Текст книги "Время не обманешь (СИ)"

Автор книги: Артем Курамшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

V. Марк

Даже не знаю, от чего проснулся – то ли от холода, то ли от воя сирены, а может быть, причиной был запах гари.

Все три раздражителя являются признаками аварийной ситуации, и мне вроде бы нужно встревожиться, но я спокоен.

Какое-то время просто лежал, прислушиваясь к ощущениям. Ноги и руки слегка закоченели, кожу покалывало, но даже приятно – как после бездны забвения почувствовать себя живым человеком.

Почему-то напоминает хмурое осеннее утро в начале учебного года, когда родители будили в школу. Вставать-то не хочется. Кажется, ещё чуть-чуть, минутка в постели – и можно будет выспаться. Но родители неумолимы, громко разговаривают над ухом, пытаясь вселить в меня бодрость, вынуждают подняться с кровати…

Или университетские годы: гулянки до самого утра, а с рассветом – всё тот же подъём, будильник, играющий противную, надоедливую мелодию. Эта мелодия потом будет сопровождать целый день, навевая тоску, сонливость и раздражение. В принципе, то же самое, что и в школе: то же хмурое утро, та же необходимость идти куда-то в холод, та же неуютность, только причина недосыпа другая – взрослая причина…

В глубине подсознания замаячили ещё кое-какие образы: дымка забытья, укутывающая в голубые мягкие объятия, склонившиеся надо мной лица врачей…

Но тут же отмёл: не стоит об этом вспоминать. Не нужно, не сейчас. Может быть, когда-нибудь потом. Зачем?

Вялость, бездействие, безучастное отношение к происходящему обусловлены физиологическими особенностями организма. Мозгами понимаю – что-то произошло. Возможно, серьёзная авария, может быть, находимся в опасности, и нужно что-то предпринять, но делать ничего не хочется. Инертность глубокого анабиоза, побочный эффект.

Скоро пройдёт. Отдаю себе отчёт в том, что через несколько минут приду в себя и начну действовать – решительно и обдуманно.

Обдуманно…

Несколько раз сжал и разжал ладони, подвигал стопами ног, размял конечности. Не дожидаясь, пока тело до конца оживёт, принялся рассуждать.

Гарь. Это явная авария. На исправном корабле гореть ничего не должно. А тут – запах палёного пластика. Это плохо. Да чего там плохо – это авария, очень плохо. Гореть, конечно, может всё что угодно: обшивка там, или проводка, может, и не такая значительная вещь, но всё равно тушить огонь нужно как можно скорее.

Сирена. Туда же. Возможно, пожарная сирена.

Для простоты будем считать, что так…

А почему не разбудили?

Собственно, самый главный вопрос. Я бы сказал – фундаментальный в создавшейся ситуации.

Ответ напрашивается достаточно очевидный. Либо все погибли, и некому меня будить. Либо всё не так уж плохо, ситуация совсем не критичная, и не сочли нужным поднимать меня из спячки.

Я – оптимист, поэтому будем придерживаться второго варианта.

Но всё же я проснулся. Почему?

Холод! Вот в чём дело! Я замёрз, а по идее такого быть не должно.

Перед пробуждением, в течение нескольких часов температура в капсуле постепенно повышается. И только когда достигнет положенной отметки в двадцать семь градусов по Цельсию, организм выводится из анабиоза. При этом событии должен присутствовать медик из команды корабля, который будет следить за состоянием проснувшегося.

А в моей капсуле сейчас, наверно, градусов пятнадцать, а может быть, и того ниже. Значит, температурный режим нарушен. Следовательно, имеет место сбой в системе контроля среды криокамер. Или в климатической системе корабля. Сирена, кстати, может возвещать о том же.

Рядом никого нет. Стало быть, разбудила меня аварийная система, обнаружила сбой и поспешила вывести из анабиоза.

Ну что ж, спасибо ей за это! Хоть она чётко отработала.

Неужели опять седьмой термоблок?

Мои мысли пошли по параллельному пути, так сказать, по профессиональной дорожке. Если навернулся седьмой термоблок, то нам с Гленном опять влетит. Меняли его после самого старта, и Гленн обещал, что до конца полёта проблем с температурой на борту не будет. И вот, пожалуйста – сбой.

Я обернулся по сторонам. В тусклом мерцании аварийной подсветки разглядел на стенке капсулы терминал. Как и любому члену экипажа, положена капсула с терминалом – на всякий случай. Чтоб при возникновении аварийной ситуации мог заглянуть в него и посмотреть – что там да как.

