечо и скомандовал: «Подъём!» глаза открылись сами собой.

– Тверь?

– Два километра до реки. – Ваня повернулся к своей консоли. – Фонит, зараза!

Вытащив из чехла камеру, я приник к иллюминатору.

Город догорал. Столбы дыма ещё поднимались то тут, то там, но уже не сливались в сплошную стену, как несколько дней назад. Вертолёты сбросили скорость и пошли на первый облёт – вдоль реки. «Хрущёвские» пятиэтажки, что стояли на набережной, начинавшейся от автомобильного моста, пострадали не очень сильно – только полное отсутствие стёкол и переплётов в окнах выдавало то, что ударная волна сюда всё-таки дошла. Я изменил кратность объектива: «Да, не только стёкла пострадали!» При большом увеличении стали заметны покорёженные машины во дворах и даже сорванные с петель подъездные двери. «И это почти в пяти километрах от эпицентра!»

Следующий квартал, несмотря на то что дома там были поновее, пострадал ещё сильнее.

Рядом послышалась возня и матерное бормотание – старший прапорщик тоже разглядывал разрушенный город.

– Что ругаешься, Мирзоев?

– Вот, блин, тащ капитан, как артиллеристам досталось-то? Вон там видите, у ангаров, крыши посносило на хрен! И выгорело всё…

Дальше в кадр попал полуразрушенный завод, ещё несколько кварталов жилых домов, у многих из которых даже снесло верхние этажи…

А вот после железной дороги пошла зона сплошных разрушений!

– Красную Слободу сдуло, на хер! – снова выругался прапор. – А фиг ли? Частный сектор…

То, что было ещё неделю назад частным сектором, сейчас походило на декорации к фильму ужасов – серо-угольного цвета пустошь размером примерно полтора километра на километр, затянутую пеленой дыма.

– Вот он! – завопил внезапно Колмогоров. – Эпицентр! Видишь яму?! Вася?!

– Вижу, не ори! – Не заметить аккуратную круглую ямину диаметром около сотни метров было сложно. Тем более что рядом имелся неплохой ориентир – разрушенный до основания стадион.

– Я прав был! Взрыв наземный! Смотри, какая аккуратная воронка. И большая! Похоже, что у штатников тоже брак гонят…

– Это с чего ты взял?

– По городам лучше всего работать с подрывом в воздухе – зона разрушений больше, а осадков выпадает меньше. А тут у них взрыв позже, чем требовалось, произошёл. То бишь и сейсмоволну испортили, основная компонента в той части, что у поверхности идёт – стала вертикальной, значительно менее опасной, но тут, насколько я знаю, никаких укрытий или бункеров нет… И территорию толком не прожарили: слишком низко, угол падения света – как в полярный день. Прям как в поговорке: «Светит, но не греет». К тому же ударная волна в приземном слое – сильно слабее. Потому как тот же угол падения и минус половина энергии вдобавок. Да и засрали всё вокруг по максимуму лет на двадцать, не меньше.

– Ты что, старые конспекты на антресолях нашёл?

– Да, – признался Иван. – Только не в антресолях, а в чемодане под кроватью. Веришь, думал, никогда не пригодятся…

– А чем засрали, не просветишь? – Камеру я по-прежнему держал направленной в окно, но записать на микрофон комментарии специалиста никогда не вредно.

– Железом в основном. Так его в почве немного, но тут застройка, машины, предприятия. У «пятьдесят четвёртого» полураспад три года, в грунте его обычно немного, процентов пять или шесть. А тут – сам понимаешь – в десятки раз больше. Ну и кальций в почве и стройматериалах. Кремний… Долгоживущая пакость, короче.

Дальше разговоры прекратились, потому что на консоли у Ивана запищал какой-то датчик, и он вернулся к своим обязанностям, а я просто продолжал снимать. Больше всего пострадала старая часть города – Затьмачье и Центральный район. А вот обелиск в честь Победы устоял – я специально снял крупно оплавленный памятник – хоть какой, а символ…

Мелькомбинат стоял на самой границе зоны наибольших разрушений, так что был нам совершенно неинтересен – даже если что-то там и сохранилось после взрыва, пожары и радиация выключили его из списка доступных объектов.

