Текст книги "Застава, к бою! (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 24

Тишина повисла в Тарановской квартире. Неприятный сквозняк задувал сквозь разбитое пулей стекло. Беспокоил цветастые желтые шторки. Задирал их, заставляя вздуваться пузырем.

– Оттуда, откуда и все, – нарушил я тишину.

Таран засопел.

– Врешь ты, Саша. Врешь и точка. Таких, как ты, я не раз ни видал.

Таран уставился в потолок. Моргнул.

– Я и раньше задумывался о том, почему у тебя все так гладко выходит. Думал сначала, что ты безрассудно храбрый. Ну и везучий заодно. Думал, что просто так складываются обстоятельства, что ты остаешься живой. А потом я стал замечать в твоих действиях закономерности. Потом стал с тобой разговаривать. Теперь вот вижу, что все то, чего ты добился, Саша, это никакие не случайности. Не везение и отчаянная удаль молодого безрассудного бойца…

Таран снова глянул на меня и проговорил:

– А холодный расчет и тактика, Саша.

Я поджал губы. Глянул на черно-белую фотографию молодой жены Тарана Иры, висевшую на стене над кроватью. Это была скромная, милая девушка с круглым лицом и аккуратным каре темных волос.

На первый взгляд казалось, что лицо ее было очень серьезным: пристальный взгляд, по-деловому сжатые тонкие губы.

Да только, если присмотреться повнимательнее, можно было рассмотреть, как эта женщина улыбается с фотографии. Улыбается одними только глазами.

Таран проследил за моим взглядом. Глянул на фотографию своей жены.

– Скоро вы увидитесь, – сказал ему я.

– Надеюсь, что увидимся, – вздохнул начальник заставы и снова покривился от боли.

– Я в этом уверен.

– Спасибо, – едва заметно улыбнулся Таран.

Однако улыбка это была не такая, какую обычно показывал всем начальник заставы. Не сдержанно-деловая и строгая улыбка, а искренняя. Улыбка человека, услышавшего правильные слова.

– Знаешь, Саша, – продолжил Таран, – в погранвойска принято набирать простых, самых обычных ребят. Ребят из деревень, маленьких городков, аулов, кишлаков. Считается, что не испорченные они всеми этими «современными» веяниями. Нету у них в головах всяких рок-н-роллов, джинсов и прочих глупостей. Но знаешь что? Ты, вроде бы и кажешься простым парнем из деревни…

– Станицы, – поправил его я беззлобно.

– Станицы, – улыбнулся Таран, – да проблема в том, что только кажешься. А вот кто ты на самом деле, мне бы это хотелось узнать.

Я вздохнул. Повременив несколько мгновений, чтобы подобрать слова, наконец, ответил начальнику заставы:

– Я тот, кем и кажусь, Толя. Я пограничник.

Таран ответил не сразу. Четверть минутки он просто лежал, прикрыв глаза.

Я заметил, что новое красное пятнышко крови проступило сквозь марлю, которой была перемотана грудь начальника заставы. Видимо, кровотечение не унималось.

– Хороший ответ, Саша, – сказал он, наконец.

– У тебя кровотечение. Пойду позову Черепанова. Разрешите идти?

– Разрешаю, – сипловато произнес Анатолий Таран. – Иди, Саша.

* * *

Саид Абади оторвал глаза от окуляров бинокля. Обратился к своему сопровождающему на урду:

– Бой окончен.

– Это я вижу, – сказал Хайдер, пригибая голову.

Небольшая разведывательно-диверсионная группа наблюдала за ходом боя почти с самого его начала.

Они незаметно подошли к одному из двух холмов, что развернулись над кишлаком «Комар» и засели на втором, нетронутым танком шурави, который когда-то выбивал из этих мест душманского снайпера и сделал на вершине первого холма широкую воронку.

Их было шестеро.

Абади и его нового знакомца по имени Хайдер – кадрового офицера Пакистанской армии, сопровождали люди, которые не вызывали у самого Саида никакой симпатии. Тем не менее агент понимал, что в сложившихся обстоятельствах эти афганские боевики в черной форме будут лучшим подспорьем в его деле.

С этими мыслями Саид обернулся и посмотрел на четверых духов, засевших немного ниже по холму и наблюдавших за подходами.