Протянул руку, взял планшет, положил его на согнутые в коленях ноги. Включив, загрузил программу диагностики звездолёта.

Как я понял, точнее – насколько хватило знаний, корабль в удовлетворительном состоянии. Небольшие неисправности во второстепенных системах. А вот седьмой термомодуль действительно вышел из строя.

Похоже, нас с Гленном ждут неприятности.

Кроме неприятностей, поломка означает, что сейчас проснутся остальные члены экипажа, а также пассажиры, что возвращает меня к необходимости покинуть капсулу и поспешить на помощь.

Я вылез из ложи, с осторожностью сделал несколько разминающих упражнений, после чего натянул верхнюю одежду. Очень важно после пробуждения не торопиться и не делать резких движений – мышцы, суставы и сухожилия ещё не вошли в положенный тонус, запросто можно получить растяжение или того хуже – вывих.

Сполоснув лицо, проследовал в коридор.

Я даже вскрикнул от удивления – настолько неожиданной оказалась открывшаяся взору сцена: у противоположной стены, спиной ко мне, на четвереньках стоял человек.

Озабоченно копошится и бормочет себе под нос. Голубое одеяние напомнило мне одноразовый хирургический халат, одетый второпях, неряшливо: в разные стороны торчат куски накрахмаленной ткани. Завершали композицию небольшие красные пятна на полу вокруг человека.

– Что случилось? – с замиранием в голосе спросил я.

Он обернулся. Ханди, один из оперативных дежурных, и из носа у него текла кровь.

– А, это ты… – Ханди старается выглядеть спокойным и, если так можно выразиться, будничным. – Привет, Марк!

– Что происходит-то? Можешь объяснить? – Я сделал несколько шагов и приблизился к нему.

Ханди подвинулся, демонстрируя дыру в стене. Дыра неровная, с ломаными краями, диаметром в полметра.

– Когда вышел в коридор, отсюда валил дым, – пояснил Ханди. – Пришлось выломать пластик, чтобы добраться до очага. Так-то, ничего страшного – просто воспламенилась проводка. Видимо, было замыкание, автомат вышибло. Хорошо, что рядом оказалась эта штука, – подняв руку, показал крошечный азотный огнетушитель. – Инцидент исчерпан. – Ханди нервно улыбнулся: – Как думаешь, тут может пролегать что-нибудь важное? Ну, там, магистральный кабель или что-то подобное.

– Вряд ли, – успокоил я. – В любом случае, заглядывал в программу диагностики, говорит, что с кораблём всё в порядке.

– Это радует.

– Ты молодец, что не растерялся! – похвалил я. – И что воспользовался огнетушителем.

– Рад стараться.

– Только вот, у тебя из носа течёт кровь.

– Ерунда! – Для убедительности Ханди махнул рукой, а потом приложил к носу салфетку. – Просто грохнулся, когда штормило.

– Штормило? – удивился я. – Как это?

– Звездолёт несколько раз сильно тряхнуло, отчего меня подбросило внутри капсулы. Видимо, ты ещё спал, если не помнишь.

– Метеориты? Пояс астероидов?

– Откуда ж я знаю? Я тоже только проснулся и даже ни в какие программы не заглядывал.

Меня охватило нехорошее предчувствие, словно предстоит узнать крайне неприятную новость. Если в «Артемиду» действительно угодило космическим булыжником, то она могла получить серьёзные внешние повреждения, которые, кстати, сложны к диагностике и не всегда отображаются в программе.

Я нашёл дверь с номером 11 и, нисколько не задумываясь о такой чепухе как тактичность, толкнул. Гленна внутри, конечно же, нет. Нашёл только раскиданные по полу вещи. Разумеется, он очнулся самым первым и уже занимается попавшим в беду звездолётом.

Я вернулся к Ханди. Тот поднялся с пола и занимается нашими коллегами и пассажирами. В данный момент Ханди шёл по коридору, громко и настойчиво стучал во все двери подряд.

– Как ты, Ханди? – спросил я. – Нет ли у тебя сотрясения мозга?

– Да ну ты брось! – отмахнулся он. – Какое там сотрясение? Чему там у меня сотрясаться? Нужно разбудить остальных.

– Да-да, это так. Вот что – ты оставайся тут и занимайся пассажирами, а я пойду в командный центр – наверняка Гленн уже там.

– Нет проблем, Марк! Конечно, иди, я справлюсь!

Я направился в сторону командного центра, но тут прямо перед носом одна из дверей отворилась и из-за неё показалась Кэрри.