А вот на «Тверское химволокно» и экскаваторный завод мы заглянем. Всё-таки уже пять километров от эпицентра и продукция там не скоропортящаяся. Не в ближайшее время, но заглянем.

Вертолёты начали поворот вправо, следуя за изгибом Волги, и километрах в пяти перед нами в небо упёрся столб густого черного дыма.

– Мирзоев, не знаешь, что это может гореть?

– Это? «Красная заря». Топливная база Госрезерва.

«Не очень здорово, конечно, но в Торжке есть своя топливная база, и на заводе „Шелл“ кое-какие запасы имеются. На первое время хватит, а там что-нибудь придумаем».

Южная часть города пострадала значительно меньше, и в некоторых посёлках между «старой» и «новой» Ленинградками можно было заметить признаки жизни. «Выводить надо людей отсюда, пока не перемерли!»

Во время второго круга я перешёл на другой борт и снимал уже «наш» берег Волги. Картина была похожая, только со скидкой на большее расстояние от эпицентра. Заволжский район превратился в руины и, что самое обидное, вместе с ним склады средств химзащиты, располагавшиеся рядом с академией ПВО. Боеголовку прислали сюда не просто так…

* * *

Первые признаки человеческой активности мы засекли в Эммаусе – посёлке славном не только своим странным названием, но и тем, что в нём регулярно проводят всякие рок-фестивали. На одной из улиц мы заметили две машины, припаркованные у какого-то дома. По просьбе старшего лейтенанта пилоты снизились до двухсот, примерно метров.

– Вась, мне кажется, или они чью-то хату дербанят?

– Нет, Ваня, не кажется…

– Пугнём?

– А смысл? Если каждого, кто сейчас в пустой дом вломился, пугать – никаких патронов не хватит! Вот если бы они поножовщину или ещё какое насилие учинять вздумали – тогда стоило бы…

Майор Рыжков, правда, решился – их «восьмёрка» сделала крутой разворот и пронеслась над улицей совсем низко, чуть ли не на высоте столбов. Мародеры покидали скарб и врассыпную бросились прятаться.

«А толку-то? Мы улетим, они вернутся. Домик вон какой красивый – „три этажа – два гаража“…»

Тут подал голос Камчатка, до того спокойно сидевший на куче ОЗК:

– Помню, у нас на Камчатке вот так же браконьеров гоняли… – из-за многочисленных баек про родной край он и получил прозвище. Только за время нашей поездки в Вышний Волочок за взрывчаткой он рассказал четыре истории, начинавшиеся с этих сакральных слов.

– А что, – оживился Мирзоев, – обратки не боялись?

– Так не наших же, а японских! – веско ответил Андрей. – За это благодарность от командования…

– А, тогда понятно…

В Городне и обоих Мелково ситуация сложилась похожая – грабили, причём скорее всего дачи и особняки богатеев. Ни у одной полуразвалившийся хибары мы машины мародёров не заметили. «Вот вам и ответ в тему, товарищ генерал-майор!» – припомнил я недавний разговор с Суходольским.

На подходе к разрушенной дамбе у Завидово с нами связались с заставы «подсолнухов», но Колмогоров переключать переговоры на динамик не стал – видимо, ничего особенного, обычный обмен любезностями. А вот сам блокпост я засёк визуально – на окраине Безбородово стояли несколько «коробочек».

Шли мы на приличной высоте, по моим прикидкам – около километра, и деталей с такой высоты разглядеть не удалось.

– Вань, а что вверх-то полезли?