– Я говорил, что лучше взять моих людей, – сказал Хайдер, – крепкий и высокий мужчина с короткими черными волосами и густой щетиной на скуластом треугольном лице.

Одетый на афганский манер, офицер обернул вокруг шеи арафатку, словно шарф.

– Вы сами понимаете, капитан, – начал Саид, – что будет, если мы попадемся. Зачем давать Советам лишний повод уличить Пакистан в военном присутствии в Афганистане?

– Вы так не уверены в моих людях, специальный агент? – Недовольным, хрипловатым голосом, спросил Хайдер.

– Я всего лишь считаю, что нам не стоит недооценивать врага, капитан.

– И потому, гораздо лучше понадеялся на этих кровавых головорезов? – он кивнул назад, – их командир – тот еще клоун. Он не согласился снять свою черную чалму даже в целях маскировки.

– Они гордятся своей формой, – пожал плечами Саид. Потом сузил глаза и глянул на Хайдера, – а нас с вами слишком мало, чтобы их переубедить.

Капитан Хайдер Макхал не ответил Абади. Только поджал губы. Потом подлез немного выше, уставился на Пяндж. Саид снова припал к биноклю.

– Кого нам нужно найти? – Спросил Хайдер, – вы мне так и не сказали. Речь идет об отпрысках Захид-Хана Юсуфзы?

– Речь идет, – не отвлекаясь от наблюдения, начал Саид, – хоть о ком-то, кто может знать, куда делся советский шпион, схваченный Юсуфзой.

Хайдер вздохнул.

– Я сожалею, что вам так и не удалось выторговать его у Юсуфзы, но и обращаться к этим… – Он снова кивнул назад, – не лучшая идея. Я убежден, что они совершенно не подходят для такой деликатной задачи. Их готовили для другого.

– Не единого пакистанского военнослужащего вблизи советской границы, – напомнил Саид, – за исключением вас, конечно.

– Если я здесь, – начал он, – значит, командование сознает их ненадежность в подобном деле. Слишком эти «черные» своенравны. Слишком уверены в своей исключительности.

Саид опустил бинокль. Обернулся.

Когда увидел, что двое боевиков в черном встали и принялись спускаться вниз по холму, то нахмурился.

– О чем я и говорю, – проследив за взглядом Саида, сказал Хайдер, – Куда они выдвинулись? Даже не соизволили узнать нашего мнения.

Еще один, крепкий, широкогрудый мужчина с очень большой и черной бородой, который сидел среди боевиков, вдруг поднялся и направился вверх по склону, туда, где находились Абади и Макхал.

– Похоже, у вас будет возможность высказать свои претензии их командиру лично, капитан, – язвительно заметил Абади.

– Я единственный гарант того, что с вас не снимут шкуру заживо, если вы скажете что-то такое, что им не понравится, – парировал Хайдер Макхал, – потому, я бы не советовал вам отпускать колкости.

– Не стоит меня пугать, – Угрожающие понизил голов Абади, – вы не хуже меня знаете, что никто не тронет агента ISI.

– Тогда зачем здесь я? – С ухмылкой напомнил Хайдер.

Саид не успел ему ответить. Все потому, что чернобородый приблизился и опустился рядом с ними на колено. Заговорил на пушту низким и хрипловатым голосом, подходившим больше медведю, чем кому-то из людей:

– На три часа мы заметили человека. Движится от Пянджа к кишлаку Комар. Скорее всего, это один из маджехеддин Юсуфзы.

Командиром боевиков был высокий и достаточно крупный мужчина по имени Батур Нафтали.

Одетый в черную длиннополую рубаху, черные шаровары и черный же тюрбан, весь обвешенный оружием советского производства, он выглядел весьма внушительно.

Косматая борода зарастала ему лицо чуть не по самые глаза, оттого Нафтали, облаченный в свою черную форму, напоминал какое-то волосатое чудовище из страшных сказок.

– Вы послали людей, чтобы его взять? – Спросил Саид.

– Ну тебе же нужен хоть кто-то живой из этих бандитских слабаков? – Нафтали показал в улыбке зубы.

На фоне его очень черной бороды они показались Абади неестественно белыми и большими.