– Что происходит? Почему так холодно? – тревожно спросила она.

Волосы растрёпаны, на щеке тонкая розовая полоска от подушки. Кэрри щурится от яркого света и часто моргает – явно нервничает.

Но даже в такой ситуации Кэрри прекрасна. Наивный взгляд испуганных глаз словно бы взывает о помощи. Да нет, не взывает, а призывает, вот только – к чему?

– Эээ… – протянул я в нерешительности. – Ничего страшного… просто небольшая поломка… Да и не поломка вовсе… а так – неисправность… – мямлил я, стараясь не глядеть на Кэрри в упор.

На её длинную, до колен, футболку. Длинную, но узкую. Длинную, но абсолютно белую и чуть ли не полупрозрачную.

На футболку, которая не скрывает линий её тела. Линий приятных, слегка округлых, стремительных, сумасшедших линий её упругого тела. Ведь под футболкой наверняка ничего из одежды нет. Воображение взбудоражено дорисовывает не видимые под футболкой детали.

– Вот как… – произнесла Кэрри и с облегчением вздохнула. – А я так испугалась! Марк, мне было так страшно! Как хорошо, что я тебя встретила – ты действуешь на меня успокаивающе.

– Не стоит переживать… – Наконец совладал с собой, но теперь чувствую как-то по-дурацки. Взрослый дылда, который не может связать двух слов, чтобы успокоить ребёнка.

Кэрри вздрогнула всем своим юным телом и сжала колени.

– Марк, я так замёрзла… – Зябко обхватила руками локти. – Мне нужно в туалет. Где он тут находится? Ты не проводишь меня?

– Эээ… – опять замялся я. – Вообще-то, я шёл в центр… Да, конечно, провожу! Вот сюда, прямо по коридору.

«Размазня! – мысленно упрекнул себя, пропуская Кэрри вперёд. – Возьми себя в руки!»

– Но потом мне нужно идти в командный центр, – сказал, любуясь её фигуркой. – Я должен найти Гленна. Срочно.

VI. Гленн

Габриэль непривычно многословен, суетится и делает ненужные движения.

Зная его не первый год, предположил, что это – следствие растерянности, желание показать, что у него всё под контролем, снять охватившее присутствующих напряжение. Честно говоря, получается не очень – наигранно, фальшиво. Видимо, Габриэля ситуация застала, что называется, врасплох, да и вообще – не до конца отошёл от анабиоза.

Матиас, в противовес Габриэлю, выглядит собраннее, по-деловому.

– Да, Габриэль, я всё понял, – сказал Матиас и развернулся, чтобы идти.

– Ага, если встретите по пути кого-нибудь из людей Гленна – живо их сюда! – крикнул Габриэль вдогонку.

– Да-да, я помню, – отозвался Матиас уже откуда-то издалека.

– Хорошо, – сказал Габриэль, больше самому себе. Вернулся в кабинет, но тут же спохватился, вышел обратно и скомандовал оставшейся дежурной смене: – Эльдар, я буду у себя. Если что – сразу докладывай!

– Да, шеф!

Габриэль вновь вернулся в свой кабинет. Тщательно задраил матовую стеклянную дверь.

– Ну, вроде бы как всё, – подвёл итог бурной деятельности. – Отослал Матиаса с Эдгарсом будить народ, Эльдар и Ли остались в командном центре – пока вдвоём. Сменю, как только подоспеют свежие силы, – доложился Габриэль. Командору, естественно, не мне же.

Кнопфлер кивнул. Несмотря на экстренность ситуации, командор как всегда элегантен и бодр: даже успел надеть выглаженную рубашку и причесать волосы.

– Господа, вернёмся к главному! – Габриэль сел за стол. – Что же произошло? Гленн, хотелось бы услышать твоё мнение. Особо интересует – где мы находимся? Как ты думаешь?

Я усмехнулся. Ну, Габриэль, вот даёт! Похоже, его талант перекладывать с больной головы на здоровую не имеет пределов к самосовершенствованию.

– Ты меня поражаешь, – без обиняков ответил я. – Прокладывать курс и определять собственное положение в пространстве – обязанность дежурных. Я-то тут при чём?

Габриэль посмотрел на меня исподлобья. Мне даже показалось, что во взгляде мелькнула обида, вполне такая искренняя.

Командор, впрочем, моей позиции тоже не понял.

– Гленн, перестань валять дурака! – довольно резко сказал он. – Габриэль спрашивает, почему не можем сориентироваться относительно маяка? Какие меры к этому принять?