– Так тут спецура всё под контролем держит, а выше лететь нам по топливу удобнее – расход меньше, чем у земли. Да и скорость держать больше можно…

Не доверять вертолётчику-профессионалу у меня резонов не было, и я просто продолжил снимать происходящее на земле. Больше для проформы – в том, что ребята из Солнечногорска облазают тут каждый пятачок, никаких сомнений нет, достаточно на Сашу-Клоуна посмотреть. Даже дом себе в наших краях уже подыскал и Юлю свою ненаглядную перетащил. Только пока не как жену или там наложницу, а просто жить и хозяйство вести. Дескать, мне самому недосуг, война и всё такое, так что давай, милая, отрабатывай постой. Как у них дальше всё сложится, не знаю…

* * *

Столб дыма над Москвой мы засекли ещё в Зеленограде. Пилоты, я думаю, заметили его ещё раньше. В наш первый рейд погода была сумрачная, а облачность – низкая, но сегодня было ясно и густая серая стена, встававшая, пожалуй, на треть горизонта, пугала.

– Ваня, – позвал я Колмогорова. – Мы её всю осматривать будем?

– Нет, по радиусу влетим, замеры проведём, и назад. Периметр больше сотни километров – топлива даже с подвесными не хватит. Назад вообще в Солнечногорск пойдём. Но, боюсь, глубоко не залетим – пожары могут активную пыль вверх гнать, так что работать будем, как говорится, «по способности». Тут, если честно, дивизию дозиметристов пригонять надо, а не меня-вахлака на пару с гражданским. Вон, смотри – «Шарик» ещё дымится, – показал он рукой в сторону международного аэропорта. Я перешёл на противоположный борт и начал снимать.

– А в прошлый раз там дыма не было, помнишь? Витя, – обратился старлей через переговорник к пилоту, – поверни в сторону «Шереметьево», там обстановку посмотрим.

«Двадцатьчетвёрка» послушно накренилась, земля заметно приблизилась, и в иллюминатор я увидел Международное шоссе, уставленное десятками брошенных машин.

«Ехали себе люди, ехали. В отпуск улетали или встречали кого-нибудь… И тут бац – война! И спрятаться негде, и бежать некуда…»

– Ваня, фон за окном какой?

– Ноль семьсот сорок. Там внизу все перемёрли уже. Шесть дней прошло, а доза до сих пор смертельная. Пять часов там походишь – и каюк! – «И говорит вроде спокойно, а уголки губ дрожат – волнуется. Ещё бы не волноваться – машин внизу сотни, и соответственно сотни трупов или людей, которые ими станут в самое ближайшее время. И помочь мы им ничем, то есть совсем ничем не можем!» – ощутив солоноватый привкус во рту, я украдкой провёл ладонью по губам. Так и есть – кровь. Сам не заметил, как губу прокусил…

Над «Шереметьевом» мы кружили недолго – и «Первое» и «Второе» накрыли кассетными боеголовками. На рулёжках и самолётных стоянках валялись обломки самолётов. Многие обгорелые. Зданию терминала «F», как с относительно недавних пор именовали старое здание международного аэропорта, тоже досталось неслабо. Стёкол не было вообще, зияли многочисленные дыры, обломки. Из-за него и поднимался тот иссиня-чёрный столб, который привлёк наше внимание. «Заправочный терминал, – догадался я, рассмотрев внизу шесть здоровенных емкостей для горючего, над которыми до сих пор поднималось пламя. – Стоп! За шесть дней должно было выгореть всё! Выходит, аэропорт бомбили уже после ядерного удара?»

– Колмогоров, ты лётчик. За сколько такое количество керосина дотла сгорит?

– Дня три…

– Ага, и я о том же! – заметив гримасу понимания на лице Ивана, добавил я.

– Думаешь, ещё бомбить будут?

– Не исключено.

Иван встрепенулся и принялся докладывать наши наблюдения пилотам.