– Сначала вы отказываетесь переодеваться, – недовольно начал Хайдер перейдя на пушту и убрав с подбородка арафатку, – а теперь самовольно, без нашего одобрения, отправляете людей, чтобы задержать того, кто, быть может, и не стоит того, чтобы рисковать раскрыть наши позиции.

Командир боевиков ухмыльнулся. Глаза его при этом опасно блеснули. Он уставился на Хайдера, словно коршун на голубя.

– Мы гордимся своим именем, цветом формы и своей целью, – сказал мрачно бородатый Нафтали, – шурави боятся нас. И мы, по-вашему, должны от них прятаться? Кроме того, я хочу напомнить тебе, Хайдер, что я командир подразделения. Если тебя что-то не устаивает, можем поговорить об этом…

Нафтали заложил большой палец за армейский ремень, оттянутый длинным, изогнутым ножом.

– … как только доберемся до лагеря…

Хайдер посмотрел на Нафтали волком. Когда было уже хотел что-то ответить, почувствовал, как Абади легонько тянет его за одежду. Обернулся к агенту. Тот едва заметно отрицательно покачал головой.

– Правильно. Послушай Саида, капитан, – разулыбался Нафтали, и Хайдер снова обратил к нему свой взгляд, – не стоит мне указывать. Только в наших силах найти этого русского разведчика, который так вам нужен. И мы это сделаем.

Хайдер не стал заглядывать в глаза задиристому командиру боевиков. Вместо этого припал к своему биноклю.

– Жалкие слабаки… – самонадеянно проговорил Нафтали.

Саид оторвался от окуляров, глянул на командира боевиков, уставившегося на заставу, виднеющуюся вдали, за рекой.

– Не смогли одолеть этих детей в зеленых фуражках, – хмыкнул Нафтали.

– Банда Юсуфзы была одним из крупнейших бандформирований во всем Бадахшане, – сказал Саид, – Их было втрое больше, чем бойцов на заставе. И все равно, они не смогли ничего противопоставить пограничникам. Я бы не стал недооценивать шурави.

– Эти шурави – лишь дети, – отмахнулся Нафтали, – сборище перепуганных мальчишек, которых безбожники загнали под ружье. Если Юсуфза боялся их, то он просто ничтожество, у которого нет права вести джихад. Будь там мои люди, уже к рассвету головы всех этих шурави лежали бы у ступеней их собственного Шамабада.

Надменный Нафтали действовал Саиду на нервы. Тем не менее, агент промолчал. Когда услышал ниже по холму звуки какого-то копошения, обернулся.

Двое боевиков в черном приволокли моджахеда, бросили его себе под ноги. Третий, оставшийся внизу, перекинулся с остальными двумя несколькими словами. Потом поспешил наверх по холму.

– Командир, – начал худощавый и узкоплечий боевик, когда приблизился. Он был в такой же черной форме и большой чалме, – мы поймали беглеца. Он говорит, его зовут Сатар. Он из банды Юсуфзы. Говорит, командовал отрядом из десяти моджахеддин. Сейчас спасается от смерти. Хочет уйти в горы.

– А где же его люди? – Ухмыльнулся Нафтали.

– Погибли, – ответил ему узкоплечий. – Сатар говорит, их убили пограничники шурави.

– Значит, они были слабаки, – ощерился командир боевиков в черном.

– Его нужно допросить, – сказал Саид, – может, он что-то знает о советском разведчике, которого захватил Юсуфза.

Саид попытался подняться на ноги, но Нафтали его остановил.

– Позволь мне с ним поговорить, – сказал он зловеще, – дорогой Абади. Уверяю тебя, у меня достаточно опыта в таких вопросах.

– Благодарю, но я бы хотел сам поговорить с этим человеком, – примирительным тоном ответил агент.

– У нас нет времени на долгие беседы, – Нафтали встал и достал из ножен свой нож, – я сделаю все так быстро, что он и сам не заметит, как развяжется его язык.

* * *

– Застава, стройся! – Крикнул Пуганьков, когда четыре БТР-70 подкатили к воротам заставы.

Пограничники, что суетились вокруг Шамабада, тут же побежали строиться в шеренгу.

Бронемашины медленно вращая грязными колесами, прокатились чуть-чуть вперед по дороге. Замерли.

Бойцы, что ехали на броне, стали спрыгивать по приказу своих командиров. Выгружаться из десантных люков под броней БТР. С командирской машины сошел суровый майор.