Я внутренне ликовал. По меньшей мере, смог добиться конкретики, они отошли от хождений вокруг да около и поставили вопрос корректно. Эту маленькую победу имею право записать себе в актив.

– Не знаю, – хмуро ответил я. – Мне нужно время. Я вышел из анабиоза всего час назад и ещё не составил себе картину происходящего.

Я задумался на пару минут, во время которых Кнопфлер и Габриэль, давая возможность правильно всё взвесить, оценить известные факты, вполголоса разговаривали на отвлечённые темы. Не стали меня тормошить или торопить с уточнениями. Уважительно они отнеслись к этой паузе, с пониманием.

– Первое, – начал я, когда в голове сложилось что-то более или менее целостное, – чтобы понять, где мы и что там с Мнемозиной, нужно знать, что произошло. По этому поводу у меня нет ни малейших предположений.

На самом деле, ясности в этом вопросе нет ни у кого.

– Вероятно, что-то с фазами червоточины, – взял слово Габриэль. – Считается, что в очень редких случаях они могут друг на друга накладываться. – Он замялся и опустил взгляд. – А может быть, мы попали в тоннельную бурю…

По выражению лица видно, что боится выглядеть глупо, однако что-то же нужно сказать.

Ходит такое поверье в среде космических путешественников. Слышали, знаем.

Понятие подпространственной бури, или тоннельного шторма, введено с тем, чтобы объяснить ряд непонятных феноменов. Нет-нет, да случается чертовщина с проходящими сквозь тоннели кораблями: звездолёты бесследно исчезают, оказываются не в том месте, зачастую сопровождается это гибелью или помешательством экипажа и пассажиров.

Подобные случаи достаточно редки, задокументированы, как правило, не должным образом, посему обрастают слухами и со временем перевоплощаются в легенды, своеобразные страшилки космического эпоса.

Кроме того, за Мнемозиной давно закрепилась дурная слава. Космолётчики, которым довелось побывать тут, описывают червячную дыру крайне капризной – то не могут с ней синхронизироваться, то она совсем пропадает из поля зрения наблюдающего оборудования. За такое поведение Мнемозина в узких кругах именуется Бермудской червоточиной – по аналогии с древним земным артефактом.

Да и сама звёздная система, в которой находится Юлиания, обладает репутацией места непредсказуемого и странного.

– Давайте не будем ударяться в фольклор, – скептически возразил Кнопфлер. – Пока нет доказательств существования этих самых бурь, нет гипотез, объясняющих, что они собой представляют, я отказываюсь принимать такой ответ. Лучше ответьте мне: почему мы не можем поймать сигнал от Мнемозины? Что с маяком?

– Может быть, проблема не в маяке? – с издёвкой спросил Габриэль. – Может, что-то не так с контурами принимающей станции?

Он смотрел на меня с чувством собственного превосходства. Своими словами, надо полагать, отыгрывается за предыдущую реплику, с которой попал впросак. Ну, не может Габриэль без этого, нужно ему самоутвердиться за счёт других.

Как обычно в подобных ситуациях, призвал себя быть спокойным, хотя и чувствую, что на грани, что ещё одно слово – и начну играть по его же правилам.

А Габриэль всё не унимается:

– Помнится, в прошлый раз…

– Перестань паясничать! – взорвался я. – Часть оборудования находится за бортом. Принимающий контур мог быть повреждён, особенно если учесть, что одна из возможных причин аварии – попадание в «Артемиду» инородного тела. И хватит зубоскалить! Вот объясни мне, как я должен делать предположения относительно неисправности антенны, если мы даже не знаем, что произошло с кораблём?

– А я откуда должен это знать? – От напыщенности Габриэля не осталось и следа, кажется, я смог поставить его на место.

– Твои дежурные были в тот момент в командном центре? Что они говорят? Почему вы до сих пор не проанализировали траекторию полёта? А показания остальных приборов наблюдения? Может быть, в этом дело? Может, мы отклонились от курса и попали в другой тоннель? И сейчас находимся в другой звёздной системе, а?

Габриэль смутился и тихо произнёс:

– Дежурные работают над анализом последних часов полёта. Как только закончат, предоставлю отчёт.

– Ну, вы, оба! – небрежно кинул Кнопфлер. – Давайте без ругани! Что это такое? Развели тут ток-шоу! Или сейчас же заткнётесь, или я вас обоих разжалую: тебя – в дежурные, а тебя – в техники.

Мы как-то сразу успокоились. Кнопфлер умеет усмирить буйные головы, обуздать самых вспыльчивых. Как всегда, его голос подействовал отрезвляюще.