«Не знаю, добивает ли бортовая рация до Торжка, но до Солнечногорска должна. И чем скорее в штабе узнают эти важные новости, тем лучше. Может быть, именно сейчас волна натовских войск перехлестнула через наши границы. А может, американские танки, стартовавшие из Германии, уже подходят к Смоленску… Что дальше? Уходить в партизаны? Сколачивать народное ополчение с одним „РПГ“ на роту? – Внезапно тревога спала. – А, что бы там ни было, просто так им нас не взять!»

Вертолеты, покружив над остатками аэропорта, взяли курс на Москву. Летели низко – метров двести над землёй.

Химки уже догорали, как и гигантская пробка на въезде в город. Впрочем, много машин стояло и на противоположной стороне. «В этом месте всегда так, – подумал я и тут же поправился: – Было… В таком столпотворении достаточно загореться одной машине, как огонь перекидывается на соседнюю. И выбраться из огненной западни практически невозможно… А если люди ещё и ослепли от вспышки…» – Меня снова, как и в прошлый раз, пробил ледяной пот. Думать спокойно об одномоментной смерти такого количества людей сил не было.

Когда пролетали над мостом над каналом имени Москвы, стало понятно, что этим путем из города уже вряд ли кто выберется – та же пробка в обе стороны, превратившаяся в сплошное месиво рыжего, прокалённого огнём металла в чёрных разводах копоти.

«Сколько здесь метров? Двести, максимум – триста, если кому-нибудь повезло, то придётся переплывать. Зачем? Чтобы брести потом по улицам, где ветер несёт пепел? Бр-р-р…»

Дома вдоль Ленинградки зияли выбитыми окнами, на стенах, обращённых к центру города, я заметил «языки» копоти. Но такой всеобщей разрухи, как в центре Твери, видно не было. «Здесь масштабы другие, – начал я вычислять. – Тут до „Сокола“ километров шесть, если не больше. А вся Тверь едва ли больше восьми в поперечнике. И застройка гораздо плотнее и массивнее, соответственно ударная волна тратит больше энергии на разрушение препятствий, а для теплового излучения затенённых мест больше…»

Внезапно ожил динамик громкой связи.

– Мужики, есть сигнал! – сообщил Слава, наш второй пилот.

– Какой сигнал? Откуда? – наперебой загалдели мы, забыв, что пилоты могут слышать только подключённого к СПУ [71]71
  Самолетное-переговорное устройство.


[Закрыть]Колмогорова. Ваня отреагировал мгновенно:

– Давай на громкую!

– Я двадцать пять восемьдесят один, – забормотал из динамика усталый бесцветный голос. – Нахожусь на территории части, имею больных, раненых, женщин, детей. Все, кто меня слышит, ответьте! – Я двадцать пять восемьдесят один, все, кто меня слышит, ответьте!

Все замерли, как будто боясь спугнуть неизвестного радиста.

Внезапно в динамике раздался другой голос – молодой, бодрый и взволнованный:

– Я борт «шестьдесят пять»! Я борт «шестьдесят пять». Говорит майор Рыжков. Военно-воздушные силы России. Как слышите меня, двадцать пять восемьдесят один?

– Слышу вас хорошо. Где вы, майор? – сквозь усталость пробилась надежда.

– Моё место – Москва. Иду над Ленинградским проспектом к центру Ваше местоположение?

– Мы на Левобережной улице. Рядом с конным комплексом на Дыбенко. Знаете, где это?

– Найдём! – уверенно ответил Рыжков, а я в этот момент жестами пытался показать Колмогорову, что знаю этот район. – Где вы, сколько вас?

– Мы в убежище на территории вэчэ-двадцать пять восемьсот один. Личного состава – двадцать семь. Гражданских шестьдесят два человека, из них тринадцать детей.

– Понял вас! Идём на помощь! Средства индивидуальной защиты есть?

– Есть! – Теперь в голосе радиста слышалась неприкрытая радость, даже ликование.

– Обозначьте себя по возможности цветным дымом или ракетами!

Долгая пауза.

Наконец динамик ответил:

– Ракет и дымов в наличии нет. Есть два красных фальшфейера.

– Пошлите кого-нибудь наружу, чтобы обозначить место.