Тут же направился к Пуганькову.

– Смотри, кто к нам пожаловал, – сказал кисловато Стас Алейников, ставший рядом со мной, – они прямо вовремя.

Не ответив Алейникову, я посмотрел на майора.

Невысокий, но широкоплечий, он носил суровое лицо с крупным носом. Хотя майору нельзя было дать больше сорока лет, голова его была уже напрочь седая.

– Застава, равняйсь! Смирно! – Крикнул Пуганьков и отдал Майору честь, начал докладывать: – товарищ майор. Сегодня, примерно в два часа ночи, многочисленная группа афганских моджахедов пересекла Государственную Границу Союза Советских Социалистических республик, с целью нападения на четырнадцатую заставу погранвойск КГБ СССР «Шамабад». Личный состав заставы пресек попытку нападения. Враг был выдавлен нами на сопредельную территорию. Уничтожено более семидесяти боевиков. Шестеро задержаны.

С каждым словом Пуганькова лицо майора делалось все мрачнее и смурнее. Когда лейтенант закончил доклад и проговорил: «Заместитель начальника заставы по политической подготовке лейтенант Пуганьков», майор тоже отдал честь Пуганькову, а потом обратился к нам:

– Здравия желаю, товарищи бойцы!

– Санитар! Срочно санитара надо! – Кричал кто-то из приехавших на БТР погранцов за спиной у майора, – раненные у них!

– Здравия желаю, товарищ майор! – Ответили пограничники.

Майор вздохнул. Поджал губы, словно бы не зная, что ему еще сказать. Потом все же решился:

– Товарищи бойцы! – Он вдруг осекся, понизив голос, – Парни… Сегодня вы сделали невероятное: не только удержали заставу перед лицом превосходящих сил противника, но и выдавили их за Пяндж! Такой ваш поступок достоин восхищения!

Он снова замолчал, положил руку на грудь.

– Восхищения и уважения! А я… Я хочу принести всем вам извинения, парни. Извинения за то, что подкрепление к вам так долго двигалось! Понимаю, тут оправдываться уже нельзя, но все же скажу! Погодные условия, коварные ловушки врага – вот что помешало нам прибыть на помощь вовремя. И все ж вы свой долг выполнили! Не просто выполнили, но и перевыполнили! Честь вам за это и хвала! Вольно! Свободны, выполняйте свои обязанности!

Майор снова тяжело вздохнул, принялся о чем-то разговаривать с Пуганьковым. Потом вместе они торопливо пошли во двор заставы. Следом быстро побежали несколько санитаров, которые приехали на броне с подкреплением из отряда.

– М-д-а-а-а-а… – Протянул Алейников, поправляя фуражку, – поменьше б мне таких ночек на моем веку…

Только что закончив конвоировать пленных духов к одному из БТР мы вернулись во двор заставы, чтобы приступить к другой работе. Однако Алейников задержался под навесом, где обычно стояла Шишига. Достал сигарету.

Шамабад, конечно, потрепало. Тут и там на территории заставы зияли в земле воронки от мин. Здание самой заставы было испещрено пулями и осколками. Под ее стенами валялась размокшие от дождя куски штукатурки. Это еще не говоря о разрушенной конюшне и заборе.

Уверен, стоило присмотреться повнимательнее, как на глаза попадется еще многое, что предстояло нам исправить своими силами.

– Скоро дембель, – улыбнулся я Стасу, – уйдешь на гражданку.

– Дембель… Скажешь тоже…

– А что? Передумал? – Хитровато глянул я на Стаса. – Все же решил на сверхсрочную?

Алейников закурил, уселся на лавку, под навесом в чьем шифере зияли дыры после боя.

– Дурак я, наверное, – сказал он.

– Это почему ж?

Алейников хмыкнул.

– Нормальный человек, если такое, как сегодня было, переживет, – начал Стас, посерьезнев, – захочет бежать от всей этой войны куда подальше. Скрыться от нее скорее, чтобы пули над головой не свистели… Что б душманы убить не грозились. Домой… К мамке с папкой. Туда, где безопасно.

– А тебе что мешает?

Алейников вздохнул. Глянул на меня.