– Гленн, я так и не услышал от тебя чего-либо вразумительного, – продолжил Кнопфлер. – Что ты собираешься предпринять? Не будем же болтаться тут, как чёрт знает что. Ты у нас главный по железякам, тебе и карты в руки!

Как ни странно, словесная перепалка пошла мне на пользу. Привела в порядок мысли, придала мозгу необходимый тонус. Кроме того, предоставила время на формулирование кое-каких выводов.

– Знаете, ещё перед отлётом ознакомился с архивными записями, – сказал я. – Всегда так делаю: необходимо иметь представление о системе, куда собираешься, хотя бы – в общих чертах. Так вот, нашёл упоминания о том, что Мнемозина и раньше чудила, если так можно выразиться. То же относится к маяку, который её наблюдает. Скорее всего, дело в неполной совместимости стандартов принимающего и передающего оборудования. Также, сказываются особенности Мнемозины как класса червячных дыр… Короче, не вдаваясь в подробности: Мнемозина то доступна для наблюдения, то не доступна, и с этим приходится мириться.

– А как же остальные маяки? – спросил Габриэль.

– Габриэль, – я осуждающе покачал головой, – с твоей стороны непростительно. В этой системе только один маяк. Как ты можешь не знать об этом?

Говорил я спокойно, без поддёвок. Как коллега, заметивший недочёты в работе товарища и искренне желающий, чтобы он, коллега, эти недочёты как можно скорее исправил. Габриэль учтиво замолчал, схватил карандаш и пометил себе что-то в блокнотике – надо полагать, не забыть изучить особенности устройства данной звёздной системы.

Современная астронавигация построена на ориентации по космическим маякам, коих в системе, как правило, минимум три.

Один из них непременно находится рядом с червоточиной. Маяки следят за собственной диспозицией, учитывают траекторию и скорость своего движения, а также положение относительно звёзд и других космических объектов. Все эти сведения отсылают в окружающее пространство. Любой корабль, приняв сигнал от трёх маяков, безошибочно определит своё место в трёхмерном пространстве.

Таким образом, старый метод навигации, когда звездолёт ориентировался по собственным наблюдениям, постепенно отошёл в прошлое. Сканирование близлежащего пространства применяется лишь на коротких дистанциях, например, при маневрировании в непосредственной близости от планет и космических станций, для поиска астероидов. Дальнее же сканирование практикуется исключительно первопроходцами космоса, которые оказываются в системах, ещё не оснащённых маяками.

Современному путешественнику и в голову не придёт, что где-то есть обжитая система, в которой не найдётся хотя бы парочки маяков.

Но как известно, любое правило подразумевает существование исключений. И таким исключением стала система, в которой находится Юлиания. «Одарённый» установил лишь один маяк, а после этого ни у кого руки не дошли снабдить захолустную и малоперспективную систему дополнительными средствами ориентации.

– Поэтому предлагаю самим найти Юлианию, – продолжил я. – Мне не составит труда рассчитать примерные координаты, после чего просканируем нужный квадрат и выйдем на связь с находящимися на планете терраформирологами. Они помогут проложить курс до пункта назначения, а уж там, на месте, попробуем разобраться, что же произошло.

– Хм, – произнёс Кнопфлер с сомнением, – а разве это возможно? Насколько помню, наше оборудование не рассчитано на прочёсывание столь больших пространств.

– Ты прав. Но если систему дополнить более мощным узлом наблюдения, то сканировать можно хоть всю Галактику.

– Вот как? А он у нас есть – этот самый узел?

– Есть. Как только закончим совещание, примусь за монтажные работы. Думаю, на всё про всё уйдёт часов пять. Ну, может быть, семь.

– Отлично! – засиял Кнопфлер. – Нет смысла ждать: объявляю совещание оконченным, приступай к работе!

– Гленн! – Габриэль дружески хлопнул меня по плечу. – Я верил в тебя! Я знал, что ты нас всех спасёшь!

– Да, ладно, чего уж там… – засмущался я и, кажется, даже покраснел. – Ты преувеличиваешь.

Ну что за чёрт? Как мало нужно – достаточно лишь похвалить, как становлюсь услужливым, покладистым и энергичным.

Кнопфлер поднялся из-за стола, прошёл к выходу и открыл дверь. В проёме возникла озабоченная физиономия Марка.

– Гленн, я… – начал Марк, но я тут же его оборвал:

– Ты как раз вовремя. Сходи-ка за инструментами – предстоит важная работа.