– Понял вас, товарищ майор!!! Детей только заберите, а мы продержимся!

– Вас понял! Отбой! Связь при заходе!

Вертолёт начал делать левый вираж, следуя за ведущим.

– Ваня, какой фон за бортом? – тихо спросил я, но Колмогоров меня услышал.

– Четыреста сорок миллирентген в час.

Я открыл рот, собираясь задать ещё один вопрос…

– Мужики, это Рыжков, – снова раздался голос из динамика. – Что делать будем? Ваня, дай Заславского…

Старлей протянул мне гарнитуру.

– Я здесь, майор.

– Капитан, ты всё слышал. Твои предложения?

Решение уже созрело, и я ответил сразу же:

– Забираем детей, майор!

– С ними родители могут быть, а все не влезут.

– Тогда мы сойдём.

– Василий, ты хорошо понял? – зачем-то переспросил меня Рыжков.

– Так у них же убежище! Если они до сих пор там просидели и не загнулись – значит, надёжное. А вы за нами прилетите, как только сможете.

Я повернулся к Андрею.

– Я с тобой, командир!

– И я с вами, – откашлявшись, сказал Мирзоев.

– Майор, со мной ещё двое готовы сойти…

Приложения

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Государственный Комитет Обороны Постановление

Москва, Кремль.

О СТРОИТЕЛЬСТВЕ КОМАНДНОГО ПУНКТА-УБЕЖИЩА

1. Построить у деревни Савинские Горки Новоторжского района Калининской области командный пункт-убежище с рабочей площадью 100 кв. метров (в 40 клм. северо-западнее г. Калинина по Ленинградскому шоссе).

2. Возложить строительство командного пункта-убежища на НКВД СССР со сроком окончания – 25 ноября 1942 года.

3. Народным комиссарам и начальникам главных управлений при СНК СССР выделить за счет резерва СНК СССР и отгрузить до 15.Х. с.г. НКВД СССР материалы, указанные в приложении № 1, из наличия близлежащих к пункту строительства заводов и баз.

4. Народному комиссару путей сообщения т. Хрулеву А. В. обеспечить внеочередную перевозку всех грузов для строительства в течение октября месяца, предоставляя порожняк по предъявлении грузов.

5. УСГ Красной Армии (т. Кормилицын) отпустить до 20 октября 1942 г. ГУАС НКВД СССР из запасов в Калинине 150 тн. автобензина, 20 тн. лигроина, 25 тн. керосина и 5 тн. компрессорного масла.

6. Разрешить Наркомторгу СССР (т. Любимову) для рабочих строительства выдачу 700 дополнительных вторых блюд ежесуточно и установить нормы питания по особому списку рабочих оборонной промышленности.

7. Метрострою (т. Самодерову) выделить в распоряжение НКВД СССР из своего состава 20 рабочих проходчиков.

8. Заводу № 383 НКАП (т. Каневуский) в двухдекадный срок изготовить 5000 м ²отделочных стройдеталей по спецификации ГУАС НКВД СССР.

9. Финансирование строительства командного пункта-убежища производить в порядке п. 13 постановления ГОКО от 22.XI.1941 г. № 945-сс за счет плана капитального строительства НКВД СССР на IV квартал.

10. Наркомсвязи (т. Пересыпкину) произвести монтаж связи на командном пункте, обеспечив прямую связь строительства с Москвой.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ И. СТАЛИН

Выписки посланы: т.т. Молотову, Берия, Жукову, Сабурову, Чадаеву – все; наркомам – соответственно.

Сов. секретно

ПРИЛОЖЕНИЕ К ПОСТАНОВЛЕНИЮ ГОКО № 237 °CС ОТ 4.Х. 1942 Г.

ПЕРЕЧЕНЬ потребных материалов и оборудования для строительства одного командного пункта-убежища НКВД СССР

Верно: Хряпкина

Основание: РГАСПИ, фонд 644, опись 1, д. 61, лл. 2–4.