– Не знаю я, что мне делать дальше, Саша. В колхоз, что ли? Я ж в школе был ни туда ни сюда. Первый раздолбай на деревне… Мне батька всегда говорил, что ничего кроме как языком молоть, я и не умею…

Стас затянулся, выдохнул густой сигаретный дым. Глянул на меня.

– А, выходит, умею. Неплохо врага бить умею.

– Эт точно, – улыбнулся я. – Уж не раз мы с тобой попадали в переделки. Не подводил.

– Сам этому удивляюсь, – горьковато усмехнулся Алейников. – Каждый раз, когда в бой иду… И не страшно выходит. А как после… то аж поджилки трясутся. Вроде бы и страшно, что убить могли… А вроде бы и радостно, что не убили. Эх…

Я обернулся, услышав какое-то копошение и голоса за спиной. Увидел, как через двор, поднырнув Тарану под руки, бойцы ведут раненного старшего лейтенанта куда-то к воротам.

– Его что, повезут в отряд? – Удивился Алейников. – Он жеж не доедет. Сколько они к нам сюда ехали? Я аж со счету времени сбился!

Вопросы наши развеяли далекие хлопки, эхом разносящиеся по небу. Это вертолет МИ-8 спешил к Шамабаду, чтобы забрать раненного начзаставы.

– На вертолете полетит, – сказал я.

Алейников поджал губы.

– Не поеду я никуда, – сказал он вдруг.

Я вопросительно глянул на Стаса.

– Не поеду. Останусь на сверхсрочную. Мало ли я, что ли, пота, крови за Шамабад пролил? И просто так уходить? – Он погрустнел, – после сегодняшней ночи, сильней мне стало казаться, что я ни для какого дела, кроме военного не гожусь. Что тут мое место.

– Поживешь – увидишь, – улыбнулся я.

– Главное, что б тут не помереть, – серьезно проговорил Стас и вдруг повеселел. – Ну ничего! Я – везучий черт!

– Селихов! – Окликнули меня со спины.

Я обернулся.

К нам шел седой майор, приехавший из отряда.

– Младший сержант Селихов!

Алейников тут же вытянулся по струнке.

– Я! – Отозвался я, встав «смирно».

Глава 25

Майор, вопреки моим ожиданиям, не стал подзывать меня к себе. Вместо этого он приблизился сам.

Оказался он ниже меня на полголовы. Хоть и невысокий, он тем не менее мог похвастаться широким торсом и крепкими руками, что говорило об отличной физической форме.

Его лицо его, хотя в нем и угадывался возраст, казалось очень гладким. Не единой морщинки. Только едва заметные шрамы на лбу от, должно быть, перенесенной в детстве оспы, говорили о том, что это все же живое лицо, а не безэмоциональная маска.

Майор снял фуражку и обнажил седые короткостриженые волосы.

– Значит, ты у нас Саша Селихов, – начал он холодновато, – слышал о тебе. Слышал о твоих заслугах. Еще даже первого года службы не минуло, а уже младший сержант.

С этими словами он очень оценивающе уставился на меня. Взгляд его маленьких, глубоко посаженных глаз был внимательным и я бы даже сказал, требовательным. Во взгляде этом сложно было распознать какие-либо эмоции, которые я, как правило, легко считывал и анализировал, если речь шла о любом другом человеке.

– Да только представлял тебя себе немного по-другому, – продолжил он. – Почему-то думал, что ты будешь смотреться постарше. Покрупнее, что ли.

– Уже не в первый раз такое слышу, – сказал я ровным тоном, – товарищ майор.

Майор поджал очень тонкие и почему-то бледные губы. А потом, внезапно, протянул мне свою широкую ладонь.

– Пуганьков доложил мне, – сказал он, – сказал, что ты ему помог с руководством обороной в его первом бою. Что не дал духам прорвать защиту заставы. Взял на себя командование отделением, когда командира контузило. Признаться, я восхищен этим, Саша.

Майор усмехнулся, когда я пожал ему руку. Продолжил:

– Ни раз не видел, что б боец первого года службы работал вот прям так. Как профессионал. Это ж откуда ты такой взялся? На моем веку, как не молодой солдат, так обязательно набедокурит.

– Нам бедокурить нельзя, – ухмыльнулся я в ответ, – мы тут Границу защищаем.

– Эх… взять бы такое твое понимание, да переложить в головы другим солдатикам… И все ж, как ты это так умудрился?

– Немножко удачи и смелости, товарищ майор.

– М-да-а-а-а-а… – Протянул он, – Тут не немножко, я б сказал. Ну да ладно. Я человек простой. После армии работал мотористом. Вот и думаю, что если уж работает, то нечего в рабочую схему нос пихать. И раз у тебя все так ладно получается, то делай, как получается. Одно мне жаль – что у нас не все такие Селиховы. Я б даже сказал, очень уж их «Селиховых» мало.

– В одиночку я Шамабад бы не отбил, – возразил я, – мы все сегодня сработали в едином кулаке. Оттого и удержались.

– Скромничаешь? – Ухмыльнулся майор.

– И не думаю, – сказал я. – Вот, скажем, рядовой Алейников…

Я кивнул на Стаса.

– Он в бою лично уничтожил не меньше семи душманов. Это только тех, что видел я. А сколько там по-настоящему было, я и не считал.

Я хитровато глянул на Алейникова, которого, казалось, майор поначалу и не заметил. Тем не менее сейчас майор тоже заинтересованно глянул и на него. Смерил смутившегося Стаса взглядом.

– Алейников, говоришь?

– Так точно, товарищ майор, – зачем-то ответил ему немного удивленный Стас.

– Молодец, Алейников, – кивнул белоголовый.

– У нас сегодня на Шамабаде много отличившихся, – продолжил я, – парни выдержали немало. Рукопашную выдержали. Что тут еще говорить?

– Знаешь, Селихов, – вздохнул майор, – вот слушаю я тебя, и мне с каждым словом за себя все стыднее становится. Стыднее, что мы вовремя не поспели. Шли быстро, как могли, но вязли постоянно. Дороги в ущелье размыло. Распутица. Продвигались, как черепахи. Хотя и делали что могли. Спешили.

– Ну, летать БТРы пока что не научились, – улыбнулся я.

– И то верно, – майор вздохнул. Потом усмехнулся, показав золотую коронку на зубах – Да и какие полеты? Ночь, дождь. Погода не летная. В общем, ладно. Я чего хотел тебе сказать…

Майор прочистил горло.

– Звать меня Гринем Андреем Санычем. Будем, кстати, знакомы.

– Будем, товарищ майор. Меня Сашей.

Он не ответил, но кивнул. Потом продолжил свою мысль:

– В общем, чего я хотел-то? У нас в мангруппе служба суровая. Сложная. Нам нужны парни типа тебя, крепкие и умелые. О тебе я давно слыхал. Начотряда тебя даже упоминал. Отмечал отдельно, как умелого, несмотря на возраст, бойца. На так вот. Не хочешь ко мне пойти? Я тебя в моей мангруппе с радостью приму, стоит только тебе рапорт подать. Получишь звание сержанта и отделение стрелков под свое руководство. Опыт в таком деле у тебя уже имеется. Да и в принципе ты себя проявил отлично. А у лейтенанта первой заставы Моржина как раз сейчас проблемы с младшим командирским составом. Некомплект. Нам бы такой боец, как ты, очень пригодился.

Предложение майора не сказать, что застало меня врасплох, скорее несколько удивило. По обескураженному взгляду Алейникова, я понял, что удивило оно не только меня.

Ну что тут можно сказать? Афганская война только набирала свои обороты. В ближайшие несколько лет на долю Советской армии выпадет немало тяжелых испытаний.

И если говорить о пограничниках, именно мотоманевренные и десантно-штурмовые группы станут вытягивать на своих плечах большую часть бремени, что наложит на ПВ КГБ СССР эта война.

Именно они в скором времени пойдут «За речку» и бок о бок со сводными отрядами, а потом и, потеснив их, станут выполнять нелегкую задачу по охране Государственной Границы. Станут охранять ее уже не на рубежах нашей Родины, но на чужой, вражеской земле.

Считал ли я, что могу принести немало пользы в мангруппе? Определенно да. Считал. Но… Имею ли я право оставить мою заставу сейчас? В такой сложный для моих товарищей период, когда только прошлой ночью отгремели над Шамабадом последние выстрелы? Нет. Так я не мог. Слишком рано.

Как любила повторять нам с Сашкой мама: «Любишь кататься, люби и саночки возить». Это, можно сказать, была главная ее поговорка, которую использовала она и к месту, и не к месту. Вот и сейчас, на саночках я покатался. Предотвратил печальный конец Шамабада то есть. Теперь пришло время и повозить саночки. Помочь парням возобновить штатную работу заставы. А дел тут будет о-го-го.

Это еще не говоря о том, что у нас с Шариповым была договоренность. Когда-нибудь особист придет и попросит у нас какой-то помощи. И что тогда? Таран останется расхлебывать все один? Нет. Мои принципы бы не позволили мне бросить товарищей в такой сложной ситуации.

– Ну? – Хмыкнул майор Гринь и уставился мне прямо в глаза. – Чего ты молчишь, Саша? Чего задумался?

* * *

Рюмшин, матерясь изо всех сил, хлопнул крышкой капота УАЗика. Пробираясь по перепаханным колхозными самосвалами и гужевыми повозками раскисшей дороге, прошел к обочине.

Шарипов, стоявший там вместе с Аминой и афганцем Фазиром, вздохнул. Уставился на заглохшую машину. Потом на дорогу, которая под дождями превратилась в жуткое грязевое месиво с глубокими колеями, заполненными водой.

– Какой черт нам эту рухлядь подставил? – Пробурчал Рюмшин и добавил матом.

Заметив, что Амина смутилась, Шарипов недовольно бросил:

– Не выражайся при ребенке.

– Да ситуация такая, что без выражений ну никак не обойтись! – Развел Рюмшин руками, – что, не могли нормальную машину дать⁈ Приписали какую-то рухлядь страшную!

– Машина пограничная, заставская, – спокойно сказал Шарипов, – служила долго на Границе. Видать, дергали ее на холодную. Вот двигатель и застучал.

– Застучал… – Рюмшин недовольно сплюнул. – Тоже мне… Так. Ладно. Сколько там до ближайшего кишлака?

– Километра четыре, – прикинул Шарипов, – пойдем пешими. Оттуда позвоним в отряд. Нас заберут.

– Всю ночь по этой грязюке пробирались! У меня все брюки мокрые насквозь! – Не унимался Рюмшин.

Особист показал Шарипову свои сапоги и брюки, покрытые коркой сырой грязи.

Дорога с Границы далась им тяжело. Ливень, ночь. Видимость отвратительная.

Не раз и не два они топли в этой грязи, и почти намертво застревали на дороге. Не раз и не два Рюмшин или Шарипов, поочередно с ним, становились за карму УАЗика вместе с афганцем Фазиром, чтобы попытаться вытолкать машину и отправиться дальше. И выталкивали. Выталкивали, пока многострадальный УАЗик просто не стукнул движком и не умер с концами.

– Не умеешь ты быть оптимистом, товарищ Рюмшин, – сказал Шарипов кисловато. – Дождь, вон, закончился. Хотя бы сверху не намочит.

– Мне уже, везде где надо все намочило! – Рюмшин бесстыдно указал себе на промежность.

Молчаливая Амина спрятала свой смущенный взгляд.

– Ну я ж просил тебя не выражаться, – насупился Шарипов. – Не все так плохо.

– Ай… – Рюмшин отмахнулся, – тоже мне, оптимист нашелся.

– В конце концов, всех своих целей мы добились, – сказал Шарипов, – девушку вытащили. Информатора тоже. Дойдем теперь спокойненько до кишлака. Там почта есть. Позвонить сможем.

– Вот у меня настрой совершенно небоевой, Хаким, – кисло пробурчал особист, – а, напротив, очень даже раздражительный. Грязь эта… Машине каюк, да еще и на гранате чуть было ночью не подорвался!

– Ну не подорвался же, – ухмыльнувшись, глянул на Рюмшина Шарипов. – Селихов тебя вытащил.

– Да еще и Селихов вытащил! Мальчишка какой-то! Я чуть в штаны не навалил от страха, а Селихов, как каменный был! Даже не вспотел!

Только на этот раз Рюмшин вдруг осекся, глянув на девушку, и кисло сказал:

– Пардоньте.

– Ну ладно, – Шарипов вздохнул. – Кончаем лясы точить. Нужно в путь.

Шли они молча.

Около получаса просто топали по сырой бровке у дороги, прислушиваясь к тому, как шелестит под ногами влажная трава.

Шарипов все это время думал. Думал он о Селихове.

«Может, не так и не прав был Сорокин? – Вертелось у него в голове, – может, действительно Селихов этот не так прост?»

Почти все мысли Хакима были направлены именно в эту сторону. В голове его постоянно всплывали одни и те же вопросы: а действительно ли заслуги Селихова были плодом исключительно его безрассудной храбрости и таланта к воинскому делу?

Ведь в настоящем деле Шарипов его ни разу не видел. За исключением, конечно, того случая, когда, еще осенью, сцепился он с Селиховым в лесу, что лежал вблизи Границы. Ну, когда пограничники приняли Шарипова за душмана.

Там Александр проявил себя решительным, смелым бойцом. Но просто бойцом. А вот сегодня ночью… Сегодня ночью Шарипов лично видел, как простой солдат-первогодка, простой младший сержант Селихов, показал необычные для обыкновенного пограничника знания.

«Откуда он знал о том, как работает мина-итальянка? – Думал Хаким, – далеко не каждый офицер, что в Афгане служит, сталкивался с такими хитрыми приблудами. А Селихов про них определенно знал. Знал, как себя вести с такими минами, знал, как они работают. Но откуда?»

Сомнения съедали Шарипова. Он не мог смириться с такой странной тайной. А Шарипов очень не любил тайны, к разгадке которых не видел зацепок.

Он натерпелся нервов еще с этим пресловутым последним схроном оружия, который все же отыскали с горем пополам, а вот еще одна… Новая тайна.

«А что от него ждать, от этого Селихова?» – Думалось особисту.

По долгу службы любая неизвестность казалась Шарипову опасной. Все, что ты не можешь понять, не можешь и контролировать. А что еще хуже, не знаешь, что от этой неизвестности ждать.

Так что же ждать от Селихова? Может ли этот молодой парень, почти юноша, таить за собой какую-то опасность?

Мысль эта не давала Шарипову покоя. Она просто свербела у него в мозгу, словно туда загнали неприятную занозу.

Масла в огонь подевало и то обстоятельство, что Шарипов не мог понять и характер этой угрозы. Если она, конечно, была.

«Нет, на авось нельзя полагаться в таких делах, – подумал Шарипов, – Теперь я вижу, что случайностей в деле с Селиховым быть не может. Тут что-то таится. Но что? Кто такой этот парень?».

Но Хаким понимал, что с плеча рубить тоже нельзя. Что к Селихову нужно подступиться как-то грамотно. Спокойно. Так, чтобы он ничего не понял и не затаился.

Тогда особист решил действовать, но пока что в частном порядке. И если ему удастся раскопать что-то более весомое, нежели его собственное странное предчувствие, то тогда уже взяться за Александра Селихова как надо.

С этими мыслями Хаким вмиг отбросил любые личные симпатии. Шарипов уже давно питал к Селихову покровительственную симпатию. Видя, как парень продвигается по службе, ловил себя на мысли, что рад за него. Ему импонировала живость и острота ума, которыми обладал этот простой с виду деревенский парень.

Шарипов привык радоваться мелочам. Он радовался даже тому, что окружающие его солдаты и офицеры просто не вредят. Вполне удовлетворялся хотя бы этим обстоятельством. В Селихове же он видел определенную надежду.

До сегодняшней ночи он был убежден – Селихов далеко пойдет. Принесет много пользы.

«А пользы ли?» – Сомневался теперь особист.

– Товарищ капитан?

Из раздумий Шарипова вырвал голос девочки Амины, что вдруг оказалась с ним рядом. Почти все это время она шла в середине их немного растянувшейся группы. Топала бог о бок с Фазиром, но, ускорив шаг, догнала особиста.

Не ответив ей, Шарипов только глянул на Амину. Глянул беззлобно, очень теплым и доброжелательным взглядом.

Девушка выглядела уставшей и немного напуганной. Но еще больше – обеспокоенной.

– Можно у вас кое-что спросить? – Проговорила она тихо.

– Можно.

– Я рассказывала вам о моем отце. Очень рада, что вы и без меня о нем знаете.

Шарипов молча покивал.

– Знаете… Я очень боюсь… – Девушка недоговорила. Осеклась.

– Что с ним что-нибудь случиться? – Предвосхитил ее вопрос Шарипов, – я читал о нем. Он тертый калач. Продержится.